Текст книги "Лом (СИ)"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сергей Александрович Калашников
Лом

Рассказ

Куча была велика, как обычно. От забора и до проезда. Коммерсанты вывалили около десятка самосвалов металлолома, постаравшись, чтобы груды труб, гнутых профилей и перекрученных арматурин не навалились друг на друга, а растянулись по площадке не слишком толстым слоем.

Викторович окинул «это» привычным взглядом, для видимости пожевал губами, как бы прикидывая и подсчитывая, и назвал цену: «Полста зеленых».

Бритоголовый Сашок в пальто «с убитого» помедлил минутку, думая о своем, коммерческом, и поеживаясь от свежего ветерка, подгоняющего легкую поземку. Провел ладонью по замерзшей голове и изрек: «Только чтоб сегодня и с гарантией».

Цену Викторович, конечно, заломил. Однако, с учетом недавнего «наезда» от этого самого Сашка, когда тот пытался заставить Викторовича расплатиться за чужую невнимательность, нормально. В воспитательных целях и для компенсации морального ущерба.

Дальше нудная и кропотливая работа. Тяжелую гирю блока детектирования на почти двухметровой штанге запихиваешь поглубже в кучу металла, ждешь окончания замера, соображаешь, не много ли вышло, не стоит ли перемерить. Потом передвигаешь блок на метр, снова ищешь, как бы его половчее запихнуть, да так, чтобы не повредить. Снова замер, снова оценка – потом новая точка и так раз за разом. Ни на секунду не ослабляя внимания.

После первой трети работы село питание. Сходил в сторожку к воротам, погрелся, заменил батарейки и снова за дело. Начинало смеркаться, пришлось включить подсветку. Но свежих батарей на эту кучу должно хватить даже и с подсветкой.

Вообще то эта груда не вызывала подозрений. С виду – обычный металл с заброшенной стройки. Откуда в нем взяться радиоактивному загрязнению. Но коммерсанты, нажегшиеся на возвратах с границы радиоактивного лома, стараются контролировать все подряд. Конечно, они правы. И эта правота дает Викторовичу заработок в эти неладные времена, когда институт платит мало и не часто. С хорошим прибором квалифицировано проверить металл на радиоактивное загрязнение может и человек без высшего образования. Если терпелив и внимателен. И хорошо понимает суть дела. Но об этом Викторович не будет рассказывать коммерсантам. Их проблемы – его заработок.

Дело близилось к концу. Стемнело. Пришлось засветить налобный фонарик, закрепленный вокруг головы резиновой лентой. И вот тут показания ДКСа стали немножко выше. Процентов на пять. При работе с обычными приборами на это можно было бы и не обращать внимания. Такая разница для них меньше, чем разброс показаний. Но его высокочувствительный блок такого разброса не имеет. Что-то есть.

Пришлось обмерять буквально каждую пядь. И вскоре удалось четко выделить трубу. Диаметр миллиметров сорок. И концы заплющены. «Светила» она не так чтобы очень, на поверхности всего удвоенное значение естественного фона. Это даже по официальным нормам на контроль лома проходит как «чисто». Но с границы могут и завернуть. Там у них то ли нормы другие, то ли люди живут не по бумажке, а по здравому смыслу.

В общем, трубу эту Викторович выволок к забору, примотал проволокой к столбу и пометил цветным мелком желтыми треугольниками. Прошелся для гарантии по конечному участку, выключил питание прибора и двинулся к сторожке. Сашков «Чероки» там уже стоял. И черная «Волга». Незнакомая. С водителем. Это хорошо, что Сашок приехал расплатиться. Значит ценит. А может еще человек с ним приехал, которому тоже нужны услуги свободного дозиметриста. Лишний полухухрик баксов не был бы лишним.

Сашок выглядел напряженным. Как-то косился он на незнакомого мужчину в толстом пуловере, что сидел себе тихонько в уголке. Когда отчет об обнаруженной трубе был выслушан и расчет произведен, Сашок покинул сторожку быстро и неприметно. Сторож тоже глянул на гостя и пошел на обход участка. Так что этого мужика Викторович сразу зауважал.

Мужчина терпеливо дождался, пока лыжный комбинезон, десантные ботинки и толстые вязаные носки будут упакованы в дорожный чемодан с колесиками. Пока вслед за ними последуют блок детектирования и пульт прибора, и раскрученная штанга, и варежки. Только когда Викторович оделся и приобрел обычный городской вид, мужчина заговорил.

– Аким Викторович, а я собственно к Вам. Алексей Андреевич Казаков, служба внешней разведки.

– Чем могу служить… внешней разведке?

– Надо найти источник проникающего излучения. Не в нашей стране. Собственно подробности я сообщу Вам в другом месте. Если Вы согласны.

Викторович не спешил с ответом. Как то боязно задавать вопросы после того, чего начитался в «Аквариуме». И отвечать категорическим отказом тоже боязно. Не такое это ведомство, чтобы так просто приходить и предлагать. И получать отказ.

Начал осторожно. И не оттуда, откуда хотелось бы.

– Бесплатно?

– Хухрик в сутки. Независимо от конечного результата. Все связанные с работой расходы оплачиваются отдельно.

Ничего не скажешь. И не спросишь. Плата немалая. Не рог изобилия, но он за месяц и четверти таких денег не получает. С другой стороны, если есть риск, то в общем то дела его на этом свете, почитай, не в том состоянии, чтобы сильно жалеть о прекращении дальнейшего пребывания под солнышком. Бывшая жена замужем за состоятельным мужчиной. Дочка замужем за славным парнем. Внук в садике. Без него обойдутся. Да и просто интересно стало.

– Согласен.

Квартира, куда Алексей Андреевич доставил Викторовича, была обставлена без претензии на уют. Все есть, но нет ощущения, что здесь живут. Как в гостиничном номере. Водитель на кухне быстренько наколдовал безразмерную яичницу и чай. После ужина на столе появилась карта, и пошел разговор по делу. Рассказывал хозяин.

– Местность населена редко. В этом районе четыре деревни. Последний год население в них неуклонно сокращается. Болеют люди и умирают. В основном – молодые мужчины и мальчики подростки. А женщины уходят в места, где могут найти заработок. Медицинское обслуживание в этих местах практически отсутствует. А и было бы – не помогло. Люди страдают от заболеваний кроветворных органов. По всем признакам – классическая лучевая болезнь. В этой стране ее не лечат.

Наш резидент случайно наткнулся на сведения о нескольких случаях обращения к медикам со сходными симптомами. Потом мы посылали туда компетентных врачей, и они однозначно предполагают последствия облучения. Местность прочесали с дозиметрами. Ничего не нашли, но половина дозиметристов облучилась. Хотя по показаниям их индивидуальных дозиметров – все в порядке.

В общем, задачка оказалась нетривиальной. Решили, что следует привлечь ученых. Справитесь?

– Не знаю, – Викторович разомлел в тепле после сытного ужина, и мозги его ворочались медленно, – Я ведь и не ученый в прямом смысле этого слова. Занимался аппаратурой, на которой, собственно, ученые работали. А сам исследований не проводил. Можно сказать – обслуживающий персонал.

– Тем не менее, нашли источник, которого кроме Вас ни один дозиметрист не нашел. Значит, понимаете, с чем имеете дело. Я за последнее время немало литературы по этой тематике проштудировал. Консультировался у многих авторитетных специалистов. Скажу убежденно, без специальной подготовки, знаний и опыта практической работы заниматься чем либо в этой области рискованно. Путаная она слишком.

Наши парни, например, взяли пробы грунта, воды, растительности. Их подвергли анализу. Ничего определенного. Повышенного содержания радионуклидов, такого, чтобы вызвать опасное облучение, нет ни в одной пробе. Правда, кое какие слабые следы повышенной радиоактивности нашлись. Но настолько слабые, что люди, делавшие анализ однозначно указывают на недостоверность выводов.

Собственно, кабинетные ученые считают, что по совокупности признаков в этом районе должна действовать ядерная установка с плохой биологической защитой. Правительство страны никакого внимания к этому району не проявляет. Ни дорог, ни линий связи, ни радиообмена. Забытый Богом участок тропических предгорий, покрытый джунглями. Очень похоже на тщательно замаскированный объект весьма подозрительного назначения. Вот его нам и надо отыскать.

Алексей Андреевич рассказал достаточно полно и ясно. Задавать вопросы Викторовичу не хотелось. Да и не возникли они пока. Занялся картой. Сразу бросились в глаза русские названия. Да еще какие! Высота «Огурец», роща «Отдельная»… Классические названия военных учебных карт. Ясно, что по координатной сетке он страну не определит. Морского берега или крупной реки тоже нет.

Местность сильно пересеченная. Перепады высот в десятки метров. В низинах ручьи и болотца. А вот по краю карты полоска реки. Похожа на судоходную. Но примыкающий к нужному участку берег заболочен. Однако впадающие туда ручьи могут послужить дорогой для лодки. Так что подъезд есть. При большом желании детали реактора туда завезти можно. Но в местах разгрузки должны остаться следы. Хотя, уж про это, конечно, и без него подумали. И, надо полагать, никаких следов не нашли.

Неделя ушла на чтение отчетов. Что касается анализа образцов, то для Викторовича эта область – темный лес. Он просто ознакомился с выводами и обнаружил, что особо «подозрительные» пробы были взяты с относительно ровного, частично заболоченного участка диаметром метров двести. И наибольший вред для здоровья получил человек, бравший пробы в этом районе. Правда, другие, тоже побывавшие в этом месте, или совсем не облучились, или получили не столь значительный ущерб. Учитывая непредставительность данных индивидуального дозконтроля, Викторович все-таки сопоставил показания индивидуальных дозиметров этих работников и, как и ожидал, получил корреляцию. Кто больше всего пострадал – получил наибольшую дозу. Но один миллизиверт любой человек за год получает и при нормальных условиях. Если он ее получил за месяц командировки – так те, кто с радиацией работает, такую дозу всерьез и не воспринимают. И вообще это на нижнем пределе показаний использовавшихся дозиметров.

Другое дело, что использовались дозиметры гамма-излучения, которые на нейтронное излучение не реагируют (вернее не должны реагировать), а облучиться разведчик мог именно нейтронами. Однако в списках приборов, которыми пользовались, нейтронные дозиметры тоже значились. И их показания в протоколах имелись. Сплошные нули. Хотя вот пометка, что «наблюдается подрагивание стрелки» в зоне менее нижнего предела диапазона измерения. Место, дата, время.

Перерыл все протоколы и нашел еще две таких же пометки. Тот же дозиметрист, тем же прибором, но в другом месте и в другое время. Если бы не скудость положительных данных для анализа, таким «откровением» следовало бы пренебречь. Однако, вот незадача, у нейтронного дозиметра в природных условиях стрелка шевелиться не должна. Ну не встречаются в природе свободные нейтроны.

Действительно, темное дело. Нетривиальное. Викторович принялся составлять список аппаратуры, которая понадобится ему для решения этой странной задачи.

Дорога до места назначения заняла чуть больше суток. Алексей Андреевич заехал за Викторовичем на машине. Улетали, похоже, из Чкаловска. Потом с неведомого армейского аэродрома на гидроплане. Самолет приводнился уже в сумерках вне видимости берега. Надувную лодку с мотором заполнили мешками и ящиками и пошли. Вдвоем. Андреич поглядывал на компас и на новомодный приборчик, размером с мобилку. Луны не было, а при свете звезд не много разглядишь. Часа через два хода скорость резко снизили и начали то и дело поворачивать, будто что-то огибали. Потом пошли быстрее, но тоже время от времени меняли направление. Исчез запах моря. Вместо него появились прелые запахи пресноводного водоема.

Снова снизили скорость, резко повернули и минут пять ползли черепашьим шагом, постоянно поворачивая то туда, то сюда. А потом лодка ткнулась носом в берег, и невидимые руки вытянули ее из воды. Викторовича взяли за локоток и повели. Судя по звукам и запахам – это был лес. Концы ветвей, касавшиеся лица, трава под ногами и упругая почва.

Вошли под крышу, закрыли проем плотной шторой и засветили масляный фонарь. Кроме вновь прибывших тут оказалось еще трое. Молодые парни в зеленых футболках и импровизированных шортах, сделанных из пятнистых штанов методом ампутации. Было душно, несмотря на ночное время, и Викторович посочувствовал самому себе, что придется ему париться с необрезанными штанинами. Хоть и джунгли здесь, но шокировать парней своими варикозными венами он не отважится. Да и больно, если зацепишь за что, а заживает долго.

Андреич представил присутствующих, и народ пошел на покой. Спальники были разложены на полу, только не теплые, а с верхом из сетки, натянутой на деревянные, из прутьев, дуги. Когда Викторович рассматривал одну из них, Василий, который ростом повыше, объяснил: «Штатные, из пластика, поломались. А в двух были стальные, так те стали ржаветь. Влажно здесь». А, в общем, народ неразговорчивый, сдержанный.

Распорядок, объявленный утром, был незамысловат. Один – дневалит. В смысле – завтрак, обед и ужин. И мытье посуды. И вообще все, что касается быта. Второй ходит по пятам за Викторовичем и делает все, что он скажет. Третий вроде как отдыхает. Через сутки меняются. Свою роль Андреич не продекларировал.

Лагерь весь размещался в общирном балагане из обтянутых разнокалиберными кусками брезента жердей. Места тут было много, метров тридцать, но не вполне квадратных. Форма балагана определялась стволами и ветвями деревьев, составлявших его основу и маскировку. За пределами этого пространства старались не наследить и выходили только по делу. Пищу готовили на спиртовке, воду брали из шланга, замаскированного где-то снаружи так, что вода поступала по нему самотеком. Канализационный сток тоже был организован прямо из балагана, из-за шторки в углу.

Прежде всего, вскрыли ящики с приборами. Три носимых на ремнях пульта и сменные блоки детектирования – датчики. Блоки были на все виды излучения, а на некоторые виды излучения и не по одному. Пока вставляли свежие батареи, Марат, помогавший сегодня, молча показал пальцем в угол балагана, где из кучи свертков, футляров и ящиков торчал уголок такого же пульта, что и только что привезенные. Впрочем, остальную часть этой кучи составляли тоже дозиметры, радиометры и даже рентгенметры почти всех известных типов. Из чего можно было сделать вывод, что аппаратуру после работы отсюда не вывозили.

Этот пульт оказался исправным, а вот подключенный к нему блок детектирования, Викторовича не порадовал. Блок для рентгеновских измерений вряд ли может оказаться полезным для решения его задачи. Да и возни с ним много. Длительный прогрев, компенсация, перекомпенсация… Но зато к пульту можно пристыковать любой датчик из привезенных с собой. Лишний прибор не помешает.

Не тут то было. Разъем кабеля оказался варварски сплющен, и открутить его просто не получилось. Ясно, что не великий спец с этим прибором управлялся. Но бросать не хотелось, и Викторович вставил в него новые батареи, установил дату и время и включил на прогрев. Потом скомпенсировал, перевел в режим автоматической записи и повесил на сук повыше, чтобы под ногами не путался.

А сам вместе с Маратом потащил расставлять по местности нейтронные блоки. Тяжелые они, килограмм по десять. И нести их почитай полтора километра. И не по паркету. То вверх, то вниз, то сквозь кусты, то через ручей. Больше часа добирались. Расставили их точно в тех местах, что заранее были запланированы. Замаскировали да и оставили до вечера. У этих приборов предусмотрена в программе запись результатов через заданный период. Так что сами справятся. А людям в этих местах долго оставаться небезопасно, так что лучше не гневить судьбу, а смыться поскорее.

Вечером сходили к оставленным приборам. Перегнали записанные данные на переносной компьютер, проверили питание и оставили на ночь. А сами скорее подальше от этого подозрительного и весьма опасного места.

Когда данные были просмотрены, стало ясно, что действительно что-то здесь неладно. Все три прибора засекли по пять случаев регистрации нейтронов. Все одновременно. Но вот сами показания могли кого угодно поставить в тупик. Весь день одни нули. И только короткие периоды, когда прибор сначала молчит, потом показывает совсем небольшое значение мощности дозы, а потом снова молчит. И все это в течение одной минуты.

Тут еще пришлось поломать голову, почему дозиметр всю дорогу записывает по одному отсчету каждую минуту, а тут вдруг в течение одной минуты три записи: ноль, потом чуть-чуть, потом тоже ноль. Благо, время на размышления нашлось. Сообразил, что разработчики заставили программу прибора следить за изменениями измеряемой величины и реагировать на них более частыми записями. Ну и, как водится, внимательнее перечитал руководство. Точно. Догадка оказалась верной. Только записи не учащались с изменениями показаний, а просто производились в моменты, когда эти изменения фиксировались.

Кроме совпадений этих событий по времени поражало еще и совпадение результатов измерений по величине. На табло прибора после запятой три знака. Различие наблюдалось только в третьем, что для дозиметрических измерений – да чепуха какая-то. Не бывает так. Для таких измерений, если разница меньше пяти процентов – значит, приборы врут. Но еще более странным это кажется потому, что приборы стояли в разных местах, расположенных на одной линии. То есть они не могли оказаться на равных расстояниях от источника излучения.

Эти странности ну никак, ни в какую физическую картину не ложились. Викторович задумчиво уписывал третью миску каши, которую дневальный не уставал подкладывать, когда Марат спросил: «А этот четвертый пульт тоже на ночь оставляем работать?» Действительно, найденный утром ДКС, оставленный на суку, был забыт новым хозяином, проспавшим весь день без зазрения совести. При внимательном рассмотрении выяснилось, что батарейки в нем подсели заметнее, чем у пультов с нейтронными датчиками. На всякий случай перекачал с него данные и увидел, что и здесь были отмечены возрастания показаний в те же самые интервалы времени. Да еще какие увеличения. Если в другие, длительные периоды показания не превышали двух десятых, то в моменты увеличения показания составляли около сотни.

Викторович непонимающе заозирался по сторонам, возвращаясь из мира раздумий в реалии насущности. Четыре пары глаз следили за ним неотрывно и взирали с неподдельным интересом.

– Простите за нескромный вопрос. Кто работал с этим прибором?

– Тут до Вас один мужик. Из самой первой бригады. Месяца четыре назад. Он уже уехал. – Это Андреич отозвался, как старший – надо понимать.

– И что этот мужик рассказывал?

– Ругался тот мужик. Сказал, что прибор дерьмовый. Что его только настраивать да перенастраивать весь день надо, а работать с ним невозможно. Он час с ним бился. Только, говорит, наладишь, а он как взбесится, и снова все повторять надо. Мы потом всех предупреждали, чтобы с этими приборами сюда даже и не совались. Плохие они.

Викторович посмотрел на груду музейных экспонатов в углу, и в воображении его возникла, как живая, такая картина. Измученный собственным непониманием, разомлевший в тропической жаре, мужик лупит чем-то тяжелым по не полюбившемуся дозиметру, кричит слова гневные и неправедные, чтобы бестолочь свою на обозрение не выставлять. И в результате задача не решается, да еще и куча народа облучилась. А ведь с первого захода могли прекрасную зацепку получить. Да на основании таких данных любой… Ну, может и не любой… В общем быстрей бы разобрались. И с меньшими потерями.

Полученные данные исчерпывающего объяснения пока не находили. Однако подозрения внешней разведки подтверждали. Здесь действительно раз в полтора – два часа на несколько секунд включается очень мощный источник непонятного излучения.

За день выспался, так что ночью сон не шел. И жарко. Хотя нижние полотнища балагана и откинуты – снаружи тоже влажная духота тропиков. Судя по книгам, ночные джунгли должны быть наполнены звуками, а тут – тихо. Тишина не абсолютная. Шелест листвы, вскрики жителей леса. Но не часто, а так, вроде как для приличия. Ощущение, будто этот источник излучения и фауну местную изрядно проредил. Говорят, птицы выдерживают большие дозы радиации. Птиц он днем замечал. Летают они здесь. А вот зверушек никаких не встречал. Насекомых, помнится, видел. И по растительности не скажешь, что она от радиации пострадала. Много мелкой поросли и старых гнилых стволов. Но считать это ненормальным он бы не стал. Хотя и не специалист, но, надо полагать его наниматели об этом подумали.

А вот картина с характеристиками излучения не проясняется. Он все, что за день установил, Андреичу рассказал и в тетрадочку записал подробно и с цифрами. Теперь бы самому посмотреть еще разок. Но чтобы свет зажечь, нужно опустить приподнятые края брезента. Для светомаскировки. Ребятам это не понравится. Ладно, Утром успеется. Вздохнул и перевернулся на другой бок.

– Не спится, Викторович? – Это Андреич. Тоже не спит.

– Да вот кое-что перечитать бы, а свет зажигать боюсь.

– Это не вопрос. А ну, хлопцы! Без шума и пыли.

Парни вроде, как и не спали. В момент опустили полы покрытия и затеплили лампочку. Конечно, не на отдыхе они здесь, а в рабстве у Викторовича. Надо запомнить и не стесняться. Он тоже не на курорте.

Перелистал записи этого дня, но новых мыслей не возникло. Стало неудобно, что народ сгоношил. Чтобы еще чуть потянуть время взялся за описание дозиметра. Чтение такой литературы, обычно быстро нагоняет сонливость. Но не сейчас. За скупыми строками для него как живые вставали процессы взаимодействия излучения с веществом. Технические характеристики датчиков рассказывали о том, что квант или частица делает в детекторе, как ничтожная энергия, привнесенная ею, улавливается, усиливается, отделяется от шумов. Двадцатилетний опыт и накопленные знания легко позволяли понять замысел конструктора, понять трудности, с которыми он встретился и как обошел расставленные законами физики технические проблемы.

И тут пришло оно. Прозрение. Ведь в описании черным по белому написано, что детектор рентгеновского датчика – ТКАНЕЭКВИВАЛЕНТНЫЙ. Значит в нем полным полно водорода, как и в любой биологической ткани. Ну да. Так и написано. Он сделан из пластика. Значит должен реагировать на нейтроны за счет образования протонов отдачи. Так что отсутствие реакции Гейгеровских счетчиков и наличие реакции рентгеновского датчика понятно. В счетчиках Гейгера материалы с малым атомным номером не применяют. Вторая загадка – почему нейтронные блоки дают такие заниженные показания.

Снова в описание. Недаром говорят – учите матчасть. Про рентгеновский датчик написано: «Непрерывное и импульсное излучение». А про нейтронный – импульсное излучение не упоминается. Рентгеновский датчик работает в токовом режиме, а то есть собирает всю оставленную частицей в детекторе энергию в виде непрерывного тока, а в нейтронном датчике импульсные сигналы отделяют от шумов и только потом считают. Разница огромная. Если само излучение поступает на детектор импульсами, то счетный детектор будет считать не нейтроны, а импульсы потока, не разбирая, сколько нейтронов в каждом импульсе – десять или миллиард. Поэтому, на какое бы расстояние от источника ни поместили датчик – показания будут одинаковые. Не мощность дозы будет измерена, а частота, с которой пульсирует весь поток нейтронов.

На то, чтобы внятно описать это в тетрадочке ушло часа полтора. Все-таки мысль быстрее дела. Картина прояснилась. Стало понятно и что искать. Такие потоки получить можно, если импульсный ускоритель лупит электронами по мишени – конвертору из бора-10 или лития-6. Впрочем, на счет материала конвертора он может и ошибаться. Это еще в институте упоминалось. А еще можно нейтронами по тритию. Скромный такой вариант термоядерной реакции. Управляемой. С пульта ускорителя. Непонятно, кстати, и чего ученые с токамаками своими носятся. Впрочем, не ему судить. Физик, конечно, но не в этой области. Это так, праздная мысль на сон грядущий. А может и не праздная! Если в полутора километрах от реактора доза за один такой импульсный сеанс… какая?

Сняв с сука дозиметр, Викторович перевел его в режим измерения дозы. А заодно включил звук. Ждать пришлось с полчаса. Ритмично пощелкивающий прибор вдруг взорвался сумасшедшим треском. И так же быстро затих. Прошел всплеск излучения. Поглядел на табло и полез в сумку за справочником. Всех констант не упомнишь. Да и данные для расчетов не слишком удобные. Доза нейтронного излучения, показанная гамма дозиметром. Эксперты бы посмеялись. Однако прикинул. Даже с точностью до ошибки на два порядка, то есть в сто раз, вышло, что у неизвестных умельцев термоядерный реактор получился. Непонятно, правда, зачем выделившуюся энергию понадобилось расшвыривать по окрестностям в виде мощного нейтронного потока.

Эти мысли тоже в тетрадочку. А тут и рассвет. Послал парней за оставленными вечером приборами, а сам принялся за изучение кучи старой аппаратуры. Может еще найдется рентгеновский датчик. Так уж вышло, что теперь ему только ими и придется работать, а он как на грех только один с собой прихватил. Да еще найденный. И того – два. А чтобы отыскать источник – нужно строить изодозу – дугу, где приборы покажут одинаковую дозу за один всплеск. Ведь если измерение проводить одним прибором, но во время разных всплесков излучения, то результаты могут отличаться за счет разной длительности всплеска. Да и равенство интенсивностей потоков от всплеска к всплеску никто пока не доказал.

Дальше работа пошла в непрерывном движении. Два дозиметра с рентгеновскими датчиками парни размещали в точках, которые Викторович указывал на карте. И быстренько в укрытие. По появлению показаний нейтронного дозиметра прямо в балагане засекался момент всплеска. После этого ребята возвращались к приборам и, записав дозу, переносили их на новые места. И снова в укрытие. И так день за днем. Кстати, расчет дозовых нагрузок при нахождении в балагане показал, что больше персонала АЭС они не получат. Так что это место можно полагать безопасным.

Сильно мешал рельеф местности. Если между датчиком и источником бугор – показания меньше, а если нет препятствий, то больше. Это не проблема, если направление на источник известно, а если нет? Поэтому множество мелких загадок встречалось буквально на каждом шагу. И все-таки каждое последующее измерение приводило их все ближе и ближе к цели. Приборы давно уже использовались на грубом поддиапазоне. И, наконец, показали перегрузку. Но к этому моменту на карту удалось положить достаточно внятную окружность, центр которой попадал на замшелую скалу посреди вонючего болота. Неподалеку от того места, которое он еще дома подозревал, но не совсем. Без приборных данных не нашли бы. Пора было предпринимать новые шаги. Только вот какие?

Андреич никаких признаков собственного мнения не проявлял. Похоже было, что он просто сообщает результаты наверх и ждет команды. А команды нет. Значит действует предыдущая – обеспечивать работу специалиста. А какую тут можно подать команду? Ничего не ясно, кроме того, что что-то есть, чего в других местах нет. Да и выводы, если со стороны на них посмотреть, особо убедительными не представляются. Так что, пока не будет команды сверху – можно делать все. Ну, тогда Викторович сам туда и заберется. За полтора часа можно и добраться, и поглядеть, что к чему и обратно вернуться.

В хозяйстве нашлась небольшая резиновая лодка. Не та, на которой приходили с моря, поменьше. Ее спустили в болото. Викторович сел и погреб к подозрительной скале. В спутники себе он ни кого не взял. Да ни кто и не просился. Рискованное дело. Греблось легче, чем ожидал. Водяные растения легко расступались, а над донной грязью слой воды был с полметра. Веревку, привязанную к корме, закрепили на берегу, а для второго ее конца Викторович вбил в скальную трещину крепкий стержень с кольцом. Получился канат для паромной переправы.

Вскарабкаться на скалу оказалось несложно. Уклоны не слишком круты, полно уступов и трещин. Залез, огляделся, ну и что! Камень – он камень и есть. Правда, растительность на нем сплошь мертвая. Влажная, мертвая и не гнилая. Травянистые лежачие стебли со стороны производят впечатление обомшелости. А не гниют они тоже ясно почему. Такие дозы радиации убили не только траву, но и гнилостные микробы. По берегам болота таких эффектов не наблюдается. Оно и понятно. Мощность дозы спадает пропорционально квадрату расстояния от источника.

Сколько там еще времени осталось до следующего всплеска? Сорок минут. Значит, минут через двадцать пора «делать ноги». А то при здешней радиации можно умереть мгновенно. А пока поищем неведомо что.

Покачивая все встречающиеся выступы, нажимая в разные стороны на края расщелин и даже трещин, Викторович ползал по поверхности, ощупывая ее без пропусков до тех пор, пока рука не провалилась в некую полость прямо сквозь сплошной камень. Местечко запомнил и скорее в лодку. Время поджимает. До укрытия успел нормально. Не в балаган к остальным, а в низину за ближним холмом. Там, на самом дне в яме с мокрым дном доза за всплеск всего раза в полтора больше, чем в их лагере.

Пересидел очередной всплеск излучения, зарегистрированный дозиметром, и вернулся на скалу. Сразу сунулся в примеченное место. Оно было в почти вертикальной стене. Вроде двери. Рука свободно входила и выходила. Сунул голову. Помещение выглядит кольцевым коридором. Он как раз сквозь его внешнюю стенку заглядывает. Коридор не пустой. На стенах развешены какие то устройства, тянутся трубы, кабели толстыми пучками уложены в желоба. Вентили, щитки. Освещение тусклое, воздух спертый. И жарче, чем снаружи.

Посмотрел на часы. Больше часа в запасе. Вперед. Пока не ушел далеко, взглянул на проем, через который пролез. Дверь как дверь. Внутрь открыта. А так – все видно. Какой то оптический обман применен для маскировки. Главное – легко найти, когда придет время убираться отсюда. Пошел вправо, огибая центральную стену.

Когда потерял из виду вход, слева оказалась двустворчатая дверь. Раздвижная. Запертая. Дальше еще участок коридора и, в некотором расширении, четыре койки в два яруса. Одна застелена. Снова металлические шкафы, трубы и кабели. А дальше – пультовая. На полу труп. Давнишний, конечно, но тленом не тронутый в силу понятных причин. На приборах лампочки. Несколько горят красным. Надписи нанесены латиницей, но знакомых слов нет. Цифры арабские.

Несколько компьютерных мониторов. На одном явно гидравлическая схема. Не то, чтобы все понятно, но когда нарисован бак и просматривается уровень жидкости, то становится понятно, что линии – это трубы, а значки на них уже не трудно объяснить. Вот вентили, вот краны на два направления, насос… Ну и так далее. Рядом на щите тумблеры с надписями. Надписи на мониторе около обозначения элементов схемы совпадают надписями возле тумблеров. Ясно, что чем управляет. В одном из баков уровень жидкости нулевой, а одна из труб пульсирует красным. Цвет отказа.