Текст книги "Конвой"

Автор книги: Сергей Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

За спиной послышались шаги. Он не обернулся, не стал гадать, кто там решил потревожить его одиночество. Он не хотел никого видеть.

Рядом опустилась Ксюша. Она не произнесла ни слова, просто взяла его руку и держала в ладонях, словно маленького зверька. Странно, но сейчас Волошек не испытывал обычного смущения. Он был благодарен девушке за молчаливую поддержку. У него и в мыслях не было…

Ксюша вдруг наклонила голову и коснулась ухом его щеки. Её волосы пахли костром и дорогой.

Сердце заколотилось как нутро самохода. Кровь потащила в голову кислород. Какая-то мелочь решила дело.

Якобы мягкая лесная подстилка оказалась полна шишек, иголок и острых веток.

Глава одиннадцатая
ГИБЕЛЬ ДРАКОНА

Утро придавило конвой грязным небом. Низкие облака плотной толпой беженцев удирали на запад, сбрасывая по пути излишки влаги, словно мешающий бегству скарб.

Подняв народ, Дастин дал полчаса на сборы. Наёмники неохотно выбирались из спальников. Настроение у всех было сродни небесному. Хотелось всё бросить и забиться поглубже в ближайшую нору.

Хорошее настроение обнаружилось только у Волошека. Вылезая из спальника, он выдал такую улыбку, что товарищи всерьёз испугались, не случилось ли с ним нечто вроде давешнего недуга Сейтсмана.

Не долго пришлось ему улыбаться. Ровно до того момента, когда, увидев Ксюшу, он решил поприветствовать девушку. Встретив его взгляд, переполненный влюблённостью, она вдруг отвернулась. И отвернулась слишком резко для простого смущения. Мир потерял былую привлекательность, краски жизни полиняли, улыбка погасла. У Волошека кольнуло в груди – она сожалеет о вчерашнем.

Теперь никто в отряде не выделялся неуместным и вызывающим оптимизмом. Упадничество властвовало безраздельно. С этой бедой Дастин разобрался в свойственной ему манере – сократил время завтрака вдвое. Декаданс сменился лёгким унынием. Наёмники поспешили со сборами.

Жирмята заморочился с кофе. Он крутил мельницу с видом бурлака, тянущего перегруженную булыжником баржу. В хрусте зёрен Волошеку вдруг почудились знакомые интонации. Он точно услышал голос старого эльфа, что угощал его пивом и расспрашивал про таинственную книгу. События последнего дня вытеснили из памяти странное видение в Грушевке. Долгая погоня, гибель Априкорна, ссора с Андалом и последовавшее за этим раскаяние, наконец, неожиданный флирт с Ксюшей и ещё более неожиданное её охлаждение… Короче говоря, мусора в голове хватало.

Теперь же Волошек задумался. Тогда в корчме собеседник показался ему сумасшедшим. Однако призрак Романа и книга, которую тот листал, слишком уж походили на невнятный рассказ плешивого эльфа.

Обдумав этот вопрос за кружкой кофе, он вызвался помочь раненому Эмельту управлять лошадьми. Дастин не возражал: на шесть повозок наёмников осталось восемь душ, и подменять друг друга приходилось бы так или иначе.

От Бориса и Глеба в повозке осталось много вещей. В торце бочки висел образок одного из черниговских святых, рядом торчала игла со свисающим хвостиком суровой нитки. Скомканная бумага с жирными пятнами, полураскрытый вещмешок, из которого вылезла складка спальника… Всё лежало нетронутым, словно братья отлучились ненадолго и вот-вот вернутся.

У эльфа не поднялась рука выкинуть пожитки, а быть может, он опасался трогать вещи убитых. Лук, предварительно сняв тетиву, он пристроил под бочкой. Собственный мешок, не открывая, сунул за спину. Прислонился к нему и задремал, поглаживая перевязанную руку.

Где-то в повозке Сейтсмана сейчас лежал мешок Априкорна. Вещи продолжали путь уже мёртвых хозяев.

– Слушай, Эмельт, – спросил Волошек, когда они немного проехали. – А бывают старые плешивые эльфы?

Эмельт вопросу быть может и удивился, но виду не подал – о чём только не спрашивают друг друга, лишь бы скоротать дорогу. Всяко лучше плоских шуток Андала.

– Нет, не бывают, – ответил он, продолжая дремать. – Мы не дряхлеем с возрастом. Мы всегда молоды.

Волошек кивнул.

– Знаешь, а я вот видел одного. И он показался мне сущим стариком.

Эмельт от неожиданности даже выпрямился.

– Ты, верно, спутал, – заявил он. – Альфа повстречал, не эльфа. Чудо, что тебе удалось уйти от него живым. Этим тварям только…

– Да нет же, – рассердился Волошек. – Что я, альфов никогда не видел? Упыри упырями и в людных местах не появляются. Нет, этот пришёл в корчму и угощал меня пивом. Да расспрашивал о том о сём.

Эмельт помрачнел. Дремать ему расхотелось.

– Хм. Неужели ты встретил старика Верхэля?

– Он не представился… – начал Волошек, но напарник не слушал его.

– Только один из нас может выглядеть как старик. Плешивый, ты говорил? Да, пожалуй. Похоже на него.

– А кто он такой?

– Многие из нас считают его проклятым. Но я склонен думать, что он попросту одержим. Он ищет выход из этого мира.

– Да старик говорил мне о ходе, но я не вполне его понял.

– Это он, – Эмельт нахмурился ещё больше и погрузился в раздумье.

Некоторое время они проехали молча. Волошек не торопил собеседника. Он почуял близость разгадки и теперь выжидал, пока Эмельт не заговорит сам. Тот, похоже, искал отправную точку и забрался в этих поисках довольно глубоко, потому что, когда продолжил, заговорил совсем не про Верхэля.

– Пятьсот лет назад на Земле жили одни только люди.

– Чем же они питались? – вырвалось у Волошека.

– Нет. Живность всякая и растения тоже были, я имел в виду, что из разумных рас обитали здесь только люди.

– А! Это фэнтези. Априкорн рассказывал мне про сочинителя польского…

– Да нет же, – рассердился эльф. – Это не фэнтези. Это история, которую вы, люди, почему-то не жалуете. Мир кажется вам неизменным испокон веков, а он меняется. И иногда меняется слишком стремительно, угрожая всему сущему…

Так вот, пятьсот лет назад люди ожидали конца света. Было много пророчеств на сей счёт, ещё больше слухов. Были странные откровения, вроде христианского апокалипсиса. Даже точные расчёты имелись, когда это должно случиться – в семитысячном году или, по нынешнему счёту, в конце пятнадцатого века. Люди по-разному воспринимали неизбежное. Многие, пожалуй, даже большинство, продолжили жить какпрежде. У простых людей всегда находились заботы более насущные, чем ожидание исполнения пророчеств. Поля и скотина требуют ухода, а дети хотят кушать.

Другие, главным образом высшая знать, принялись чудить, стараясь изведать все пороки, успеть до иного ничто. Храмы превращались в бордели, честь и мораль уступали место похоти и разврату. Города и целые страны теряли веру.

А некоторые, очень немногие, стали искать выход. Алхимики – эликсир бессмертия. Математики – совершенное число. Путешественники – новые земли, второй Арарат, где можно спастись, как они думали, от ещё одного потопа. Отважный ваш мореплаватель по имени Колумб отправился вовсе не открывать западный путь в Индию, как об этом написано в хрониках, и не на поиски золота, как полагали его хозяева. Он взялся отыскать убежище для достойных спасения. Землю, не отягощенную грехом.

Но Колумб не успел.

Потому что раньше один недалёкий монах открыл врата в иной мир. В мир моих предков. И чуть было не устроил тот конец света, которого так боялся.

Повозку тряхнуло. Эмельт поморщился и погладил руку.

– Готов поспорить, ты никогда не слышал о вратах и событиях, с ними связанных. Мало кто из людей знает об этом, а знающие предпочитают молчать. В хрониках многое вымарано, дабы не смущать понапрасну умы и не тревожить души. А тогда произошла катастрофа. Из открытого монахом мира хлынула лавина хоблинов…

– Я думал, хоблины всегда обитали в Новом Свете.

– Ерунда. Там жили такие же люди, какие и здесь. Разве что говорили иначе и почитали иных богов, но по большому счёту ничем не отличались от вас. Строили храмы, крепости, города… Они не смогли сдержать лавину и быстро погибли.

В том мире есть сила, которая поддерживает равновесие. Магические ордена да военные союзы следят, чтобы ни одна из сторон не взяла слишком много власти. За века совместного существования народы привыкли друг к другу.

А здесь хоблины почувствовали безнаказанность и отсутствие серьёзных границ. Они почти не встретили сопротивления, так как превосходили людей числом и умением, а ещё потому, что ожидание конца света подготовило для вторжения благодатную почву. Люди эти не сопротивлялись захватчикам, считая всё происходящее промыслом божьим, наказанием за грехи. Эльф помолчал.

– Верхэль был среди тех, кто повёл эльфов в ваш мир. Он считал, что люди не способны сами справиться с нашествием и эльфы обязаны им помочь. Он был во многом прав. Когда эльфийские владыки и некоторые союзные маги решились на военную кампанию, хоблины уже захватили весь Новый Свет. Там они истребили почти всё население, а оставшееся загнали в пустыни и холодные горы. Вместо коренных обитателей они завозили рабов из Африки, отбирая самых сильных, выносливых и здоровых. А знаешь как?

– Как?

– Набивали трюмы «живым товаром» – так они называли рабов – и за время пути, а это несколько недель, лишь изредка спускали внутрь бочку воды. Многие гибли от жары, болезней и духоты. Тот, кто добирался до Нового Света живым, считался пригодным к дальнейшей работе.

– Ужас! – Волошека передёрнуло. – Люди никогда бы до такого не додумались!

– Ну вот, – продолжил Эмельт. – А покуда эльфийские владыки спорили, кому из них вести армии, да собирались, орки посчитали момент удачным, чтобы отхватить свой кусок пирога. Несколько лихих отрядов сбили воротную охрану и вырвались на простор. Ну, это так, мелочи. Орки потеснили кочевников в степях, на том и успокоились. Хуже, что ворота надолго остались без всякой охраны. Сперва тихой сапой через них просочились гномы, надеясь новые рынки сбыта, ну а за ними попёрла всякая нечисть.

Наконец эльфы выступили. С ними пошли союзные маги, многочисленные наёмники, а следом, как это водится, шлейф маркитантов и авантюристов Война длилась долго. Ваши хроники содержат лишь отголоски тех битв. Экспансию хоблинов удалось остановить, но отбить уже захваченное не получилось. Лишь большая часть Старого Света осталась за людьми. За людьми и эльфами.

Однако вернуться назад не смог никто. Врата вдруг захлопнулись. Как оказалось, монах, виновник всей кутерьмы, пожертвовал собой, чтобы запечатать их. Он долгие годы искал способ исправить ошибку, но нашел слишком поздно. И слишком дорого заплатил.

Эльфы застряли в чужом мире. Впрочем, многие из них и не пожелали бы вернуться. Они нашли здесь место под солнцем и нашли предназначение – опекать людей. Второе, пожалуй, даже важнее. Ведь оно даёт жизни цель. А для бессмертных это многое значит.

Один Верхэль не смирился. Он считает, что мой народ должен вернуться назад. Утверждает, что мы превратили людей в домашних животных своей опекой. И опять он по-своему прав.

До нашего прихода люди уже придумали порох и оружие, способное с его помощью разбивать камень. Они могли бы сдерживать хоблинов и друг друга. Но мощная магия, принесённая из открытого глупым монахом мира, не позволила изобретениям достичь совершенства. Какой прок в неуклюжем, опасном и тяжёлом огненном оружии, когда заклинания взламывают стены ничуть не хуже?

Эльфы помогли людям, но они же и оставили человечество навеки в тёмной эпохе, закупорив стремления и поиски тромбами собственных достижений.

– Априкорн читал, что люди могли бы со временем строить даже небесные лодки и подниматься до звёзд.

– Вполне может быть, – кивнул Эмельт.

Волошек помолчал немного.

– По-твоему, этот мир принадлежит только людям? – спросил он.

– Принадлежал, – поправил собеседник. – Не забывай, многие, и я в их числе, родились уже здесь. И этот мир наш в той же степени, что и людей.

Так что оно и к лучшему, что люди не знают истории, не то началась бы бойня. Крестовые походы и прочее. Дураков всегда в избытке у любого народа.

Услышанное от Эмельта требовало времени для осмысления. Столь революционные изменения в привычной картине мира отодвинули на второй план всё прочее. Загадка «Ходовой книги» превратилась лишь незначительный фрагмент глобальной головоломки. Поэтому следующий вопрос Волошек задал лишь для поддержания разговора:

– А чего этот Верхэль такой старый и плешивый?

– За людей испереживался. Вот и стал похож на них. На вас, то есть.

– Что-то мне твои слова совсем не по душе.

– Какие уж есть.

– То говоришь, он против заботы о людях, то – распереживался.

– Парадокс, это верно. Он такой, Верхэль, парадоксальный весь из себя.

Эмельт потрепал остриё уха.

– Знаешь, лучше держись от него подальше. Зря он ни с кем не заговаривает. Случайная встреча? Чёрта с два! Старик немного читает будущее и раз подошёл к тебе, значит, подглядел нечто важное. Значит, ниточка твоей судьбы уже вплетена в гобелен его интриг…

Эмельт устал от разговора и вновь прислонился к бочке. Волошек отважился только на один последний вопрос.

– А ты… Ты на чьей стороне?

– А ни на чьей, – прикрыв глаза, ответил Эмельт. – И людям я не пастух, и уходить никуда не желаю. Говорю же тебе, мой это мир.

* * *

Около полудня далеко впереди мощно рвануло. Лошади шарахнулись в испуге, а потом встали, не желая продолжать путь. Наёмники забрались на бочки, пытаясь оценить угрозу, но высокий холм загораживал обзор, и лишь столбик сизого дыма указывал направление.

Путеводный амулет принялся выписывать кренделя, словно компас на Курской Магнитной Аномалии. Орк в который уж раз нахмурился.

– Мы забрались слишком далеко, чтобы он мог потерять дорогу.

– Что-то случилось с Покровом, – предположила Ксюша. – Интересно, надолго ли?

– Пойдем, как шли до первой развилки, – решил Дастин. – А там посмотрим.

Лошадей едва заставили тронуться с места. Они подчинились, но с приближением к холму всё чаще выражали недоверие к людям. Одно дело уходить от погони и совсем другое – совать голову в улей. Наёмники спешились. Приготовив оружие, пошли рядом с повозками – лошадям предстоял затяжной подъём.

С вершины холма они увидели последствия взрыва. По склону до самого подножия спускалась глубокая борозда. Такая внушительная, что конвой легко смог бы укрыться в ней. Поверхностный слой был содран, обнажая сырой песок. Вырванные с корнем деревья рассыпались на отвалах. Словно лемех гиганта прошёлся для пробы по целине.

В конце борозды, среди сметённых со склона камней и расщеплённых стволов, покоилась причина взрыва.

– Дракон! – не без труда угадал Волошек. Массивная туша сейчас мало походила на грациозную тварь. Шея была свёрнута, одно крыло неестественно выпирало вперёд, другое наполовину сгорело, всё остальное сбилось в громадный ком, в котором где хвост, где лапы – не разобрать.

Ход катастрофы можно было восстановить по увиденным разрушениям. Дракон, по неясной причине утратив летучесть, спланировал на склон горы, пытаясь уменьшить ущерб от падения. Частично ему это удалось, он не разбился напрочь, но сила удара всё равно оказалась чересчур велика. Грудь поддалась, псевдолёгкие сжались, огнерод сдетонировал. Какие цвета носила тварь до падения, теперь было не разобрать, быть может, она из тех, что выручили их в степи?

– Кто-то сбил зверюгу, – заявил Дастин.

– Бывает, они падают, когда пережрут тыквы, – проявил осведомлённость Волошек.

– Такого от тыквы не возникает, – орк указал на дыру в крыле. – Разве что запустить ею из катапульты.

Дастин отправил конвой вниз по дороге, а сам вместе с Волошеком спустился вдоль борозды. Жирной нефтью из многочисленных ран выливалась кровь, земля не в состоянии оказалась впитать в себя это море, и кровь собралась тут и там в мелкие лужицы. Их черные зеркала отражали грязное небо.

Пасть с прикушенным языком нашлась под изувеченным крылом. Над пастью двумя надраенными медными котелками блестели глаза. Они тоскливо наблюдали за человеком и орком.

Дракон умирал. Ему не было больно – крылатые твари умеют усмирять боль. Но он стократ сильнее страдал от приближения смерти. Дракон был молод, философия сородичей, что находят в смерти определённые достоинства и даже удовольствие, его ещё не заразила. Он не желал умирать.

– Тут был бы бессилен и Априкорн, – вздохнул Волошек.

Он жалел тварь, но ничем не мог ей помочь. Даже утешением. Драконы не понимают иных языков, кроме собственного, а выучить его способны немногие из людей.

Глаза захлопнулись. Дракон всё ещё цеплялся за жизнь и решил экономить силы.

В трёх десятках шагов от холма послышался хруст. Наёмники схватились за рукояти мечей – тот, кто подбил дракона, мог оказаться неподалёку.

К великому их изумлению из кустов выбрался израненный, чудом уцелевший погонщик. Его лицо было разбито и обожжено, одна рука висела без движения, вторая шевелилась с трудом. Однако серьёзных травм водитель дракона, похоже, избежал. Пошатываясь, он направился к месту падения.

Его одежда из чёртовой кожи почти не пострадала. Никакого оружия Волошек не разглядел, если не считать кортика, который являлся скорее данью традиции и профессиональным атрибутом.

Взглянув со вздохом на умирающего дракона, погонщик поздоровался с наёмниками.

– Темирко, – представился он. – Вторая патрульная группа. Драконюшни Альмагарда.

Дастин назвал себя, представил спутника, но конвой почему-то обозвал «караваном торговцев». Затем он свистнул Рыжему, чтобы тот притащил аптечку.

Пока перевязывали раны и смазывали ожоги, погонщик рассказал, как было дело:

– Обычный патрульный полёт. Кто бы мог подумать, что посреди Покрова появится эта тварь! Сроду здесь ничего опасного не летало. Воздух не держит чужаков. Мы и наблюдаем-то всё больше за землёй.

Однако вот напала. Из тучи вывалилась, мы ни отвернуть не успели, ни ударить первыми. Некрупная тварь, да к тому же одна-одинёшенька. Какой, казалось бы, от неё урон? Но как плюнула кислотой – полкрыла мигом разъело. Повезло мне, что на склон планировали.

Погонщик помял бритый затылок здоровой рукой и попросил:

– Мне бы добраться до Чёрного Форта. Боюсь, не чернильников ли рук дело? Нужно предупредить всех наших.

Дастин запустил когти в щетину и с минуту шкрябал подбородок с таким шумом, что распугал всех падальщиков, ожидавших неподалёку кончины крылатого колосса.

– У нас, конечно, свои дела, но помочь покровским стражникам – дело благое и даже обязательное для каждого легального путника. А мы из всех прочих самые легальные. Только тебе придётся указывать на дорогу. Из-за этой беды наш амулет совсем ошалел.

– К вечеру эфир успокоится, – пообещал патрульный. – Если не очень спешите, позволь мне попрощаться с драконом.

Дастин кивнул и отправился на дорогу. Вздремнуть, как он выразился. Рыжий с Волошеком решили остаться. Они лишь отошли подальше, чтоб не мешать погонщику. А тот уселся под крылом и, поглаживая морду, беззвучно разговаривал с умирающей тварью.

Дракон издох через час. Закапывать такую тушу добровольцев не нашлось. Да и не хоронят драконов в земле. По традиции следовало бы устроить погребальный костёр, но ни нефти, ни масла у них с собой не было. Темирко пообещал вернуться, как только сможет.

Рыжий встал «над» драконом и пробурчал эпитафию, из которой Волошек разобрал последнюю фразу:

– …и пусть та тварь, что повинна в гибели твоей, в вашем драконьем раю будет вечно чесать тебе холку.

– В смерти дракона всегда виноват погонщик, – зачем-то сказал Темирко.

Глава двенадцатая
ЧЁРНЫЙ ФОРТ

Их новый спутник указывал дорогу. Как всякий патрульный, он обходился без амулетов и легко ориентировался под Покровом. Волошек даже пожалел, что его не нужно доставлять в Альмагард, не то конвой быстро бы добрался до места. А так, напротив, придётся делать солидный крюк.

Крюк, впрочем, вышел небольшим. Через три часа они увидели крепость, стоящую на островке посреди то ли озера, то ли болота. К единственным воротам вела узкая насыпь.

Форт был чёрным в той же степени, в какой Жирмята рыжим. То есть название отражало суть, а не цвет. Не самый, надо сказать, редкий топоним. Почти каждое укрепление, стоящее посреди леса или ещё в каких мрачных местах, прозывают чёрным. Цветом же форт был грязно-серым с буро-зелёными разводами, словно каменные блоки нарочно вымачивали в болоте, прежде чем возвести из них стены. Добавляя возраста и мрачного колорита, вдоль щелей тут и там спускались белые солевые подтёки.

Ворота открыл пожилой человек в протёртой до кожи меховой куртке. Морщин на его лице было больше чем на перезревшем грибе. Казалось, старик вот-вот разлетится по ветру спорами.

– Формикус, смотритель этой крепости, – представил погонщик.

Хозяин сухо поздоровался с Дастином, которого, всей видимости, встречал и раньше, потом кивнул остальным и, указав сперва на конюшню, а затем на большую пристройку, сказал:

– Лошадей здесь разместите, а сами вон там располагайтесь. За стены после заката выходить не рекомендую.

Наемники, разумеется, пожелали узнать причины, хозяин уже занялся патрульным. Осмотрел его, вправил руку и увёл в недра крепости.

– Однако гостей здесь любят, – произнёс Рыжий. Он не успел развить мысль, как окрик Дастина отправил его поить лошадей.

– Удачи! – напутствовал Волошек и потащил вещи в пристройку.

Здесь было темно и сыро. Очаг в углу безбожно дымил, а соломенная подстилка уже с год требовала замены. И все-таки это было жильё. Последний раз наёмники ночевали под крышей в упыриной деревне. Но обстоятельства не позволили им тогда насладиться отдыхом. Теперь же, за стенами крепости, они почувствовали себя почти как дома.

Варили любимую Рыжим гречку (все прочие крупы тот предусмотрительно выбросил, уходя от погони), доедали остатки мяса. Сытость и тепло вызвали разговоры. Не тревожные, как у лесного костра, спокойные.

Лучше бы уж тревожные.

Чего Волошек не переносил на дух, так это болтовни о том, кто да как будет тратить свою долю. При одном упоминании о деньгах перед глазами вставали лица погибших товарищей. Однако такие разговоры неизбежно возникают в любом походе. Обещанная награда возбуждает, и всегда находится торопыга, которого пробивает на болтовню.

В этот раз не выдержал Сейтсман. Он завёл бодягу про девочек и верный бизнес с хорошим доходом, собираясь поделить гонорар поровну между этими статьями бюджета. Потом стал приставать с расспросами к другим.

Но наёмники – народ суеверный, о не полученных ещё богатствах говорить не любили. Вылетит слово – прилетит стрела. Так часто случалось. Поэтому одни отмалчивались, другие отшучивались.

– Вон, Эмельту лютню куплю, – хмыкнул Андал. – Самую лучшую. Из Вероны. Пусть учится играть, как все прилежные эльфийские мальчики.

Эмельт сверкнул глазами.

– А ты, Хельмут? – взялся Сейтсман за кореша. – Ты как распорядишься?

– Пропью, наверное. Он помолчал.

– И вы все пропьёте, чего бы сейчас ни говорили.

* * *

Крепость там или не крепость, а ночное дежурство никто не отменял. Никто – значит Дастин. Волошеку как раз и выпало стоять первую смену. Он подозревал, что за выбор командира должен благодарить Ксюшу. Она упорно избегала его и вполне могла попросить орка об одолжении. Раз так, то и Волошеку будет лучше занять голову службой, чем полночи страдать, разгадывая символику взглядов и жестов девушки.

Проверив ворота и бревно, что их запирало, он отправился бродить по форту. С виду скромная постройка внутри оказалась запутанным лабиринтом из множества проходных комнат и коридоров. Повсюду висели и стояли рыцарские доспехи, оружие, знамёна, шкуры, трофейные рога и головы – всё, чему полагается украшать замки и дворцы.

Крепость явно не готовилась к обороне. Не встретил Волошек ни солдат, ни даже слуг, которые могли бы её защищать. Кроме старика Формикуса, здесь, по-видимому, вообще никто не обитал.

Хозяина он обнаружил в библиотеке. Помещение глядело скорее залой для приватных разговоров, но табличка над входом утверждала другое. Стеллажи с книгами распластались по стенам, а середина оставалась пустой, если не считать брошенной небрежно шкуры мастодонта. Стена напротив входа лишена была даже полок. Там стоял огромный камин, украшенный витой решёткой и изразцовыми плитками. Возле камина в единственном кресле сидел хозяин, а справа от него висела голова лося с роскошным лапником рогов.

Формикус на шум шагов не обернулся, но Волошеку показалось, что лосиная голова недовольно зыркнула в его сторону.

Да нет, не показалось. И правда глаза живые! Посмотрели на незваного гостя с укором и повернулись к хозяину. А тот продолжал:

– Люди совсем разучились считать взятки. Природа сдала им такой дивный расклад, а они спустили всех козырей без всякого толку. В Европейских лесах почти осталось крупного зверя. Да и сами леса вот-вот сойдут на нет. Конечно! Отапливать огромные дворцы жизненно важно, а уголёк дорог, его нужно покупать у гномов. Так под топор леса! В прошлом году в Голландии срубили последний дуб.

Старик бросил в камин пару поленьев из собрата того самого, последнего дуба.

– Птиц этих самых, как их там… дронтов? Да, дронтов! Поели в один присест, словно прозаические консервы. А климат? Эль-Ниньо?

– Чушь! – отозвалась голова. – Ты опять порешь чушь.

– Я хочу сказать, что антропогенное воздействие на окружающую среду…

– Гномогенное воздействие на горы, эльфогенное здействие на леса, оркогенное на степи…

– Завелась… – хозяин с раздражением махнул рукой.

– Завёлся, – поправила голова. – И, кстати, у нас гость.

Формикус оглянулся, кивнул и жестом предложил присаживаться. Возле камина само собой появилось ещё одно кресло. Волошек сел.

– Ну-с, молодой человек, чего мы ищем в столь поздний час в библиотеке богами забытого форта?

– Вообще-то меня назначили сторожить, – ответил Волошек. – Тут у вас не больно-то поставлено бдение. Дозора на стенах нет, ворота брёвнышком хиленьким заперты…

– Ну уж… – усмехнулся старик. – Однако ноги привели вас в библиотеку, а не отправились расхаживать вдоль стены. Ноги, молодой человек, подчас вернее головы соображают. В корень, так сказать, зрят.

– Есть такое дело, – смутился Волошек. – Не мешало бы мне прояснить один вопросик. До истины докопаться…

– А?! – воскликнул хозяин, взглянув победно на лосиную голову, словно они только что побились об заклад на сей счёт. Затем вернулся к гостю. – Все ищут истину, молодой человек. Могилянская Академия ищет, и Лавра ищет, и советчики княжеские… Все ищут вместе, потому и не находят. Истину можно найти только в одиночку. Она пугается толпы. Пугается власти, церкви, колдовства… Науки, кстати сказать, тоже боится…

– Так я, вроде бы, и ищу в одиночку, – улыбнулся Волошек. – И потом, вообще истину трудно отыскать. Истину с большой буквы. Я же ищу кое-что поконкретней.

– Что же? – заинтересовался Формикус.

– Есть ли в собрании форта «Ходовая книга»? – наугад спросил он.

– Ходовая, от слова «ход»? Она же печатная, ибо содержит заклинание Печати? Она же путёвая, так как дает сведения о Пути? Не ищите этой книги, молодой человек. Ни здесь, ни где-либо ещё. Её не существует, миф.

– Есть люди, вернее, не столько люди, которые считают иначе…

– Эльфы! – с азартом угадал старик, словно участвовал в викторине со ставкой в тысячу гривен. – Их бессмертие сказывается на рассудке.

– Гм… то есть?

– Это всего-навсего моя гипотеза, – пояснил Формикус. – Психика бессмертных нестабильна. Они не спешат жить подобно людям. Им неведом предельный порог и, как следствие этого, критичность. Поставьте перед пьянчужкой бездонную бочку с пойлом, а заодно избавьте его от симптомов отравления, дайте человеку абсолютную власть и вместе с тем освободите его от всякой ответственности. Ни в том ни в другом случае не выйдет ничего путного. Та же беда и у эльфов. Бессмертие! Личность теряется в бесконечности.

– Но! – Формикус поднял скрюченный палец. – На определённом этапе этого затяжного сплина наступило то, что я называю «прободением социальной активности». Результат непредсказуем. Личность принимает за великую миссию первое, на что падает взгляд, считает такой сказку. Бам! И пошёл кольцо в вулкане плавить.

– Жаль, если так, – расстроился Волошек. – Я-то надеялся прояснить историю этого мира.

– Мира? – переспросил хозяин. Менторские тона в его голосе усиливались с каждым произнесённым словом. – Мир велик. А знаете ли вы историю своего а, историю собственной земли? Для начала. Лосиные глаза перескакивали с одного собеседника на другого. Казалось, голова размышляла, чью сторону взять.

– Я знаю родословную нижегородских князей до самого Константина Васильевича, – гордо заявил Волошек.

– А собственную? Волошек улыбнулся.

– Я же говорю, до самого Константина Васильевича.

– Ха! – воскликнула лосиная голова. – Уел старикана! Ай, молоток!

Старик помолчал, потом произнёс примирительно:

– Про весь мир разговор долгий. Но если есть конкретные вопросы, я постараюсь ответить.

Волошек подумал с чего бы начать. Вопросов скопилось столько, что, почуяв щёлку, они рванулись скопом и устроили настоящую давку. Как всегда, в подобных случаях, первым просочился самый незначительный из них.

– Кто такие чернильники? – сорвалось с языка. – Ну, кроме того что они любят хроники составлять, а в них подвиги свои расписывать.

Формикус пожал плечами.

– Пёс их знает. Беседовать не довелось с кем-то из них. Думаю, они вроде падальщиков, что слетаются на обречённые миры и подъедают останки.

– Наш мир, что, обречён?

– Да вроде пока никаких к тому признаков. Однако…

– Что?

– Раз чернильники появились, стало быть, что-то где-то засмердело.

– Кто ни с чем к нам придёт, от ничего и погибнет, – с пафосом заявила лосиная голова.

Реплику проигнорировали.

– А этот ход-выход, ну, Донровское ущелье, он никак не связан с тем, по которому явились в наш мир эльфы, гномы и прочие народы?

– Да нет. Язв на теле нашего мира – что у старого сифилитика. Человечество…

– Эльфечество, гномечество, оркечество… – прорвало голову.

– У него того, – хозяин коснулся виска, – чердак продуло. Тоже, видать, истину искал. Вот и попал в переделку. Едва я его вытащил. Но пришлось на здешнюю магию его жизнь завязать и разум в лоси-то голову поместить. Он теперь и существовать-то может только под Покровом, а вытащи его в мир – сразу развоплотится.

– Вот и про Покров хотелось бы узнать побольше, – воспользовался Волошек подходящим поводом.

– Ну, в этом я легко помогу. Сам его ставил, так что расскажу, как на школьном уроке.

В руке Формикуса возник серебряный кубок. Старик сделал глоток и разжал пальцы. Кубок исчез, не достигнув пола.

– Покров представляет собой динамическую систему, поддерживаемую нестабильными вихревыми потоками магии, и имеет форму тора.

– Чего? – удивился Волошек.

– Бублика, по-простому.

– Да нет, я знаю, что такое тор, – вежливо возразил Волошек. – Но не могу представить его на плоскости, каковой мне представляется поверхность земли.