Текст книги "Стихотворения, поэмы"

Автор книги: Сергей Есенин

Сергей Есенин
Стихотворения, поэмы

К школьникам, к родителям, к учителям

Книги серии «Поэтический класс» основаны на тех темах и произведениях, которые изучаются в начальной школе по программам литературного чтения.

Вместе с тем в «Поэтическом классе» читателям предлагаются, по сути, небольшие антологии русской лирики на разные темы, которые станут их добрыми спутниками на долгие годы – как в школе, так и во взрослой жизни. Эти стихотворения помогут вам не только лучше подготовиться к урокам, расширить свой литературный кругозор, но и открыть безграничность красоты поэтического слова, мощи его изобразительности, силы идей, несомых им.

Подборки сопровождаются краткими сведениями о поэтах. К историческим и другим, редко употребляемым сегодня словам даны пояснения.

Сергей Есенин: жизнь, творчество, судьба

Сергей Александрович Есенин родился 21 сентября (3 октября по новому стилю) 1895 года в селе Константинове Кузьминской волости Рязанского уезда Рязанской губернии. Его родители – крестьяне Александр Никитич (1873–1931) и Татьяна Федоровна (1875–1955; урождённая Титова) Есенины.

В 1904–1909 годах Есенин учился в Константиновском земском училище. Хотя в третьем классе был оставлен на второй год, окончил его успешно, с похвальным листом. В 1909–1912 годах учился в Спас-Клепиковской церковно-учительской второклассной школе, по окончании которой получил звание «учитель школ грамоты».

Летом 1912 года Есенин уезжает из Константинова в Москву, к отцу, служившему там приказчиком в мясной лавке.

В марте 1913 года Есенин поступил на работу в типографию «Товарищества И.Д. Сытина». Работал сначала в экспедиции, потом подчитчиком корректора. Здесь он познакомился с Анной Романовной Изрядновой (1891–1946), которая стала матерью его первого сына Юрия (родился 21 декабря 1914 г. (3 января 1915 г.). Брак был гражданским, и Юрий был официально признан сыном Есенина лишь после его смерти, в 1926 г. Ю.А. Есенин в 1938 году пал жертвой большевистских репрессий.

В сентябре 1913 года Есенин начал заниматься в Московском городском народном университете имени А. Л. Шанявского.

В январе 1914 года в московском журнале для детского чтения «Мирок» под псевдонимом «Аристон» напечатано стихотворение Есенина «Береза». В следующем, февральском номере уже под его собственным именем появилось стихотворение «Пороша», в мартовском – «Село». Это первые известные выступления Есенина в печати.

9 марта 1915 года в Петрограде Есенин познакомился с Александром Блоком. По рекомендации Блока вошёл в круг петроградских поэтов и писателей. В октябре познакомился с поэтом Николаем Клюевым. Быстро приобрёл поэтическую известность и уже 12 января 1916 года по приглашению великой княгини Елизаветы Фёдоровны выступал в Марфо-Мариинской обители в Москве.

30 января 1916 года было дано цензурное разрешение на выход в свет первого сборника Есенина «Радуница». В марте призван на военную службу. В апреле, благодаря хлопотам Клюева, был причислен к Царскосельскому полевому военно-санитарному поезду № 143, который находился под патронажем императрицы Александры Федоровны. В поезде и царскосельском лазарете № 17 Есенин прослужил санитаром до марта 1917 года. В это время неоднократно выступает на разных вечерах, в том числе придворных.

Весной 1917 года в редакции эсеровской газеты «Дело народа» Есенин познакомился с Зинаидой Николаевной Райх (1894–1939), работавшей там техническим секретарем. 30 июля во время поездки по Северу обвенчался с нею в Кирико-Иулиттовской церкви близ Вологды.

29 мая 1918 года в Орле у З.Н. Райх родилась дочь Есенина Татьяна (умерла в 1992).

В сентябре 1918 года в Москве по инициативе и при участии Есенина создается кооперативное издательство «Московская Трудовая Артель Художников Слова». Здесь у него вышло не сколько книг.

Тогда же Есенин познакомился с А.Б. Мариенгофом, В. Г. Шершеневичем, А.Б. Кусиковым. В январе 1919 года была составлена «Декларация» имажинистов, подписанная: «Поэты: Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Анатолий Мариенгоф, Вадим Шершеневич. Художники: Борис Эрдман, Георгий Якулов».

Имажинисты (от французского и английского image– образ) провозгласили «единственным законом искусства» – «выявление жизни через образ и ритмику образов». Имажинисты превозносили «образ как таковой». Это не слово-символ в его многозначности, как в символизме, не преклонение перед вещью, как в акмеизме, не «слово как таковое», отделённое от содержания, заумный язык», как в кубо-футуризме, наконец, не подчинение слова идеологии, лозунгу, как у так называемых пролетарских поэтов. Имажинисты сделали образ, одно из изобразительных средств, – своим единственным средством и целью.

3 апреля 1919 года Есенин вместе с имажинистами выступает в Большой аудитории Политехнического музея в Москве. 28 мая вместе с другими участниками имажинистского объединения расписывал кощунственными текстами стены Страстного монастыря в Москве. В ноябре открылось кафе «Стойло Пегаса» на Тверской в Москве.

При этом в творчестве все поэты-имажинисты отступали от своих деклараций. И прежде всего это относится к Есенину, ставившего выше всего свободу творчества. Поначалу имажинизм помогал ему обозначить свою отделённость от новой власти. В важнейшей для него статье «Ключи Марии» Есенин писал: «...противны занесенные руки марксистской опеки в идеологии сущности искусств. Она строит руками рабочих памятник Марксу, а крестьяне хотят поставить его корове». Он видит в большевистской практике суррогаты религии и церкви.

3 февраля 1920 года в Москве родился сын З.Н. Райх и Есенина Константин (умер в 1986).

19 апреля на литературном вечере в Харьковском городском театре Есенин принял участие в действе по возведению Велимира Хлебникова в «Председатели Земного Шара».

В апреле-мае 1921 года Есенин совершил поездку в Туркестан (Самара – Оренбург – Ташкент – Самарканд – Бухара). В июле-августе неоднократно в Москве выступал с чтением своей драматической поэмы «Пугачёв». 3 октября встретился с Айседорой Дункан в студии художника Г.Б. Якулова на Садовой, близ «Аквариума». 5 октября Народный суд г. Орла расторг брак Есенина с З.Н. Райх.

2 мая 1922 года состоялось бракосочетание Есенина с Айседорой Дункан. 10 мая Есенин и Айседора Дункан вылетели из Москвы в Германию и в мае – сентябре совершает поездку вместе с Айседорой Дункан по Европе: Германия – Бельгия – Франция – Италия. 24 сентября отплыл с Дункан из Франции в США на океанском пароходе «Paris», где пробыл до начала февраля 1923 года.

3 августа 1923 года Есенин возвратился в Москву из зарубежной поездки. К этому времени наметился его разрыв с Дункан. Вскоре Есенин был в Кремле на приеме у председателя Реввоенсовета Республики Льва Троцкого, который обещал ему содействие в издательских делах. 21 августа выступает на литературном вечере в Политехническом музее в Москве с рассказом о зарубежной поездке и чтением стихов. Тогда же Есенин познакомился с Августой Леонидовной Миклашевской, долгое время ведущей актрисой Камерного театра, и увлекся ею.

20 ноября 1923 года произошёл инцидент в одной из московских пивных, послуживший основой для так называемого «дела четырех поэтов». Алексей Ганин, Есенин, Сергей Клычков и Пётр Орешин были задержаны и обвинены в антиобщественном поведении и антисемитизме. 21 ноября против них было возбуждено уголовное дело. 10 декабря в Доме печати состоялся товарищеский суд. В защиту Есенина выступили А. Эфрос, А. Соболь, Вяч. Полонский, В. Львов-Рогачевский, М. Герасимов, Р.Ивнев. 17 декабря Есенин лег в Профилакторий им. Шумской (так называемая «Больница на Полянке»), где пробыл до конца января 1924 г. В феврале с Есениным происходит несчастный случай с глубоким порезом руки: он соскочил с пролетки и руками разбил окно в полуподвале. В связи с этим помещён сначала в Шереметевскую больницу, затем переведён в Кремлевскую.

В конце мая 1924 года совершает первую после возвращения из-за рубежа поездку на родину, в Константиново. Под впечатлением этого были написаны «Возвращение на родину» и «Русь советская».

31 августа 1924 года письмом в «Правду», подписанном также И. В. Грузиновым, известил, что группа имажинистов «в доселе известном составе» объявляется распущенной.

3 сентября 1924 года Есенин выехал на Кавказ. Пребывание на Кавказе (Баку – Тифлис – Батум) с сентября 1924 по февраль 1925 года и затем в апреле и мае 1925 года стало одним из самых плодотворных периодов в жизни Есенина.

30 июня 1925 г. подписан договор с Госиздатом на выпуск «Собрания стихотворений» с гонораром по высшей ставке.

В июле 1925 года вступил в брак с Софьей Андреевной Толстой (1900–1957; официальная регистрация брака состоялась 18 сентября). 25 июля – 6 сентября Есенин вместе с С.А. Толстой-Есениной совершил последнюю поездку на Кавказ (в Баку). По возвращении в Москву продолжил работу по подготовке «Собрания стихотворений». Осенью обостряется разлад во взаимоотношениях с С.А. Толстой-Есениной, первые признаки которого обнаружились вскоре после женитьбы.

В двадцатых числах ноября 1925 года, страдая от пьянства, Есенин соглашается лечь в психиатрическую клинику. Лечение здесь было рассчитано на два месяца, но Есенин наметил, что пробудет здесь меньший срок. Здесь же принял окончательное решение не возвращаться к жене и уехать из Москвы в Ленинград.

21 декабря Есенин покинул клинику. Заходил в Госиздат, где написал заявление с просьбой считать недействительными все ранее выданные им доверенности и гонорар выдавать впредь только ему самому. Провёл вечер в писательском клубе. Навестил А.Р. Изряднову, был у своих детей Тани и Кости, которые жили в семье режиссёра Всеволода Мейерхольда, чьей женой стала к этому времени Зинаида Райх.

23 декабря 1925 года Есенин ночным поездом выехал из Москвы в Ленинград. Здесь встречается с литераторами и друзьями, в том числе с Николаем Клюевым, говорит о том, что приехал в Ленинград, чтобы начать новую жизнь, без пьянства. 28 декабря 1925 года найден в петле в ленинградской гостинице «Англетер», где жил в эти дни.

Официальное заключение о самоубийстве как причине смерти Есенина не раз подвергалось сомнению. Так, уже в наши дни обосновывалась версия, согласно которой Есенин пал жертвой борьбы, которую Сталин вёл против оппозиционного ему партийного руководства Ленинграда. Согласно ей, Есенин был убит приехавшими из Москвы чекистами с тем, чтобы возложить вину за его гибель на ленинградские власти с последующей их заменой. Однако чекисты ленинградские обнаружили тело поэта раньше, чем это намечалось по плану, и предугадывая последствия, инсценировали самоубийство. Так эта акция была сорвана, что, впрочем, не остановило процесса нейтрализации антисталинской оппозиции.

31 декабря 1925 года Сергей Александрович Есенин был похоронен в Москве, на Ваганьковском кладбище. Перед этим погребальная процессия обнесла гроб с его телом вокруг памятника Пушкину на Тверском бульваре.

Могила Есенина сразу стала местом паломничества для многих любителей поэзии. Ночью 3 декабря 1926 года на ней застрелилась его возлюбленная – Галина Бениславская.

На долгие годы творчество и само имя Есенина в СССР оказались под полузапретом. Только в 1950-е годы началось его возвращение к читателям нашей страны. Сегодня литературное наследие Сергея Александровича Есенина естественным образом стало одной из живых частей русской классики ХХ века.

* * *

В сборник вошла большая часть стихотворений Сергея Есенина и поэмы «Анна Снегина», «Чёрный человек» (в том числе – все включённые в Стандарт по литературе и в основные школьные программы).

Тексты печатаются по изданию: Сергей Есенин в стихах и жизни: Стихотворения, 1910–1925 / Вступительная статья и составление Н.И. Шубниковой-Гусевой. М.: Республика, 1995 с учётом последних исследований и текстов в Полном собрании сочинений С. А. Есенина в 7-ми томах (М., 1995–2000).

Стихотворения расположены в хронологическом порядке. При подготовке примечаний и комментариев к стихотворениям учитывались разыскания и материалы А.Козловского, С.П. Кошечкина, С.И. Субботина, Н.И. Шубниковой-Гусевой, Н.Г. Юсова, других исследователей.

С. Дмитренко

Стихотворения

 
Вот уж вечер. Роса
Блестит на крапиве.
Я стою у дороги,
Прислонившись к иве.
 
 
От луны свет большой
Прямо на нашу крышу.
Где-то песнь соловья
Вдалеке я слышу.
 
 
Хорошо и тепло,
Как зимой у печки.
И березы стоят,
Как большие свечки.
 
 
И вдали за рекой,
Видно, за опушкой,
Сонный сторож стучит
Мертвой колотушкой.
 

1910

* * *

 
Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Клененочек маленький матке
Зеленое вымя сосет
 

1910

* * *

 
Поет зима – аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
Седые облака.
 
 
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.
 
 
Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
И жмутся поплотней.
А вьюга с ревом бешеным
Стучит по ставням свешенным
И злится все сильней.
 
 
И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
У мерзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
Красавица весна.
 

1910

ПОДРАЖАНЬЕ ПЕСНЕ

 
Ты поила коня из горстей в поводу,
Отражаясь, березы ломались в пруду.
Я смотрел из окошка на синий платок,
Кудри черные змейно трепал ветерок.
Мне хотелось в мерцании пенистых струй
С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.
Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,
Унеслася ты вскачь, удилами звеня.
В пряже солнечных дней время выткало нить...
Мимо окон тебя понесли хоронить.
И под плач панихид, под кадильный канон,
Все мне чудился тихий раскованный звон
 

1910

* * *

По свидетельству друга детства Есенина, Н.А. Сардановского, записанному С.А. Толстой-Есениной, это стихотворение, впервые опубликованное в московском журнале «Млечный путь» (1915. № 3), было у Есенина первым «с признаками настоящей художественности». Сам Есенин был под впечатлением этого стихотворения и читал его Сардановскому «вслух бесконечное число раз. Вскоре же он набрался смелости и поехал со своими стихами к профессору Сакулиину... Отзыв критика был, по-видимому, очень лестным для Сергея».

 
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари
 
 
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло
 
 
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог
 
 
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
 
 
Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
 
 
И пускай со звонами плачут глухари.
Есть тоска веселая в алостях зари.
 

1910

* * *

 
Дымом половодье
Зализало ил.
Желтые поводья
Месяц уронил.
 
 
Еду на баркасе,
Тычусь в берега.
Церквами у прясел
Рыжие стога.
 
 
Заунывным карком
В тишину болот
Черная глухарка
К всенощной зовет.
 
 
Роща синим мраком
Кроет голытьбу...
Помолюсь украдкой
За твою судьбу.
 

1910

* * *

 
Сыплет черемуха снегом,
Зелень в цвету и росе.
В поле, склоняясь к побегам,
Ходят грачи в полосе.
 
 
Никнут шелковые травы,
Пахнет смолистой сосной.
Ой вы, луга и дубравы, —
Я одурманен весной.
 
 
Радуют тайные вести,
Светятся в душу мою.
Думаю я о невесте,
Только о ней лишь пою.
 
 
Сыпь ты, черемуха, снегом,
Пойте вы, птахи, в лесу.
По полю зыбистым бегом
Пеной я цвет разнесу.
 

1910

КАЛИКИ

 
Проходили калики деревнями,
Выпивали под окнами квасу,
У церквей пред затворами древними
Поклонялись пречистому Спасу.
 
 
Пробиралися странники по полю,
Пели стих о сладчайшем Исусе.
Мимо клячи с поклажею топали,
Подпевали горластые гуси.
 
 
Ковыляли убогие по стаду,
Говорили страдальные речи:
«Все единому служим мы господу,
Возлагая вериги на плечи».
 
 
Вынимали калики поспешливо
Для коров сбереженные крохи.
И кричали пастушки насмешливо:
«Девки, в пляску! Идут скоморохи!»
 

1910

* * *

 
Под венком лесной ромашки
Я строгал, чинил челны,
Уронил кольцо милашки
В струи пенистой волны.
 
 
Лиходейная разлука,
Как коварная свекровь.
Унесла колечко щука,
С ним – милашкину любовь.
 
 
Не нашлось мое колечко,
Я пошел с тоски на луг,
Мне вдогон смеялась речка:
«У милашки новый друг».
 
 
Не пойду я к хороводу:
Там смеются надо мной,
Повенчаюсь в непогоду
С перезвонною волной.
 

1911

* * *

 
Темна ноченька, не спится,
Выйду к речке на лужок.
Распоясала зарница
В пенных струях поясок.
 
 
На бугре береза-свечка
В лунных перьях серебра.
Выходи, мое сердечко,
Слушать песни гусляра.
 
 
Залюбуюсь, загляжусь ли
На девичью красоту,
А пойду плясать под гусли,
Так сорву твою фату.
 
 
В терем темный, в лес зеленый,
На шелковы купыри,
Уведу тебя под склоны
Вплоть до маковой зари.
 

1911

* * *

 
Хороша была Танюша, краше не было в селе,
Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.
У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру
Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.
 
 
Вышел парень, поклонился кучерявой головой:
«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».
Побледнела, словно саван, схолодела, как роса
Душегубкою-змеею развилась ее коса.
 
 
«Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,
Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу».
Не заутренние звоны, а венчальный переклик,
Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.
 
 
Не кукушки загрустили – плачет Танина родня,
На виске у Тани рана от лихого кистеня.
Алым венчиком кровинки запеклися на челе —
Хороша была Танюша, краше не было в селе
 

1911

* * *

 
Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха
Выходи встречать к околице, красотка, жениха.
 
 
Васильками сердце светится, горит в нем бирюза
Я играю на тальяночке про синие глаза.
 
 
То не зори в струях озера свой выткали узор,
Твой платок, шитьем украшенный, мелькнул за косогор
 
 
Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.
Пусть послушает красавица прибаски жениха
 

1912

* * *

 
Матушка в Купальницу по лесу ходила,
Босая, с подтыками, по росе бродила.
 
 
Травы ворожбиные ноги ей кололи,
Плакала родимая в купырях от боли.
 
 
Не дознамо печени судорга схватила,
Охнула кормилица, тут и породила.
 
 
Родился я с песнями в травном одеяле
Зори меня вешние в радугу свивали.
 
 
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
 
 
Только не по совести счастье наготове,
Выбираю удалью и глаза и брови.
 
 
Как снежинка белая, в просини я таю
Да к судьбе-разлучнице след свой заметаю
 

1912

* * *

 
Задымился вечер, дремлет кот на брусе
Кто-то помолился: «Господи Исусе».
 
 
Полыхают зори, курятся туманы,
Над резным окошком занавес багряный.
 
 
Вьются паутины с золотой повети
Где-то мышь скребется в затворенной клети...
 
 
У лесной поляны – в свяслах копны хлеба,
Ели, словно копья, уперлися в небо.
 
 
Закадили дымом под росою рощи...
В сердце почивают тишина и мощи
 

1912

Береза

Первое по времени появившееся в печати известное нам стихотворение Есенина. Оно было опубликовано в январском номере детского журнала «Мирок» за 1914 год под псевдонимом «Аристон» (так назывался популярный в начале ХХ века музыкальный ящик). Издатели вскоре убедили Есенина псевдонимом не пользоваться и печататься под своей фамилией.

 
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
 
 
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
 
 
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
 
 
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
 

<1913>

Пороша

 
Еду. Тихо. Слышны звоны
Под копытом на снегу,
Только серые вороны
Расшумелись на лугу.
 
 
Заколдован невидимкой,
Дремлет лес под сказку сна,
Словно белою косынкой
Подвязалася сосна.
 
 
Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку,
А под самою макушкой
Долбит дятел на суку.
 
 
Скачет конь, простору много,
Валит снег и стелет шаль.
Бесконечная дорога
Убегает лентой вдаль.
 

<1914>

* * *

 
Колокол дремавший
Разбудил поля,
Улыбнулась солнцу
Сонная земля.
 
 
Понеслись удары
К синим небесам,
Звонко раздается
Голос по лесам.
 
 
Скрылась за рекою
Белая луна,
Звонко побежала
Резвая волна.
 
 
Тихая долина
Отгоняет сон,
Где-то за дорогой
Замирает звон.
 

<1914>

Кузнец

 
Душно в кузнице угрюмой,
И тяжел несносный жар,
И от визга и от шума
В голове стоит угар.
К наковальне наклоняясь,
Машут руки кузнеца,
Сетью красной рассыпаясь,
Вьются искры у лица.
Взор отважный и суровый
Блещет радугой огней,
Словно взмах орла, готовый
Унестись за даль морей...
Куй, кузнец, рази ударом,
Пусть с лица струится пот.
Зажигай сердца пожаром,
Прочь от горя и невзгод!
Закали свои порывы,
Преврати порывы в сталь
И лети мечтой игривой
Ты в заоблачную даль.
Там вдали, за черной тучей,
За порогом хмурых дней,
Реет солнца блеск могучий
Над равнинами полей.
Тонут пастбища и нивы
В голубом сиянье дня,
И над пашнею счастливо
Созревают зеленя.
Взвейся к солнцу с новой силой,
Загорись в его лучах.
Прочь от робости постылой,
Сбрось скорей постыдный страх.
. . . .
 

<1914>

С ДОБРЫМ УТРОМ!

 
Задремали звезды золотые,
Задрожало зеркало затона,
Брезжит свет на заводи речные
И румянит сетку небосклона.
 
 
Улыбнулись сонные березки,
Растрепали шелковые косы.
Шелестят зеленые сережки,
И горят серебряные росы.
 
 
У плетня заросшая крапива
Обрядилась ярким перламутром
И, качаясь, шепчет шаловливо:
«С добрым утром!»
 

<1914>

Молитва матери

 
На краю деревни старая избушка,
Там перед иконой молится старушка.
 
 
Молитва старушки сына поминает,
Сын в краю далеком родину спасает.
 
 
Молится старушка, утирает слезы,
А в глазах усталых расцветают грезы.
 
 
Видит она поле, поле перед боем,
Где лежит убитым сын ее героем.
 
 
На груди широкой брызжет кровь, что пламя,
А в руках застывших вражеское знамя.
 
 
И от счастья с горем вся она застыла,
Голову седую на руки склонила.
 
 
И закрыли брови редкие сединки,
И из глаз, как бисер, сыплются слезинки
 

<1914>

Моей царевне

 
Я плакал на заре, когда померкли дали,
Когда стелила ночь росистую постель,
И с шепотом волны рыданья замирали,
И где-то вдалеке им вторила свирель.
 
 
Сказала мне волна: «Напрасно мы тоскуем», —
И, сбросив свой покров, зарылась в берега,
А бледный серп луны холодным поцелуем
С улыбкой застудил мне слезы в жемчуга.
 
 
И я принес тебе, царевне ясноокой,
Тот жемчуг слез моих печали одинокой
И нежную вуаль из пенности волны
 
 
Но сердце хмельное любви моей не радо...
Отдай же мне за все, чего тебе не надо,
Отдай мне поцелуй за поцелуй луны
 

<1914>

Что это такое?

 
В этот лес завороженный,
По пушинкам серебра,
Я с винтовкой заряженной
На охоту шел вчера.
По дорожке чистой, гладкой
Я прошел, не наследил...
Кто ж катался здесь украдкой?
Кто здесь падал и ходил?
Подойду, взгляну поближе:
Хрупкий снег изломан весь.
Здесь вот когти, дальше – лыжи...
Кто-то странный бегал здесь.
Кабы твердо знал я тайну
Заколдованным речам,
Я узнал бы хоть случайно,
Кто здесь бродит по ночам.
Из-за елки бы высокой
Подсмотрел я на кругу:
Кто глубокий след далекий
Оставляет на снегу?..
 

<1914>

Узоры

 
Девушка в светлице вышивает ткани,
На канве в узорах копья и кресты.
Девушка рисует мертвых на поляне,
На груди у мертвых – красные цветы.
 
 
Нежный шелк выводит храброго героя,
Тот герой отважный – принц ее души.
Он лежит, сраженный в жаркой схватке боя,
И в узорах крови смяты камыши.
 
 
Кончены рисунки. Лампа догорает
Девушка склонилась. Помутился взор.
Девушка тоскует. Девушка рыдает
За окошком полночь чертит свой узор.
 
 
Траурные косы тучи разметали,
В пряди тонких локон впуталась луна.
В трепетном мерцанье, в белом покрывале
Девушка, как призрак, плачет у окна.
 

<1914>

* * *

 
Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
 
 
По меже, на переметке —
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы кроткие монашки.
 
 
Курит облаком болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в сердце мысли.
 
 
Все встречаю, все приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть.
 

1914

* * *

 
Пойду в скуфье смиренным иноком
Иль белобрысым босяком —
Туда, где льется по равнинам
Березовое молоко.
 
 
Хочу концы земли измерить,
Доверясь призрачной звезде,
И в счастье ближнего поверить
В звенящей рожью борозде.
 
 
Рассвет рукой прохлады росной
Сшибает яблоки зари.
Сгребая сено на покосах,
Поют мне песни косари.
 
 
Глядя за кольца лычных прясел,
Я говорю с самим собой:
Счастлив, кто жизнь свою украсил
Бродяжной палкой и сумой.
 
 
Счастлив, кто в радости убогой,
Живя без друга и врага,
Пройдет проселочной дорогой,
Молясь на копны и стога
 

<1914–1922>

* * *

 
Шел Господь пытать людей в любови,
Выходил он нищим на кулижку.
Старый дед на пне сухом, в дуброве,
Жамкал деснами зачерствелую пышку.
 
 
Увидал дед нищего дорогой,
На тропинке, с клюшкою железной,
И подумал: «Вишь, какой убогой, —
Знать, от голода качается, болезный».
 
 
Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:
Видно, мол, сердца их не разбудишь...
И сказал старик, протягивая руку:
«На, пожуй... маленько крепче будешь».
 

1914

Осень

Р. В. Иванову

 
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень – рыжая кобыла – чешет гриву.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.
Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным
И целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.
 

1914

* * *

 
Не ветры осыпают пущи,
Не листопад златит холмы.
С голубизны незримой кущи
Струятся звездные псалмы.
 
 
Я вижу – в просиничном плате,
На легкокрылых облаках,
Идет возлюбленная Мати
С Пречистым Сыном на руках.
 
 
Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа:
«Ходи, Мой Сын, живи без крова,
Зорюй и полднюй у куста».
 
 
И в каждом страннике убогом
Я вызнавать пойду с тоской,
Не Помазуемый ли Богом
Стучит берестяной клюкой.
 
 
И может быть, пройду я мимо
И не замечу в тайный час,
Что в елях – крылья херувима,
А под пеньком – голодный Спас
 

1914

В хате

 
Пахнет рыхлыми драченами;
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.
 
 
Вьется сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкою —
Шелуха сырых яиц.
 
 
Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низк?,
Старый кот к махотке крадется
На парное молоко.
 
 
Квохчут куры беспокойные
Над оглоблями сохи,
На дворе обедню стройную
Запевают петухи.
 
 
А в окне на сени скатые,
От пугливой шумоты,
Из углов щенки кудлатые
Заползают в хомуты.
 

1914

* * *

 
По селу тропинкой кривенькой
В летний вечер голубой
Рекрута ходили с ливенкой
Разухабистой гурьбой.
 
 
Распевали про любимые
Да последние деньки:
«Ты прощай, село родимое,
Темна роща и пеньки».
 
 
Зори пенились и таяли,
Все кричали, пяча грудь:
«До рекрутства горе маяли,
А теперь пора гульнуть».
 
 
Размахнув кудрями русыми,
В пляс пускались весело.
Девки брякали им бусами,
Зазывали за село.
 
 
Выходили парни бравые
За гуменные плетни,
А девчоночки лукавые
Убегали, – догони!
 
 
Над зелеными пригорками
Развевалися платки.
По полям, бредя с кошелками,
Улыбались старики.
 
 
По кустам, в траве над лыками,
Под пугливый возглас сов,
Им смеялась роща зыками
С переливом голосов.
 
 
По селу тропинкой кривенькой,
Ободравшись о пеньки,
Рекрута играли в ливенку
Про ост?льние деньки.
 

1914

* * *

 
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты – в ризах образа...
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
 
 
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
 
 
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.[1]1
  Речь идёт о православных праздниках, называемых в народе первым, или медовым, Спасом (он отмечается 1 (14) августа) и вторым, или яблочным, Спасом (он отмечается 6 (19) августа).


[Закрыть]
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
 
 
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,[2]2
  Леха – гряда, ряд, полоска, борозда, межа.


[Закрыть]
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
 
 
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
 

1914

* * *

 
Сторона ль моя, сторонка,
Горевая полоса.
Только лес, да посолонка,
Да заречная коса...
 
 
Чахнет старая церквушка,
В облака закинув крест.
И забольная кукушка
Не летит с печальных мест.
 
 
По тебе ль, моей сторонке,
В половодье каждый год
С подожочка и котомки
Богомольный льется пот.
 
 
Лица пыльны, загорелы,
Веки выглодала даль,
И впилась в худое тело
Спаса кроткого печаль
 

1914

* * *

 
Сохнет стаявшая глина,
На сугорьях гниль опенок.
Пляшет ветер по равнинам,
Рыжий ласковый осленок.
 
 
Пахнет вербой и смолою
Синь то дремлет, то вздыхает.
У лесного аналоя
Воробей псалтырь читает.
 
 
Прошлогодний лист в овраге
Средь кустов – как ворох меди.
Кто-то в солнечной сермяге
На осленке рыжем едет.
 
 
Прядь волос нежней кудели,
Но лицо его туманно.
Никнут сосны, никнут ели
И кричат ему: «Осанна!»
 

1914

* * *

 
Чую Радуницу Божью —
Не напрасно я живу,
Поклоняюсь придорожью,
Припадаю на траву.
 
 
Между сосен, между елок,
Меж берез кудрявых бус,
Под венком, в кольце иголок,
Мне мерещится Исус.
 
 
Он зовет меня в дубровы,
Как во царствие небес,
И горит в парче лиловой
Облаками крытый лес.
 
 
Голубиный дух от Бога,
Словно огненный язык,
Завладел моей дорогой,
Заглушил мой слабый крик.
 
 
Льется пламя в бездну зренья,
В сердце радость детских снов,
Я поверил от рожденья
В Богородицын покров.
 

1914

* * *

 
По дороге идут богомолки,
Под ногами полынь да комли.
Раздвигая щипульные колки,
На канавах звенят костыли.
 
 
Топчут лапти по полю кукольни,
Где-то ржанье и храп табуна,
И зовет их с большой колокольни
Гулкий звон, словно зык чугуна.
 
 
Отряхают старухи дулейки,
Вяжут девки косницы до пят.
Из подворья с высокой келейки
На платки их монахи глядят.
 
 
На вратах монастырские знаки:
«Упокою грядущих ко мне»,
А в саду разбрехались собаки,
Словно чуя воров на гумне.
 
 
Лижут сумерки золото солнца,
В дальних рощах аукает звон...
По тени от ветлы-веретенца
Богомолки идут на канон
 

1914

Русь

Стихотворение было напечатано в петроградском журнале «Северные записки» (1915. № 6/7) и принесло автору первую известность. Есенин читал «Русь» на концерте для раненых в присутствии императрицы Александры Федоровны и удостоился ее похвалы.

1

 
Потонула деревня в ухабинах,
Заслонили избенки леса.
Только видно, на кочках и впадинах,
Как синеют кругом небеса.
 
 
Воют в сумерки долгие, зимние,
Волки грозные с тощих полей.
По дворам в погорающем инее
Над застрехами храп лошадей.
 
 
Как совиные глазки, за ветками
Смотрят в шали пурги огоньки.
И стоят за дубровными сетками,
Словно нечисть лесная, пеньки.
 
 
Запугала нас сила нечистая,
Что ни прорубь – везде колдуны.
В злую заморозь в сумерки мглистые
На березках висят галуны.
 

2

 
Но люблю тебя, родина кроткая!
А за что – разгадать не могу
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу.
 
 
Я люблю над покосной стоянкою
Слушать вечером гуд комаров
А как гаркнут ребята тальянкою,
Выйдут девки плясать у костров
 
 
Загорятся, как черна смородина,
Угли-очи в подковах бровей
Ой ты, Русь моя, милая родина,
Сладкий отдых в шелку купырей.[3]3
  Луговая трава.


[Закрыть]
 

3

 
Понакаркали черные вороны:
Грозным бедам широкий простор.
Крутит вихорь леса во все стороны,
Машет саваном пена с озер.
 
 
Грянул гром, чашка неба расколота,
Тучи рваные кутают лес.
На подвесках из легкого золота
Закачались лампадки небес.
 
 
Повестили под окнами сотские[4]4
  Низший полицейский чин в сельской местности, выбираемый из крестьян.


[Закрыть]
Ополченцам идти на войну.
Загыгыкали бабы слободские,
Плач прорезал кругом тишину.
 
 
Собиралися мирные пахари
Без печали, без жалоб и слез,
Клали в сумочки пышки на сахаре
И пихали на кряжистый воз.
 
 
По селу до высокой околицы
Провожал их огулом народ...
Вот где, Русь, твои добрые молодцы,
Вся опора в годину невзгод.
 

4

 
Затомилась деревня невесточкой —
Как-то милые в дальнем краю?
Отчего не уведомят весточкой, —
Не погибли ли в жарком бою?
 
 
В роще чудились запахи ладана,
В ветре бластились стуки костей
И пришли к ним нежданно-негаданно
С дальней волости груды вестей.
 
 
Сберегли по ним пахари памятку,
С потом вывели всем по письму
Подхватили тут родные грамотку,
За ветловую сели тесьму.
 
 
Собралися над четницей Лушею
Допытаться любимых речей
И на корточках плакали, слушая,
На успехи родных силачей.
 

5

 
Ах, поля мои, борозды милые,
Хороши вы в печали своей!
Я люблю эти хижины хилые
С поджиданьем седых матерей.
 
 
Припаду к лапоточкам берестяным,
Мир вам, грабли, коса и соха!
Я гадаю по взорам невестиным
На войне о судьбе жениха.
 
 
Помирился я с мыслями слабыми,
Хоть бы стать мне кустом у воды.
Я хочу верить в лучшее с бабами,
Тепля свечку вечерней звезды.
 
 
Разгадал я их думы несметные,
Не спугнет их ни гром и ни тьма.
За сохою под песни заветные
Не причудится смерть и тюрьма.
 
 
Они верили в эти каракули,
Выводимые с тяжким трудом,
И от счастья и радости плакали,
Как в засуху над первым дождем.
 
 
А за думой разлуки с родимыми
В мягких травах, под бусами рос,
Им мерещился в далях за дымами
Над лугами веселый покос.
 
 
Ой ты, Русь, моя родина кроткая,
Лишь к тебе я любовь берегу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу
 

1914

Королева

 
Пряный вечер. Гаснут зори.
По траве ползет туман.
У плетня на косогоре
Забелел твой сарафан.
 
 
В чарах звездного напева
Обомлели тополя.
Знаю, ждешь ты, королева,
Молодого короля.
 
 
Коромыслом серп двурогий
Плавно по небу скользит.
Там, за рощей, по дороге
Раздается звон копыт.
 
 
Скачет всадник загорелый,
Крепко держит повода.
Увезет тебя он смело
В чужедальни города.
 
 
Пряный вечер. Гаснут зори.
Слышен четкий храп коня.
Ах, постой на косогоре
Королевой у плетня.
 

<1914–1915>

* * *

Стихотворение обращено к поэту, литератору Рюрику Ивневу (псевдоним Михаила Александровича Ковалева; 1891–1981), одному из близких друзей Есенина. Они познакомились вскоре после первого приезда Есенина в Петроград, в марте 1915 года. В воспоминаниях Ивнев рассказывает, что стихотворение «Я одену тебя побирушкой...» написано Есениным в ответ на подаренное ему Ивневым стихотворение «Я тусклый, городской, больной...».