Текст книги "Мошкара"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Александр Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

7

Впоследствии он с трудом вспоминал, что было потом. Как они добрались до самолета, покинутого на лесной просеке, о чем говорили во время поездки, как хоронили убитого летчика, как перегружали драгоценные ящики с медикаментами, кстати сказать так и не поврежденные в своей герметической цинковой упаковке, Белов не припоминал совсем. Помнилось, что раны самолета оказались не столь опасными, как думал Педро, – где-то в нескольких местах был пробит бак с горючим да разбито боковое стекло «фонаря». Пока Педро, что-то напевая, исправлял повреждения, Белов устало сидел на пне и дремал. А в кабине на обратном пути и совсем заснул, впрочем, ненадолго: возвращение в лагерь по воздуху отняло не более получаса и всю возню с медикаментами он предоставил Лейтенанту и Дюбонне, а сам тотчас же заснул опять, положив голову на докторский стол в его бараке-лаборатории.

Когда он очнулся, сидевший перед ним доктор решительно подвинул к нему стакан чилийского и сказал:

– Сначала выпейте. Это нервное истощение, и только. Пройдет. О дуэли вашей я уже знаю. Но учтите, мне интересно все, – он подчеркнул, – все подробности, все ваши наблюдения и выводы.

Белов рассказал все, как мог. Только мысли плохо припоминались, а главное – были именно мысли, Дюбонне поморщился и сказал:

– Разрешите, я буду спрашивать. Как оно появилось? Внезапно?

– Да.

– Случайно?

– Думаю, нет. Вероятно, есть еще дополнительная настройка.

– Я знаю. На аммиак. Только люди, в отличие от животных и растений, испаряют аммиак через кожные поры.

– Слабенькая настройка, – сказал Белов, – без наводки.

– А как близко вы его подпустили?

– Метра на три.

– А потом?

– Закрыл глаза.

– Понятно.

– Представил себе его в плексигласовом ящике. Между прочим, он сейчас же начал растекаться по стенкам. Я приоткрыл один глаз – действительно растекается.

– В воздухе?

– В воздухе. Но я видел его с закрытыми глазами именно в камере. Затем нагрел ее. Вообразил, что нагрел.

– Я не идиот, – оборвал его Дюбонне. – На сколько градусов?

– Думаю, тысячи на две. Мне так хотелось.

– Значит, вспышка?

– Как молния. Только ярче. Я бы ослеп, если б действительно видел.

– Что же вам подсказало эту мысль?

– Вы сами. Вы буквально натолкнули меня на нее. Дюбонне все еще не понимал.

– Так ведь вы же выдвинули предположение о настройке системы на эмоциональные восприятия. Я подумал: а что, если моделировать восприятие? Если верна гипотеза, любой зрительный образ вызовет ответную реакцию. Тогда и реакция зависит от нас.

– Мысль-локатор, – задумчиво произнес Дюбонне, – мысль-наводка…

– И мысль-команда.

Реплика Белова чем-то насторожила доктора. Он вскочил и, по своей привычке думать на ходу, зашагал по глинобитному полу барака.

– Минутку, – проговорил он, не глядя на Белова, – это надо обдумать.

Несколько раз снова молча прошелся мимо Белова, потом вдруг отдернул занавеску камеры. Знакомый серый ком из угла, покачавшись на месте, поплыл к стеклу. Дюбонне смотрел на него до тех пор, пока ком не стал блином, прилипшим к стеклянной стенке.

– Сейчас я повторю ваш опыт, – сказал доктор, обернувшись к Белову.

– Отсюда? – спросил тот.

– Нет, я должен повторить его в тех же условиях. В условиях одной и той же внешней среды. А здесь нас разделяет стекло. Здесь я в безопасности. Может быть, опасность тоже фактор, который приходится учитывать?

– Стоит ли? – сказал Белов.

– Почему?

– А вдруг?

– Гипотеза не верна? – озлился доктор. – Или энергетическая мощь вашей мысли больше моей?

– Страшно ошибиться… – Глоток вина застрял у Белова в горле, он закашлялся. – Очень страшно.

– Эксперимент должен быть многократно повторен и проверен. И в тех же условиях. – Доктор подошел к двери. – А теперь наблюдайте. Только осторожно, прищурьтесь хотя бы, чтобы его не отвлекать.

Дюбонне вышел и тотчас же появился в камере. Он не закрывал ни ушей, ни глаз. Серый ком оторвался от стекла и поплыл навстречу доктору. Тогда тот закрыл глаза рукой. Ком неловко повис в воздухе и закачался, как волчок на нитках. Бесформенный бугорчатый волчок из кое-как слепленной серой глины.

Белов смотрел сквозь опущенные ресницы. Доктор и волчок не двигались. Рука доктора по-прежнему прикрывала глаза, волчок по-прежнему покачивался и вздрагивал. Сколько секунд прошло, Белов не считал, но едва ли больше минуты. И волчок вдруг начал бледнеть и таять, только серая грязь не стекала, а испарялась. Сначала это был дым, потом и он растаял, оставив на полу лужицу серой кашицы. Доктор опустил руку, подошел к тому, что полминуты тому назад еще было большим серым комом, а сейчас уменьшилось до грязного пятна на полу, нагнулся и осторожно собрал в пробирку останки «эль-тигре».

– На досуге поглядим, что это такое, – сказал он, вернувшись.

Руки его дрожали. Он сел и согнулся, как скрюченный болью.

– Трудно? – спросил Белов.

– С первого раза. Наверно, как и вам. Потом, вероятно, привыкнешь.

– А что вы сделали, я не понял. Вы его не сожгли, а растопили?

– Я подхватил вашу реплику о мысль-команде. Если рецепторы системы реагируют на модель информации, то почему бы не воспользоваться прямой передачей? Вот я и приказал системе рассыпаться. Она же не самовоспроизводящая.

«Как в фильме «Человек из Рио», – думал Белов. – Герой успевает во время отпуска за несколько дней пересечь океан, побывать в джунглях, преодолеть немыслимые трудности и неслыханные опасности и, вернувшись в Париж, встречает товарища-резервиста, как и он, возвращающегося в казарму. «А какое путешествие я совершил, – говорит второй, – весь Париж проехал! Из конца в конец! Видел что-нибудь подобное?» Первый молчит: ему смешно. Так и я. Вернусь в Москву и встречу в институте какого-нибудь Севку Мотыгина. «А знаешь что? – закричит он. – Где только я не побывал за эти дни! И в Одессе, и в Николаеве, и в Тирасполе! Чуешь?!» И он, Белов, будет молчать, как «человек из Рио», и ему будет смешно. Человек из джунглей. Вот он сидит сейчас не у себя в Черемушках, и не в институтской библиотеке, а в каком-то ни на что не похожем бараке в невероятном лесу, за границами которого идет война и в котором он только что преодолел немыслимые трудности и неслыханные опасности, и говорит с человеком, который только что на его глазах совершил чудо. Поистине чудо, другого слова для этого нет!»

– Чудо, – повторил он вслух.

– Вы о чем? – спросил доктор.

– О вашем открытии.

– Почему о моем? Вы – соавтор.

– Подключившийся вовремя к теме, – отмахнулся Белов. – Знаем мы таких соавторов.

– Не будем мелочиться, – сказал Дюбонне. – Завтра нам обоим поставят памятник, как Симону Боливару[3]3
  Один из руководителей борьбы за независимость испанских колоний в Латинской Америке (1783–1830).


[Закрыть].

Оба засмеялись. Хорошо смеяться, когда все страшное позади.

– Извините, очень хочется спать, – сказал Белов и сладко зевнул.

– Мне тоже, – сказал Дюбонне. – Имейте в виду, что мы засыпаем сейчас у подножия нашего будущего памятника.

Но Белов уже спал и во сне видел себя не физиком, а гроссмейстером, выигравшим решающую турнирную партию. Пусть так. Ведь партия действительно была выиграна.