Текст книги "Ошибка"

Автор книги: Сергей Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ошибка

Начало

Был обыкновенный зимний вечер. Народ устало возвращался домой после работы, равнодушно

Эта девушка, в короткой узкой дубленке и на высоких каблучках, сразу же привлекла внимание Максима.

Но, по всей видимости, этот интерес был ей явно не по душе. И когда они стали вместе выходить на

предпоследней остановке, она только демонстративно поморщилась, кинув на Максима жесткий взгляд

своих красивых глаз, явно подозревая его в попытке познакомиться с ней на улице под до тошноты

надоевшим предлогом 'проводить'.

Догадавшись о ее мыслях Максим только хмыкнул про себя. Это была и его остановка, и он совсем не

собирался проезжать мимо. К тому же им оказалось по пути и, выйдя на улицу, он галантно пропустил

девушку вперед и, выждав немного для приличия, пошел за ней следом. Правда, у него мелькнули смутные

сомнения, что в данной ситуации так себя вести несколько некрасиво, но Максим быстро успокоил свою

совесть, буквально за две-три секунды убедив себя, что он ну нисколечко не пугает эту девушку, идя

позади нее по темной и пустынной улице. Да и свернуть-то было, честно говоря, некуда – сплошные

сугробы по краям. И обогнать уже поздно – услышав за собой вдруг ускорившиеся шаги она уж точно

испугается. И поэтому Максим, с совершенно чистой душой, неторопливо шел за девушкой, тщательно

соблюдая дистанцию.

Этот мужчина возник казалось из ниоткуда. Вот вроде бы они были вдвоем – Максим и неприступная, и

поэтому еще более притягательная, незнакомка, и вдруг сбоку кто-то уже засопел. Это оказался один из

многочисленной когорты добровольных агитаторов то ли христианства, то ли сатанизма, то ли вообще

какой-то новой секты. Месячник у них что ли?, внутренне поморщился Максим – все эти уличные

приставалы порядком уже надоели. Какое-то время мужчина хорошо поставленным баритоном активно

разглагольствовал на божественные темы, но Максим пропускал все слова мимо ушей и его навязчивый

собеседник незаметно притих. Минут пять они шли молча, похрустывая свежевыпавшим снегом, и только

восхищенное сопение соседа мешало Максиму любоваться своей загадочной незнакомкой. Но тут агитатор

вдруг резко подпрыгнул и уставился на темное зимнее небо. Ангела, наверное, увидел, усмехнулся про

себя Максим, внутренне радуясь, что мужчина наконец-то от него отстанет.

– А что? – донеслось до Максима – бывший попутчик явно разговаривал сам с собой. – Это может

оказаться забавным!

И неожиданно и довольно прытко выскочив из-за спины Максима мужчина вдруг в два прыжка догнал

девушку и, цепко схватив ее за руку, молча потащил в кромешную темноту, ловко лавируя между

сугробами.

– Помогите, – ошарашено выдавила она из себя, растерявшись от неожиданности. И это позволило

нападавшему оттащить ее от дороги к каким-то заброшенным полузасыпанным гаражам.

Здесь-то Максим их и догнал.

– Помогите!!! – еще громче закричала девушка и со всего размаху огрела Максима сумочкой прямо по

голове.

– Да я помогать!? – растерялся Максим, прикрываясь руками – сумочка оказалась довольно тяжелой и

было ощутимо больно. Но она его не слушала, ошалело лупя своим орудием направо и налево. А агитатор-

насильник почему-то только весело смеялся, как ни в чем не бывало стоя в сторонке и нетерпеливо

переминаясь с ноги на ногу.

И тут вокруг них посветлело. Словно кто-то прямо над ними резко включил фонарик, очертив ровный

небольшой круг. Девушка от неожиданности замерла. И Максим тоже осторожно поднял голову. Прямо над

ними в воздухе висел маленький сухонький мужичок в белом одеянии.

– Господи! – трагично воскликнул он словно выступал в театре. – Опять хулиганите! Вот напасть-то! Ну как

же вы мне надоели! – И с этими словами мужичок резко взмахнул посохом, из которого тут же вылетела

маленькая синяя молния, несильно ударившая Максима в грудь.

– Мазила, – беззлобно высказался насильник, и вторая молния ударила уже в пустое место.

Снег тихонько зашипел и поднялся тонкой струйкой замерзающего пара. И Максим медленно присел в

сугроб. А потом и лег. По-стариковски охая, мужичок в белом опустился пониже и заглянул в мутнеющие

глаза Максима.

– Видать судьба у тебя такая, милок, – сказал он необычайно участливым, добрым голосом. – Не обессудь

уж. – И тоже исчез. И Максим остался совсем один – девушка убежала еще раньше.

Мягкие белые пушинки осторожно ложились на его лицо, нежно пощипывая и щекоча кожу, но быстро

нарастающее головокружение и слабость в ногах и руках не позволяли Максиму смахнуть их. Так он и

лежал, не шевелясь. Мыслей никаких не было.

Некоторое время было очень тихо и как-то даже спокойно и умиротворенно. А потом были чьи-то голоса

и скрип снега вокруг. Кто-то заглядывал Максиму в лицо, что-то говорил, о чем-то спрашивал.

Последнее, что он еще смог различить, это яркий свет операционной и властный голос хирурга -

Скальпель.

Дорога

Когда Максим наконец-то открыл глаза, он еще не мог как следует соображать, и просто тупо смотрел

вперед, не понимая того, что перед ним покачивается чья-то спина, и что ее хозяин идет вперед, а он,

соответственно, идет за ним, след в след, и идет, кстати, явно уже давно.

Он шел по огромному пустырю. Багрово-зловещий закат, казалось, навечно застыл на пустом, кроваво-

красном небе с угольно-черными пятнами рыхлых туч, окрасив безжизненную землю в мрачный пурпур с

чернотой пригорков и редких блеклых кустарников.

Минут через пятнадцать однообразной ходьбы Максим понял, что их, бредущих, на самом деле гораздо

больше. По крайней мере он спиной чувствовал чей-то такой же тупой, как и у него самого, взгляд. Изредка,

на поворотах, он видел впереди нескончаемую длинную цепочку людей, покорно бредущих след в след. И

эта живая змейка терялась внутри гигантского строения, такого же, как и весь этот мир, мрачно-кровавого

цвета.

"Как крематорий" – подумал то ли сам Максим, то ли сказал ему кто-то по-дружески прямо в мозг. "Все

там будем" – опять же помимо его воли возникла следующая мысль. "Разумеется" – так же независимо от

Максима прозвучало в ответ. Без всякого любопытства он более внимательно посмотрел краем глаза на

дом впереди и уже вполне самостоятельно подумал – "Надо же – крематорий… Забавно…". "Вот болван-

то…" – тут же отозвался первый внутренний голос. "Не-а, ты не прав", – с готовностью подхватил второй. И

Максима стал раздражать этот разговор невидимых собеседников, примостившихся внутри его головы, но

как заставить их замолчать он не знал. "Что за ерунда ко мне привязалась!" – разозлился он с силой мотнув

головой – "Вот зараза-то!". "Сам ты зараза!" – тут же оскорбились в ответ – "И совсем мы не ерунда". И

голоса обиженно притихли. А Максим продолжил свой однообразный бессмысленный путь.

Они шли молча, в полной тишине, и даже звука шагов не было слышно. Казалось, мир вокруг них застыл.

Или уснул. На многие тысячелетия. И только изредка, справа или слева, из темноты заката, вдруг

появлялись молчаливые фигуры людей. Стариков и совсем еще детей. Мужчин и женщин. Группами и

поодиночке. Словно сомнамбулы, они подходили к движущейся колонне и вливались в нее, ни кого не

сбивая с печального ритма.

Увлекшись разглядыванием новеньких Максим не сразу заметил, что в небе творится что-то странное.

Приглядевшись, он смог различить в легкой дымке розовых перистых облаков неясные очертания

огромного человеческого глаза. Это видение оказалась головой какого-то врача – судя по шапочке и

марлевой повязке на лице. Казалось, она склонилась прямо над ним. А возле первой, словно облачная

дымка, проявилась вторая, медленно сложившись из облаков. "Есть" – раздался далекий и глухой, словно

из под подушки, голос – "Добавь еще пару кубиков". "Поздно" – прозвучало в ответ.

И тут процессия вошла в дом и Максим отвлекся от этого небесного явления.

Чистилище

Внутри здание оказалось очень старым, полуразрушенным и абсолютно темным. Они долго шли по его

пустым и пыльным коридорам, шурша под ногами битым кирпичом. Судя по создаваемому при ходьбе шуму

все они дружно шагали в ногу.

И вдруг неприятно-безжизненный, словно в больнице, свет резко ударил в глаза и Максим

непроизвольно зажмурился, успев разглядеть впереди огромный дверной проем в полуподвал.

Они спустились куда-то вниз и перед ним предстала гигантская комната, потолок которой терялся где-то

в вышине. Да и стен тоже не было видно. Но Максим кожей чувствовал ограниченную замкнутость этого

невероятного зала, все пространство которого было заставлено белыми ширмами чуть повыше

человеческого роста, разгородившими в этом помещении отдельные кабинеты и закутки. А вокруг то и дело

гуськом сновали молчаливые толпы людей.

– Новенькие, – равнодушно произнес кто-то за спиной Максима и скрылся за ширмой.

И тут цепочка, словно по невидимой команде, дрогнула и распалась. Вновь прибывший народ нестройно

разбрелся по ближайшим к ним закуткам.

Максим тоже откинул одну из ширм и сразу же уперся в голые женские тела. Вопреки всему девчонки

не закричали и не завизжали.

– Здравствуйте, – очень вежливо сказала самая ближняя девушка и очаровательно ему улыбнулась. -

Заходите пожалуйста.

– Да нет, что вы, – глупо пробормотал он, неуклюже пятясь назад. – Как-нибудь в другой раз.

"Дурдом какой-то", подумал он возвращаясь в основной коридор и стараясь разобраться в этом хаосе

беспорядочно наставленных ширм.

За следующей Максим увидел обыкновенный школьный стол, за которым сидела элегантная,

смуглокожая и очень красивая брюнетка в строгой синей униформе.

– Здравствуйте, – сухо поздоровалась она, разглядывая Максима с усталым безразличием опытной

секретарши. – Вас как зовут?

Максим представился, предварительно для солидности кашлянув.

– А вас? – вдруг спросил он в свою очередь. Но девушка только равнодушно обожгла его взглядом и,

отвернувшись, быстрым профессиональным движением вытащила откуда-то из под столешницы тонкую

сероватую папку.

Она внимательно рассматривала его бумаги, незаметно облизнув кончиком языка свои красивые губы,

накрашенные черной блестящей помадой. Максим с трудом разглядел ее имя, вышитое на кармашке

белыми нитками – Нэйт. Вроде что-то из египетской мифологии, подумалось ему, или ассирийской. А так как

смотреть здесь было больше не на что, он глупо уставился на ее плотно сжатые красивые ноги,

совершенно неприкрытые короткой узкой юбочкой, и заодно уж – смотреть так смотреть – на туго натянутую

на груди белую блузку, готовую лопнуть в любой момент под град весело падающих миниатюрных пуговиц.

Абсолютно безразличная к его взглядам она закрыла папку и посмотрела прямо на Максима, снова

обжигая его чернотой своих глаз.

– Вам сюда, – совершенно без каких-либо эмоций сказала она, ловко пряча бумаги в стол и кивком указав

куда-то налево.

– До свидания, – все также вежливо сказал Максим на прощанье, но девушка ничего не ответила, и он

неуклюже вышел в другой проем. И здесь, в узком проходе между серыми ширмами, Максим сразу же

натолкнулся на здорового крепкого мужика в потной и засаленной фуфайке, над левым карманом которой

грязными и когда-то белыми нитками было коряво вышито – Люцифер. Вокруг него, переминаясь с ноги на

ногу, толпился грустно-покорный народ.

– Палехин! – словно старому знакомому радостно воскликнул он. – Ты с нами идешь!

– А ты это точно знаешь? – не удивляясь, что его окликнули по фамилии, твердо спросил Максим.

– На все сто, – ответил Люцифер и противно подмигнул.

Не сговариваясь они все выстроились в цепочку, во главе которой встал хозяин фуфайки. Без какой-либо

команды но дружно и в ногу тронулись в путь.

На этот раз они не стали выходить в главный широкий коридор, а шли какими-то узкими заброшенными

закоулками, да еще и часто и беспорядочно сворачивая при этом. Однообразная ходьба сильно

убаюкивала, и Максим вроде бы даже задремал на ходу, но тут сосед сзади молча ткнул его в спину и

Максим встрепенулся.

– Что? – тихо спросил он не оборачиваясь.

– Вперед посмотри, – так же сквозь зубы процедил сосед.

И Максим посмотрел. И было на что. Они приближались к огромному неровному отверстию, на стенках

которого недобро плясали языки невидимого пламени. Оттуда же исходил и странный неприятный гул, с

каждым шагом становившийся все громче и громче.

– Чует мое сердце – нам туда, – снова процедил сосед и, казалось, поежился.

Но тут им навстречу из-за ближайшего поворота вынырнула другая процессия, впереди которой шел

забавный толстый мужичонка в белой простыне. Над головой у него, закрепленный на проволочке,

покачивался картонный нимб светло-желтого цвета.

– Здорово, конкурент! – радостно приветствовал его Люцифер тесня широкими плечами в узком проходе.

– Изыди, сатана! – брезгливо ответил тот, резко отстраняясь к ширмам и неуклюже роняя некоторые из

них.

Мужик в фуфайке радостно захохотал, а Максим, воспользовавшись легким замешательством,

неожиданно для себя самого быстро пристроился к встречной группе, энергично втиснувшись между

сухоньким старичком и молодым человеком спортивного вида, который недовольно покосился на него, но

ничего не сказал, молча посторонившись и сбавляя шаг.

– А вы куда идете? – тихо спросил Максим, ни к кому впрочем не обращаясь. И ему никто и не ответил.

Вскоре, поднявшись по широкой лестнице, они прошли мимо бесконечных рядов умывальников,

неприятно режущих глаз своей белизной, и очутились в другом гигантском зале, стены и потолок которого

также терялись где-то вдали. Впрочем, здесь было гораздо светлее, чем в полуподвале. Да и ширм здесь

не было вообще – на белом полу идеально ровными рядами стояли абсолютно одинаковые кровати,

аккуратно застеленные ярко-белыми хорошо наглаженными простынями. А немного правее на тоже белом

стульчике в чистом белом халате сидела толстая добродушная нянечка, умильными глазками и чуть ли не с

любовью оглядывая вновь пришедших.

А где-то высоко в невидимом небе огромные расплывчатые головы врачей тихо переговаривались между

собой – Пульс? – Нет пульса.

Рай

– Ну что, – тихим ласковым голосом бодро сказал толстячек, – принимай, Матреновна, пополнение. -

После чего он повернулся и степенно удалился, важно покачивая бумажным нимбом.

Нянечка, близоруко щурясь, оглядела их добрыми-предобрыми глазками.

– Родненькие, – ласково сказала она, – разбирайте свободные кроватки, одевайте пижамки и

укладывайтесь баиньки. Вам сейчас надо хорошенько поспать. А потом будут игры.

– А игры-то какие? – спросил кто-то из неуклюже сбившейся толпы.

– В мячик, милок, – улыбнулась нянечка. – В обруч. В ленточки. Есть еще кубики.

Больше вопросов ни у кого не было.

Максим кое-как нашел свободное место в этом бесконечном ряду теряющихся вдали лежанок. С

отвращением переоделся в тщательно отутюженную и еще теплую полосатую пижаму. Молча лег, хмуро

укрывшись прохладным свежехрустнувшим покрывалом. И к нему тут же подсеменила нянечка, заботливо

поправляя по краям.

– Спи, родненький, – сказала она все также ласково улыбаясь. – Отдыхай, голубок.

– Нянечка, – вяло позвал Максим, которого мягкая кровать и белизна постели сразу же сморили в сон. – А

где здесь более старые квартиранты? Княгиня Ольга например, Пушкин, Багратион?

– Там они все, родненький, – кивнула она рукой куда-то в глубину бескрайнего зала. – Далеко. Спи,

касатик. Времени у тебя сейчас будет много, со всеми успеешь познакомиться, со всеми переговоришь и

наиграешься.

– А из древнего Рима есть кто-нибудь? – продолжал спрашивать Максим, широко при этом зевая. -

Цезарь, Клеопатра?

– Эти все ниже, – поморщилась добрая нянечка. – У них там своя компания. Вам они не пара. Не стоит с

ними играть.

И еще раз подоткнув одеяло нянечка ласково улыбнулась на прощанье и тихо ушла. А Максим, перед

тем как окончательно закрыть глаза, вяло огляделся по сторонам. Слева, чему-то глупо улыбаясь,

расположился этакий божий одуванчик, явно пролежавший на этой койке уже не одну сотню лет – судя по

внешнему виду его ночного горшка. Справа нетерпеливо ерзал и крутился совсем молодой еще паренек, у

которого под пижамой проглядывала застиранная тельняшка.

– Слушай, новенький, – не выдержав, позвал морячок хриплым шепотом.

– Это вы мне? – повернулся к нему Максим, продолжая отчаянно зевать.

– К тебе, конечно, к кому же еще? – удивился сосед. – Давай, как толстая уснет, сбегаем к девчонкам, а?

Там, внизу, к соседям партия новеньких поступила.

– А может, темноты дождемся? – рассудительно предложил Максим.

Сосед посмотрел на него с плохо скрываемым сожалением.

– Салага, – протянул он. – Это же верх, темнота. Здесь никогда не темнеет.

С этими словами паренек отвернулся и надолго затих.

Максима тоже разморило, глаза сами собой стали слипаться, и он уснул.

И снилась ему земная жизнь, работа, походы на лыжах, Горная Шория, Алтай, палатки, сплав по Катуни,

ночные костры и волнующий девичий смех под гитару…

Вылазка

И как обычно – на самом интересном месте его разбудили. Кто-то осторожно толкал в плечо.

– Что? Где? – метнулся Максим. – Который час?

– Тише ты, – прошипел парень, прижимая его к кровати. – Разбудишь местных обормотов – достанут

своими проповедями. Давай-ка аккуратненько за мной, пока смена караула.

И Максим, сонно выбравшись из под теплого одеяла и ничего еще не понимая, вяло пригибаясь и

неуклюже прячась за кроватями, зачем-то устремился за мелькающей впереди тельняшкой.

Спустившись в подвал по какой-то грязной и явно давно уже заброшенной лестнице, они долго шли

замусоренными и плохо освещенными коридорами. Максим порядком устал от этой бессмысленной ходьбы

и от желания повернуть назад его удерживала одна только мысль – обратной дороги он самостоятельно

уже не найдет.

Наконец провожатый резко остановился и Максим непроизвольно уткнулся в его крепкую жилистую

спину.

– Пришли, – удовлетворенно прошептал морячок, придерживая Максима, чтобы тот не упал в грязную

лужу.

Они стояли перед покосившейся дверью со слабо освещенной вывеской – Бар 'Последняя радость'.

Моряк критично осмотрел максимовскую полосатую пижаму.

– Да уж, – присвистнул он, – это, конечно, не фрачный костюм.

Сам он оказался в джинсах и тельняшке.

– Ладно уж, пошли, – кивнул он и решительно открыл дверь. И их обдало волной громкой энергичной

музыки, запахом бесконечной пьянки и шумом сотен голосов.

Веселье было в самом разгаре. Новенькие девушки имели ошеломляющий успех, а, значит, и выбор у

них был просто огромадный, и Максима и морячка, с трудом пробившихся сквозь толпу новоявленных

поклонников, они снисходительно отшили, блестя открытыми коленками и шокируя своими миниатюрными

нарядами.

– Да и не очень-то и хотелось, – оптимистично заметил морячок, весело отряхиваясь, когда они также с

трудом выбрались обратно. – К тому же у меня здесь есть одна знакомая, – сказал он. – Пойдем лучше к ней

заглянем. Надеюсь, у нее найдутся симпатичные подруги. Как ты? Не против?

Ошарашенному всем этим шумом и столпотворением Максиму было все равно и он вяло кивнул.

– Кстати, я – Федор, – вдруг представился морячок.

– Максим.

– Ну вот и познакомились, – улыбнулся Федя и твердо направился в глубь зала.

Очаровательная смешливая блондинка сладко потянулась, совершенно никого не стесняясь.

– Ну что, мальчики, – весело сказала она. – Открывайте шампанское, что ли.

– Да запросто, – энергично потер руки Федя, беря бутылку и зачем-то предварительно изучая ее этикетку.

– Надо же, "Советское"?! – удивился он.

– Привычка, – пожала плечами блондинка.

– А подружка твоя скоро подойдет? – спросил Федор, неторопливо срывая золотинку.

– Я же сказала, что скоро, – обиженно надулась блондинка. – Какие вы мужчины нетерпеливые. Открывай

– не тяни. Хочется чего-то хорошего, праздничного, – мечтательно вытянула она свои пухлые губки,

потянувшись еще более раскованно.

– Лизонька, лапонька, – ласково проворковал морячок, хлопнув пробкой шампанского. – Будет тебе

праздник. Да еще какой!

А девушка обернулась к Максиму.

– Вообще-то меня Лукрецией зовут, – сообщила она ему. – Но друзья почему-то называют меня Лизой.

И тут занавеска легко одернулась и вместе с шумом зала в кабинет вошла еще одна девушка.

– Всем привет! – улыбаясь поздоровалась она, положив дамскую сумочку на спинку углового дивана.

После чего девушки расцеловались, словно не виделись сто лет. Потом вновь прибывшая чмокнула

приподнявшегося Федора в щечку, сказав – А ты все мужаешь! – А потом она повернулась к давно уже

замеревшему Максиму, явно намереваясь и его поцеловать, и остановилась. Это была Нэйт. Ее белое

короткое платье прекрасно гармонировало со смуглостью ее кожи и со смолью ее длинных волос. И в этом

наряде, да еще с улыбкой на лице, она была изумительно хороша. Да так, что у Максима перехватило

дыхание.

Впрочем, улыбка медленно сошла с ее лица. Она его тоже узнала.

– А-а-а, это вы, – промолвила девушка. – Максим, кажется?

Он сухо кивнул, не зная, куда деть свои руки, и остро желая провалиться сквозь землю под ее

насмешливым взглядом, разглядывающим его полосатую пижаму.

"Я же говорил, что он кретин!", раздался у него в голове давно забытый голос. "Ну куда уж глубже-то?".

"Отвянь", мысленно огрызнулся красный как рак Максим и голос умолк.

– Да вы оказывается уже знакомы!? – радостно подпрыгнула на диване Лиза, хлопая в ладоши. – Как это

романтично!

А у Нэйт был такой вид, словно она мучительно вспоминала, не забыла ли она дома включенный утюг.

Понявший все Федор решительно усадил девушку на диванчик рядом с Максимом. После чего он усадил и

самого Максима, стоявшего все это время в одервенении словно истукан.

– Не бери в голову, – быстро шепнул он ему на ухо. – Здесь, внизу, можно все. – После чего он крепко

хлопнул его по плечу. – Да ты оказывается, молоток! – громко заметил он веселым тоном. – Только прибыл, а

уже познакомился с одной из самых красивых девушек этого мира!

Нэйт улыбнулась Федору одними глазами, а Лиза весело ущипнула его за бок.

– Ага!!! – смеясь закричала она, грозно приподнимаясь. – Красивая, значит?!

– Ну, ты у меня, конечно, лучше всех, – улыбнулся в ответ Федор, сладко целуя девушку в губы.

– Ну, хорошо! – добродушно махнула рукой Лиза. – На этот раз я тебя прощаю. Наливай давай – все

пузырьки выйдут.

Федор привстал, разливая шампанское, а Лиза лукаво и с нескрываемым интересом посмотрела на

Максима, а потом игриво подмигнула Нэйт, которая в ответ только слабо улыбнулась.

– Максим, не обращайте на него внимания, – заметила Лиза. – Он вам просто завидует.

– Кто? Я? – шутливо удивился Федор, ставя бутылку в корзинку со льдом и садясь на место.

– Конечно ты! – засмеялась Лиза. – Ты-то сам когда к нам спустился? Промучился ведь сначала несколько

библейских лет в своем спальнике!

– Учителей хороших не нашлось, – искренне поморщился Федор, явно что-то вспоминая. – И вообще – я

предлагаю тост за самых прекрасных женщин, ради которых можно перенести абсолютно любые тяготы. За

вас, девчонки!

Лиза весело зашумела. Улыбнулась и Нэйт. Чокнулись не вставая. А потом они в тишине пили холодное

шампанское маленькими неторопливыми глотками. А потом Лиза и Федор целовались, а Максим и Нэйт

молча сидели рядом. Нэйт смотрела куда-то в сторону. Максим же вяло крутил пустой бокал.

– Да поцелуй ты ее, олух! – сурово зашептал Федор, отстраняясь от своей подружки и снова наклоняясь к

самому его уху. – Будь смелее! Мы же не в море!

– Скажешь тоже, – замялся Максим, сразу же вспотевший только от одной этой мысли. – Обидится – и

будет права. Где я потом ее найду?

– Чудак, – тихо засмеялся Федор. – Мы с тобой где находимся? Это же низ! Все что плохо у нас наверху -

все просто замечательно здесь, внизу. Так что пользуйся этим!

– Мальчишки, ну-ка не шушукаться! – засмеялась Лиза строгим голосом и даже притопнула своим

высоким каблучком, игриво поманив Федора своим тонким пальчиком. Они немного пошептались в

сторонке, после чего Федор с непривычным для него виноватым видом обернулся к Максиму.

– Слушай, тут такое дело: – замялся он, старательно отводя глаза:

Оставив Лизу и Федора вдвоем в кабинете, Максим и Нэйт в общем зале неторопливо танцевали

медленный танец. Время шло, один танец сменялся другим, а они по-прежнему топтались на одном месте.

– Мы так и будем молчать? – наконец спросила девушка и Максим от неожиданности вздрогнул.

– Я бы с радостью, – печально ответил он. – Заболтал бы вас, закружил, развеселил. Вы ведь так

очаровательно улыбаетесь! Но – не умею. Как у Федора у меня не получится.

Нэйт чуть отстранилась и серьезно посмотрела прямо ему в лицо. И от красоты ее глаз у Максима остро

кольнуло где-то под самым сердцем.

– Не надо быть ни на кого похожим, – произнесла она слегка изменившимся тоном.

– Я постараюсь, – так же серьезно ответил он.

Конвой

И вот уже они понуро брели по знакомому коридору из белых ширм, конвоируемые тремя худенькими

невинными девушками в легких прозрачных покрывалах.

– Что же вы так? – сочувственно произнесла одна из них. – Своих вам что ли мало? Простаиваем же ведь.

Одни божьи одуванчики кругом.

– Извините, девчонки, – горячась, словно на суде, вполголоса оправдывался Федор. – Но с вами, честно

говоря, скучно – еще раз простите за откровенность. Два года надо крутиться ужом, чтобы только один раз

поцеловать! Это просто уму непостижимо!

Девушки вспыхнули, словно огонь в газовой горелке.

– Чем же они вас там берут? – стыдливо покраснев спросила вторая.

– Да я вам уже сто раз объяснял, – начал было морячок, но тут коридор закончился и они вошли в

просторный светлый зал. Девушки вывели пленников на середину и молча и неслышно удалились, мягко и

грациозно ступая босыми ногами по теплому полу. Только кто-то из них, уходя, украдкой, чуть заметно

вздохнул.

На одинокой маленькой и светлой лавочке сидели толстячок с картонным нимбом на проволочке и

добрейшей души нянечка. В сторонке от них вальяжно прогуливался серьезный дядечка в белой простыне,

на которой где-то сбоку, черными неровными буквами было вышито – Апостол Петр.

– Простим их, батюшка, – увещевала нянечка толстячка. – Ну с кем не бывает? Ну, пошалили немножко.

Апостол Петр остановился, достал из складок простыни две папки, неторопливо раскрыл верхнюю.

– Так, так, так… – протянул он, вчитываясь в одному ему видимые строчки. – Что же ты, морячок? Уже сто

двадцать семь ходок. И это только в текущем библейском году!

– Так получилось, – вяло пробормотал тот и раскаянно потупил глаза, невинно шоркая правой тапочкою

по гладкому полу.

– Ну сколько же тебя можно предупреждать?

– Да ладно, Петрович, – устало махнул толстячок с лавки. – Чего строжишься-то? Себя хоть вспомни.

Петр хотел было возразить, но потом передумал, насупился и молча открыл вторую папку. Сначала он

вяло вчитывался в невидимые слова. Потом вдруг запнулся, остановился, и уже более торопливо

перечитал заново. И тут глаза его полезли на лоб. Минуты две он не мог вымолвить ни слова, набирая ртом

воздух, словно карась на сковородке. А потом апостол Петр судорожными движениями передал папку

ничего не понимающему толстячку и решительно подошел к Максиму, задыхаясь и гневно сверкая глазами.

– Что же это вы, Палехин? – с суровой брезгливостью спросил он. – На халяву решили прокатиться?

Максим молчал, ничего не понимая.

А тут заполошились и сидевшие на скамейке, наконец заглянув в злополучную папку. И Максим услышал

в свой адрес такие слова, о существовании которых он даже и не подозревал.

Ад

Теперь он шел уже один, конвоируемый здоровенным и молчаливым дядькой в таком же белом

балахоне. В полной тишине дошли до помятого полосатого шлагбаума.

– О, неужто диверсанта поймали?! – радостно закричал с той стороны смугло-загорелый субъект с

серьгой в правом ухе. Но тут из-за будки вышли две сурово-неприступные девушки в строгой синей

униформе и Максим нерешительно замер. Он узнал их несмотря на холодную маску лиц. Это были Лиза и

Нэйт. Максим попытался было улыбнуться и как можно вежливее поздороваться, но тут Лиза неожиданно

сверкнула глазами и он торопливо закрыл рот окаменев еще и лицом.

Девушки холодно кивнули ему – следуйте, мол, за нами.

И опять они шли вдоль ширм – только теперь уже темно-серых.

Он поражался разительной перемене, произошедшей с веселой хохотушкой Лизой. А на Нэйт вообще

боялся посмотреть, с горечью вспоминая веселье в кабачке и волнующее сверкание женских глаз. А как

они смеялись!… Да что теперь об этом говорить!

– Привет, девчонки, – наконец неуверенно прошептал он.

Они промолчали.

– Не узнаете что ли? – спросил он на всякий случай.

– Узнаем, – чуть слышно и как бы нехотя ответила одна Лиза. А Нэйт даже не посмотрела в его сторону.

– Так может это… – замялся он, – в бар тогда заглянем? А то голова что-то шумит. Шампанского выпьем, в

бильярд поиграем, посидим просто, поболтаем?

Девушки невесело засмеялись.

– Все, голубок, отстрелялся, – недобро сказала Лиза, с каким-то сожалением посмотрев на Максима. – Со

своими здесь никак нельзя.

Нэйт по-прежнему молчала, и только сталь ее глаз навевала на грустные мысли.

– Это почему же? – удивился непонимающий Максим.

Но тут из-за поворота выскочили двое по пояс раздетых мужиков, тащивших тяжелый бидон с неровной

размашистой надписью – "масло", и девушка замолчала.

– Со своими, – снисходительно принялась объяснять Лиза, когда шум от бидона стих где-то вдали, – это

серьезное производственное нарушение, и карается оно со всей строгостью закона. А с чужими – это просто

пикантная история, к тому же часто поощряемая начальством.

– Да? – удивился Максим, вдруг понимая, что в таком случае Нэйт он скорее всего уже потерял. Причем -

навсегда. – А наверху все иначе.

– Ну конечно! – вспыхнула Лиза, чуть не задохнувшись от возмущения. – Недавно вон от шефа троих в

белых простынках вели тайными тропами, чтобы их охрана не засекла.

– Ну и как? – поинтересовался Максим, украдкой поглядывая на Нэйт.

– Засекли, сволочи, – обиженно высказалась блондинка.

Котельная

Суровый, толстый, по пояс раздетый мужик принял его в темной подсобке.

– Новенький, – неодобрительно сказал он, заглядывая в его сопроводительные бумаги, в то время как

Максим разглядывал висевшую на гвозде засаленную фуфайку, с застиранной вышитой надписью

'Искариот'. – Ого! – вдруг искренне удивился начальник. – Со временем святой инквизиции не видел ничего

подобного. Чтобы в личном деле да недоставало страниц!

Максим только пожал плечами.

– Видать, ты кому-то сильно насолил наверху, – криво усмехнулся мужик. – Ну ладно, – решительно сказал

он, пряча папку в стол. – Это дело твое, сам и разбирайся. А сегодня пойдешь в наряд на уголь. К

Азазелло в пятнадцатую бригаду. – И он протянул ему пару новеньких верхонок.

Уголь – он везде остается углем. Что в раю, что в аду. И вскоре спину у Максима нещадно ломило, а