Текст книги "Моя сводная ошибка (СИ)"
Автор книги: Сэнд Гринч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Моя сводная ошибка
Кайя Сэнд. Гринч
Пролог
– Я так обычно не делаю.
Не знаю, зачем говорю об этом. Ему ведь плевать, хожу ли я так по клубам, или просто из-за него в голове всё путается. Хочется объяснить, что происходит что-то непривычное.
Волнующее.
– Я знаю, паучок.
Слов не остается.
Коротко вздыхаю, чувствуя его дыхание на губах.
Под пальцами напрягаются мышцы, но парень не двигается.
А после наши взгляды встречаются.
И тормоза срывает.
Он подхватывает меня, крепко сжимая ягодицы. Платье задрано до талии, губы терзают поцелуем. А я лишь могу обхватить мужской торс, держась. Пытаться отвечать с той же страстью.
Но Белый куда умелее. Словно начал заниматься сексом заранее, тараня мой рот своим языком. Жарко, без возможности оторваться. Особенно когда ладони парня жадно скользят по моим ногам, сжимают.
– Ох.
Хрипло вырывается, когда меня роняют на постель, придавливая своими телом. Его руки везде: под платьем, раздвигают мои ноги, перехватывают ладони, не давая оттолкнуть.
Первый инстинкт, связанный с побегом.
Хорошие девочки, Эмма, не целуются с незнакомыми парнями. Не валяются на их кровати. И не стонут так громко, когда пальцы касаются белья, надавливая сквозь промокшую ткань.
– Это лишнее.
Белый дёргает моё платье вверх, снимая. На мне эти глупые колготки вместо чулок, но парень не обращает на них внимания. Стягивает быстро, наверняка оставляя стрелки.
А после стоит на коленях, нависая надо мной. Жадно осматривает. А мне хочется провалиться сквозь диван.
Лифчик намного темнее трусиков.
А ещё перекошенный бантик, который я неправильно пришила.
И не помню, идеально ли гладкие ноги.
С Сашей это не волновало.
А у меня сердце в голе стучит, волнением задавливает. Не маленькая девочка, а сейчас дрожу под ним. Не знаю, куда деть пальцы и как скрутить алый цвет на щеках.
– Ты красивая, Эль.
Он говорит это так просто. Я уже перед ним полураздета. Уже на всё готовая, ему не за чем продолжать. Но он говорит. И с этим словами поднимается волна внутри.
Расстёгивает бляху ремня, тянет язычок молнии вниз. Мне остаётся лишь наблюдать.
Как показывается полоска тёмных волос, спускающаяся за край брифов.
Как Белый, без промедления, стягивает всю одежду вниз.
Глава 1
Эрик
Дисциплинарный.
До конца игры.
Он спецом меня удалил с поля. Не было нарушений, я знаю.
Фу, черт.
Спускаюсь с крыльца и тру лицо, во мне столько злости сейчас, мне бы этого судью, глухую подворотню и я бы тет-а-тет объяснил мужику, что так делать нельзя.
– Белый! – от Андрюхи прилетает дружеская плюха по плечу. – Забей. Выиграли же.
– Поздравляю, – бросаю, шага не сбавляю.
Нет, я рад, конечно, это моя команда. Но я-то до конца игры в подтрибунном отдыхал.
А судья ещё и рапорт на меня накатал.
Ё-маё, просто охренительно.
– Две шайбы твои были, чё ты паришься. Ну и ты… Выражения в следующий раз выбирай.
– Я знал что ли, что он за спиной стоит?
Нехорошо вышло, да. Про то, что стекла ему в очках надо сменить.
Но это приватная беседа была, я же не в лицо ему свое мнение выразил, я общался с друзьями.
И сразу мстительно с поля меня удалять? Непрофессионально же, ну серьезно.
Друг лениво запрокидывает голову.
Ветер студит горячую кожу, вечер пятницы освещен фонарями, на проспекте играет музыка, я иду.
Тяну ворот футболки, раздражение до сих пор душит.
– Где наши? – торможу, оглядываюсь.
– В клубе же встретимся, – Андрей стучит кулаком по крыше авто. – Открывай.
Давлю кнопку, снимаю блокировку.
И замечаю красную дамскую машинку, пристроившуюся неподалеку.
– Погодь, – бросаю рюкзак на задние сиденья, на ходу приветственно машу рукой.
Мама выходит навстречу.
Я в бабских штучках не разбираюсь, что в ней изменилось определить не могу, но она последние месяцы светится вся – это я вижу.
– Привет, сынок, – он чмокает меня в щеку. Трёт отпечаток губной помады, ладонями проводит по моим плечам. – Как игра? Жуткие пробки, не успела на тебя посмотреть.
– И слава богу, – брякаю, ловлю ее вопросительный взгляд и отмахиваюсь. – Нормально все.
– Ха-ра-шо, – тянет она по слогам. С интересом изучает камешки на асфальте. – Я что хотела сказать…
Я что хотела сказать – так начинаются разговоры про ее Давида.
– Мы с Давидом подумали… – мама мнется.
Ну вот, я Нострадамус.
– …что тебе сразу будет лучше переехать к нам. Мы подадим заявление, познакомимся. Сколько можно откладывать?
– Так ведь вы завтра в ЗАГС?
– Ну да, – она кивает.
Выпадаю в осадок. Приехали.
Я ничего против её замужества не имею. Давид, вроде, мужик неплохой. Хотя бы не такой мудак, как сегодняшний судья.
И будущей семейное паре счастья от души и от меня.
Но.
Завтра они подают заявление. А после намечается завтрак в кафе. Я, мама, ее Давид, его дочь…
Мне уже нехорошо.
А про переезд к ним даже думать страшно.
– Мам, – чешу голову. – Мы уже с тобой обсуждали. Мне двадцать лет, я не маленький давно. У меня игры, я по городам мотаюсь, живу я у себя или с вами…
– Не понимаю, почему ты упираешься, – она перебивает, тон стремительно набирает обороты. – Это все твоей отец, – на папину голову опять рушатся все грехи. – Откупился одним махом за все те годы, что алименты не платил, а ты и радуешься, водишь в эту квартиру своих невыносимых девиц, вы там пьете, курите…
– Мам, – теперь я обрываю. – Не перегибай. У нас в команде никто не пьет. Не курит тем более.
– А про девиц молчишь, – цепляется она.
Молчу.
Да.
Есть такое.
Но а что? Мне двадцать, и у меня потребности, утром под одеялом поднимается флаг.
Смотрю на нее, она мимо меня, взглядом провожает девчонок из группы поддержки, качает головой:
– Надо, Эрик. Дом большой, места всем хватит. А этих своих девиц…
– При чем тут девицы? – морщусь. Сейчас взорвусь. – В чем дело? Мой моральный облик тебя не устраивает или мужа твоего нового?
– Эрик! – она ахает.
Молчу.
И каюсь. Правда. Грубить не хотел, но я на нитке и так, настроение, как комок пыли где-то за плинтусом телепается.
– В общем, ладно, – она стряхивает с моей футболки невидимые соринки. – Не обиделся, что на игру твою не успела?
– Нет, конечно, мам.
– Ясно, – она топчется на месте. Закусывает губу. – А как все прошло? Проиграли?
– Выиграли.
– А чего такой хмурый?
– Да устал просто, – улыбаюсь.
– Куда сейчас поедешь?
– Мы… – осекаюсь. Скажу про клуб – и заново шарманка про доступных леди и винно-водочные изделия начнется. – Не знаю пока. Во сколько завтра к вам?
– В ЗАГС поедем в десять, кафе там рядом. К половине двенадцатого приезжай, – напоминает она, и лицо в предвкушении снова светится. – И, Эрик. Подумай. Давид будет очень, очень рад, если ты переберешься к нам. Завтра познакомитесь с Эммой – она чудесная девочка.
– Не сомневаюсь, – с трудом гашу веселое хмыканье. – Ладно, мамуль, – открываю для нее дверь.
Она усаживается за руль.
Резво стартует.
И я тоже погнал.
Эмма. Дивное имечко у дочери Давида.
Как мужчина я в восторге от Эммы Робертс и Эммы Уотсон, Эмма Стоун тоже горячая штучка.
Но Эмма Давидовна Одинцова – не тот случай. У меня сестра намечается, которую я в глаза не видел, и знакомиться нам нет смысла.
Зачем?
Разве что она тоже любит хоккей, иначе о чем нам с ней разговаривать?
Плюхаюсь в авто.
– Минутка воспитания закончилась? – Андрюха щелкает кнопками радио, скачет по волнам. – Когда переезжаешь?
– Отвали, – беззлобно смеюсь. Сдаю назад, медленно разворачиваюсь. Замечаю на парковке коренастую фигуру рефери в полосатой, как у моряка, рубашке. Киваю в окно. – Мудак подал рапорт. Домой покатил.
– Да забей ты, – друг разваливается в кресле. – Щас в клубе расслабимся.
Хотелось бы.
Мчу туда.
Народу в клубе пока мало, еще не подтянулись, вечер в самом разгаре. Дым ядовито-зеленый, с другой стороны рассеиваются облака фиолетового, плывут к стойке.
– Два пива! – кричу бармену.
– Официантку нам можно вон к тому столику! – маячит знакомый профиль слева от меня.
Оглядываюсь.
Ну нет, ну нахрена.
Полосатая, как у моряка, рубашка, стекла очков поблескивают.
– Отдыхаешь? – он тоже меня узнал. Барабанит ладонью по стойке. – А что празднуешь? Выговор от тренера?
– Твоими молитвами, – облокачиваюсь на стойку. – Дисциплинарный – это несправедливо, не находишь? Я же не на поле твое судейство обсуждал. А на перерыве.
– Да хоть во сне, – он поправляет очки. И, подмигивает, кажется, мне. – Ну отдыхай, парень. Меня дама ждёт.
С-с-с…ука.
Подаюсь на него, себя торможу.
Нет, пусть идёт.
И он идёт. Между столиками, раз, два – к третьему.
Щурюсь на двух девчонок, к которым он подсаживается.
Одна тоже очкастая, оправа на пол-лица, и такие же губы. А вот вторая, шатенка – ничего. Надо поближе посмотреть.
И не только.
Забираю пиво.
Шагаю к своему столику и улыбаюсь.
Зря он со мной связался, сегодня даму у него уведут.
Глава 2
Эля
Я не особо люблю загадывать наперёд. Так, спланировать следующую неделю и обсудить поход в кино с подругами. Как любая девочка, думаю о том, как парень сделает мне предложение.
И совсем не ожидаю, что этого самого парня у меня уведут.
В нашей же квартире.
Которую мы снимали на двоих, и платили тоже. А ещё это именно я лазила на сайтах и бегала по магазинам, чтобы найти постельное бельё оливкового оттенка, чтобы подходило к шторам.
А Саша прямо на этих простынях и изменил мне, с белобрысой шваброй.
– Ну ты чего, Эль, не хмурься! – белобрысая швабра, которую зовут Настей, перекрикивает музыку. – Заказать ещё один коктейль?
– Олег же уже заказал.
Господи, где моя жизнь свернула не туда, что я сейчас с любовницей своего парня зависаю в клубе? Отец, узнай о таком, тут бы затащил меня домой.
Хорошие девочки, Эмма, по притонам не шастают.
И не объяснишь же, что место элитное, хорошее. В клуб очередь огромная стоит, крутой ди-джей приехал. Да и мне давно не пять, даже не пятнадцать. Многие в девятнадцать уже своих детей заводят.
И двух парней.
У меня же за плечами только Саша, будь он не ладен. Съехала же даже от отца, с криками и ссорами.
Выбила себе возможность жить с кем хочу.
Пахала, чтобы оплачивать счета.
А он…
– Ну ты всё ещё обижаешься? – новоиспеченная подруга толкает меня в бок, привлекая внимания. – Сильно?
Обижаюсь я когда мне на белые кроссовки наступают в автобусе. И когда староста забирает для своих подружек все темы курсовых, а мне достаётся муть, которой совсем нет в интернете.
Когда у меня уводят парня – я в бешенстве.
И больше на него. Не козёл же, чтобы за поводок утянули.
Хотя нет, козёл.
Вот пускай и собирает свои вещи под окном.
В грязи, муке и мёде. Последние два пункта подсказала как раз Настя, наблюдая за нашей ссорой. И вещи тоже она помогала выбрасывать из окна. Интересная, на самом деле, девчонка.
И ничего не знала о том, что у Саши есть девушка. Так что её белые волосы остались на месте. И глупые очки, которые она стащила с моей полки. Ношу линзы, а за эти забыла сто лет назад.
А Настя нашла. Пускай носит, мне не жалко.
Я вообще не жалостливая. И очки отдала, и парня.
– Пошли танцевать, а?
– А пошли!
Во мне две «отвёртки», а сверху глоток пива, которое заказал Олег. Брат Насти, Господи ты Боже. И не то чтобы я сильно пьяная, но в голове дымка. Приятная, лёгкая.
Поэтому позволяю девушке вытащить меня на танцпол. В худшем случае, меня задавит толпа. И не придётся ехать на завтрак с отцом и его новой любовью. Нет, София неплохая, папа, вроде счастлив с ней. Но одно дело встретиться мельком, а другое – завтракать и поздравлять с подачей заявления в ЗАГС.
Ещё и с братом знакомиться.
Который, вроде как, старше меня на год.
Не было семьи, а теперь сразу скопом.
Чувствую себя столбом по сравнению с остальными танцующими. Ну не привыкла я бывать в клубах и танцевать. Так, на кухне покружить немного, на дискотеки школьные ходила.
А вот так, с алкоголем, танцами, толпой народа – только на чьём-то дне рождении.
Но постепенно ловлю ритм. Смотрю, как извивается Настя, и за ней повторяю. Нарисовать восьмёрку бёдрами и провести пальцами по шее ведь не сложно. А дальше всё само собой получается.
Плавные движение, сердце бьётся в такт музыке. Вокруг толпа, которая меня не знает. И плевать, даже если буду выглядеть глупо. Мне, отчего-то, хорошо и легко.
Чьи-то руки на талии я замечаю не сразу, лишь когда пытаюсь повернуться и врезаюсь в мужчину. Парня, лет двадцати. У него смеющийся взгляд, а всё тело покрыто татуировками. Даже на шее нарисованы лица или череп, в темноте не разобрать.
Знакомый. Или кажется таким.
В моём универе таких точно не было.
Не из друзей Саши, я бы запомнила.
В рекламе снимался? Или в спортивный клуб захаживал, где я работала?
– Руки!
– Что? – он наклоняется, пытаясь разобрать.
– Руки убери! У меня парень есть.
Был, ещё часов пять назад. Теперь я свободна и одинока. Брошенка, только без детей и развода за плечами.
Но моя «занятость» должна отвадить других. Вон, клуб полон девушек, которые глазеют на моего знакомого. А я не за этим сюда пришла.
Пока не поняла зачем, но уж точно не позволять кому-то лапать себя.
Наверное.
– Парень не стенка, подвинется.
– Парень и втащить может.
Предупреждаю, но этого ничем не испугать. Ладони смещаются на спину, сильнее вжимая в парня. Тот улыбается, так, что появляются безобразные ямочки на щеках.
Безобразные, потому что он подкупают. Лёгкие, красивые. Он сам красивый, но бесит своей наглостью.
Хорошие девочки, Эмма, с незнакомцами не обжимаются.
Голос отца звучит в голове, но не действует привычным отрезвителем. Наоборот, заставляет скользнуть пальцами по широким плечам, ниже, к голой коже на руках.
Ему не холодно-то?
В клубе жарко, но не настолько.
А на нём тонкая футболка и самоуверенность, которая не знает границ. Руки уже скользят ниже, накрывая мою задницу.
Парень заслуженно получает шлепок и мой злой взгляд.
Который, кажется, его не берёт.
– Руки! – повторяю, чувствуя себя попугаем.
– Ну так, – он наклоняется ниже, мажа губами по щеке. – Ты спустилась ниже, и я тоже. Не парься, всё нормально.
Да ничего нормального-то.
Я в клубе, меня бросил парень (или я его, это детали), а незнакомец не собирается меня отпускать.
Осматриваю парня, думая, куда лучше врезать. Он неплох, хорошо сложен, красивый. И конечно же понимает это. Такие всегда знают, что наивные дурочки от них без ума.
Я себя дурочкой не считала.
Забегая наперёд, видимо, стоило.
– Тише, малыш.
Он легко перехватывает мою ладонь в сантиметре от лица. Сжимает пальцы, а после оставляет поцелуй. Короткий, жгучий.
И я даже не думаю о том, насколько это нагло и негигиенично. А просто покрываюсь мурашками, которых никто не заказывал.
– Малыш у тебя…
– Не будь настолько банальной.
Он смеётся, но его смех тонет в новой песне. Могу лишь наслаждаться тем, как едва дрожит его тело и дёргается кадык. От этого рисунок на шее, всё-таки лица, расходится.
Красиво.
И совсем не в тему.
– Хочешь выпить?
– Хочу.
Меня убивает жажда, во рту сухо. Облизываю губы, а парень следит за этим движением. Почему-то становится тесно в груди, жарко. Просто от того, что он смотрит.
– Отлично. Я угощу.
Кто-то налетает на нас, а парень крепче сжимает ладони, все ещё на моей заднице. Уводит чуть в сторону, избегая столкновения.
– Угости, – киваю, а внутри всё дрожит. Поднимаюсь на носочки, чтобы дотянуться до его небрежной щетины. – Кого-то другого.
Отталкиваюсь от парня, придавая себе ускорения. Где-то рядом танцует Настя, громкая музыка вибрацией идёт по телу. И мне нужно добраться обратно до столика, успокоиться.
– Отшили тебя, Белый, а!
На моего не-знакомого налетает какой-то парень. Хлопает по плечу, ухмыляясь. Я скорее догадываюсь о словах, чем действительно слышу их.
Но отшили, да.
Уходить с кем-то из клуба я точно не намерена.
Хорошая же девочка и все дела.
Судя по взгляду, которым меня провожает парень, его мой не устраивает.
Глава 3
Эрик
Цежу пиво, смотрю на нее.
Нас разделяют стойка и семь столиков, и танцующие тела.
– Вот эта вроде ниче, – кивает друг на рыженькую девушку в короткой белой юбке, она под динамичную музыку змеёй извивается, прямо у нас под носом, и я бы уже присоединился давно.
К этому разврату, как говорит мама.
Но.
Снова отпиваю из бокала, взглядом лечу на семь столиков вперёд, к ней.
Шатенка, волосы в небрежных полурастрепанных косах, глаза синие, на скуле родинка.
Все это я во время танца рассмотрел, и остался доволен.
И дело теперь даже не в мудаке рефери, мне самому понравилась. Его девушка.
Хотя, и в нем тоже.
– Будь я на твоём месте, – Андрюха наклоняется. В ухо мне хрустит чипсами. – Я бы с этим мужиком не связывался.
– Андрей, он мне дисциплинарный впаял, ни за что, – ладонью упираюсь в щеку друга, слегка толкаю его от себя, смеюсь. – Не дыши на меня, ты чеснок ел?
– Соус, – друг макает чипсину в ванночку с кетчупом, потом в "тар-тар", потом в чесночный, и когда доносит до рта с нее уже на стол капает.
Уф.
– Андрюх, ты так никого не подцепишь, – бросаю салфетку на красно-белое пятно из соусов на столе. – Харош жрать, очнись.
– Белый, тебе самому облом выписали, – Хома оглядывается на столик, за которым пристроилась моя цель, моя мишень. – У тебя тоже случаются промахи, признай.
– Нет, – спорю, и не так уж я неправ.
Были, конечно, девчонки, с которыми не срасталось с первого захода.
Но я всегда свое получал, я настойчивый.
– Белый, там паутина, тебе не прорваться, – Андрей хрустит чипсами, щурится. – Вон та же, с которой ты танцевал?
Он кивает на мою шатенку, я киваю в ответ.
Смотрю на нее.
Она сидит. Вертит в руках бокал. Рядом маячит полосатая рубашка судьи, он приобнимает ее за плечи. Он активно жестикулирует, она кивает.
Не похожи они на пару, может, я чего-то не понял? Там же ещё третья с ними сидела, очкастая.
Кто из них его девушка?
Я как-то одним махом решил, что эта шатенка.
Она красавица, я бы её выбрал.
Но когда мы танцевали. Мне было приятно ее трогать, и ей тоже приятно, я же чуствовал, я в глазах ее видел интерес.
Вижу, как Полосатая Рубашка поднимается из-за стола, и тоже поднимаюсь.
– Эй, ты далеко? – парни оживляются. – Белый, пива ещё возьми.
Бездумно киваю, сквозь толпу двигаюсь, время отмеряю столиками, спустя семь оно истекает.
– Ещё раз привет, – без приглашения плюхаюсь на стул. – Паучок.
– Паучок? – она отбрасывает за спину косичку. Хмыкает. – Не малыш, как полчаса назад на танцполе?
– Запомнила меня?
– У тебя внешность, – пальцем она проводит по тонкой шее, спускается на голое плечо, невидимые татуировки выводит, а я залипаю. – Выразительная внешность, – говорит она. – Особые приметы.
– У тебя тоже, – придвигаю стул ближе, взглядом ловлю крупную родинку на скуле.
– Без рук давай, – она сбрасывает мою руку, заброшенную на спинку, почти на ее плечи. – Чего ты не понял? Я тебе там все сказала, – говорит, и смотрит на мою шею.
Знаю, тату привлекают внимание. Это лица, на коже, черный контур – довольно смело, мама меня едва не убила. Но я вложил смысл – мужское и женское, я ей объяснил.
И сейчас объяснить могу.
– Два лица, мужское и женское, между их губ всего один сантиметр, но они никогда не поцелуются. Знаешь, почему?
Она внимательно смотрит на мою татуировку. Морщит лоб, и похоже, прикидывает, почему между мужчиной и женщиной вырастает это страшное слово «никогда».
Беру ее стакан, через трубочку пробую глоток. Сладко, у нее тут намешан какой-то коктейль.
– И почему? – она рассеяно принимает бокал. Тоже делает глоток.
Отлично.
Почти попалась.
– Дома расскажу, – перехватываю ее руку, слегка пожимаю тонкие пальцы. – Поехали?
Она вздрагивает. Уже другим взглядом, в котором температура быстро понижается, окидывает меня.
Блин. Поторопился.
– Тебя мой папа убьет, – губами она зажимает трубочку, меланхолично цедит через нее что-то желто-вкусное, ананасом пахнет. – Папа военный. Да и вообще, – она отмахивается с таким выражением лица, словно привыкла, что отец ее ухажёров где-то под кустиком в лесу не первый год прикапывает.
Мда.
Из военных я только Давида знаю – он завтра вместе с мамой моей намылился в ЗАГС. Только завтра. А я уже на себе испытал все прелести его воспитания.
Семья – опора и поддержка, жить все должны вместе, мой дом – моя крепость, и бла-бла.
Нет, я с ним даже согласен. И семью свою люблю. Вот просто ни Давид, ни его дочь ко мне никак не относятся, родными мне не станут.
Взглядом шарю по танцполу, натыкаюсь на полосатую рубашку.
Судья стоит рядом с той очкастой блондинкой, что-то ей затирает.
Мигают лампы, его очки поблескивает, вспоминаю, как меня тренер из-за него сегодня натянул и резко киваю:
– Твой парень?
– Где? – она встряхивается, так пугливо, что едва не разливает на стол бокал.
– В полосатой рубашке.
Она сверлит взглядом танцпол, я с любопытством смотрю на нее.
Хорошая девочка. Не похожа на тех, кто здесь обычно тусят. Не может она быть подругой этого мудака.
– Так что? – подаюсь вперед, собой его заслоняю. – Твой?
– Ты про Олега? – она переводит взгляд на меня. Глаза ярко-синие, в полумраке блестящие, улыбка неровная, пахнет сладко. – Мой, да.
Наши лица близко, она глаз не отводит, мои губы рядом, почти в сантиметре, как на тату.
Я сейчас ее поцелую.
И это не назло рефери, я просто хочу.
Глава 4
Эля
Между нами сантиметр, воплощение рисунка в жизни. Мужское и женское, предстоящий поцелуй. Думаю об этом, опускаю взгляд на его губы. Парень наглый, и цепляет, хотя не должен.
Ведёт себя распущенно, а меня ведёт от него. Как улыбается, словно уверен в том, что я попалась на его крючок. И сжимает мои пальцы, поглаживает костяшки. И смотрит только в глаза.
Кажется, что кто-то запустил газ веселящий. Или возбуждающий. Или намешанный, чтобы мозги плавились. Легко так, как воск от свечи. Глаза парня блестят, губы едва распахиваются.
– Мне нравится твоё тату, – протягиваю пальцы к шее. Касаюсь кожи, очерчиваю линии. – Красивое.
– Не красивее тебя, паучок.
И снова это глупое прозвище. Без смысла, без объяснений. А произносит так, словно знает что-то. Но лучше, чем «малыш», интереснее. Парень весь интересный. Начиная рисунками на коже, мелким шрамом, уходящим за край футболки. И заканчивая тем, какая жаркая у него ладонь.
Он не теряет времени, укладывает руку на мою ногу. Не рискует, не пытается задрать подол платья. Как парочка, которая уже во всю «милуется» за соседним столиком.
Касается невинно, но с ощущением падения. Когда знаешь, что разобьёшься, просто час возмездия не настал. И я знаю, что парень дальше пойдёт. Отвлекает, очаровывает. Домой приглашал, о смысле тату рассказать.
Хотя, скорее, показать остальные.
– Я думаю, что у тебя тату пророческое, – наклоняюсь, почти касаюсь губами его губ. Чуть больше артикуляции и точно поцелуй случится. – Веришь в судьбу?
– С тобой поверю.
– Это хорошо. Вот мужчина, – веду пальцем по правой стороне. Кадык парня дёргается, словно вибрируя в пальцы. И кожа у него слишком приятная. Такой постоянно касаться хочется. – А вот женщина. А между ними сантиметр.
– И?
Он забавляется, каждое слово слушает. Мне кажется, что между нами напряжение. Двести двадцать и выше, сейчас проводка сгорит и обоих шандрахнет.
Или уже?
– И они никогда не поцелуются.
Но действую наоборот. Едва подаюсь вперёд, впечатываюсь в него. Не поцелуй, касание. Меньше секунды, чтобы обжечься. А после отпрянуть со смехом.
Собственный смех глушит, внутри собираясь непонятным клубком.
– Так что приглашай кого-то другого на лекции о смысле рисунков. Я не заинтересована.
Жар внутри, конечно, другое говорит. Рвётся навстречу парню, просит, чтобы его ладони вернулись на тело. Провели по коже, сжали. Или ещё что-то натворили, чтобы унять это желание.
Сжимаю бокал с коктейлем. Настя заказывала, я названия даже не знаю. Приторно-сладко, но в голову даёт. Если я серьёзно на этого парня заглядываюсь.
На растрёпанные волосы, которые пригладить охота. Попробовать, мягкие или нет?
На эти чертовы татуировки, которые покоя не дают. Он с самого рождения забивается? Ощущение, что везде чернилами измазался. А мне проверить охота.
И на смехе зацикливаюсь. Короткий, рваный. Приятный такой, который слушать хочется. Ещё бы музыку тише, и мозги на место.
Тогда бы идеально было.
– Ты меня обула, хороша. Жалеть не будешь?
– Что отказала?
– Что сразу не поцеловала, время упустила. Распробуешь и поймёшь свою ошибку.
– Я же сказала, у меня парень есть. Так что руки, губы и другие части тела – при себе держи. Мне не интересно.
Интересно, даже слишком.
Но у меня же правда парень есть. Был. Да всплыл.
Нет, если бы прибила его, то знаю, что делать дальше. Лёгкие надо протыкать, в каком-то триллере читала.
Или отец рассказывал? Он любил жути нагнать, чтобы меня держать на виду. Мол, вот пошла девочка на речку, а её через год нашли. И всё в таком духе, без смягчения слов.
А то Эмма влипнет куда-то, а это несолидно. Дочь генерала-майора Одинцова, гордости страны, и что-то учудит. Несолидно, надо ведь правильной быть.
Хорошей, как отец повторяет.
А мне в печёнках сидит – хорошей девочкой быть. На зло хочется сейчас наоборот поступить. Прижаться ближе к парню, укатить куда-то. Или Олега пригласить на свадьбу отца.
Через двенадцать часов я должна быть во всей красоте. И знакомиться со сводным братом. Праздновать, что через месяц мы породнимся. Чудесно ведь, семья расширяется, сразу и мачеха, и брат прилагаются. Только я надеюсь, что можно будет возврат сделать.
Даже четырнадцати дней не нужно.
Хотя бы до того, как к отцу и его жене новой перееду. Потому что «надо жить вместе» и «налаживать контакт» и «становиться семьёй».
Не мои слова, отца.
А меня этот контакт совсем не интересует.
Я лучше с Саши стрясу за моральный ущерб. И простыни. И больной прикинусь, с горячкой и галлюцинациями.
Про больную – правда.
У меня точно горячка, и температура шпарит.
Кажется, что этот наглец, пусть и красивый, ближе двигается. И сразу жаром отдаёт. Хотя ведь никак не могу чувствовать.
– Забей на своего Олега. Поверь, я лучше. Пусть с той блондинкой развлекается.
– А мне с кем тогда? С тобой?
– Рад, что ты предложила.
– Свали из-за моего стола.
Олег, совсем не вовремя, возвращается. Теряет где-то Настю, но его это мало интересует. Куда больше его волнует чужак рядом со мной.
Реально? То есть те рассказы о работе и хоккее, который терпеть не могу, были подкатами?
Ловлю трубочку, делаю большой глоток. Горло жжёт, но сильнее жжёт любопытство. Они друг друга знают, явно. Смотрят в упор, два нахохлившихся мужчины. Сейчас рванёт, только спичку поднеси.
Я плохой-плохой человек.
Но мне интересно.
Из-за хороших девочек тоже драки устраивают?
Глава 5
Свали с моего столика.
Сказал он.
Очень грубо. Не меньше банально.
И я банальностью ему отвечаю:
– Ты этот столик не купил.
Лениво откидываюсь на спинку, всем своим видом показываю, что идти никуда не собираюсь, разумеется. Тут сидит паучок, и я тоже с места не сдвинусь.
– Я два раза не повторяю, – он подходит ближе, упирается кулаками в стол.
Это скучно уже, как в дешёвом боевике, ему лишь кольта не хватает за поясом джинсов.
– Как там тебя, Олег? – забираю у своей шатенки стакан, через трубочку пью пару глотков. Смотрю на него. – Иди пока потанцуй. Мы заняты.
Он резко подаётся вперёд, рывком, за футболку пытается меня из-за стола выдернуть. Получается не очень, я довольно крупный, но вот воротник трещит, и мне это не нравится.
Ставлю коктейль, встаю сам, с грохотом двигаю стул.
– Ты мне футболку порвал, Олег, – дёргаю плечами, стряхиваю его руки. – А это моя любимая. Мама подарила.
– Долго ещё нарываться будешь? – он тяжело дышит, поправляет очки.
– Я только начал.
– Парень, если меня ещё хоть раз судить поставят, знаешь, что тебе будет? Ты с первой минуты матча в подтрибунном засядешь.
– О как, – смеюсь. – Сейчас паучок тебя на диктофон запишет, – оглядываюсь, подмигиваю ей. – И тебя с твоего места махом снимут.
– Девушку мою не трогай, – он щурится. – Просто вали отсюда. Подобру-поздорову.
– Девушку? – паучок изгибает бровь.
– Сиди тихо, я сейчас разберусь, – заявляет он ей.
Вижу, как она фыркает. И понимаю – тут он сильно промахнулся.
С такими указочками.
– Тихо сидят в библиотеке, – она встаёт из-за стола. – А мы в клубе – это во-первых. И я не твоя девушка – во-вторых.
– Погоди, – он морщится, интерес ко мне теряет, двигается вокруг стола ей навстречу. – Сядь на место.
Ву-ха-ха. Он бы ещё, как собачке, кость бросил.
– Олег, отстань от меня, – она раздражается. – Я что тебя, что сестру твою – полтора часа от силы знаю. И я устала.
Полтора часа? Хм.
Усмехаюсь, смотрю на Олега.
Он недовольно зыркает на меня в ответ.
– Ну тут ты сам виноват, – развожу руками, почти беззлобно, мне его жаль даже по-мужски немного, его же явно целыми днями отшивают, вот он и бесится на льду. – Отдыхай, – от души советую.
И нагоняю девушку. Пристраиваю руку на ее талии.
– Тебя это тоже касалось, – она слегка извивается, в такт музыке или мою ладонь сбрасывает.
Предпочитаю думать, что первое, не отстаю.
– В уголочке возле входа, куда падал солнца лучик, – шепчу ей на ухо. – На уютной паутинке, что сплела с любовью мама, появился…
– Почему паучок? – она любопытства не сдерживает, поворачивает голову.
– Когда в хоккее команда противника выстраивает защиту, – оказываюсь почти вплотную, по залу ее веду. – Мы называем это паутина.
– И что?
– А ты вовсю от меня защищаешься. Как тебя зовут?
– Допустим, Эля. А тебя?
– Допустим, Белый.
– Это не имя.
– Меня так друзья называют.
– Мы с тобой не друзья.
– Конечно, – подталкиваю ее к нашему столику. – Мы нечто большее. Присаживайся.
Она на удивление не спорит, может, и правда, устала. Просто садится, синим пристальным взглядом окидывает замолкнувших парней.
– Парни, это Эля, – двигаю соседний стул.
– Что будешь пить, Эля? – Андрюха лыбится, возит салфеткой по столу, наклоняется.
Провожу пальцем по горлу – не надо, а то сейчас как дыхнет на моего паучка чесноком.
И она в обморок упадет.
А у нас сегодня планы.
– Сыграем в бир-понг? – обнимаю Элю за плечи. Глазами провожаю официантку, рукой вспарываю огни светомузыки. – Вон там, видишь? Стол и шарики. Умеешь играть? В США популярная шутка. В переводе – «пиво-понг».
– Я знаю, – она смотрит в темный угол, как-то потерянно, настроение ее меня не устраивает.
Переглядываюсь с друзьями.
Парням тоже неловко, с девчонками мы либо танцуем, либо уезжаем, вот так вот за стол никого обычно не тянем, почему я вдруг исключение сделал – сам не знаю.
