Текст книги "Стекляшки"

Автор книги: Сэмюэль Р. Дилэни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сэмюэль Дилэни
Стекляшки

Старику и морю

Глава первая

Иногда я хожу гулять к пристани, размахивая парализованной рукой и поднимая песчаную пыль протезом, пристегнутым к бедру. Потею я во время таких прогулок страшно, а потом пью со старыми шлюхами в прибрежном подвальчике. В такие дни меня гложет печаль. Я чувствую себя разбитым, а если и смеюсь, то громко, с надрывом.

Треть моего лица сожжена во время аварии… Мне еще потом пересаживали кожу на груди. Из-за изуродованной нижней челюсти я, если говорю громко, страшно картавлю. Хирурги не особенно старались, когда латали меня. Еще должен признаться, у меня волосатая грудь, похожая на кусок медвежьей шкуры. А борода на правой щеке начинает расти сразу под глазом. Она у меня рыжая, на шее вьется, на груди волос бурый. Кончики ушей загорели и по цвету как бронза, хотя кожа у меня светлая.

Причина моих прогулок (если так можно назвать эти походы) – желание покрасоваться, устроить отвратительное представление, а потом разобидеться на весь мир. Но большую часть времени я провожу на природе или в домике, который Подводная Корпорация выделила мне вместе с пенсией. Коврики у меня турецкие, кастрюли – медные. Есть еще книги и магнитофон, хотя я давным-давно его не включал…

Часто по утрам поднимается золотистый туман, и я спускаюсь на берег, брожу босиком вдоль прибоя в поисках стекляшек – осколков бутылок, обточенных морем.

* * *

В то утро поднялся туман, и солнце напоминало медную монету. Я бродил среди скал, любовался заливом. Там, в пене прибоя, нежилась девушка.

Моргнув, я пропустил момент, когда она неожиданно села. Длинные прорези жабр на ее шее закрылись и остались видны лишь кончики щелей на спине, чуть повыше лопаток. Остальное скрыли волосы – копна мокрой вьющейся меди.

– Что ты тут делаешь, а? – спросила девушка, прищурив голубые глазки.

– Ищу стекляшки.

– Что?

– Осколки стекла, обточенные морем. Вон смотри! Я пальцем ткнул в ее сторону, а потом боком, словно краб, спустился к самой воде, приволакивая негнущуюся ногу.

– Где ты их увидел? – завертела головой незнакомка, наполовину высунувшись из воды. Ее перепончатые пальцы подцепили горсть черных камешков.

Холодная вода омыла мне ноги, когда я наклонился и поднял стекляшку молочного цвета, лежавшую возле ее локтя. Девушка ведь и не взглянула туда. Она встрепенулась. Наверное, решила, что я замыслил что-то недоброе.

– Теперь видишь?

– Что… что это? – Она вытянула холодную руку. На мгновение молочную «драгоценность» и мою перепончатую лапу накрыла ее ладошка. (Да, да! Все так и было. Такие мгновения кажутся удивительными, а потом мы долго-долго с болью в сердце вспоминаем их.) Она тут же отдернула руку.

–  Стекляшка, – сказал я. – Ты знаешь, что все бутылки из-под кока-колы, винные бутылки и стеклянные банки выбрасывают в море?

– Я видела только бутылки кока-колы.

– Волны разбивают их о камни. Течения мотают осколки по песчаному дну, стачивая углы, изменяя форму. Иногда происходят химические реакции, и стекло теряет цвет. А другой раз на стекле проступают прожилки, и кажется, что к нему прилипли снежинки. Некоторые стекляшки вода обтачивает, и они напоминают кораллы. Когда же они высыхают, то становятся мутными, матовыми. Положи их в воду, и произойдет чудо.

– Ого! – Незнакомка вздохнула так, словно грубый треугольный обломок на моей ладони был настоящей драгоценностью.

Потом девушка посмотрела мне в глаза, моргнула слезящимися глазами. (Мы, амфибии, лучше видим под водой.)

А потом нерешительно протянула руку к тому месту на моей ноге, где начинались перепонки. Кто я такой – вот что она хотела узнать. Выглядел-то я ужасно, но в ее сердце мой отвратительный лик вызывал лишь печаль.

Ее значок (грудь девушки слегка вибрировала, как всегда в первые минуты, когда после долгого пребывания под водой вновь начинаешь дышать легкими) сказал мне, что она – техник-биолог. У меня дома тоже хранится форма из искусственной чешуи. Она лежит на дне сундука с бельем. Но у меня значок глубоководника… Однако я не ношу форму и обычно гуляю в очень потертых джинсах и красной рубахе без кнопок.

Девушка дотянулась до моей шеи, отогнула воротник рубахи и коснулась жаберных щелей, провела по ним холодными пальцами.

– Кто ты?

Наконец-то она решилась спросить меня об этом!

– Кэйл Свенсон. Незнакомка отшатнулась.

– Ты тот, кто ужасно… Мы помним про тебя… – Она замолчала.

Когда вода коснулась стекляшки, обломок засверкал точно так же, как при моем имени трепетали души и чувства тех, кто хоть раз в жизни выходил в море. Согласно последним данным, ныне в Морском Дивизионе насчитывалось семьсот пятьдесят тысяч человек. Всем им имплантировали жабры и перепонки, а потом отправили на глубину, где нет штормов; расселили вдоль побережий континентов.

– Ты живешь на берегу? Где-то неподалеку? Но раньше…

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Я был на два года старше тебя, когда все это случилось.

– Тебе тогда было восемнадцать?

– А теперь в два раза больше… Нет… Пожалуй, это случилось лет двадцать назад… Давным-давно.

– Люди до сих пор помнят о том извержении.

– А я почти все забыл. В самом деле… Скажи, ты любишь музыку?

– Ага.

– Отлично! Пойдем ко мне, послушаешь записи. Я заварю чай. Посидим до обеда…

– В три я должна доложиться в Штабе. Тарк будет инструктировать Джонни и его бригаду, как прокладывать кабель на большой глубине. – Девушка улыбнулась. – Но я могу поймать отлив и добраться туда за полчаса. Значит, мне надо уплыть в два тридцать.

По дороге к моей хижине я узнал, что зовут ее Ариэль. Она решила, что мой дворик очарователен, а мозаика восхитительна. «Ох, посмотри-ка!» и «Ты это сам сделал?» Она повторила эти фразы раз десять, не меньше.

(Мозаикой я занимался в первые годы одиночества.) Особенно понравились ей моряки, сражающиеся с китом, и ныряльщик с раненой акулой. Девушка объяснила, что у нее нет времени читать, но книгами, к которым я собрал эти мозаики-картинки, она восхищалась. Долго слушала она мои рассказы. Еще Ариэль много говорила о своей работе, о приручении и использовании глубоководных существ. Потом она сидела на кухне, крутила записи Ennio Morricone. А я уложил два десятка устриц на поддон с солью. К тому времени и чайник засвистел…

Я ведь одинокий калека. Мне редко удается поболтать с красивыми молоденькими девушками…

Глава вторая

Эй, Джуао! – заорал я через весь мол.

Он кивнул мне из-за своих сетей. Солнце сверкало на его коже, а волосы казались матовыми.

Через лабиринт сетей я пробрался туда, где, словно паук посреди паутины, сидел Джуао. Не отрываясь от работы, он улыбнулся мне. Мозаика, а не улыбка: золотой зуб, белый, черная брешь, желтая кость и снова белый зуб, золотой, белый. Выставив вперед протез, я присел рядом с рыбаком.

– Сегодня я ловил за коралловым рифом, там, где ты говорил, – Джуао снова широко улыбнулся. – Пойдешь ко мне выпить, а?

– Конечно.

– Подожди… Мне осталось работы на пару минут… Такие рыбаки неопределенного возраста есть в каждой прибрежной деревне. С виду им лет шестьдесят, а на самом деле – сорок. И точно так же они будут выглядеть в восемьдесят. Таков и Джуао… Как-то мы сели считать, сколько же ему лет. Оказалось, он всего на семь часов старше меня.

Мы стали друзьями еще до того, как меня искалечило. Я прокладывал высоковольтную линию и запутал ему сети. Большинство парней на моем месте взяли бы нож и с легкостью выпутались бы, погубив сети ценой в пятьдесят пять, а то и в шестьдесят долларов. Но ведь это месячный заработок рыбака! Так что я не стал попусту махать ножом, а всплыл на поверхность и долго сидел в лодке Джуао, пока он меня распутывал. Потом мы вытащили сеть на берег и залатали. С тех пор я помогаю Джуао ловить рыбу, указываю нужные места. А он расплачивается выпивкой.

Вот мы и дружим уже лет двадцать. За это время меня постигло большое несчастье, и я оказался «списанным на берег», а Джуао выдал замуж пять своих сестер, женился сам и завел двух детей. (Ах, эти bolitos и teneror asados, которые Амалия, жена Джуао, дама с масленистой косой и вечно болтающимися грудями, делала по воскреньям на обед и ужин! Иногда их хватало и на завтрак в понедельник.) Вместе с Джуао и его женой я летал на вертолете в город, и там, в больнице, мы с Джуао были вместе. Босиком. Тогда он стоял и вычесывал рыбную чешую из своих волос. Мы оба ее вычесывали. Потом я держал его, а он плакал. Я пытался объяснить ему, почему врачи, которые могли за неделю превратить ребенка в амфибию – существо, месяцами живущее под пенной гладью моря, – оказались бессильны перед раком щитовидной железы с обильными метастазами… Джуао и я вернулись в деревню вдвоем за три дня до нашего дня рождения…

Все это случилось, когда мне исполнилось двадцать три, точно так же как Джуао. Только он был старше меня на семь часов…

* * *

– Хочу, чтобы ты прочитал письмо, – сказал Джуао. (Челнок танцевал в паутине сетей на конце оранжевой нити.) – Ответ относительно моих детей… Пойдем ко мне, выпьем. – Челнок остановился, дважды дернулся и мой приятель покрепче затянул узел.

Оставив позади сети, море и причал мы вышли на площадь.

– Как думаешь, в письме положительный ответ?

– Оно из Подводной Корпорации. Обычно, когда они кому-то отказывают, то посылают открытку… А ты как считаешь, они согласились?

– Ты хороший человек, Кэйл. Если мои дети, как и ты, станут жить под водой, я буду счастлив.

– Но ты сильно беспокоишься.

Это я подсказал Джуао пристроить детей в Международную Подводную Корпорацию. Мне не безразлична их судьба, ведь я их крестный отец. Операции по вживлению жабер проводятся незадолго до наступления половой зрелости. Молодым людям – юношам и девушкам во время адаптационного периода приходится долго жить вдали от дома. А потом амфибии могут выбрать любой океан в мире… Воспитывать двух детей не очень-то легко для Джуао и его сестер. А Корпорация помогает получить образование. Молодых людей ждут путешествия, интересная работа, то, что мы называем хорошей жизнью. Они не будут выглядеть вдвое старше, когда им исполнится тридцать пять. Ведь не многим амфибиям уготована судьба, похожая на мою…

– Я волнуюсь. Ведь работать под водой опасно… Знаешь, они опять хотят попытаться проложить кабель через Разлом.

Я нахмурился.

– Снова?

– Да. Ведь тебя обожгло и искалечило, когда ты занимался именно этим…

– Расскажи подробнее, – попросил я. – Кто на этот раз хочет сунуть голову в пасть тигру?

–  Руководит работами молодой человек по имени Тарк. Несмотря на возраст, он уже известен в доках своей храбростью.

– Почему они снова хотят попытаться проложить там кабель? До этого они спокойно жили без силовой линии через Разлом.

– Все из-за рыбы, – ответил мне Джуао. – Ты же сам мне объяснял лет двадцать назад. Рыба не любит подводные линии электропередач и уходит на глубину. С каждым годом у нас уловы все меньше и меньше… Если моим детям сделают операцию, то станет меньше рыбаков… – Тут он пожал плечами. – Ты ведь знаешь, Корпорация плевала на нас. Они могут проложить линии энергопередач по местам лова, а не через Разлом…

Огромные силовые кабели Подводной Корпорации прокладывали по дну океана, чтобы подавать питание на подводные шахты, фермы и нефтяные вышки (то, что нефти там много, я испытал на собственной шкуре). Энергия требовалась пастухам китовых стад и химическим заводам. Линии высоковольтных передач породили двести шестьдесят новых течений. Они возникли над теми участками океанского дна, где вода содержит большой процент минеральных отложений. Наверное, вы получили бы Нобелевскую премию, если бы объяснили, почему это происходит… Так вот, течения отогнали рыбу в более глубоководные районы, на дно подводных каньонов.

– Тарк думает о рыбаках. Больше силовых линий – меньше рыбы. Он хороший человек.

Я в удивлении поднял брови. Ну уж левую точно… И попытался вспомнить, что маленькая ундина говорила мне сегодня утром о Тарке. А вспоминать-то особо было нечего.

– Пусть ему повезет больше, чем мне, – сказал я.

– Интересно, а что ты думаешь о молодом человеке, решившем спуститься в пасть Разлома?

На мгновение я задумался.

– Я его ненавижу.

Джуао удивленно взглянул на меня.

– Он – мое отражение. Когда-то я был таким же. – Я замолчал, а потом продолжил: – Завидую… У него есть шанс, который я упустил… Надеюсь, он совершит задуманное.

Джуао пожал плечами,. дернувшись всем телом. Характерный жест рыбаков. Когда-то и я мог так делать.

– Не знаю, как у них пойдут дела, но, судя по всему, они серьезно взялись за дело…

– Море… Оно всех рассудит, – пробормотал я.

– Да, – кивнул Джуао.

Позади по бетону зашлепали сандалии. Я повернулся как раз вовремя, чтобы подхватить здоровой рукой свою крестницу. Мой крестный сын ухватился за мою парализованную руку и повис на ней.

– Дядюшка Кэйл!..

– Дядюшка Кэйл, что ты нам принес?

– Вы сейчас повалите его! – прикрикнул на детей Джуао. – Ну-ка отпустите!

Видит Бог, они и внимания не обратили на слова своего папочки.

– Что ты нам принес?

– Что ты нам принес, дядюшка Кэйл?

– Если отпустите меня, я вам покажу.

Они отступили. Зеленоглазые. Дрожащие от предвкушения. Я украдкой взглянул на Джуао: карие зрачки на белках слоновой кости. В правом глазу лопнул сосудик… Он любил своих детей. Но скоро они станут ему чужими, как рыбы, которых он ловил. Видя, в какую ужасную тварь превратился я, он, бедняга, наверное, пытается представить, во что превратятся его дети.

Я, например, не мог без боли в сердце смотреть на то, как резко увеличивается население; как, словно почки, распускаются колонии на Луне, Марсе и на дне земного океана. Амфибии ведь порой ведут себя так, словно разрушили все культурные связи с прибрежными рыбацкими деревушками. Я-то это отлично знаю…

Я полез в карман и выудил мутную стекляшку, которую подобрал на побережье.

– Гляньте-ка. Вы такого не видели.

И дети потянулись к моей перепончатой, нечеловеческой руке.

* * *

В супермаркете – самом большом здании деревни – Джуао купил сласти к чаю.

– Я мягкое и нежное, вкуснее шоколада, – шептала каждая коробка печенья, когда вы снимали ее с полки.

Как раз на прошлой неделе я читал статью о новой, говорящей упаковке в одном из американских журналов. Поэтому я был готов к такому обороту и предпочел торчать в овощном отделе. Потом мы пришли в дом Джуао. Письмо оказалось точно таким, как я ожидал. Детей нужно было завтра утром посадить на автобус, уходящий в город. Мои крестники уже вступили на путь, в конце которого превратятся в «рыб»…

Убрав письмо, мы (я с Джуао) уселись на крыльце. Мы пили и смотрели на ослов и мотоциклы, мужчин в мешковатых штанах, женщин в желтых шарфах и ярких рубахах с гирляндами чеснока. Мимо нас прошло несколько амфибий в сверкающей форме из зеленой чешуи.

Наконец Джуао сказался усталым и ушел подремать. Большая часть моей жизни прошла на побережье стран, где люди привыкли к полуденному отдыху. А я

первые десять лет своей жизни, когда формировались все мои привычки, провел на датской кооперативной ферме и до сих пор не мог заставить себя спать днем… Так что я перешагнул через свою крестницу (она уснула на нижней ступеньке крыльца, подложив под голову кулачок) и пошел через деревню назад, к побережью.

Глава третья

В полночь Ариэль вышла из моря. Она поднялась на скалы и забарабанила ногтями в стеклянную стену моего домика. Словно дождевые капли застучали по стеклу…

В тот вечер я устроился у камина. Собирался почитать, но задремал. Мой домашний компьютер поинтересовался, хочу ли я чего-нибудь, и, не получив ответа, выключил Dvorjak Cello Concerto, притушил свет лампы ночника для чтения, перестал подбрасывать дрова в камин. Когда меня разбудила Ариэль, за каминной решеткой были одни угли.

Но голову от подушки я оторвал, только когда она постучала во второй раз. Зеленая форма, янтарные волосы – все цвета погибли в серебристом свете луны. Я потянулся к выключателю, нажал кнопку, и стеклянная стена ушла в пол. В лицо мне ударил ветер.

– Чего тебе нужно? – спросил я. – Неужели нельзя выбрать другое время для визитов?

– Тарк на берегу. Он ждет тебя.

Ночь выдалась теплой, но ветреной. По морю к берегу неслись хребты волн, увенчанные белыми барашками пены.

Я протер глаза.

– Это тот, самый главный? Почему ты не привела его ко мне? Зачем он хочет увидеть меня?

Девушка коснулась моей руки.

– Пойдем. Они все внизу на берегу.

– Кто это «все»?

– Тарк и остальные.

Ариэль потащила меня через внутренний дворик к дорожке, ведущей на пляж. Залитое лунным светом море стонало. Внизу на берегу у ревущего на ветру костра столпились люди. Девушка направилась к ним.

Два рыбака сидели на перевернутом корыте и жались друг к дружке. Они играли на гитарах. Их пение – грубое, ритмическое, режущее слух – разносилось над белеющим в ночи пляжем. Ожерелье из акульих зубов сверкало на шее танцовщицы. Остальные сидели на перевернутом ялике и ели.

На костре с краю стояла кастрюля с большой ручкой. Там между розовыми островами креветок пенилось масло. Одна женщина опускала сырые креветки в кастрюлю, другая вылавливала сварившиеся.

– Дядюшка Кэйл!

– Смотрите, дядюшка Кэйл!

– Эй, а вы что тут делаете? – удивился я, поворачиваясь к крестникам. – Разве вы не должны сейчас лежать дома в кроватках?

– Папочка сказал, что мы можем прийти сюда. Он тоже скоро будет здесь.

Я повернулся к Ариэль:

– В честь чего такой праздник?

– Завтра на заре мы отправимся в Разлом. Кто-то промчался по песку, размахивая бутылками.

– Они не хотели тебе рассказывать, не хотели задеть твою гордость.

– Мою что?

– Ну, ведь они хотят сделать то, чего ты…

– Но…

– …к тому же тебя тогда искалечило. Они не хотели тебя расстраивать. Но Тарк все-таки решил повидаться с тобой. Я подумала, что ты не расстроишься. Поэтому и привела тебя на берег.

– Спасибо.

– Дядюшка Кэйл?

Этот голос был грубее и глубже, чем детские голоса моих крестников.

Позвавший меня человек сидел на бревне спиной к костру и ел сладкую картошку. Отблески пламени играли на темных скулах и влажных волосах. Он встал, подошел ко мне, поднял руку. Я тоже поднял руку. И мы хлопнули друг друга по ладони.

– Здорово, – улыбнулся юноша. – Ариэль сказала, что ты придешь. Завтра мы собираемся проложить силовой кабель через Разлом.

Чешуйки на рукавах формы Тарка поблескивали. Он казался очень сильным. А держался спокойно.

– Я… – Тут он замолчал. Мне показалось, что он похож на счастливого танцора, удачно исполнившего свой номер. – Я хотел поговорить с вами о Разломе.

А я думал, он заговорит об острых кораллах и об акулах.

– И о… той аварии… Если вы согласитесь.

– Конечно, – ответил я. – Если это хоть чем-то поможет тебе.

– Видишь, Тарк! Я же говорила, что он согласится, – выпалила Ариэль.

Я слышал, как изменилось дыхание юноши.

– Вы и в самом деле не обидетесь, если я попрошу рассказать о том несчастном случае?

Я покачал головой и только тут понял, что с голосом Тарка. Подводный герой был мальчишкой, голос его ломался… Ему еще не исполнилось и девятнадцати.

–  Скоро мы отправимся ловить рыбу, – продолжал Тарк. – Пойдете с нами?

– Если дойду.

* * *

Бутылка пошла по кругу. От женщины у кастрюли с креветками она попала к одному из гитаристов, потом к Ариэль и, наконец, ко мне. Я передал ее Тарку.

Мы пили ром. Этот напиток делали в семи милях от берега, в пещере. Из-за затвердевшей кожи в левом уголке рта мне трудно пить из горлышка. Ром струйкой побежал по подбородку.

Тарк выпил, вытер рот и положил руку мне на плечо.

– Отойдем к воде.

Мы отошли от костра. Несколько рыбаков последовало за нами. А амфибии посмотрели в нашу сторону и отвели взгляды.

– Все дети в деревне называют вас дядюшкой Кэйлом?

– Нет. Только мои крестники. Я познакомился с их отцом, когда был в твоем возрасте.

– А я думал, все вас так зовут. Извините.

Мы добрались до влажного песка. Оранжевые блики играли на нашей коже. Из песка торчал залитый лунным светом остов разбитой лодки. Тарк присел на его край. Я сел рядом. Вода доходила нам до колен.

– Неужели силовой кабель нельзя проложить в другом месте? – спросил я. – Обязательно лезть в Разлом?

– Я хотел спросить, что вы думаете обо этом предприятии. Но теперь вижу, не стоит. – Юноша поежился. – Появляется все больше проектов относительно этой части океана. Нам нужны новые мощности. Старые линии страшно перегружены. В конце июня в Каине из-за перегрузки случилась авария, отключилось освещение. Весь поселок два дня оставался без света, и двенадцать амфибий умерло от переохлаждения, задержавшись в холодных течениях. А если мы проложим кабели через Разлом, то и рыбакам не навредим. Я кивнул.

– Так что же случилось с вами в Разломе? Я молчал.

Нетерпеливый, испуганный Тарк. Вначале мне вспомнилась не сама трагедия, а ночь накануне, прогулка по берегу, парни, при виде амфибии сжимающие кулаки от страха и неприязни… Несколько индейцев вернулись из пещеры, где по сей день гнали крепкий напиток. Мы общались с ними на языке жестов… А в тот далекий вечер один из них задел какую-то живую струну в моей душе (как Тарк этим вечером), и мы долго обсуждали свои гороскопы.

Мать Джуао знала язык знаков, но ни он, ни его сестры не изучили его, потому что хотели быть современными. Они, как все дети, смущались своего невежества.

– Когда я был мальчиком, мы отваживались бродить по бревнам лесосплава. Помню стояла жара. Бревна крепкие, как скалы. Если вода раздвинет их, а ты соскользнешь в щель, то бревна могут сомкнуться и раздавить тебя. – Тарк покачал головой. – Порой дети делают совершенно безумные вещи… В ту пору мне было лет восемь-девять. Это еще до того, как я стал подводным мальчиком.

– Откуда ты? Тарк поднял голову.

– С Манилы. Я – филиппинец.

Море лизало наши колени, планшир покачивался под нашим весом.

– Что случилось тогда в Разломе?

– Внизу, а Разломе, много вулканов…

– Я знаю.

– И море там чувствительное, как женщина, сделавшая новую прическу. Мы вызвали обвал. Кабель лопнул.

Закоротило. Разряд ударил в землю и началось извержение. Лава была такой горячей, что вода в море вскипела, вспенилась футов на пятьдесят. Так говорят очевидцы.

– Отчего случился обвал? Я пожал плечами.

– Бог знает. Скалы обрушились. Может, все дело в шуме машин… хотя мы старались работать осторожно. Может, виной всему один из кабелей питания. А может, кто-то задел не тот камень…

Мой собеседник сжал кулак правой руки левой, потом отпустил его, попытался расслабиться. Кто-то позвал:

– Кэйл!

Я поднял голову.

Штаны Джуао были засучены до колен, рубашка парусом вздулась на соленом ветру. Он стоял среди волн… Ветер играл в волосах Тарка… На берегу горел костер…

Тарк тоже поднял голову.

– Они хотят поймать большую рыбу! – крикнул нам Джуао.

А рыбаки уже спускали лодки на воду. Тарк сжал мое плечо.

– Пойдем, Кэйл. Половим рыбу. Мы встали и вернулись на берег.

Джуао подхватил меня и помог выбраться на сухой песок.

– Ты, Кэйл, поплывешь в моей лодке!

Кто-то принес едкие, шипящие факелы. Волны били в борта лодок, и те приплясывали на воде, как поплавки.

Джуао запрыгнул в лодку и взялся за весла. Зеленые амфибии ныряли в набегающие волны и исчезали под водой. Мой друг начал грести. Его руки казались белыми в лунном свете. Костер на берегу уже догорал. Потом раздался громкий всплеск, и в небе расцвел огненный цветок. Сигнал. Значит, амфибии заметили большую рыбу.

Огненный шар некоторое время висел в воздухе. Ракета мигнула раз, два, три, четыре раза. (Это означало, что вес рыбы двадцать, сорок, шестьдесят… нет, восемьдесят стоунов.) Потом огонек погас.

Я расправил плечи и расстегнул пряжку ремня.

– Джуао, я хочу поплыть рядом с лодкой! Рыбак греб не останавливаясь.

– Хорошо. Только держись за веревку.

– Конечно.

Веревка была привязана к корме лодки. Я сделал петлю на другом конце пенькового фала и перекинул ее через плечо. Отстегнув протез ноги, я нырнул в темную воду…

* * *

…Теперь над моею головой сияла мать всех жемчужин – Луна. А еще плавала тень лодки Джуао. Она покачивалась футах в десяти над моей головой. Я же нырнул еще ниже, под раны в теле моря, которые оставляли рассекающие воду весла.

С помощью одной руки и одной ноги, снабженной перепонками, я перевернулся и посмотрел вниз. Веревка дергалась каждый раз, когда весла Джуао загребали воду. Меня тащило вслед за лодкой.

Тем временем амфибии запалили подводные факелы. Далеко внизу сверкали их спины. Мои сородичи описывали большие круги. Они казались огромными глубоководными рыбами с флюоресцентными органами. Я видел и будущую жертву, высвеченную их огнями.

Вы никогда не охотились на рыбу с копьем? В эту ночь копье было в руках Тарка. Остальные вооружились сетями, чтобы спеленать добычу и поднять ее к лодкам рыбаков.

Но неожиданно внизу что-то пошло не так. Копье оказалось коротко!

Рыба, размером с человека, стала подниматься к поверхности, проскользнув мимо сетей. Она едва не выскочила из воды, удирая от людей. Амфибии неслись следом. Когда-то я тоже бросал сети, покрытые смолой и известью, пытаясь поймать рыбу… Наконец петля на конце одной из сетей поймала жертву, и в свете движущихся огней я увидел, как натянулась сеть. Рыба повернулась и снова стала подниматься, направляясь ко мне, потом дернулась в сторону, когда петля соскочила.

Внезапно надо мной мелькнула тень одного из амфибий.

А борьба с рыбой продолжалась. Тарк, копье которого вонзалось все глубже в тело жертвы, держался впереди и чуть левее рыбы, почти оседлав ее. Добыча пыталась стряхнуть его, била хвостом, металась из стороны в сторону, постепенно поднимаясь к поверхности. Изо всех сил загребая рукой, я потянулся и вцепился в планшир лодки Джуао.

Тарк и рыба всплыли между лодок. Они взвились в воздух… волшебное зрелище в лунном свете. Теперь рыба плыла у самой поверхности, то выпрыгивая из воды, то ныряя.

Юноша-амфибия что-то прокричал, привстав на своем норовистом скакуне. Кто-то из рыбаков бросил веревку, привязанную к носу лодки, и Тарк поймал ее.

Снова рыба, Тарк, я и еще десяток амфибий ушли под воду. И каждый из нас был окружен нимбом пузырьков. Рыба дернулась, натянув одну из сетей, и Тарк слетел со своего скакуна, но почти сразу вернулся на прежнее место. Потом сети стали вытягивать одну за другой, и трепещущую рыбу потянули к поверхности.

Шесть сетей с шести лодок оплели добычу. Мгновение, и рыба неподвижно застыла – субмарина, залитая лунным светом. Я видел тянущийся за ней шлейф крови.

Когда рыба (и мы вместе с ней) снова поднялись к поверхности, то оказались неподалеку от лодки Джуао. Я держался в стороне, когда Тарк (его тело блестело в свете Луны), проплыв мимо меня, залез в лодку моего приятеля.

– Давай сюда, – позвал он меня, встал на колени и протянул мне руку, в то время как Джуао перебрался к другому борту, чтобы хрупкое суденышко не перевернулось.

Кольца влажной веревки одно за другим ложились на дно лодки.

– А вот и Кэйл! – воскликнул Тарк и одним рывком вытащил меня из воды.

Рыба качалась на волнах с белыми барашками. Лодки подошли поближе. Теперь уже все амфибии поднялись на поверхность. Среди них оказалась и Ариэль. У нее в руках был подводный факел, и дым его стелился по воде. Девушка пыталась заглянуть через плечо рыбака, стоявшего перед ней.

Джуао и Тарк стали подтягивать добычу к лодке. Я тоже впился в сеть здоровой рукой. Наша рыба покачивалась на поверхности.

Я как раз надел штаны, когда Тарк повернулся и обнял меня мокрой рукой:

– Посмотрите на нашу добычу! Вы только посмотрите, дядюшка! – Он смеялся, задыхаясь. Его темное лицо сверкало в свете факелов. – Кэйл, вы только посмотрите на нашу рыбу!

Джуао усмехнулся и стал разворачивать лодку, чтобы вернуться на берег.

Огонь, пение, хлопки в ладоши… Мои крестники, насыпав камешки в бутылку из-под рома, встряхивали ее в такт музыке. Гитаристы лупили по струнам, когда мы вытаскивали рыбу на песок. Все, кто был на берегу, собрались вокруг нашей добычи.

– Посмотрите! – Тарк схватился за толстый конец большой палки, толще его запястья. Ловким движением он перевернул рыбу, ткнул двумя пальцами в белую плоть в шести дюймах от губ рыбы. – Здорово!

Тарк вдавил копье поглубже.

Рыбаки выпотрошили рыбу и перенесли ее к костру. Индейцы притащили еще несколько бутылок рома.

– Эй, Тарк. Ты бы поспал немного перед утренней вахтой? – предложил я юноше.

Он покачал головой.

– Я спал весь день. – Он махнул рукой в сторону рыбы. – Это мой завтрак.

Танцы стали еще неистовее. Рыбу затащили на угли, а ребята палками выкатили из пепла сладкую картошку. Я доковылял до разбитой лодки, на которой сидел раньше. Был прилив, и обломки на три четверти скрылись под водой.

Рядом с лодкой, нырнув под воду, спал Тарк. Жабры на его шее ритмично пульсировали, только одно плечо и бедро островками торчали из-под воды.

* * *

Собравшиеся у костра сняли рыбу с огня.

– Где Тарк? – поинтересовалась Ариэль.

– Лег вздремнуть.

– Он же хотел попробовать рыбу!

– Ему предстоит тяжелая работа. Ты ведь не станешь его будить?

– Нет, конечно. Пусть поспит.

Но Тарк уже вылез из воды, зачесал мокрые волосы назад, убрав их со лба.

Усмехнувшись нам, он подошел к рыбе. Я помню, как он разделывал ее. Поднимался и опускался большой нож (деталь, которую я запомнил лучше всего). На мгновение рука Тарка замирала внизу, а потом снова взлетала вверх.

В эту ночь звучала музыка, и люди кружились в танце на песке возле костра. Мы веселились, заглушая грохот прибоя…