Текст книги "Нова"

Автор книги: Сэмюэль Р. Дилэни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2

(Созвездие Дракона. Тритон. Геенна-3. 3172 год)

Катни, шаркая ногами, шел по направлению к Геенне-3. Голова его была опущена, а мысли заняты лунами.

– Эй, парень!

– А?

Небритый бродяга облокотился на перила, вцепившись в верхнюю планку шелушащимися руками.

– Откуда ты? – глаза бродяги были затуманены.

– С Луны, – ответил Катин.

– Из беленького домика на тенистой улочке, с велосипедом в гараже? У меня был велосипед.

– Мой дом был зеленым, – ответил Катин, – и под надувным куполом. Впрочем, велосипед у меня был.

Бродягу качнуло вперед.

– Ты не знаешь, парень. Ты не знаешь? Следует послушать сумасшедшего, подумал Катин. Они становятся большой редкостью. И надо сделать запись.

– Так давно... Ну, пока! – старик, пошатываясь, побрел по улице.

Катин покачал головой и пошел дальше.

Он был неуклюж и на редкость высок: выше двух метров. Он достиг такого роста к шестнадцати годам, но это его не интересовало никогда. За последующие десять лет он приобрел привычку слегка горбить плечи. Его длинные руки были постоянно засунуты за ремень шортов, а локти при ходьбе все время что-нибудь задевали.

Его мысли снова вернулись к лунам.

Катин, рожденный на Луне, любил луны, всегда жил на них, за исключением того времени, когда уговорил своих родителей, стенографистов в суде созвездия Дракона на Луне, позволить ему обучаться в университете Земля, учебном центре таинственного и загадочного Запада – Гарварде, по-прежнему притягивающем к себе людей богатых, эксцентричных и неординарных. Последние два качества относились к Катину.

Об изменениях, происходящих с земной поверхностью – снижении высоты Гималаев, обводнении Сахары – он знал только по сообщениям. Морозные лишайниковые чащи марсианских полярных шапок, неистовые песчаные реки экватора Красной планеты, меркурианская ночь и меркурианский день – все это было ему известно только по посещениям психорамы.

Но это было отнюдь не то, что Катин знал, что Катин любил.

Луны?

Луны были невелики. Их красота заключается в вариациях подобного. Из Гарварда Катин вернулся на Луну, а оттуда направился на Станцию Фобос, где подключился к куче самописцев, устаревших, с малым объемом памяти компьютеров, ареографов, и стал работать регистратором. Через некоторое время он исследовал Фобос на тракторе, оборудованном источником поляризованного света. Деймос, светлый обломок скалы шириной в десять миль, дрожал в это время над непривычно близким горизонтом. В конце концов, Катин сколотил экспедицию и на Деймос и облазил буквально каждый квадратный фут поверхности этой крошечной луны. Потом побывал на лунах Юпитера: Ио, Европа, Ганимед и Каллисто прошли перед его карими глазами. Луны Сатурна, освещенные рассеянным светом колец, подверглись его исследованию, когда он возвращался со станции приема кораблей, где тогда работал. Он изучал серые кратеры, серые горы, равнины и каньоны днями и ночами, портя свое зрение. Все луны одинаковы?

Если бы Катин очутился на любой из них, структура залегания нефтяных пластов, кристаллическое строение и топография луны позволила бы ему немедленно узнать, где он находится, даже если бы ему завязали глаза. Высокий Катин сразу подмечал мельчайшие особенности каждого ландшафта, а вот особенности мира в целом или отдельного человека он хоть и знал, но не любил. От этой нелюбви он избавлялся двумя способами:

Во-первых, он писал роман – это называлось «внутренним способом».

Записывающий кристалл, подаренный родителями по случаю окончания школы, болтался на цепочке в районе его живота. К настоящему времени он содержал несколько сот тысяч слов заметок, но пока еще не была написана даже первая глава.

Во-вторых, («внешний способ») он выбрал изолированный образ жизни в соответствии со своим образованием и темпераментом и потихоньку все больше и больше отдалялся от фокуса человеческой деятельности, которым была для него Земля. Он окончил курсы киборгов всего месяц назад и на эту луну, крайнюю луну Нептуна, прибыл этим утром.

Его каштановые волосы были шелковисты, нечесаны и достаточно длинны, чтобы в них можно было вцепиться в драке – если только у вас подходящий рост. Руки, засунутые под ремень шортов, машинально мяли плоский живот. Он подошел к тротуару и остановился. Кто-то сидел на изгороди и играл на сенсо-сиринксе.

Несколько зевак смотрели на это.

Цвета распирали воздух, колыхались, словно под свежим бризом, опадали и возникали снова – светлый изумруд, тусклый аметист. Порывы ветра доносили запахи уксуса, снега, океана, имбиря, мака, рома. Осень, океан, имбирь, океан, осень. Океан, океан, опять океанские волны. Цвет вскипал размытой голубизной и падал на лицо Мышонка.

Дюжины две зевак стояло около него. Они щурились и вертели головами. Отсветы дрожали на их веках, ложились на губы, на наморщенные лбы. Какая-то женщина закашлялась, потирая ухо, какой-то мужчина ударил себя по ляжкам.

Катин глянул поверх голов. Кто-то протискивался вперед.

Мышонок поднял голову.

Слепой Дэн, неуверенно ступая, выбрался из толпы, остановился, шагнул вперед, в пламя сиринкса.

– Эй, проходи, не стой...

– Проходи, старик!..

– Не мешай нам смотреть!..

Войдя в самую гущу создаваемых Мышонком образов, Дэн качнулся, голова его мотнулась.

Мышонок засмеялся. Его рука легла на рукоятку проектора. Свет, звук, запах уступили место ярко окрашенному демону, стоящему перед Дэном, блеющему, гримасничающему, хлопающему облезлыми крыльями, меняющими свой свет с каждым взмахом. Голос его звучал как из рупора, третий глаз вращался, а сам он кривлялся, передразнивая Дэна.

Среди зрителей раздался смех.

Цвета вздымались и опадали, послушные пальцам Мышонка. Цыган недобро усмехнулся.

Дэн пошатнулся и взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие. Завопив, демон повернулся к нему задом и нагнулся. Раздался хлопок, и зрители отшатнулись от невыносимой вони.

Катин, который облокотился на забор рядом с Мышонком, почувствовал, как кровь приливает к его щекам.

Демон подпрыгнул.

Катин нагнулся и положил ладонь на индукционную панель. Демон потерял четкость. Мышонок резко поднял голову.

– Эй!

– Не надо этого делать, – произнес Катин, и его большая рука полностью накрыла плечо Мышонка.

– Он же слепой, – возразил Мышонок. – Он не слышит, не чувствует запахов и даже не знает, что тут происходит, – его черные брови нахмурились, но играть он все же перестал.

Дэн одиноко стоял в центре толпы. Вдруг он вскрикнул, потом еще раз. Звуки были какими-то неживыми, металлическими. Толпа подалась назад. Мышонок и Катин посмотрели туда, куда указывала рука Дэна.

В темно-синей куртке с золотым диском сквозь толпу прошел капитан Лок фон Рей, и шрам пламенел в падающем на лицо свете.

Несмотря на свою слепоту, Дэн узнал его, повернулся и, пошатываясь, стал выбираться из круга людей. Задев боком мужчину, толкнув в плечо женщину, он выбрался из толпы.

Дэн ушел, сиринкс смолк, и все внимание переключилось на капитана. Лок фон Рея с силой хлопнул ладонью по бедру. Звук был такой, словно он ударил доской.

– Спокойно! Кончайте орать! – Голос его был уверенным. – Я набираю команду киборгов для длительного полета, возможно, в неисследованную область. – Такие энергичные глаза! Не тронутая шрамом часть лица под ржавого цвета шевелюрой улыбалась. Но для того, чтобы определить выражение изуродованного рта и брови, требовалось время, – Ну, кто из вас хочет отправиться со мной на край ночи? Вы черви или звездопроходцы? Вот ты? – он ткнул пальцем в Мышонка, все еще сидящего на изгороди. – Ты хочешь отправиться в путь?

Мышонок слез с изгороди.

– Я?

– Ты со своей огненной штучкой-дрючкой! Если только будешь в состоянии видеть, куда идешь, и время от времени проделывать передо мной фокусы. Берешься за эту работу?

Усмешка тронула губы Мышонка.

– Конечно, – усмешка пропала. – Я согласен, – слова звучали так, словно это говорил не он, а пьяный старик. – Конечно, я согласен, капитан, – Мышонок кивнул, и его золотая серьга блеснула в исходящем из разлома свете. Горячий воздух из-за ограды тронул его черные волосы.

– У тебя есть приятель, с которым ты хотел бы быть вместе? Мне нужен экипаж.

Мышонок, который практически никого здесь не знал, поглядел на высокого парня, остановившего его игру с Дэном.

– Как насчет этого коротышки? – он ткнул пальцем в сторону изумленного Катина. – Я его не знаю, но на друга он потянет.

– Хорошо. Итого... – капитан фон Рей сощурил глаза, кинув взгляд на опущенные плечи Катина, его узкую грудь, круглые щеки и близорукие голубые глаза за контактными линзами, – ...двое, – к щекам Катина прилила кровь. – Кто еще? Ну, в чем дело? Боитесь покинуть этот колодец, выходящий в тусклое солнышко? – он мотнул головой в сторону ярко освещенных гор. – Кто из вас пойдет туда, где ночь длится вечно, а утро – не более, чем воспоминание?

Вперед шагнул мужчина с кожей цвета королевского винограда, большеголовый и полнолицый.

– Я хочу.

Когда он говорил, было видно, как мускулы перекатываются под кожей его лица, челюстей и голого черепа.

– Один или с товарищами?

Еще один человек вышел из толпы. Его плоть просвечивала, как пена, волосы были подобны белой шерсти. Достаточно было одного взгляда, чтобы заметить сходство добровольцев: те же линии толстых губ, та же чуть вздернутая верхняя губа, те же очертания выступающих скул. Близнецы. Второй человек повернул голову, и Мышонок увидел мигающие розовые глаза, подернутые серебристой поволокой.

Альбинос положил свою тяжелую руку – мешок мускулов, суставов и изуродованных работой пальцев, переплетенный до локтя толстыми мертвенно-бледными венами – на плечо брата.

– Мы отправимся вместе, – их голоса, манера растягивать слова – все было абсолютно одинаковым.

– Еще кто-нибудь? – капитан фон Рей оглядел толпу.

– Меня, капитан, взять не хотите? {Диалект Плеяд}

Человек протолкался вперед. Что-то хлопнуло у него за плечами, словно парус.

Его соломенного цвета волосы взметнулись, как от ветра, дующего совсем не от расщелины. Влажные крылья сомкнулись и снова расправились, словно оникс, словно слюда. Человек протянул руку к плечу, на котором эполетом расположились черные когти, и ласково погладил подушечки лап большим пальцем.

– А кроме этой твари у тебя есть еще друг?

Ее маленькая рука легла в его ладонь, она выступила вперед, следуя за ним на расстоянии их вытянутых рук.

Веточка ивы? Крыло птицы? Кружащий голову весенний ветер? Мышонок потянулся к сиринксу, чтобы сохранить ее лицо для себя, но остановился, не в силах нажать кнопку записи.

Ее глаза были цвета стали. Маленькие груди поднимались под кружевом блузки, напрягаясь при вдохе. Сталь блеснула, когда она обвела толпу спокойным взглядом.

Сильная женщина, подумал Катин, разбиравшийся в подобных вещах.

Капитан фон Рей взмахнул рукой.

– Вы двое и эта зверюга?

– Мы шесть, капитан, зверей возьмем, – сказала она.

– Чтобы они разнесли корабль? Отлично. Но учтите, что я выброшу за борт ваш зверинец при первой же такой попытке.

– Прекрасно, капитан, – ответил мужчина, и его раскосые глаза на красном липе сузились от смеха. Свободной рукой он обхватил бицепс другой руки и провел сомкнутыми пальцами по светлым волосам. Это та самая пара, которая играла в карты в баре, дошло вдруг до Мышонка.

– Когда вы нас на борту ждете?

– За час до рассвета. Мой корабль стартует с восходом солнца. Это «РУХ», он на шестнадцатой площадке. Как вас зовут ваши Друзья?

– Себастьян, – зверь задел крылом его золотистое плечо.

– Тай, – тень крыла пересекла ее лицо. Капитан фон Рей нагнул голову. Его тигриные глаза блеснули из-под бровей.

– А враги?

– Чертов Себастьян, – засмеялся мужчина, – и его черные бестии!

Капитан взглянул на женщину.

– А вас?

– Тай, – и мягче, – пока.

– Вы двое! – фон Рей повернулся к близнецам. – Ваши имена?

– Это Айдас, – ответил альбинос и опять положил руку на плечо брата.

– ...а это Линчес.

– А что бы сказали ваши враги, если бы я спросил их о вас?

Черный близнец пожал плечами.

– Только Линчес...

– ...и Айдас.

– Ты? – фон Рей кивнул Мышонку.

– Вы можете звать меня Мышонком, если вы мой друг. А моим врагам знать мое имя не обязательно.

Желтые глаза фон Рея полузакрылись, когда он посмотрел на высокого.

– Катин Кроуфорд, – для Катина его собственный волюнтаризм был большей неожиданностью. – Когда мои враги скажут мне, как они меня называют, я сообщу вам, капитан фон Рей.

– Мы отправляемся в долгий путь, – произнес фон Рей, – и вы встретитесь с врагами, о которых и не слыхали. Нашит конкуренты – Принс и Руби Ред. Мы отправимся на грузовом корабле. Туда – пустыми, а обратно, если будет все в порядке, с полным грузом. Я хочу, чтобы вы знали: ранее уже были предприняты две попытки. Одна плохо началась. В другой раз я был в двух шагах от цели, но эти шаги показались слишком большими кое-кому из моего экипажа. На этот раз я намерен стартовать, взять груз и вернуться.

– Куда мы будем лететь? – спросил Себастьян. Зверь на его плече переступил с лапы на лапу и взмахнул крыльями, чтобы сохранить равновесие. Размах его крыльев был около семи футов. – И что об обратном пути, капитан?

Фон Рей поднял голову к небу, словно надеялся разглядеть цель своего путешествия, потом медленно опустел ее.

– На обратном пути...

У Мышонка вдруг появилось странное ощущение, что кожа на его шее под затылком отстала от мяса, и кто-то, забавляясь, сдвигает ее тонким прутиком.

– Где-то на обратном пути, – сказал фон Рей, – будет Новая.

Страх?

Мышонок бросил взгляд на небо и увидел вместо звезд большие глаза Дэна.

Катин всегда выкарабкивался из многочисленных дыр множества лун, но теперь стояв, прикрыв глаза, а в нижней части живота у него медленно сжималось солнце.

«Это уже настоящий страх, – подумал Мышонок. – Словно зверь, бьющийся о грудную клетку, стремящийся вырваться на волю».

«Это начало миллиона путешествий, – мелькнуло в голове Катина. – Впрочем, можно ли этот полет назвать путешествием, если мы будем передвигаться не пешком?»

– Мы должны добраться да огненного края взорвавшейся звезды. Вся Нова – это стремительно расширяющееся скрученное пространство. Мы должны добраться до края этого хаоса и принести пригоршню пламени. И постараться не зевать. Там, куда мы пойдем, законов не существует.

– Какие законы вы имеете в виду? – спросил Катин. – Законы человеческие иди законы природы?

Фон Рей помедлил.

– И те, и другие.

Мышонок потянул кожаный ремень, перекинутый через плечо, и уложил сиринкс в футляр.

– Это гонки, – сказал фон Рей. – Повторяю еще раз. Принс н Руби Ред – это наши противники. Человеческих законов, с помощью которых я мог бы их придерживать, не существует. Тем более, когда мы будем возле Новы.

Мышонок тряхнул головой, откидывая упавшие на глаза волосы.

– Путешествие будет рискованным, а, капитан? – мускулы его круглого лица дернулись, задрожали и застыли в усмешке, сдерживая дрожь. Рука его внутри футляра потянулась к мозаике сиринкса. – Настоящее рискованное путешествие? – его глухой голос дрогнул.

– Как это... Мы принесем пригоршню пламени? – начал Линчес.

– Полный груз, – уточнил фон Рей, – то есть, семь тонн. Семь кусков по тонне каждый.

Айдас возразил:

– Но нельзя же погрузить семь тонн огня...

– ...так что же мы привезем, капитан? – закончил Линчес. Экипаж ждал. Стоящие вокруг тоже ждали. Фон Рей потер правое плечо.

– Иллирион, – сказал он, – Мы зачерпнем его прямо из звезды, – рука его опустилась. – Давайте сюда свои классификационные индексы. Ну, а теперь я хочу увидеть вас в очередной раз только на «РУХе» за час до восхода.

* * *

– Выпей...

Мышонок оттолкнул руку. Он находился в дансинге. Музыка рассыпалась колокольчиками. Над стойкой замигали восемь красных огней.

– Выпей...

Мышонок постукивал в такт музыке ногой. Тай напротив него тоже отбивала такт, темные волосы покачивались за ее блестящими плечами.

Кто-то кому-то говорил:

– Нет, не могу я этого пить. Хватит с меня.

Она хлопнула в ладоши и двинулась к нему. Мышонок заморгал.

Тай начала мерцать.

Он снова заморгал и увидел Линчеса, держащего в своих белых руках сиринкс. Его брат стоял сзади, оба они смеялись. Настоящая Тай сидела на краешке стула со своими картами.

– Эй, – крикнул Мышонок и направился к братьям. – Послушайте, не балуйтесь с инструментом! Если вы умеете играть, тогда – пожалуйста. Только сперва спросите.

– А, – махнул рукой Линчес. – Ты тут единственный, кто в этом понимает...

– ...переключатель стоял на солнечном луче, – перебил Айдас. – Мы извиняемся.

– О'кэй, – сказал Мышонок, забирая сиринкс. Он был пьян и очень устал. Выйдя из бара, он побрел вдоль пышущих жаром губ Геенны-3, потом поднялся на мост, ведущий к семнадцатой площадке. Небо было черно. Он вел ладонью по поручню, и его пальцы и предплечье были освещены идущим снизу оранжевым светом.

Кто-то стоял впереди, облокотившись о перила.

Мышонок пошел помедленнее.

Катин задумчиво смотрел на ту сторону бездны, его лицо казалось маской в исходящем из расщелины свете.

В первый момент Мышонку показалось, что Катин с кем-то беседует. Потом он увидел у него на ладони записывающий кристалл.

– Проникните в человеческий мозг, – говорил Катин в аппарат. – Между головным и спинным мозгом вы найдете нервный узел, напоминающий человеческую фигурку, но всего около сантиметра высотой. Он связывает сигналы, формируемые органами чувств, с абстракциями, формируемыми головным мозгом. Он приводит в действие наше восприятие окружающего мира и запас знаний, которыми мы обладаем. Проникните сквозь путаницу интриг, тянущихся от мира к миру...

– Эй, Катин!

Катин взглянул на Мышонка. Волна горячего воздуха поднималась снизу.

– ...от звездной системы к звездной системе, заполнивших сектор созвездия Дракона с Центральной звездой – Солнцем, Федерацию Плеяд, Окраинные Колонии, и вы увидите толчею дипломатов, официальных представителей, кем-то назначенных и самозваных, неподкупных или продажных – в зависимости от ситуации, короче, образование, принимающее форму представляемого им мира. Его задача – воспринимать и уравнивать социальные, экономические и культурные изменения, влияющие на положение дел в Империи.

Проникните внутрь звезды, туда, где пламя окружает ядро из чистого ядерного вещества, сверхсжатого и летучего, удерживаемого в этом состоянии весом окружающего вещества; ядро, имеющее сферическую или эллипсоидную форму, повторяющую форму самой звезды. Вследствие внутризвездных процессов ядро испытывает сильнейшие потрясения. Однако происходящие на поверхности звезды изменения почти не видны – значительные массы вещества сглаживают эти толчки.

Случается, что расстраивается тонкий механизм балансировки внешних и внутренних сигналов в человеческом мозгу. Часто правительство и дипломаты не в силах сдержать процессы, происходящие в подвластных им мирах. А когда расстраивается механизм балансировки звезды, рвущаяся наружу энергия порождает титанические силы, которые превращают эту звезду в Нову...

– Катин!

Он выключил свой аппарат и посмотрел на Мышонка.

– Чем это ты занят?

– Делаю заметки для своего будущего романа.

– Твоего – чего?

– Это архаическая форма искусства, вытесненная психорамой. Она имела ряд ныне исчезнувших особенностей, которыми последующие формы искусства уже не обладали. Я – анахронизм. Мышонок, – Катин усмехнулся. – Кстати, спасибо за работу.

Мышонок пожал плечами.

– А о чем это ты толковал?

– О психологии, – Катин опустил кристалл в карман, – политике и физике.

– Психология? – переспросил Мышонок. – Политика?

– Ты умеешь читать и писать? – спросил Катин.

– На турецком, греческом и арабском. На английском – хуже. С буквами не сделаешь того, что можно сделать со звуками. Катин кивнул. Он тоже был слегка пьян.

– Хорошо сказано. Вот почему английский – очень подходящий для романов язык. Но я сильно упрощаю.

– Что там насчет психологии и политики? Физику я знаю. – В особенности меня интересует, – произнес Катин, обращаясь к бурлящей, пышущей жаром ссадине на поверхности планеты, кровоточащей в двухстах метрах под ними, – психология и политика нашего капитана. Эти две вещи прямо-таки интригуют меня.

– Но почему?

– Его психология на данный момент всего лишь любопытна, поскольку она неизвестна. У меня будет возможность понаблюдать за ним в полете. Но его политика обещает большие возможности.

– Да? Как это?

Катин сцепил пальцы и подпер ими подбородок.

– Я обучался в высшем учебном заведении одной некогда великой страны. Неподалеку от нас находилось строение с надписью «Лаборатория психических исследований фон Рея». Сравнительно новое здание, построенное лет сто сорок назад.

– Капитан фон Рей?

– Я полагаю, его дед. Лаборатория была подарена школе в честь тридцатилетия со дня вынесения судом созвездия Дракона постановления о предоставлении независимости Федерации Плеяд.

– Так фон Рей из Плеяд? По его произношению этого не скажешь. Вот Себастьян и Тай – другое дело. А ты уверен в этом?

– Там находятся его фамильные владения. Скорее всего, он сам все время путешествует во Вселенной, от чего бы и мы не отказались. Как долго, ты думаешь, он владеет своим кораблем?

– А он не работает на какой-нибудь синдикат?

– Нет, если только этот синдикат не принадлежит его семье. Фон Реи – наиболее влиятельное семейство в Федерации Плеяд. Я не знаю, является ли капитан любимым кузеном, любимым настолько, что ему позволено носить то же имя, или прямым родственником и наследником, но я знаю, что это имя связано с управлением и организацией Федерации Плеяд в целом. Это тот сорт семей, которые имеют дачу в Окраинных Колониях и дом или два для постоянного жительства – на Земле.

– Тогда он большой человек, – хрипло произнес Мышонок.

– Большой.

– А кто такие Принс и Руби Ред, о которых он говорил?

– Ты настолько глуп или просто продукт сверхспециализации тридцать второго века? – удивился Катин. – Иногда я мечтаю о возвращении великих людей двадцатого столетия: Бертрана Рассела, Сюзанны Лэигер, Педжета Давлина, – он посмотрел на Мышонка. – Кто производит все известные тебе транспортные средства, межпланетные и межзвездные?

– Ред-шифт Лимитед... – Мышонок осекся. – Тот Ред?

– Если бы это был не фон Рей, я бы подумал, что он говорит о ком-то другом, но он фон Рей, и поэтому, скорее всего, имеет в виду именно тех Редов.

– Черт, – пробормотал Мышонок. Фирменный знак Ред-шифт встречался настолько часто, что временами даже не привлекал взгляда. Ред-шифт производила технику для космических полетов, оборудование для ремонта и обслуживания космических кораблей, запасные части.

– Реды – семейство промышленников, корни которого уходят к заре космических полетов. Они очень прочно обосновались в созвездии Дракона и, в особенности, на Земле. Фон Реи – это не такая старая, но не менее могущественная фамилия из Федерации Плеяд. А теперь они устроили гонки за семью тоннами иллириона. Твое политическое чутье не заставляет тебя содрогаться за исход этого дела?

– Почему это?

– Конечно, – сказал Катин, – артист, имеющий дело с самовыражением и воплощением своего внутреннего мира, должен быть, помимо всего прочего, также и аполитичным. Но в самом-то деле. Мышонок?

– О чем ты говоришь. Катин?

Мышонок подумал.

– Иллирионовая батарея приводит в действие мой сиринкс. Я знаю, что его используют для подогрева ядра этой луны... Да, он не имеет отношения к достижению сверхсветовых скоростей?

– Ты, – Катин прикрыл глаза, – такой же зарегистрированный, проверенный, компетентный киборг как и я. Правильно? – на последнем слове глаза его открылись.

Мышонок кивнул.

– И когда же возродится система обучения, для которой понимание было неотъемлемой частью знания?! – вопросил Катин мерцающую темноту. – Ты где проходил обучение на киборга? В Австралии?

– Угу.

– Соображай, Мышонок. В батарее твоего сиринкса иллириона значительно – раз в двадцать – меньше, чем, скажем, радия в светящихся стрелках часов. Сколько времени служат батареи?

– Они рассчитаны на пятьдесят лет, но чертовски дорогие.

– Количество иллириона, необходимое для подогрева ядра этой луны, измеряется граммами. Примерно столько же нужно космическому кораблю. Для того, чтобы разнести всю Вселенную, достаточно восьми-девяти тысяч килограммов, а фон Рей собирается добыть семь тонн!

– Я полагаю, что Ред-шифт этим здорово заинтересуется.

– Могут, – энергично кивнул Катин.

– Катин, а что вообще такое – иллирион? Я спрашивал об этом, когда учился у Купера, но мне сказали, что это слишком сложно для меня.

– Мне сказали то же самое в Гарварде, – ответил Катин. – Я пошел в библиотеку. Наилучшее определение дано профессором Плавиневским в его труде, посланном сперва в Оксфорд в 2238 году, а потом уже – в Общество Теоретической Физики. Я цитирую: «В основном, джентльмены, иллирион – это общее название группы элементов с порядковыми номерами выше трехсотого, обладающих психоморфными свойствами, гетеротронные свойства которых аналогичны большинству известных элементов, в том числе и принадлежащих к воображаемой серии и имеющих номера от ста седьмого до двести пятьдесят пятого в периодической таблице...» Как у тебя с субатомной физикой?

– Я ведь всего-навсего киборг.

Катин приподнял бровь.

– Ты знаешь, что если двигаться по периодической таблице, то начиная примерно с девяносто восьмого номера, элементы становятся все менее и менее стабильными. В конце концов мы доходим до забавных штучек типа эйнштейния, калифорния, фермия с периодом полураспада в несколько сотых секунды, а далее и до стотысячных долей. Чем дальше мы идем, тем нестабильнее элемент. По этой причине целая серия элементов с сотого по двести девяносто шестой названа воображаемой. На самом деле они существуют, но живут недолго. А примерно с двести девяносто шестого номера стабильность начинает расти. С трехсотого мы возвращаемся к периоду полураспада, измеряемому десятыми, а через пять-шесть номеров начинается новая серия с периодом полураспада в миллионы лет. Эти элементы имеют гигантское ядро и встречаются крайне редко. Давным-давно, еще в 1950 году, были открыты гипероны, элементарные частицы больше протонов и нейтронов. Эти частицы обладают энергией связи, достаточной для того, чтобы удерживать такое сверхъядро. Точно так же обычные мезоны удерживают ядра известных нам элементов. Эта группа сверхтяжелых, сверхстабильных элементов имеет общее название «иллирион». И опять я процитирую великого Плавиневского: «Но, джентльмены, иллирион – это что-то еще...» Как гласит Вебстер, он и психоморфен, и гетеротронен. Я полагаю, будет правильнее сказать, что иллирион – это масса вещей для массы людей, – Катин прислонился к забору и взмахнул рукой. – Я желаю знать, что он значит для нашего капитана!

– А что такое «гетеротронный»?

– Мышонок, – сказал Катин, – к концу двадцатого столетия человечество стало свидетелем всеобщего взрыва того, что позднее было названо «современной наукой». Пространство оказалось заполненным квазарами и неизвестными источниками радиоизлучения. Количество элементарных частиц превысило число состоящих из них элементов. Стабильные химические соединения, всегда считавшиеся невозможными, образовывались направо и налево, благородные газы оказались не такими уж благородными. Идея концентрации энергии, выдвинутая квантовой теорией Эйнштейна, оказалась настолько же верной и привела к такому же количеству противоречий, так ранее теория трехсотлетней давности, гласившая, что огонь – это летучая жидкость, называемая флогистоном. Недруги науки – что за великолепное название! – с яростью набросились на новую теорию. Открытие психодинамики заставило каждого сомневаться всегда и во всем, а сто пятьдесят лет назад этот разнобой был приведен в относительный порядок великими умами синтетики и обобщенных наук. Их имена очень много говорят мне, но для тебя они – ничто. И ты, знающий только, когда какую кнопку нажать, хочешь, чтобы я – продукт многовековой системы обучения, основывающейся не только на получении информации, но и на целой теории общественной балансировки, сделал тебе пятиминутный обзор развития человеческой мысли за последние десять веков? Ты хочешь знать, что такое гетеротронный элемент?

– Капитан сказал, что мы должны быть на борту за час до восхода солнца, – рискнул вставить Мышонок.

– Не обращай на это внимания. У меня просто привычка к такого рода экспромтам. Дай подумать... Сперва во Франции в двухтысячном году появился труд де Бло, в котором он предлагал первую грубую шкалу в свой, в основном довольно точный, метод измерения психических изменений электрических...

– Не надо, – перебил Мышонок. – Я хочу узнать про фон Рея и иллирион.

Воздух всколыхнули крылья, и показались черные силуэты. Рука в руке, Себастьян и Тай поднимались по мосту. Их звери, переступающие с ноги на ногу, подняли головы. Тай подбросила одного из них, и он взлетел в воздух. Два других затеяли ссору из-за того, кому сидеть на плече Себастьяна. Один уступил, а другой, удовлетворенный, теперь лениво взмахивал крыльями.

– Эй, – хрипло окликнул их Мышонок. – Вы идете на корабль?

– Идем.

– Минуточку. Что для вас значит имя фон Рея? Оно вам знакомо?

Себастьян улыбнулся, а Тай кротко взглянула на него cвоими серыми глазами.

– Мы из Федерации Плеяд происходим, – ответила она. – Я и эти звери родились в одном месте. Наше солнце – это Дим, Умершая Сестра.

– В давние времена Плеяды назывались Семью Сестрами, потому что с Земли видно только семь звезд, – пояснил Катин к неудовольствию Мышонка. – За несколько веков до нашей, эры одна из видимых звезд превратилась в Нову, а затем исчезла. Сейчас в глубинах ее обугленных планет построены города. Для нормальной жизни там еще слишком жарко, но жить все-таки можно.

– Нова? – спросил Мышонок. – Так что же фон Рей?

– Все, что угодно, – взмахнула рукой Тай. – Влиятельная, хорошая семья.

– Это относится и к капитану фон Рею? – спросил Катин. Тай пожала плечами.

– А иллирион? – спросил Мышонок. – Что вам известно о нем?

Себастьян, окруженный своими питомцами, опустился на корточки. Его волосатая рука успокаивающе дотронулась до каждой головы.

– Федерация Плеяд не имеет. Система Дракона – тоже, – буркнул он.

– Говорят, что фон Рей – пират, – неуверенно сказала Тай.

Себастьян резко поднял голову.

– Фон Реи – влиятельная и хорошая семья! Фон Рей – хороший человек! Поэтому мы с ним и идем.

– Фон Реи – хорошая семья... – уже более мягко произнесла Тай.

Мышонок увидел приближающегося к ним Линчеса, а через десять секунд – и Айдаса.

– Вы двое, вы из Окраинных Колоний?

Близнецы остановились плечо к плечу. Розовые глаза мигали чаще карих.

– Из Аргоса, – сказал альбинос.