Текст книги "Очень странные Щеппы"

Автор книги: Сэмюэл Хэлпин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Пять
Мини-пиг

Поппи разрешила Эразмусу взять с собой книжку. Похоже, его совершенно не смущала идея идти домой одному посреди грозы.

Она одолжила мальчику один из дождевиков, что бабушка хранила в коридоре, но дождевик оказался слишком большим. Судя по напечатанным на нём гигантским фиалкам, он был женским, но Эразмуса это не смутило. Глядя, как он, закутанный в фиалки, исчезает в ночи, Поппи ощутила в груди странную печаль. Девочка стояла на пороге, и все её мысли были только о книжке.

«Скоро ты снова её увидишь. Скоро она снова будет у тебя».

Бабушка встала рано и приготовила им Завтрак Королев, состоящий из начинённых анчоусами круассанов и крепкого чёрного кофе. Бабушка рассказала, что когда они с её давней подругой Далией Тёрс работали в лондонском ателье, то ели круассаны каждое утро и разгадывали напечатанные в газете кроссворды. Поппи любила кофе – она выросла на нём, – но анчоусы были одним из её давнишних врагов, поэтому она ограничилась круассаном.

Перед тем, как выйти из дома, она включила звук на телефоне: папа обещал сегодня позвонить. Поппи поймала себя на том, что уже дважды проверила громкость и список звонков. Вдруг он уже звонил, а она каким-то образом не услышала?

Они с бабушкой шли по оживлённой главной улице под всё таким же серым небом, хотя буря давно закончилась. Черчилль на серебристом поводке трусил впереди: он успел отточить умение ловко лавировать между мамами, нагруженными покупками и болтающими на тротуарах.

Была суббота, рыночный день. Многие магазины сегодня не работали, и их окна были закрыты алюминиевыми жалюзи. Перед ними по обеим сторонам улицы стояли прилавки со всякой всячиной, начиная с джемов и заканчивая ненужной ерундой. Между ними бесцельно сновали стайки детей, два мальчика рисовали зелёным мелом на потрескавшемся асфальте какое-то чудовище.

Дама со стеклянным взглядом и в бежевом костюме, повстречавшаяся бабушке и Поппи в магазине тканей, остановилась и провела длинными пальцами по спине Черчилля.

– Какой миленький поросёнок! – басовито воскликнула она и окинула Поппи взглядом.

– Это мини-пиг, – сказала Поппи.

– ЧТО? – громко спросила дама и, выхватив из сумочки слуховую трубку, приставила её к уху.

Черчилль заволновался и потянул за поводок.

– Ми-ни-пиг, – по слогам повторила Поппи в трубку, пахнущую чистящим средством для медных изделий.

– Так я понимаю, что пока ещё не оглохла, – шепнула бабушка Поппи, когда они пошли дальше. – Это была миссис Гвинн из книжного магазина. Попросишь у неё «В погоне за любовью», а она протянет тебе «Застрелить голубя».

– Ах! – взвизгнула миссис Гвинн, в ужасе отпрыгнув в сторону от нарисованного на тротуаре монстра.

Горе-художники хихикали в рукава, наблюдая, как она осторожно обходит монстра.

Бабушка захотела зайти в кондитерскую, чтобы запастись «парочкой» творений Бонхильды Бонхоффер на неделю. Поппи осталась ждать её снаружи с Черчиллем, не желая даже представлять, что было бы, если бы они зашли с ним внутрь. Она заглянула в окно, но едва смогла различить полки за набившейся в кондитерскую ватагой весело галдящих детей. Мисс Бонхоффер взвешивала на весах гору малиново-шербетной шелухи для страшно довольного собой создания в бейсболке.

Широкоплечая девочка с волосами цвета горчичного порошка и хищными зубами незаметно сунула в задний карман пару рожков с заварным кремом. Поппи было очевидно, что она не собиралась за них платить. Внезапно девочка подняла глаза и поймала взгляд Поппи. Она сощурилась, а затем холодно улыбнулась и убрала к рожкам ещё и трубочку «марсифира», марсианского зефира, который на самом деле представлял собой обычный взбитый зефирный крем, только зелёного цвета.

Поппи поискала глазами бабушку в надежде, что та всё видела, но бабушка уже успела наполнить тележку до краёв разными вкусностями и – хитрая лиса! – в несколько ловких движений оказалась в начале очереди к кассе.

Размышляя, должна ли она сообщить кому-то о краже или нет, Поппи посмотрела через улицу. У книжного магазина напротив тоже выстроилась цепочка из детей, возбуждённо считающих деньги и тянущих шеи, чтобы заглянуть внутрь. Там, где она жила, дети так не делали: они всё заказывали по интернету. Рядом, но чуть в стороне от них стоял Эразмус и с любопытством рассматривал витрину. Под мышкой он держал шёлковую книжку Поппи и блокнот. Из-за уха торчал карандаш.

Поппи перешла дорогу.

– Бу!

Эразмус даже не повернулся, но тихо сказал:

– С этой книгой что-то не так.

– С моей книгой? – спросила Поппи и просительно вытянула перед собой руку.

– Ты сказала, что она не твоя. И нет. С этой книгой, – уточнил он, одной рукой отдавая ей книжку, а другой указав в окно.

Поппи нетерпеливо сунула книжку в карман. Как же он зациклен на деталях!

В витрине высилась гора книг с обложками фиолетового цвета, на которых рельефными серебряными буквами было написано:

БЕССЛЕДНО

УБРЕК ДЮЭРН

– Что с ней не так? – спросила Поппи.

– Это единственный магазин, где она продаётся, – ответил Эразмус. – Так написано на плакате.

Поппи не думала, что это так уж странно. Она сжала кончиками пальцев шёлковую обложку книжки в своём кармане.

– Про что книга?

– Про мальчика, обладающего способностью бегать со скоростью света. Все эти дети стоят в очереди, чтобы купить эту книгу.

– Ты её читал?

– Нет, но я прочёл текст на плакате. Главный злодей – это маг, гипнотизирующий людей с помощью зачарованных клавиш.

– Чушь какая-то.

Черчилль встал на задние ножки, отчаянно желая увидеть, что в витрине, и обнюхал уголок рекламного постера:

СКОРО В ПРОДАЖЕ…

ГЛАЗА БУКАШЕК

ДЭВИ СПОНК

Как одна девочка отправилась на поиски жука-невидимки!

– Я всю ночь провёл за переписыванием стихотворения из твоей книжки в Верна и изучением каждой строчки. – Эразмус протянул ей толстую кожаную папку. – Все остальные страницы в ней пусты. Что, если подумать, страннее всего.

– Верн?

– Жюль Верн.

– А! Нет ничего притягательнее бездны! – улыбнулась Поппи, на один восхитительный миг ощутив себя страшно умной.

– Какой смысл цитировать кого-то, если не приводить оригинальные слова? Это уже перефразирование получается. И я называю свою папку «Верном», потому что это мой Журнал Улик. Ж-ул. Жюль. Жюль Верн. А если переставить буквы в слове «Верн», то получится «нерв».

Поппи открыла было рот, собираясь что-то сказать, но всё же молча закрыла.

Эразмус внезапно выдернул у неё из рук свой журнал.

– Я хочу тебе кое-что показать. В Загадочном лесу. Ты должна это увидеть.

Не дождавшись реакции Поппи, он присел рядом с Черчиллем и принялся чесать ему живот. Мини-пиг повалился на спину, копыта в воздух, и закрыл глаза, будто ему делали массаж глубоких тканей.

Поппи засмеялась.

– Я только предупрежу бабушку, куда мы идём.

Бабушка была рада услышать, что Поппи завела друга, поэтому сказала лишь:

– У тебя же телефон с собой? Не задерживайся допоздна, ладно? Мне понадобится твоя помощь, чтобы снять всё бельё до шести.

Поппи, Эразмус и Черчилль пошли назад по главной улице в сторону церкви и кладбища при ней. Бабушка проводила их взглядом.

– Она ходит прямо как её мама когда-то, – сказала она сама себе. – Всегда целеустремлённо, в погоне за ветром.

Эразмус провёл их через погост и луг. Вскоре ребята достигли окраины города, где над дикими кустарниками сплетались ветвями деревья.

Они пошли дальше в лес по не нанесённой на карту тропе, тянущейся вдоль реки.

Черчилль чувствовал себя здесь как дома. Бабушка редко выводила его погулять на природу («Больная нога и всё такое»), и теперь он без остановки носился туда-сюда и принюхивался к поганкам и мху. Поппи разделяла его восторг: она радовалась возможности потоптаться по грязи. Зато Эразмус шагал очень осторожно, и когда они вышли на поляну, его шнурки остались завязанными, а на туфлях не появилось и пятнышка.

– Это произошло здесь, – подумал вслух Эразмус, поднимая какую-то ветку.

– Что произошло? – спросила Поппи.

– Здесь шесть месяцев назад полиция нашла Вэнди Покс.

В желудке Поппи что-то ёкнуло.

– Мёртвой? – спросила она, вытерев со щеки засохшую грязь.

Её сердце забилось, будто его прошил электрический ток.

– Лысой.

– Лысой?

– Лысой как коленка, – сказал Эразмус. – А раньше у неё были длинные чёрные волосы. Она училась в одной школе со мной.

– Что с ней случилось?

– Никто не знает, она ничего толком не могла объяснить.

– Полиция обнаружила что-нибудь… ну, знаешь, странное? – спросила Поппи, наблюдая за бродящим у кромки воды Черчиллем.

В этом месте через реку был перекинут деревянный мост, но с момента его установки русло расширилось, и он наполовину скрылся под водой.

– В газете было написано, что на её руках нашли следы от укусов насекомых, но это, скорее всего, потому, что она бывала в лесу летом.

Поппи опустилась на колени и изучила растущий под деревом огромный гриб.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Ты не понимаешь?

Поппи вопросительно на него посмотрела.

– Ты не помнишь, что было в том стихотворении из книжки? Про Щеппов?

– Не дословно, – ответила Поппи. – Моя память не настолько хороша, как твоя.

– Очевидно, – согласился Эразмус.

– Грубить необязательно.

– О, – пробормотал Эразмус. – Я не хотел грубить. Просто это очевидно, что моя память исключительна, а твоя… ну… не очень.

– Это ужасное извинение.

Эразмус расстроенно нахмурился. Взяв у Поппи свой блокнот, он открыл его на странице со стихотворением.

– Третье четверостишье: «Чепчик ты себе найди, на ночь надевай».

– «Или быть кудрям седым, – продолжила Поппи, – скажешь им прощай».

– Случившееся с Вэнди Покс имеет какое-то отношение к этим Щеппам из твоей книжки. Это не может быть совпадением, – мрачно заявил Эразмус.

Поппи откуда-то знала, что он прав, и ей стало не по себе. Что, если в исчезновении Вилмы Норблс тоже были виноваты эти Щеппы? И в исчезновениях всех других детей, упомянутых бабушкой?

– И что ты собираешься делать? – спросила Поппи.

Эразмус достал из кармана книгу о шифрах и криптограммах, которую читал в приёмной врача.

– У всего есть система, и каждая загадка имеет отгадку. Не существует такого кода, который нельзя взломать. Иначе это уже был бы не код. Так что я собираюсь расшифровать это стихотворение и узнать, что именно происходит и почему.

Поппи задумалась.

– Ты дружил с этой Вэнди Покс или как?

– Даже близко нет, – фыркнул Эразмус.

– Что ж, это очень мило с твоей стороны, что ты хочешь узнать, что с ней произошло, но я не понимаю, зачем тебе это.

– Я люблю загадки. Мне нравятся задачи, которые занимают и будоражат мой мозг.

– А я люблю детективы – ну, знаешь, Агату Кристи, Честертона и прочих в этом духе, – осторожно призналась Поппи. Не самое глубокомысленное заявление, но ей показалось важным сказать что-то значимое.

– Ну, в реальной жизни ты не можешь приступить к следующей главе и надеяться, что всё образуется, – тихо заметил Эразмус. – Остаётся лишь уповать на то, что эта страница для тебя окажется не последней.

Черчилль громко захрюкал.

– Что такое, Черчилль? – ласково спросила Поппи, подходя к нему.

– Он тебе не ответит. Он мини-пиг.

– Он что-то нашёл! – воскликнула Поппи, опускаясь на колени в грязь у кромки воды.

– Трюфель или ещё что-то? Я как-то видел, как в нашем гастрономе, «У Робеспьеров», купили трюфель за девяносто два фунта. Мама хотела устроиться туда на работу.

Эразмус присел на корточки рядом с Поппи. На земле и даже на поверхности воды поблескивало что-то синее, какой-то порошок. Мальчик достал из кармана пустой спичечный коробок и с помощью листика ловко загрёб внутрь немного таинственного порошка.

Кто-то наблюдал за ними из леса, из-за корней самых высоких деревьев, пока ребята шли назад в город.

– Оно думает! Мальчишеское оно думает! – зашептал один из наблюдателей голосом, что был понятен лишь червям и насекомым. – Оно думает, замышляет, просчитывает и интригует! Оно вполовину слишком умно!

– И девчоночье оно, – подхватил второй наблюдатель. – Книжка всё ещё у девчоночьего оно. Книжка, которая говорит. Книжка, которая приведёт к себе.

– Следите за ними в оба, – сказал третий голос. – Скоро мы полакомимся их сладкими сердцами.

Шесть
Статья

На следующий день, то есть в воскресенье, бабушка во время обеда спросила Поппи:

– Что это у тебя в волосах, милая?

У них на обед был сыр и кусочки хлеба, которые они отрывали прямо от буханки.

Поппи коснулась затылка.

– А, это тот гребень, я нашла его среди твоих пуговиц.

– Нет, – пробормотала бабушка и заставила её повернуться спиной, – там что-то ещё.

Бабушка вынула из волос Поппи гребень и положила его на стол рядом со своей десертной вилкой.

– Свет божий, да ты седеешь! – вскрикнула она.

– Что?

– Твои волосы! – не унималась бабушка. – Они побелели!

– Все?! – испугалась Поппи и бросилась к зеркалу.

– Нет, только в одном месте, – сказала бабушка. – Но ты стареешь быстрее меня! Хочешь, я тебя покрашу? Только не говори ма…

Она осеклась и вернулась к выкройке из усатой ноющей ткани потрясающего грейпфрутово-розового цвета.

Поппи знала, что хотела сказать бабушка. Она тоже иногда забывалась. Перед летними каникулами она получила самый высокий балл за тест по немецкому языку и, сев в автобус, написала маме сообщение. Поппи любила немецкий. У мамы была небольшая коллекция старых немецких книг, оставшихся со времён её учёбы в университете. Лишь когда на экране появились слова, что сообщение отправлено, Поппи опомнилась.

И почувствовала себя глупо.

Бабушка была права. У неё на затылке, там, где крепился гребень, появилось белое пятно. Поппи это очень не понравилось. Она вспомнила бабушкины истории о Пене. Что, если это был своего рода знак, предвещающий её скорое исчезновение? Она убрала гребень в шкатулку и надёжно заперла. Но перед этим заметила нечто любопытное. Зубья гребня слегка изменили цвет, будто их окунули в светло-серую краску.

Поппи сунула шкатулку с гребнем в дальний угол комода и прикрыла его найденным за шкафом оранжево-коричнево-жёлтым джемпером.

– С глаз долой, из сердца вон, – прошептала она себе под нос.

Но Поппи понимала, что это не поможет. Она наверняка будет весь день только об этом и думать.

В углу бабушкиной мастерской-гостиной стоял допотопный компьютер, на котором она раз в две-три недели проверяла почту. Её визитка предупреждала, что для связи с ней существуют только два способа: писать на домашний адрес или звонить. В понимании бабушки, планшеты были нужны для рисования, а не чтобы смотреть любимые сериалы в общественном транспорте.

– О! – воскликнула бабушка. – Твой папа прислал письмо. Может, свои фотографии в тошнотворной лайкре.

Поппи в этот момент на кухне мыла посуду после обеда. Папа не звонил всю неделю. Он знал, что бабушка крайне редко проверяет электронную почту. Почему он просто не позвонил? Когда мама была жива, он никогда не был так холоден. Он бы постоянно звонил. Прислал бы Поппи фотографию белки, пытающейся прокатиться на его велосипеде, или ещё что-нибудь в этом духе.

– Куда я могла нажать, что теперь мой компьютер пишет всё на этом проклятом французском?

Поппи сделала себе мысленную пометку показать бабушке языковые настройки.

– О, – пробормотала бабушка с куда более озабоченной интонацией. – О, Поппи, он вернётся лишь через два месяца… что-то по работе, по всей видимости. И это ещё не всё.

– Что ещё?

– Он хочет, чтобы ты пошла в новую школу… здесь.

Поппи фыркнула, что означало ироничное: «Какая неожиданность!»

– Но я и так уже учусь в школе. Там все мои друзья.

Бабушка дочитала письмо.

– Пишет, что новая четверть в твоей школе начнётся раньше, чем он вернётся из Канады, и не хочет, чтобы ты пропускала. – Она добавила шёпотом, должно быть, уверенная, что Поппи её не услышит: – Бестолковый олух…

Поппи не нравилось, когда папа и бабушка ссорились. Бабушка обычно заявляла: «Ты безмозглый кретин, которому нужно включить голову и хорошенько подумать над своими методами воспитания!»

А папа в ответ кричал: «Забавно слышать подобный совет от женщины, чья дочь навещала её лишь раз в два года!»

Поппи никогда не занимала ничью сторону, потому что, как бы это ни ужасно, они оба были правы. Папа отдалился от дочери после смерти мамы, а та почти никогда не навещала бабушку. Мама не любила Пену.

Зазвонил телефон.

– Бабушка?

– Поппи?

– Телефон звонит.

– Да, я знаю.

– Мне ответить?

– Только если тебе не трудно. Не перетруждайся.

Поппи вытерла руки об одно из сувенирных кухонных полотенец бабушки и взяла трубку стоящего в коридоре телефона.

– Поппи слушает.

– Звонит Эразмус Толл. Это та самая Поппи, у которой белое пятно в волосах и уродский джемпер?

– Откуда, скажи на милость, у тебя этот номер? Его даже нет в справочнике. И почему ты ничего не сказал о пятне, когда его увидел? Мне ещё слишком рано седеть!

– Во-первых, у меня самого белые волосы, а номер был написан…

– На врачебном бланке, конечно же, – перебила его Поппи, улыбнувшись. – Какая я глупая. Ты узнал что-то насчёт Щеппов или про стихотворение?

– Я достал вырезку из библиотечного архива. Думаю, тебе стоит её прочесть.

– О чём она?

– О пианисте.

– О пианисте?

– Я именно так и сказал. Зачем повторять?

– Может, просто прочтёшь её мне или – даже лучше – перескажешь?

– Тут ещё есть фотография.

– Тогда пришли её мне на мыло.

– Мне нельзя пользоваться интернетом. Мама говорит, что он делает меня агрессивным.

Поппи невольно сделала шаг назад.

– Почему он делает тебя агрессивным? Мне что, следует выключать телефон при каждой нашей встрече?

– Потому что с помощью интернета можно делать столько важных вещей, но люди почему-то используют его, только чтобы смотреть на фотографии кошек в чепчиках или поливать других грязью. И, уверен, ты согласишься, ничто на свете не выводит из себя сильнее, чем чужое мнение о тебе.

– А что твой папа насчёт этого думает?

– Ничего. Он мёртв.

– О, – тихо сказала Поппи. – Мне жаль.

– Почему тебе жаль?

– Люди говорят так, когда им хочется чем-то помочь… но они не могут.

Эразмус помолчал, но всего секунду. Это было странно. Он много говорил, но Поппи лучше всего понимала его, когда он молчал.

– Я думаю, нам следует встретиться у церкви через час одиннадцать минут. Мне нужно посвятить тебя в расследование.

– Для чего эти дополнительные одиннадцать минут? – спросила Поппи, проигнорировав его слова о расследовании.

– Я собираюсь пятьдесят минут изучать старые газеты в библиотеке. В моей обуви для ходьбы у меня уходит десять минут, чтобы дойти от дома до библиотеки, и одиннадцать, чтобы дойти от библиотеки до церкви.

Поппи на мгновение задумалась. Никто младше пятидесяти не говорил «обувь для ходьбы».

– Я буду ждать тебя через час и пять минут.

– Мне потребуется одиннадцать, – настаивал Эразмус.

– Так переключись на вторую передачу и надень обувь для бега.

Вокруг могильных плит на погосте лежали кучи неровно смятых банок из-под пива и стеклянных осколков. Между участками можно было разглядеть остатки никогда не стриженного газона, заросшего сорной травой и бледными, будто шелковыми цветочками. Поппи достала мобильник и прислонилась к ограде. Открыв браузер, она набрала в строке поиска: «Убрек Дюэрн, писатель, Бесследно, книга».

Ничего. Она нахмурилась и прокрутила страницу с результатами поиска, но не нашла ничего подходящего. То же самое получилось, когда она переставила слова и добавила фразы вроде «книга для детей» и «новинка».

Эразмус прибежал парой минут позже, с раскрасневшимся лицом и едва переводя дыхание. Поппи была занята тем, что разминала руки. Первое, что он сказал, было:

– Не люблю бегать.

– Бег полезен для души, – отозвалась Поппи. – Статья у тебя?

– Да, – пропыхтел Эразмус.

Встав на одну ногу, он вытянул из левого носка сложенный лист бумаги.

– А ты не мог положить его в карман?

– Я не хотел рисковать.

– Чем рисковать?

– Нашим расследованием.

Поппи насмешливо фыркнула и, морща нос, развернула кончиками пальцев лист. Как и говорил Эразмус, это оказалась статья о пианисте, но совсем не такая, как Поппи ожидала.

16 марта

Музыкальное общество Северной Загадочной улицы глубоко скорбит об утрате одной из главных своих звёзд. Эндрю Букер был бесценным участником нашей концертной команды, и нам будет ужасно не хватать его исключительного владения столькими инструментами. Мы с огромным удовольствием следили за крещендо его музыкального таланта и наслаждались его форте фортепиано. «Без него наши фортепианные концерты будут уже совсем не те», – говорит миссис Хэтти Гвинн, председатель Музыкального общества.

– Ещё миссис Хэтти Гвинн заведует книжным магазином. Она глуха на одно ухо. Это есть в моих записях.

Поппи помнила миссис Гвинн – ту самую даму со слуховой трубкой, остановившуюся, чтобы погладить Черчилля.

– Прочти то, что ниже, – указал Эразмус, и Поппи опустила взгляд на следующую статью.

МАТЬ УМОЛЯЕТ ПОМОЧЬ ЕЁ ПРОПАВШЕМУ СЫНУ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ

Суббота, 15 марта

Мать пропавшего мальчика Эндрю Букера обращается за помощью ко всем, кому что-то известно о местонахождении её сына. «Мы просто хотим, чтобы наш Эндрю вернулся домой, – говорит Элейн Букер. – В такие моменты ты жалеешь, что не разрешал своему ребёнку заниматься тем, что ему нравится. Наш Эндрю всегда мечтал стать чемпионом в спринте. Усадить его за фортепиано играть гаммы было целым испытанием».

Эндрю исчез из своего дома в двух милях к западу от Пены вчера, между 23:00 и 23:45. «Его будто выдернули из кровати, – говорит детектив инспектор Грейвс. – Нет следов борьбы или свидетельств, что Эндрю убежал сам. Единственная улика – это найденный на подушке Эндрю мелкий синий порошок.

Поппи встревоженно взглянула на Эразмуса. Вдруг это был тот же самый порошок, который они нашли в лесу? Не то чтобы синий порошок встречался повсеместно.

В ближайшие дни наши криминалисты исследуют его и сделают вывод, находился ли Эндрю под воздействием каких-либо веществ».

Призываем всех, обладающих какой-либо информацией об исчезновении Эндрю Букера, позвонить на нашу «горячую линию» о пропавших людях. У Эндрю чёрные волосы, голубые глаза, его рост – 155 см (5 футов).

– Я думаю, исчезновения Эндрю Букера и Вэнди Покс…

– Лысой девочки? – перебила Поппи.

– Да. Её. Я думаю, их исчезновения связаны, несмотря на то что между ними прошло четыре года.

– Как? Вэнди Покс не пропала бесследно, как Эндрю Букер! – напомнила Поппи, желая в первую очередь убедить саму себя. – Ты же сам говорил, что она нашлась.

– Не в этом дело. И да, ты права, но оба исчезновения случились между одиннадцатью вечера и полуночью, в пятницу.

– Известно, как Вэнди Покс оказалась в лесу? Она и так там была? Или её… ну, знаешь, отвели туда?

Эразмус помотал головой и сделал пометку это выяснить.

Что-то ещё не давало покоя Поппи…

– Тебе не кажется, что эти две статьи про Эндрю в одной и той же газете вместе выглядят… как бы это сказать… неделикатно?

– Мне кажется, это очень странно.

– В одной мама умоляет сына вернуться домой, а в другой Музыкальное общество откровенно с ним прощается.

Эразмус резко встал и заглянул за плечо Поппи.

– Что такое? – спросила она.

Мальчик схватил её за запястье и завёл себе за спину.

– Ну хватит! – возмутилась Поппи, выдирая руку.

– Тихо! – прошипел Эразмус, и она неохотно послушалась.

И Поппи услышала голоса. Тихие голоса, доносящиеся из-за угла церкви. Эразмус присел за живой оградой и настойчиво потянул Поппи за кофту, чтобы девочка последовала его примеру. Она опустилась рядом с ним на колени.

– Что они…

Эразмус закрыл ей рот ладонью.

– Спасибо тебе большое, Саймон, – донёсся женский голос.

Поппи посмотрела в просвет между листьями. Оказалось, что говорила женщина-викарий. Она придерживала открытой дверь в церковный зал. Её белый воротничок слегка перекосило, на лицо падали выбившиеся из причёски пряди волос. Она убрала их за уши.

– Да не за что, Сью, – пробормотал подошедший к двери раздражённый мужчина с шелушащейся кожей. – Этой старушке нужно немного внимания и заботы. – Он кивнул на неаккуратно подлатанную черепицу на шпиле над ними и насквозь проржавевший водосточный желоб.

– Ну, – вздохнула Сью, – я всё ещё пытаюсь внести её в список памятников архитектуры, так мы сможем добиться дополнительного финансирования и сделать ремонт, но этот город не настолько стар и интересен. Я уже не помню, когда сюда кто-то переезжал. Я занимаюсь никому не нужным делом в никому не нужном городе.

Саймон оглянулся себе за спину.

– Шевелись!

К нему подошла маленькая девочка в шапке и дернула за рукав.

– Это она! – беззвучно сказал Эразмус Поппи.

– Кто?

– Вэнди, ещё раз так сделаешь, и я точно взорвусь! – гаркнул Саймон на девочку и почесал сухую кожу на локте.

Поппи замерла. Это была Вэнди Покс.

– Отведи её внутрь, – поспешила предложить викарий. – Хочешь пить? Я заварю чаю.

– Давай, – вздохнул Саймон, закрывая за собой парадную дверь церкви.

Поппи повернулась к Эразмусу, но он уже стоял на обломках каменной кладки и без малейшего стеснения подсматривал в щель между шторами в окно церковного зала. Поппи на четвереньках подобралась к нему, переставляя руки и ноги в такт колотящемуся сердцу.

Эразмус прижал палец к губам, не дав ей озвучить своё негодование.

– Да, – они услышали, как вздохнула викарий. – У моего Уильяма волосы такого же цвета.

Поппи прижалась к стене и, затаив дыхание, тоже заглянула внутрь.

Девочка в шапке сидела на стуле рядом с отцом. Её ноги не доставали до пола, но она ими не болтала. Викарий с тревогой всматривалась в глаза девочки.

– Когда это началось? – спросил Саймон, отпивая чай. Губы у него тоже были сухими.

– Две недели назад. – Викарий упала в офисное кресло и стянула воротничок. – Началось всё с глаз. Он постоянно жаловался, что они зудят. Затем они покраснели, и у него начались проблемы с речью. Я не сразу заметила, что цвет его глаз потускнел. Я просто думала, что они не блестят, как обычно. Затем где-то три дня назад я наконец увидела, что они сереют, становятся светлыми, как волосы его отца.

«Её глаза, – подумала Поппи, – с её глазами что-то не так».

И она была права. Глаза маленькой девочки были серыми, как камни.

У Поппи кровь похолодела в жилах. Почему девочка ничего не говорила?

– Уильям! – ласково позвала викарий. – Можешь подойти, милый?

Секунду всё было тихо. Затем дверь в углу со скрипом отворилась, и в комнату зашёл Уильям.

Сердце Поппи сжалось. Волосы Уильяма были словно в пятнах, а глаза напоминали два маленьких куриных яйца.

Увиденное заставило Саймона занервничать.

– Почему тогда другие дети в порядке? – спросил он, почёсывая шею.

Сью заговорщически к нему наклонилась.

– Знаешь Беверли Дарт? Бев Дарт?

Саймон помотал головой.

– Такая низкая дама с кудрявыми волосами, всегда сидит в конце зала с двумя сыновьями, Тимом и Арчи.

– Ты же знаешь, я не хожу в церковь, Сью, – пробормотал Саймон.

– Точно, – извиняющимся тоном сказала викарий. – Разумеется. В общем, на прошлой неделе она внезапно подошла после службы и спросила, как Уильям. Я никому ничего не рассказывала, но мы с ней часто разговариваем. Короче говоря, она сказала, что уже пару недель водит Арчи на речевую терапию, потому что он стал испытывать в школе трудности с произнесением отдельных слов. Но занятия не помогли, и ему становится только хуже.

– Думаешь, что-то в воде? – спросил Саймон.

– Ну, точно не какое-нибудь насекомое в доме, – ответила она. – У меня дома идеальная чистота. Я ежедневно обеззараживаю все поверхности, ты нигде у меня ни паутинки не найдёшь. Каждое утро прохожусь тряпкой по всем подоконникам и выступам.

«Бабушка бы этого не потерпела, – подумала Поппи. – Одно из её правил гласит: никогда не протирай подоконники».

Саймон опять почесал локоть. Девочка отвернулась к окну.

Её кожа была цвета белой комнаты в морозный день, будто из неё что-то высосали. Вилма Норблс – о ней рассказывала бабушка – растворилась. Происходило ли с ней тоже самое?

Поппи посмотрела на Эразмуса, тот мотнул головой, дав понять, что им пора.

Пока они шли назад по погосту, Поппи никак не могла отделаться от гнетущего чувства. Возможно, у мамы была причина, почему она не хотела возвращаться в Пену. Казалось, что-то чуждое плыло по воздуху, над деревьями, струилось по здешним сонным улочкам. Сердце Поппи стучало с непривычным любопытством. Несмотря на все страхи, ей хотелось узнать, что происходит и что за странности тут творятся.