Текст книги "Очень странные Щеппы"
Автор книги: Сэмюэл Хэлпин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Три
Уксус
В приёмной врача пахло, как в гостинице, где Поппи останавливалась вместе с тётей в ночь несчастного случая с мамой. Плакаты на стенах выцвели, а заламинированные стенды, призывающие тщательно мыть руки, пошли пузырями и отслаивались.
Поппи почесала шею и оттянула колючий ворот вязаного джемпера. Утро выдалось на удивление холодным, но сейчас она жалела о своём решении одеться по погоде. Джемпер был ещё одним её творением. И хотя поначалу она думала, что сочетание коричневой, фиолетовой и белой шерсти – это оригинальная идея, в итоге пришлось признать, что джемпер был похож на то, что обычно набрасывают поверх дивана.
Бабушкин врач, доктор Йеммен, казался приятным мужчиной, но бабушка явно получала удовольствие, притворяясь, что ненавидит его.
– Тильда Хериссон? – позвал доктор Йеммен.
– Да иду я, иду, – отозвалась бабушка, поднимаясь и нащупывая в сумке направление. – Я не глухая. Орать необязательно.
– Сегодня у нас проверка слуха, так что вскоре мы сможем в этом убедиться, не так ли, миссис Хериссон? – улыбнулся врач.
– Что?! – выпалила бабушка.
– Еще я склоняюсь к проверке зрения, – добавил доктор Йеммен, заметив Черчилля. – Потому что я не помню, чтобы перед названием моей клиники было слово «ветеринарная».
– Забавно, – сказала бабушка. – Потому что я также не помню, чтобы где-то там висел знак «Свиньям вход запрещён».
Доктор Йеммен закатил глаза и убрал рецептурный бланк в папку, лежащую на стойке регистрации.
Бабушка подмигнула Поппи.
– Сиди здесь, пока я не вернусь, кнопка. Присматривай за Черчиллем. Я всего на минутку. – Доктор Йеммен поторапливал её войти в кабинет, и она пробормотала напоследок: – Если выйду от него живой.
Черчилль улёгся у ног девочки. Поппи думала полистать какой-нибудь журнал, но мама всегда говорила, что болеющие дети оставляют на них микробы, и если Поппи возьмёт их почитать, то подхватит тиф или холеру и умрёт прежде, чем кто-нибудь успеет произнести «антисептик для рук».
Затем Поппи вспомнила о книжечке у себя в кармане. К её разочарованию, страницы были пусты, не считая крошечных инициалов «М. Г.», вышитых на внутренней стороне обложки. Меркантильная Горилла, возможно? Или Морской Гребешок?
– Скорее всего, это просто дневник, который та леди так и не завела, – пробормотала Поппи.
– Что это? – раздался вдруг незнакомый голос.
Поппи подняла глаза. С другого конца комнаты на неё смотрел мальчик с волосами такого светлого оттенка, какой Поппи видеть ещё не приходилось. У него были яркие зелёные глаза, а кожа бледная, как чашка свежего молока. В руке он держал небольшую, но толстую книгу «Дешифровка криптографии» за авторством доктора Нила Гантара. С шеи мальчика свисала какая-то объемная штука на ремне, в которой Поппи узнала цифровую видеокамеру. Она видела такие только в фильмах девяностых годов. Рядом с этим необычным мальчиком стояла леди с чёрными волосами, ногтями, выкрашенными в чёрный цвет, и с чёрной помадой на губах.
– Свинья в приёмной… – пробормотала леди себе под нос.
– Что «что»? – спросила Поппи.
Мальчик подошёл и сел рядом с ней.
– Это, – сказал он, постучав пальцем по книжке.
– Это… книга.
– Что за книга?
– Я не знаю, – ответила Поппи и перелистнула страницы. – Она пустая.
Она продолжила делать вид, будто читает пустую книжку.
Мальчик вздохнул, после чего взял у неё из рук книжку и тщательно осмотрел. Затем поднёс к самому лицу и снова вздохнул. Поппи неловко улыбнулась женщине, та в ответ саркастически хмыкнула.
«Должно быть, это его мама, – подумала Поппи. – Я не виню её за такой яркий макияж. Я, наверное, тоже захотела бы спрятаться, будь у меня такой сын».
Мальчик понюхал страницы.
– Она не пустая, – сказал он Поппи.
– В каком смысле? Конечно, пустая.
– Нет.
И, к ужасу Поппи, он высунул язык и лизнул страницу.
Поппи выхватила у него книжку и вытерла рукавом. Мама была права. Болеющие дети любят оставлять везде свои микробы. Теперь она наверняка сляжет со скарлатиной ещё до наступления ночи.
– Ты что творишь? – возмутилась она. – Она даже не моя!
– Уксус, – сказал мальчик.
– Уксус? – повторила Поппи.
– Я так и сказал.
– Как тот, который добавляют в салат?
– Попробуй, сама узнаешь его на вкус, – предложил мальчик. – На этих страницах что-то написано уксусом. Чтобы это прочесть, тебе понадобится фен.
– Поппи? – донесся бабушкин голос. – Ты готова? Доктор Йеммен закончил меня мучить, и теперь мы можем пойти по магазинам.
– До следующего раза, миссис Хериссон, – улыбнулся доктор Йеммен.
Он повернулся к мальчику с белыми волосами и указал ему внутрь кабинета. Прежде чем скрыться за дверью, мальчик обернулся к Поппи и сказал:
– Уродский джемпер.
– У тебя есть фен, бабушка? – спросила Поппи, пока они шли по главной улице Пены.
Черчилль на серебристом поводке жизнерадостно трусил впереди.
– Нет, – ответила бабушка, останавливаясь, чтобы перевести дух. – Фены – это пустая трата денег. Если мне нужно быстро высушить волосы, я пользуюсь утюгом. Но так как я стара, у меня осталась всего пара волосинок, поэтому не о чем хлопотать.
Поппи стиснула пальцы, представив себе эту картину. Бабушка всегда считала себя выше правил безопасности. Она неустанно твердила, что никогда не пользовалась напёрстком.
Ветер пронёс мимо них по улице пустую упаковку от сахарного печенья в виде сердечек и с джемом. Руби, подруга Поппи, их обожала и ела каждый день в школе на первой перемене.
Поппи ощутила прикосновение чего-то волнующего и неосязаемого. Она схватила бабушкину руку и прижала к щеке.
– Поппи, дорогая?
Поппи молча стиснула её ладонь.
«Она здесь. Всё хорошо».
Поппи подняла голову. Удивительно, но главная улица Пены совсем не казалась сонной. Вдоль поднимающейся по склону дороги тянулись магазинчики из красного кирпича, разбавляемые сеткой пустых клумб и выцветшими знаками «Продаётся». Перед супермаркетом медленно ржавел большой хлопкопрядильный станок, видимо, поставленный здесь в качестве украшения. А в самом конце улицы находилось место их назначения – магазин тканей мисс Элизы Кринк «Пёстрое переплетение».
Когда они зашли в пахнущее плесенью помещение, откуда-то из глубин донёсся звон колокольчика. Полки магазина занимали катушки позолоченных нитей, пуговицы с камнями, мятый шёлк, изящные вышивки «фитильками», скомканные завитки шантильского кружева и рулоны ватной набивки.
Элиза Кринк шагнула за прилавок с гигантским рулоном неоново-голубой ткани на плече и шипящим утюгом в руке. Полотно было красиво обёрнуто вокруг картонного цилиндра, слегка погнутого на одном конце.
– Да это же моя любимая покупательница, миссис Хериссон! – хрипло воскликнула она.
– Она говорит то же самое каждому Тому, Дику и Гарри, заходящему в эту дверь, – шепнула бабушка Поппи. – Из меня такая же её любимая покупательница, как из неё – курица.
Но всё внимание Поппи было устремлено на карандаш, торчащий на манер шляпной булавки из седых волос Элизы, которые выглядели так, словно кто-то плюхнул ей на голову только что взбитый зефирный крем. Элиза носила мятый кафтан сине-серого цвета и очки, будто сплетённые из ржавой медной проволоки. На её пальце тускло поблескивал напёрсток, пока она носилась по всему магазинчику, как загнанный эльф.
– О! Так последняя партия ткани из фабрики Хеллиган была для вас, миссис Хериссон, – сообразила Элиза и постучала себя пальцем по лбу. – Как глупо с моей стороны. Тысяча извинений. Три рулона, я правильно понимаю?
Бабушка кивнула.
– Но давайте проверим на всякий случай. Прошу за мной, дорогая миссис Хериссон. Простите, так неловко…
Опустив голову, Элиза поспешила по коридору. Бабушка и Поппи двинулись следом.
В конце загромождённого товарами магазина находилась простая деревянная дверь. Вяло улыбаясь, Элиза открыла её маленьким ключом.
Поппи нетерпеливо выглянула из-за бабушкиного плеча, но её ждало разочарование. В комнате было много полок, но, за исключением трёх длинных свёртков в углу, она была пуста.
Элиза сощурилась на ярлычки.
– Шесть ярдов усатой ноющей ткани, восемь порченной промытой норки и три вычесанной и вздыбленной чёрной пряжи.
Ткани были упакованы в скромную сероватую бумагу, и Поппи не терпелось их увидеть.
Вернувшись к прилавку, бабушка достала со дна своей сумки кошелёк.
– Наличными или карточкой? – спросила Элиза.
Бабушка протянула ей смятую бумажку, и Элиза напечатала чек. Поппи ещё никогда не слышала, чтобы кассовый аппарат производил столько шума.
Покончив с делами, Элиза бросила на Поппи взгляд хитрых глаз.
– Что это у тебя под рукой, моя печенюшечка?
Поппи лишь тогда поняла, что Элиза обращается к ней.
– Книжка, – ответила она, переступив с ноги на ногу.
Элиза свела вместе кончики пальцев и легонько кивнула бабушке.
– Позволено ли мне будет взглянуть на неё, солнышко?
Поппи не хотела показывать книжку Элизе, но так как формально книжка ей не принадлежала, то неохотно протянула руку.
Сердце Поппи без какой-то явной причины ускорило ход.
Элиза ахнула и выхватила книжку из пальцев Поппи. Её нижняя губа задрожала.
– Это шёлк, – прошипела она. – У этой книги переплёт из шёлка. Я уже много лет не видела ничего подобного. Это один из старых хеллиганских шелков.
– Откуда ты знаешь? – спросила бабушка.
У Поппи зачесались руки, когда Элиза провела своими узловатыми пальцами по обложке книжки.
– Нет такой ткани, в которой вплетена история темнее, чем переплетение хеллиганского шёлка. Я чувствую запутанные хитросплетения его нити.
Поппи плотно стиснула зубы. Элиза Кринк была не первой за это утро, кто заинтересовался её книжкой. Вдруг она тоже учует уксус?
Элиза сняла очки. Её глаза были круглыми как блюдца. Она взяла Поппи за руку и заставила провести пальцами по обложке.
– Чувствуешь это? Ткань будто дышит в твоей руке, как кожа. Этот шёлк соткали во тьме, далеко от света.
Тогда же Поппи выпал шанс как следует рассмотреть напёрсток Элизы. Оказалось, он не был надет на палец, а держался на зажиме, нацепленном на обрубок пальца.
– Сколько? – спросила Элиза бабушку, закрыв книжку и пододвинув её к себе.
Она громко побарабанила по прилавку. В ней что-то изменилось, будто за последнюю минуту она выросла на пару дюймов.
Поппи постаралась дышать медленно и глубоко. Её сердце неслось вперёд со скоростью борзой.
– Мы не собираемся её продавать, – быстро возразила она. – Книга не продаётся.
– Это твоё? – мягко спросила Элиза.
Поппи опять помялась.
– Да.
Её сердце перепрыгнуло через барьер и помчалось дальше.
Элиза резко повернулась к бабушке.
– Миссис Хериссон, я готова предложить целых восемьдесят пять фунтов за эту книгу и бесплатную доставку следующего заказа – учитывая вашу больную ногу и всё такое. Что скажете?
Поппи хотелось сказать мисс Кринк отправляться восвояси, но она смолчала. В конце концов, это был её магазин.
Бабушка молча взглянула на Поппи, и та посмотрела в ответ. Бабушкина нога на самом деле выглядела опухшей после всей этой ходьбы.
Поппи не верила в телепатию, но в тот момент она не сомневалась, что бабушка знала, о чём она думает.
– Вы слышали мою внучку. Книга не продаётся, – дерзко улыбнулась бабушка и, забрав книжку, отдала её Поппи, которая тут же спрятала книгу в карман.
– Сто пятьдесят фунтов, миссис Хериссон, и бесплатная доставка до конца года. Подумайте о своей бедной ноге!
– Как я сказала, мисс Кринк, – тихо ответила бабушка, – эта книга не продаётся. И заверяю вас, моя нога прекрасно себя чувствует и полным ходом идёт на поправку. Более того, мне настолько лучше, что я готова что-нибудь пнуть.
– Но… – начала Элиза.
Позади них раздался кашель. Обернувшись, Поппи увидела пожилую женщину с пустым взглядом. На ней был бежевый костюм, а под мышкой – медная слуховая трубка. С появлением нового клиента к Элизе вернулось её прежнее настроение. Она наклонилась к Поппи.
– На твоём месте я держала бы эту книжку при себе, – слабо улыбаясь, прошептала она. – Или вообще никогда бы с ней не расставалась.
Направляясь к выходу, Поппи чувствовала затылком взгляд мисс Кринк. У девочки волосы на голове зашевелились, и она практически вылетела из магазина.
«Как странно, – подумалось Поппи. – Очень и очень странно».
Четыре
Приготовление книжки
В полшестого Поппи вышла собрать бабушкино постиранное бельё. Оно разительно отличалось от белья обычных бабушек. Здесь не было салфеток, скатертей и больших белых панталон. Её бабушка стирала гусеничные хитины, драконьи хвосты и скафандры.
Если взобраться на тачку, что стояла у сарая, Поппи как раз хватало роста, чтобы сдёргивать с верёвки прищепки. Корзина с бельём очень быстро стала тяжёлой, и тут тачка тоже оказалась весьма кстати. Поппи услышала, как наверху открылось окно.
– Поторопись, милая, – сказала бабушка. – По радио передавали дождь.
Поппи проверила прогноз погоды в приложении в мобильнике и убедилась в правоте бабушки. А ещё Поппи заметила сообщение от папы:
Меня попросили изучить пару проектов и провести несколько встреч, пока я в Канаде. Придётся задержаться. Можешь спросить бабушку: она не будет против, если ты останешься с ней до конца каникул? Папа:-*
В животе Поппи, чуть выше пупка, что-то неприятно ёкнуло. Почему папа сам не спросит бабушку? Неужели он правда думал, что смайлик в конце сообщения автоматически делает его хорошим родителем?
Она как раз успела завести тележку через заднюю дверь в дом и захлопнуть ее за собой, когда по окнам забарабанили первые капли дождя.
Бабушка помешивала деревянной вязальной спицей сырный соус в большой кастрюле. Подлив немного белого вина, бабушка принялась крошить портновскими ножницами головку чеснока.
– Один раз я забыла помыть ножницы после резки салата и выкроила ими тюдоровское бальное платье, от которого потом несло капустой. Ну, по крайней мере, оно вышло аутентичным.
Поппи замерла.
– Можно я поживу с тобой немного подольше, бабушка?
Бабушка перестала помешивать соус и повернулась к ней.
– Ну разумеется, крошка. Но разве ты не хочешь увидеть папу? Он скоро вернётся домой.
– Он задержится в Канаде, – холодно ответила девочка, доставая бельё из стиральной машины.
Ей не хотелось об этом говорить, и бабушка, похоже, это поняла. Поппи заглянула в почерневшую духовку: бабушка никогда её не чистила, да и не собиралась.
– Ты включила сильный огонь?
– Нет, только чтобы хлеб оставался тёплым. Мне нравится, когда масло тает маленькими лужицами. А что?
Поппи порылась в сумке и достала шёлковую книжечку. Бабушка наблюдала, как девочка достаёт из шкафчика под раковиной противень. Положив на него книжку, Поппи приготовилась сунуть его в духовку, в компанию к запечённой рыбке пикше.
– Можно я подержу её в духовке? Совсем недолго? Раз у нас нет фена.
– Где ты взяла эту книгу, Поппи?
Поппи подумала мгновение и рассказала обо всём бабушке. О странной женщине в поезде, подобранном кошельке и книжке в нём, и о словах мальчика в приёмной врача.
– Так чего же мы ждём! – воскликнула бабушка и схватила самодельную прихватку, которая на самом деле была куклой, сшитой из носка. – Вари её, запекай, кипяти и жарь! Давай узнаем, что она скрывает!
Сначала они запекли книжку в фольге. Когда это не сработало, они сняли фольгу и попробовали нагреть книжку в микроволновке. Но и этого оказалось недостаточно, поэтому бабушка сунула книжку в запариватель, который использовала для расписанного шёлка, и оставила её там на пару минут.
– Мне думается, что тот мальчик – подлый маленький лжец, – сердито фыркнула бабушка, вытирая со лба пот. – Жаль, я не могу сунуть в запариватель его.
С помощью каминных щипцов она достала книжку и бросила её на стол перед Поппи.
– Ничего?
– Ничего, – открыв книжку, огорчённо вздохнула Поппи.
Этот вечер вообще оказался полон огорчений.
Они поужинали перед телевизором, используя небольшие подносы, затем бабушка сделала несколько глоточков хереса и уснула. Поппи собрала грязную посуду, вымыла. А ещё накрыла ноги бабушки пледом. Черчилль хотел подняться по лестнице в комнату Поппи, но был для этого слишком мал и скатился кубарем с первой же ступеньки. Поппи налила поросёнку воды в миску и уложила его в корзину рядом с камином.
Поднявшись наконец к себе, она закрыла окно. На Пену налетела буря, и ветер гнал тучи, сминая их в бурлящую чёрную массу. Луна ненадолго выглянула в образовавшийся в грозовом буйстве глазок.
Поппи достала из-под подушки последний мамин подарок – коробочку портновских мелков, с помощью которых размечают ткань. Мелки были плоскими, треугольными, разных цветов. Это было не похоже на маму. Очень странно. К коробочке была прикреплена деревянной прищепкой записка. Её содержание нельзя было назвать особенно проникновенным, в ней говорилось о том, чтобы в следующий визит в Пену Поппи взяла с собой эти мелки и помогла бабушке кроить ткани, как когда-то делала мама.
Мама никогда не шила. По крайней мере, портновские мелки ей точно были не нужны. Она могла пришить пуговицу или поставить заплатку, но бабушкин талант явно перескочил через поколение. Потому что Поппи шила как одержимая. Она даже рюкзак себе сшила – для этого ей понадобились широкий кусок парусины и иголки для работы с кожей.
Поппи начала засыпать. В ушах пульсировала кровь, и девочка повернулась на другой бок.
Ту-дух, ту-дух, ту-дух. Она закрыла глаза. И затем услышала его. Так же громко и отчётливо, как в ту ночь, когда они стояли и ждали выключения подсоединенного к маме аппарата искусственного дыхания.
Ту-дух, ту-дух, ту-дух – стучало мамино сердце.
Один из врачей что-то шепнул папе. Тот молча кивнул и ушёл в угол палаты читать и подписывать какие-то бланки. Затем их подписала бабушка.
«Если мама умерла, – подумала тогда Поппи, – почему её сердце всё ещё бьётся? Её сердце всё ещё живо».
Вскоре маму увезли, и Поппи больше её не видела. То был последний раз. Последнее, что она увидела, было проносящееся мимо неё мамино лицо, всё в синяках, окружённое какими-то трубками. А потом мама навсегда скрылась за больничной дверью.
Поппи проснулась в холодном поту и села на кровати.
Ту-дух, ту-дух, ту-дух.
– Всё хорошо, – вслух сказала она. – Это просто ветер.
Так бы сказал папа.
Ту-дух, ту-дух, звяк, клац!
Но тут было явно что-то другое.
Ту-дух! Бам! Дзынь! Звяк!
Сердце Поппи забилось о рёбра. Соскользнув с кровати, она подкралась к окну и выглянула в сад. Ветер качал кусты ежевики, на дорожках блестели лужи. Глаз Поппи уловил что-то белое рядом с сараем.
Снаружи определённо что-то было, что-то ещё кроме ветра. Оно пошевелило длинными бледными руками, и бряцанье возобновилось.
Поппи вспомнила бабушкин наказ не открывать окна ночью. Она проверила задвижку и задёрнула шторы. Даже зная, что бабушка внизу, Поппи почувствовала себя неуютно. Её пальцы запутались в густой паутине, окутывающей подоконник. Одно из бабушкиных правил запрещало протирать подоконники, и поэтому они быстро покрылись клубками шелковистых нитей. Поппи могла оценить красоту паучьего труда, но влезать в плоды этого труда пальцами было удовольствие так себе. А вот мама ежедневно протирала подоконники антибактериальными салфетками.
«Без паники, – подумала Поппи. – Паника ещё никого до добра не доводила».
Она осторожно высвободила руки из паутины и вытерла их о ночную рубашку. Между нитями высунулась лапка одного из обитателей паутины и благодарно помахала.
Поппи услышала, как Черчилль громко хрюкнул во сне со своего места у камина. Может, ему что-то снилось? Бабушка говорила, что свиньи видят сны, точно так же как люди.
Бам! Бам! Бам!
Девочка выглянула из-за двери и посмотрела вниз лестницы. Кто-то барабанил по входной двери. Из-за угла показался Черчилль и начал с подозрением обнюхивать порог. Поппи прислушалась: бабушка, должно быть, спала. После хереса её сон всегда был крепче.
Сердце Поппи закружилось в вальсе.
Стук возобновился. Поппи медленно спустилась по ступенькам, понимая, что дальше игнорировать стук нельзя. Черчилль, возбуждённо дрожа, встал передними копытцами ей на тапочки.
– Кто там? – спросила Поппи.
– Эразмус, – послышался из-за двери голос.
Поппи подхватила Черчилля и крепко прижала к себе.
– Кто? – повторила она.
– Эразмус Толл, – ответил голос.
– Ну, я не знаю никакого Эразмуса Толла, – ответила Поппи голосу. – Так что, пожалуйста, уходите.
– Мы познакомились сегодня.
– Я так не думаю, – возразила Поппи, прокручивая в голове события прошедшего дня.
– Посмотри в щель для почты, – попросил голос.
Поппи секунду подумала. Не обращая внимания на колотящееся сердце, она поставила Черчилля на пол, опустилась коленями на ковёр, приподняла заслонку и выглянула наружу.
В потоках дождя она едва смогла различить мальчика с белыми волосами и бледной кожей, того самого из приёмной врача. Он махал ей, не улыбаясь, насквозь мокрый. Поппи немедленно открыла дверь и впустила его.
– Почему ты не сказал, что это ты? – спросила она.
Черчилль с подозрением рассматривал Эразмуса.
– Я сказал, – поежился он. – Я сказал, что это Эразмус Толл.
– Ну откуда мне было знать, как тебя зовут?!
– Я подумал, что ты могла прочесть моё имя на воротнике рубашки. – Он вывернул воротник.
– Нет! Очевидно, что я не так хороша в совании носа не в своё дело, как ты, – отрезала Поппи, скрестив на груди руки. – А теперь объясни, как ты узнал, где мы живём?!
– Номер дома был написан на бланке, который держала в руке твоя бабушка, когда зашла в кабинет врача.
Поппи ошарашенно на него уставилась. Она ещё никогда не встречала настолько бесцеремонного человека.
– Вообще-то это неприлично – читать то, что для тебя не предназначено, – сказала она.
– А как же рекламные щиты?
– А что с ними?
– Ну, если на щите реклама мужского крема для бритья, ты же всё равно её читаешь, да? Хотя она для тебя не предназначена.
Поппи знала, что он прав, но ей не хотелось с ним соглашаться.
– Я стараюсь такое не читать.
Эразмус вздрогнул и обхватил себя руками.
– Можно попросить у тебя полотенце? – после секундного колебания спросил он.
– Да, конечно, – спохватилась Поппи, вспомнив о манерах.
Она принесла из котельной чистое полотенце и отвела Эразмуса к кухонной плите.
– Зачем ты пришёл? – спросила она, наливая молоко в ковшик.
Ей настоятельно требовался мощный заряд горячего шоколада.
– Я хотел ещё раз взглянуть на твою книжку, – ответил Эразмус, не сводя с Черчилля задумчивого взгляда. – Почему твоя свинья такая маленькая? Рождественская ветчина из неё выйдет так себе. И, кстати, я тоже не откажусь от горячего шоколада. Сахара больше, чем какао. И скорее тёплый, чем горячий.
Черчилль сидел на своём стульчике у кухонного стола с таким видом, будто знал, что говорят именно о нём. Поппи поставила ковшик на плиту и прижала ладонь к карману халата. Книжка была на месте. Но Поппи не хотелось опять её кому-то показывать. Книжка принадлежала только ей. Это она её нашла.
– Он мини-пиг, и не думаю, что их можно есть, – объяснила Поппи, решив не говорить о книжке. – Больше, чем сейчас, он уже вряд ли вырастет. И мне кажется, он был последним в помёте, а значит, ещё меньше, чем обычные поросята.
– Я знаю, что значит быть последним в помёте, – отрезал Эразмус. – Можешь уже показать книжку?
– У меня её нет, – солгала Поппи. – Я её продала… одноногому мужчине. Попроси его.
– Ты её не продала, – сказал Эразмус, рассматривая поилку Черчилля.
– Прошу прощения?
– Она у тебя в кармане, – спокойно заявил Эразмус.
– Как ты узнал? – изумилась Поппи.
– Я многое замечаю.
Поппи медленно достала из кармана книжку и положила на стол. Эразмус без разрешения сел и стал изучать шёлковый переплёт.
– Ты её нагревала?
– Да, – Поппи села напротив него. – Пробовала разные температуры, разные способы нагрева. Ничего не вышло.
Эразмус понюхал книжку и поднес её к глазам, будто она была насекомым, которое он хотел рассмотреть.
– Я всё не мог перестать о ней думать, – сказал он Поппи. – В ней есть что-то особенное.
– Что, по-твоему?
– Нам понадобится иной вид тепла.
– Я же сказала, я нагревала её под паром, запекала, я всё испробовала! – настаивала Поппи.
– Но эта книжка не похожа на обычные книги. Разве ты не видишь?
Поппи понятия не имела, о чём он.
И Эразмус пояснил:
– Бумага ненормально плотная, и я не вижу, где блок соединяется с корешком.
Он был прав.
– Нам понадобится иной вид тепла.
– Ты это уже говорил, – нетерпеливо прошипела Поппи.
Эразмус взял с сушилки венчик для взбивания и положил его себе на плечо, ручкой вперёд, будто держал старую видеокамеру.
– Думаю, тебе пора, – решила Поппи.
Выдернув из-под его руки книжку, она прижала её к груди.
Глаза Эразмуса расширились. Он увидел нечто странное. Встав из-за стола, он обошёл вокруг и остановился рядом с Поппи.
– Что ты делаешь? – отодвинулась она.
Черчилль фыркнул на Эразмуса, как сторожевой пёс. Тот молчал забрал у Поппи книжку, открыл на первой странице и положил на стол. Потерев руки, чтобы они согрелись, он прижал ладонь к странице.
– Что ты…
– Тс-с! – перебил Эразмус. – Прижми ладонь к другой странице и подержи там.
Поппи с неохотой послушалась.
– Ничего не происходит, – сказала она.
Эразмус ничего не ответил.
В первое мгновение Поппи решила, что у неё разыгралось воображение. Из-под ладони Эразмуса начала медленно расползаться тонкая чернильная линия. Вскоре страница под ладонью Поппи тоже потемнела. Эразмус жестом попросил Поппи убрать руку и в ту же секунду поднял свою.
Не веря своим глазам, Поппи прочла:
ЩЕППЫ
Взгляд Эразмуса скользил туда-сюда по следующей странице, на которой проявилось что-то вроде стихотворения. Через пару мгновений чернила поблекли и исчезли.
– У тебя есть бумага и ручка? – спросил Эразмус.
Поппи посмотрела по сторонам. Она не могла думать. В голове стоял густой и дрожащий от волнения туман.
– Во втором ящике комода, который стоит в коридоре, есть ручки. Он был приоткрыт, – проинструктировал Поппи Эразмус. – На книжной полке лежала бумага. Я увидел, когда зашёл.
Поппи принесла ручку и бумагу. Пока она снимала с плиты булькающий ковшик и залила густым молоком щедрые порции какао-порошка и сахара, Эразмус записал по памяти стихотворение.
– Как ты так быстро всё запомнил? – спросила Поппи.
– Я запоминаю не так, как остальные люди. Наш врач называет это фотографической памятью. Но это не совсем так.
– В каком смысле?
Она добавила в кружку Эразмуса холодного молока и двумя пальцами подтолкнула по столу к мальчику.
Эразмус закончил записывать, и Черчилль запрыгнул к нему на колени.
– Это не моментальный снимок, как в фотоаппарате. Я просто даю всему код в своей голове и придумываю историю.
– Я всё равно не понимаю, как ты это делаешь, – пробормотала Поппи.
Эразмус нетерпеливо вздохнул.
– Рядом с раковиной стоит кулинарная книга.
Поппи кивнула.
– На задней стороне обложки есть штрих-код – 978147495660.
К этому моменту Поппи уже поняла, что проще поверить ему на слово.
– Девять обезьянок без семи минут восемь зашли в поезд у четырнадцатой платформы. Семь обезьянок сели в четвертый вагон, а остальные в девятый. К ним подъехала торговая тележка с пятью пакетами хрустящего картофеля, шестью бутылками колы и шестью соломинками. Когда она отъехала, на ней не было ничего. 978147495660.
– Это… познавательно! – оценила Поппи.
– Это история о девяти обезьянках, – сказал Эразмус. – Хочешь прочесть, что было написано в книжке?
Он отдал ей лист бумаги, и Поппи прочла вслух:
Не смотри наверх и вкруг,
Ночью крепко спи.
Запирай щеколды, друг,
Плед свой подоткни.
Проверь, чтоб он натянут был
И закрывал твой рот,
Иначе отгрызут язык
И пальцы рук и ног.
Чепчик ты себе найди,
На ночь надевай.
Или быть кудрям седым,
Скажешь им «Прощай».
Летят они на фоне звёзд
В корзине для белья,
И если сядут на твой хвост,
Судьба предрешена.
Вдруг захочешь ты сыграть
В их игру, тогда
Окна настежь ты оставь,
Впустишь их сюда.
Но если мудр – сахар прячь,
Держи сны при себе.
Следи за небом, помолясь,
Иначе быть беде.
– Кто такие Щеппы? – дрогнувшим голосом спросила Поппи, но Эразмус помотал головой.
Что-то в стихотворении – Поппи не смогла бы указать пальцем, что именно – заставило её подумать о Вилме Норблс, девочке, исчезнувшей в реке. Что если в Пене случались и другие, похожие на эту, истории?
Черчилль успел к этому моменту заснуть, на плите затухали последние искры, а в голове Поппи проклюнулись первые ростки беспокойства из-за книжки.
Город сотрясала буря, в воздухе безудержно перекатывался гром. Если бы вы были примерно одного роста с Поппи и встали на тачку в саду её бабушки, то увидели бы проплывший на фоне луны рваный силуэт. Он опустился на несколько мгновений, затем вновь воспарил и исчез среди низких чёрных туч, сгустившихся над старой фабрикой Хеллиган.