Текст книги "Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна"

Автор книги: Сэмюэл Дилэни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

VI

Дорогой Моки!

К тому времени когда ты получишь это письмо, я уже два часа буду в полете. Сейчас полчаса до рассвета, и мне хочется поговорить с тобой, но не хочу снова тебя будить.

Я решила поностальгировать и взяла старый корабль Фобо, «Рембо» (название, как ты помнишь, придумал Мюэлс). По крайней мере, я его знаю вдоль и поперек: столько всего хорошего на нем пережили. Отправляемся через двадцать минут.

Мое текущее местоположение – сижу на раскладном стуле в грузовом шлюзе, смотрю на космодром. На западе небо еще в звездах, а на востоке уже сереет. Кругом черные иглы ракет. Цепочки голубых сигнальных огней тускнеют к востоку. Покой.

Предмет размышлений – суматошная ночь, проведенная в поисках экипажа, которая началась в закоулках Транспортного квартала, привела в Морг и закончилась здесь. Сперва – яркие огни, шум, грохот, под конец – умиротворение.

Пилотов присматривают на борьбе. Опытному капитану стоит только увидеть, как человек держится на арене, и ему сразу же ясно, что это за пилот. Только я-то не опытный капитан.

Помнишь, ты говорил об интерпретации мышечных движений? Кажется, ты попал в десятку. Я тут встретила парнишку, навигатора, – прямо ожившая скульптура Бранкузи[4]4
  Константин Бранкузи (тж. Брынкуши, Брынкуш, 1876–1957) – знаменитый французский скульптор-авангардист румынского происхождения. (Здесь и далее примеч. перев.)


[Закрыть] (ну или сон Микеланджело об идеальном теле). Транспортник до мозга костей и про борьбу, надо полагать, знает все, что можно. В общем, он смотрел, как борется мой пилот, а я наблюдала за ним, и его подергивания с поеживаниями дали мне полный анализ того, чего я сама не заметила бы.

Ты ведь знаешь теорию Дефора о том, что психоиндексы соответствуют определенным напряженностям в мышцах (которая на самом деле восходит к старой гипотезе Вильгельма Райха[5]5
  Вильгельм Райх (1897–1957) – австрийско-американский психолог, неофрейдист, стоял у истоков американской школы психоанализа, а также разработал квазинаучное учение о биоэнергии, которую называл оргонической энергией.


[Закрыть] о мышечном панцире)? Я как раз вчера об этом думала. Этот паренек – из расколотого триплета: их было двое мужчин и девушка, и девушка не пережила встречи с захватчиками.

При виде этих ребят мне захотелось плакать, но плакать я не стала, а поехала с ними в Морг и нашла им новую партнершу. Любопытно получилось. Они, наверное, решили, что это какое-то колдовство. Но фактически все основные параметры уже были в картотеке: нужна женщина – Навигатор-один, оставшаяся без двух партнеров-мужчин. Как подобрать остальное? Я понаблюдала, как Рон и Калли разговаривают, и считала их индексы. Покойники занесены в систему со всеми своими параметрами, так что оставалось только найти точки пересечения. Правда, окончательный выбор, скажу без ложной скромности, получился гениальный. У меня осталось шесть кандидаток, но надо было определиться поточнее, а поточнее, по крайней мере по наитию, не выходило. Одна девушка была из провинции Н’гонда в Панафрике. Рассталась с жизнью семь лет назад. Потеряла двух мужей во время атаки захватчиков и вернулась на Землю в разгар эмбарго. Ты помнишь, какие тогда были отношения между Панафрикой и Америказией, и я решила, что по-английски она не говорит. Так и оказалось. Сейчас, пожалуй, их индексы идут чуть вразнобой. Но когда они как следует помучаются и научатся друг друга понимать – а выбора у них нет, – их графики пойдут по всей логарифмической шкале как под копирку.

Правда, я умница?

Но на самом деле я села писать из-за Вавилона. Помнишь, я сказала, что знаю, где произойдет следующий несчастный случай? Так вот – на военных заводах Альянса в Армседже.

Чтоб ты знал, куда мы летим. На всякий случай. Слова, слова, слова… И какой мозг способен говорить так, как говорят на этом языке? И зачем он так говорит? До сих пор трясусь, как школьница на олимпиаде по английскому, но настроение бодрое. Взвод прибыл час назад. Лентяи, шалопаи – одним словом, замечательные ребята. Через пару минут встречаюсь с Капралом (толстяк с черными глазами, волосами и бородой; двигается медленно, зато соображает быстро). Знаешь, Моки, когда я подбирала экипаж, мой главный критерий был не профессионализм (они все профессионалы), а чтобы с ними можно было поговорить.

С этими – можно.

Твоя Ридра

VII

Светает, но теней нет. Стоя на аэроглайдере, генерал разглядывал черный корабль, светлеющее небо. Подлетев, сошел с двухфутового летающего блюдца, забрался в лифт и поднялся на сто футов к шлюзу. В капитанской каюте ее не было. Толстый бородач отправил его по коридору в грузовой шлюз. Генерал забрался по лестнице и остановился перевести дыхание.

Она спустила ноги со стены, села на стуле ровно и улыбнулась:

– Генерал Форестер! Что-то мне подсказывало, что мы с вами еще увидимся.

Она сложила лист бумаги для донесений и запечатала край.

– Хотел с вами поговорить… – тут ему снова пришлось перевести дух, – пока вы не улетели.

– Я тоже надеялась с вами встретиться.

– Вы сказали, если я дам добро на экспедицию, вы мне сообщите, куда…

– Я еще вчера вечером отправила рапорт, довольно подробный, и он либо лежит у вас на столе в Штаб-квартире, либо там появится в течение часа.

– Вот как.

Она улыбнулась:

– Вам скоро придется идти. Вылетаем через несколько минут.

– Да. На самом деле я сам уезжаю, так что с утра на аэродроме. Ваш рапорт мне пару минут назад вкратце пересказали по звездофону, и я только хотел сказать…

Но ничего не сказал.

– Как-то раз я написала стихотворение. Называется «Наставления тому, кто полюбил поэта».

Генерал чуть опустил нижнюю челюсть, не размыкая губ.

– Начиналось как-то так: «О юноша, она твой выгрызет язык. О женщина, он руки твои свяжет…» Будет желание – почитайте, как там дальше, во второй книге. Да уж, с поэтами так: если не готов терять их по семь раз на дню, будет одно сплошное разочарование.

Искренне и просто он сказал:

– Вы знали, что я…

– Знала и знаю. И я рада.

Сбитое дыхание вернулось в нормальный ритм, и с лицом генерала произошло нечто странное – он улыбнулся.

– Знаете, мисс Вон, когда я был рядовым, мы в казарме все время болтали о девушках. Постоянно. И кто-нибудь иногда говорил: «Она была такая красивая – даже могла не давать, просто пообещать».

Напряжение в спине вдруг исчезло, и, хотя плечи его на полдюйма опустились, со стороны показалось, будто генерал стал на два дюйма шире в плечах.

– Вот что я чувствовал.

– Спасибо, что сказали. Вы мне нравитесь, генерал. И обещаю: когда мы в следующий раз увидимся, вы мне не разонравитесь.

– Спасибо. Просто спасибо вам… за то, что знаете и что обещаете. – Он помолчал и добавил: – Мне пора, да?

– Скоро пуск.

– Если хотите, отправлю ваше письмо.

– Спасибо.

Она передала ему конверт, он взял ее ладонь и на долю секунды задержал в своей руке. Потом повернулся и вышел. Через несколько минут Ридра увидела, как аэроглайдер заскользил над бетоном. Его обращенная к востоку сторона ярко вспыхнула в первых лучах восходящего солнца.

Часть вторая. Вер Дорко

…И если главное – слова, то ничего, по сути, не видели мои ладони, кроме слов…

Из «Квартета»

I

На рабочем экране бежали строки заново сделанной транскрипции. Рядом с компьютерной панелью лежали четыре листа с толкованиями слов, которые она вычислила, и тетрадь, исписанная заметками о грамматике. Закусив нижнюю губу, она просмотрела таблицу частотности зажатых дифтонгов. На стене висел большой лист с тремя графами: «Возможная фонематическая структура», «Вероятная фонетическая структура» и «Неоднозначные семиотические, семантические и синтаксические явления». В последней колонке были собраны задачки, которые еще предстояло решить. По мере обнаружения ответов содержимое третьей графы перемещалось в первые две в качестве установленных закономерностей.

– Капитан!

Она развернулась в круглом кресле.

Зацепившись коленками, из входного люка свешивался Дьявало.

– Чего?

– Что прикажете на ужин?

Миниатюрному коку-альбиносу было семнадцать. Из-под спутанных белых волос торчали два косметохирургических рога. Он почесывал ухо кончиком хвоста.

Ридра пожала плечами:

– Все равно. Спроси у ребят из взвода.

– Да они что угодно слопают! Хоть жидкие органические отходы. Воображения – ноль. Может быть, жареного фазана под соусом демиглас или куропатку?

– Потянуло на дичь?

– Ну… – Он перестал держаться одним коленом и пнул стену, закачавшись вперед-назад. – Хочется чего-то птичьего.

– Если никто не возражает, давай тогда курицу в вине и картошку, запеченную с томатами «бычье сердце».

– Вот это дело!

– А на десерт, может, слоеные пирожные с клубникой?

Дьявало щелкнул пальцами и рванулся в люк. Ридра хмыкнула и снова повернулась к экрану.

– Курицу – в рислинге. К столу – майский пунш.

И мордочка с розовыми глазами исчезла.

Ридра только-только наткнулась на третий возможный случай синкопы, как кресло просело, а тетрадь бухнула в потолок. За ней последовала бы и сама Ридра, если бы не вцепилась в стол. Плечи от резкого толчка пронзила боль. Оболочка кресла порвалась, и по каюте разлетелся силикон.

Ридра обернулась: через люк ввалился Дьявало, попытался уцепиться за прозрачную стену и с треском приложился бедром.

Удар.

Она поскользнулась на влажной оболочке сдувшегося кресла. На экране интеркома заплясало лицо Капрала.

– Капитан!

– Какого черта!.. – рявкнула она.

Замигал датчик машинного отделения. Корабль опять дернулся в судороге.

– Дышать есть чем?

– Одну се… – На обрамленном черной бородой мясистом лице проступило неприятное выражение. – Да, воздух в норме. Там что-то в машинном отделении.

– Ну, если эти долбаные детишки…

Она переключилась на них.

Ответил Флоп, старший бригады обслуживания:

– Е-мое, капитан, что-то взорвалось!

– Что?

– Не знаю.

Лицо Флопа выглянуло из-за спины Капрала.

– Маневровые двигатели «А» и «Б» в порядке. «В» искрит, как салют в День независимости. А где мы вообще?

– Первый часовой перегон между Землей и Луной. Даже не прошли еще Звездоцентр-девять. Навигация?

Она снова щелкнула переключателем, и на экране возникло темное лицо Молльи.

– Wie geht’s?[6]6
  Как дела? (нем.)


[Закрыть] – спросила Ридра.

Навигатор-один выдала их вероятностную кривую и прикинула координаты между двумя неопределенными логарифмическими спиралями.

– В общем, мы на орбите Земли, – вклинился Рон. – Что-то нас мощно сбило с курса. Тяги нет, летим по инерции.

– Высота орбиты? Скорость?

– Калли пытается разобраться.

– Ладно, посмотрим, что снаружи.

Она переключилась на сенсорный отсек:

– Нос, чем там пахнет?

– Ничем хорошим. Пусто. Угодили в какой-то суп.

– Ухо, ничего не слышно?

– Ни звука. Все статические течения в округе заглохли. Мы слишком близко от массивного небесного тела. Есть слабенькое эфирное журчание спектрах в пятидесяти в направлении К. Но на нем далеко не уедем, разве что по кругу. Нас сейчас несет инерция от последнего порыва ветра из земной мангосферы.

– Глаз, что видно?

– Угольная шахта, вид изнутри. Не знаю, что произошло, но надо же было в таком гиблом месте. Правда, в моем диапазоне это журчание посильнее. Может, вынесет на хорошую волну.

Вмешался Коготь:

– Прежде чем за’рыгивать, надо ’онять, куда оно течет. А для этого нужны координаты.

– Навигация?

Пауза. Потом – три лица на экране:

– Не знаем, капитан.

Гравитационное поле стабилизировалось со смещением на несколько градусов. Силиконовый наполнитель собрался в углу каюты. Малыш Дьявало тряхнул головой, поморгал; лицо его скривилось от боли.

– Что случилось, капитан? – прошептал он.

– А хрен его знает. Будем выяснять.

Ужин прошел в молчании. Весь взвод – мальчишки, не больше двадцати каждому, – старался не издавать ни звука. За офицерским столом навигаторы сидели напротив полупрозрачных сенсорных наблюдателей. Во главе стола Капрал разливал вино. Ридра с Когтем ужинали отдельно.

– Не знаю, – покачал он своей гривастой головой, крутя в лапе бокал. – Летели гладко, ’о курсу никаких ’омех. Это что-то на самом корабле.

Дьявало с наложенной на бедро шиной угрюмо принес пирожное и вернулся к взводу.

– Итак, – подытожила Ридра, – летим по земной орбите, все приборы вышли из строя, и мы даже не можем определить, где находимся.

– Оборудование для ги’ерстазиса в ’орядке, – напомнил он. – Мы только не знаем свое место’оложение на этой стороне ’рыжка.

– А раз не знаем, откуда прыгаем, то и прыгнуть не можем. – Она оглядела столовую. – Как думаешь, Коготь, они считают, что все обойдется?

– Они надеются, что ты их с’асешь.

Она прикоснулась кромкой бокала к нижней губе.

– Если кто-нибудь не с’асет, так и будем здесь ’олгода есть Дьявалину стря’ню, пока не задохнемся. Если не ’рыгнем в ги’ерстазис, даже сигнал не сможем ’ослать: обычная рация замкнула. Я ’росил навигаторов что-нибудь ’ридумать, но черта с два. Они только ’оняли, что мы гоняем ’о кругу.

– Жаль, окон нет. Хоть бы по звездам засечь время витка. Там, наверное, пара часов, не больше.

– Да уж, – кивнул Коготь, – вот тебе и блага цивилизации. Был бы иллюминатор и старый добрый секстант – в два счета бы разобрались. Но нет – всё на электронике. Те’ерь сидим. И не выкрутишься ни фига.

– По кругу, говоришь? – Ридра поставила бокал.

– Что?

– Der Kreis. – Она сосредоточенно сдвинула брови.

– Чего-чего?

– Ratas, orbis, cerchio. – Она прижала ладони к поверхности стола. – Это все «круг». На разных языках!

В растерянности Коготь со своими клыками-саблями выглядел устрашающе. Блестящая шерсть над его глазами встала торчком.

– Сфера, – продолжала Ридра, – globo, gumlas. – Она встала. – Kule, kuglet, kring!

– Да какая разница? Круг – он и есть кр…

Но Ридра рассмеялась и выбежала из столовой.

У себя в каюте она схватила свой перевод. Пробежала глазами страницы. Хлопнула по кнопке интеркома. На экране появился Рон, вытирающий с губ взбитые сливки:

– Слушаю, капитан. Что нужно сделать?

– Найти часы и… кулек шариков.

– Чего? – не понял Калли.

– Пирожное потом доедите. Встречаемся в Т-центре. Прямо сейчас.

– Ша-ри-ков? – с недоумением по слогам протянула Моллья. – Шариков?

– Кто-нибудь из взвода наверняка взял с собой стеклянные шарики – играть. Найдите и живо несите в Т-центр.

Она перепрыгнула оболочку кресла, взобралась в люк, свернула в радиальную шахту номер семь и понеслась по цилиндрическому коридору в сторону Т-центра. Эта пустая сферическая камера тридцати футов в диаметре, точно рассчитанный центр тяжести корабля, постоянно пребывала в состоянии свободного падения; здесь помещались чувствительные к гравитационным воздействиям приборы. Минуту спустя в люке по другую сторону камеры возникли три навигатора. Рон держал в руках сетчатую сумочку с шариками.

– Лиззи просит, если можно, вернуть их завтра после обеда. Ребята из машинного предложили матч, а она не хочет терять звание чемпиона.

– Если все получится, вернем сегодня же.

– Получится? – оживилась Моллья. – Идея? Твой?

– Да. Только она не моя.

– А чья тогда? И что за идея? – спросил Рон.

– Чья? Наверное, того, кто говорит на другом языке. В общем, надо распределить здесь шарики в виде правильной сферы, засечь время и следить за секундной стрелкой.

– Зачем? – спросил Калли.

– Чтобы посмотреть, куда они сместятся и насколько быстро.

– Не понимаю, – сказал Рон.

– Наша орбита – это примерно большой круг с Землей в центре, так? Значит, все на корабле тоже перемещается по большому кругу и, если убрать внешние воздействия, будет выстраиваться по этой траектории.

– Ну да. И что?

– Давайте расставим шарики, – сказала Ридра. – У них железные сердечники. Намагнитьте стены камеры – прикрепим их, потом отпустим все одновременно.

Рон в недоумении пошел исполнять.

– До сих пор не понимаете? Вы же математики. Что вы знаете о больших кругах?

Калли взял пригоршню шариков и начал по одному прикладывать их – дзынь, дзынь – к сферической стене.

– Диаметр большого круга равен диаметру сферы, – сказал Рон, вернувшийся от рубильника.

– Сумма углов треугольника, образованного на сфере пересечением трех дуг больших кругов, приближается к пятистам сорока градусам. Сумма углов N-угольника, образованного на сфере пересечением N дуг больших кругов, приближается к произведению N на сто восемьдесят градусов. – Это Моллья подвижным музыкальным голосом отчеканила определения, которые она как раз утром начала вводить в свою память на английском с помощью персонафикса. – Шарик сюда, да?

– Да, по всей сфере. По возможности на равных расстояниях друг от друга, но как получится. Про пересечения расскажите поподробнее.

– Большие круги на любой сфере, – начал припоминать Рон, – либо пересекаются, либо подобны друг другу.

– Вот как, – улыбнулась Ридра. – А есть еще окружности на сфере, которые обязаны пересекаться в любом положении?

– По-моему, все остальные окружности можно расположить так, чтобы они были равноудаленными друг от друга в каждой точке и не соприкасались. А любые два больших круга пересекаются как минимум в двух точках.

– Посмотрите теперь на эти шарики, которые летают по большим кругам. В голову ничего не приходит?

У Молльи вдруг изменилось выражение лица; она оттолкнулась от стенки, в возбуждении сцепила руки и быстро заговорила на суахили.

– Все верно, – улыбнулась Ридра и перевела для растерянных навигаторов: – Они поплывут навстречу друг другу, и их пути пересекутся.

Калли широко раскрыл глаза:

– Точно! Ровно за четверть нашего витка они выстроятся в круг.

– …расположенный на плоскости нашей орбиты, – закончил Рон.

Моллья нахмурилась и развела руками, как бы что-то растягивая.

– Ну да, – сказал Рон, – круг с двумя вытянутыми хвостами. Так и поймем, где Земля.

– Ловко, а? – сказала Ридра и направилась в коридор. – Сперва прикинем, потом выстрелим ракетами и сместим орбиту миль на семьдесят-восемьдесят вверх или вниз. Думаю, ни во что не попадем. Далее рассчитаем протяженность орбиты и скорость. Этого хватит, чтобы вычислить координаты относительно ближайшего крупного гравитационного центра. Ну и вперед в гиперстазис. Там уже сможем запросить помощь и подлатаем что нужно на стазисной станции.

Изумленные навигаторы вышли за ней.

– Даю обратный отсчет, – сказала Ридра.

Услышав «ноль», Рон отключил ток и размагнитил стены. Шарики медленно поплыли навстречу друг другу и стали выравниваться.

– Да уж, век живи… – протянул Калли. – Честное слово, я уж думал, мы тут застряли с концами. А ведь такие вещи навигатор должен знать. Как ты догадалась?

– Увидела, как будет «большой круг» на… другом языке.

– Язык говориль слов? – спросила Моллья. – Не понимать.

– Сейчас. – Ридра достала панель-блокнот и стилус. – Я, конечно, упрощаю, но смотрите. Допустим, на этом языке «круг» будет «О». – Она сделала пометку. – Сравнительные степени в этом языке передаются тонами. Мы их запишем диакритическими значками: ˇ, ¯ и ˆ, то есть: самый маленький, обычный и самый большой. Что тогда значит «Ǒ»?

– Наименьший круг? – предположил Калли. – То есть, по сути, точка.

Ридра кивнула:

– Далее, когда речь идет об окружности на сфере, вслед за обозначением обычного круга, Ō, может идти один из двух символов. Первый показывает отсутствие соприкосновений, ||, второй – пересечение: Х. Что тогда значит «ÔХ»?

– Большие круги, которые пересекаются, – ответил Рон.

– А поскольку все большие круги пересекаются, в этом языке понятие «большой круг» всегда обозначается как «ÔХ». То есть информация об объекте заключена уже в самом слове. Это как «вертолет» или «подкоп». Да, у нас есть словосочетание «большой круг», но в нем нет того, что помогло бы выбраться из этой переделки. Значит, надо перейти на другой язык, на котором думать о проблеме можно четче, не ходить вокруг да около и сразу увидеть ключевые для нас нюансы.

– И что это за язык?

– Как на самом деле называется, не знаю. Пока что условно – Вавилон-семнадцать. Я с ним только начала разбираться, но уже ясно: там в словах заключено больше информации о вещах, на которые они указывают, чем в соответствующих лексемах на любых четырех-пяти языках, которые я знаю, вместе взятых. Притом что слова Вавилона еще и короче.

Ридра вкратце перевела для Молльи.

– Кто говорит? – спросила та, желая по максимуму использовать свои скудные познания в английском.

Ридра прикусила губу. Когда она задавала тот же самый вопрос себе, у нее начинало сосать под ложечкой, руки сами простирались навстречу чему-то и жгучее желание найти ответ отдавалось чуть ли не болью в горле. Так произошло и сейчас. Через несколько секунд отпустило.

– Не знаю. А очень хотелось бы. Это главная цель нашей экспедиции – узнать, кто на нем говорит.

– Вавилон-семнадцать, – повторил Рон.

Сзади раздалось покашливание. Парнишка из трубопроводной бригады.

– Что, Карлос?

Коренастый, вихрастый, с буграми ленивых мышц, Карлос напоминал молодого черненького бычка.

– Капитан, вы не могли бы посмотреть? – сказал он с легким присвистом; неловко переминаясь, он постучал о порог босой ступней, покрытой мозолями от карабканья по горячим приводным трубам. – Там, в коллекторе. Вам бы лично взглянуть.

– Тебя за мной Капрал прислал?

Карлос почесал за ухом пальцем с обкусанным ногтем:

– Аха.

– Справитесь тут без меня?

– Само собой, – ответил Калли, взглянув на шарики.

Ридра нырнула в проход вслед за Карлосом. Они спустились на лестничном подъемнике, пригнувшись, прошли по подвесному переходу.

– Сюда, – смущенно сказал Карлос и повел капитана под проложенными над головой электрическими шинами.

Дойдя до сетчатой платформы, он остановился и открыл щит на стене.

– Посмотрите. – Он вынул печатную плату. – Вот.

По пластмассовой поверхности шла тонкая трещина.

– Кто-то сломал.

– Как?

– Вот так.

Карлос взял плату обеими руками и сделал вид, что сгибает.

– Сама не могла?

– Нет. В щите она очень надежно закреплена. Кувалдой не разобьешь. Здесь все схемы для систем связи.

Ридра кивнула.

– А вот гироскопические дефлекторы поля для обычной космической навигации…

Он открыл другую дверцу и достал новую панель.

Ридра провела ногтем по еще одной трещине.

– Значит, сломал кто-то из своих. Отнеси в мастерскую. Скажи Лиззи, чтобы перепечатала и принесла мне – я сама установлю. И заодно шарики отдам.