Текст книги "Про всех падающих"
Автор книги: Сэмюел Баркли Беккет
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Укачальная
Перевод с английского М. Дадяна
Примечание
СВЕТ
Приглушенный свет падает на кресло-качалку. Остальная сцена в темноте.
На протяжении всего действия – пятно приглушенного света на лице, вне зависимости от последующей смены освещения. Пятно света охватывает небольшое пространство вокруг изголовья кресла или же сосредоточено на лице – в неподвижном состоянии или в срединном положении при раскачивании. На протяжении монолога лицо ненадолго выходит за границы света – в такт раскачиванию.
Начальный выход из затемнения: пятно света на лице, долгая пауза, затем освещается кресло.
Финальное затемнение: гаснет свет, падающий на кресло, долгая пауза, в продолжение которой – только пятно света на лице, затем голова медленно опускается на грудь, приходит в неподвижность, пятно света гаснет.
Ж
Преждевременно состарившаяся. Растрепанные седые волосы. Огромные глаза на белом, лишенном выражения лице. Белые руки, стиснувшие подлокотники.
ГЛАЗА
Либо закрыты, либо открыты и не мигают. Открыты и закрыты примерно в равном соотношении на протяжении части 1-й, главным образом закрыты в течение частей 2-й и 3-й, закрыты с середины части 4-й и до конца.
КОСТЮМ
Черное кружевное закрытое вечернее платье. Длинные рукава. При качании посверкивают черные блестки. Нелепый хрупкий головной убор, косо сидящий на голове. При раскачивании блики играют на экстравагантной отделке.
ПОЗА
Совершенно неподвижна, пока не гаснет освещавший кресло свет. Затем голова, в пятне света, медленно опускается на грудь.
КРЕСЛО-КАЧАЛ А
Бледное, отполированное дерево, поблескивающее при качании. Подставка для ног. Прямая спинка. Закругленные внутрь концы подлокотников, будто обнимающие сидящего.
КАЧАНИЕ
Небольшой амплитуды. Медленное. Контролируется механически без участия Ж.
ГОЛОС
К окончанию части 4-й, скажем, от «говоря себе самой» и дальше, голос звучит все тише. Строки, выделенные курсивом, произносит Ж голосом Г. С каждым разом чуть тише. Слово «дальше», произносимое Ж, звучит тише с каждым разом.
Ж – женщина в кресле-качалке. Г – аудиозапись ее голоса.
Проступает Ж в кресле-качалке, ее взгляд устремлен перед собой, она сидит в глубине сцены, чуть в стороне от центра, слева от зрителей.
Долгая пауза.
Ж. Дальше.
Пауза. Качание и голос одновременно.
Г. пока наконец
не пришел день
наконец пришел
вечер долгого дня
когда она сказала
себе самой
кому ж еще
пора остановиться
пора остановиться
взад и вперед
во все глаза
во все концы
вверх и вниз
в поисках другого
подобного себе
другого существа подобного себе
подобного чуть-чуть
взад и вперед
во все глаза
во все концы
вверх и вниз
в поисках другого
пока наконец
вечером долгого дня
себе самой
кому ж еще
пора остановиться
пора остановиться
взад и вперед
во все глаза
во все концы
вверх и вниз
в поисках другого
другой живой души
взад и вперед
во все глаза подобного себе
во все концы
вверх и вниз
в поисках другого
подобного себе
подобного чуть-чуть
взад и вперед
пока наконец
вечером долгого дня
себе самой
кому ж еще
пора остановиться
взад и вперед
пора остановиться
пора остановиться
Одновременно: эхо слов «пора остановиться», кресло-качалка останавливается, свет становится чуть тусклее. Долгая пауза.
Ж. Дальше.
Пауза. Качание и голос одновременно.
Г. так наконец
вечером долгого дня
вернулась внутрь
наконец вернулась внутрь
говоря себе самой
кому ж еще
пора остановиться
пора остановиться
взад и вперед
пора пойти и сесть
у своего окна
тихо у окна
лицом к другим окнам
так наконец
вечером долгого дня
наконец пошла и села
вернулась внутрь и села
у своего окна
шторку подняла и села
тихо у окна
одинокого окна
лицом к другим окнам
другим одиноким окнам
во все глаза
во все концы
вверх и вниз
в поисках другого
у своего окна
подобного себе
подобного чуть-чуть
другой живой души
хотя б одной живой души
у своего окна
присевшей у окна подобно ей
присевшей у окна
наконец
вечером долгого дня
говоря себе самой
кому ж еще
пора остановиться
пора остановиться
взад и вперед
пора пойти и сесть
у своего окна
тихо у окна
одинокого окна
лицом к другим окнам
другим одиноким окнам
во все глаза
во все концы
вверх и вниз
в поисках другого
подобного себе
подобного чуть-чуть
другой живой души
хотя б одной живой души
Одновременно: эхо слов «живой души», кресло-качалка останавливается, свет становится чуть тусклее. Долгая пауза.
Ж. Дальше.
Пауза. Качание и голос одновременно.
Г. пока наконец
не пришел день
наконец пришел
вечер долгого дня
сидя у окна
тихо у окна
одинокого окна
лицом к другим окнам
другим одиноким окнам
все шторки опущены вниз
ни одна не поднята вверх
только ее вверх
пока не пришел день
наконец пришел
вечер долгого дня
сидя у окна
тихо у окна
во все глаза
во все концы
вверх и вниз
в поисках поднятой шторки
хотя бы поднятой шторки
не больше
и даже не лица
там за стеклом
голодных глаз
как у нее
увидеть
быть увиденным
нет
поднятой шторки
как у нее
чуть-чуть похоже
хотя бы поднятой шторки
а там другое существо
там где-то
за стеклом
другая живая душа
пока не пришел день
наконец пришел
вечер долгого дня
когда она сказала
себе самой
кому ж еще
пора остановиться
пора остановиться
не сидеть у окна
тихо у окна
одинокого окна
лицом к другим окнам
другим одиноким окнам
во все глаза
во все концы
вверх и вниз
пора остановиться
пора остановиться
Одновременно: эхо слов «пора остановиться», кресло-качалка останавливается, свет становится чуть тусклее.
Долгая пауза.
Ж. Дальше.
Пауза. Качание и голос одновременно.
Г. так наконец
вечером долгого дня
сошла вниз
наконец сошла вниз
вниз по крутым ступенькам
опустила шторку и вниз
прямо вниз
в старое кресло-качалку
мать-качалку
где качалась мать
все годы
вся в черном
в своем лучшем черном
сидела качаясь
качалась
пока не пришел ей конец
наконец пришел
тронулась говорили
тронулась умом
но без вреда
от нее не исходило вреда
умерла однажды днем
нет
ночью
умерла однажды ночью
в качалке
в своем лучшем черном
голова поникла
а качалка дальше
качалась дальше
так наконец
вечером долгого дня
сошла вниз
наконец сошла вниз
вниз по крутым ступенькам
опустила шторку и вниз
прямо вниз
в старое кресло-качалку
подлокотники-друзья
и качалась
качалась
с закрытыми глазами
закрывая глаза
она так долго во все глаза
голодные глаза
во все концы
вверх и вниз
взад и вперед
у своего окна
увидеть
быть увиденным
пока наконец
вечером долгого дня
себе самой
кому ж еще
пора остановиться
опустить шторку остановиться
пора сойти вниз
вниз по крутым ступенькам
пора сойти прямо вниз
была ли своя другой
своя другой живой душой
так наконец
вечером долгого дня
сошла вниз
опустила шторку и вниз
прямо вниз
в старое кресло-качалку
и качалась
качалась
говоря себе самой
нет
покончено с этим
кресло-качалка
подлокотники-друзья
говоря качалке
укачай ее укачай
закрой ей глаза
ебать эту жизнь
закрой ей глаза
укачай ее укачай
укачай ее укачай
Одновременно: эхо слов «укачай ее укачай», кресло-качалка останавливается, медленное затемнение.
Экспромт «Огайо»
Перевод с английского М. Дадяна
С = Слушающий. Ч = Читающий.
Насколько возможно, похожи друг на друга внешне.
В центре – освещенный стол. Остальная сцена в темноте.
Простой белый сосновый стол, скажем, 8 на 4 дюйма.
Два простых белых сосновых стула без подлокотников.
С сидит за столом лицом к залу, справа от зрителей, ближе к оконечности длинной стороны стола. Подпирает правой рукой склоненную голову. Лицо скрыто. Левая рука на столе. Длинное черное пальто. Длинные белые волосы.
Ч сидит у стола в профиль, в середине короткой стороны стола, справа от зрителей. Подпирает правой рукой склоненную голову. Левая рука на столе. Перед ним лежит книга, раскрытая на одной из последних страниц. Длинное черное пальто. Длинные белые волосы. В центре стола – черная широкополая шляпа. Выход из затемнения. Десять секунд.
Ч переворачивает страницу.
Пауза.
Ч (читает). Мало осталось слов… Предприняв последнюю…
С однократно стучит по столу левой рукой.
Мало осталось слов.
Пауза. Стук.
Предприняв последнюю попытку найти облегчение, он переехал оттуда, где они так долго жили вместе, в одинокую комнату на дальней набережной. Из единственного окна было видно южную оконечность Лебяжьего острова.
Пауза.
Облегчение, надеялся он, придет из незнакомого. Незнакомой комнаты. Незнакомого вида. Долой – туда, где их ничто не связывало. Обратно – туда, где их ничто не связывало. Из этого, теплилась надежда, он сумеет почерпнуть некое облегчение.
Пауза.
День за днем его видели медленно мерящим шагами островок. Час за часом. В длинном черном пальто, независимо от погоды, и старосветской шляпе а-ля Латинский квартал. На оконечности он всегда задерживался – посмотреть на уходящий поток. Как в веселых вихрях два рукава смыкались и текли дальше, вместе. Затем он оборачивался и, в свои собственные следы ступая, медленно возвращался.
Пауза.
Во снах…
Стук.
Затем он оборачивался и, в свои собственные следы ступая, медленно возвращался.
Пауза. Стук.
Во снах его предупреждали об опасности этой перемены. Увидев дорогое лицо, услышав невысказанные слова, оставайся там, где мы так долго были одни вместе, моя тень утешит тебя.
Пауза.
Не мог ли он…
Стук.
Увидев дорогое лицо, услышав невысказанные слова, оставайся там, где мы так долго были одни вместе, моя тень утешит тебя.
Пауза. Стук.
Не мог ли он повернуть обратно? Признать свою ошибку и вернуться туда, где они так долго были одни вместе. Одни вместе. Так много связывало. Нет. То, что он сделал один, невозможно было отменить. Ничто из того, что он когда-либо сделал один, невозможно было отменить. Стараниями его одного.
Пауза.
На этой оконечности прежний его ужас перед ночью вновь охватил его. После столь долгого перерыва, как если б его и не было. (Пауза. Вчитывается.) Да, после столь долгого перерыва, как если б его и не было. Теперь с удвоенной силой пугающие симптомы, описанные подробно на странице сороковой, абзац четвертый. (Начинает листать книгу к началу. Остановлен левой рукой С. Возобновляет чтение с оставленной страницы.) Белые ночи теперь вновь его удел. Как в ту пору, когда молодым было сердце. Ни минуты сна, ни минуты дерзкого сна, пока (переворачивает страницу) не займется утро.
Пауза.
Мало осталось слов. Однажды ночью…
Стук.
Мало осталось слов.
Пауза. Стук.
Однажды ночью, когда он сидел, обхватив голову руками, и дрожал с головы до ног, перед ним появился человек и сказал: меня направили – тут он назвал дорогое имя – утешить тебя. Затем, вытащив потрепанный том из кармана длинного черного пальто, он сел, и стал читать, и читал до рассвета. Затем исчез, не вымолвив ни слова.
Пауза.
Спустя несколько дней он появился снова, в тот же час, с тем же томом, и на этот раз без вступления сел, и стал читать, и читал всю долгую ночь. Затем исчез, не вымолвив ни слова.
Пауза.
Так время от времени нежданно он появлялся и читал печальную повесть долгую ночь напролет. Затем исчезал, не вымолвив ни слова.
Пауза.
Не обменявшись ни словом, они будто стали единым целым.
Пауза.
Пока наконец, однажды ночью, закрыв книгу, на самом пороге рассвета он остался и продолжил сидеть, не говоря ни слова.
Пауза.
Наконец он сказал, мне была весть от – тут он назвал дорогое имя, – что больше я не приду. Я видел дорогое лицо и слышал невысказанные слова, нет нужды идти к нему снова, даже будь это в твоей власти.
Пауза.
Печальная…
Стук.
Видел дорогое лицо и слышал невысказанные слова, нет нужды идти к нему снова, даже будь это в твоей власти.
Пауза. Стук.
Печальная повесть поведана в последний раз. Они сидели, будто обратившись в камень. Через единственное окно утро не проливало света. С улицы не доносилось звуков пробуждения. Или, быть может, погребенные кто знает в какие мысли, они не обращали внимания? На утренний свет. На звуки пробуждения. Какие мысли, кто знает. Мысли, нет, не мысли. Бездны сознания. Погребенные кто знает в каких безднах сознания. Бессознания. Куда не просочится свет. Не просочится звук. Сидели, будто обратившись в камень. Печальная повесть поведана в последний раз.
Пауза.
Нет, не осталось слов.
Пауза. Ч собирается закрыть книгу.
Стук. Книга наполовину закрыта.
Нет, не осталось слов.
Пауза. Ч закрывает книгу. Стук.
Молчание. Пять секунд.
Одновременно они опускают на стол правые руки, поднимают головы и смотрят друг на друга. Не мигая. Без выражения.
Десять секунд.
Затемнение.
Квадрат
Перевод с английского М. Дадяна
Пьеса для четырех участников, света и ударных.
Участники (1-й, 2-й, 3-й, 4-й) мерят шагами означенную площадь, и каждый следует собственному заданному пути.
Площадь: квадрат. Длина стороны: 6 шагов.
Путь 1: АС, СВ, BA, AD, DB, ВС, CD, DA
Путь 2: BA, AD, DB, ВС, CD, DA, АС, СВ
Путь 3: CD, DA, AC, CB, BA, AD, DB, BC
Путь 4: DB, BC, CD, DA, AC, CB, BA, AD
1-й входит в точке А, проделывает заданный путь, и к нему присоединяется 3-й. Вместе они проделывают путь, каждый – свой, и к ним присоединяется 4-й. Втроем они проделывают путь, каждый – свой, и к ним присоединяется 2-й. Вчетвером они проделывают путь, каждый – свой. 1-й уходит. 2-й, 3-й и 4-й продолжают и завершают путь, каждый – свой. 3-й уходит. 2-й и 4-й продолжают и завершают путь, каждый – свой. 4-й уходит. Конец 1-й серии. 2-й продолжает путь, открывая 2-ю серию, завершает свой путь, и к нему присоединяется 1-й. И т. д. Непрерывное движение.
1-я серия (см. выше): 1, 13, 134, 1342, 342, 42
2-я серия: 2, 21, 214, 2143, 143, 43
3-я серия: 3, 32, 321, 3214, 214, 14
4-я серия: 4, 43, 432, 4321, 321, 21
Выполняются четыре возможных соло.
Выполняются шесть возможных дуэтов (два из них дважды).
Выполняются четыре возможных трио, все они – дважды.
Без перерыва начать повтор. Уход в затемнение на 1-м участнике, шагающем в одиночестве.
СВЕТ
Тусклый свет падает на площадь, обрываясь в темноту по краям.
Четыре световых источника разного цвета собраны вместе.
Каждому участнику соответствует определенный свет, который зажигается при его появлении, горит на протяжении всего пути и гаснет при его уходе.
Скажем, 1-му соответствует белый, 2-му – желтый, 3-му – синий, 4-му – красный. В таком случае:
1-я серия: белый, белый + синий, белый + синий + красный, белый + синий + красный + желтый, синий + красный + желтый, красный + желтый.
2-я серия: желтый, желтый + белый, желтый + белый + красный и т. д.
Даются все возможные сочетания цветов.
УДАРНЫЕ
Четыре типа ударных инструментов, например барабан, гонг, треугольник, коробочка.
Каждому участнику соответствует определенный ударный инструмент, который начинает звучать при его появлении, звучит на протяжении всего пути и затихает при уходе.
Скажем, 1-му соответствует барабан, 2-му – гонг, 3-му – треугольник, 4-му – коробочка. В таком случае:
1-я серия: барабан, барабан + треугольник, барабан + треугольник + коробочка и т. д. Применяется та же система, что в случае света.
Даются все возможные сочетания ударных.
Ударные перемежаются при всех сочетаниях, так что в промежутках слышен звук шагов.
Пианиссимо с начала и до конца.
На возвышении сзади, в глубокой тени, едва различаются ударники.
ШАГИ
Каждому участнику присущ свой звук шагов.
КОСТЮМЫ
Одеяние достигает земли, лицо скрыто капюшоном.
Цвет одеяния каждого участника соответствует его свету. 1-й – белый, 2-й – желтый, 3-й – синий, 4-й – красный.
Даются все возможные сочетания костюмов.
УЧАСТНИКИ
Насколько возможно похожего телосложения. Предпочтительно невысокого роста и худощавые.
Желательна некоторая балетная подготовка. Возможно участие подростков. Пол не имеет значения.
КАМЕРА
На возвышении, фронтальный вид. Камера закреплена. В кадре одновременно участники и ударники.
ВРЕМЯ
Из расчета один шаг в секунду, а также учитывая потерю времени при поворотах и в центре, общее время составляет примерно 25 минут.
ПРОБЛЕМА
Взаимодействие относительно Е без разрыва ритма – когда в данной точке пересекаются пути трех или четырех участников. Или, если разрывы признаются допустимыми, как их лучше использовать?
1. Во время постановки в Штутгарте за настоящим оригинальным сценарием («Квадрат I») следовала вариация («Квадрат II»).
2. Упразднено за непрактичностью. Постоянный нейтральный свет с начала и до конца.
3. Завышенная оценка. «Квадрат I», быстрый темп. Примерно 15 минут. «Квадрат II», медленный темп, только 1-я серия, примерно 5 минут.
4. Точка Е считается зоной опасности. Отсюда – отклонение курса. Маневр задается в самом начале, при первом соло и прохождении первой диагонали (СВ). Например, серия 1-я:
5. Черно-белое изображение, все четверо в одинаковых белых одеяниях, ударные отсутствуют, слышен только звук шагов, медленный темп, только 1-я серия.
Nacht und träume[12]12
Ночь и сны (нем.).
[Закрыть]
Перевод с английского М. Дадяна
Элементы.
Вечерний свет.
Сновидящий (А).
Его сновидческое естество (Б).
Сновидческие руки П (правая) и Л (левая).
Последние 7 тактов песни Шуберта Nacht und Träume.
1. Проступает темная пустая комната. Вечерний свет из окна, расположенного высоко на задней стене.
Слева на авансцене, слабо освещенный, за столом сидит мужчина. Правый профиль, голова опущена, седые волосы, руки покоятся на столе.
Ясно различимы только голова, руки и часть стола, на которой они лежат.
2. Мужской голос тихо напевает последние 7 тактов песни Шуберта Nacht und Träume.
3. Вечерний свет затухает.
4. Голос тихо исполняет 3 последних такта песни, начиная со слов: Holde Träume[13]13
Милые сны (нем.).
[Закрыть]…
5. Свет, падающий на А, тускнеет, по мере того как А склоняет голову еще ниже и кладет ее на руки. Так, скупо освещенный, А едва различим на протяжении всего сна.
6. А видит сон. Постепенно проступает Б на невидимом помосте, расположенном на высоте примерно 4 футов от уровня пола, на втором плане, значительно правее центра. Б сидит за столом в той же позе, что и грезящий А, голова склонена на руки, но обращена к залу левым профилем. Падающий на него слабый свет мягче, чем свет, падающий на А.
7. Из темноты сзади над головой Б появляется Л и мягко ложится на его голову.
8. Б поднимает голову, Л отнимают, и она исчезает.
9. Оттуда же из темноты появляется П с чашей, бережно подносит ее к губам Б. Б пьет, П исчезает.
10. П вновь появляется с платком, бережно отирает чело Б, исчезает вместе с платком.
11. Б поднимает голову выше, чтобы взглянуть на невидимое лицо.
12. Б поднимает правую руку, его взгляд все еще обращен вверх, и держит ее поднятой ладонью вверх.
13. П появляется вновь и мягко ложится на правую руку Б, тогда как Б по-прежнему смотрит вверх.
14. Б переводит взгляд на сцепленные руки.
15. Б поднимает свою левую руку и кладет ее поверх сцепленных рук.
16. Вместе руки опускаются на стол и на них – голова Б.
17. Л появляется вновь и мягко ложится на голову Б.
18. Сон растворяется в темноте.
19. Проступает А. Вечерний свет.
20. А поднимает голову до начального положения.
21. Песня, как ранее (2).
22. Вечерний свет медленно затухает.
23. Завершение песни, как ранее (4).
24. Свет, падающий на А, тускнеет, как ранее (5).
25. А видит сон. Проступает Б, как ранее (6).
26. Медленный наезд камеры: Б крупным планом, А остается за кадром.
27. Сон, как раньше (7–16), крупным планом и в замедленном темпе.
28. Камера постепенно возвращается к начальному положению, обнаруживая А.
29. Сон растворяется в темноте.
30. А растворяется в темноте.
Приложение[14]14
Выполненная С. Беккетом английская адаптация пьесы для радио La Manivelle Робера Пенже (1920–1997), впервые опубликованной на французском в 1963 году.
[Закрыть]
Старая мелодия
Адаптация
Перевод с английского М. Дадяна
На заднем плане шум улицы. На переднем плане шарманка играет старую мелодию. 20 секунд. Механизм заклинивает.
Горман стучит по шарманке, чтобы завести ее снова.
Впустую.
Горман (надтреснутый голос старика, частые паузы – чтобы отдышаться – даже на полуслове, речь неразборчивая за отсутствием передних зубов, с присвистом.) Вот вам пожалуйста, опять заело. (Звук поднимаемой крышки. Скребет внутри коробки.) Чертова музыка! (Скребет. Скрип ручки. Стучит по коробке. Механизм заводится снова.) Ну наконец! (Мелодия возобновляется. 10 секунд. Звук приближающихся нетвердых шагов.)
Крим (надтреснутый голос старика, речь с запинками, паузы на середине фраз, присвист из-за плохо пригнанных протезов.) Будь я… если это не… (Мелодия прерывается) Горман, старый мой друг Горман, узнаете меня? Крим, отец судьи, Крим, помните Крима?
Горман. Мистер Крим! Не сойти мне с места! Мистер Крим! (Пауза.) Садитесь, вот так, садитесь же, вот здесь или вон там, ну же, ну же. (Пауза.) Чудесная погодка для этого времени дня, мистер Крим, ага.
Крим. Мой старый друг Горман, как необычно видеть вас спустя столько лет, столько лет.
Горман. Вот уж правда, мистер Крим, вот уж правда, так оно и есть. (Пауза.) Ну а вы как, расскажите.
Крим. Я жил у дочери, а потом она умерла, и я переехал жить к другой.
Горман. Мисс, простите, мисс?
Крим. Берта. Не знаю, известно ли вам, что она вышла замуж, да, за Муди, владельца питомника, детей у них двое.
Горман. Прекрасная партия, мистер Крим, прекрасная партия, Бог в помощь. Но расскажите, как же ваша бедняжка, Господи прими ее душу.
Крим. Рак, все перепробовали, прожила три года, так вот и бывает, молодежь кормит одуванчики, старичье продолжает пыхтеть.
Горман. Ох, Боже ж мой, мистер Горман, Боже ж мой.
Пауза.
Крим. А вы, жена ваша?
Горман. Потихоньку, слава Богу, потихоньку, но вот как долго.
Крим. Бедняжка Дейзи, да.
Горман. А дети?
Крим. Трое, трое детей, Джонни, старший, потом Ронни и малышка Куини, моя любимица, Куини, малышка.
Горман. Прелестное имя.
Крим. Такая смышленая для своего возраста, не поверите, с чем она явилась ко мне намедни, ах, всего только намедни, Дейзи, бедняжка.
Горман. А ваш зять?
Крим. А?
Горман. Ах, Боже ж мой, мистер Горман, Боже ж мой. (Пауза.) Ах, дети, да, так и есть. (Рев двигателя.) В клочья вас разорвут своими огненными машинами.
Крим. Ужасный перекресток, внезапная смерть.
Горман. В мгновение ока разорвут вас в клочья.
Крим. Ах, в наше время, Горман, здесь была окраина, помните, тишина и покой.
Горман. Помню ли я, поля здесь были, поля, колокольчики, вон там, на бережке, колокольчики. Стоит подумать… (Внезапно воцаряется полная тишина. 10 секунд. Мелодия возобновляется, сбивается, прерывается. Молчание. Возобновляется шум улицы.) Ах, кони, экипажи и ландо, ах, ландо, все это в смутном, далеком прошлом, мистер Крим.
Крим. А коляски, вспомните коляски, вот был шик, те коляски.
Пауза.
Горман. Первый раз в жизни автомобиль, помнится, я видел здесь, на углу, это был «Пикпик».
Крим. Не «Пикпик», Горман, не «Пикпик», а «Ди Дайан».
Горман. «Пикпик», точно «Пикпик», мне ли не помнить, я как раз выходил из книжного Свона, вон за тем домом на углу, там был магазин книгопродавца Свона, мне в тот день подняли жалованье на четыре пенса, на то время денег совсем немного.
Крим. «Ди Дайан», «Ди Дайан».
Горман. О ту пору за кусок хлеба приходилось вкалывать, заканчивали не в шесть и не в семь, а в восемь, в восемь вечера заканчивали, Бог мне свидетель. (Пауза.) На чем я остановился? (Пауза.) Ах да, в восемь вечера, я как раз выходил из книжного Свона, вон там собралась толпа, а тот автомобиль катил вдоль изгиба дороги.
Крим. «Ди Дайан», Горман, «Ди Дайан», я даже помню владельца, он был из Вома, виноторговец, как же его звали.
Горман. Буш, Сеймур Буш.
Крим. Буш, точно.
Горман. Так или иначе, мистер Крим, так или иначе, не важно, это было не то, что сегодня, огненные машины, на части вас разорвут.
Крим. Дорогой мой Горман, знаете, что я вам скажу, эти сумасшедшие скорости – они здесь все разорили, житья не стало, все разорили, даже погоду испортили. (Рев двигателя.) Только вспомните, какой в нашу пору была весна, вспомните весну, сколько в ней тепла было, да и лето, летом палило до смерти.
Горман. Помню ли я… выдался один год, помню будто вчера, кажется, в тысяча восемьсот девяносто пятом дело было, тогда мы еще жили у Крадди, нам приходилось каждый вечер поливать крышу дома из резинового шланга, чтобы ночью было чуть прохладней, да, лето девяносто пятого.
Крим. Ну, это вряд ли, Горман, вспомните, что в те годы резиновый шланг был великой роскошью, великой роскошью, они ведь после войны появились, резиновые шланги.
Горман. Может, вы и правы.
Крим. Без всяких «может быть». Первый резиновый шланг в округе появился у Драммонда, старого Да Драммонда, это было после войны, может, году в тысяча девятьсот двадцатом, все еще большая диковинка в то время, неужто не помните, как поливали свой садик из лейки, не ваш ли отец владел тем клочком земли на Марстон-роуд?
Горман. На Шин-роуд мистер Крим, но насчет лейки вы правы, тут вы правы, со шлангом я дал маху, тогда у нас и проточной воды-то не было… или была.
Крим. Шин-роуд – это та, что за лесопильной ямой Шеклтона?
Горман. Воду провели не раньше тысяча девятьсот двадцать пятого, а до этого, припоминаю, пользовались умывальником и кувшином.
Рев двигателя.
Крим. Шин-роуд, вы видали, что они с ней сотворили, я был там вчера с зятем, вы видали, что они сделали с нашими садиками и терновыми изгородями?
Горман. Ага, домишки, растущие, как чертополох, мусор, ей-богу, карточные домики, если приглядеться.
Крим. Карточные домики, точно подмечено, вспомните только камень, что шел на строительство соборов, ничто с ним не сравнится.
Горман. Ни тебе фундамента, ни погреба, ничего вообще, как, спрашивается, прожить без погреба, на сваях, что ли, на сваях, как в озерных поселениях, вот вам и весь прогресс.
Крим. Вы, Горман, не изменились ни на йоту, все тот же старый забавник. Дело-то к семидесяти пяти идет?
Горман. К семидесяти трем, к семидесяти трем, скоро к праотцам.
Крим. Да бросьте вы, Горман, бросьте, мне скоро семьдесят шесть, вы еще молодой человек, Горман.
Горман. Ах, мистер Крим, у вас всегда острота наготове.
Крим. А знаете, Горман, почему бы нам не покурить за разговором, в самом деле… (Пауза.) Дочка опять сигареты вытащила, не дает мне курить, лезет в чужие дела, черт возьми. (Пауза.) А, вот они, вот, угощайтесь.
Горман. Я вас в расход не введу?
Крим. Какой расход, Бог с вами, вот, возьмите.
Горман. Плотно набито, никак не вытащить.
Крим. Подержите пачку. (Пауза.) Ах, трещины на пальцах замучили! Попробуйте-ка вы.
Горман. Вот так. (Пауза.) А теперь хорошенько затянуться, и еще раз, хотя теперешние сигареты – это уже не то, помните в армии махорку, помните черную махорку, вот это был табак.
Крим. Ну, черная махорка, мой дорогой Горман, черная махорка, еще бы, табак высшей пробы, королевский табак, как не помнить. (Пауза.) У вас огонек при себе?
Горман. Вообще-то нет, жена мне запрещает.
Пауза.
Крим. Вытащила и мою зажигалку, мерзавка, мое старое огниво.
Горман. Ничего, не страшно, я на потом оставлю.
Крим. Мерзавка, ясно как Божий день, и зажигалку стащила, это ни в какие ворота не лезет, ни в какие ворота, у меня уже ничего своего не осталось. (Пауза.) Может, попросим вон того господина? (Приближаются шаги.) Прошу прощения, сэр, огонька не найдется?
Шаги удаляются.
Горман. Да, теперешняя молодежь, мистер Крим, такая молодежь пошла, до стариков им дела нет. Подумать только, подумать только… (Внезапно воцаряется полная тишина. 10 секунд. Мелодия возобновляется, сбивается, прерывается. Тишина. Возвращается уличный шум.) На чем мы остановились? (Пауза.) Ах да, армия, вас призвали в девятисотом, в девятисотом, в девятьсот втором, правильно я говорю?
Крим. В девятьсот третьем, девятьсот третьем, а вас в девятьсот шестом, так?
Горман. В девятьсот шестом, Четем.
Крим. Артиллерия?
Горман. Пехота, пехота.
Крим. Вы что-то путаете, пехота была не в Четеме, неужто не помните, в Четеме стояла артиллерия, вы, верно, в Кетерэме были, Кетерэм, пехота.
Горман. Четем, говорю вам, помню ясно как вчера, паб Моррисона на углу.
Крим. Гаррисона. «Привал у дубков» Гаррисона, мне ли не знать Четем. Сколько раз мы отдыхали там с миссис Крим, Четем я знаю изнутри, Горман, вдоль и поперек, «Привал у дубков» Гаррисона, на углу, как ее, эту улицу, ну там, на пригорке, ах, ну ничего, всплывет, мне ли не знать «Привал у дубков» Гаррисона на углу как ее, проклятье, скоро имя свое забуду, там еще сквер, сейчас вспомню.
Горман. Моррисон ли, Гаррисон ли, но стояли мы в Четхаме.
Крим. Да не может такого быть, в Четеме артиллерия стояла, неужели забыли?
Горман. Я был в пехоте, в Четеме, в пехоте.
Крим. Пехота, ну да, пехота, в Четеме.
Горман. Я вам о том и толкую – Четем, пехота.
Крим. Да не может такого быть, вы, наверное, с войной перепутали, с мобилизацией.
Горман. Мобилизация, помилуйте, я мобилизацию помню как вчера, мобилизация, нас сразу же передислоцировали в Чешем, или нет, в Честер, точно, в Честер, там еще был паб Моррисона на углу и горничная, как же ее, Джоанна, Джина, Джейн, самое начало войны, мы всё никак не могли поверить, Честер, о эти счастливые дни!
Крим. Счастливые дни, счастливые дни, ну это, пожалуй, чересчур.
Горман. Я хочу сказать – начало, те первые дни в Четхаме, мы все никак не могли поверить, да еще та горничная, как же ее звали, ну не беда, вспомню. (Пауза.) Ну и ваш сын, конечно.
Рев двигателя.
Крим. Кхм?
Горман. Ваш сын-судья.
Крим. У него ревматизм.
Горман. Ах ревматизм… Ревматизм – штука наследственная, мистер Крим.
Крим. Что вы такое говорите, у меня никогда не было ревматизма.
Горман. Вспоминаю свою бедную старую мать, всего шестьдесят ей было, а не могла и пальцем пошевелить. (Рев двигателя.) Лекарства от ревматизма так и не придумали, у них одни атомные ракеты на уме, мне-то повезло, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. (Пауза.) Ваш сын, да, его имя мелькало в газетах, дело Картона, как же мастерски он вел это дело, да уж, вполне может собой гордиться, жена как раз читала об этом снова в утреннем «Жаворонке».
Крим. Вы хотите сказать – дело Бартона.
Горман. Дело Картона, мистер Крим, сексуального маньяка, в суде ассизов.
Крим. Это не он, он не в суде ассизов, мой мальчик не там, вовсе нет, он в суде графства, вы хотели сказать судья… судья… как же его… Тот, что председательствовал в деле Бартона.
Горман. А я думал, что это он.
Крим. Конечно нет, говорю же вам, мой мальчик – в суде графства, а не в суде ассизов, да, в суде графства.
Горман. Ох, ну знаете ли, суд графства или ассизов, для меня это всегда было китайской грамотой.
Крим. Ах, но разница-то большущая, великая разница, гражданское дело и уголовное, совсем другая история, как бы гражданское дело попало в «Жаворонка», я вас спрашиваю?
Горман. Вся эта судебная машина, знаете ли, я так в ней и не разобрался, а теперь и подавно – все это китайская грамота.
Крим. Вам в суде доводилось бывать?
Горман. Однажды, ну да, когда разводилась моя племянница, когда это было, тому лет тридцать, ну да, тридцать лет назад, я был страшно встревожен, скажу вам, бедная малышка развелась через два года супружеской жизни, моя сестра так и не пришла после этого в себя.
