Текст книги "Мутанты (СИ)"
Автор книги: Семен Злотников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Юлька. Ты действительно так думаешь, Модест?
Модест(обаятельно улыбается). Если научиться довольствоваться подарками судьбы и не роптать – жить можно почти приятно.
Юлька. Ты – умный. Ты – добрый, великодушный, прекрасный!
Модест улыбается и кивает.
Я тебя очень люблю.
Модест кивает и улыбается.
Милый, милый…
И смотрят они друг на друга с такой нежностью, с такой лаской – по-хорошему не позавидовать трудно… Богу известно, что в эту минуту на душе у Наума. Но и ему, кажется, трудно оторваться от возлюбленных…
(Рассеянно.) Папочка, скажи… Модест, милый, прости… Папочка, а где наша мамочка?
Наум. Там… у себя…
Юлька. Грозилась уйти ночевать к каким-то старым друзьям… Странная мамочка, именно сегодня… Она мне очень нужна. Спит?..
Наум. Не знаю… наверное…
Юлька. Разбудим? (Интригующе улыбается.)
Наум. Зачем?
Юлька. А сюрприз… (Модесту.) Да, милый?
Модест неторопливо кивает и обаятельно улыбается.
Хорошо бы, Модест, сегодня: ведь папочка уезжает… Ему же приятно узнать, что я с хорошим человеком… (С нежностью смотрит на Модеста.) С милым, надежным… Как ты считаешь, ему будет спокойнее?
Модест улыбается, кивает.
(Шепотом.) Я скоро… (Уходит.)
Наум и Модест молчат.
Модест. Мм… Юля говорила… Мм… Мне казалось, вы едете в туризм. (Наум молчит.) Жаль, уезжают люди… Очень жаль… (Молчит.) Извините, неделикатный вопрос, возможно: с радостью нас покидаете?
Наум. Без нее.
Модест. Правда? И все-таки покидаете? Очень, мм… То есть, очень… Опять же, простите, но зачем вы это делаете? Человек должен жить там, где родился. Я убежден.
Наум. Мне тут плохо.
Модест. Но тут – родина.
Наум. Я – еврей. Моя родина – там.
Модест. Ну, зачем же так… Все же вы художник, человек культуры… Вам будет сложно меняться. Я бывал за рубежом, пытался себя представить там… Ничего не получалось. Увы.
Наум. Вы бывали, я – нет. Меня дальше Воркуты не ссылали.
Модест. Вы сердитесь, можете ошибиться. Можно сердиться на каких-то людей – на народ, на землю сердиться не следует. Будет искренно жаль, если…
Наум(вдруг грубо и резко перебивает). Я не сержусь. Меня столько били – во мне не осталось места, каким сердятся. Не надо со мной, как с глупым. Я все понимаю. И вы все понимаете.
Модест. Мм… но, господин Ашкенази… ради Бога, простите… Я бы только хотел уберечь вас, если это еще возможно, от непоправимой ошибки.
Наум. Знаете, что: теперь вы себя поберегите. А я – уезжаю.
Модест. Себя – но это – как Бог, как говорится… За вас неспокойно. Я много читал воспоминаний прошлых эмигрантов. Это всегда, знаете, такая рана, такая боль…
Наум. Прошлые были людьми – мы… Послушайте, это пустой разговор. Это – дурацкий сейчас разговор. Потому что – чужие. Потому что – безумно устали. Потому что – между нам пропасть и слова не долетают. И вам, в сущности, глубоко на меня наплевать.
Модест. Нет, помилуйте, господин Ашкенази…
Наум. Кто вы такой?
Модест. Что вы сказали?..
Наум. Что ты меня морочишь, кто вы такой? Чего ты от него хочешь? Чего ты от меня хочешь? Почему вы – тут?
Модест. Господин Ашкенази, мм… Понимаю ваши чувства, они не простые…
Наум. Так, гляди: мне скоро лететь. Даже прямо сейчас, можно сказать. Но пришить я тебя еще успею. Мне для этого дела много времени не нужно.
Модест. Мм… Простите, я не совсем понимаю: за что?
Наум. А просто – за так. А вот потом догадаешься, если сумеешь. Семь лет в лагерях. Еще пять на поселениях. Уж поверь, я такое видел и такое умею – головку отрежу по самому шву.
Модест. Мм… вы интеллигентный человек, вы не сделаете этого…
Наум. Сделаю. С чувством глубокого удовлетворения.
Модест. Но вы же художник – ай, ай…
Наум. Дети у тебя есть?
Модест. Не надо, пожалуйста, со мною так. Вас, конечно, интересует, состою ли в гражданском браке. В настоящее время – нет. Имею детей, внучку Федору девяти лет. Что еще? Психически, полагаю, здоров. Профессор кафедры философии ленинградского… Простите, санктпетербургского…
Наум. Старый, плешивый козел. Хочешь, чтобы я тебе на пальцах объяснил?
Модест. Ваши отцовские чувства понимаю, господин Ашкенази!
Наум(подступается). Если ты сейчас же, немедленно, прямо сейчас не оставишь парня в покое…
Модест. Но, позвольте, но я не могу, я – люблю!
Наум. Чего?..
Модест. Да… мм… я люблю вашего сына… Простите, если выражаюсь высокопарно, мм… о таких вещах говорить не просто, мм… Но, верьте мне, что люблю искренне, всем сердцем, честное слово. Я покинул близких мне людей, дом… Под угрозой мое пребывание в институте… Наверное, придется уйти… Юля, правда, еще не знает… Да, собственно… я не жалею, да… И говорю, верьте, не для того, чтобы разжалобить – просто… Видите, как волнуюсь, мм… Я очень, очень его люблю.
Наум. Мужик… постой… Он дурак – ему восемнадцать, но ты?..
Модест. Я… вы правы… Но я рядом с Юлей… должен сознаться… чувствую себя юным…
Наум. Он жить начинает, мужик, пожалей ты его… Ну, ты же понимаешь, о чем говорю?..
Модест. Я понимаю, но я… Мм… То, что вы говорите… вне моей компетенции, что ли… Поверьте…
Появляется Юлька со счастливым лицом.
Юлька(шепотом). Я разбудила… Сейчас она придет… Мамочка моя дорогая, любимая, лежит, свернувшись калачиком, – такая одинокая, такая трогательная… Будем жить с мамой, Модест? Ах, Модест!..
Появляется Валерия. Заплаканная, всклокоченная.
Мамочка, садись!
Валерия мрачно и зло смотрит на Модеста. Переводит взгляд на Наума.
Садись, ради Бога! В такую минуту я бы хотела… Прошу тебя, мамочка…
Валерия садится. Низко опускает голову.
Мамочка… Папочка… Мамочка, папочка… И ты, пожалуйста, сядь. Мне надо вас видеть. Папочка!
Наум садится рядом с Валерией.
Итак, дорогие мои… (Модесту.) Милый, а страшно, а непривычно… Господа! Мы с Модестом решили соединить наши судьбы!
Валерия(поднимается). Что?..
Юлька(быстро обнимает и усаживает мать). Ну, мамочка, ты же много мечтала, чтобы я была счастлива? Так я буду счастлива!.. Солнышко, душечка, верь нам: мы прекрасно проверили наши чувства! В час испытаний я буду опорой ему, а он – мне. Модест, я права?
Модест ласково улыбается и кивает.
Я почти счастлива, мамочка!..
Валерия. Юленька… Как же так, мальчик мой…
Юлька. Я знаю все, что ты хочешь сказать, мамочка! Поэтому лучше молчи, молчи!..
Тишина.
А я тебе хочу сказать, мамочка, что нам с Модестом вместе будет легче преодолевать трудности! Мы и тебе сумеем помочь – правда, Модест? Милый, какой же у тебя взгляд, какие глаза… Ну, мы же подруги, мамочка, сколько бессонных ночей!.. С каким страхом всегда представляла свое будущее: а кто же все-таки повстречается мне на пути?.. А как же он будет выглядеть, мой избранник?.. А какие у него будут манеры?.. А добрым будет, а ласковым?.. А как говорить, как дотрагиваться?.. Какие все жгучие вопросы и как они мучили меня!.. Мамочка, добрая моя, великодушная, пожелай молодым – как обычно в таких случая желают – любви, счастья, здоровья, долгих лет жизни!.. (Модесту.) Что, милый, нам в долгой дороге еще может пригодиться?
Модест. Мм… немного удачи в таких случаях… И денег, пожалуй… (Обаятельно улыбается.)
Юлька. Удачи!.. Конечно же, милый, ты прав: за деньги можно купить много красивых вещей!
Модест(мягко, мечтательно). Виллу бы лилипутку на берегу какого-нибудь тихого озера…
Юлька. Природа! Как я люблю природу! Можно разбить сады и в них – много цветов!..
Модест. Просто сидеть с удочкой в руках и просто глядеть на воду. Как она течет… (Виновато улыбается, но – обаятельно.)
Юлька. Правильно: ты философствуй, а я стану бабочек ловить. Кстати, милый, давно собиралась спросить: отчего в городах нету бабочек, а только одна моль?
Валерия. Юля, сынок…
Юлька. Как жалко!.. Хочется красоты… Жизнь прекрасна только когда красива!.. (Модесту.) Смотри, я поверила, Модест: ты мне обещал, что мы будем жить красиво.
Модест обещающе улыбается.
Господи, мне так хочется оторваться от земли и полететь, полететь…
Валерия. Юля, сынок… Тебя забирают в армию, Юля!
Юлька. Что, мама?..
Валерия протягивает повестку. Юля тоже тянет к ней руку. Но повестку не берет.
Прости, мама… что ты сказала?..
Валерия. Сынок, не сердись на меня… Я их рвала, не говорила тебе, думала, может, пронесет, забудут… Правда, сынок, не хотела тебя сердить, скрывала… Это уже пятая… Или шестая… Завтра в восемь утра… Военкомат… Принес милиционер, сказал, что завтра придут с милицией… Там написано: в случае, если не явишься – суд… Я звонила знакомому юристу, он сказал, что все это очень опасно… Господи, мальчик мой…
Наум делает шаг к ней, желая утешить, – она вдруг приникает к нему, прижимается. Модест поднимает с пола повестку, надевает очки.
Модест. Мм… обязаны явиться с вещами… восемь утра…
Юлька. Прости, я встречала на улице таких людей… В этой армии, кажется, на ноги надевают такие…
Модест. Сапоги. Военные.
Юлька. Да!..
Модест. Погоны, гимнастерка, ремень, галифе…
Юлька. И этот кошмар полагается – на свое тело?..
Модест. Мне помнится, в мои времена выдавалось нательное белье… Под гимнастеркой еще носили… Вполне элегантно: белая рубаха с белыми пуговичками и белые кальсоны с белыми тесемками на поясе и на ногах…
Юлька. Но это невозможно, невозможно… И я не встаю так рано… Мамочка, почему ты не объяснила этим людям, что я не могу просыпаться так рано, что я не стану просыпаться так рано, что я – вообще, вообще…
Валерия(плачет). Как мне его уберечь, Наум?.. Мир – ты видишь, какой он… Я думала, справлюсь, смогу защитить, а его… Отнимают, хотят отнять, Господи, отнять…
Юлька. Нет, не хочу… Представьте, что я не хочу, господа… Господа, господа, а я не согласна… Пусть для начала у меня узнают: а я – желаю?.. Разве я не свободна?.. Почему нет свободы? Почему моя воля… Милый, ответь, почему моя жизнь не принадлежит мне – ведь это моя жизнь?.. Или я что-то путаю?.. С первого нашего дня, с первого прикосновения нескончаемый страх быть застигнутым, узнанным, униженным – почему?.. Некрасивая жизнь – за что?.. Модест! Ах, Модест!..
Модест. М… мм… Ты права… права… Но сейчас надо думать, что делать. Прости, тут написано, что в случае неявки…
Юлька. Мамочка, сделай ты что-нибудь! Почему ты стоишь? Почему ты ждешь? Чего ты ждешь? Тебе уже безразлично, что будет со мной?
Валерия. Наум! Наум!..
Юлька. Почему ты не хочешь мне помочь? Разве у тебя есть еще кто-то на этом свете?.. Я – твое солнце, надежда, спасение, а ты, а ты…
Валерия. Да… да…
Юлька. Ты должна меня защитить, ты обязана…
Валерия. Как, сынок, я не знаю…
Юлька. Дрянь, дрянь, какая же ты дрянь…
Валерия. Юля!
Юлька. Пустая, никчемная, жалкая, ноющая…
Наум. Как она тебя любит, перестань!..
Юлька. Любит? Она меня любит? Скоты!.. Я родился у скотов! Только скотам нету дела до их детей! Только вам никогда до меня!.. Вам только борьба нужна – друг с другом, с властями, со всем белым светом, меня же – ай!..
Наум не удержался, залепил Юльке пощечину.
Модест(устремляется было к Науму). Но, товарищи, господа…
Наум. Только подойди, гад, только приблизься!
Юлька(перекрывает дорогу Модесту). Он уголовник, Модест, я прошу!.. Папка, мужчина, бить слабых, как можно?..
Наум(шепчет, стиснув кулаки). Убил бы, убил…
Юлька. Уезжай в свой Израиль! Я тебя не люблю, ты слышишь!? Ты слышишь?..
Модест. Дорогая…
Юлька. Мне страшно с тобой, я боюсь!..
Модест. Родители, Юля, нельзя…
Юлька. Он искалечил ей жизнь… Он искалечил нам жизнь… (Обнимает Модеста и плачет у него на груди.) Он и себе, и нам, и себе… Я его не люблю, не люблю…
Валерия(тянется к сыну). Юлечка… Юля…
Юлька. Мамочка моя…
Валерия. Мальчик мой, Юля…
Юлька. Мамочка! Мама!.. (От Модеста кидается к ней и зарывается у нее на груди.)
Валерия(зареванная, но счастливая). Юля…
Появляется Лиза. Шикарно одета, сразу и не узнать. Строгий английский костюм, высокий каблук, прическа, шляпа, даже вуаль…
Лиза(сдержанно, вполне по-английски озирает присутствующих). Ну, Наумка, едем, наконец, за границу или нет? Машина уже внизу.
Тишина.
Я говорю, машина внизу. Я уже спускалась, потом вспомнила, вдруг: тебя позабыла.
Наум(тихо). Сейчас. Ты иди. Я догоню.
Лиза. Уже ни минуты, Наум.
Наум. Хорошо, я понял. Спускайся. Чемоданы не трогай, я сам.
Лиза. Да ты не одет – когда?..
Наум. Успею, ступай. (Быстро подходит, целует.) Ну, ступай же, ступай…
Лиза. Погоди. До свидания сказать людям дай. Господа… Ну, в общем, это… я уезжаю. И как говорится, я вам желаю…
Тишина.
Желаю я вам, вы чего? (Вдруг смеется.) Живите уже, наконец, живите! Ну, что вы страдаете, вы живите! Живите!.. (Направляется к выходу.)
Юлька(внезапно). Лиза, прощай! (Обнимает ее, целует и плачет.) И ты, моя добрая, моя красивая – и ты живи… Себя береги и его, хорошо?.. Вы же там, на чужбине, хорошие вы мои…
Лиза. Не реви…
Юлька. Скажи на прощание: ты любишь его? Ты чувствуешь – любишь?
Лиза. Кого, дурачок?..
Юлька. Он – замечательный, Лиза, люби его, люби!..
Лиза. Юлька, я только погладилась, а ты помнешь…
Юлька(осеняет ее крестом). Я буду молиться за вас, возьми… (Надевает на нее крестик.)
Лиза(всхлипывает). Юлька, дурачок…
Юлька. Я вас люблю, вот… (Крестит Лизу.) Я вас люблю…
Лиза. Приезжай к нам, в Израиль… Приедешь, что ли? Обещаешь?.. Да ну тебя, дурачок… (Уходит.)
Тишина. Наум подходит к Модесту.
Наум. Выйди, пожалуйста.
Модест. Мм…
Наум. Очень прошу.
Юлька. Папочка…
Наум. Пусть выйдет. Мне нужно. Я прошу.
Модест(нежно касается юлькиного плеча). Я буду близко. Я – понимаю… Ничего не бойся.
Юлька. Да… Хорошо… Да…
Модест скрывается. Молчат.
Наум. Полжизни представлял себе, какой она будет, эта минута… Вот, значит, оказывается, как… Прощайте. Уезжаю. Теперь уже, кажется, точно. Теперь – навсегда. Не знаю, что говорить… Поздно, наверное, говорить… Неинтересно… Поздно… Валерия… я все равно… любил тебя больше жизни… И тебя, сын, поверь…
Юлька. Папочка…
Наум. Простите меня… Простите…
Молчат. Он медленно направляется к выходу.
Валерия(тихо). Наум…
Он останавливается. Она медленно идет к нему, берет его за руку, прижимается щекой.
Юлька(тихо). Папочка… Папочка… (Обнимает отца и мать.)
Все трое стоят, тихо плачут…
Часть вторая
И снова ночь. Но в другой стране. И кажется, что на другой планете. Комната. Полагать – гостиная. На столе грязная посуда, недоеденный кем-то ужин, пустая бутылка из-под вина. Стены увешаны картинами. Странная фантазия художника мусор на всех полотнах. Этакое вселенское мусоропреставление: люди из мусора, птицы, ползучие гады и звери; в мусорном небе солнце с луной – из мусора; дуют мусорные ветры, на мусорную землю падают мусорные дожди… Смотришь на все это – так и чудится некая мусорная симфония… Появляется Наум. Небрит и запущен. В старой майке с жирно нарисованным: «Нет!..», в потертых и драных джинсах. Мгновение стоит, прислушивается. Из другой комнаты доносится смех. Он было направляется туда, однако у двери останавливается, чего-то как будто ждет… Стоит, низко опустив голову. Вдруг быстро идет к столу, проверяет бутылку, берет какую-то еду, садится в кресло, вытягивается, ноги кладет на стол. Ест. Появляется Лиза. Обнажена. Похоже, ей нравится жить без одежды.
Лиза. Привет, мой хороший. Ты уже тут? (На ходу его чмокает.) Как знала – объявишься, дверь не запирала… (Скрывается в душевой.)
Он сидит. Не пошелохнется. Жует. Внезапно из соседней комнаты громко и фальшиво доносится пение: «Иерусалим, о, Иерусалим… о, ты золотой, о, ты прекрасный!..» Наум решительно поднимается и направляется туда, где поют, – впрочем, останавливается на полпути… Пение: «О, как я тебя крепко люблю, Иерусалим, о, ты мне освещаешь жизнь!..» Так же внезапно, как поднялся, Наум возвращается в кресло, занимает прежнюю позу. Пение: «Да отсекут мне правую руку, если я позабуду тебя, о, Иерусалим!..» Появляется Лиза. Мокрая, обернутая в огромное махровое полотенце.
Хорошо, что пришел, я соскучилась. (Чмокает еще.) Я сейчас… (Скрывается.)
Песня оборвалась. И опять Наум срывается с места, заметно, тянет его в другую комнату, как магнитом, но, похоже, нет сил, его будто парализует. Стоит, не пошелохнется. А оттуда несется смех – женский, мужской… Наум сжимает кулаки, внезапно хватается руками за голову, возвращается в кресло. Появляется мужчина. Лет сорока, по виду религиозный. Штаны расстегнуты, рубашка наружу. Улыбается, выглядит очень довольным. Увидев Наума, останавливается. Теряет улыбку. Прищурившись, строго разглядывает. Опять улыбается, заправляется.
Моше. Шалом, уважаемый!
Наум(хмуро). Шалом.
Моше. Ну-ну, вижу, свеженький… Вижу, что свеженький… А? Правильно, да? Молодец! Что, как дела? Что, все хорошо? Все прекрасно? Все замечательно? Да?
Наум(вяло и не глядя на собеседника). Да. Пошел на хуй.
Моше. Куда-куда?..
Лиза смеется.
Что ты сказал?.. Нет, что он сказал?.. (Растерянно озирается.) Он сказал, он сказал…
Лиза(весело). Говорит, приходите, пожалуйста, еще, дорогой человек!
Моше. Не так он сказал, мамой клянусь…
Лиза(уже просто хохочет). Не понял – не стой, а понял – иди!.. (Подталкивает Моше к выходу.) Да иди же, иди… Надо идти, когда посылают, иди… Он сомневается, ты погляди…
Моше(упирается). Что он сказал?..
Лиза(напирает на него). Ты что, глуховат, ты не понял?.. Любимый, сказал, как я тебя крепко люблю, сказал!..
Моше. Не так, не люблю, я не понял… Я понял, что не люблю – я не понял…
Лиза(наконец, справляется с темпераментным клиентом, выталкивает за дверь). Да зачем же тебе понимать, дурачок!.. Вот дурачок настырный, правда же, вот… (Возвращается, смеется.) Так возмущается, так натурально – как прямо родной… Такой на тебя упадет – обхохочешься, честно, Наумка… Весь в родинках – весь, представляешь? Какой-то – как меченый… (Обнимает Наума.) А он тебе не понравился? А по-моему, очень смешной… Сто шекелей дал – вот… Такая, как ты, говорит, миллион стоит, но больше ста шекелей, говорит, не дам. Говорит, восемь детей и жена опять в роддоме. Держи, мой хороший, на пиво! Двадцать, Наумка!.. Такой аккуратный, двадцатками выдал…
Наум(вдруг ее отталкивает, сдирает с нее полотенце и хлещет по лицу, плечам). Тварь! Тварь! Тварь!..
Лиза(хочет обнять). Ты чего?..
Наум. Не могу тебя видеть, тварь!
Лиза(снова пытается обнять). Почему? Да мне же не трудно!..
Наум. Ради этого ты приехала сюда? Только ради того, чтобы сутками трахаться у меня на глазах?
Лиза. Я работаю!
Наум. Нет! Не касайся меня, не хочу!.. (Отталкивает, уходит, хлопнув дверьми.)
Лиза(сидит на полу и тоскливо качает головой). Дурак… Ненормальный… Больной… Вот больной… (Поднимается, направляется к двери.)
Навстречу Наум. Обнимает, целует.
Наум. Прости меня, заяц, я не хотел… Не хотел, ты же знаешь, прости… Ну, прости дурака, бегемота, осла… Я знаю, что я негодяй, что я самый последний… Ну, только не обижайся, прошу!
Лиза. Мозги у тебя не на месте, ты понял?
Наум. Прости, ты права, кажется, я дошел…
Лиза. Ты меня бьешь по морде, а я ею работаю!
Наум. Я же сказал: прости! Больше не буду!
Лиза. Каждый день ты клянешься, каждый день обманываешь! Я тебя скоро пускать перестану!.. Я же работаю, подонок!.. Такая работа – понятно?
Наум. Прости, я пришел к тебе добрым, потом… Ну, прости ты меня, прости… Ты же видишь, как мне трудно все это переносить, ну, забудь…
Лиза. Предупреждаю, если еще раз заедешь по морде…
Наум. Дай мне две тысячи!
Лиза. На!..
Наум. Заяц…
Лиза. Заработай!.. Я – честно, я больше уже не могу, все!..
Молчат.
Упрямый, как конь… Просишь, просишь его… Наумка, серьезно скажи мне: ты чего?.. Я похожа, что ли, на дойную корову? Откуда у меня столько? Вот, погоди, заклею миллионера – тогда мы его, может, разденем… А пока он одетый где-то гуляет – терпи, дурачок… Столько уже терпел!..
Молчат.
Ну, ты же поставил картины. Что-нибудь продается? Ты ничего не рассказываешь. Что, совсем ничего?..
Наум. Оставь, кому это тут интересно…
Лиза. И тут покупают. Сама видела. Честно. Нарочно интересовалась.
Наум. Иногда на себя смотрю их глазами – бред какой-то… Другая жизнь и мусор другой… Зачем им все это?..
Лиза. Евреи же умные, Наумка!
Наум. Я не понимаю, чего они хотят.
Лиза. Они? Ты сказал – они?.. Вот чудеса: ты всегда раньше говорил – мы!..
Наум. Что ты к словам? Какая все разница? Не покупают и все тут!.. Имена еще покупают. А у меня имя, ты знаешь, тюрьма съела. Время закусило.
Лиза. Дурачок, ну и что?.. Биографию им расскажи, они тут до ужаса любят… Каким был героем, каким диссидентом, ну, и еще все такое… Тут все приезжают – и все лапшу вешают… Ты, Наумка, чего, хуже других? Не молчи. Если сам не расскажешь – откуда им знать?
Наум(разглядывает картины). Они что, слепые? Без слов – что, не видно?..
Лиза. Да им только мусор и видно. Они же не понимают, что это такой мир! Наш такой мир – грязный и красивый!.. Ты объясни им, как мне, может, тогда и они скажут: ну, действительно… да, мир такой… похоже…
Молчат.
Научись продаваться, Наумка! Ты же сам про них все уже нарисовал! Наумка!..
Наум. Я уже ничего не понимаю…
Лиза. Ладно. Мне говорили, тут самое главное – наткнуться на какого-нибудь ценителя с миллионом… И чтоб дурачок, и чтобы ценитель, и чтоб миллион имел – в общем, клиент…
Наум. Сегодня как раз наткнулся. На дядю из всемирной мусороуборочной компании. Сходу предложил скупить всю выставку по пять долларов за картину. Потрясающе!.. Или, по-твоему, стоило согласиться?
Лиза. Да не понял ты ничего. Не учишь язык и не понял. Он, может, пять тысяч тебе предлагал. Или пять миллионов!..
Наум. Оставь. Я все про него понял, и он все понял про меня. Просто вид у меня сейчас такой – что все заглочу…
Лиза. Сколько раз я тебя просила: брейся! Нигде – тут особенно! – не любят несчастных, обиженных, слабых! Тут надо в порядке себя, Наумка, в порядке!..
Наум. Прошу тебя, заяц, мне деньги нужны.
Лиза. Удивил!..
Наум. Мне – правда, не выпить, серьезно… Письмо получил. Оттуда… Поверь же, послушай меня, на этот раз я тебе говорю… Если ты мне не поможешь, заяц, я туда пешком пойду…
Лиза. Какое у тебя письмо? От кого?..
Наум. Ты не веришь, я знаю… (Ищет письмо.) От жены… от Валерии, пишет, что сын Юлька… Ну, в общем, как будто он там пристрелил кого-то…
Лиза. Кого?
Наум. Я вижу, что ты не веришь: какого-то старшего лейтенанта… Или полковника… Черт, где письмо… Там точно написано, мне казалось, я его положил… Дома, наверно, оставил… Или на улице… Где-то заснул на скамейке…
Лиза. Приехали, называется. Спишь, где попало. Еще, наверно, и с кем попало.
Наум. Нет, неинтересно.
Лиза. Рассказывай! Все равно не поверю. Где-то гуляешь, пропадаешь по три дня… Можешь мне понятно объяснить: кто кого пристрелил?
Наум. Я знаю столько же, сколько и ты. Безумно написано… Юлька пристрелил полковника и ранил старшего лейтенанта… Или наоборот: ранил полковника, а старшего лейтенанта… Пишет: приезжай. Все!
Лиза. Дай мне, прочту.
Наум. Я сказал – потерял.
Лиза. А тебе не приснилось?
Наум. Я бы столько отдал, чтобы приснилось!..
Лиза. Все равно, тут чего-то не так: или ты придумал, или она. Да Юлька на такое не способен!
Наум. Я тоже до сих пор так думал! Но он же мой сын! В конце-то концов, он – мой сын!.. Подожди: ты полагаешь, она могла придумать? Такое возможно придумать?..
Лиза. Все! Я знаю теперь, для чего ей все это нужно! Я знаю, я знаю, я знаю… Поезжай, если хочешь. Поезжай, поезжай… Да я и сама захочу – такое могу придумать!..
Наум. Но что же мне делать, заяц? А если действительно – так, так?!.. Она там погибнет, сын… Безумная баба, не пишет: убил, не убил, жив, не жив… Они его засудят… Трибунал, вышка – разговор короткий…
Лиза. Я не верю ей ни вот столечко!..
Наум. Ты что, идиотка, не понимаешь – убил командира!
Лиза. Да и черт с ним! Видала я этих командиров! Такие ублюдки мне попадались!.. А может, все только ждали, когда, наконец, этих сволочей постреляют! Все только ждали да дрожали, а наш Юлька – он один настоящим мужиком оказался! Твой сын – он один – настоящим – понимаешь?
Наум. Ты – дура! Кому это интересно? Если такое случилось, если это, не дай Бог, все так… Ты понимаешь? Нет? Нет?..
Лиза быстро уходит в другую комнату. Возвращается.
Лиза. Держи. Тут семьсот.
Наум. Мне этого мало… Смешно… Я же не доеду…
Лиза. А больше у меня нет. Я же тоже не знала. Только вчера за квартиру отдала за полгода вперед. Еще платье купила. Выпить, еды. Цветов… А эти специально держала за твой номер в гостинице… Стоп! Ты ей звонил?
Наум. Выпить купила? (Озирается.) Где?..
Лиза. Успеешь! Я спрашиваю: ты ей звонил?
Наум. Нет, подожди… Ну, конечно, звонил!.. Телефон молчал… Никого… Наверно, уже в тюрьме… Дай-ка мне выпить, заяц, я высох…
Лиза. Ее-то за что в тюрьму?..
Наум. Ее не в тюрьму… Но она там вокруг будет бродить, как проклятая, и никуда не уйдет…
Лиза. Какой смысл, интересно…
Наум. А тебе не понять, дура!.. Потому что сына не бросит!.. Потому что пойдет до конца, если любит!.. Потому что святая!..
Лиза. Святая? Видела я святых! Святые – пока не застукали!..
Наум. Что ты сказала?..
Лиза. Что слышал!.. У этих твоих святых одно на уме: под кого поскорее да понезаметнее лечь!.. Да так еще, чтобы никто не увидел!.. Фанька в школе у нас была… Фанька с Фонтанки!.. А, знаешь, чего она придумала? В белом подвенечном платье с фатой, вся в белых цветах выбегала на мост и лезла прыгать топиться… Ну, тут же сбегались мужчины со всего Невского проспекта, она каждого крепко в губы целовала, у каждого на груди рыдала и клялась, что за нелюбимого не пойдет, лучше в воду! И, представь, всегда находился фраер, с которым у нее закипала любовь с первого взгляда…
Наум. Чушь собачья…
Лиза. Чушь, не чушь – у нее, что ни день, любовь с первого взгляда!..
Наум. Я – ее единственный мужчина.
Лиза. Ой, держите меня, кретины, а то я не можу!.. А тебе нравится быть единственным? Жмот ты несчастный… А другие козлы, выходит, пускай с голоду пухнут?.. Ой-ой, вот только бы ты у нее всегда был единственным, ты, только ты!.. И чтобы такой она век просидела – такой-претакой! – которая только одного тебя ждет и которая больше ни с кем… Ни-ни-ни!..
Наум. Дура…
Лиза. Нет, почему же, ты признайся: такие тебе нравятся? Такие?
Наум. Такие мне нравятся. Но почему-то всю жизнь живу с такими блядями, как ты.
Лиза(усмехается; неторопливо достает водку и ставит на стол; опять усмехается). Блядь, между прочим, кормит тебя и поит. И в тюрьму своими руками не сажает.
Наум. Я, кажется, тебе говорил: сажал ее папа.
Лиза. А кто говорит – а конечно!.. С дочкой на пару!..
Наум. Не знала она, это точно, я верю. Он ей признался только перед смертью.
Лиза. А ты ее слушай побольше. Сейчас она все скажет, что захочет. А было так, и ты знаешь: в психушку тебя сажала она и в тюрьму – она. Своими руками, с муками совести, глотая горькие слезы. Ну, если, по-нашему: сажала и каялась, каялась и ехала за тобой следом. Уж лучше в Сибирь на время, чем в Иерусалим навсегда!
Наум. Не так…
Лиза. Так, так!.. Да ты сам говорил: тогда, давно, ты еще только в первый раз собирался – чего она крикнула? Больной, крикнула – разве не так?.. И в психушку, как миленький, загремел – разве не так?.. А ты еще мне говорил: подумай, как странно совпало, как будто нарочно так получилось, говорил…
Наум. Заяц, побойся Бога: судишь человека, которого совсем не знаешь…
Лиза. Бог пускай ее судит, а я лично про нее все знаю, мне не надо… Я ее только в первый раз увидела – я все про нее поняла. Ты меня обзываешь тварью, а она тварь такая… Ого, на родного папашку грехи свои валит, как будто покойник все стерпит…
Наум. Зачем ты все это сейчас? Разве об этом нам надо сейчас?..
Лиза. И зарезать тебя хотела – на моих, между прочим, глазах!..
Наум(берет со стола нож). Я тебя на твоих же глазах порежу, тварь – хочешь?
Лиза(с легкостью подставляет грудь). Пожалуйста, на! На, попробуй! Ну, на же, ну, на…
Наум. Почему ты такая злая? Зачем тебе это надо – мне мою жизнь перечеркивать?
Лиза. Да чего перечеркивать, нечего перечеркивать! Ничего у тебя не было, все ты врал! Самому же себе и врал!.. Всю свою жизнь рвался в Иерусалим – врал! Не нужен тебе Иерусалим! Никогда Он тебе не был нужен! Всегда от себя ты хотел уехать, сионист сраный!
Наум(стискивает в руке нож). Лучше молчи…
Лиза. Ну, где же он, где он, твой сионизм? Приехал сюда – совершилось! – вот, наконец, земля, за которую, говоришь, был распят – ну и что? Что тебе эта земля? А этой земле – ты?.. И ты ей чужой, и она не твоя, и тошнит тебя от нее, и бежать уже хочешь, причину ищешь, деньги тебе нужны!
Внезапно врывается Моше с пистолетом.
Моше. Мамой клянусь, стоять! Руки наверх! Стоять!
Лиза и Наум удивленно на него смотрят.
Я сказал тебе, руку наверх!.. Другая рука – тоже! Оба – наверх! (Лизе.) Забирай у него ножик! Быстро!
Лиза. Папашка, ты чего?..
Моше. Ножик, говорю! Ножик!..
Лиза пожимает плечами. Забирает у Наума нож.
Руку держать! Держать! Вниз делать не надо!.. (Лизе.) Мне давай ножик.
Лиза. Он тупой.
Моше. Почему?
Лиза (смеется). Тупой, говорю, ты чего? (Отдает нож.)
Моше. Зачем тебе ножик, если тупой? Почему он хотел тебя резать? (Науму.) Руку! Сразу стрелять буду! Предупреждать не буду!
Лиза. Только попробуй, папашка, ты что?..
Моше. Он такой террорист, ты его не бойся, я тебя буду защищать!
Лиза. От кого? Он мой муж, ты чего?
Моше. Почему муж?..
Лиза. Говорю тебе: муж! И не трогай его! И только попробуй ты с ним что-нибудь…
Наум(внезапно страшно кричит). Сука, стреляй!.. (Рвет майку на груди.) Ну, кончай меня, падла дешевая!.. (Идет на Моше.) Меня уже там кончали – давай теперь ты!.. Ну, чего ты, ну, что, ну, стреляй!..
Оказавшись достаточно близко, Наум кидается на Моше, хочет отнять пистолет, завязывается борьба. Мужчины долго и нелепо катаются по полу, не в силах победить один другого. Пистолет, вдруг, выстреливает. Тишина.
Лиза(неожиданно смеется). Ну и козлы… Два старых козла, поглядите на них… Ну, козлы, не могу, до чего… (Хохочет.)
Моше поднимается. Наум остается лежать.
Моше. Зачем говоришь козел, я не козел…
Лиза. Настоящий козел с ружьем…
Моше. Мамой клянусь, не надо говорить козел! Обижаешь. Меня зовут Моше.
Лиза. Тебя зовут – козел. И всех вас зовут – козлами. А ты еще и евреем притворялся.
Моше. Почему притворялся? Я – еврей и есть. Мамой клянусь!
Лиза. А сперва притворялся, как будто по-русски не понимаешь, козел!
Моше. Зачем, дорогая, так говоришь? Ты хотя бы минута со мной говорила, как человек? Я хотел говорить, а ты говорила: давай, говорила, давай, очень поскорей раздевайся и вперед! Даже помолиться не давала. Что у тебя, слушай, пожар?
Лиза. А с вами, козлами, по-другому нельзя. Думаешь, ты у меня один такой? Кто тебя звал, чего ты вернулся?
Моше. Он тебя резать хотел, я слушал. Я тихонько там стоял, все слушал. Не надо было?
Лиза. Он меня так каждый день режет.
Моше. Зачем, слушай, так делает?
Лиза. Любит, наверно. Любит, понимаешь? Наумка, вставай. Наум…
