Текст книги "Мутанты (СИ)"
Автор книги: Семен Злотников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Annotation
Время действия – конец 80-х прошлого века. Места действия: первый акт – Санкт-Петербург, второй – Тель-Авив.
Пересказать коротко эту пьесу – все равно, что коротко пересказать прогулку по джунглям: слишком много нюансов. Эта пьеса для тех, кого занимает судьба художника в этом лучшем из миров.
Наум (48 лет), художник, с молодой женой Лизой (21 лет) эмигрирует из России в Израиль. Прощальную ночь перед отъездом проводит на квартире у первой жены Валерии (45 лет) и сына (18 лет).
Все еще помнят: был Советский Союз. Наум много лет пытался вырваться из тоталитарного режима на свободу. Его не выпускали, преследовали, сажали в тюрьму. Как результат – разрушенная семейная жизнь (когда-то он очень любил Валерию и любит до сих пор), сын-гомосексуалист, сломанная карьера, несбывшиеся мечты. Наконец, Наум меняет страну в надежде догнать «свою судьбу-уходящий поезд». Но и в Израиле он никому не нужен: слишком поздно. Молодая жена становится проституткой, он кончает с собой.
Семен Злотников
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Семен Злотников
Мутанты
Действуют:
Наум – 48 лет.
Валерия – 45 лет.
Лиза – 21 лет.
Юлька – 18 лет.
Модест – 56 лет.
Моше – 42 лет.
Американец – 27 лет.
Часть первая
Ночь. Темно. Тишина. Слышно, поворачивается ключ в замке. Какие-то скрипы, чьи-то вздохи… Наконец, отворяется дверь, полоса света. Появляется Валерия. Задумчиво стоит. Включает свет, снимает плащ – опять вдруг словно задумывается… Достает какой-то листок, внимательно разглядывает, прячет на груди. Уходит. Вскоре возвращается, зажигает спичку, подносит к конфорке газовой плиты… Замечает висящую на стене картину, на которой изображены двое возлюбленных среди моря мусора. По странной фантазии художника, фигуры людей поэтично сотканы из бесконечных мусорных элементов. Мусор однако красиво!.. Валерия разглядывает картину как завороженная; не замечает, как спичка догорает и гаснет. Опускается на стул и сидит, будто в забытьи, не в силах оторвать глаз от картины…Появляется Наум. Босой, в нереальных трусах и выцветшей порванной майке, с нарисованным на груди жирно: «Нет!..» Взлохмаченный, заспанный, щурится на свету.
Наум. Здравствуй, любимая. (Направляется к умывальнику, пьет из-под крана, откашливается, отфыркивается, постанывает.) У-у-у, эти проводы в другую жизнь… Это же сколько здоровья нужно – столько водки выпить… Во всем этом деле меня интересует предел: есть он или его не бывает? Ф-фу… Дай, что ли, закурить. Курево кончилось ровно в полночь. Совсем, как у Золушки… Лиза смолит, как безумная: одну за другой. С ней никаких запасов… Да, не забыть бы, я денег для вас раздобыл. Сунул тебе под дверь, найдешь… Да, кстати, сколько имеем времени? Не опоздать бы, черт… (Держится руками за голову.) О чем-то еще хотел спросить – забываю… Нет, это точно, без курева жить невозможно. Как у некоторых получается – не представляю… (Замечает взгляд Валерии на картину.) А-а, что, вспоминаешь?.. А чего, и сегодня еще ничего, да? Мне тоже так кажется: что и сегодня… (Сощурившись, разглядывает картину.) Короче, тебе, любимая… Пока я повесил здесь… ты прости… Было хотел у тебя в комнате – заперто оказалось… Здесь тоже нормально. В последнюю минуту меня, как стукнуло: достал из ящика. Гляди иногда, вспоминай… Да?.. Эй… (Она молчит.) Что, ты не рада? Я помню, ты говорила – тебе она нравилась… Да эй же…
Валерия. Где сын?
Наум. Сын?.. Сын-сын… Что-то не видел сегодня. А где, кстати, он? Так толком не увиделись, не поговорили… Дашь закурить? Или у тебя тоже закончились?
Валерия. Возьми в сумке.
Наум берет сумку и протягивает ей. Она же сидит, закрыв глаза.
Наум. Эй!
Валерия. Я же сказала: возьми сам.
Наум. Нет, достань-ка сама и угости. Да, будь доброй. Можешь сделать приятное напоследок?
Она молчит.
Лезть мне в чужую сумку… (Ждет; наконец, не выдерживает, открывает сумку.) О, ай вонт ту смоук «Мальборо»… Ай лав ту смоук «Мальборо»…
С удовольствием закуривает, выдыхает колечки дыма. Она поднимает глаза, полные слез, молча на него смотрит.
Послушай, какая еще загадка: до чего иногда приятно закурить… Ах, казалось бы, такая малость – а вот же, поди… Нет, правда, если поднапрячься и посчитать, сколько их вообще, таких малостей: закурить, выпить, обнять кого-то… Что еще?.. (Замечает ее взгляд.) Что, любимая? (Опускается возле нее на колени, берет ее за руку.) Не дергайся, не отворачивайся, прошу. Смотри на меня по-доброму… Как сто лет назад… Ведь было, любила меня когда-то, черт меня подери… (Обнимает ее ноги, держится за руку, целует ее.) А помнишь, мечтали умереть в объятиях друг у друга? Так и не умерли, нет…
Появляется Лиза, заспанная и нагая.
А хорошая это смерть – в объятиях, а?..
Лиза. Плохая. (Пошатываясь, идет к раковине, пьет из крана. Заспанно глядит на мужчину и женщину.) Жить в объятиях – лучше! (Потягивается – зевает.) Ну, правда, если еще посмотреть – в чьих!.. (Подбирает из пепельницы окурок, затягивается.)
Валерия тихо плачет.
Наум. Валерка… Любимая… Эй…
Валерия. Отпусти меня…
Наум. Нет, зачем отпускать…
Валерия. Отпусти.
Наум(не отпускает). Да, может, все это в последний раз… (Лизе.) Заяц, ты чего? Ну, чего тебе не спится?
Лиза. Будильник звонил мне – пора! Сам же просил пораньше поднять, а сам убежал…
Наум. Курить захотелось. Видишь… еще время есть. Беги скорее под одеяло, скоро приду.
Лиза. А чего я там буду делать одна под одеялом?
Валерия(порывается встать). Отпусти.
Наум. Нет уж, куда… (Обнимает крепче.) Не поговорили еще…
Валерия. Не надо меня держать, не хочу!.. Я сказала, что не хочу!.. (Вырывается, уходит.)
Наум(стоит на коленях). Да куда же ты, эй?..
Тишина. Вздохнув, он забирается на стул; глядит на часы, закуривает. Лиза спокойно стоит и курит. Наконец, выкидывает окурок в раковину и невозмутимо, со знанием дела располагается у него на коленях. Он демонстративно отворачивается. Она отнимает у него из губ сигарету.
Знаешь, ты кто?
Лиза. Ой, как я знаю, ой, как… (И ластится, и жмется к нему, будто ища защиты.)
Наум. Нет, ты не знаешь. Потому что, если бы знала…
Лиза(томно). Ой, Наумка, пожалуйста, миленький, не ругайся на меня, да? Лучше поцелуй – лучше будет.
Наум. Нет уж, ты вдумайся: кто ты? Ты думаешь, будто ты заяц – но ты ошибаешься…
Лиза(рычит). Я – серый волк!
Наум. Нет. Ты – хитрая лиса. Ты – коварная змея в заячьей шкурке.
Лиза. Неправда, неправда: я маленький, ласковый зайчонок…
Наум. Змея ты, змея. Только я еще не решил, какая: кобра, гадюка или питон… Сразу признайся: только жалишь или еще умеешь душить?
Лиза. Я умею любить, дурачок… (Целует его.) Потому что я бедная, я хорошая, я смирная зайка… (Целует.)
Наум. Расказывай это кому-нибудь… (Тоже ее целует.) С коварством змея и с большой опасностью для жизни…
Лиза. Почему это я опасная – мне интересно…
Наум. Ты же видела – я прощался.
Лиза. Я видела только, как обжимался с бабулькой – это я видела! А больше я лично ничего не видела!.. (Целует его.) А, ты думаешь, что мне жалко? Да на здоровье тебе, дурачок! Все, что полезно старым козлам – полезно народу! Свободу старым козлам!.. С кем хочешь, когда захочешь, и сколько захочешь!..
Наум. Змея… (Целует.) Заяц-змея… могла бы нам не мешать… (Целует.)
Лиза. Я не ревную, мне просто завидно… (Целует.) Когда моего мальчугана у меня же на глазах… (Целует.) А я что же, лысая… (Целует.)
Наум(потаял, поплыл). Заяц мой… ласковый заяц…
Лиза. Может, сама я желаю с козлом, я сама…
Наум. Зачем же такой эгоисткой…
Лиза. А буду, а хочется… (Расстегивает на нем штаны.)
Наум. Да нет же, не здесь…
Лиза(непреклонно). Только здесь…
Наум. Тут ходят, нехорошо…
Лиза. Хорошо…
Наум. Нет…
Лиза. Да…
Наум(вдруг, с восторгом). За что мне такое на старости!..
Возвращается Валерия с пачкой денег – швыряет на стол. Берет стакан, наливает воды из крана. Пьет лекарство. Стоит, низко опустив голову.
Наум(Лизе). Погоди, не могу… Не могу я сейчас, тебе говорю…
Лиза(стонет). Можешь, можешь…
Наум. Ну, ты видишь сама… Я прошу тебя, зайка…
Лиза. Не вижу-не вижу… и видеть я не хочу – о-о…
Наум. Как человека прошу, я прошу… (С трудом стаскивает ее с себя.) Ползи ты отсюда, я догоню…
Лиза. Одна? Без тебя? Куда?..
Наум(умоляет). На коленях прошу, на чем еще нужно?..
Лиза. Ой-ой, не могу пошевелиться – ой…
Наум(уже смеется). Да пусти ты меня, зараза, вот зараза… Не одни же, не видишь?.. (Встает и буквально силком выпроваживает ее прочь.) Ну, потом, я приду, я тебе обещаю, обещаю…
Лиза(цепляется из последних сил). Когда?
Наум. Пощади, заяц, пощади!.. Ну, ступай же, уйди!.. (Наконец, удается закрыть дверь, тяжело дышит, смотрит на Валерию, вдруг тихо смеется.) Вот девка-стервоза-огонь… Не могу удержаться – в кого превратила… Валерка, не злись… Полетел с тормозов, это верно… Но – ты сама видишь… (Сзади обнимает Валерию за плечи.)
Валерия(вздрагивает). Не надо.
Наум. Почему – так хорошо…
Валерия. Я прошу, я прошу!..
Наум(отпускает). Недотрогой была – недотрогой помрешь. (Мгновение стоит, опустив голову; закуривает, садится; сидит.) Все течет, все изменяется… кроме тебя… Деньги-то забери. Зачем принесла?
Валерия. Нет.
Наум. Ну, вот, так и знал… Не упрямься, возьми. Картину продал, шальные… мне же приятно, эй… Все эти годы не мог вам помочь. Теперь, видишь…
Она молчит.
Ну, считай, они с неба упали. Падает же на тебя снег или дождь?
Валерия. Мне плохо…
Наум. Что-то болит?
Валерия. Болит.
Наум. А что?
Она молчит.
Эй, что болит?.. Голова? Сердце?.. (Встает, легко касается рукой ее плеча – она резко отходит в сторону.) Валерка… любовь моя первая-первая… что, будем друг дружку грызть на прощание? Брось, переступим. Видишь, я больше не злюсь. Не ругаюсь, не хнычу. Одна жизнь уходит – я не оборачиваюсь и вслед не гляжу… Другая еще впереди – там увидим… Уговорил я себя. И ты уговори, что ли… (Задумчиво смотрит на нее.) За голову держишься – голова?.. Сядь, сделаю тебе голову. Эй, садись прямо, не борись ты со мной. (Силой усаживает и удерживает.) Я тебя успокою, увидишь, не дергайся. Боль пройдет, обещаю, это же просто… Где болит – тут, виски?.. Затылок?..
Внезапно она затихла в его руках. Похоже, смирилась. Сидит, закрыв глаза. Он мягко, с нежностью поглаживает.
Вот хорошо, вот правильно… Не думай сейчас ни о чем… Думай, не думай – а как судьба наедет, да как задавит… Вот кто не соблюдает правил движения… (Ласково поглаживает.) Поседела, любимая…
Она открывает глаза, полные слез.
Сейчас чуть полегче, я знаю… А будет еще, еще… Будет хорошо… Кстати, хотел рассказать – забываю: ты что-нибудь слышала о племени безголовых? Неужели ничего?.. Странно, все только говорят… как это, оказывается, красиво – без головы!.. Ребят где-то в Африке обнаружили: ноги есть, значит, попа, туловище, руки, плечи, а дальше… То есть, дальше плеч – ничего!.. Представляешь? Я на фотографии – кстати, была и фотография – стал искать голову… Где-то же она обязательно должна?.. С трудом обнаружил: действительно, из подмышек выглядывала маленькая, кругленькая, хитроватенькая… Вся под мышками помещается, вся!.. Все будет хорошо, все, все… Помню у нас уголовник был, Жора Пятикопытов. Два метра тридцать шесть сантиметров. Ему по ночам, как циклопу, ко лбу фонарь привинчивали, территорию светил. Любимое у него обращение было: масенький мой!.. Так вот, говорю: до чего же ей, этой масенькой, было там хорошо, уютно, тепло, а главное – безопасно… Представляешь, кирпич падал на голову – упал на плечо… Опять же, не так больно…
Валерия внезапно дернулась – Наум держит крепко.
Что, ты не веришь? А почему ты не веришь?..Гляди, ребенок родится… к примеру, как мы с тобой… Хотя, за себя давно не ручаюсь, но все же… Ребенок!.. К примеру, нормально живет девять дней, на десятый для него начинается: собственные родители собственными руками младенцу головенку отвинчивают. Утром и вечером, без выходных. Потихонечку, с удовольствием: девочкам направо, мальчикам налево. Так до тех пор, пока она вся послушно под плечиком не уляжется. А вот когда она, наконец-то уляжется…
Валерия. Юльке повестка пришла.
Наум. Лично мне интересно безумно: с мозгами при этом – как?.. С умом и талантом?.. Если их из тебя тянут-потягивают изо дня в день?.. То есть, всякий божий день – представляешь?.. Это ж до жути похоже на мою дорогую жизнь: всякий день из меня, изо дня в день!.. (Внезапно осекается, опускает руки, внимательно на нее смотрит.) Прости, не расслышал. В тюряге, случалось, шлепали по ушам… Что ты сказала?..
Валерия. Юльку в армию призывают.
Наум(быстро). Кто призывает?.. Вернее, прости, я не то, все понятно… Я хотел сказать: это серьезно?..
Валерия. Я же тебе говорю: шестая повестка.
Наум. Да, понимаю… Юльке сказала?..
Валерия. Ты что?..
Наум. Не права, надо сказать… Он должен знать… Где повестка?
Валерия. И речи об этом, Наум, я прошу… Нет-нет, никогда, нет…
Наум. Подожди, не сходи с ума… От того, что ты скажешь… Надо же понимать, что делать… (Берет ее за руку.)
Валерия. Не прикасайся ко мне, не хочу!
Наум. Да я только хотел…
Валерия. Я не выдержу, не прикасайся! Не прикасайся!.. (Отходит.)
У него опускаются руки. Молчат. Заглядывает Лиза. На ней драная майка. На груди нарисовано жирно: «Да!..»
Лиза. Эх, вы, собаки. Лаетесь, спать не даете. Закурить хотя бы дадите?
Наум быстро протягивает сигареты.
Нетушки, заграничные не желаю. Желаю отечественные. Как затянешься – так чувствуешь: вот сейчас взорвешься и полетишь далеко-далеко… Где у тебя «Космос» валялся? Я же своими глазами видела…
Наум. Бери, что дают, и вали отсюда.
Лиза. Как это вали? Дай «Космос» сперва.
Наум. Потом будет «Космос». Потом.
Лиза. Да, обещаешь?.. (Лениво глядит на Валерию, неторопливо переводит взгляд на Наума.) Ну, допустим… Спички дадите? У меня и спичек нет.
Наум. Там же, на тумбочке… Заяц… (Отдает ей спички.)
Лиза. Ну, благодарю. А ты?
Наум. Чего еще надо?
Лиза. Просто мне интересно, когда я уже, наконец, тебя обниму?
Наум(смотрит на Валерию). Оставь, скоро за нами приедут…
Лиза. Да успеем еще, пошли. На родине, может, в последний раз!
Наум. Заяц…
Лиза. Чего? Одна не пойду. Мне одной тоскливо. Голова сразу от мыслей пухнет и комплекс вдовы. В прошлой жизни, наверно, была вдовой. Ох, ты, тяжкая вдовья доля…
Наум. Еще одно слово и я, чувствую, точно стану вдовцом.
Лиза. Не уйду, не проси.
Наум. Ты… Почему?
Лиза. А так хочется. (Садится, лениво закидывает ногу на ногу.)
Наум(взрывается). Тварь! Почему ты так хочешь, когда я прошу!..
Лиза(быстро). Очень хочу, поцелуй!
Наум. Уйди от меня!
Лиза(обвивает его). Поцелуй, нет, поцелуй…
Наум(выдирается). Удавлюсь, не дождешься, нет…
Лиза. Поцелуй, лучше будет… а то не уйду… Ну, целуй, да целуй…
Наум(обреченно мотает головой). Сейчас все случится… Вот в эту минуту, запомните ее… Сейчас и прибью, и пускай… (Целует ее в щеку.)
Лиза. Э, не формально – так не пойдет… Это так каждый умеет – без чувства, без страсти, я так не согласна, не-не…
Наум(хватается за голову). Хотите мне смерти? – Будет! Будет!.. И сразу всем сделается хорошо!.. Я знаю, я знаю!..
Молчат.
Лиза(зловеще усмехается). Не хочу тебе смерти. (Крепко и с чувством целует.) Я – не хочу. (Еще усмехнувшись, уходит.)
Тишина.
Наум. Так… Вот так и живем… Молодая еще, видишь… Говорит, будто любит… А, наверное, врет… (Молчат.) А ты уже, наверно, жалеешь, что пустила меня на постой… А, наверно, действительно, не стоило… В общем, и было, где остановиться… Но – ты понимаешь… Тебе, может, трудно сейчас понять: непоследок, вдруг, до смерти захотелось побыть возле тебя. Возле сына… (Молчат.) Послушай, подумал…: ты бы, может, решилась бы, отпустила бы Юльку со мной.
Валерия(сразу). Нет.
Наум. Почему? Доберусь до места – пришлю ему вызов. Когда они его забирают? Вы тут еще потяните. Может, еще и успеем…
Валерия. Нет, я сказала, этого не будет, нет. Ты не понимаешь?
Наум. Он не выдержит, как ты не видишь?
Валерия. Он будет со мной, только со мной и перестань!
Наум. Но с тобой он погибнет!
Валерия. Он мой!.. Будь ты проклят, он мой, только мой!.. (Плачет, захлебывается в слезах.) Мой, только мой… Мой…
Молчат. Наум опускается на стул; сидит, обхватив голову; встает, направляется к выходу.
Валерия. Не уезжай.
Он останавливается. Удивленно на нее смотрит.
Сдай билеты. Поменяй. Хотя бы на месяц. Хочешь, я сдам? Я это устрою, я это сама… Есть знакомый…
Наум. Это ты мне говоришь? Я этой минуты дожидался больше двадцати лет…
Валерия. Мне одной не управиться. В моем состоянии, Наум… С людьми уже не могу, не получается… Ведь с ними разговаривать, а я слово скажу – и реву… Думают, истеричка, больная…
Наум. А ты вправду больная, любимая, если такое мне можешь ты…
Валерия. Ну, кто ему поможет, если не отец? Знаешь же, некому больше… Папа умер…
Наум. Папа!..
Валерия. Не надо, он умер, я знаю, что ты хочешь сказать…
Наум. Твой папа, знаешь…
Валерия. Все, довольно!.. Растила его без тебя, ни о чем не просила все двенадцать лет – теперь я прошу, потому что… Потому что, потому что…
Наум. Все опять начинаем по новой – тошнит, невозможно выдерживать… Разумно скажи: чего ты от меня хочешь? Только, пожалуйста, не терзай, прошу, а словами и чтобы понятно… Потому что меня обвинять, что целых двенадцать лет ты одна растила…
Валерия. Он умер, Наум, пощади!
Наум. Не хочу я щадить! Он меня не щадил! Он тебя не щадил! Внука собственного!..
Валерия. Боже, прости… Прости его, Боже, прости… Я не выдержу, Боже… Если это случится – все для меня и закончится, я же не стану жить… Потому что уже ничего в этой жизни, Наум, ничего-ничего…
Наум. Ты хочешь, чтобы я остался?
Валерия. Сыну моему помоги!.. (Плачет, обрушивается перед ним на колени.) Я не знаю, что делать, Наум, но – сын, помоги, я прошу, мой сын…
Наум(опускается возле нее на колени, обнимает, пытается успокоить.) Как помочь?.. Что могу? Разве что-то могу?.. Подожди, ты сама: что могу?.. Куда мне идти, с кем говорить?.. Я же думал уже, я думал!.. Да со мною никто и не станет… Я чужой, я отрезан! И раньше я был не поймешь кем, а теперь… Да смешно же, смешно!..
Валерия. Родненький, некому кроме тебя, ты видишь: одна я, одна… Ты бросил меня, он был маленьким…
Наум. Опять бросил…
Валерия. Нет, я не то!.. Наум, я не то хотела… Но мне было страшно тогда, как теперь… Он был только моим, для меня, я могла за него бороться, а теперь… Видишь, его отнимают у меня и я ничего не могу сделать…
Наум. Ты не слышишь, ты не понимаешь, ты не хочешь услышать: что я могу сейчас?
Валерия. Я чувствую, мы погибнем… погибнем… Прошу тебя, сделай ты что-нибудь, сделай…
Наум. Рвешь душу, Валерка, не хочешь понять: я улетаю. Все для меня истекает: виза, билет на самолет, бездарный кошмар…
Валерия. Начнется другой!
Наум. Но другой! Не этот! Другой!.. В карцере, помню, снилась не воля, даже не общая камера – ты не поверишь, мечтал о другом карцере. Хотя бы о другом карцере!.. Даже во сне сходишь с ума от въевшихся в память царапин, выбоен, точек на стенах, на полу и потолке. Я во сне боялся проснуться, открыть глаза. Случайные знаки на стенах царапали и кололи меня, казалось, в самую душу. Другие стены казались спасением. Другие, понимаешь, другие!..
Она молчит.
Ты и обо мне немножко подумай: белого света не видел. Жизнь прожил на привязи. Как пес цепной. Родился, кажется, для одного – получил совсем другое. Мне 48 лет, меня столько гнули, ломали – я сам про себя уже плохо понимаю? Что же я такое? И – для чего?.. Понимаю только, что жить мне осталось… Что ты так на меня смотришь? Хочешь меня тут похоронить? А скажи, для тебя было бы легче, наверно, меня похоронить, чем отпустить с миром – так?..
Валерия. Бога побойся…
Наум. Пойми ты, я должен уехать… Раньше мне надо было это сделать назло им – им, им… от бессилья, из протеста, от тоски, а теперь… Теперь я, чувствую, просто устал… Кажется, тут уже все прожил… разве что смогу еще помереть… А там – я попробую… Да, я попробую…
Она молчит.
Ну, ладно, любимая, что это мы с тобой, вдруг, за упокой… Дозвонился сегодня Григорию в Иерусалим. Все, говорит, ящики с картинами, слава Богу, дошли. Говорит, приезжай поскорей, стоят под открытым небом, а скоро сезон дождей… (Смотрит на нее.) Иерусалим… Слово-то какое – из Космоса… (Встряхивается.) Нет-нет, да нет-нет… все там будет по-другому, все… И заяц мне на Святой Земле маленького родить обещает…
Валерия вдруг задергалась – он не отпускает.
Я же сказал, что развеселю тебя, дуреха ревнивая… (Смеется.) Никак согласиться не хочешь, что я еще живой и у меня еще что-то будет…
Валерия. Ничего у тебя не будет, пусти…
Наум. Семья еще будет! И все еще будет, увидишь!..
Валерия. Мне больно, Наум, больно, больно…
Наум. И признают меня – там! И буду богат – там! И знаменит, и любим!.. Валерка, другая жизнь! Всего через пару часов – другая!.. (Отпускает ее, встает.)
Валерия. Наш сын, Наум, тебе все равно?..
Наум. Почему все равно? Нет… Я же хочу ему помочь, но что я могу? Я не знаю… Да и слов, если честно, не нахожу… не могу с ним придумать – так… То есть, вижу, и понимаю: мой сын, и надо бы для него что-то сделать… Но кроме удивления, какого-то оцепенения во мне – ничего… Ну, правда же, ну, поверь… Валерка, послушай… я, вдруг, подумал: может, все-таки стоит ему послужить?
Валерия. А?.. Что ты сказал?..
Наум. Нет, ты прислушайся: может, именно это ему и нужно? Мужская армейская компания, мужская армейская жизнь, все мужское… Закалится, окрепнет, что-то такое, возможно…
Он не успел договорить, Валерия схватила со стола кухонный нож – ударила его. Он успел прикрыться рукой – это его и спасло. Все случилось так быстро – похоже, он испугаться не успел, только крикнул.
Зачем?!. (Отнял нож, оттолкнул – она упала на пол.) Тварь! Тварь!.. Добить хочешь, тварь!.. (Уходит.)
Валерия на полу. Плачет. Прибегает Лиза, хватает полотенце. Было уносится – впрочем, тут же возвращается.
Лиза. Старая коза, коза!.. (Хлещет полотенцем, пинает ногами – Валерия не сопротивляется, только дико кричит от тоски и боли.)
Слышно, Наум кричит: «Заяц! Заяц!..»
Я покажу тебе резать, коза, еще покажу!.. (Убегает.)
Тишина.
Стонет Валерия. Наконец, она медленно поднимается. Стоит, как потерянная. Прибегает Лиза и хватается за нож. Валерию от расправы спасает Наум. Рука у него перевязана полотенцем.
Лиза(сопротивляется и кричит). Убью козу! Навсегда убью!..
Наум. Положи нож! Отдай быстро нож!..
Лиза. Пускай меня в землю живой закопают – убью! Я убью!..
Валерия быстро уходит.
Наум. Нож! Дай нож! Мне отдай, мне!.. (Отнимает у нее нож.)
Лиза(блеет вослед). Меее! Меее!..
Наум. Отстань от нее!
Лиза. Меее, коза, меее!..
Наум. Еще одно ме – и я не поеду!
Лиза. Чего?..
Наум. Всех вас к чертовой маме – вас всех!..
Лиза. А что, разве я?..
Наум. Молчи!
Лиза. Нет, ты скажи, разве я тебе жизнь поломала?
Наум. И ты!.. Еще поломаешь!.. Молчи!.. Я любил эту женщину, ясно? И она мать моего ребенка, ясно? И она…
Лиза. А я?
Наум. Ты – другое! Другая!.. Ты только должна понять: тебя – не касается!.. Мое – то мое!.. И уйди от меня! Не хочу тебя видеть, уйди!..
Лиза. Не дождешься. (Виснет на нем.) Подумаешь, мать-детей-героиня… За тебя испугалась, не за себя. Из-за дуры такой заторчать… Между прочим, нам ехать – она тебя режет. Так хорошо? Мне даже обидно: какая-то ненормальная бабка режет моего молодого мужа.
Наум. Чего ты понимаешь? Она еще очень интересная женщина.
Лиза. Бабка. С гнилыми зубами. И кривоногая!
Наум. Лучшие были ноги на Невском проспекте!
Лиза. Были – когда? Теперь лучшие – мои! И вообще… Наумка, послушай, будешь меня заводить про лучшие ноги – я тебе ухо откушу.
Наум. Пожалуйста, на. (Подставляет ухо.) На же, кусай. Мне так надоело вас слушать!..
Лиза. Да? Гляди, пожалеешь. Я помню, в школе мальчишку заревновала – ушко в унитаз выплюнула и воду спустила. Ой, такой бедненький, знаешь, как ему потом без ушка было обидно?..
Наум(хватает ее за плечи и встряхивает). Послушай, серьезно, в последний раз: я не хочу, чтобы ты лезла в мое прошлое.
Лиза. А я не хочу, чтобы она тебя резала!
Наум. Пойми, все не так просто. Была еще целая жизнь – без тебя.
Лиза. Да какая же это была жизнь – да тоска!.. Да еще без меня жил… (Ласкает его.) Мне лично без меня – вообще неинтересно… (Ласкает.) Я тебе нравлюсь?.. Глупенький мальчик, да как же у тебя на языке поворачивается такое: веди себя так-то, туда не гляди, того не думай… Или я не живая, Наум? Чего я тебе плохого сделала? Даже еду с тобой к евреям… (Целует его.)
Долго целуются. Внезапно свет гаснет и тут же вновь вспыхивает. На кухне возникает прелестное юное существо – девушка! В нарядном платье с широченным поясом на тонкой талии, туфли на высоченном каблуке; щеки густо намалеваны, глаза жирно подведены, на ушах огромные лазурные клипсы.
Юлька. Ага, вы целуетесь! А мы обыскались: да где же они? А они – вот, оказывается, спрятались на кухне и ласкаются! Милый, ты где?
Является вальяжный седовласый господин. Внешне похож на прекрасного композитора Чайковского. Но зовут его почему-то, как Мусоргского – Модестом.
Модест. Душевно признателен случаю познакомиться. Модест Тартаковский. Очень приятно. То есть – очень…
Юлька. Ах, милая Лиза, можно я тебя поцелую в щеку?
Лиза. В щеку – целуй. (Подставляет щеку.)
Юлька. (словно тут же забыв о просьбе, всплескивает руками.) Ох, как тебе к лицу твой наряд!
Лиза(смеется). А что, могу одолжить… (Стаскивает с себя майку и кидает Юльке.)
Юлька(тоже весело смеется). Ой, браво, моя красивая, как хорошо! (Модесту.) Правда, она прелесть? Ласточка такая – само совершенство! (Отправляет Лизе по воздуху поцелуй.) Папочка, солнышко, как хорошо, что ты не успел отбыть! (Обнимает Наума, движения плавные, грациозные.) А что у тебя с рукой? Боже, кровь… Порезался, бедненький?.. Господи, мамочка, что же она натворила: буквально вчера наточила ножи – и вот!.. Папка, больно? Неужели больно?.. Как я боялась, что мы не успеем! С Модестом поехали на дачу подышать чистым загородным воздухом, погреться у камина, забыться… Время, представьте, зашло так далеко – мы пропустили последнюю электричку. Слава Богу, какой-то попутный человек подобрал – мы успели. Папочка, ты рад?
Наум. Да, конечно… Хорошо, что приехал… Спасибо…
Юлька. Ах, славный папочка, жаль-то как, что ты уезжаешь в этот свой Израиль… Это так нужно?
Наум пожимает плечами.
Прости, я нечаянно читала твои дневники, ты всегда рвался в эту загадочную страну… Там, кажется, живут арабы – я не ошибаюсь?
Наум. И немного евреев.
Юлька. Боже, мне кто-то сказал, чего-то они между собой не могут поделить?
Лиза. Поделят. Вот мы с Наумкой приедем и все поделим. Да, Наумка?
Юлька. А ты уверена? Боже мой, как я хочу, чтобы всем уже было хорошо! Пожалуйста, Лиза, милая, побереги его там, да?.. Мы ведь еще увидимся? Ну, как-то, когда-то… Кто это мне говорил: мир стал маленьким?.. (Модесту.) Смотри, милый, стала забывать…
Модест(обаятельно улыбается). Это я сказал. Мм…
Юлька. Ты? Ты так сказал?.. Как хорошо ты сказал: мир сделался маленьким, а человек – большим. Так, кажется, милый, не наоборот?
Модест. Мм… (Улыбается, кивает.)
Юлька. Именно так, я вспомнила! И ответственность – ты сказал – этого большого человека за этот маленький мир возросла во много раз!
Лиза. Ладно, спасибо за все, тогда я пошла собираться. (Направляется к выходу.)
Юлька. Лиза, куда же ты, милая?..
Модест. Очень милая, очень…
Юлька. У папочки вкус – потрясающий… Что ни избранница – то произведение искусства. Папочка, поделись, как тебе удается? Я помню, несколько лет тому, я училась в девятом классе, папка приезжал с красоткой – глаз было не оторвать. От Лизы, кстати, тоже не оторвать. Модест, я надеюсь, ты обратил внимание: она до того хороша – ей даже нечего скрывать!
Модест(мягко, обаятельно улыбается). Ей как раз есть чего скрывать. Но она не скрывает.
Юлька. Ах, что ни говори – женщина должна быть красивой! Да, милый?
Модест. Да… мм, и мужчина. Хорошо, если красив… Да…
Юлька. Человек!.. Ах, как бы тактичней сказать: человеку как будто чего-то недодали, если он не красив…
Молчат. Размышляют о красоте.
Боже мой, я же вас не представила друг другу: Модест, я надеюсь, что имя художника Наума Ашкенази тебе, конечно же, говорит?
Модест. Мм…
Юлька. Ну, как же, Модест, знаменитая выставка семидесятых годов! Бульдозерами давились полотна замечательных мастеров! Там был и папочка!.. Ты, Модест, как интеллигент до мозга, не можешь не помнить…
Модест(внимательно разглядывает картину). Да, да, да, да, да, да, да, припоминаю, да… Как вас зовут, вы сказали?
Юлька. Ашкенази! Наум! Наум Ашкенази!
Модест. На выставке не был, картины не помню. Помню ужасно ругательные статьи в газетах… Господи, так это вы?
Юлька. Он! Он!..
Модест. Мм… вы – еврей? Простите?..
Юлька. Да… это кажется… Ты – еврей, папочка?
Наум. Да. Уж прости. Уж так.
Юлька(радостно). Еврей! Модест был не в курсе, папочка. Но мы не касались – верно, Модест? Какая-то чепуха… Мне лично кажется, все люди – люди… Не так ли, Модест?
Модест. Мм… Почему-то я был уверен, что вы – Серебрянко. (Обаятельно улыбается.) Совсем не похожи на еврея…
Юлька(тоже смеется). Действительно, папочка, а ведь не похож… Ну-ка, ну-ка, в профиль, позволь посмотреть… Серебрянко у нас мамочка, Модест! Я на фамилии мамочки. Разве я тебе не рассказывала? Почему-то они так решили, что для жизни удобнее Серебрянко. А странно, не правда ли?
Модест. В какой-то степени… Вообще-то родители были правы: Серебрянко понятнее, чем, скажем, Ашкенази… Мм… Ашкенази, Ашкенази… Как же, художника Ашкенази вспоминаю!..
Юлька. А он тебе нравится, милый? Ты его полюбил?
Модест. Мм… да… Мне кажется, я испытываю первое сыновнее чувство – расположения…
Юлька(Науму). Модест – он философ, гуманитарий, умница! Люби его, папочка, этого моего большого друга! (Обнимает отца.) Ах, мужчины, пожмите друг другу руки! Мужское пожатие руки – что может быть лучше!
Модест(протягивает руку). Здравствуйте.
Наум(смотрит на Юльку, после чего нерешительно здоровается). Да… Добрый день…
Модест(обаятельно улыбается). Ночь. Доброй ночи. Неважно, поверьте, я рад, сердечно… Будем знакомы: Модест.
Наум. Действительно… Ночь… Извините… Как бы не очень одет… (Хочет отнять руку – Модест не выпускает.)
Модест. Мм… Тем не менее, очень приятно… Приятно…
Наум. Спасибо… Пожалуй, пойду… Самолет… (Вдруг, с опаской смотрит на Юльку.) Мне тоже… Извините…
Юлька(рукой скрепляет союз двух мужчин). Милые мои, близкие люди. Все-таки я успела вас познакомить – слава Богу! До чего мне сейчас хорошо… Хорошо, Господи… Хотя и тревожно… А впрочем, хочется жить – правда? Очень хочется жить… Только я пока не понимаю, как мне это делать…
Модест. Заранее, дорогая, ничего невозможно предугадать. Поэтому правильнее будет – надеяться на все лучшее.
