Текст книги "Игры бессмертных (СИ)"

Автор книги: Семен Созутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Созутов Семен Евгеньевич
Игры бессмертных

Цикл. Бумага всё стерпит.

Игры бессмертных.

Часть первая. Сенька Кошмар.

Изначально здесь должен был быть эпиграф одного

известного автора. Но затем я по здравому

размышлению взял, да и удалил его на хер.

Авторитетов я не признаю никаких...

Для того чтобы жить, нужно уметь любить. Для того

чтобы не потерять при этом себя, нужно уметь

ненавидеть.

Своего первого человека я убил раньше, чем научился читать.

Ничего себе начало, да? Вообще это написано в самом зачине, для того чтобы привлечь ваше внимание. Однако самая соль заключается в том, что так оно и есть. Просто я, так сказать, несколько форсировал события. Вообще я не отвечу за подлинность своего повествования до мельчайших деталей, но в целом эта есть чистая и абсолютная правда. История моей непутёвой жизни. Если где-то найдёте исторические неточности или ещё чего, то извиняйте. Память порой вкидывает со мной странные штуки, ведь по всему выходит, что я уже давным давно глубокий старик...

Итак, я родился в 1800 году от рождества Христова в одной маленькой глухой сибирской деревушке. Детство моё было весьма тяжёлым даже в сравнении с остальными пострелятами нашей деревни, а ведь тогда непросто жилось всем. Первое что я помню, это здоровенный грубый мужик, пинающий меня сапогами, в то время как я сам, корчась, лежу на грязном деревянном полу нашей избы. Мне тогда было не больше трёх...

Вообще побои было единственное, что я получал в избытке. Всего остального, включая нормальную еду и банальную любовь и теплоту, мне явно не хватало. Спал я обычно на палатях в сенях, причём не только летом, но и зимой тоже, в то время как родители в избе на печке, ибо папашу своего я раздражал, а матушка боялась ему перечить. Мать моя Серафима была худой измождённой женщиной лет сорока, которую постоянно бил муж. Мой отец, если кто не понял.

Хотя какой он к чёрту отец? Мразь он последняя вот и весь сказ. Так впредь я его и буду называть. Сколько я себя помню, он постоянно приходил домой пьяным и колотил нас с матерью. До тех пор пока мне не исполнилось пять. Тогда во время одного из избиений я схватил с подоконника нож, которым эта мразь обычно брилась, и, глядя ему в глаза сказал, что если он ещё раз позволит себе подобное, я его зарежу.

Тогда он рассмеялся и попробовал отобрать оружие, но я ловко увернулся от его рук и располосовал ему бедро. Вид крови моментально выветрил всю его пьяную отвагу, и он отступил. Всякая мразь вообще обычно боится вида крови и реальных боевых стычек, предпочитая издеваться над теми, кто не может им ответить.

Вообще, скажу вам по секрету, мне до сих пор стыдно, что я не пресёк его издевательства над матерью раньше, как только это увидел. Ведь любой воин более всего на свете боится быть слабым и беспомощным. Даже если ему всего пять лет отроду...

Узнавал у других ребят, у них в семье подобного беспредела не было, хотя, конечно, и их иногда поколачивали. Тогда время такое было. Моя семья была типичной семьёй деревенских холопов. Чёрная кость. То бишь, по сути, мы не были людьми, а считались чем-то вроде говорящей скотины для дворян.

И вот к тем, кто говорит, что при Сталине было хуже, чем при царе. Да время было страшное. Но тогда мы хотя бы считались людьми. Хотя бы. А при царе мы людьми не считались. Практически все крестьяне. Большая часть населения нашей Великой и Могучей. Так что, дорогие господа, не пиздите всякую хуйню, пожалуйста...

Надо сказать, что после того как папаша получил от меня отпор, он не оставил свои попытки восстановить статус кво, и запретил моей матери давать мне еду. Тогда я ушёл жить в один из амбаров в нашей деревне, благо там я только спал, а в остальное время шатался по деревенским улицам.

Иной раз меня пыталась дразнить местная ребятня, но я в ответ на это молча демонстрировал нож папаши, который я благополучно экспроприировал у него, и насмешники тут же успокаивались. Когда растёшь в огне насилия, то взрослеешь быстро...

Питался я чем придётся. Вообще, голод постоянно беспокоил меня на протяжении всего моего детства. Голод, но не холод. Я родился в последний день осени в жуткий буран. Я был, если угодно, дитём холода. Нет, Холода с большой буквы. В него да во тьму ночную я заворачивался как в покрывало тёмными одинокими ночами, и они уносили меня в путешествия по таким местам, названия которым люди, наверное, ещё не придумали, и придавал мне новые силы.

А вот огонь я не люблю. Он слепит меня и как будто пожирает мои силы, когда смотрю на него. Слава богу, что эту мою особенность не заметили мои односельчане вследствие моего неопределённого статуса и места жительства, иначе меня, скорее всего, сожгли или что-нибудь в этом роде. Суеверия и предрассудки цвели тогда буйным цветом...

Однажды во время очередной встречи с матерью я вновь заметил у неё фингал под глазом. Я ничего тогда не сказал ей, но папаша по возвращении с поля получил от меня добрых пиздюлей. Я вообще заметил, что в драке скорость решает больше, чем грубая сила, но и грубой силы у меня тогда уже было больше чем у папаши. А ведь мне было всего десять...

Мои скитания продолжались лет до двенадцати. А потом мать оглохла на одно ухо. Наша деревенская знахарка, в роду которой вроде бы были цыгане, сказала, что это от частых ударов по голове. После этого я поймал своего отца и раздавил ему мошонку. Медленно. Глядя ему в глаза. Чтоб лучше понял, мразь, за что он стал скопцом. Теперь уже я жил в доме с матерью.

Я стал настолько силён, что легко выгнал стареющего отца из дому и запретил ему приходить к нам. Впрягаться за него никто не захотел, благо папаша обладал весьма паскудным характером, а со мной боялись без нужды связываться, зная мою недюжинную физическую мощь. Вскоре он и подох под забором, как собака. Замёрз или допился до чёртиков, не знаю. Туда ему и дорога. Заметили, я даже имя его не называю. И правильно. Не хер всякую паскудину известной делать.

Жили мы тем, что нарабатывали за лето. Что именно делали? Да много всего. Землю пахали, траву на сено косили, вам это всё вряд ли будет интересно. Молодёжь... А вот дать какому из вас в руки косу и заставить косить, так вы ж ни хера не сможете! Только хер себе отрежете на хер... Так ладно, что-то я отвлёкся.

Зимой же работы практически не было. Точнее это для нас её не было. Вы, современный люд, загнулись бы на хер от такой жизни. Я помню, уже в наше время как-то раз поехал с молодёжью на природу, так они ни дров нарубить, ни костёр развести толком не могут. А девчата их все ко мне липли... Правильно хер ли ходит там такая длинная умная рекурсия, и нудит чего-то невпопад. Синусы, косинусы эти... Бабу ебать тоже через логарифм будешь а, животное? И смех и грех, бля... Городские...

Вообще тогда ценности другие были. Мы обычно ходили или в лаптях летом, или в валенках зимой. А вот сапоги настоящие кожаные мало у кого были. Каждый из нас мечтал иметь такие... Да и я сам не исключение... Пожрать опять же от пуза! Это сейчас у вас всё есть мандарины, апельсины, а мы их, бля, и в глаза не видели! Нет, наверное, благородные то наши их жрали в три горла, не знаю. Точнее знаю. Жрали. Откуда расскажу после.

А всё-таки я отличался от своих односельчан. Во-первых, самогон не пил (и не пью). Даже запах этого дерьма не переношу. Вообще всего хмельного. А во-вторых, прости Господи, с бабами на сеновал не бегал. Потому что воняли. Вообще 19 век запомнился мне двумя вещами. Мраком и вонью. Мраком, потому что электричества не было, при лучине жили. А вонью, потому что мыться каждый день было нереально, а работа у всех тяжёлая. А я от природы брезгливый. Хм... быть брезгливым в наше время это нормально. Быть брезгливым в то время – немыслимо. Но я таки выжил. Может, я мирозданию еще нужен зачем-то, а? Интересный вопрос...

Ещё помню, все тупые были как пробки. Словарный запас там не знаю, сто простейших слов или и того меньше. Я и сам тогда не лучше был, это уже потом проанализировал. Но жило во мне всегда что-то... Стремление к Совершенству. К улучшению себя. Потому, наверное, и живой до сих пор.

У нас в деревни случались кулачные бои. Случалось, что приезжали бойцы с других деревень. Стенка на стену, это было любимое развлечение наших мужиков. Я тоже не оставался в стороне от этих забав. Правда более любил драться один на один. Толпа на толпу это всё-таки не моё... А во! Тут видал у некоторых авторов утверждение, что раньше мол дрались честно, да впятером ногами одного не пинали. Ну да не пинали. И даже лежачих не били. Вот только когда стенка на стенку бьешься, а иной бедолага упадёт, куда он упадёт, а? Правильно. Прямо под ноги бойцам. А там уж его стопчут на хер вот и весь сказ. Ненарочно, это да. Только ему какая хер разница нарочно его насмерть уработали али специально, а? Вот то то и оно.

Пару раз во время боёв я не рассчитал силу удара и убил соперника. Это обычное дело. Не я первый, не я последний. Так я в первый раз убил человека. Что почувствовал при этом? Да ни хера не почувствовал, тогда это нормой жизни было. Люди мёрли как мухи. В семье по пятнадцать детей, больше половины до юности не доживали. А вот я в семье был один. У матери раз спросил, были ли у неё ещё дети. Не сказала...

***

Сегодня в нашей стране много парней косят от службы в армии. Были такие косари и в наше время. Вот только воинская служба тогдашняя и нынешняя, хм, скажем так, рознились.

Сильно рознились. Манифест, введший Всеобщую воинскую повинность, был провозглашен, кажется в 1874 году. А до этого в России было такое явление как рекрутчина. Что это такое. Это когда в армию набирали не всех, а определённое количество людей с каждой деревни. Но срок службы был не три или два года, а, призывники держитесь за жопу, чтоб не обосраться ненароком, 25 лет.

То бишь, практически вся твоя грёбаная жизнь. У нас жил в деревне один отставной солдат. У него не было одно уха, и он был настолько зол и раздражителен, что его боялась вся местная ребятня. Под настроение он мог запустить в человека топором. Просто так. Чтобы не раздражал.

Короче говоря, отличаясь от природы изрядным свободолюбием, я не хотел попадать в солдаты, или там быть проданным другому помещику. Но, как уже говорилось, я отличался ещё изрядными физическими данными. А армии такие были всегда нужны.

В общем, когда в нашу деревню неожиданно нагрянуло с десяток солдат с мушкетами да ружьями, я спрятаться не успел. Кстати тогда ж война была с Бонапартом, но это раньше я тогда ещё маловат был, тогда у нас чаще забирали людёв. Вообще знатная байка есть. Французики когда с наших земель то драпали, то к нашим холопам выходили и орали "шара ми, шара ми". Это по ихнему: "помоги мне". Вот и прозвали их шаромыжниками. А у нас в деревне их не было. Она ж на отшибе, места глухие... Видать, не добрались...

Так вот пришли, значит, солдаты за рекрутами. Если кому-то из историков интересно, какая у них там была форма, и как они назывались, то я не помню. Прошло больше двух веков, а мелочи я всегда пропускал мимо себя. Я вычленял главное.

Твою мать, да я даже не помню, какого цвета были их мундиры! Красные, кажется... А может и нет. Вообще сейчас я и сам с трудом верю, что всё это происходило именно со мной а не с кем-нибудь другим... Слишком многое изменилось... Слишком многое...

Построили всех молодых парней в одну шеренгу. Их набольший, урядник там или сержант, хер его знает, ходит вдоль ряда и придирчиво оглядывает каждого потенциального новобранца. Зубы смотрел! Как скотине, бля... Нужно было им десять человек. Отбирают, значит, отбирают... На меня особо не смотрят, я худой как щепа, во мне всего пятьдесят кило будет, а о моей силе они не знают. И тут, блять, надо же было этим долбоёбам выцепить сына старосты! А его папашка то как заверещит благим матом.

–Ой, не берите моего сыночка! Вот лучше Сеньку (меня, значит) возьмите! Он силён как чёрт!

–Этот что ль? – Пренебрежительно хмыкнул сержант. – Да он загнётся в дороге!

–Да нет, это он с виду хлипкий! А так он троих зараз пересиливает! Вон и люди скажут!

–Да!

–Да!

Раздалось со всех сторон. "Да, да"... Манда, бля...

Короче, взяли меня, им со старостой лишний раз ссориться резона нет, как-никак всё же деревенских держать, да оброк благородным мудакам собирать кто-то должен. Взяли меня, значит, под белы рученьки, ну а я не будь дураком, как звезданул одному промеж глаз! А второй мне прикладом по затылку. Ожидал, что ль... Не знаю...

Очухался уже в телеге. Те говорят, слишком буйный, того солдатика насмерть уработал. Колодки нацепили, паскуды! Это такое бревно на шее, хуй пошевелишься, запястья тоже в колодках, пока до каторги доехали, я все руки всю шею на хуй до крови стёр. И то хорошо, что не загнили. А почему не загнили, не знаю. А нет, знаю. У меня ж метаболизм другой, всё заживает быстро (хотя и не так быстро как у Самхейна) и шрамов не остаётся. Но все эти слова я уже после выучил и... Вот интересная вещь! Сейчас рассказываю о своём прошлом и ... реально тупею сообразно своему тогдашнему уровню интеллекта! Слова подобрать не могу, устаревшим языком шмондячу. Чудеса, да и только...

Каторги мне дали пятнадцать лет. Считай пожизненно. Столько там единицы выживали да и то чудом. А то базарят, мол, на Колыме норма выработки в день была восемьсот кило, а при царе сорок кило всего... Не знаю, сколько там норма, да только пахали мы там по шестнадцать часов в сутки. Каждый божий день. Мы ж не благородные декабристы... А попробуй ка похлебай одну постную баланду, да поломай камень столько времени! Загнёшься на хер вот и весь сказ. На каторгу нас гнали пешим этапом. Колодки с меня после сняли, но набили кандалы. Тавро поставили на лоб, суки! Как скотине... Ну да у меня этот ожог напрочь сошёл за год. Так то. Даже шрама не осталось.

Так вот гнали нас пешим этапом, пушечное ядро на ногу не надевали, а то заебёшься идти до места наказания, но всё равно хер сбежишь, по обоим концам строя конные солдаты с ружьями. Чуть что не так, палили по чём зря. Кое-кто пытался, правда, бежать. Там и легли. Да и главное ведь ни суда не было ничего. Хер ли я ж бесправный! Это сейчас чуть что сразу судебное разбирательство. А тогда, голову даю на отсечение, какой-нибудь местный чиновник, а то и сам командир всё и порешал! Не знаю как там по закону. Только посудите сами, я Алексашкиного солдата завалил? Завалил. Но я холоп помещика. Но этому дворянчику не нужны лишние проблемы.

Вот и отдал он меня на произвол местным армейским набольшим, а те уж меня на каторгу и определили, ибо для службы я не годен, слишком буйный. А вообще, думаю, всё ещё проще было. У них на такие случаи скорее всего заранее договоренность была. Станут они из-за одного холопа себе голову забивать. У них и других проблем хватает.

В общем пригнали нас на каменоломни недели через три, значит надели ядро на ногу, чтоб вообще никуда не делся, а мне четырнадцать али пятнадцать годков, худой... Завели в бараки, а там своя власть. Приглядывались ко мне первые дни, а потом к себе подозвали. Ну, ихний старшой здоровый такой чернявый, цыган, наверное, и говорит: "Мы тебе сейчас абрунгерн делать будем". Я не понял ни хера, что это за абрунгерн, но почуял, что ничего хорошего, ну и врубил ему промеж глаз так, что он вместе со своим абрунгерном вверх тормашками полетел, только пятки засверкали. Потом узнал, что это они из меня девку хотели сделать. Обломались...

А этот, значит, всё лежит. Смотрим, не дышит. Убил. Ну, кликнули держиморд. Набежали, начали мол расспрашивать, что да как. Ну, я им объяснил, что тот первый начал. Поверили. Правда, в яму всё равно на всякий случай посадили. Это у них заместо карцера было... Вы вообще извиняйте за мат да за простой язык, это я когда фэнтези пишу, умничаю, а тут... навроде как душу изливаю...

В яме просидел три дня. Вонища страшная. Там и до меня кого-то держали, всё зассано, засрано, а я брезгливый... На дальняк ходи чуть ли не под себя, яма то тесная, там даже вытянуться во весь рост не выйдет. Гуманизм был при царе, эт точна! Вытащили потом, от меня несёт как от прокажённого, мышцы ломит, руки ноги не поворачиваются. Ну, повели к ручью мыться, а то вонь просто жуткая. Вымылся, значит, обратно привели. А там эти дружки то "абрунгерна" сидят, на меня волками глядят. Но и только. Поняли, что со мной лучше без нужды не связываться...

Ага щас! Это я так подумал. А ночью просыпаюсь, чую неладное. И точно! Один из них ко мне подкрадывается. Я то далеко от них спал, у этих отдельный угол. Баре доморощенные... Подкрадывается, значит, ко мне и руку заносит... Ну я, не будь дураком, руку ему перехватил, смотрю, а у него деревянная заточка в руке. Это простой кусок дерева заточенный, они украдкой его от рукояти кайла отбивали и заостряли. Чем не оружие?

Я ему руку-то перехватил, заточку вырвал и сжал ему кисть. Энтот как заорёт благим матом, его дружки подрываются к нему, а я, значит, заточку зажал и говорю: "Рыпнетесь, сучьи дети, зарежу на хер". Обратно легли. Того я отпустил. Лишний раз в яме тухнуть неохота...

Ага, а наутро просыпаюсь, а меня держиморды хватают, показывают заточку и говорят.

–Твоё?

Я говорю.

–Нет.

Они.

–Как нет, сучий выблядок, у тебя ж нашли!

–Не моё, этих заточка. – Показываю на татей.

В общем, опять меня в яму посадили. Сказали ещё одна такая выходка, и смерть мне. Опять трое суток просидел, вышел, ноги не держат. Ну, повели опять к ручью мыться. Теперь уже один держиморда. А я то смекнул, что если так продолжаться будет, то я ноги протяну, меня ж в этой яме не кормили даже. А стражник молоденький... Ну я выждал когда он совсем расслабиться. Чё я еле иду, он меня не боится. А зря. Я на него набросился как дикий зверь, шею прокусил и начал кровь пить аки упырь. ( У меня и челюсти сильнее, и клыки острее, чем у обычного человека, так что мне это удалось). Чую, сила моя начала прирастать, а он кричать то пытается, а не может ни хера, я ему рот рукой закрыл, он только стонет...

Короче, напился крови аки упырь, свернул ему шею для верности и кинулся в бега. Вдоль ручья шёл. Как то сообразил, что так они мой след не возьмут. Инстинкт, наверное, не знаю. А совсем забыл. Я ж от природы погибче людей то буду. Сильно погибче. Я из кандалов вывернулся, хотите верьте, хотите нет. То же и с ядром (мне его на каторге нацепили). Больно, правда, было, всё себе ободрал. Ну да ничего. Зато живой остался.

Поплутал я по сибирским лесам с месяцок наверное. Примерно в свои края то и вернулся. А потом на ухоронку набрёл. Разбойничью. Ну, стал с ними на дорогах озоровать. А чё мне ещё делать оставалось? Я ж вне закона был, беглый. Не знаю, искали меня там, не искали. Главное что не нашли.

Как разбойнички живут? Херово. Путников не так часто встретишь, светиться часто тоже нельзя, войска на логово наведёшь, так что в основном охотой жили. А ежели узнавали про какого несчастного купчишку (у атамана человек был в городе Н возле которого располагалась наша ухоронка. Почему не называю города? Об этом далее) то не повезло ему. Протянем верёвку меж стволов и ждём. Как только лошади на неё напарываются, тут и мы набегаем. Нас тогда немного было десятка полтора от силы...

Жестоко мы конечно с ними расправлялись. И пальцы отрезали, чтоб перстни добыть и мочки уха обрывали вместе с серьгами, это всё было, правильно говорят. А вот баб на месте никогда не насильничали, токмо уже в ухоронке. Чтоб значитца растянуть удовольствие. Я то в этих забавах участия не принимал, неча на меня волком-то смотреть. А мужиков ихних губил, не без этого. У меня тогда сильная ненависть к богатым была...

Ко мне, кстати, в ухоронке то же пару раз пристать пытались. Думали я мужиков люблю, раз баб не трогаю. Пришлось поучить уму-разуму... Так что те, кто говорит что гомосексуализм с запада пошёл, тот брешет. Всегда он был. Это в генном коде что-то не так, учёные ж доказали. Читать больше надо. Неучи...

А ухоронок у нас было две. Одна неподалёку от дороги, яма заваленная ветками, а другая совсем в глуши, полноценная землянка, ни один жандарм не сыщет. В первой мы перед делом отсиживались, ну а во второй облавы пережидали. Грязно там было конечно и воняло сильно... Но всё лучше, чем под открытым небом.

Но как мы ни хоронились, а в итоге нас всё равно поймали. Человек атамана, наверное, сдал... Десятков пять солдат прибыло по наши души. Ну, тут уж никто даже и не рыпался, а я бежать кинулся. Ну, в меня значит пальнули. Пару раз мимо, а одна пуля попала в бедро. Ну, я на них зарычал как зверь. Они смотрят, а у меня пластика и внешность... ну несколько отличаются от обычной, кожа бледная...

–Смотри, чистый зверь! – Говорит один из солдат.

–А давай его в поместье к нашему графу отвезём, пусть поглядят на такое диво!

Тогда теликов с Интернетами не было... Я, значит, ещё больше распалился. Лучше уж в поместье, чем опять на каторгу. Ихний набольший капитан вроде бы затею одобрил. Посадили меня в железную клеть, они с собой привезли для душегубов, но по такому делу поместили в неё меня одного. Остальных моих товарищей кого тут же пристрелили, слишком старые, а кого помоложе в кандалы да на каторгу (это я из разговоров солдат понял). Повезли в поместье.

***

Поместье было роскошным... Я таких хором отродясь не видал. Для меня это был всё равно что дворец. Но меня понятное дело внутрь не пустили, а поместили в клетке во дворе. И вот теперь к тому, почему я не упоминаю название города. А потому что дворянская фамилия, чьё было поместье, очень известна даже по сей день. И называть я её не буду. А то ещё отпрыски по судам затаскают. Я на своём веку уже достаточно натерпелся, чтобы у меня ещё ото всякой бюрократии башка болела. Кому надо, пошарьте по книгам, кто в Сибири наделы имел. Заебётесь смотреть. Сибирь она большая...

Пулю я сам вынул, рана запеклась, ожог от клейма к тому времени сошёл, мы долго от солдат хоронились, года полтора где-то. Ну, прислуга тамошняя на меня дивится, а я соответственно на них. Ещё бы! Они ж по сравнению с деревенскими чистенькие, да одеты богато. Для меня прям люди из другого мира! Мне ж тогда ещё и восемнадцати годов не было...

Детишки прибежали, каменьями с грязью в меня стали швыряться. Ну да то я не в обиде. Я детей люблю... Своих то у меня никогда не было, да теперь уж наверное и не будет... На дворе осень, я в рванине, но холода не чувствую, я ж особенный в этом плане...

И вот тут то мне и подфартило. Я встретил её. Марочку. От слова мара, морок. Вообще её, конечно, Марией звали, но я только так. Она была дочерью графа. Черноволосая с белой, как мрамор кожей и огромными чёрными глазами, она покорила моё сердце раз и навсегда. Ни до ни после неё у меня не было ни одной женщины. И, наверное, уже не будет. Так то. Бляди рази женщины...

Хозяин тогда был в Петербурге по делам его Величества Государя Императора всея Руси, чтоб у него хер отсох. Посмертно. Так что всем заправляла она. Мать её умерла при родах, всяких там тёть с дядями почему-то не было, братья служили где-то далеко, так что за ней смотрел только управляющий. Но он же не дворянин! Чего он ей сказать-то мог!

В общем, когда она на меня впервые посмотрела меня словно током ударило и слабость я ощутил такую, какую никогда в жизни не чуял. Это я то, колода бесчувственная! Она долго смотрела мне в глаза... Как потом Мара мне призналась она тогда ощутила тоже самое.

Короче говоря, хотите верьте, хотите нет, но ночью она отперла мою клеть, отвела к себе в покои там стоял таз с тёплой водой, я бороду себе обрил, и вот странно даже ни разу не порезался! А ведь в первый раз сподобился... Помылся всё чин чинарём... Она мне одёжу ихнию дворянскую дала. Порты, чулки эти как у гомосеков, парик белый, дурацкий, камзол красный... Всё неудобное до жути, но зато благородное! Я о таком ранее и помыслить не мог...

Ну, а потом... А потом, думаю сами догадаетесь, что было! Чай не дураки... А вообще я узнавал, у дворян раньше вроде как нравы то строгие были, не то что у нас холопов. Хотя и у нас такого разврата, что сейчас творится, не было. Куда катится этот грёбаный мир...

Да только, мне кажется, херня всё это. Только на словах мерси-пожалуйста, а там... Мужики и бабы не хуже нас. Марочка отличалась от этой братии в лучшую сторону тем, что умела живо мыслить и обладала великолепным чувством юмора. Я то был дуб дубом, оно и понятно, мы другие университеты кончали... Но она была само совершенство. Я ощущал с ней некое глубинное духовное родство. Это я потом понял, а тогда я просто был счастлив. Наверное, впервые в жизни.

Наутро Марочка сказала, что это прибыл её кузен. Я то бишь. Как уж она там порешала со слугами, они ж понятно не дураки, и лошади нет, и "кузен" похож на зверя из клетки, который якобы сбежал, я не знаю. Но думаю, просто они закрыли глаза и всё. Раз хозяйка говорит, значит, так оно и есть. Их дело маленькое...

А потом начался мой рай. Всё время мы поводили или в комнате Марочки или в различных комнатах отдыха. Она играла мне на рояле и пела, аккомпанируя себе. В эти моменты мне хотелось свернуться клубком и лежать у её ног подобно верному псу. Вечность. Я ей тоже подпевал, у меня голос то огого! Не современным пидорасам в колготках чета. Оперный, етит твою мать... Ей богу, не вру! Эх, слыхали бы вы, как я пою Шаляпина...

А Марочка играла романсы. Но не только. Сейчас большинство из них я уже не помню. Но вот одна мелодия мне запомнилась. Её написал, как я потом выяснил Тамаза Альбиони, кажется в веке шестнадцатом. Ну, кто знает эти темы, тот поймёт. Остальным и объяснять нечего. Если захотят, сами найдут.

А вот один из этих романсов, если угодно.

Куплет 1

Полон стакан. Пуст стакан. Выпьем с тобой, подруга.

Влево и вправо качнула стан. Жаль, что нет рядом друга.

Влево и вправо качнула стан. Жаль, что нет рядом друга.

Припев.

Ай, яй, яй, яй, яй, яй, яй, яй...

Лей, лей, лей, лей, горечь залей!

Если в груди жжёт.

Лей, лей, лей, не робей. Кто нибудь да поймёт (в последнем припеве "нальёт")

Куплет 2

Я напьюсь, да пойду гулять. Выпьем с тобой, подруга.

Жизнь проходит да наплевать. Лишь жаль, что нет рядом друга.

Жизнь проходит, и наплевать. Жаль, что нет рядом друга.

Припев.

Куплет 3

Я проснусь вся румяная, а над рекой рай.

Спит ватага пьяная, эй подруга вставай, слышишь, наливай!

Припев

Вообще то романсик то этот довольно фривольный, конечно. Я его запомнил, потому что вроде как про нас. Про разбойников. Но ничего пела... Марочка и сама была, как вы уже, наверное, сами поняли, далеко не пай девица. Я у неё всё спрашивал, а ежели кто из родственников приедет, что она им скажет? Она смеялась и говорила, что отец вернётся очень нескоро, братья тоже (Тогда путешествия месяцами длились, а то и годами, это вам не фэнтези, где я нарочно всё сокращаю, чтобы вам мозги не заёбывать и не нарушать динамику действий) так что нам пока ничего не грозит, а там... Там что-нибудь придумаем. Молодёжи вообще свойственно жить сегодняшним днём.

Марочка часто пыталась меня учить чтению и письму, но у меня ни хера не выходило, башка-то с детства отбита, кулачный боец, твою мать, да и не было у меня тогда к этому никакого стремления. Мне другое интересно было с Марочкой делать...

Один раз мы с ней чуть не спалились. В поместье приехал погостить друг её отца капитан по фамилии Майоров. Маленький толстый человечек с усталыми серыми лазами. Мне тогда ещё смешно сделалось Капитан Майоров. Понизили что ли? Ну да ладно. В общем, на наше счастье дальнюю родню этого графа он не знал, вот я и прикинулся одним из кузенов о котором он слышал, но никогда не видел. Я всё же не совсем дурак, да и Мара меня кой чему из их этикета обучила.

Тот кузен вроде как был воякой, так что на некоторую грубость, да незнание французского (хотя иные выражения типа "мон шер" и "бон жур" я выучил) внимания Майоров не обращал. Он вообще оказался очень тихим и интеллигентным человеком этот дворянин с такой необычной для его звания фамилией. С расспросами не лез, интересовался только самочувствием Марочки, да в общих чертах положением дел в поместье.

А ещё он признался, что очень любит кулинарить.

–Если бы я не был военным из меня получился бы хороший повар, – Смеялся он – да и вообще... – И тут он неожиданно осёкся. Мне это почему-то хорошо в память врезалось. Уже потом, намного позже, анализируя эти его слова, я понял, что он хотел сказать. Что для него было бы лучше, если бы он был кулинаром.

А вслух он этого не сказал, потому что раньше для дворянина не было профессии почётнее и престижнее чем военная стезя. Стряпня же удел челяди. Признаться в желании исполнять работу прислуги значило для него непоправимо уронить свой авторитет в наших глазах. Так то. Гостил он у нас недолго, с неделю, кажется, а потом уехал. Так же тихо и незаметно как прибыл. Хорошие люди вообще, как правило, тихие да незаметные. Только от них энергетика такая идёт, что хоть совсем от себя не отпускай... Зато уж всякая мразь всегда в каждой жопе затычка... Блядский мир...

А потом в наше поместье пришла беда. Тиф. Это болезнь такая, если кто не знает. Я от природы не болею, а вот Марочка оказалась послабже. Три дня в лихорадке билась, а потом померла. У меня на руках. Лекари ихние ни хера сделать не смоли. Тогда половина прислуги слегла... После этого я ушёл из поместья. Пока слуги не вспомнили, что я вообще то отнюдь не благородных кровей.

***

И вновь начались мои скитания. Прикидываться благородным я больше не пытался, расколят ведь на раз два, а решил двинуться на восток там в самой сибирской глуши, как шепнули мне добрые люди, жили свободные общины. Поморы. Вроде бы из их числа сам Михайло Ломоносов был.

Долго шёл... Ну а потом набрёл на лесную избу. А там знахарь жил. Ну, разговорились, он мне тогда много о своём деле рассказал. Как травы собирать, что какими травами лечить, и тому подобное. Я это всё подмечал, в жизни пригодится. Ещё он меня обучил азам гипноза, но это не со всеми работает, но всё равно, ежели у человека дурные намерения, то при должной сноровке можно его одним взглядом успокоить. Что б не рыпался, значитца...

Изба травника неподалёку от деревни поморов находилась. Они к нему частенько обращались, то скотину пользовать, то самих какая хворь одолела... А потом знахарь то преставился. Это, значит, помер, если кто не знает, а я то этим языком думаю, а молодёжь иной раз у меня через слово переспрашивает, что я хотел сказать. Так что примечайте, расширяйте, так сказать, словарный кругозор...

Ну, я навроде его преемником стал. Селяне спервоначалу на меня косились, а потом ничего привыкли, я им помогал, они меня кормили, хотя конечно я старику был не чета в этом деле. У меня лучше получается кулаками махать. Это моё.