Текст книги "Выбранные места из переписки с друзьями (Часть 1)"
Автор книги: Семен Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
А, может быть, пора остановить эту музыку?
Семен Резник
29 сентября 1979 г.
3.
Статья отклонена двумя журналами: "Вопросы литературы" и "Литературное обозрение". В другой версии статья была направлена в журнал "Октябрь" (в то время наиболее либеральный) и тоже отклонена. Зато статья Д. Жукова "Биография биографии" после публикации в "Нашем современники" была издана отдельной книжкой в библиотечке "Огонька".
4.
Читатели старшего поколения знают, какое огромное значение в советской жизни эпохи "застоя" играла "Литературная газета". Она ставила острейшие общественные и государственные вопросы: писала о развале в сельском хозяйстве; о неэффективной работе промышленности; поднимала тревогу по поводу безответственных и авантюрных проектов вроде поворота северных рек; разоблачала высокопоставленных бюрократов, зажимавших новаторство в науке и технике, медицине; о коррупции в судебной и правоохранительной системе; о деградации морали; о многом другом. Ни в каком ином органе печати ничего подобного не появлялось, по крайней мере, в такой острой и бескомпромиссной форме. Почти каждый номер газеты был событием. Имена ведущих публицистов ЛГ – Александра Левикова, Евгения Богата, Аркадия Ваксберга, Анатолия Рубинова, Александра Борина, Капиталины Кожевниковой знала вся страна. Однако те, кто ближе приглядывался к ЛГ, не могли не видеть, что этот "советский гайд-парк" (как ее часто и вполне заслуженно на-зывали) был локализован во второй половине еженедельника. В первой половине, посвященной собственно литературе, царили казенщина и словоблудие, тщательно сглаживались все углы.
Главным редактором газеты был, как многие помнят, Александр Борисович Чаковский – малоталантливый писатель, наделенный самыми высокими чинами и известный как автор скучнейшего, но зато безупречно "правильного" романа "Блокада", переиздававшегося огромными тиражами бесконечное число раз.
Чаковский был фантастически ловким литературно-партий-ным функционером и обладал какой-то сверхъестественной непотопляемостью. Публикуя острейшие материалы во второй половине газеты, он наживал очень могущественных врагов – ведь газета разносила министров, высокопоставленных чиновников, руководителей прокуратуры, директоров крупнейших заводов, академических институтов, а у каждого из таких людей были покровители в еще более высоких сферах, так что атаки на ЛГ накатывали волна за волной. Но Чаковский имел "руку" еще выше, да не одну, и неустанно заботился о том, чтобы расширять сеть своих покровителей в партийных верхах. Ходили слухи, что именно он возглавлял таинственную бригаду литераторов, сочинявших "Малую землю" и другие "мемуары" Брежнева. Но для обеспечения прочности своего положения он, видимо, считал всего этого недостаточным. Ему еще надо было иметь надежный тыл в руководстве Союза Писателей, чьим органом была ЛГ. Именно этим я объясняю то обстоятельство, что, проводя "гайдпарковскую" линию во второй половине газеты, он не допускал никакого своеволия в первой половине.
Разумеется, и в собственно литературной части "Литературной газеты" публиковались критические материалы, устраивались творческие дискуссии. Но все это было беззубо, сглажено, неинтересно, "для галочки", так, чтобы никак не задеть и не обидеть никого из коллег, пользовавшихся хоть каким-нибудь влиянием. Однажды я послал в ЛГ коротенькую (странички на полторы) реплику на какую-то глупость, опубликованную Станиславом Куняевым, а затем позвонил в редакцию. Сотрудница отдела литературы мне сказала, что мою заметку опубликовать невозможно, так как у них правило: не критиковать произведений секретарей Союза писателей. Секретарей к тому времени в СП развелось очень много. Кроме первого секретаря Георгия Маркова, оргсекретаря (партийного комиссара) Юрия Верченко были еще несколько секретарей СП СССР, затем шли секретари СП РСФСР, затем секретари Московского отделения – в сумме чуть ли не целая сотня. Одну из малозначительных должностей секретаря Московского отделения занимал Станислав Куняев, удостоившийся ее отнюдь не за выдающиеся успехи в поэзии, а за примерное партийно-патриотическое поведение.
В качестве отступления должен заметить, что к концу 1970-х годов исписавшийся поэт стал специализироваться на писании доносов. В произведениях более даровитых собратьев по перу он выискивал якобы "антисоветские", "сионистские", "русофобские" вылазки и строчил доносы в инстанции. Некоторую известность получило его письмо в ЦК КПСС по поводу альманаха "Метрополь". Невозможность опубликовать альманах на родине побудила составителей и авторов перекинуть его "за бугор", где он и был издан. Эта дерзать дорого обошлась участникам сборника: пошли проработки, исключения из Союза Писателей, расторжение издательских договоров... Однако Куняеву этого показалось мало. "Разоблачая" сионистскую сущность альманаха, он требовал от партийных держиморд еще более суровых кар. Теперь С. Куняев выдает эту свою деятельность чуть ли не за диссидентскую, за которую он якобы "пострадал". Об этом выспренно и лживо написано в его "мемуарах" под пышным названием: "Поэзия. Судьба. Россия". * "Пострадал" же он так сильно, что вскоре был назначен главным редактором журнала "Наш современник" (взамен Сергея Викулова, слишком топорно проводившего "патриотическую" линию), в каковой должности и пребывает до сих пор.
______________ * Москва, изд-во "Наш современник", 2001, т.1-2.
Так вот, в "Литературной газете", не боявшейся разносить в пух и прах министров, академиков, функционеров самых высоких рангов, Станислав Куняев был неприкасаем. Такую линию проводил возглавлявший газету Двуликий Янус. По-видимому, собственное еврейское происхождение, отягощаемое заметным сгущением евреев в составе редакции, заставляло его быть особенно чувствительным к обвинениям в "сионизме".
Суть проводимой им линии мне была ясна не только теоретически, но и проверена на практике. Мои предыдущие попытки заинтересовать ЛГ и самого А.Б. Чаковского критическими материалами не сводились только к иронической реплике о Куняеве.
И вдруг в этом мутном царстве блеснул тусклый лучик света. В ЛГ (в первой половине!) появилась вполне казенная, но примечательная в данном контексте статья, которая давала зацепку. Она и побудила меня снова обратиться к А.Б. Чаковскому.
5.
Главному редактору "Литературной газеты" А.Б. Чаковскому.
Уважаемый Александр Борисович!
Я с удовлетворением прочитал в "Литературной газете" от 5 декабря сего года статью за подписью Литератор * "Критика: своеволие и своеобразие", а точнее, ту часть ее, в которой рассматривается статья Д. Жукова "Биография биографии" ("Наш современник", №№ 9, 11, 1979).
______________ * За подписью Литератор в ЛГ публиковались статьи "установочного" характера. Надо полагать, они до последней запятой согласовывались в высших партийных инстанциях, а, возможно, оттуда и поступали.
Мне, правда, не совсем ясно, почему критикуемый "мотив" этой статьи Литератор называет "побочным". Именно этот мотив и является главным в статье Д. Жукова, ибо он воплощает в себе те идейные позиции, на каких стоит автор. Литератор обращает внимание на содержащиеся в критикуемой статье "намеки на некие "силы", якобы поощряющие "использование... замечательных творений прошлого в своих разрушительных целях", намеки, которые призваны, естественно, создать у читателей впечатление, что именно Д. Жуков, и только он один, отважно выходит в бой за попранное классическое наследие". Литератор правильно указывает на бездоказательное третирование Д. Жуковым некоторых видных писателей, чьим творчеством наша литература по праву гордится. В первую очередь это относится к историческим романам Ю. Тынянова, давно ставшим классикой. Однако в этом третировании есть своя логика. Чтобы понять ее, надо об-ратить внимание и на то, что осталось вне поля зрения Литератора, а именно, на те произведения, которые Д. Жуков превозносит в противовес Тынянову. Восхваление книг Ю. Лощица ["Гончаров"] и О. Михайлова ["Суворов", "Державин"] – неотъемлемое звено той логической цепи, которой Д. Жуков пытается полностью изничтожить Ю. Тынянова и частично – С. Аверинцева. "Идея" Д. Жукова состоит в том, чтобы сбить устоявшиеся критерии оценок: лучшие произведения сбросить с пьедестала, на который их поставил самый строгий и беспристрастный судья – время, а на их место поставить скороспелые поделки, авторы которых отстаивают идейные позиции, чуждые не только советской, но и русской классической, и мировой литературе, но зато идентичные с позициями самого Д. Жукова. Надо не пожалеть времени и прочитать малоинтересные книги "Гончаров" Ю. Лощица и "Державин" О. Михайлова, чтобы увидеть, что они пропитаны дремучим национализмом (с акцентом в антисемитизм) и замешаны на патологическом страхе перед прогрессом, будь то социальный или научно-технический прогресс. Авторы обеих книг, особенно Ю. Лощиц, с "пониманием" относятся к беззаконию и произволу царизма, восхищаются обломовщиной, поносят железные дроги, в освободительном движении им мерещатся "масонские заговоры" и прочая "бесовщина", а Д. Жуков именует все это "знанием исторического процесса, избавленным от заблуждений прошлого века". Стоя на подобных позициях, нельзя не признать заблуждением исторический оптимизм Ю. Тынянова, отдававшего свои симпатии борцам за свободу, против крепостничества и произвола. Еще более откровенно крайне шовинистические взгляды Д. Жукова выражены в его статье "Из глубины тысячелетий" (рецензия на научный труд Н.Р. Гусевой "Индуизм", "Новый мир", № 4, 1979). В этой рецензии Д. Жуков выдает за последнее слово науки фашистскую теорию превосходства арийцев, якобы создавших основные культурные ценности человечества, над всеми другими народами и расами. Единственная поправка, которую Д. Жуков вносит в эту теорию, состоит в том, что он объявляет арийцев... славянским (!) племенем. Вряд ли надо объяснять, что эта поправка наполнена чудовищными искажениями научных данных и о славянах, и об арийцах, и о многом другом. По поводу указанной статьи Д. Жукова еще в мае этого года я послал в "Новый мир", на имя главного редактора С.С. Наровчатова, ироничное Открытое письмо, а, убедившись, что против своей же публикации журнал выступать не желает, переадресовал его в Вашу газету. Однако редакция переслала мое Открытое письмо в ... "Новый мир". После вторичного обращения в редакцию с настойчивой просьбой не отфутболивать мою рукопись, а рассмотреть ее с точки зрения содержания и формы, после долгого телефонного разговора с работником редакции В. Помазневой (она выражала неудовольствие формой моего Письма, уверяя, что в нем "нельзя ничего понять", на что я отвечал готовностью переделать Открытое письмо в статью, фельетон и т.п., но она возражала и против этого) я получил, наконец, ответ за подписью члена редколлегии Ф. Чапчахова.
"Вы профессиональный литератор, – писал мне т. Чапчахов, – поэтому, очевидно, понимаете, что у редакции не может быть никаких претензий к Вам со стороны именно "формы" Вашего материала. Дело как раз в ином – в содержании спора, который Вы ведете с "Новым миром".".
После этого, казалось бы, должен был следовать разбор содержания моего Открытого письма, но Ф. Чапчахов ограничился лишь уведомлением, что "выступать в роли третейского судьи в затеянной Вами полемике редакция "Литературной газеты" не будет".
Так я имел удовольствие узнать, что выступать против фашистской идеологии значит – "затеять полемику" и что отказ опубликовать мои возражения диктуется нежеланием быть третейским судьей. А я-то полагал, что такой отказ свидетельствует как раз о том, что т. Чапчахов именно взял на себя роль такого судьи, причем осудил меня и встал на сторону Д. Жукова.
Менее всего я хотел бы, чтобы это мое письмо рассматривалось как "жалоба" на кого бы то ни было. Я далек от того, чтобы сводить личные счеты, тем более с таким симпатичным человеком, как Ф. Чапчахов. Если я затронул историю нашего небольшого конфликта, то лишь затем, чтобы показать, что я давно уже бью тревогу по поводу некоторых идей, публикуемых Д. Жуковым, но до сих пор мой голос не был услышан, в частности, и "Литературной газетой". Ведь если бы мое Открытое письмо объемом шесть машинописных страниц было опубликовано, то "обширная", как выражается Литератор (я бы сказал – более чем обширная) статья Д. Жукова "Биография биографии" вряд ли могла бы увидеть свет в таком виде, в каком она написана.
Когда появилась в печати первая половина этой статьи, я написал реплику, в которой аргументировано показал, что Д. Жуков совершенно не считается с фактами литературного процесса и стоит на порочных идейных позициях. Свою статью я предлагал журналам "Вопросы литературы" и "Книжное обозрение", но оба печатать ее отказались, хотя на словах мне было выражено полное понимание и сочувствие.
В связи со сказанным хочу поделиться тревожащими меня мыслями о некоторых тенденциях в современной литературе, тенденциях тем более опасных, что уже сложилась традиция их как бы не замечать.
Суть в том, что небольшая, но очень активная группа мало талантливых и крайне невежественных литераторов почти открыто взяла на вооружение идеологию национализма, шовинизма и антисемитизма. Шумно восхваляя друг друга и создавая себе таким образом литературные имена, эта группа быстро завоевывает позиции в некоторых издательствах и журналах. Достаточно полистать вышедшую в этом году книгу того же Ю. Лощица "Земля-именинница" ("Современник", 1979), основным стержнем которой является воспевание и идеализация самой дремучей патриархальщины (уже на первой странице мы находим символическое описание того, как "хозяйки постоянно ссыпают золу из печей в одном и том же углу двора", куда "и прабабушки их выносили такую же золу"); или брошюру Ю. Селезнева "Созидающая память" (библиотека "Огонька", № 21, 1978), в которой автор с не меньшей яростью, нежели Д. Жуков, бросается спасать не только классическое наследие прошлого века, а всю русскую культуру от посягательств каких-то интриганов и злодеев, которые успели создать "традицию обрезания (!) нашей древней культуры"* (стр. 15); достаточно, говорю, полистать эти и некоторые другие произведения последних лет, чтобы убедиться, что мы имеем дело не с отдельными ошибками и заблуждениями (для литературы естественными и почти неизбежными, так как она является слишком живым, творческим делом), а с идейным течением, адепты которого, будучи малы числом, сильны своей взаимной поддержкой, а так же тем, что их с изумительным гостеприимством встречают в целом ряде редакций.
______________ * Ю. Селезнев явно имел в виду "Влесову книгу": сомнения в ее подлинности это "обрезание" русской культуры.
В связи с последним обстоятельством особого внимания заслуживают уже объемы их публикаций. Зная, как тесно во всех литературных журналах, как буквально по строчкам сокращаются в них даже небольшие заметки, а романы часто публикуются в сокращенных "журнальных" вариантах, нельзя не изумиться той щедрости, с какой "Наш современник", только что четыре номера подряд потчевавший читателей антиисторической и антихудожественной стряпней В. Пикуля, отвалил Д. Жукову по двадцати журнальных страниц в двух номерах! Это под статью, большая часть которой представляет собой беспардонное самовосхваление (такая автокртика поистине беспрецедентна в нашей литературе), а значительная часть остального текста – восхваление идейно порочных, научно несостоятельных и литературно посредственных произведений Ю. Лощица и О. Михайлова.
Почти такой же щедростью к авторам определенной ориентации отличается журнал "Москва".* В № 7 за этот год в нем опубликована псевдорецензия В. Бушина на исторический роман Б. Окуджавы "Путешествие дилетантов". Из рецензии ничего нельзя узнать о содержании романа, о его сюжете, композиции, характерах действующих лиц. Весь критический "анализ" сводится к произвольному надергиванию обрывков фраз, которые оглупляются и предаются осмеянию. Прокурорским тоном В. Бушин "уличает" автора в незнании русского языка, в пристрастии к альковным сценам (в романе их нет) и, конечно, в антипатриотизме. Тот, кто не читал произведения Окуджавы, но ознакомился с рецензией В. Бушина, неизбежно должен заключить, что действие романа наполовину разворачивается на Западе, причем все западное в романе превозносится, а все русское – охаивается. Так рецензируется произведение, в котором вообще ничего не говорится о Западе, если не считать восьми-десяти реплик действующих лиц, которые, задыхаясь "в стране рабов, стране господ" или просто страдая от чахотки, говорят, что хорошо бы уехать куда-нибудь в солнечную Италию.
______________ * Моей переписке с журналом "Москва" и беседе с ее главным редактором М.Н. Алексеевым, будет посвящен один из будущих сюжетов "Выбранных мест".
На этом десятке фраз В. Бушин и строит обвинительный акт против писателя, не брезгуя грязными намеками (да и не намеками только, а прямыми указаниями) на якобы существующую связь между национальной принадлежностью Б. Окуджавы и его мнимым антипатриотизмом: грузину-де наплевать на Россию.
Зато сам В. Бушин демонстрирует истовую любовь, но не к России, а к деспотическому режиму Николая Палкина. Уличая Окуджаву в мелких неточностях исторического характера (не в том году изобретен лефоше!), знаток истории В. Бушин утверждает, что Николаевская Россия была чуть ли не самой прогрессивной страной того времени. Таково "знание исторического процесса", которое соответствует представлениям В. Бушина и его единомышленников о том, что значит – "любить Россию"!
И вот под такую рецензию журнал "Москва" отвел 15 страниц петитом, что соответствует 2-2,5 авторским листам!
Подводя итог, хочу сказать, что появление статьи Литератора с критикой в адрес Д. Жукова – явление отрадное. В то же время эта критика представляется мне недостаточной, так как Литератор рассматривает некоторые "ошибки" одного автора в отрыве от того идейного направления, какое он представляет.
Обращаясь к Вам, уважаемый Александр Борисович, с этим письмом, я хотел бы сделать высказанные в нем мысли достоянием нашей литературной общественности. При этом я никого не прошу быть третейским судьей или брать меня под защиту. Если редакция не согласна с частью или даже со всеми моими положениями, то это письмо или написанная на его основе статья могла бы быть опубликована в порядке обсуждения или с редакционным комментарием, в котором редакция может отмежеваться от всего, что ей покажется спорным или неверным. На такой комментарий я заранее согласен, каким бы ни оказалось его содержание.
Собственно говоря, меня тревожит не то, что Д. Жуков и его единомышленники беспрепятственно печатаются в некоторых изданиях. Коль скоро такие взгляды имеются у некоторого круга литераторов, то лучше дать им возможность свободно излагать эти взгляды, нежели шептать по углам, что их "зажимают".* Однако надо дать высказаться и другой стороне.
______________ * Именно это, они и утверждали, выдавая себя чуть ли не за диссидентов, что, к сожалению, нашло отражение в трудах некоторых историков и политологов.
С уважением
Семен Резник
Член СП СССР
Декабрь 1979 г.
5.
В течение трех месяцев на это письмо не было никакой реакции, но затем мне неожиданно позвонил редактор отдела литературы ЛГ Ф. А. Чапчахов и пригласил в редакцию для беседы. В назначенный день и час я пришел в отдел литературы и не успел назвать себя, как Ф.А. Чапчахов – человек не молодой и солидный, торопливо вынырнул из своего кабинетика и направился ко мне навстречу с радостной улыбкой, обнажившей черные, прокуренные зубы, и с широко раскинутыми, словно для объятий, руками. Он усадил меня в мягкое кресло перед низким журнальным столиком. Был подан хорошо приготовленный черный кофе в маленьких чашечках. Предложен был и коньяк, от которого я отказался. Беседа велась доверительно и задушевно. На сохранившейся у меня копии письма она оставила следующую (к сожалению, не датированную) запись:
"В середине марта 1980 г. Ф.А. Чапчахов пригласил меня в редакцию для беседы. Беседа длилась более часа. Чапчахов уверял, что сам ведет борьбу с "русофильской бандой", но предлагаемый мной материал он напечатать не может в виду слишком широкой постановки вопроса. На предложение подготовить другой, более узкий материал на ту же тему Чапчахов ответил, что должен согласовать этот вопрос с руководством. Договорились, что о решении он мне сообщит на следующей неделе по телефону. Выждав две недели, я сам позвонил Ф.А. Чапчахову.
– Я сейчас занят и говорить с вами не могу, – сказал он, когда я назвал себя. – Я позвоню вам завтра.
Этого звонка я жду до сих пор".
Конец первой части.
