Текст книги "Повесть о семье Дырочкиных (Мотя из семьи Дырочкиных)"

Автор книги: Семен Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава одиннадцатая. Саня берет власть в свои руки

– Саня, – сказала Ольга Алексеевна, когда он пришел из школы и тревожно, все еще не раздеваясь, глядел на мать, – ничего страшного со мной не случилось. Я, видно, переутомилась и меня пораньше отпустили с работы.

– Нет, – печально оказал Саня. – Я думаю, у тебя грипп. Мне не нравятся твои глаза, они как-то странно поблескивают. У тебя, конечно, температура.

– Ну, если и температура, то пустяковая. Тридцать семь и пять. И если у меня грипп, то тоже самый ерундовый, такой легкий гриппок, на который нельзя обращать внимания. Но, главное, Саня, у меня есть два выходных дня, сегодня и завтра, и я за это время смогу выздороветь, а в понедельник пойду на работу. Но!..

И Ольга Алексеевна подняла палец.

– …Если ты мне поможешь.

– Конечно, мамочка, – сказал Саня, – ты увидишь, как я тебе хорошо помогу.

– Тогда сейчас же бери в руки карандаш и записывай, что тебе нужно будет сегодня сделать, куда пойти.

Саня тут же направился к портфелю, щелкнул замок, и он вынул карандаш и листок чистой бумаги.

– Первое, – сказала Ольга Алексеевна. – Пойдешь в галантерейный магазин и купишь лифтерше новые перчатки.

Карандаш ударился о бумагу и застыл, но Ольга Алексеевна ничего больше не разъяснила Сане.

– Второе. Зайдешь в аптеку, – и Ольга Алексеевна продиктовала название тех таблеток, которые ей были нужны.

– Затем по пути заглянешь в продуктовый магазин, – продолжала она, – и купишь триста граммов масла и сыр. Да, возьми граммов двести фарша для Мотьки.

Я повиляла хвостом, поблагодарила.

– Ну вот и все, – вздохнула Ольга Алексеевна. – А теперь держи деньги. К сожалению, мне приходится давать тебе двадцать пять рублей одной бумажкой, более мелких денег дома нет. Будь внимательным, Саня, всюду жди сдачи.

Потом она отправила Саню обедать, и пока он возился на кухне, сказала мне.

– Мотя, слушайся Саню, как меня. Вам придется много ходить по городу, прошу не лай на машины, не упрямься, делай так, как Саня тебе прикажет. Помни, что с этого момента Саня – главный человек в нашем доме, кормилец он наш и поилец.

И она положила голову на подушку и закрыла глаза.

…Когда мы вышли, на улице уже начало смеркаться. В это зимнее время темнота в нашем городе наступает почти моментально. По двору мы прошли быстрым шагом и я с радостью подумала, как посерьезнел и повзрослел Саня. Он крепко и решительно держал поводок и я постоянно чувствовала его сильные мужские приказы.

В галантерейном магазине народу набилось видимо-невидимо, будто не было в городе никакой эпидемии или же, наоборот, весь народ спасался в этом магазине от болезни. Саня пригнул немного голову и стал пробиваться вглубь, к прилавку.

– Осторожно, товарищи! – иногда просил он. – Я с собакой.

Идти с каждым шагом становилось труднее, и, пожалуй, опаснее. Очередь качало, и я уже опасалась, что кто-то обязательно мне наступит на голову.

– Это замечательные чемоданы, – объясняла всем какая-то худая длинная и тонконогая девица. – Во-первых, они очень напоминают крокодилову кожу, а во-вторых, они дешевые. У меня уже был такой чемодан и я была очень довольна. А если вы купите, то тоже будете очень довольны.

До прилавка осталось не больше пяти человек и дальше продвинуться стало невозможно.

– А ты мальчик, что здесь? – спросил небольшой квадратный мужчина в ушанке.

– Я с собакой, – объяснил ему Саня.

– А, – уважительно сказал квадратный человек и сдвинул ушанку на затылок. – Тогда стой, если она не кусается.

– Чего ей кусаться, – сказал Саня. – Нас никто не обижает.

– Собака – друг человека, – сообщил квадратный мужчина всем.

– Да, да, да, – затараторила девица. – Это большие друзья. У нас в квартире жила собака, так она никого, кроме хозяев, не признавала, а когда видела меня, то, не поверите, бледнела от злости. А почему? Да потому, что всего один раз я ей сказала: «Ты вертихвостка».

– Они все понимают, – объяснил квадратный человек. – Вот мы тут стоим, разговариваем, а собака все понимает.

– Возможно, – согласилась девица и стала около моего носа водить авоськой.

– Ав, – предупредила ее я, потом подумала и прибавила по английски: – Вау-вау!

– Видали! – засмеялся дядька.

– А как зовут твою умную собачку? – спросила девица.

– Мотя.

– Подумайте, какое милое имя. Мотя-Мотя-Мотя!

Очередь засмеялась и все стали говорить ласково и на разные голоса:

– Мотя-Мотя-Мотя!..

И тут оказалось, что мы с Санечкой стоим у прилавка, а девица выписала себе чемодан и теперь раскланивается с Саней и дядькой, дает нам дорогу.

– Вам, мальчик, – спрашивает продавщица, – какой чемодан – большой или маленький? Есть по семь рублей и по четырнадцать. Но так как вы еще мальчик, то я вам скажу совет: по семь лучше. Его сверху не отличить от крокодила.

И она хватает чемодан и кидает его на прилавок, и очередь в этот момент начинает гудеть, будто поет Сане в ухо.

– Бери, мальчик, этот! Бери, мальчик, этот! Не отличить… не отличить…

– Но мне не чемодан, – объясняет Саня. – Мне – перчатки.

– Как перчатки? – обижается продавщица. – За перчатками в другом отделе, тут чемоданы. То есть у меня можно взять и перчатки, но вместе с чемоданом.

– Но я не могу стоять в новой очереди, потому что у меня больная мама, и мы с Мотькой спешим.

– Мы все спешим, – закричала очередь на разные голоса. – Бери чемодан, мальчик, не задерживай…

И тут кто-то сзади будто очнулся, заорал визгливым голосом:

– А мальчик не стоял!

– Как не стоял! – закричала половина очереди. – Это вы не стояли! А он стоял. И его собака стояла.

– Если каждая собака будет покупать чемоданы из крокодиловой кожи, – кричал визгливый голос, – то нам не хватит ни чемоданов, ни крокодилов.

– Хватит, хватит! – закричали те, кто за Саню.

– Нет, не хватит! – закричали те, кто против.

И очередь стала угрожающе двигаться, и мне тут же наступили на хвост, пришлось полаять, и это еще больше усилило шум.

Продавщица схватилась за голову и тоже закричала.

– Тихо, граждане! Ребенок покупает чемоданы, а вы нервничаете. Дайте выбрать. Ну, мальчик? Бери вот этот чемодан и эти перчатки. Смотри, какой на них красивый рисунок. Гляди, я кладу их в чемодан и заворачивать не буду. На чек, плати десять рублей в кассу.

– Плати, плати, – закричали все.

– Пропустите ребенка с собакой без очереди! – попросили мужчины.

– А чем мы хуже, – стали возражать женщины. – У нас дома и мужья, и дети! У нас дома тоже, может, собаки, только мы их в магазины не таскаем.

Но Саню уже теснили к окошку и кассирша выхватила у него быстро бумажку в двадцать пять рублей, и тут же ее касса зашипела и выплюнула чек.

Кто-то выхватил чек из рук Сани и в одну секунду через головы передал продавщице, и та моментально отдала чемодан, и чемодан через головы понесся по магазину и оказался у Сани в руках.

– Не забудь, – крикнула ему продавщица. – Внутри перчатки! А очередь опять стала изгибаться и колебаться, как те нильские крокодилы, которых как-то показывали по телевизору.

– Ах, какой хозяйственный мальчик!

– Подумайте, пришел и сам купил чемодан.

– Везет же некоторым родителям, у которых такие умные и хозяйственные дети… А вот мой…

– И мой…

– И мой…

И женщины стали рассказывать друг другу, какие у них неприспособленные ребята, и если их пошлешь за кефиром, то они обязательно на сдачу купят мороженое, а вот о таком мальчике, который и чемодан может купить, о таком все мечтали.

Когда мы вышли на улицу, то уже зажглись фонари. Саня вздохнул.

– Не знаешь, Мотька, что нам теперь делать? – спросил он. – Может, продать чемодан?

Но я была против. Чемодан мне нравился. Он был очень хороший, а главное, от него пахло если и не крокодилами, то чем-то приятным.

Я стала тянуть Саню вперед. Нам нужно было успеть в аптеку, а потом купить продукты. Дел, дел! Нет, Саня, сомневаться нечего. Купил и отлично.

И Саня бежал за мной. И вздыхал на каждом шагу. И когда он останавливался, то чемодан ударял его по коленям и издавал гулкий звук, как барабан.

– И все же, Мотька, – не очень убежденно сказал Саня, когда мы подошли к аптеке. – Пo-моему мама ничего нам о чемодане не говорила.

…В аптеках я очень люблю бывать, хотя, честно сказать, там еще не бывала. Мимо проходила не раз, потому что аптека у нас на углу, в старом доме.

Ходят слухи, что дом этот скоро сломают, а на его месте будут строить музыкальную школу. Какой толк от музыки я никак понять не могу. Запаха от нее нет, никаких мыслей у меня она не вызывает.

Другое дело, аптека! Стоит пройти мимо, как я невольно вспоминаю про Ольгу Алексеевну – от нее после работы точно такой же дух идет. Я раньше думала, что она именно там и работает, но сколько в окошки не заглядывала ее не видела.

Очередь в аптеке оказалась ерундовая, да и то не в штучный отдел. А нам нужно было в штучный.

Я еще запомнила, что Ольга Алексеевна наказывала Санечке не стоять, а сразу же спросить то-то и то-то. Так Саня и сделал.

Он поставил чемодан на пол, меня привязал к чемодану и солидно спросил.

– Скажите пожалуйста, в вашем штучном отделе есть суль-фуль-бензин?

(Может, я немного путаю.)

– Нет, – говорит аптекарша и поправляет на своем длинном и красном носу очки. – У нас, мальчик, есть только нор-соль-фасоль. Но нужен рецепт.

– А мне мама сказала, что вы без рецепта продаете.

– А если твоя мама так все хорошо знает, чего же она сама не пришла, мы бы с ней потолковали. Но кроме того, может, твоей маме мы и продали бы без рецепта, но детям, даже таким большим, как ты, мы продавать боимся. Кто знает, может, ты станешь лекарствами баловаться, сыпать соседям в суп или придумаешь чего похуже…

– Зачем же я буду баловаться, – объясняет Санечка, – если у меня мама врач. Что я не понимаю их роль и значение?

– А если, – говорит аптекарь, – твоя мама – врач, то назови ее фамилию. Я-то уж, поверь, всех врачей знаю, и если ты мне без запинки ее фамилию назовешь и это окажется точно, то я тебе, пожалуй, дам без рецепта.

– Моя фамилия Дырочкин, – любезно говорит Санечка. – И маму мою зовут так же.

– Ольга Алексеевна?!

– Да.

– Заболела?

– Да.

– И ты ее сын?

– Да.

– Девочки! – кричит аптекарша страшным пронзительным голосом. – Ольга Алексеевна больна! Да что это такое, товарищи! Да где же это справедливость, если грипп лучших наших людей валит с ног! Ну нет, – заявляет тетка решительно, – мы нашего врача не дадим в обиду. Вырвем ее из лап эпидемии. Идемте, девочки, к заведующей.

И тут все аптекарши повскакали со своих высоких табуреток, а на окно повесили табличку:

«ВСЕ УШЛИ НА СОВЕЩАНИЕ!!»

Пока очередь стояла неподвижно и каждый читал эту табличку, видно, приходил в себя от удивления, все аптекарши вышли из кабинета заведующей и опять расселись по местам.

– Так вот, мальчик, – объявила та, в очках и с покрасневшим носом. – Ни какой там ни фасоль и не бензин ты должен взять, а самое-самое лучшее лекарство, чтобы твоя мама могла быстрее выздороветь и чтобы ты мог спокойно и весело жить дальше, и чтобы всем детям на нашем участке было прекрасно. Мы слишком хорошо к твоей маме относимся, а потому просим тебя взять для нее самые лучшие и самые важные лекарства. Она помолчала немного и торжественно объявила:

– Денежная сторона пускай тебя не волнует, потому что если денег у тебя нет, то мама принесет их нам позже…

– Отчего же нет, – с достоинством говорит Санечка. – Деньги есть. И с того времени, как мама моя заболела, я взял власть в свои руки. И если у вас имеются такие лекарства, которые маме помогут, то я, конечно, не постою за деньгами, потому что у меня еще осталось пятнадцать рублей. А если бы я не покупал чемодана из крокодиловой кожи и перчаток для лифтерши, то у меня было бы двадцать пять.

– Ах, у тебя есть пятнадцать рублей? Ну, этого вполне хватит.

И она берет со стены счеты и начинает так гонять костяшки, точно играет в хоккей на первенство мира, а не лекарства считает.

– Ну вот, – говорит она, – я уложилась даже в меньшую сумму. Кое на чем сэкономила. Пипетка, например, в футляре стоит четыре копейки, а я тебе даю без футляра. Аккуратно заверну в бумажку и стоить это будет три копейки. Зато витамины потянули на крупную сумму, однако, на них экономить не стоит. Организм без витаминов стареет на глазах, этого допустить нельзя ни в коем случае… Итак, – говорит она, – плати двенадцать рублей девяносто четыре копейки в кассу, а мне пока давай чемодан, а я постараюсь все уложить аккуратно, чтобы лекарства поместились. А если некоторые не поместятся, то ты не огорчайся, зайдешь позже.

Она подняла торжественное лицо и крикнула.

– Софичка! Примите у мальчика вне очереди, это сын умирающей нашей докторши.

– Товарищи! Товарищи! – закричала Софичка не своим голосом. – Разрешите взять лекарство этому ребенку, этому сироте. Его мама лежит в катастрофическом положении.

– Нет, – закричал Санечка. – Это не так…

Но все, кто стоял у кассы уже расступились, и у всех появилось на лицах выражение глубокой скорби и сочувствия. И пока Санечка отсчитывал деньги, очередь стояла в глубоком траурном молчании, а один пенсионер даже снял шапку и долго стоял с непокрытой головой.

– Раечка, – удивилась кассирша, – что это за сумма такая: двенадцать рублей девяносто четыре копейки? Разве нельзя было сделать ребенку кругленькую сумму? Чистых тринадцать рублей? Почему у вас все должны ломать голову и заниматься арифметикой? И кто вам сказал, что у меня есть лишняя медь?

– Но я и так все уже предусмотрела, – стала оправдываться Раечка, а ее нос покраснел еще больше.

– А мочалку? – напомнила Софичка.

– Вот это правда, – согласилась Раечка, – Как же человек может без новенькой мочалки. Она стоит ровно шесть копеек.

Из аптеки я вышла довольная, потому что совсем перестала волноваться за здоровье Ольги Алексеевны. Да и деньги, худо-бедно, у нас остались, кое-какую экономию мы сделали.

В гастроном мы влетели на полной скорости и бегом бросились к кассе, где мечтала молоденькая девушка.

Девушку эту я знала, а она меня тем более, не первый раз в магазине бываю. Надо сказать, такой рыжей девушки во всем районе больше нет. Волосы до плеч рыжие, лицо и шея в веснушках, глаза желтые, а по краю зрачков коричневые крапинки.

– Вот и Мотя пришла! – обрадовалась девушка и так поглядела на Санечку, будто его и не было у кассы. – Ну, Мотя, что ты сегодня будешь кушать?

– Двести граммов фарша, – объяснил Саня, видно все-таки немного обижаясь на девушку.

– Плати, Мотя, сорок копеек за фарш, – сказала девушка. Она повернула ручку в кассе и внутри машины что-то защелкало.

– А еще двести сыра и триста масла.

– Подумайте, какая собака! Подавай ей обязательно триста сливочного и двести сыра. Я от тебя, Мотя, такого не ожидала.

– Нет, – объяснил Санечка. – Сыр и масло для нас, а фарш для Моти.

– Как же ты, Мотя, уступишь свое масло? – возмутилась девушка. – Плати, Мотя, два рубля и восемь копеек. Это даже дешево, Мотя, за такую кучу продуктов.

– А нельзя ли, – вежливо спросил Саня, – заплатить только два рубля? Дело в том, что мы истратили все деньги на лекарство для мамы и купили еще чемодан из крокодиловой кожи, и у нас остались только рубли, но нет копеек.

– Тогда давай, Мотя, три рубля, – не разобралась девушка, – И я дам девяносто две копейки сдачи. Ты, Мотя, сразу станешь богатой, столько будет у вас серебра и меди.

– Но у нас нет лишних рублей, – попытался растолковать Санечка.

– То есть как лишних? Плати, Мотя, два рубля восемь копеек или я позову милицию.

Тут девушка нахмурилась, носик ее вздернулся от негодования, рыжие глаза стали покачиваться и брызгать на Санечку рыжими огоньками.

– Вы не хотите нас понять, – заново начал Санечка. – Мы раньше имели даже двадцать пять рублей, но нам пришлось купить чемодан из крокодиловой кожи, перчатки для лифтерши, лекарства для мамы и мочалку…

– Мотя! – резанула девушка. – Какое мне дело до этих покупок. Смотри, позади собралась очередь.

Санечка оглянулся и умоляюще попросил:

– Пожалуйста, очередь, не обижайтесь. У меня два рубля, а нам нужно еще восемь копеек, потому что мы все потратили на чемодан и лекарства.

– Товарищи, – сказал водопроводчик из соседнего дома. Он отчего-то часто бывает в магазине. – Я знаю этого мальчика. Он сын вполне приличных родителей и если ему не хватает восьми копеек, то неужели мы не сумеем собрать их!

И он снял шапку и сказал громким басом:

– Граждане, кто сколько сможет попавшему в беду человеку!

И все стали рыться в карманах, громко вздыхать и щелкать кошельками.

– Нет, – покраснел Санечка. – Вы меня не поняли. У меня есть целых два рубля, но я набрал продуктов еще на восемь копеек.

– Хорошо, мальчик, мы дадим тебе восемь копеек, – и он стал шевелить губами и пересчитывать деньги, которые собрал для Сани. – Два рубля восемьдесят семь, – сказал он с сомнением. Видно, еще не мог решить, что с ними делать.

– Нет, нет, спасибо, – сказал Саня и даже замахал руками, – Я денег не возьму.

– Я, кажется, его поняла, – сказала девушка и очередь тут же замолчала. – У тебя, Мотя, есть два рубля?

– Да, – обрадовался Саня.

– Так, может, Мотя, тебе достаточно не двести граммов фарша, а сто пятьдесят.

– Конечно!

– Тогда я перебью чек и ты, Мотя, еще получишь две копейки сдачи.

И она быстро перебила чек и протянула Санечке две копейки.

– Спасибо! – закричал Саня и бросился от кассы, задевая очередь то мною, то чемоданом.

– А на две копейки, – крикнула ему вслед девушка, – ты, Мотя, еще сумеешь поговорить по телефону.

Глава двенадцатая. Дома

Вначале Ольга Алексеевна ничего не поняла, когда в дверях увидела чемодан, меня и Саню. Она открыла дверь и пошла к дивану, но по дороге оглянулась, потом снова, потом ее брови удивленно поползли вверх и она задала вопрос:

– Что это?

– Ах, мамочка, – начал Саня. – Это замечательный чемодан из крокодиловой кожи. Ты бы поглядела, какая очередь была в магазине и как трудно было его достать, но мы с Мотькой раздобыли его сравнительно быстро.

– Не хочешь ли ты сказать, – переспросила Ольга Алексеевна сурово, – что ты его купил?

– Именно купил, – подтвердил Саня. – Вместе с перчатками для лифтерши. Вначале я тоже был расстроен, потому что совсем, как ты знаешь, не собирался его покупать, но потом мы подумали: чемодан пригодится, мы будем держать в нем папины пьесы и даже запирать на замок.

– И сколько же он стоит?

– Недорого, – успокоил Саня. – Всего семь рублей. Но главное, это почти чистый крокодил.

Он присел на корточки, раскрыл чемодан, и из него покатились по полу разные банки, градусник в футляре, пипетка без футляра, порошки, таблетки, облатки, капсулы, горчичники, какая-то странная кружка с длинным шлангом, резиновый круг, похожий на спасательный, пакеты, марля и, наконец, мочалка.

– А это?

И мне показалось, что Ольга Алексеевна стала заикаться.

– Что это, С-с-с-а-а-аня?

– Это все лучшие для тебя лекарства. Понимаешь, мама, когда в аптеке узнали, что я – Дырочкин, а ты у нас заболела, то они решили моментально тебя выздороветь. Они все ушли на совещание, а потом завернули для тебя лекарства. Хорошо, что был чемодан, иначе мы с Мотькой не смогли бы донести.

– И сколько все это с-с-стоит? – заикнулась Ольга Алексеевна.

– Ровно тринадцать.

И она быстро прошла вперед и назад по комнате, точно уже выздоровела от одного вида лекарств.

– Так, так, – повторила.

– Это еще не все, – предупредил Саня, – Ты сейчас будешь смеяться, как мы покупали продукты. Понимаешь, мне не хватило всего восьми копеек, и тогда дядька – водопроводчик из соседнего дома обратился к людям. Граждане, сказал. Кто сколько может.

– И много набрали? – тревожно спросила Ольга Алексеевна.

– Нет, – сказал Саня. – Два рубля восемьдесят семь копеек. Водопроводчик сказал, что этого вполне хватит, хотя я сам видел, как одна бабушка предлагала ему еще пятак…

– И ты взял?

– Нет, – успокоил ее Саня. – Не взял. Я вдруг сообразил, что для Мотьки можно взять не двести граммов фарша, а сто пятьдесят.

И тогда Ольга Алексеевна действительно стала смеяться. Она хохотала так, что слезы текли из ее глаз. И глядя на то, как она смеется и выздоравливает от болезни, засмеялся и Саня. Они оба дружно и долго смеялись и мне, наконец, тоже стало смешно. Я легла на пол лапами кверху и залилась от лая.

– Охо-хо! – едва переводила дух Ольга Алексеевна. – Ну и молодец ты, Саня! Ну и хозяин!

– О-хо-хо-хо! – хохотал Саня. – А ты раньше во мне сомневалась и не доверяла.

– О-хо-хо-хо! – хохотала Ольга Алексеевна. – Теперь никогда больше сомневаться не буду. Прости меня, мальчик.

Потом они затихли и Ольга Алексеевна ласково смотрела на своего Саню и только иногда ее плечи судорожно вздрагивали, будто бы она вот-вот опять засмеется.

– Значит, – поинтересовалась она и слегка закусила губу, – тебе хватило денег?

– Конечно, – сказал Саня. – Я еще принес сдачу. Он порылся в кармане и протянул Ольге Алексеевне две копейки.