Текст книги "Рожденные в завоеваниях"

Автор книги: Селия Фридман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

СВЕТ

1

Возвращение на Ллорну: независимо оттого, насколько Анжа не любила Институт, было невероятным облегчением вернуться туда. По мере того, как сокращалось расстояние, она улавливала его особую ауру, с наслаждением впитывала успокаивающие знакомые токи. Тысячи разумов, что стремились проявить свой экстрасенсорный потенциал… Большинство из них были нестабильными, но это не имело значения. Она сама еще не стала полностью стабильной.

Когда транспорт снизил скорость, подлетая к планете, образы стали более четкими. Теперь девушка могла выхватывать отдельные сознания, отчетливое их беспокойство. Поли, каутанский подросток, снова описался во сне – и разделил свои чувства со многими. Смущает, но обычное дело, и дюжина экстрасенсов подавили желание посмеяться и посочувствовали ему. Сар Ное, одаренный коммуникант с Зулы, тренировался с трудным складом психики зивешцев в надежде получить красную отличительную нить функционального телепата. А родившийся на Ллорну Йерсек ли Дарамос разрывался между своим смешанным человеческим наследием: одна половина наслаждалась неограниченными удовольствиями ллорнуанского общества, азеанская же часть его личности желала завести себе постоянного партнера. Анжа коснулась мыслью их всех и довольно заметила про себя: «Немногое изменилось. Может только лишь я сама?».

Она сошла на орбитальной станции Ллорну, которую предпочитала сомнительным удовольствиям мощностей на самой планете. В естественном окружении она чувствовала себя неуютно; и больше доверяла твердой поверхности искусственного спутника, чем вызывающей неуверенность поверхности внизу. Всего несколько дней назад в крупнейшем городе Ллорну произошло небольшое землетрясение, и хотя население вовремя эвакуировали (эффективность в случае возникновения критических ситуаций обеспечивалась всеобщими экстрасенсорными способностями), но источники питания вышли из строя на полдня, а ряд зданий, защитные поля которых отключились, были сильно повреждены. Вспомнив о случившемся, Анжа содрогнулась. Вот на какой риск приходится идти, если доверяешь планете.

Институт вызывал у девушки негодование – за то, что он планировал ее жизнь, контролировал каждый ее аспект с того времени, как Анжу привезли сюда, – но она была рада находиться здесь. Здесь она чувствовала себя комфортно. Все-таки здесь был ее дом.

«Хаша, помоги мне!» – невольно подумала она.

2

Поединок на мечах в одном из тренировочных залов Института: электрический свет отключен и солнечные лучи падают через покрытые инеем окна. Но его хватает. Поэтому телепатия важнее, чем зрение. Такое положение вещей предпочитали многие экстрасенсы.

«Ты не должна ограничиваться себе подобными, – предупреждал ее Юмада. – У большинства в галактике нет твоих талантов, поэтому они развивают другие навыки. Ты должна научиться компенсировать свои недостатки».

Удовольствие от ритмичного обмена – связь разумов: обмен планами, выведывание секретов. Тень движения прежде, чем произодится само движение. Радость от телепатического поединка.

«Ты хочешь сражаться с теми, кто обладает только физическими возможностями? Значит, ты должна тренироваться, сражаясь против них, жить с ними, узнавать их обычаи, манеры. Этого Институт никогда не сможет тебе дать. Он служит убежищем от боли, поскольку скрывает тебя от самого сурового испытания. Он успокаивает тебя, а из-за этого тебя же ограничивает. Удовлетворение – враг твоей цели».

Восемь очков у Анжи, три у противника. Ее техника улучшилась: это очевидно. На миг ей захотелось, чтобы свет стал более ярким. Безумие!

«Чтоб победить браксинцев, ты должна мыслить, как браксинец».

«Истинный воин остерегается комфорта» («Диалоги», 3/124 V).

«Сила черпается из противостояния» («Диалоги», 12/9 H).

Разум переплетался с разумом, блестящие нити стратегии переплетались с ослепляющей сложностью; тело следовало за разумом, воплощая его намерения. Это откровенность, с которой не может сравниться ничто, за исключением полового акта, а в этом Анжа отказывала себе, чтобы ухватиться за будущее. У нее в руке меч и сила живет в ней. Есть ли что-то за пределами Института, способное сравниться с этим?

«Преодолевать трудности – самая лучшая тренировка».

3

Наблюдательный пункт станции выходил на планету, и с него можно было видеть основные достопримечательности Ллорну, купающиеся в утреннем сиянии. Анжа смотрела на планету, тянулась к ней рукой, затем убирала руку. Все было знакомо – слишком знакомо. Несмотря на то, что она ненавидела многое из политики Института, Анжа не могла не признать, что Ллорну – оазис для телепата в сухой и пустой галактике.

Может ли она навсегда покинуть ее? Должна. У нее в жизни нет места слабости, а это – необходимость оставить Ллорну – самая большая из ее слабостей.

– Вот ты где.

Анжа повернулась и увидела, как к ней приближается директор ли Пазуа. Оплот телепатического этикета, он искал ее, но не стал вмешиваться в ее наблюдение ментально.

– Мне сказали, что ты прощаешься, – мягко произнес он.

– Да, – тихо ответила девушка.

Она отвернулась с наигранной беззаботностью и пошла за ли Пазуа к станции.

– Зонд зи Лауре закончил анализ твоего развития, – сообщил директор.

Анжа напряглась, представляя свой психофайл: «Зеймофобия ухудшается. Навязчивая идея более ярко выражена. Отказ выбрать взрослое имя свидетельствует об эмоциональной нестабильности».

– Не секрет, что твоя чувствительность улучшилась, – продолжал ли Пазуа. – Поразительно. Контроль немного отстает от интенсивности контакта, но я проанализировал ситуацию и не нахожу, чтобы что-то шло не так. Для настройки на такую перемену требуется время. Ты удивлена? – спросил он, обратив внимание на ее реакцию.

– Ни этому. Пожалуйста, продолжайте.

Он вопросительно коснулся ее сознания, но Анжа отклонила вопрос, желая оставить свои мысли при себе.

– Что касается дисциплин, – вновь заговорил директор. – Зи Лауре говорит, что ты освоила пять, другие на подходе. Он предполагает, что ты достигнешь полной функциональной способности через два года – пять лет, за исключением, возможно, области физического контакта.

– Это не улучшилось? – Анжа прикрыла глаза.

– А ты думала, что улучшилось?

– Я не знала. Я избегала вступать в контакт с людьми, вы это знаете. Если тесты говорят, что это не улучшилось… думаю, так и есть, – девушка сжала кулаки, пытаясь не выдать своего раздражения. – Я пытаюсь снова и снова, и, несмотря ни на что, эта дисциплина продолжает давать сбои в случае стресса. Почему я не могу справиться?

– Научишься, со временем, – успокоил ее ли Пазуа. – Зи Лауре поможет.

– А если это не сработает? – Анжа наконец набралась смелости произнести вслух то, что ее беспокоило. – Если я не освою одну эту дисциплину? Какой полуэкстрасенсорный статус я получу? Или я навсегда останусь студенткой?

«И таким образом вы сохраните надо мной контроль», – добавила Анжа ментально.

В ее поверхностных мыслях присутствовала угроза; поэтому директор осторожно подбирал слова.

– Если придет время, когда ты покажешь себя функциональным телепатом по всем дисциплинам, кроме одной, я в любом случае присвою тебе этот ранг. Теоретически функциональный телепат обладет высокой степенью коммуникативных способностей и является мастером по всем дисциплинам. Твои навыки обещают превосходить все, что мы когда-либо видели раньше, поэтому будет преступлением отказать тебе в достойном тебя звании. Мастер всех дисциплин, за исключением одной – и я прослежу, чтобы ты получила соответствующий ранг, – он сделал паузу, мысли были тщательно защищены. – Сделать меньшее значит опозорить Институт.

Раньше это не стало бы его беспокоить. У Анжи имелись подозрения на этот счет, но она держала их при себе.

– Спасибо, – сказала она спокойно.

– Так, а что там с твоим графиком? – осведомился ли Пазуа. – Есть проблемы с Академией? Я думал, что мы все проработали.

Дисциплина контакта: она гарантировала ментальную неприкосновенность, успокаивала нервы.

– Директор… я не вернусь назад.

Последовало долгое молчание.

– На Ллорну ты хотела сказать?

– На Ллорну и в Институт.

– А твоя подготовка?

– Я хочу ее закончить. Мне н у ж н о ее закончить. Но не здесь.

– Ты несчастлива на Ллорне?

– Счастье – не критерий, – посуровела Анжа. – Дело в достижении моей единственной цели. Я решила, что буду лучше служить ей, если буду вне владений Института.

– Я не согласен.

Ли Пазуа посмеет ей запретить? Наконец их неприязнь проявится в открытую? Анжа будет только рада этому.

– В Институте есть зонды, которые могут путешествовать, – парировала она. – Торжа обеспечит их размещение в системе Академии.

И снова, как всегда бывало, Анжа почувствовала гнев директора при упоминании имени ее покровительницы. «Она забрала меня у вас, – подумала Анжа. – Освободила меня от вашей автократии. Именно это является причиной такой горечи?».

– Вы говорили, что поддержите меня, – вкрадчиво произнесла девушка.

– В твоей борьбе против Бракси – да. Но это…

– Это шаг в том направлении.

– Не вижу, почему бы это, – отмел ее доводы директор.

– Я и не ожидала, что увидите, – «И Не уверена, что сама вижу». – Это имеет отношение к Войне, директор. И моей подготовке к сражениям. Это место… ослабляет меня. Я не могу позволить себе подобное.

– Тебе нужна поддержка таких, как ты.

– Я не могу зависеть от этой необходимости! В Звездном Контроле нет натренированных экстрасенсов; Империя не доверяет вашим программам «психологической обработки», и никогда не позволит вам запустить туда своих агентов. Я собираюсь провести жизнь среди неэкстрасенсов и не научусь жить среди них, если у меня будет легкий выход – убегать сюда, где меня знают и ждут. Мне нужно подавить эту слабость, директор. Помогите мне, и я закончу свое обучение. Если же вы помешаете мне… – Анжа сделала паузу, наслаждаясь образом. – То мы станем врагами.

«Если уже не стали», – добавила она про себя.

Ли Пазуа долго не отвечал, возможно, рассматривал имеющиеся у него варианты. Поверхностное сознание тщательно контролировалось.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я пришлю тебе зонда. Не потому, что ты угрожаешь мне. Я не боюсь тебя, Анжа! Но рискну, положившись на твое мнение. Мы попробуем поступить по-твоему, хотя это означает недостаток зондов в нашей системе. Но ридется с этим смириться. Я обещал тебе поддержку, – согласился ли Пазуа и в его голосе слышался намек на раздражение, – Ты ее получишь.

Анжа улыбнулась, тщательно стараясь не передать ощущение своего триумфа. Какие бы тайные планы ни были у директора, они требовали ее зависимости от его власти. Она медленно высвобождалась из-под контроля, и это, вероятно, было не сладко.

Тем временем Академия манила ее, обещая соперничество – и силу.

– Спасибо, – тихо сказала Анжа. – Я уеду как можно скорее.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

«Если браксана или любое другое отдельное племя попытается править Бракси долго, им придется отделить себя от всех остальных браксинцев. Им придется создать образ, настолько отличный от всей браксинской культуры, чтобы ни одна другая группа не смогла на него претендовать, причем дойти до таких крайностей, что сам образ станет синонимом власти. Тогда и только тогда ни один человек не сможет оспаривать право браксана на власть».

Харкур

Туша по имени Ламос вошла в Дом.

Ему было нелегко взобраться на три пролета ступенек лестницы, что вела в его личные апартаменты. Как обычно, он останавливался на полпути на каждом пролете и проклинал законы, запрещающие лифты и какие-либо другие подъемные механизмы в браксанских домах. Благословенный садизм! Почему человек должен постоянно взбираться по лестницам, просто потому, что в его венах течет кровь Главного Племени?

Когда его дыхание немного восстановилось после преодоления очередного пролета, он пошел дальше. В особенно тяжелые дни, когда три пролета требовали четырех передышек, Ламос использовал дополнительную, чтобы активно благословить браксанскую традицию выделять Хозяину личные покои на самом верхнем этаже.

Светхе, Хозяйка Дома, как и обычно наблюдала за ним с верхней ступеньки. Она и раньше слышала жалобы Ламоса и несомненно услышит еще. Светхе усиленно пыталась не думать о том, что он сам виноват. Архитектурная традиция браксанов препятствовала, а не поощряла малоподвижный образ жизни, но Ламос, мягко скажем, как раз его и вел.

Грузный, громадный мужчина наконец преодолел верхнюю ступеньку. Покорил лестницу. И стоял, хватая ртом воздух. Светхе вручила ему распечатку финансовых отчетов за день и изменений в составе персонала. Ламос ожидал этого и каждый день получал отчеты из ее рук с властным видом, но никогда их не читал.

– Ванну, моя сладкая маленькая служанка. С женщинами. Ничего бурного – сегодня я устал. Пусть они будет сломлены… Да, я устал сражаться с женским полом, – После того, как с ближайшими планами разобрались, Ламос опустил пухлую руку на плечо Светхе. – Как там мой сын? С ним все в порядке?

– Как и утром, когда вы уходили, – сказала Хозяйка.

– Маленький чистокровка! – довольно произнес толстяк. – После ванны я вздремну, Светхе, а затем приведи его ко мне, ладно?

– Как прикажете.

– Да, это будет прекрасно, – Ламос зевнул. – Пришли Берна, чтобы помог мне раздеться.

Светхе кивнула. Берн был истинным чужестранцем, разумным, из не-людей и пассивным. Хозяин любил таких существ. Светхе подозревала, что он иногда предавался с ними сексуальным утехам, хотя лишь только некоторые из них могли похвастать чем-то вроде человеческой сексуальности и большинство, на ее взгляд, не возбуждали.

Ламос протопал к себе в покои. Откровенно говоря, ему на самом деле требовалась помощь, чтобы раздеться, поскольку, придавая одежде псевдобраксанский вид, ему пришлось значительно изменить крой и Ламос просто не мог сам дотянуться до некоторых застежек. Однако плащ он снял тут же. Брошь, креплявшая его с туникой, сильно врезалась в жировые складки на шее.

Вскоре появился Берн – любопытное существо с шестью конечностями, которое Ламос находил восхитительно отталкивающим, и еще им было легко управлять. Хозяин подумал, что это – еще одно преимущество жизни на окраине Холдинга. Никто здесь не станет требовать, чтобы в его Доме жили одни люди.

Он не чувствовал никакой ответственности перед этим обычаем, точно как и перед остальными, которые по обыкновению нарушал. По-настоящему чужеродными существами часто пользовались по всему Холдингу, но по какой-то, неясной ему до конца причине, их избегали браксанские Дома. Однако здесь, на Вра-Нонн, никому не было дела до того, каких слуг он нанимает и каких рабов покупает. Из представителей народа Берна получались великолепные слуги, их уже давно покорили какие-то другие разумные обитатели, еще до Бракси. И Берн и ему подобные не представляли себе другой жизни. Как они отличны от людей! Они могли выглядеть, как представители сотен культур, и знали это; после небольшого хирургического вмешательства и практики они могли сойти за аборигенов где угодно. Да, Ламосу нравятся инородцы у него в Доме, и это оправдывало…

«Почему я снова ищу себе оправдания? – подумал он в раздражении. – Я не сделал ничего плохого. Это Социальные Кодексы необязательны для строгого исполнения, разве нам это не повторяли снова и снова? Это не закон. Меня нельзя наказать за то, что я их игнорирую. Так почему же ищу для себя оправданий?».

Берн помог Ламосу снять тесные серые одежды. Здесь, в окружении только рабов и слуг, он позволил бесполому существу снять с него ненавистное браксанское одеяние и помочь облачиться в ярко-красный халат. Влажные прикосновения Берна к его телу вызывали приятные ощущения и снимали раздражение после целого дня, проведенного в традиционной одежде. Она была очень неудобной – и ей следовало быть таковой – и Ламос чувствовал себя в ней неуютно. «В следующей жизни я окажусь где-нибудь среди богатых людей, у которых даже нет слова, обозначающего серый цвет, и также еще и черный!» – думал он с досадой.

Ванну ему проектировал мастер с Мевеши, и она, соответственно, изобиловала излишествами, непривычными в барксанских Домах. Здесь, куда не мог заходить никто, кроме рабов и слуг, все кричало о богатстве Ламоса. Круглый, облицованный золотом бассейн по краю был инкрустирован драгоценными камнями – а это стоило целое состояние. Пол был выложен харкеситом. Простолюдину потребовалась бы вся жизнь, чтобы заработать на покупки одной плитки, здесь же полы частенько страдали от разливов воды и вина. Ламос знал, что легко может позволить себе заменить плитки. Да и вообще всю комнату переделать, если ему так захочется. Вот каким богатством обладал браксан.

«Так и следует жить! – думал Ламос. – Что знают об удовольствиях центральные браксаны? Они и их глупая политика – вот что для них значит быть членом правящей расы! Богатство, удовлетворение прихотей и свобода… Чего еще может хотеть человек?».

В фонтанчиках плескалось вино, винный туман оседал на халат Ламоса и окрашивал его в более сочный красный цвет. Он наслаждался, он ступал медленно, предвкушая удовольствие. Дюжина человеческих женщин как цветник украшала бассейн, прекрасный букет из разных миров. Они выглядели испуганными, они боялись его, а это хорошо.

– Лорд? – спросила подошедшая Светхе.

Ламос раздраженно повернулся. Хозяйка стояла в дверном проеме за его спиной и для нее же будет лучше, если сообщение окажется достаточно важным! Никто не был для Ламоса менее привлекателен, чем женщина, способная вести дела Дома, и он ясно дал понять Светхе: он не желает, чтобы она появлялась в его комнатах удовольствий и отравляла атмосферу одним своим присутствием.

– Что еще? – рявкнул он.

– Кайм’эра Затар. Он хочет поговорить с вами, лорд.

– Ну, и назначь ему время сама! – отмахнулся Ламос и вновь повернулся к сияющему бассейну.

– Лорд Ламос… – Светхе подождала, пока он снова не обернется. – Кайм’эра сейчас находится здесь. Он прибыл прямо из Военного Управления, по какому-то государственному делу. Говорит, что ему нужно вернуться как можно скорее и поэтому он должен встретиться с вами немедленно.

Требовать его принять – ну, разве не наглость?! Ламос задумался, не передать ли через Светхе послание явившемуся без приглашения Затару, чтобы показать кайм’эра, как ему тут рады несказанно. Но затем, окончательно расстроившись, решил этого не делать. Неразумно противоречить кайм’эра – они держат в руках большую часть коммерции Холдинга и могут в наказание прикрыть некоторое источники доходов Ламоса. А человек из Военного Управления опасен вдвойне, поскольку он или намерен отправиться громить планеты во главе флота, или, как опытный стратег, прикажет другим сделать то же самое. «Никогда не противоречь военным», – печально сказал Ламос сам себе.

– Я сейчас приду, – произнес вслух.

– Я пошлю кого-то помочь вам переодеться… – Светхе вздохнула с облегчением.

– Я пойду в чем есть! – он любовно погладил бархатный халат. – Если этот Затар врывается ко мне без приглашения, то может и посмотреть на меня в том виде, в каком застал. Иди, объяви о моем приходе!

Ламос не спеша последовал за Светхе до площадки верхнего этажа, давая ей время выполнить свои обязанности. Там он остановился, чтобы оглядеть посетителя. Из вестибюля внизу открывался вид на всю главную лестницу, и Ламос обнаружил, что прибывший оценивает как внутреннее убранство, так и его самого, когда их глаза наконец встретились.

В душе Ламоса вспыхнула ненависть. Это человек – этот кайм’эра – представлял все, что Ламос презирал в центральных браксанах. Он был высоким, стройным и идеально красивым (разве не все они такие?). Его одежда плотно облегала тело и в ней не встречались яркие цвета, в такое не оденется ни один мужчина, если у него имеется вкус. И эта врожденная, неотъемлемая надменность! Да, это привлекательная черта, но не тогда, когда высокомерие задевает твою гордость.

– Затар, – Ламос слегка поклонился. Едва заметно. – Как я вижу, вы пришли без приглашения. – Ламос смешал в выбранном речевом режиме презрение и небрежение и ему понравился результат. – Простите, что не встретили у меня должного гостеприимства. Но видите ли, я едва ли ожидал вас увидеть.

Затар осмотрел ярко одетого браксана с очевидным неудовольствием.

– Я пришел по делу, – холодно сказал он.

– О, я спущусь вниз, – Ламос представил, насколько неуютно чувствует себя Затар, и это его позабавило.

– Нет, я сам поднимусь наверх.

«Какие отвратительные манеры! – подумал Ламос. – Сам себя пригласил в личные покои браксанского лорда!».

Тем не менее так ему не придется снова подниматься по этой мерзкой лестнице, поэтому он презрительно кивнул и ждал гостя на верхней площадке.

Затар легко поднялся по ступенькам и уже собрался заговорить, когда его взгляд упал на не покрытые перчатками руки Ламоса.

– Покинувшие нас боги! – вскричал он. – Ламос, ты что, спятил?

– В моем Доме, кайм’эра, вы или будете выказывать мне должное уважение, или покинете его, – Ламос с гордостью выпрямился.

Затар проигнорировал его нападки.

– Я приехал сюда по государственному делу, поэтому давай пройдем куда-нибудь, где мы сможем поговорить. В твоем личном крыле, – добавил он презрительно. – Поскольку ты одет именно для пребывания там.

Ламос поморщился, но все же провел Затара в личные покои. Да, он позабавился, получая удовольствие от неловкости Затара при виде его одеяния (или отсутствия таковой), но теперь это удовольствие быстро разбивалось о ледяную надменность кайм’эра. Когда они прибыли, Ламос демонстративно запечатал дверь и активизировал звуковую защиту – чтобы ни звука не просочилось за пределы запечатанного помещения. Затар не заметил его сарказма.

– Как я могу услужить вам, о Великолепный? – если Затара и раздражало использование иронического речевого режима, он это не показывал.

– Я вызвался передать послание, потому что из всех кайм’эра я ближе всего находился к твоей планете в то время, когда оно составлялось. Я находился с нашими тактическими силами на Гарране, – объяснил Затар и его речевой режим – нетерпение – показывал, что он торопится вернуться и не станет мириться с бессмысленными проволочками. – И если честно, я пришел в ужас. Разве это подходящее одеяние за пределами личных покоев?

– Что, это? – Ламос любовно погладил рукой бархат. Жест был непристойный, и Ламос знал это. Ему доставляло удовольствие раздражать человека, который заявился в его Дом, полный высокомерия и словно выставляя напоказ свое физическое совершенство, да еще и посмел критиковать его стиль жизни. Потому что именно ради этого кайм’эра и заявился, без всякого сомнения. – Это? Это мягкая одежда и чрезвычайно удобная. Я люблю яркие цвета.

– Мне все их любим! Вот в этом-то все и дело: сохранить образ самопожертвования для поддержания основ нашей силы, – Затар нетерпеливо указал на одежды Ламоса. – Какое имеет значение, что мы предпочитаем? Нам нужно поддерживать имидж, Ламос. Ты можешь носить что угодно в личных покоях, традиция это разрешает. Но не в той части дома, где тебя могут увидеть чужаки.

Ламос презрительно сложил руки на груди.

– Ваши традиции меня не интересуют.

– Они поддерживают структуру нашего общества.

Ламос пожал плечами.

– Это меня не волнует.

– Правда? Тебе нравится жить за счет государства, не так ли, лорд Ламос. А что случится, если правительство вдруг перестанет поддерживать твои привилегии? Тогда ты тоже будешь доволен? – Затар недоверчиво показал на руки Ламоса. – Это уже не прихоть. Это выходит за рамки личного удовольствия. Мы не демонстрируем себя перед простолюдинами…

– А-а, – Ламос взглянул на свои руки и провел указательным пальцем правой руки по ладони левой. – Тебя беспокоит, что у меня голые руки.

– Я видел и других мужчин без перчаток, если ты это имеешь в виду, – Темные глаза лорда Затара вспыхнули, но он продолжал говорить спокойным голосом. – И мужчины меня не интересует. Знаешь ли, не ты изобрел своеобразие сексуальных пристрастий. И вообще тебе обязательно все осложнять?

И снова Ламос пожал плечами. Он начинал гордиться собой.

– Я ничего не сделал, – ответил он.

– Вот в этом-то и заключается проблема.

– Кайм’эра, здесь под вопрос не ставятся никакие законы – только неясные и устаревшие традиции, до которых мне нет дела. Знаешь ли, я не какой-то там простолюдин. Ты не можешь… ничего со мной сделать, если тебе не нравится мой стиль. Если юридически, то у тебя на меня ничего нет.

Вот! Он произнес это вслух.

– Это правда, – ронво сказал Затар. – И я приехал не для того, чтобы критиковать лично тебя, хотя ты определенно располагаешь к тому. Дело вот в чем: кайм’эрат официально рассмотрел твое право жить так, как ты живешь, и мы пришли к выводу, что не вправе применять официальное решение к тебе – к тебе лично.

Ламос самодовольно надулся.

– Однако мы решили, что обеспечение имиджа будущих поколений находится под нашей юрисдикцией. И таким образом, я прибыл сюда от имени кайм’эрата Бисалоанского Холдинга под Бракси/Алдоусом, чтобы поставить тебя в известность о следующем: ты должен передать своего сына в более традиционный Дом, чтобы он мог получить воспитание, обязательное для него по праву рождения.

– Что? – Ламос побледнел.

– Я думаю, ты слышал меня, – Выражение лица Затара было невозможно прочитать.

– Ты не можешь говорить серьезно. Они не могли принять такое решение всерьез. Отказаться от сына? Это неслыханно!

Затар спокойно ждал.

– Я этого не потерплю! – орал Ламос. – Не потерплю!

– Мне передать другим, что ты собираешься выступить против нашего решения? – Голос кайм’эра был спокоен и грозен.

– Нет… нет, я не имел это в виду.

– Значит мне передать им, что ты собираешься оспаривать наше право принимать такое решение?

– Да… то есть, нет! – забеспокоился Ламос. В браксинской истории не было прецедента успешных выступлений против кайм’эрата. Правители Бракси, печально известные подозрительностью к мотивам себе подобных, всегда объединялись, если их власти угрожали. Противостоять им было бы ошибкой, если не полным сумасшествием. – Кайм’эра Затар, ты не понимаешь… – Ламос пытался подобрать правильные слова, но в конце концов ему пришлось удовлетвориться простой фразой. – Он – мой сын .

Пришел черед Затара улыбнуться.

Ламос запаниковал. Потерять сына… разве есть способ передать весь этот ужас простыми словами? Его кровь и плоть, его удовольствие, существо, которое ему предстоит воспитывать и лелеять, надежда многих лет! Самому низкорожденному человеку, крестьянину разрешается воспитывать собственных сыновей и брать на воспитание подкидышей. Необходимость растить ребенка – это такое же основное человеческое желание, как… как… ну, любые другие, что уважают браксаны!

– Кайм’эра Затар… пожалуйста скажи мне, что это неправда, – презрение исчезло из речи Ламоса и он обнаружил, что непроизвольно воспользовался официальным речевым режимом. – Я не могу поверить, что кайм’эрат принял такое решение.

– Твоя вера не имеет никакого значения, – ледяным тоном произнес Затар. – Факт остается фактом. Ты можешь или подчиниться нашему приказу, или подать официальный протест.

– Должно быть что-то, что в моих силах.

– Я ничего не знаю, – надменно отговорился кайм’эра.

Абсолютный речевой режим, выбранный Затаром, испугал Ламоса даже больше, чем сами слова.

– Но определенно что-то… – он позабыл всякую гордость. – Я могу… изменить свой образ?

– Слишком поздно.

– Чушь! – Ламос взорвался – это было допустимое проявление эмоций, как он знал (Ар, он начинает думать, как они!). – В этом вся проблема, не так ли? Ну, ее можно решить.

– Они тебе не поверят, – затаив дыхание, Ламос ждал ответа кайм’эра. Но Затар мучительно медлил.

– Я могу продемонстрировать…

– Ты уже все продемонстрировал, лорд Ламос. А теперь послушай, у меня плотный график, знаешь ли, сейчас не мирное время. Я должен доставить ребенка на Бракси перед тем, как вернусь назад в тактическое подразделение. Мы можем прекратить спорить о положительных и отрицательных сторонах этого решения и привести его в исполнение?

Кто сказал, что убить единственного сына – это кастрировать отца? Разве отобрать сына не то же самое, по крайней мере в случае с Ламосом?

– Кайм’эра… – униженный тон ужасал его, но Ламос не предпринимал попыток скрыть свое отчаяние. Лучше унизить себя перед этим человеком сейчас, чем допустить, чтобы все кайм’эра всю оставшуюся жизнь над ним смеялись.

– Решение принято, – сурово сказал Затар. – Для того, чтобы противостоять ему, даже смягчить его, требуется вести дела с участием заступника. Это означает, что кто-то должен будет поставить на кон свою репутацию ради тебя. Я не желаю этого делать.

– Но если я смогу доказать свою искренность…

– Как? Будь реалистом, Ламос. Как ты можешь доказать что-то подобное?

– Должен найтись какой-то способ. Лорд – кайм’эра – я молю тебя, как браксана! Как мужчину, – Он собирался также добавить «как отца», но это было опасно: Ламос не знал, есть ли у Затара дети и вообще способен ли он их иметь.

Выражение лица Затара слегка изменилось, от незаинтересованности к задумчивости.

– Я могу придумать один способ, – наконец сказал он. – Хотя не могу гарантировать согласие других кайм’эра.

– Конечно нет, безусловно! – обрадовался Ламос.

– Знаешь ли, большая часть браксанского имиджа базируется на физических характеристиках. Мне кажется, что если бы ты включился в одну из военных подготовительных программ на Гарране, то это определенно стало бы достойным объявлением о твоих намерениях.

Глаза Ламоса округлились от страха. Военное Управление Гаррана существовало для того, чтобы делать из людей солдат и мало беспокоилось об их комфорте. Планета располагалась в одном из самых удаленных уголков Холдинга, и была печально известна тем, что вырывала с корнем, будто сорняки, тех, у кого не хватало стойкости в битве, их просто ломали в процессе подготовки. (Даже существовала поговорка на этот счет: лучше смерть простолюдина на Гарране, чем слабость в войне). Тот факт, что половина программы посвящалась военному анализу и тактическому мастерству ничуть не утешила Ламоса, как и тот факт, что большинство браксанов проходили начальную подготовку легко и с достоинством. Эти люди расцветали в дискомфортных условиях и находились – как признал Ламос с горечью – в лучшей форме, чем он. Было разумно предположить, что они могут завершить подготовку за несколько жентов и ничуть не устать. А у него это займет годы – причем очень неприятные.

Но его сын !

– Это на самом деле необходимо? – спросил Ламос на всякий случай.

– Совсем нет, – охотно ответил Затар. – С начала придется убедить кайм’эра вообще принять такое твое решение, а для этого вести дело должен заступник. Альтернатива гораздо проще. Поэтому если ты приведешь сына, я заберу его с собой и покончим с этим. – Затар огляделся. – Где он?