Текст книги "Азау(Рассказы)"

Автор книги: Сека Гадиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

МАТЬ И СЫН

Еще до того, как Грузия присоединилась к России, в ущелье Дзимыр жил с женой своей, Дзебисон, человек по имени Леко. Долгое время они были бездетны, но потом у них родились два мальчика и три девочки.

Неподалеку от Леко жили его родственники – пять братьев, бездельники и гуляки. Работать они не любили, но жить при этом хотели богато. И вот как-то раз они задумали убить Леко, чтобы завладеть всем его имуществом,

В, праздник Джиуаргуба, вечером, они пригласили Леко к себё и сели с ним за стол, а рядом посадили человека, который должен был его убить. Стали они пировать, и через некоторое время старший из братьев спросил Леко:

– Скажи-ка, Леко, с какой стороны восходит солнце?

Леко указал рукой на восток.

– А в какой стороне оно заходит?

И только повернулся Леко в ту сторону, где заходит солнце, как убийца ударил его кинжалом. Леко упал головой на стол и умер.

На другой день братья, закопав тело Леко, забрали к себе его жену, детей и все его добро, и один из убийц сделал Дзебисон своей женой. От плача сирот Леко рассыпались бы и камни, но братьевубийц не тревожила совесть, они были рады тому,. что им так легко удалось заполучить чужое богатство.

Прошло несколько дней. Слухи об убийстве Леко дошли до князя Эристави, он послал в Дзимыр своих моурау и те отняли у братьев все, что нашли у, них в доме, а также весь их скот. Детей Леко тоже забрали с собой и отвели к князю. Тот отдал одну из дочерей Леко, Марине, кахетинскому князю, сменяв ее на борзую собаку. Остальных сирот выкупил у князя брат их матери, Бата Дзебисаты, и увез их к себе.

Кахетинский князь выдал Марине замуж за одного из своих дворовых крестьян, Левана. С тех пор Марине вместе с мужем жила при князе и работала на него.

Через три года Марине родила мальчика, его назвали Бицико. Когда Бицико исполнилось восемь лет, он как-то раз, играя с княжеским сыном, ударил его. Тот, плача, побежал к отцу жаловаться. Князь рассвирепел и приказал своим слугам:

– Приведите сюда этого ублюдка, я покажу ему, как надо бить! бициксу привели на княжеский двор и привязали к столбу. Князь уселся напротив и велел сечь его розгами. Так его били весь день. Солнце уже склонилось к закату, когда мальчик уронил голову на грудь и умер. Леван через одного из моурау выпросил у князя труп сына. Мальчика оплакали и похоронили.

Шли годы. Летело время. Народ стонал под игом власть имущих, и среди тех, кто был в ярме, были Марине и ее муж.

Через три года у Марине родился второй сын. Друзья Левана, такие же бедняки, собрались у него дома, поздравили его и жену и назвали мальчика Туганом.

Но Леван не радовался рождению сына. Темно было у него на сердце и он говорил:

– Зачем мы рождаемся, зачем живем, лишенные родины и свободы? Пропасть бы нам совсем – и то было бы лучше.

От этих горьких дум он иссох, почернел и через три года умер.

Туган с малых дет остался сиротой. Счастье обходит бедняков стороной. Марине, выбиваясь из сил, растила сына, как: могла. Пять дней в неделю она работала на князя.

Тугану исполнилось уже двенадцать лет, но мать не выпускала его со двора, боясь несчастья.

Нет такой тайны, которая со временем не раскроется. Однажды князь, глядя с балкона, увидел Тугана, играющего у дверей дома. Мальчик понравился ему и он приказал одному из моурау:

– Приведи сюда сына Левана вместе с матерью. Перед князем престала маленькая иссохшая женщина. Ее когда-то красивое лицо покрылось морщинами. Двенадцатилетний Туган стоял рядом с матерью, словно молодой львенок. Князь, сидя в кресле, обратился к Марине:

– Я дам тебе работу полегче. Ты будешь ухаживать за курами, а сын твой пусть занимается моими охотничьими собаками.

Слово князя – закон, и Марине стала работать в курятнике, а Туган на псарне.

Шли годы, летело время. Тугану исполнилось двадцать лет. Он сильно вырос, над верхней губой пробились усы, лицо – кровь с молоком, высокий, широкоплечий. Не было охотника лучше него-стрелял он без промаха.

Князь любил его и заботился нем, как о собственном сыне. Туган ни в чем не знал нужды – ни в одежде, ни в пище, но все же ему не нравилась его жизнь. Он часто думал: «Чем быть рабом в золотом платье, лучше ходить в лохмотьях и месить глину, но свободным человеком». Эта мысль не давала ему покоя. Он стал мечтать о свободе.

Как-то раз Туган с князем вернулись с охоты. Князь, с соколом на плече, посвистывая, поднялся в свой дом. Туган отвел собак на псарню и тоже отправился домой. Марине сидела у очага и плакала. Туган посмотрел на него, но ничего не спросил: в жизни их было мало веселого и мать плакала часто. Марине сказала, утирая слезы передником:

– Пропасть бы ему, нашему создателю, зачем он даровал нам жизнь?

Туган присел рядом.

– Что случилось, нана, почему ты плачешь?

– Да ведь мы, ничем не отличаемся от скота! Осепа, моего названого брата, наш князь продал вместе с семьей какому-то кабардинцу. Сейчас их уведут.

Туган молча вышел за дверь и сел на камень. Тяжелые думы переполняли его и в сердце разгорелся гнев. Из дома слышались причитания Марине – она оплакивала своих покойников и среди прочих упомянула имя Бицико. Туган поднялся и вошел обратно в дом.

– Нана, кто такой Бицико, почему ты оплакиваешь его? Марине, тяжело вздохнув, ответила:

– Зачем тебе этого знать, умереть бы мне за тебя? Не нужно тебе этого.

Она никогда не рассказывала Тугану о брате, боясь, что Туган не сдержится и случится новая беда. Но Туган продолжал расспрашивать и она, наконец, не выдержала.

– Видно, всю жизнь будет лить на меня кровавый дождь! Это был твой брат, Туган. Наш волк-хозяин забил его до смерти.

Туган стоял, как громом пораженный. Кровь стучала у него в висках и застилала глаза красной пеленой. Он молчал некоторое время, потом спросил:

– Сможешь ли ты найти дорогу туда, откуда тебя привезли?

– Найти-то я найду, да кто отпустит?

– А мы спрашивать никого не будем.

Так они задумали бежать. Наступила ночь. Светила луна, все было видно, как днем, в небе весело сияли крупные звезды. Большие ореховые деревья отбрасывали густую тень. Река Алазани, серебрясь, извивалась в ущелье.

После ужина наши беглецы, взяв с собой пару лепешек, отправились в дорогу. Они шли, не останавливаясь, всю ночь, а на рассвете спрятались в лесу возле Зинонского моста, чтобы с наступлением темноты продолжить путь.

Наутро князь, узнав об исчезновении Марине и Тугана, разослал во все стороны стражников, чтобы поймать беглецов. На Зинонском мосту поставили караул. Марине и Туган три дня прождали в лесу, но караул с моста не уходил, а перейти реку вброд было невозможно. На третью ночь они двинулись окружной дорогой через Хевсурский перевал, Пасанаури и Хадское ущелье, а оттуда через Ломисский перевал спустились в Дзимыр, на родину Марине.

Марине уже не помнила ни слова по-осетински и никто не «»мог узнать ее. Они назвались чужими именами, нанялись в работники к дяде Марине Бата, и стали жить у него.

Кахетинский князь от злости не находил себе места и рассылал повсюду письма. Он написал и дзимырскому князю, чтобы тот, если вдруг обнаружится Марине с сыном, задержал их и под стражей отправил в Кахетию. В горах слухи скачут на быстром коне. Кто-то рассказал князю, что в ущелье Дзимыр появилась неизвестная женщина с сыном. Эристави подумал, что это, возможно, те, кого разыскивает кахетинский князь, и на другой день послал в Дзимыр стражников.

У человека бывают враги, но бывают и друзья. Женщина по имени Сабадо прибежала к Марине и сообщила ей, что за нею идут стражники. Марине с сыном, скрываясь от преследователей, бежали в безлюдные, дикие Кельские горы. Стражники, не найдя их, вернулись к Эристави и доложили ему, что беглецы скрылись.

Нелишне было бы рассказать, что такое Кельские горы.

К западу от Арагви в небо упираются высокие голые вершины. Между ними безлюдные ущелья, потаенные углы, извилистые каменистые теснины – и так до самого Урстуалта. Это пустыня в сердце Кавказа, зимой в ней не встретишь ни души, потому что снега здесь выпадает гораздо больше, чем в других местах. Даже звери предпочитают уходить отсюда зимой. Тому, кто не видел Кельских гор своими глазами, трудно представить себе, что это такое.

Несколько стражников остались в Дзимыре, надеясь, что Марине с сыном вернутся с наступлением зимы. Но пришла зима, а беглецы так и не появились.

В горах бушевала метель, белая мгла со свистом неслась по ущельям, над перевалами клубились снежные облака. Пастухи давно угнали свои стада в долины, горы обезлюдели. Весь мир стал белым. Снег, закрыв дороги и тропы, лежал слоем в три человеческих роста. Звери тоже покинули Кельские горы и ушли вниз. Ни звука, ни движения, только из пещеры, где укрылись мать с сыном, вилась струйка дыма.

Воды вокруг было вдоволь. За осень: Туган заготовил достаточно дров и навялил мяса диких зверей. Мясо не в чем было варить, приходилось варить его на углях. Однажды Туган нашел большой мягкий камень, осколком гранита выдолбил в нем углубление и получилось некое подобие котла, в котором они теперь могли варить мясо. Ветки и сухая трава служили им постелью.

До наступления зимы Марине и Туган не особенно тосковали: кругом пели птицы, бродили звери. Теперь вокруг них были снега и бескрайнее небо. Мир словно вымер, лишь ветер своим свистом нарушал тишину, нес снежную пыль и наметал сугробы у входа в пещеру. Марине и Туган потеряли счет времени, но делать было нечего, и они ждали прихода весны.

И вот день стал заметно удлиняться. Пригрело солнце, снег начал оседать, стал тяжелым и рыхлым. Марине и ее сын были уже мало похожи на людей: обожженные вьюгами и солнцем, почернели, глаза слезились от постоянного дыма. Они обессилели н двигались с трудом, есть им было нечего: мясо кончилось. Приближалась гибель.

Но однажды на склоне Красной горы появилось стадо туров. Туган закинул за спину ружье и отправился туда. Одному богу известно, как он добрался до туров, но раздался выстрел, и самый крупный зверь упал. Туган приволок тушу в пещеру и сказал матери:

– Теперь мы не умрем, нана. На месяц нам этого хватит, а там глядишь и весна настанет.

Он сделал шашлык из турьего мяса, Они поели и снова пришли в себя.

Однажды Туган отправился на охоту. Южные склоны уже покрылись проталинами, журчали ручьи, природа пробуждалась. Туган весь день бродил по горам, а к вечеру ему удалось убить косулю. Он уже возвращался, когда погода испортилась и началась гроза. Сверкала, молния, гремел гром, хлестал дождь со снегом. К ужину Туган добрался до пещеры. Он вошел в нее с тушей на плечах и увидел, что огонь в очаге едва тлеет, а Марине без чувств лежит рядом. Туган, сбросив ношу, кинулся к матери. Марине открыла глаза.

– Что с тобою, нана, что случилось? – встревожено спросил ее Туган.

– Только что, чуть раньше, что-то вышло ко мне из тьмы. Я думала, что это ты возвращаешься, но это, увидев меня, взвыло и исчезло в ночной мгле.

Туган успокоил ее, они развели огонь и принялись за ужин.

Тот, кого так испугалась Марине, был одинокий путник, который сам был испуган не меньше ее. Они приняли друг друга за горных духов. Путник, ни жив ни мертв, притаился за камнем, но, увидев при свете молнии входящего в пещеру Тугана, бросился бежать, не разбирая пути. Добравшись до людей, он рассказал, что в пещере в Кельских горах живет Черный дух. Он был так перепуган, что люди поверили ему, и пещера эта и сейчас еще называется пещерой Черного духа.

На другой день солнце осветило землю яркими лучами и горы засверкали серебром. В глубоких ущельях лежали синие тени…

Зима кончилась, пришла весна. Через несколько дней склоны Кельских гор покрылись зеленью, зазвенели птицы, воздух наполнился запахом цветов. Ад разом превратился в рай. Вскоре в лощине недалеко от пещеры, где провели зиму мать с сыном, появились пастухи со стадами. Через день один из пастухов пустил овец пастись рядом с пещерой и случайно заглянул туда. Увидев в глубине пещеры Марине и Тугана, он похолодел от страха и бросился бежать. Спустившись к своим товарищам, он, задыхаясь, сообщил им:

– Там, наверху, в пещере, сидят два черта! Пастухи рассмеялись:

– Какие могут быть черти в полдень?

Парень немного пришел в себя и стал рассказывать:

– Женщина и мужчина, лица их черны, как уголь. Одежда висит на них лохмотьями, они обвязаны пучками травы, худы, как скелеты, глаза их сверкают, клянусь Лесарским дзуаром, настоящие черти!

– Пойдем-ка, ребята, посмотрим на чертей.

Пастухи впятером поднялись к пещере и увидели Марине и ее сына – и вправду, ни дать ни взять, черти.

Дауита, самый решительный из пастухов, вошел в пещеру и спросил, кто они такие и откуда. Марине скрыла правду и сказала, что ее имя Марта, а имя сына-Тархан.

– Люди предали нас изгнанию,-сказала она,-и мы живем только милостью божьей.

Пастухи позвали их к себе и хорошо накормили.

Марине и Туган нанялись к пастухам работать: Марине – доить коров, Туган – пасти скот. Они, наконец, зажили по-человечески, не зная недостатка в еде. Силы вернулись к ним, лица посветлели. Те, кого принимали за чертей, снова стали людьми.

Так прошло лето и снова наступила осень. Небо стало хмуриться, в воздухе запахло снегом. Пастухи начали готовить вьюки, собираясь домой. Через день они отправились вниз, и Марине с сыном вернулись вместе с ними в Дзимыр.

Прошло время, и кто-то опять донес Эристави, что Марине с сыном живут у ее дяди. Эристави снова послал стражников, приказав им доставить беглецов живыми или мертвыми.

Приближалось рождество, все было покрыто снегом, и дом Бата Дзебисаты, стоявший между двумя селами, чернел среди белой равнины, как утес посреди моря.

Ночью стражники окружили дом и послали к Бата человека, требуя выдачи Марине и Тугана. Бата ответил послу:

– Добровольно я свою родню не выдам. Попробуйте, если сможете, взять их силой, – и заперся в доме.

Уже занимался рассвет. Стражники двинулись к дому, но навстречу им ударили выстрелы. Над ущельем загремело эхо. Нападающие попрятались. Когда стало ясно, что силой взять Бата и Тугана не удастся, стражники подожгли пристроенный к дому овин, где хранились запасы сена на зиму. Дом загорелся. Тогда распахнулась дверь и наружу вышел Туган, с ружьем в одной руке и с шашкой в другой. Раздались выстрелы. Один из стражников упал, Тугану пуля пробила широкую грудь, но он даже не покачнулся. После второго выстрела он опустился на колени, успев ударить старшего стражника шашкой и сказав:

– Теперь тебя, мой друг, ни один знахарь не вылечит, – и опрокинулся в снег.

На звуки выстрелов собрались оба села – н верхнее, н нижнее. Люди стали между врагами и остановили кровопролитие. Бата не мог обороняться дальше: дом горел и в нем невозможно было оставаться. Родственники Бата уговорили его прекратить сопротивление.

Стражники связали его и вместе с Марине отвезли к Эристави. Тот отправил Марине в Кахетию, к прежнему хозяину, а Бата был брошен в подземелье Канчельской башни. Братья Бата сумели выкупить его у Эристави и он скоро вернулся домой. А Марине снова стала гнуть спину на кахетинского князя.

Шли годы, менялись времена. В 1861 году русский царь Александр отменил крепостное право. Старая Марине получила свободу и перебралась в Калак. Она прожила еще несколько лет м умерла. Светлая ей память!

АЗАУ

На берегу Арагви лежит село Ганис. Когда-то здесь кипела жизнь, люди жили вольно и счастливо, ни в чем не зная нужды.

Были в Ганисе два соседа: Боба Сачинаты и Бибо Тогузаты. Они любили друг друга, словно два брата. Оба были женаты. Жену Бибо звали Томиан, а жену Боба – Канукон. Эти семьи делили все свои радости и заботы пополам, и печаль у них была общая: и те, и другие были бездетны.

Но, видно, бог услышал их молитвы, и забеременели одновременно Томиан и Канукон. Надежда поселилась в обоих домах и часто, беседуя, две женщины говорили друг другу: если родятся у нас мальчики – будут братьями, родятся девочки – будут сестрами, а если у одной родится мальчик, а у другой девочка – пусть будут мужем и женой. И дали друг другу слово, что так и будет.

В ночь под Новый год родила Томиан мальчика, а Канукон девочку. Бибо зарезал быка и созвал людей на пир. В большом доме Тогузата пылал огонь, ветер далеко разносил запах шашлыка. За двумя длинными столами сидели гости. Старшие провозглашали тосты, младшие пели. Настало время дать мальчику имя. Предложили несколько имен, а потом послали к Томиан ее шафера, чтобы, по обычаю, назвать новорожденного именем, выбранным матерью.

– Назови его, как тебе нравится, – сказала шаферу Томиан, – но мне больше по душе имя Таймураз.

Шафер передал ее слова старшим. Мальчика назвали Таймуразом, подняли рог за его здоровье и пожелали счастья его родителям. Гости попировали, повеселились и разошлись.

Как-то Томиан и Канукон, встретившись у родника, вместе возвращались домой. Канукон спросила:

– Скажи, Томиан, твой мальчик плачет по ночам?

– Нет, никогда. Это ангел, а не ребенок. Он спит так тихо, словно его и нет в доме.

– Боже мой, а моя девочка всю ночь до утра не дает мне сомкнуть глаз. Я уж думаю, не сглазил ли ее кто?

– Умереть бы мне за тебя, может, у тебя нет амулета Тутыра?

– А что это такое?

– Неужели ты не знаешь? В день Тутыра, в среду, кузнец встает рано утром, умывается и, не поев, не промолвив ни слова, кует крестики. И над тем, у кого есть такой крестик, не властен дурной глаз. Да и нечистый ему не страшен.

– Господи, а ведь я этого не знала! Ей-богу, чтоб им пропасть, нашим Тагиата, у них против всех напастей одно средство – конское мясо.

– Где-то у меня есть один крестик, я отдам его тебе. Ведь, какникак, это для моей будущей невестки, – сказала, рассмеявшись, Томиан.

– Спасибо, милая, пусть бог поможет нам!

Так, разговаривая, они дошли до места и разошлись по домам.

Однажды Канукон созвала женщин, хорошенько их угостила и они дали ее дочери имя Азау.

Дети потихоньку росли и с тех пор, как начали ходить, были неразлучны. Они всегда играли вдвоем и жили то в доме Бибо, то в доме Боба.

Как-то летом Томиан и Канукон вернулись домой из лесу. Дети спали, обнявшись, во дворе Бибо, а сверху на них лежала большая черная змея. Женщины в ужасе закричали. Змея, испугавшись их крика, скользнула и скрылась в густой траве, а Таймураз и Азау проснулись и с улыбкой потянулись к матерям. Те кинулись к ним, осмотрели со всех сторон и, даже убедившись, что с детьми ничего не случилось, долго не могли успокоиться. Змея больше не появлялась, но черной тенью осталась на сердце предчувствием какого-то несчастья.

Шли годы. Таймураз и Азау повзрослели и расцвели, словно яблони весной. Их детская привязанность росла вместе с ними и превратилась в любовь: они уже ни минуты не могли оставаться друг без друга. Им исполнилось по двадцать лет, но Бибо и Боба все откладывали свадьбу.

Настала весна, и Бибо погнал свой скот на горные пастбища. Он сделал загон в зеленой долине высоко в горах и пас скот вокруг него. В канун праздника Атынаг вдруг начался снегопад. Всю ночь, усиливаясь, шел снег и к утру выпал в рост человека.

Мир стал белым и безмолвным. И тогда, разорвав громом тишину, с высокой горы сошла лавина, унесла Бибо вместе со стадом и похоронила под снегом в узком ущелье.

На другой день люди вышли на поиски, но на том месте, где раньше был загон, никого не было. Только вороны кружили в ущелье над снежным завалом.

Пригрело весеннее солнце, потеплело. На третий день снег на склонах растаял и они снова зазеленели. Тело Бибо выкопали из-под снега и отнесли на носилках домой. Коровы и овцы погибли все и стали добычей диких зверей и воронов.

Горе пришло в осиротевший дом, и эхо вторило рыданиям Томиан. Собрались люди, похоронили покойника, сказали: «Светлая тебе память!», и разошлись. Того, что осталось от всего добра Бибо, едва хватило на поминки.

Люди держатся от бедняков подальше, и счастье обходит их стороной, Боба словно подменили. Он стал холоден с Таймуразом и больше не заходил к нему в дом, запретил Азау встречаться с Таймуразом, зорко стерег ее, так что молодые люди не имели возможности даже поговорить друг с другом. Канукон стала чваниться, она уже не любезничала с Томиан. И если та, как прежде, заговаривала с ней, Канукон презрительно усмехалась и отворачивалась. Боба тем временем подыскивал для дочери другого жениха. Таймураз уже не устраивал его: он обеднел и не годился больше в зятья Боба.

И вот однажды в дом Боба пришли сваты от Биганата – очень богатой семьи – и, устроившись за столом, повели с Боба переговоры. Боба не отвечал ничего определенного и, хоть не подавал виду, но внутренне ликовал: его расчеты оправдывались, дочь его сватали в самый богатый дом в округе. Они долго ходили вокруг да около и, наконец, сошлись на калыме в семьдесят коров.

Азау слушала, притаившись за дверью. Когда она поняла, что договор состоялся, силы покинули ее и она схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Горе и гнев переполняли ее, разрывая грудь. Слезы сами собой покатились из глаз. Она вытерла их рукой и сказала: «Пусть попробуют отдать меня!» В глазах ее появилась решимость и она повторила: «Пусть только попробуют!»

Вбежав в дом, она бросилась к матери:

– Наш волк хочет отдать меня какому-то медведю, а ты что скажешь, нана?

– Пусть твою нана принесут тебе в жертву: люди боятся нищеты, а ты сама к ней стремишься! Чем он будет кормить тебя, твой Таймураз? Где что найдет? Не отказывайся от богатст-ва и счастья и не беги вслед за своим глупым сердцем!

– Разве ты забыла, нана, что говорила мне раньше?

– Помню, умереть мне за тебя, помню, но то было давно, а теперь они нищие, у них больше нет ничего! Ты ведь даже от меда с маслом отворачиваешься, что же ты будешь есть у Тогузата?

– Люди живут не только ради желудка! – воскликнула Азау. Рыдания душили ее.

– Хорошо, родная моя, хорошо, я поговорю с твоим отцом и он не отдаст тебя.

Но это были пустые слова. Все осталось как было. Азау просватали.

Азау похудела, лицо ее побледнело и осунулось от горя, глазах пылал гнев. Она упорно молчала и не разговаривала ни с кем. Как дикий зверь, смотрела она на отца и мать.

А Боба и Канукон думали так: «Когда Азау станет женой сына Бигана, она полюбит его».

Но разве смог бы кто-нибудь вытравить из ее сердца образ Таймураза? Разве была на свете сила, которая бы заставила ее забыть все, чем она жила с детства?

Как-то Таймураз шел с работы, глубоко задумавшись и глядя себе под ноги. Впереди легла чья-то тень. Он поднял глаза и вздрогнул: перед ним стояла Азау. Она носила еду пахарям. Они смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз, и не могли вымолвить ни слова. Наконец, Таймураз произнес:

– Дай бог тебе счастья. Ты нашла хорошего жениха. Лицо Азау вспыхнуло, в глазах блеснули слезы.

– Видно, так мне было суждено. Но ты будь счастлив.

– Клянусь покойным отцом, пока я жив, я никому не отдам тебя!

– Твоей любовью заклинаю тебя, Таймураз, оставь меня, не обрекай на позор!

– Нет, Азау! Даже если весь мир восстанет, никто не сможет отнять тебя у меня.

– Не делай этого, Таймураз, не губи нас обоих! Ведь, если ты умрешь, мне тоже не жить. Лучше забудь меня, выбрось из сердца, иначе два рода начнут истреблять друг друга!

– Разве ты не знаешь, что человек теряет рассудок от любви? Разум мой помутился, сердце сгорело. Скажи мне прямо: ты моя или нет?

Азау ничего не ответила. Сказать бы «Я не твоя», да где взять силы? Сказать «Я твоя», но она знала, что тогда не миновать беды. И она стояла молча, теребя бахрому своего платка.

Любовь, между тем, начала одерживать верх над разумом, удары сердца туманили мозг, огонь сжигал его. Наконец, она сказала:

– Как легко тебе кажется отнять у осетина невесту! Таймураз воткнул в землю острие кинжала.

– Клянусь тебе этой землей, клянусь высоким синим небом, что никто, кроме них, не разлучит нас с тобой!

– Нас ждут несчастья, Таймураз. Прошу, забудь меня! Таймураз не дрогнул бы и перед сотней врагов, но тут он не выдержал и низко склонил голову.

– Азау!..-голос его прервался.-Ты нашла свое счастье, не пожалей же для меня смерти! – он вытащил пистолет и протянул ей. – Стреляй, мне не будет больно!.. Не бойся…

Сердце Азау дрогнуло. Пламя любви полыхнуло в ней, мозг рассыпался огненными искрами. Забыв обо всем, она бросилась на грудь к Таймуразу. Губы их соединились. Потом они сидели на мягкой траве и молчали и лишь звук поцелуев нарушал тишину. Бог знает, сколько бы они так просидели, не помешай им дождь. Началась гроза, и они разошлись в разные стороны.

Была весна. Томиан устроила последние поминки по мужу, потратив на них те крохи, которые еще оставались в доме. Она купила ягнят, приготовила угощение и созвала людей. Люди съели угощение, помянули покойного и разошлись. В доме остались только пятеро друзей Таймураза, прислуживавших на поминках: Бимболат, Камболат, Хазби, Турбег и Чермен. Они сидели в комнате, ужинали и беседовали, обсуждая, как жить Таймуразу дальше. Они построили много воздушных замков, а под конец решили, что ему надо жениться. Но никто не отдаст свою дочь без калыма, а у Таймураза не было ничего, поэтому они решили похитить невесту. Таймуразу поручили предупредить Азау, чтобы та была готова к побегу следующей ночью.

Вечером Таймураз проскользнул в дом Боба, спрятался за дверью и, когда Азау проходила мимо, тихо окликнул ее. Он шепотом сообщил ей план побега. Азау не соглашалась. Боба никогда бы не смирился с похищением дочери, он приложил бы все силы, чтобы разлучить их с Таймуразом и поднял бы на ноги весь род Сачината. С другой стороны, Биганата, узнав, что похищена их невеста, взялись бы за оружие. Поэтому Азау хорошо понимала, какие беды может повлечь за собой ее побег. Но любовь толкала ее на безрассудный шаг, и доводы рассудка меркли перед ней. Азау не смогла долго сопротивляться, только сказала:

– Ты губишь себя из-за недостойной женщины, но воля твоя.

Она дала ему слово, что будет готова следующей ночью и ушла.

На следующий вечер в доме Бибо приготовили то, что еще оставалось от поминального угощения и позвали старших. Чермен отправился к Боба и сказал ему:

– Томиан послала меня за тобой. Кое-что осталось от поминок. Старики уже там и ждут тебя.

Боба, поблагодарив, пошел с ним к Тогузата. Когда он сел за qrnk, Таймураз и пятеро его друзей были уже на конях. Один из похитителей, Камболат, был воспитанником Сачината, он и вошел к ним в дом. Убедившись, что там нет никого, кроме Азау и Канукон, он подал Азау знак. Она вышла за дверь, ее усадили на коня и всадники помчались прочь, нахлестывая коней.

От пронзительных криков Канукон всполошилось все село. Поднялась тревога, Сачината и Биганата бросились в погоню. Боба выбежал из-за стола и тоже поскакал следом. Похитителей обошли напрямик, по пешей тропе, и настигли их на плато Кайджин. Поднялась стрельба. С обеих сторон гремели выстрелы, градом сыпались пули. Была ночь, и некому было остановить кровопролитие. Десять человек были убиты – по пять с той и с другой стороны. Таймураз и Азау потеряли друг друга во тьме, среди битвы. Израненный Таймураз сумел скрыться и бежал в Урстуалта, к родственникам матери. Азау спряталась между камней. Сачината и Биганата, вернувшись, разгромили дом Бибо. Томиан укрылась у соседей.

Утром тревожная весть облетела все ущелье. Отовсюду собирался народ, по дорогам скакали к Ганису всадники. Общими усилиями сумели удержать кровников от дальнейшего кровопролития, между ними поставили надежных посредников. Разбор дела назначили на следующее воскресенье, похоронили убитых и разошлись.

Пришло воскресенье. Народ собрался на площади возле дзуара, ждали еще Мистала Рубайты. Наконец появился и он, с посохом в руке. Утренний ветер развевал по его широкой груди белоснежную бороду. Он подошел и приветствовал собравшихся:

– Добрый день, мир вашему совету!

– Будь счастлив, Мистала, добро пожаловать! – ответили ему.

Начался суд. Закончив разбор дела, старшие встали:

– Таймураз виновен в том, что сбил с толку девушку, просватанную Биганата, и похитил ее. Азау виновна в том, что, будучи просватанной, согласилась бежать с ним и из-за этого произошли большие несчастья – убиты лучшие юноши, несколько родов стали врагами, нарушилась спокойная жизнь людей. А Боба виновен в том, что выдавал свою дочь Замуж против ее воли. Виновны все трое.

Мнения разделились, когда речь зашла о наказании. Одни требовали забросать их камнями, другие – казнить, а третьи, их было большинство, предложили:

– Отречемся от них!

Спор разгорался, люди никак не могли прийти к одному решению. Наконец, встал Мистала:

– Пусть счастье внимает вам, добрые люди! Все замолкли, наступила глубокая тишина.

– Мы один народ, одна семья. Какой бы палец ни отрезать-будет одинаково больно. Как не властны мы над жизнью – так же не властны и над смертью. И та, и другая в божьей власти. Требуя смерти, мы нарушаем порядок, установленный богом, и губим две души из нашей семьи. Приговорим их к изгнанию, дорогие мои! А из быков Боба зарежем одного, мост наш давно пора починить, сделаем это за его счет.

Он вытер слезы и сел.

Мудрая речь Мистала и его слезы смягчили сердца людей. Все в один голос сказали;

– Мы согласны!

Мистала обратился к смотрителю дзуара и воскликнул:

– Знаки, сделаем священные знаки клятвы!

Смотритель зазвонил в колокола. На трехгранных березовых палочках сделали зарубки и палочки положили в дзуар. Люди отреклись от Азау и Таймураза и произнесли слова клятвы: «Кто пустит их в свой дом, кто даст им хлеб и воду, кто возьмет их скот в свое стадо, тот пусть будет проклят Ломисской святыней!»

У Боба зарезали быка и починили мост. С кровников взяли слово, wrn они не тронут друг друга, в знак этого у каждого из усов вырвали по волоску и тоже положили в дзуар. После этого разошлись по сторонам,

В этот вечер Азау, обессилевшая без еды и питья, под покровом темноты спустилась в Ганис. На самом краю села жила одинокая старая женщина по имени Дыса. Азау заглянула в дом сквозь щель в двери. В это время Дыса, положив перед собой лепешку, молилась:

– О боже, дай людям изобилия, чтобы я тоже не умерла г голоду! Боже, если есть где-нибудь такая же несчастная душа, как я, спаси ее!

Она разломила лепешку и принялась за еду. Азау, услышав ее молитву, осмелела и приоткрыла дверь. Дыса обернулась на скрип двери и спросила:

– Кто там?

Азау переступила через порог.

– С-с-с… Это я.

– Бог мой! Азау? Да ведь люди отреклись от тебя, что же мне делать теперь? – растерянно сказала Дыса.

В очаге, вспыхивая неровным пламенем, горел хворост. Азау и Дыса присели рядом у огня. Дыса положила перед Азау кусочки лепешки и сказала: