Текст книги "Незримое сражение"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

КОНСТАНТИН ЕГОРОВ
ТРИДЦАТЬ ЛЕТ КАК ОДИН ДЕНЬ

Итак, тридцать лет чекистской работы. Виктор Иванович Лиходед счел этот юбилей сугубо личным и не хотел предавать его широкой огласке. Но, оказывается, товарищи не хуже самого Лиходеда знали об этом событии. Жизнь человека в родном коллективе всегда на виду.

В тот день были сердечные поздравления, крепкие рукопожатия, пожелания здоровья и новых успехов в трудной и кропотливой работе.

В такой день, конечно, принято и посидеть в кругу друзей, оглянуться на пройденный путь, многое вспомнить. «Но еще успеется!» – подумал Виктор Иванович и, как обычно, утром принялся за свои повседневные дела.

Раздался телефонный звонок. Знакомый голос начальника областного управления был особенно приветлив. Начальник поздравлял с юбилеем, сообщил о благодарности в приказе, а потом позвал к себе – есть важное дело.

Виктор Иванович оделся и вышел на улицу. Студеный ноябрьский ветер со свистом бросал в лица прохожих сорванные с деревьев последние листья. Зеленый ГАЗ-69, влившись в живой автомобильный поток, покатил в управление.

Тридцать лет как один длинный-предлинный день – в тревогах, раздумьях, непрестанной борьбе…

А начался этот большой день в 1946 году. Его, двадцатилетнего комсомольца, бригадира молодежной бригады токарей с Днепрогэса вызвали в райком партии. Секретарь райкома, просмотрев лежавшие перед ним какие-то записи, окинул пристальным взглядом щуплую, но крепкую фигуру юноши и, обращаясь к находившемуся тут же секретарю райкома комсомола, с удовлетворением сказал:

– По всем данным, кандидатура подходящая! – и уже к Виктору: – На Днепрогэсе вас знают как хорошего рабочего, боевого вожака бригады. О вас в газетах пишут. Так вот, товарищ Лиходед, комсомол рекомендует вас для работы в органах госбезопасности. Там нужны молодые, энергичные кадры… Как смотрите на это?

Виктор воспринял это как высокое доверие. Долго раздумывать не стал. Согласился.

Первое время работал в родном Запорожье, в областном управлении. Потом его направили учиться в спецшколу.

Становление молодого чекиста проходило в сложной обстановке первых послевоенных лет в горных районах западных областей Украины. Тут он и получил боевое крещение, первую закалку, первый практический урок.

Прошу Виктора Ивановича, нынешнего начальника районного отделения КГБ, рассказать о наиболее памятных операциях, проведенных при его участии, где особенно проявились сметка, находчивость, личное мужество.

Лиходед ответил просто:

– Без этих качеств – без сметки, находчивости и личного мужества – человеку в наших органах делать нечего. Это – норма поведения каждого нашего работника. Так что выделить кого-то затрудняюсь. Особенно самого себя. Что же касается операций, то их было очень много, и все разные по своему характеру. Вот, например…

Виктор Иванович достал из папки пожелтевшую от времени бумажку и прочел вслух: «Спецсообщение. В результате проведенной операции ликвидировано три бандита, у которых изъята оперативно ценная документация».

Немногим больше десяти слов в этом сообщении, датированном 1950 годом. Но если раскрыть, расшифровать эту телеграфную краткость…

…В пятидесятом году все реже раздавались выстрелы в лесах Прикарпатья. Банды оуновцев были ликвидированы. Оставались лишь отдельные мелкие группы, одиночки, которые выползали из своих схронов только по ночам.

Одна такая группа пряталась в глухом лесу в Сколевском районе. Местные жители сообщили, что три «лесных гостя» наведываются в горные села, отбирают у крестьян продукты питания, угрожают расправой всякому, кто осмелится их выдать. Сообщили также, что однажды ночью над лесом был слышен гул самолета. Это сообщение совпадало с данными службы наблюдения за воздухом. Значит, возможна выброска парашютистов, которые, очевидно, пойдут на связь с бандитами.

Оперативная группа, руководимая Лиходедом, получив задание произвести поиск, немедленно отправилась на место. Пробравшись сквозь густые лесные заросли, чекисты к полудню вышли к небольшому селению. Старые, почерневшие от времени деревянные домики поодиночке лепились к пригоркам и казались совершенно необитаемыми.

Подошли к самому крайнему, постучали. Долго никто не откликался. Наконец низенькая дверь приоткрылась. На пороге стояла женщина средних лет, настороженно вглядываясь в пришедших. Одета она была необычно: новая шелковая кофточка серо-пятнистого цвета плотно облегала ее фигуру.

Кофточка-то и привлекла внимание Лиходеда. Вернее, не сама кофточка, а материал, из которого была сшита. Такой в магазинах не продается. Да и вообще в те годы шелковых тканей было мало, а в отдаленном селении, где торговая сеть только налаживалась, их и вовсе редко видели.

Вошли в хату, попросили воды. Женщина принесла молока.

– Где это вы, хозяйка, раздобыли такой красивый шелк? Может быть, родственники из-за границы прислали? – спросил Виктор Иванович с веселым любопытством.

– Что вы! – смутилась женщина. – Какие могут быть родственники у меня за границей! Этот материал я в лесу нашла. Вот там… Если хотите, могу показать…

– Покажите, пожалуйста.

Примерно в двух километрах от селения находилась плотно окруженная высокими деревьями зеленая полянка. Лиходед поднял голову и увидел свисающие с одного дерева шелковые лохмотья. Это было все, что осталось от застрявшего на ветках раскрытого парашюта. «Видать, не одну кофточку и рубаху выкроили из него жители села», – подумал Лиходед, осматривая истоптанную множеством каблуков землю вокруг дерева. Где уж тут найти следы чужака!

– Виктор Иванович, а вот отдельный след, – как бы отзываясь на размышления Лиходеда, сказал оперуполномоченный Валентин Дьяконов. – Единственный, который ведет в лес. Крестьяне ведь сейчас туда не ходят…

– Действительно! И счастье наше, что в последние дни дождей не было. След почти не тронут. – Лиходед исследовал едва заметные вмятины, оставленные на сухой глинистой почве.

Опергруппа отправилась по следу. Долго шли сквозь густые заросли, маскируясь, минуя открытые места.

Только на другой день обнаружили бандитов, притаившихся в глухом овраге, настороженных, очевидно, уже кем-то предупрежденных о преследовании.

– Сдавайтесь! Вы окружены! – крикнул Лиходед.

В ответ просвистели пули, срывая с деревьев листья. Бойцы все теснее сжимали кольцо вокруг оврага, отрезая бандитам путь отхода. И хотя положение их было безвыходным, они продолжали бешено огрызаться, отстреливались. А их надо было взять живыми, особенно того, который спустился на парашюте…

Когда бой смолк, на склоне оврага остались лежать три трупа. Лиходед бросился к тому, который был одет в незнакомую форму цвета хаки, резко отличающуюся от грязных ватников бандеровцев. Рядом с ним валялась кожаная полевая сумка. Ее содержимое не оставило у Лиходеда сомнения в том, кому она принадлежала. В сумке находилась аккуратно свернутая топографическая карта обширного района Прикарпатья. Красный кружок на ней обозначал как раз тот пункт, где произошла выброска парашютиста и где прятались оуновцы.

Все это Лиходед рассмотрел уже позже. А сперва, когда развернул карту, увидел, что отпечатана она на английском языке.

– Вот теперь ясно, откуда «гость»! – произнес Виктор Иванович. – То, что мы предполагали, подтвердилось, Валентин Васильевич! Заморская разведка засылает к оуновцам своих эмиссаров. Снюхались, сконтактировались…

Дьяконов тем временем продолжал исследовать содержимое полевой сумки. Вот он извлек из нее небольшой металлический предмет, напоминающий обломок пилки с острыми зубчиками.

– А это зачем, как ты думаешь? – подал находку Лиходеду.

Виктор Иванович взял пилку, провел пальцем по тому краю, где был надлом. Совсем свежий.

– Поищи, Валентин Васильевич, вторую половинку. Может, сломалась случайно пилка-то?

– Второй половинки не нахожу. Зато на самом дне сумки – пачка наших денег. Подожди минутку, сейчас подсчитаю… – Дьяконов считал долго, складывая бумажки в стопку. – Ровно сто рублей, и все по одному рублю. Причем деньги новенькие, будто только вчера отпечатаны.

– Сто бумажек? Что-то нерасчетлив заморский гость. Десятки меньше бы заняли места в сумке. Но и в ста рублях, мне кажется, есть какой-то смысл. Надо искать другого гостя. Я уверен, что их было не меньше двух…

– Надо искать, – согласился Дьяконов.

Прошло некоторое время, и южнее, в соседнем Болеховском районе нынешней Ивано-Франковской области, была захвачена другая группа оуновцев. Среди них оказался и второй агент, засланный иностранной разведкой. При нем нашли такую же кожаную сумку, как и у первого. А в ней – другую половину пилки с острыми зубчиками. Соединили оба обломка – сошлись точно. Где-то в условленном месте агенты должны были встретиться и предъявить друг другу этот пароль. Но их встрече не суждено было состояться.

Выяснили и то, для чего предназначались сто рублей по рублю. Оказывается, их номера содержали код для передачи по радио разведданных заграничному центру.

Лучшие качества чекиста Лиходеда проявились в этой операции. Но к сметке, находчивости, личному мужеству присоединилось еще умение анализировать, сопоставлять факты, не пренебрегать на первый взгляд незначительными деталями.

В не меньшей степени эти характерные для Лиходеда и его товарищей качества проявились и в другом эпизоде, по времени более близком к сегодняшнему дню.

Во Львове с некоторых пор стали появляться небольшие брошюрки – с ладонь величиной. Привлекали внимание их обложки – мастерски сделанные фотографии. На одной – сплавщики гонят плоты по бурному Черемошу, на другой – девушки-красавицы в национальных костюмах на фоне зеленых Карпат. Казалось, что за этими привлекательными обложками содержится какой-то этнографический материал. Но стоило раскрыть брошюру, как с ее страничек, размноженных фотоспособом, тянуло смрадным националистическим духом.

Брошюры эти находили в магазинах, почтовых ящиках, даже приколотыми к забору. И тот, кто находил их, приходил в областное управление КГБ.

– Какой же подлец занимается такой мерзкой стряпней?

Перед Виктором Ивановичем, которому поручили разобраться в этом деле, лежало несколько экземпляров брошюрки. Все они были тщательно просмотрены и исследованы.

Дело оказалось довольно сложным. «Издатель» не оставил четких следов, как тот заграничный парашютист, что в пятидесятом спустился в Прикарпатье. Но Лиходед и приданные ему в помощь оперуполномоченные Василий Алтунин, Николай Марусенко и Николай Пазычев были неутомимы.

И вот заметили как-то мелькнувшую у забора тень, после чего на заборе забелела брошюрка. Проследили за тенью. Проделав извилистый путь по улицам и переулкам, она у одного из домов приобрела облик реального человека. Предстояло познакомиться с ним лично.

– Но знакомство состоялось не скоро, – вспоминает Виктор Иванович. – Неизвестный оказался на редкость изворотливым. Когда мы зашли в тот дом, где должен был проживать «издатель», его там не оказалось. В интересовавшей нас квартире находились его жена и дети. Жена сказала, что муж ее дома бывает редко. В последний раз месяц назад приезжал…

– А где он работает?

– На лесоскладе.

Лиходед и его товарищи отправились искать этот лесосклад в один из предгорных районов области. И нашли неподалеку от районного центра. Старая, почерневшая крыша прикрывала от непогоды плотные штабеля дров. Этим складом и заведовал «неуловимый».

Посредине склада стоял деревянный, тоже уже состарившийся вагончик, в котором размещалась конторка заведующего.

Виктор Иванович и его оперативная группа застали завскладом за необычным делом: он спешно вязал в узлы одежду, обувь и всякие другие пожитки, что-то выкапывал из тайников в углу, а что-то выбрасывал в колодец, находившийся во дворе. Видно, предупрежденный женой, что его ищут, он готовился сменить место своего пребывания.

– Ну, хватит, отдохните от трудов праведных, – сказал Лиходед. – Теперь поработаем мы…

Хозяин вздрогнул от неожиданности.

Труд чекиста иногда сравнивают с трудом сапера. Сравнение, пожалуй, верное. И у того, и у другого – труд тяжелый и опасный.

Лиходед, Алтунин, Марусенко начали санкционированный прокурором обыск. Пошли сначала в жилую комнату, которую собирался покинуть завскладом. Там и обнаружили оборудованную по всем правилам фотолабораторию. Именно здесь проявлялись и печатались для привлекательных обложек девушки-красавицы на фоне зеленых Карпат, размножались странички написанного от руки текста антисоветского содержания. Покопались и под подоконником. Оттуда посыпались на пол пожелтевшие и новенькие книжонки одного и того же толка – националистического.

А Лиходеду все не давал покоя вагончик на складе. Заглянули в него, порылись в старой рухляди и вынули еще ворох антисоветской литературы.

– А что вы бросили в колодец?

– Я ничего… – начал было хозяин, но осекся, увидев, как Алтунин и Марусенко извлекали из темной глубины еще несколько пачек намокших брошюрок и… пистолет.

При виде пистолета завскладом сник.

А чекисты продолжали свою работу. Перед ними еще громоздились узлы, туго связанные веревками и ремнями. Что могло в них быть? Только ношеное белье, одежда, новые или стоптанные башмаки? Как сапер проверяет каждую пядь земли, чтобы убедиться в ее безопасности, так и чекист обязан с особой тщательностью исследовать все, что вызывает подозрение.

Едва Пазычев развязал первый, самый большой узел, как оттуда, глухо позванивая, выкатилась металлическая банка. Открыли ее… Хозяин побледнел и зашатался. Обнаружилось, наконец, то, ради чего он издавал и подбрасывал в почтовые ящики свои кустарные брошюрки и держал наготове пистолет. Из кубышки посыпались золотые монеты старой чеканки. Дождь монет! В узлах нашли еще золотые браслеты, золотые часы и много других драгоценностей. В общей сложности на сто тысяч рублей. Подсчитали это уже после…

Из своей тридцатилетней практики Лиходед вынес твердое убеждение, что чекистская работа не терпит шаблона, в ней нет раз навсегда выработанных правил и способов. Каждый раз новые методы диктует сама обстановка.

Когда Виктору Ивановичу предложили должность начальника районного отдела, он задумался. И задумался, пожалуй, более серьезно, нежели перед самой сложной операцией. Тогда над ним стоял начальник, который руководил и направлял действия подчиненных, предоставляя, конечно, им возможность проявлять самостоятельность и инициативу. Теперь же Лиходеду самому нужно руководить и направлять подчиненных, отвечать за них. Он, привыкший к повседневной боевой оперативной работе, считал себя всегда на переднем крае. А не уйдет ли он с этого переднего края во «второй эшелон», став начальником райотдела, не превратится ли в кабинетного работника? Размышляя так, Виктор Иванович перебрал в памяти почти всех начальников, под руководством которых прошел свой большой чекистский путь. Нет, ни один из них не был кабинетным работником! Все они были деятельными людьми, неутомимыми в делах. И нередко, когда он, Лиходед, отработав свой трудный день, собирался домой, его непосредственный начальник, пожелав ему хорошего отдыха, сам все еще оставался на посту.

«Второго эшелона» в органах госбезопасности не было и нет. Есть и, очевидно, еще долго будет только передний край.

Коллектив райотдела небольшой, но мобильный. Его силы умножают советские люди.

– Они – наши верные помощники, – говорит Лиходед.

В райотдел частенько приходят люди, сообщают о настораживающих фактах, делятся своими мыслями, высказывают предположения и предложения, И почти с каждым Виктор Иванович беседует сам.

Зашел как-то пожилой мужчина. Взволнован.

– Извините, пожалуйста, – сказал, садясь на предложенный стул. – Но это очень серьезно. Случайно я узнал, что один юноша с хулиганскими наклонностями (ему восемнадцать лет) обзавелся обрезом, гранатой и самодельным пистолетом. Для чего они ему?

– Это мы выясним. Спасибо за сообщение! – поблагодарил посетителя Лиходед.

К выяснению подключили милицию. Любителя оружия призвали к порядку.

В другой раз на прием попросилась одна гражданка. У ее знакомых гостит иностранка, приехавшая, по ее словам, полюбоваться Львовом, его достопримечательностями. Но посещает только ювелирные магазины и квартиры лиц, подозреваемых в спекулятивных махинациях.

Иностранка заинтересовала Лиходеда, однако в то время, когда товарищи из райотдела хотели с нею встретиться, она уже отбыла из Львова. Но…

Иностранка была ошеломлена, когда дотошные таможенники извлекли из ее чемоданов двадцать три золотых кольца и другие драгоценности.

– Много таких фактов, – говорит Виктор Иванович. – У райотдела – сотни зорких, всевидящих глаз. Население активно помогает нам раскрывать и пресекать действия противника, обезвреживать его.

…Виктор Иванович взглянул на часы. Через двадцать минут – заседание постоянной комиссии социалистической законности, членом которой он является. В общественной работе Лиходед так же аккуратен и точен, как и в своей основной. Он – член райкома партии, депутат районного Совета депутатов трудящихся.

После заседания постоянной комиссии он еще вернется в свой кабинет. И еще долго будет сидеть за рабочим столом, подводя итог дня, анализируя дела и события, намечая, что надо сделать завтра.

Рабочий день чекиста такой же трудный и напряженный, как и у токаря, строителя, тракториста, ученого, как у каждого советского человека, радеющего о благе Родины.

ЕВГЕНИЙ КУРТЯК
ОБРУБЛЕННЫЕ ЩУПАЛЬЦЫ

Его кабинет исключительно скромен. Строгая простота, ничего лишнего. Телефон. Два сейфа. Несколько стульев. И свободный чистый стол. Когда же на этот полированный стол ложится очередное дело – серая папка с бумагами, тогда приходит тишина. Тогда – раздумья, анализы, выводы. И только после этого – соответствующее решение.

Полированный стол. И телефоны на нем. Один из них внезапно зазвонил. Но не резко. Он приглушил свои телефоны. Он не любит, если вдруг какой-нибудь из них застает его врасплох, прерывает мысль. Уже пройдено столько дорог, и так много было на дорогах всяких ям и колдобин, что он успел научиться исключительному спокойствию и сосредоточенности.

И когда вдруг зазвонил телефон, он совершенно спокойно поднял трубку.

– Подполковник Игнатов? – спросил металлический голос на другом конце провода.

– Да, я вас слушаю, – спокойно ответил Михаил Никитович.

– Товарищ Игнатов, – сказал тот же металлический голос. – Немедленно приходите к кинотеатру имени Щорса. Я вас жду.

Михаил Никитович улыбнулся. И сразу же потушил улыбку, как десантник тушит свой парашут. Чей это голос? Очень знакомый. Ну, кто же это? Игнатов напряженно вспоминал. Досадно: такой знакомый голос, а вот чей – никак не может вспомнить. Вот купили, так купили…

Он взглянул в зеркало, поправил пестрый галстук и по-юношески сбежал по ступенькам вниз. До кинотеатра имени Щорса – рукой подать. Он был уже шагах в десяти, как вдруг… Он забыл обо всем:

– Саша!

– Миша! Товарищ Игнатов!

Стоял холодный, удивительно холодный май. Подняв воротники плащей и пальто, люди спешили на работу, а двое солидных мужчин обнялись так крепко, как обнимаются ветераны войны, когда встречаются в День Победы на Красной площади.

– Сколько ж это мы с тобой не видались, а, Саша?

– Да, наверное, лет десять, – подсчитал в уме Ярчук, и уголки его губ сразу же выгнулись в улыбку. – Ты очень занят? Может, пройдемся немного?

– К счастью, не очень. – На какое-то мгновение черные брови Игнатова сошлись на переносице. – А знаешь, давай-ка я тебя попотчую нашим львовским кофе. Да и поговорить там удобнее будет – людей сейчас немного.

– Ты думаешь, у нас в Закарпатье кофе хуже? – уголки губ Ярчука опять выгнулись в такой знакомой Михаилу Никитовичу еще с давних лет улыбке.

– Всякий край своими пирогами славится…

Они пошли по проспекту Шевченко. Оба моложавые, оба статные. Никто бы не поверил, что им уже по пятьдесят. И удивился бы, узнав, как много пережито, как часто их подстерегала смерть.

В «Ласточке» было безлюдно, только в дальнем углу ворковала влюбленная пара, совсем забыв о недопитых чашечках кофе. Игнатов был доволен, что в зале пусто и можно будет спокойно поговорить со старым другом.

– А кофе действительно вкусный, – похвалил Ярчук.

– Видишь, а ты не верил… Так какими же судьбами во Львове?

– Обычными, служебными.

– Какая-нибудь государственная тайна?

– Да все та же, дорогой Миша. Политическая диверсия, о которой ты знаешь не меньше меня. Задержали мы у границы одного туриста. Такой невинный симпатяга, воспитанный, корректный. Остановил свой «Фиат» у дороги возле кафе. С ним такая же симпатичная дама. Еще не проехал по нашей земле и пятидесяти километров, а уже все расхваливает – так ему, мол, здесь все нравится, он так рад, что представился случай побывать в Советском Союзе… А в багажнике у него антисоветские листовки…

Игнатов слушал спокойно, не проявляя никаких эмоций. Случай этот его не удивил – с политическими диверсиями он имел дело не раз, сам таких «туристов» разоблачал.

– Вот я и прибыл во Львов, чтобы кое-что выяснить и уточнить, – закончил свой рассказ Александр Ярчук. – У этого «туриста» здесь, кажется, знакомые имеются.

– И все сделал?

– Иначе мы с тобой не встретились бы.

Да, все рассказанное Ярчуком казалось обычным делом, но Михаил Никитович понимал, сколько понадобилось усилий, находчивости, умения, чтобы схватить врага с поличным.

– И что же он говорит, этот твой «турист»? Интересно, о чем они думают, такие вот деятели? Они до сих пор не уразумели, что все их потуги бесплодны, обречены на провал…

– Бешеная собака пытается укусить, пока не сдохнет…

– Бешеная собака… А помнишь, как было в послевоенные годы?

– Как не помнить! Особенно ту операцию, которую мы провели в Рава-Русском районе.

И в памяти Игнатова пронеслись картины того события, о котором вспомнил друг.

Шел 1949-й год. Родина залечивала раны, нанесенные войной. Трудящиеся западных областей Украины строили новую жизнь. Рабочие возводили новые заводы и фабрики, крестьяне объединялись в колхозы. А в лесах бродили банды – недобитки украинских буржуазных националистов. Очумевшие от ненависти ко всему советскому, они никак не могли смириться с тем, что трудовой народ бывшей Галиции навеки влился в дружную семью советских народов.

…За окнами мела метель. На станции перекликались поезда. Рава-Русская была окутана серой пеленой. Сквозь замерзшее окно Игнатов видел, как рабочие усердно грузят шпалы на открытые платформы. Молодцы! Он всегда радовался, когда люди старательно выполняли свои обязанности. Там, где старательность, – там честность, искренность. Он не хотел их ни в чем подозревать, но враг хитер – он тоже умеет показать старательность в работе. Неужели кто-то из них? Возможно. Далеко в лесу, зарывшись в «схрон», сидит банда «Лиса». Мог же он, руководитель бандбоевки, послать своего человека сюда, на станцию? Мог это сделать и еще один проводник, носящий псевдо «Дуб». Впрочем, если они не имеют своих людей на станции, то имеют в другом месте. Сами они не сумели бы выследить Азарова. Эх, какой чекист погиб! Они же способствовали убийству заведующего районо Волонтивца, конечно, они! И листовки – их работа.

А листовки появлялись то в самом центре Равы-Русской, то на околицах, то в ближайших селах – антисоветские листовки, призывающие саботировать мероприятия Советской власти, бороться против нее. Какая-то ловкая рука руководила их распространением, кто-то хорошо знал, где в тот или в иной момент находятся чекисты.

Надев полушубок и подняв воротник, Игнатов вышел на улицу. Он любил побродить в одиночестве – лучше думалось, легче сопоставлялись факты, глубже удавалось анализировать их. А анализировать было что.

На станции Рава-Русская он работал недавно и для более полной ориентации в обстановке старался изучить город и даже его историю. Узнал, что здесь никогда не затухала борьба против социального гнета. В Раве-Русской до освобождения активно действовали местные комитеты КПЗУ. Это под их руководством происходили первомайские демонстрации рабочих, стачки, это они призывали трудящихся к борьбе за воссоединение с Советской Украиной. А в годы фашистской оккупации все честные люди этого города вели героическую борьбу с поработителями, своими действиями приближая день победы над врагом. В первые два дня войны в Раве было уничтожено более двух тысяч вражеских солдат и офицеров.

Может быть, в отместку за это гитлеровцы создали здесь концлагерь для военнопленных. Двадцать тысяч человек держали в нем и почти всех их уничтожили. Мертвых тракторными прицепами возили в Волковицкий лес, живых людей бросали в ямы и засыпали известью…

Но террор не запугал жителей города. Они спасали и прятали военнопленных, они помогали партизанским соединениям Наумова и Сабурова, многие из них были членами «Народной гвардии имени Ивана Франко», действовавшей на территории района.

А как рьяно взялись они за восстановление разрушенного фашистами города! За короткое время отстроили железнодорожную станцию, переложили железнодорожную линию, пустили электростанцию, водокачку. Досрочно стал в строй шпалопропитный завод – одно из крупных предприятий города. Теперь его продукция идет в разные концы страны. Продукция идет, а…

– Здравствуйте, товарищ Игнатов, – прервал его мысли рабочий угольного склада Печеный.

– Здравствуйте, – остановился Михаил Никитович.

– Извиняюсь, но… досадно мне, что окна у вас позамерзали. Может, вам немного уголька подбросить? Нет-нет, не со склада. Мы премию углем заработали…

– Да что вы? – смутился Игнатов.

– Это просто в подарок, – тянул свое Печеный.

– Спасибо, мы уж согреемся тем, что есть. Нет-нет, спасибо.

– Жаль, – Печеный обиженно сжал губы, а уши у него были красные-красные, как свекла.

Игнатов опять предался своим мыслям. События и факты говорили о том, что город твердо идет по пути советского строительства. А что есть в нем и враги, так это не удивительно – недобитки еще остались. И рано или поздно, но придет им конец.

Когда Михаил Никитович возвратился, его сразу же вызвал к себе начальник оперпункта капитан Сергеев.

– Вот еще одна, – Алексей Захарович протянул Игнатову листовку. – Только что получили. Из Ростова.

Листовка была на четырех страницах, написана на русском языке и отпечатана в типографии. Игнатов не стал читать – полмесяца назад они получили точно такую же из Адлера. Чья-то вражеская рука вкладывает их между шпалами в те эшелоны, которые отправляются из Равы-Русской во все концы страны.

– Да-а, далеко они протягивают свои щупальцы, – сказал Игнатов. – Они что – рассчитывают на какую-то поддержку?

– Ищут сообщников, чтобы с их помощью собирать разведывательные данные и передавать за границу, а также чтобы вредить на каждом шагу. Диверсанты есть диверсанты. – Капитан Сергеев долго молча курил. – Конечно, эти листовки можно было вложить на любой станции, через которую следует эшелон. Но они рассчитывают на логику наивных: если, мол, на русском языке, значит, Рава-Русская исключается.

«Мне бы его опыт», – подумал Игнатов. Да, пока что опыта у него не густо. Ему ведь только двадцать три. Правда, брал пример с отца. Никита Васильевич Игнатов был участником гражданской войны, громил Колчака, был ранен, потом вернулся в родную Тулу, работал на заводе. Во время коллективизации находился среди тех, кого партия направила в село, возглавлял колхоз, в войну эвакуировал его в глубь страны. В сорок втором пошел на фронт, защищал Сталинград.

На всю жизнь запомнил Михаил Никитович проводы отца на фронт. Обнимая сына, отец говорил:

– Ты теперь старший в семье, береги маму и братьев. И никогда, сынок, не отступай перед трудностями. Будь правдивым и честным, не останавливайся на полдороге. Тот, кто останавливается на полпути, обречен на неудачу.

А через год пришла похоронная. Михаил тогда уже учился в техникуме. Мечтал водить железнодорожные составы, но судьба распорядилась иначе. Райком комсомола направил комсомольца-активиста в спецшколу, и через несколько месяцев Мишка Игнатов стал чекистом. Стал… Смех! Безусый чекист! Полон энергии и ни капли опыта. Правда, было большое желание работать на новом поприще. Желание это подогревал и Верин отец, старый чекист.

– Извини, – прервал воспоминания Михаила Никитовича подполковник Ярчук, отодвигая остывшую чашку кофе. – А как твоя Вера Антоновна? Видишь, о главном забыл спросить…

– У нас теперь одни юбилеи, – как-то по-семейному улыбнулся Игнатов. – Недавно мое пятидесятилетие отпраздновали, а на пороге тридцатилетие нашей с Верой супружеской жизни. Вера уже внука воспитывает… Часто вспоминает, как приходилось детей растить – в постоянной тревоге, что могут остаться сиротами. Помнишь, как мы тогда на хуторе Загорном?..

Но перед событиями на хуторе Загорном было еще вот что: пряча листовку в сейф, капитан Сергеев сказал:

– Михаил Никитович, поговорите еще раз с комсомольцами, пусть они пристальнее – но осторожно! – смотрят, как грузят шпалы.

А через два дня капитан Сергеев озадачил его сообщением:

– А ваш Печеный исчез.

– Как?!

– А так. Почувствовал, что за ним следят, и, наверное, нервы не выдержали. Кажется, мы отыскали ниточку…

– Но ведь он не грузил шпал…

– Это ничего не значит. В конце концов, вы сами когда-то говорила, что подозреваете его.

– Да, говорил… Но…

– Считайте, что у вас неплохая интуиция. Еще немного выдержки, логики, анализа. Не вешайте нос, далеко он не уйдет. Главное – я уверен, что листовки исходят отсюда.

Резкий звонок прервал их разговор. Алексей Захарович поднял трубку. «Как же я упустил Печеного? – мучился Игнатов. – Вот будет наука!»

– Звонил старший оперуполномоченный Магеровского райотдела Костерин, – положив трубку, сказал Сергеев. – На хутор Заторный зачастили бандиты, готовится операция. Примете участие.

– Есть.

Бандитов на хуторе Загорном не удалось взять живыми. Зато при них нашли неоценимый документ – отчет какого-то «Червинка» о проделанной работе.

– Какая удача, что они не успели уничтожить этот отчет, – радовался капитан Сергеев. – Какая удача!

Он крепко обнял Игнатова. Вот она, ниточка! Нет, они не ошиблись, – листовки в шпалы вкладывали здесь, в Раве-Русской. Об этом докладывал своему проводнику «Червинко». Аккуратно карандашом, пункт за пунктом, было написано, в какие города Советского Союза шла антисоветская литература.

– Немедленно выясните, кто такой этот «Червинко».

– Товарный кассир, товарищ капитан, – тут же ответил Игнатов.

– Смотрите не вспугните, – предупредил Сергеев. – Сейчас надо узнать, каким образом у бандитов оказалась пишущая машинка и…

– …а шрифты, возможно, из районной типографии… – опередил капитана Игнатов.