Текст книги "Питбуль (ЛП)"

Автор книги: Саймон МакXарди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Иди сюда, попробуй это, маленькая собачка, – говорит мальчик.

Его длинные черные волосы свисают вокруг лица, как надранная задница. Он подходит ближе в своих ботинках "Док Мартин", и я вижу его пирсинг на лице. Он просовывает свой тонкий, похожий на червя член сквозь проволоку и машет им мне.

– Это даже не закуска, – рычу я и бросаюсь на забор.

В самый последний момент он вытаскивает своего маленького червяка, и я хватаю воздух.

– Черт, а это было близко.

Девушка раскачивается на перекладине ворот и истерически хохочет. Ободренный, он снова просовывает свой член. Я делаю вид, что нюхаю свое дерьмо.

– Иди и возьми большую, сочную, горячую колбасу, парень, – говорит он, покачивая членом.

Я разворачиваюсь и бросаюсь на него. Он пытается отстраниться, но я хватаю его за головку и дергаю. Он издает леденящий кровь крик, и девушка подбегает к нему. Я дергаю его член так сильно, что его яйца тоже торчат сквозь проволоку. Я знаю, как нежна и сочна человеческая плоть, и я хочу получить её. Я рискую и отпускаю его член. Мои челюсти щелкают на его барахле и хватают весь пакет, включая яйца, прежде чем он успевает среагировать.

– О, Боже, Лючия, он откусил мне яйца, – воет он.

Он прижимает ноги к забору, чтобы оторваться от земли, и толкает себя. Я зарываюсь лапами в пыль и тяну изо всех сил. Девушка тоже присоединяется к спасательной операции, обнимает своего парня за талию и тянет.

Мы все падаем назад. Мальчик лежит на земле, растянувшись над Лючией. Фонтан крови хлещет из его паха. Мой приз дергается во рту.

– Он оторвал мой член и яйца, – кричит он.

Его подружка вылезает из-под него и заглядывает ему между ног.

– Господи, как много крови, – говорит она и снимает футболку.

На ней нет лифчика, и ее дерзкие сиськи торчат и покачиваются, когда она сминает свой топ и засовывает комок между его ног.

Мальчик с трудом поднимается и смотрит на меня. Он тяжело дышит, лицо его бледно.

– Я хочу вернуть свой член. Возможно, они смогут пришить его.

Я смотрю на него в ответ, и глотаю его яйца и член одним глотком. Они соленые и не очень хороши для моего холестерина, но, сука, чертовски вкусные.

– Он просто проглотил их, черт возьми, – кричит мальчик и подтягивается, прижимая окровавленную подушечку к паху.

Он стоит на нетвердых ногах и дребезжит калиткой, словно хочет, чтобы я снова вырвал его гениталии.

– Пойдем, Трой, мы должны отвезти тебя в больницу, – говорит девушка, обнимая его и почти таща обратно к дороге.

Я не позволю хорошей еде уйти. Кто знает, когда меня снова накормят, и, кроме того, по ту сторону забора есть человеческая "киска", и я хочу ее. Я подбегаю и всем весом наваливаюсь на ржавый забор. Вся секция рушится, и я бегу за подростками. Запах мальчишеской крови бьет мне в ноздри, а вкус его дряни на языке доводит меня до исступления. Мои губы растягиваются, когда я рычу, и слюна вылетает изо рта. Они видят меня, сходят с ума и убегают. Но мальчик слишком слаб, он спотыкается и падает на землю. Девушка пытается помочь ему подняться, но когда она оглядывается через плечо и видит, что я несусь к ней, она кричит и делает рывок.

Я толкаю плечом парня в спину, когда он пытается подняться, и он падает лицом в твердую грязь. Мои зубы впиваются в середину его спины, и я слышу лязг, когда они ударяются о его позвонки. Стиснув челюсти вокруг кости, я встаю ему на спину и дергаю и трясу его позвоночник, пока большой кусок не откололся и не оставил зияющую кровавую дыру. Это должно остановить его. Теперь я могу сосредоточиться на этой сучке.

Лючия выбежала на дорогу и разговаривает с кем-то в машине, указывая на свалку. Я ни за что не позволю этой сучке уйти после того, как она дразнила меня, и, кроме того, я сейчас так возбужден, что мог бы трахнуть кошку. Я опускаю голову и набираю скорость. Хулиганы великолепны на коротких дистанциях, только не просите нас пробежать марафон.

Она забирается в машину, и та рванулась вперед. Я выскакиваю на дорогу, прыгаю и врезаюсь в лобовое стекло, как цементный блок, брошенный с эстакады. Мои лапы врезаются в грудь мужчины, отталкивая его назад на сиденье, в то время, как мои зубы впиваются в его лицо. Я проделываю огромные борозды в его щеках и разрываю нос и губы. Клочья кровоточащей плоти свисают с его костей и зубов. Он кричит, и я кусаю его обнаженный язык и вырываю его с корнем. Я проглатываю резиновый орган одним глотком и глотаю мясистую мякоть, покрывающую его лицо.

Лючия возится с пассажирской дверцей и окном, но они не открываются. У них должны быть замки, защищающие от детей. Она пинает окно ботинками "Док Мартин", и то разбивается вдребезги. Она пытается выбраться, и я не могу терять времени. Я вырываю водителю яремную вену, и фонтан крови бьет вверх до самой крыши машины. Лючия наполовину высунулась из окна, но, похоже, застряла. Ее круглая попка в воздухе, а белые трусики задрались в ее щелку.

М-м-м, собачья поза – моя любимая, но сначала я хочу попробовать эту человеческую "киску". Я цепляюсь за ленту ее трусиков, срываю их и задыхаюсь. Ее шмонька совершенно лысая, как один из тех Cфинксов, которых я всегда хотел съесть. Я просовываю свой восьмидюймовый язык внутрь нее до самого корня, кружу его и слизываю медовые выделения с ее зефирно-розовых стенок. Она извивается и пытается вытолкнуть себя из окна, но мои передние лапы цепляются за ее ноги, и их когти царапают ее мягкие бедра.

Как только ее "киска" обслюнявлена, я наваливаюсь на нее. Мой вес толкает ее вниз к окну, и ее руки бесполезно размахивают. Я тру свой твердый член вверх и вниз по ее шелковой плоти, затем толкаюсь в нее.

– О, Боже, ты такая тугая, сука, – вою я.

Я сильно колочу ее "киску", в то время, как рву ее волосы и кожу головы. Она мечется, пытаясь освободиться, но я знаю, что у неё не получиться. Я связал ее узлом. Мой бульбус гландис раздулся до размеров кулака, чтобы ни одна пизда не сбежала от меня, пока я не закончу. Разве Мать-Природа не велика? Я резко дергаю, и ее скальп слезает с черепа. Я выплевываю его и грызу ее череп, чтобы добраться до сочного мяса внутри, пока я катаюсь на ее заднице. Фары автомобиля освещают сцену.

– Помогите! – кричит Лючия, размахивая руками.

Водитель на мгновение колеблется, затем мчится прочь в темноту. Он не хочет, чтобы сегодня вечером случилась какая-то чертовщина. Череп Лючии с хрустом раскалывается и обнажает серовато-розовое содержимое. Я зарываюсь носом внутрь и жую ее мозг.

Тело Лючии сотрясается в конвульсиях, и ее бедра раздвигаются, чтобы дать мне адскую поездку. Нет никаких опасений, что эта сука забеременеет. С глубоким рычанием я закачиваю свое семя в ее влагалище. Как только внутренняя часть ее черепа вылизана дочиста, я вырываюсь и бреду обратно к ублюдку-готу, который издевался надо мной. Я сломал ему спину, но он сумел дотащиться почти до дороги. Он выглядит дерьмово, еще более восковым и липким. Я стою над ним, рыча. Из моей огромной пасти капает кровь с головы его подружки. У меня уже есть его член внутри меня, и теперь я хочу все остальное.

– Вот дерьмо, – хнычет он.

Далекие сирены воют и улюлюкают. Мне придется действовать быстро. Я отрываю куски теплого, окровавленного мяса от его ног и бедер, и проглатываю их, в то время, как парень продолжает ползти на животе. Он не издает ни звука. Может быть, со сломанным позвоночником он ничего не чувствует. Я вонзаюсь ему в поясницу и вырываю почку. Потом вытаскиваю его кишки и хлюпаю по трубкам жидким дерьмом и кровью.

На проезжей части вспыхивают автомобильные фары, и мощный поисковый луч проносится над свалкой. Еще несколько полицейских машин с визгом подъезжают к обочине. Хлопают двери, тяжелые ноги стучат по грязи. Луч падает на мою жертву, все еще крадущуюся к дороге, его нижняя половина практически съедена. Я слышу, как среди криков кто-то извергает содержимое своих желудков. Луч нависает надо мной.

– Это чертова собака, – рявкает полицейский, нащупывая пистолет.

Я бы с удовольствием остался и доел, но что-то подсказывает мне, что пора бежать. Я срываюсь в темноту. Мой живот раздулся от обжорства человеческим мясом, но я все еще могу убежать от них. Раздаются крики и отдаленные выстрелы, но у полиции нет ни единого шанса найти меня, по крайней мере, пока они не приведут отряд собак, чтобы выследить меня. Гребаные предатели. Я вижу огни далекого города, ничто так не возбуждает аппетит, как большая прогулка.

НЯНЬКИ

Я иду по освещенным фонарями улицам в поисках следующей жертвы.

– Брюсер, это ты? – раздается голос.

Из-за белого штакетника на меня смотрел чихуахуа.

– Энди?

– Ага, – говорит он, ухмыляясь от уха до уха.

– Черт! Я не могу в это поверить. Когда я видел тебя в последний раз... тебя, знаешь ли... собирались казнить.

Он шевелит бровями и ухмыляется.

– Как, черт возьми, ты выбрался?

Его улыбка исчезает, и он застенчиво смотрит на свои лапы.

– Тебе лучше не знать.

Теперь я хочу знать больше, чем когда-либо. Что я знаю наверняка, так это то, что он не был завербован для казни членов конкурирующей банды, так что же, черт возьми, произошло?

– Пожалуйста, Энди, – умоляю я.

– Я сделал несколько вещей, за которые мне стыдно, невыразимые вещи для охраника, – oн делает вид, что нюхает цветок, искоса поглядывая на меня.

– Для волосатого старика, от которого пахло Боврилом?^[7]

– Да, для него, – oн вздрагивает.

– И что же тебе пришлось сделать?

– Сексуальные услуги, – вздыхает он.

– Ох, чёрт, – теперь пришла моя очередь содрогнуться. Голова Энди опускается еще ниже, и я добавляю: – Собака должна делать то, что должна делать собака.

– Он снова поселил меня с маленькой старушкой. Она прекрасная любовница, но она не позволяла мне трахать ее. Чёрт, чувак я уже сутки как не кончал, я возбужден до чёртиков.

– Почему бы тебе не пойти со мной?

– Да? А что ты задумал?

– Думал, начать яростно убивать и насиловать. Я подсел на человеческую "киску" и мясо.

– Черт, правда? Это было бы потрясающе. Рассчитывай на меня, бро, – сказал Энди, подпрыгивая, как кенгуру.

Энди вытянулся у забора. Я поднял его за шкирку и закинул на свою массивную спину. Я принялся бегать от дома к дому, и принюхиваться в поисках классной "киски". Пока все было старо и несвежо или слишком молодо. То есть, до тех пор, пока я не доберусь до семнадцатой Уайлс-авеню. Энди тоже чувствовал запах, и его зрачки расширились.

– У-у-у, – говорит он, его член стал твердым, как камень.

У меня тоже разбушевался стояк. Безумие, нет даже забора, чтобы не пускать нас, собак. "Киска", которая так хорошо пахнет, должна быть в небесной крепости. Я также почувствовал запах мужчины в доме, и у меня встала дыбом шерсть. Пришло время для убийственного дерьма, а затем вознаградить себя чем-нибудь странным. Мы дважды обходим дом в поисках входа.

– У меня есть идея, – говорит Энди, когда мы замечаем открытое окно наверху.

– Но даже, если мы доставим тебя внутрь, ты не сможешь дотянуться до дверной ручки. Как ты откроешь дверь и впустишь меня?

– Я и не буду её открывать. Я попрошу их открыть её для меня. Я буду бегать по дому, поднимать шум и гадить им на кровати. Когда меня поймают, меня выпустят, а ты будешь ждать у двери.

План мне нравится, я встал на задние лапы. Энди спрыгнул с моих плеч и влетел прямо в открытое окно. Я прошёл к входной двери и начал ждать. Мой член так тверд, что с него капает предэякулят по всему коврику. Я слышу, как Энди лает и мечется по дому, опрокидывая всякое дерьмо. Женщина кричит, а мужчина называет Энди "грязным ублюдком". По-моему, Энди нагадил на кровать. Обитателям дома требуется несколько минут, чтобы поймать его.

Дверь с грохотом распахивается. Мускулистый голый мужчина, весь в царапинах, с прилипшими к голове потными волосами, стоит в дверях, держа Энди за загривок. У него во рту пара женских трусиков, и он подмигивает мне. За ним стоит взъерошенная блондинка в обтягивающем жилете, обнаженная до пояса, и она щеголяет "бразильянкой"^[8]. Мой член становится алмазно твердым от этого зрелища.

– Дорогая, держись подальше от это маленького извращенца, и... отдай их мне обратно, – говорит мужчина, выдергивая трусики изо рта Энди.

Он видит меня и останавливается. Его оскаленный рот разинут.

– Привет, – рычу я и бросаюсь к нему.

Он роняет Энди и издает писк, прежде чем я врезаюсь в него и посылаю его на землю. Я пытаюсь раздавить его голову своими массивными челюстями, но он засовывает свою волосатую руку мне в пасть. Я с хрустом надавливаю на нее, и кровь заливает мой рот. Онa теплая и вкусная. Кажется, ко мне вернулся аппетит.

– Эндрю, Эндрю, – визжит женщина, прыгая по комнате и размахивая руками, как сломанная птица.

Энди взволнованно подпрыгивает вверх-вниз, давая любовные укусы на ее заднице.

– Ударь его чем-нибудь, Сьюзен, черт возьми, – кричит Эндрю дрожащим от боли голосом.

Он засовывает пальцы другой руки мне в рот и пытается открыть его. Я ломаю его руку и оставляю ее висеть в клочьях. Он вытаскивает то, что осталось от его руки, из моего рта и бьет меня по лицу обрубком. Сьюзен хватает лампу и начинает бить меня по спине, но я почти не чувствую этого.

Мне всегда хотелось посмотреть, смогу ли я раздавить человеческий череп. Я сжимаю челюсти вокруг головы Эндрю. Она плотно прилегает. Мои зубы впиваются в его плоть, я щурю глаза и сжимаю челюсти до боли. Эндрю кричит мне в горло. Его череп скрипит, как дверь. Голова раскалывается, ноги дрожат. Я не думал, что смогу это сделать. Потом раздается громкий хруст, и голова Эндрю взрывается у меня во рту, как спелая дыня. Мозги и кровь брызгают из уголка моего рта и забивают глотку. Сьюзен кричит и бежит по коридору на кухню, а Энди висит у нее на заднице, как мышеловка.

Она открывает ящик стола, роется в нем и достает разделочный нож.

– Опусти нож, никто тебя не тронет, – рычу я.

Она тянется назад, отрывает Энди от своей задницы и приставляет нож к его горлу.

– Еще один гребаный шаг, и этот маленький придурок сдохнет, – говорит она.

Я колеблюсь. Я люблю Энди и не хочу, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое.

Энди всхлипывает, и струя флуоресцентной желтой мочи брызгает в глаза Сьюзен. Она вскрикивает, и ее рука взлетает к лицу. Когда Энди падает, он цепляется за сосок, и визг Сьюзен становится громче. Я набрасываюсь и швыряю ее на кухонную скамью. Она тяжело падает и выбивает из себя дух, но быстро приходит в себя и тычет мне ножом в плечо. Мой рот впивается в ее руку и хрустит на пальцах. Нож со стуком падает. Ее рука свисает по бокам – размолотым, мягким месивом.

Я срываю с Сьюзен жилет и кусаю её грудь. Мой рот наполняется вкусным теплым молоком.

– Срань господня, она охренеть какая вкусная, чувак, – говорю я и продолжаю сосать.

Глаза Энди загораются. Он вцепляется в другую грудь и с энтузиазмом начинает сосать. Пока я пью, я тру свой член вверх-вниз по щели Сьюзен и оставляю мокрый след предэякулята.

Сьюзен смотрит на двух доящих ее собак. Ее взгляд, полный боли, сменяется недоумением.

– Да что же блядь такое, происходит? Это, должно быть, кошмар. Проснись, проснись, – бормочет она и стучит затылком по кафельному полу.

Я понимаю ее точку зрения. Гигантский питбуль и его дружок, чихуахуа, врываются в ее дом, гадят на ее кровать, раздавливают голову ее парня, а теперь доят ее.

Между нами, Энди и я осушаем ее молочные железы. Энди выглядит беременным, он такой же раздутый. Я проталкиваю свой член мимо ее шелковых складок в розовую щелку. Ее влагалище не такое тугое, как у эмо-цыпочки, но оно теплое и влажное, и мой член покалывает от удовольствия. Энди садится на лицо Сьюзен, засовывая свой член ей в ноздрю и трахает её.

– Ты делаешь это неправильно. Засунь ей в рот, – говорю я.

Энди удивленно поднимает бровь.

– Ни в коем случае, у этой твари есть зубы. Держу пари, эта сука откусила бы мой каракуль сразу. Кроме того, эта дыра очень влажная. Кажется, она простудилась.

– Хорошая мысль, – я захлопываю свой член в ее "киску" и выхожу из нее, становясь все ближе и ближе к оргазму.

Я не могу перестать думать о том, что у меня никогда раньше не было минета от женщины. Если сосание моего собственного члена – это что-то, что я действительно упускаю. Моя проблема такая же, как и у Энди, я боюсь, что мне откусят член.

– О-о, черт возьми, да. Бери, сука, – стонет Энди, и Сьюзен вычихает комок спермы чихуахуа.

Он скатывается с нее и облизывает свой кончик.

У меня есть идея. Я проделываю в горле Сьюзен дыру размером с кулак. Кровь и слизь пузырятся и булькают из раны, и Сьюзен вцепляется в нее изуродованной рукой. Я вставляю свой член и толкаюсь вверх. Рот Сьюзен открывается, чтобы втянуть воздух, и я замечаю свой член, выходящий из-за поворота. Он останавливается далеко от ее зубов. Я в безопасности! Я трахаю лицо сучки, как пизду, загоняя свой член в пенящуюся дырочку. Сперма Энди все еще пузырится у нее из ноздри. Ее горло сжимается, когда мой член входит и выходит, а рот синеет, когда она борется за воздух. Это так приятно. И когда я собираюсь кончить, глаза Сьюзен закатываются, а рот открывается. Я с ревом выдуваю свое семя. Онo стекает у нее изо рта по подбородку, а потом собирается на затылке.

– Знаешь, Брюсер, если у нее было грудное молоко, у нее есть ребенок! – говорит Энди.

– Но я хочу съесть эту женщину, я умираю с голоду, – говорю я, облизывая зияющую рану на шее.

– Просто пойдем со мной, чувак, мы не можем оставить ребенка.

Я вздыхаю и хандрю вслед за ним в хозяйскую спальню, и, конечно же, там стоит большая двуспальная кровать с детской кроваткой рядом. На заячьем бланке в детской кроватке лежит пухлый младенец, засунутый в синюю майку. Энди вскакивает мне на спину и заглядывает через плечо.

– Он такой крошечный. Ему не больше недели, – говорит oн.

– Что ты хочешь с ним сделать? Отвезти его в соседний дом и позвонить в дверь?

Энди разевает рот. Его глаза округляются, а бровь взлетает вверх.

– Ты с ума сошел? Представь, какой он сочный и сладкий. Мясо растает у нас во рту.

Со всем этим рычанием и лаем ребенок просыпается и вот-вот заплачет. Он видит нас, и его дрожащие губы кривятся в липкой улыбке. Энди прыгает в кроватку.

– А кто тут сочный ребенок? – Энди облизывает его лицо, и малыш визжит от восторга.

Он впивается зубами в розовую щечку ребенка и отрывает кусок мяса. Ребенок размахивает руками и истерически вопит.

– М-м-м-м. Это божественно. Сладкое мясо прекрасно дополняется солеными слезами, – говорит Энди, отрывая еще один кусок мяса, судя по вопящему лицу.

Я с хрустом кусаю его за ноги. Мои вкусовые рецепторы отключаются. Энди прав, парень просто прелесть. Я пережевываю ноги и туловище за минуту. Еда такая свежая, что у меня внутри все сжимается. К тому времени, как я добираюсь до головы, Энди уже обнажил ее и грызет череп. Я с хрустом открываю череп. Энди рычит, и я отступаю. Его задние железы превосходят мои по потенции. Он проглатывает половину содержимого и с довольным вздохом откидывается на край кроватки.

– О, Боже, это было невероятно. Лучшая еда, которую я когда-либо пробовал, – eго желудок настолько полон, что кажется, будто он проглотил арбуз целиком.

Я съедаю остатки и удовлетворенно рыгаю.

– Ой, я думаю, ты съел подгузник, – говорит Энди, морщась.

ЖИДКАЯ ЗАДНИЦА

Всю ночь мы спим на кровати Эндрю и Сьюзен, а потом прикончили их на завтрак.

– Что мы будем делать сегодня? – спрашиваю я Энди, жуя разлагающуюся матку Сьюзен.

– Мы могли бы поехать в Шангри-Ла.

– Куда? Что это?

– Это место, о котором мне рассказывал Чингис, серийный убийца Ши-тцу^[9], в камере смертников. Он сказал, что это земной рай для собак. Бесконечно счастливая земля, где мы живем вечно, а люди – наши рабы, – глаза Энди затуманились при упоминании об этом.

– Ты имеешь в виду, что мы могли бы иметь всех людей, которых хотим трахать и есть? – я вскакиваю с поднятым членом.

– Ага, – у Энди тоже стояк.

– Это очень далеко?

– Чингис сказал, что это в конце яркого света.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я думаю, он имел в виду, что это за горизонтoм. Нам просто нужно продолжать идти, и в конце концов мы туда доберемся.

– Давай сделаем это, – мы с Энди танцуем по комнате на задних лапах, улюлюкая. – Но, мне нужно кое-что сделать, прежде чем я уйду.

– Что? – спрашивает Энди.

– Помнишь того байкера, который спас меня от камеры смертников? Он пытал меня и заставил съесть волосатую задницу какого-то парня.

– Это то, что заставлял меня делать тот ублюдок, старикашка-охранник.

– Нет, я имею в виду действительно съесть еe, как собачий корм.

– Оx, – Энди смотрит на свои лапы и неловко шаркает.

Я толкаю Энди локтем:

– Значит, у нас все хорошо?

– Да, давай сделаем это.

С мочевыми пузырями, полными молока, которое мы выпили прошлой ночью, мы бродим по солнечным улицам, обливая всё мочой. Мы не оставляем без опознавательных знаков ни фонарного столба, ни пожарного гидранта, ни детской коляски. Нас постоянно ласкают люди, которые находят вид питбуля и чихуахуа, трусящих вместе, восхитительным. Интересно, подумали бы они, что мы такие милые, если бы знали, что в нас полно детского мяса? Молодая женщина следует за нами и фотографирует. Энди присаживается на корточки и гадит на тротуар. Это очень внушительный катях, учитывая его маленькую задницу, из которой он вышел. В нем пряди детских волос. Женщина слишком занята загрузкой своих фотографий в социальные сети, чтобы заметить это, и она хлюпает через липкий холмик.

– Фу, – она давится и шаркает прочь, оставляя на тротуаре следы дерьма и волос.

– Похоже, малыш делает первые шаги, – говорит Энди.

Мы прибываем на свалку перед обедом, стараясь избегать полиции и места преступления, где я съел эмо-цыпочку и ее парня-гота прошлой ночью. Часть забора все еще опущена. Лекс еще не вернулся.

– Держись подальше, пока я тебя не позову, – говорю я.

Энди уходит мочиться на все, что может, а я лежу в тени под "Моррис Минор". Только ближе к вечеру, когда Энди наконец опорожнил мочевой пузырь, на свалку въезжает знакомый белый фургон.

Лекс и Коул выскакивают из машины. Они замечают меня, и Коул откидывается назад в фургон и вытаскивает мясорубку. Его рот кривится в гротеской улыбке.

– Глупая дворняжка, тебе не следовало возвращаться. Полиция прочесывает город в твоих поисках. Последнее, чего мы хотим, – это еще больше внимания полиции, – говорит он.

Насколько я понимаю, весть о моей кровавой авантюре распространилась далеко и широко. И если я не ошибаюсь, Коул и Лекс охотились за мной, чтобы избавиться от меня.

– Иди сюда, мальчик, – говорит Лекс, протягивая цепочку.

Ни хрена себе, я видел, что мясорубки могут сделать с мясом. Я отступаю, но идти некуда. Свалка забита коридорами разбитых машин, которые заканчиваются тупиками. Мне хреново, надо было ехать в Шангри-Лу. Лекс отказывается от цепи и хватает металлический прут.

– Ублюдки, я возьму вас обоих с собой, – рычу я.

Лекс поднимает прут, и Коул делает круг вправо. Эти двое – старые профессионалы уличных боев.

Коул кричит, когда гигантская крыса падает ему на голову. Это дает мне секунду, чтобы действовать. Опустив голову, я бросаюсь между ног Лекса и кусаю его за яйца. Он стонет и сгибается пополам. Коул вертится вокруг, пытаясь вытащить крысу, подозрительно похожую на чихуахуа, из своей спутанной копны волос.

Я подпрыгиваю и хватаю его за руку, чуть ниже локтя. Это все равно, что хрустеть хлебными палочками. Она легко ломается, и я рывком освобождаю изуродованную плоть.

Зубы Энди впиваются в глазницу Коула и вытаскивают глаз. Глазное яблоко покачивается на подбородке, свисая изо рта за зрительный нерв. Он откидывает голову назад и проглатывает сочный шар целиком. Коул воет и хватает Энди другой рукой, но я вцепляюсь ему в бицепс и отгрызаю руку под корень. Коул машет обрубками. Вокруг столько крови, что земля почернела.

Лекс стонет в пыли и хватается за окровавленную промежность.

Я сажусь Коулу на грудь. Я позволю Энди прикончить его. Он станет первым человеком в истории, которого убьет чихуахуа. Энди вырывает второй глаз. Она все еще держится, когда он откусывает его, и желе выплескивается из уголка его рта. Коул вне себя от боли, но он слишком слаб от потери крови, чтобы что-то с этим поделать. Его обрубки бесполезно хлопают в воздухе, а ноги взбивают пропитанную кровью грязь. Энди идет на смертельный удар и кусает его за горло. С его крошечными челюстями проходит две минуты, прежде чем яремная вена Коула лопается и извергает фонтан крови. Пока он истекает кровью, я жую его волосатую задницу и глотаю жирное мясо. Пришло время отплатить Лексу.

Лекс уже наполовину дополз до своего фургона. Я переворачиваю его и кладу передние лапы ему на грудь. Я прикусываю его челюсть, так что она висит открытой и бесполезной, а затем выблевываю огромные куски полупереваренной задницы Коула в соусе из крови и желчи в его глотку.

– Как тебе это нравится, а?

Лекс кашляет, брызгает слюной и выплевывает жидкую задницу обратно. Сильная рвота еще больше смещает его челюсть в сторону, и он бормочет проклятия сквозь разбитые губы.

Я рычу и собираюсь откусить ему морду.

– Не надо, у меня есть идея получше. Ты когда-нибудь видел этот фильм, "Чужой"? – говорит Энди.

– Где инопланетянин вылупляется в желудке какого-нибудь чувака и прогрызает себе путь наружу?

– Ага, – ухмыляется Энди.

– Ты хочешь, чтобы я прогрыз себе путь из его желудка? Мне кажется, я слишком большой.

– Нет, чувак, я... ты просто держи его крепче.

Я знаю, что делать. Я видел, как держится "лежачий", когда Стэн смотрел ММА. Я обхватываю Лекса за шею и надавливаю только настолько, чтобы он задремал. Энди рвет штаны, обнажая его искалеченные яйца и задницу. Лекс задыхается. Его ноги шаркают в пыли, а руки цепляются за мою плоть.

Его вздохи превращаются в крик, когда голова Энди исчезает. Его измазанная дерьмом морда высовывается из задницы Лекса, и он делает глубокий вдох.

– Тебе надо получше вытираться, парень, – говорит он, прежде чем снова исчезнуть. – Рампф, рампф, рампф, – Энди собирается в путь.

Передние ноги Энди исчезают. Остальная его часть извивается, как угорь.

Живот Лекса выпячивается, и я вижу морду Энди, прижатую к растянутой, татуированной коже. Его плоть разрывается, и Энди прорывается наружу, волоча за собой клубок кишок.

– Тарр-дарр, – ворчит Энди.

Лекс выблевывает ведро крови.

– Вся эта кровь действительно хорошо пахнет. Tатуировки cъедобны?

Энди пожимает плечами, и мы жадно глотаем кишки и сочные органы Лекса, пока он слабо пытается оттолкнуть нас. Когда мы заканчиваем, Лекс лежит неподвижно. Его незрячие глаза смотрят на заходящее солнце. Раздутые мы заползаем под машину и засыпаем.

БЕЗНОГИЕ

На следующее утро мы проснулись после рассвета.

– Нам понадобится немного сил для путешествия. Мне как раз есть куда пойти позавтракать, – говорит Энди.

Мы совершаем приятную прогулку по пригороду, встречаемся с другими собаками и мочимся на неизведанную территорию, прежде чем оказываемся у здания с вывеской "Детский сад маленьких маффинов". Дети весело играют на огороженной детской площадке.

Мы обмениваемся понимающими взглядами. Единственный способ добраться до детей – через приемную. Кто-то обязательно нас впустит. Мы терпеливо ждем, пока не прибывает женщина, одетая в штаны для йоги, щеголяющая выпирающим лобком, чтобы высадить своего ребенка, одетого с головы до ног в дизайнерскую детскую одежду. Мы радостно виляем хвостами и тяжело дышим, но она нас игнорирует. Мне приходится держать себя в руках, чтобы не укусить ребенка или ее задницу. Когда она открывает дверь, мы врываемся внутрь.

– Пожалуйста, Эми, пускать собак внутрь запрещено, – говорит секретарша, дородная женщина лет сорока пяти.

– Они не мои. Они просто последовали за мной, – отвечает Эми.

Секретарша впускает ребенка и выходит из-за стола, чтобы проводить нас. Она наклоняется, чтобы поднять Энди.

– Пошла ты, сука, – рычит Энди и впивается зубами ей в нос.

Я кусаю Эми за лобок. Мой рот взрывается от вкуса пизды, и мой член становится твердым, как камень, за наносекунду. Он хочет трахнуть ее прямо сейчас, но краем глаза я вижу, как восхитительные дети играют зa стеклянным экранoм. В животе у меня урчит, изо рта течет слюна.

– Сначала еда, потом "киска".

Я оставляю Эми, свернувшуюся в клубок, баюкающую свою изуродованную пизду. Я бегу вверх и врываюсь через раздвижную дверь на детскую площадку. Повсюду дети – на решетках для обезьян, в песочнице, играют в скакалку, и даже круглолицый мальчик в инвалидной коляске ест пакет картофельных чипсов и играет на своем айпаде.

– Давай убьем их всех, а потом будем пировать, – говорит Энди, догоняя меня с висящими на его челюстях волокнистыми кусками плоти.

Две хорошенькие рыжеволосые девочки с косичками и веснушками, увидев нас, бросают скакалку и бегут к нам.

– Славные собачки, – говорят они, похлопывая нас.

Это будет проще, чем я думал. Я хватаюсь за ближайшую косичку и яростно трясу ее владелицу, пока не слышу треск. Я бросаю мертвую девочку на землю, куда она падает сморщенной кучей, ее голова вывернута вперед.

Другая девочка кричит и бежит. Энди кусает её за пятку, и она тяжело падает. Она садится, рыдая и держась за ободранное колено. Я сжимаю челюсти на ее затылке. Ее голова отлетает, как бутылка из-под содовой, и из обрубка брызжет кровь.

– Эй! – пожилая женщина смотрит на нас через плечо.

Она сидит на корточках у детского бассейна, наблюдая за группой детей, играющих со своими пробковыми лодками. Прежде чем она успевает подняться, я налетаю на нее и толкаю в детский бассейн. Дети визжат и бегут. Я крепко сажаю свою задницу на ее погруженную голову, пока ее сложенное тело не перестает протестовать, а затем вонзаю свои клыки в ее шею. Брызжущая кровь окрашивает воду в розовый цвет.

Энди подбегает к калеке и грызет его бесполезные ноги. Он слишком занят своими солеными закусками и играми, чтобы заметить это. Я бросаюсь к обезьяньим барам, где мальчик и девочка, держась за руки, кричат, требуя своих мамаш. Я вскакиваю и бросаюсь на качающегося мальчика. Мои челюсти разрывают его ногу ниже колена, и она крутится под ним, пока волокнистая ткань не разрывается, и его голень не падает на землю. Он продолжает биться и вопить, пока его обрубок поливает меня кровью. Я сжимаю челюсти вокруг оставшейся ноги и свисаю с нее, тащa его вниз. Он падает на спину и бьет маленькими кулачками. Я разрываю его грудь и хрумкаю хрящами и костями, прежде чем вырвать его сердце и проглотить его целиком. Я чувствую, как онo бьется у меня в животе. Теперь это свежая еда.

Девочка умна и поджимает ноги к рукам. Я вскакиваю, и она быстро поднимает свой зад. Ее лицо ярко-красное, а тело дрожит. У нее больше нет сил держаться, и она так напугана, что струйки мочи капают на землю. Я жую несколько вкусных мальчишеских кусочков, пока жду.