Текст книги "Питбуль (ЛП)"

Автор книги: Саймон МакXарди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

 Когда плотоядный и похотливый психопат-питбуль, Брюсер, и сексуально-озабоченный извращенец чихуахуа, Энди, оказываются вместе в камере смертников, образуется нечестивый союз. Эти двое объединяются и устраивают кровавый ад своими "стояками" и больными аппетитами...

Саймон МакXарди

ПОХОД К ВЕТЕРИНАРУ

ПАРНИ ИЗ КАМЕРЫ СМЕРТНИКОВ

ПАЛАЧ

СУПРУЖЕСКИЙ ДОЛГ

НЯНЬКИ

ЖИДКАЯ ЗАДНИЦА

БЕЗНОГИЕ

ШАНГРИ-ЛА

Саймон МакXарди

«Питбуль»

ПОХОД К ВЕТЕРИНАРУ

Я устраиваюсь поудобнее на коврике перед телевизором и облизываю свои яйца. Помимо траханья мешка с фасолью, лизание шаров – мое любимое занятие. Мои орехи на вкус соленые, как собачий корм, и облизывание их заставляет мой член покалывать.

– Пойдем, Брюс, мы хотим поесть, – сказал Стэн.

Вся семья корчит мне рожи за ужином смотря телевизор. К черту их, лизать свое барахло слишком приятно. Кончик моего члена торчит, как малиновая ледышка, и я облизываю его, долго и любовно.

– Фу, папа, он опять надувается, – сказалa Лотта, маленькая девочка, высовывая покрытый пищей язык и позволяя кусочкам еды упасть на тарелку.

– Не будь такой брюзгой, Лотта, он просто моется, – сказалa Шерил, жена Стэна.

– А-а-а, блядь, да, – хрюкаю я, когда мой член взрывается у меня во рту.

Сперма заполняет мою пасть, и я позволяю ей капать на ковер. Я не глотаю сперму. На вкус он далеко не так хороша, как мои яйца.

– У него капает изо рта, – сказал девятилетний Хэмиш, его чипсы парят над соусом айоли^[1] на тарелке.

Стэн с грохотом поставил поднос на кофейный столик.

– Вот блин. Меня уже тошнит от этого секс-шоу каждый вечер, когда мы пытаемся поужинать. Завтра я отвезу его к ветеринару, чтобы он позаботился об его барахле.

– Чего? Я и не подозревал, что у меня что-то не так с хозяйством. Я был бы дураком, если бы не знал этого. И чёрт, я не хочу, чтобы мой член подвёл меня, когда он мне понадобится в следующий раз.

На следующее утро Стэн вытащил меня из корзины. Я не был счастлив. Мне снилась Синди, сучка Бишон-фризе^[2] из соседнего дома, которая дразнит меня из-за забора всякий раз, когда у нее течка. Я хочу, чтобы Стэн просверлил для меня «дыру славы».

– Давай, парень, нам надо к ветеринару. Они сказали, что смогут принять нас в десять. Сегодня хороший день, и я подумал, что мы с удовольствием прогуляемся.

– Ну, а чё блядь, давай, – вою я.

Солнце светит, и на душе тепло. Дует легкий ветерок, и в воздухе сильно пахнет другими собаками и их экскрементами. Я тяну за поводок, пока не добираюсь до фонарного столба прямо перед моим домом и не нюхаю его. Черт, этот, желающий быть альфой, Роб снова помочился на столб, ублюдок. Я поднимаю ногу и пропитываю слабый запах Роба своей супер мочой, пропитанной тестостероном. Это научит эту пиздёнку знать, кто главный на районе.

Я улавливаю запах Бишон-фризе и натягиваю поводок. Стэн делает все возможное, чтобы контролировать меня. Это нелегко, если учесть то, что я – питбуль, весящий целых сто двадцать фунтов^[3]. Запах суки ведет к травяной опушке. Сексуальная шалунья оставила для меня сюрприз. Я смотрю на Стэна. Он слишком занят, проверяя свой телефон, чтобы обращать на меня внимание. Я зарываюсь мордой в еще теплую кучу дерьма и вдыхаю божественный аромат. Это так чертовски хорошо. Я съедаю все за три секунды. Это как арахисовое масло. Его субстанция прилипает к небу и прилипает к зубам. Я яростно облизываю всё с земли, чтобы проглотить все добро.

Стэн услышал, как я чмокаю, и посмотрел вниз. Его рот искривился от отвращения.

– О, черт возьми, ты сделал это, грязный ублюдок.

Я вскакиваю, чтобы извиниться, и размазываю грязные лапы и грязные губы по белой рубашке хозяина. Дерьмовая отрыжка вырывается из моего, покрытого пленкой, рта и взрывается в лицо Стэну. Он давится.

– Отвали, – заорал он и потащил меня по тротуару, а я в замешательстве отстраняюсь.

Я понятия не имею, что на него нашло. Черный кот сидит на корточках в канаве и наблюдает за мной. Я напрягаюсь, чтобы добраться до него, но Стэн тащит меня прочь.

Кот задирает ногу вверх и лижет свою задницу.

– Ха-ха, пошел ты, говноед, ты до меня не доберёшься залупа волосатая, – смеётся мохнатый выродок и кричит мне в след.

– Это ты лижешь свою задницу, – яростно рявкаю я.

Ненавижу кошек. Они заботятся только о себе. Они постоянно насмехаются надо мной с высот, до которых я не могу дотянуться, потому что боюсь высоты. Ho, не все они сволочи, конечно. Некоторые оставляют мне свои какашечные самородки на грядках, в качестве мирной жертвы. Вкусные маленькие дерьминки – просто божественны.

Ветеринар занят. Там целый зоопарк животных, птиц и рептилий. Все замолкают, когда я вхожу. Моя репутация опережает меня. Люди боятся хулиганов. Это из-за фальшивых новостей. У нас много плохой прессы. Стэн читает мне вслух заголовки:

– "Питбуль в знак протеста садится на флагшток", "Питбуль загрыз всю семью из восьми человек", "Питбуль грабит мясную лавку".

Я уверен, что в каждом случае были смягчающие обстоятельства. Я думаю, это заставляет Стэна гордиться тем, что я – альфа-порода. Я выпячиваю грудь и качаю бедрами, так что мой огромный член и яйца ударяются о внутреннюю сторону моих бедер. Сука афганской борзой смотрит на меня и облизывает губы. Я издаю низкий рык, чтобы сказать ей, что я не против присунуть ей.

Стэн представился у стойки администратора, и мы сeли. Я пускаю слюни на свое барахло и облизываю свою задницу, чтобы смутить его. Он обычно смотрит на свой телефон, но я вижу, что он наблюдает за мной краем глаза и молится, чтобы я прекратил. Я громко пукаю. Воняет дешевой собачьей булочкой, которую Стэн скормил мне вчера вечером. Люди в приемной дергают носами и вытирают слезящиеся глаза. Они обмениваются неловкими взглядами и ерзают на своих местах. Разве не было бы забавно, если бы они подумали, что это Стэн бзднул? Я зарываюсь головой в его задницу и фыркаю. Стэн отталкивает меня, но я не принимаю отказа. Мы боремся с минуту, пока я изо всех сил стараюсь добраться до его задницы.

Стэн действительно разозлился. Я слышу, как он скрипит зубами, и его лицо становится еще темнее. Он бросает взгляд на женщину рядом с ним, привлекательную брюнетку с огромными "пакетами молока", чтобы увидеть, смотрит ли она на него. Она улыбается, крепко сжимая ошейник афганской борзой. Она явно обеспокоена тем, что я могу разорвать ее любимицу на куски.

– Он добрый? – спросила она.

Стэн рассмеялся.

– Да, мой здоровяк – тюфяк.

– Я, блядь, не тюфяк. Я – крепкий орешек, – рычу я.

Черт, Стэн всегда портит мне репутацию. Тем не менее, это успокаивает женщину, и она позволяет суке подойти вперед, чтобы поприветствовать меня.

– Бардо любит плохих парней, – говорит женщина.

Бардо виляет хвостом и распространяет аромат своей "киски" по всей комнате. Пахнет хорошо. Мне нужно получше принюхаться. Мы кружим друг друга э-э, а потом я ныряю прямо в нее, прижимаюсь носом к ее половым губам и вдыхаю. В то же время, я поднимаю свой хвост, чтобы она могла видеть, насколько мощное мое барахло.

– Твою мать, – вою я.

Эта сучка отлично пахнет. Я щелкаю языком по ее клитору, и она дрожит от удовольствия. Бардо теребит мои яйца и смотрит, как они гипнотически раскачиваются. Интересно, почему Стэн не делает то же самое со своей сучкой? Люди действительно трахаются. Лови момент, говорю.

– Мне так жаль, – сказал Стэн, дергая меня назад, когда я лижу дырочку Бардо.

Я сажусь, кипя от злости и с сильным стояком. Стэн даже не дает мне еe лизнуть. Бардо тоже возбуждена. Пьянящий запах ее мокрой "киски" наполняет воздух. Чертовы люди, они не уважают животную похоть.

– Брюс, – позвал ветеринар.

Он уже был рядом со мной, пожилой мужчина с фекальным дыханием и метеоризмом^[4]. Мы со Стэном следуем за ним в операционную. Стэн с ворчанием поднимает меня на стол.

– Тебе нужно почаще ходить в спортзал, – ворчу я.

Ветеринар ощупывает меня. Он сжимает мой живот, дышит мне в ухо и проводит пальцами по моим деснам, грёбаный извращенец. Стэн заключил с ним какое-то дурацкое соглашение, чтобы позволить ему приставать ко мне. Они обмениваются деньгами после каждого визита. Мне это не нравится, но разве у меня есть выбор? Деньги от их сделки идут на то, чтобы кормить меня.

– Я померяю ему температуру, а вы крепко держите его голову.

Мой сфинктер непроизвольно сжимается, а глаза расширяются от ужаса. Я знаю, что такое "температура" – это кодовое слово. Я должен смириться и принять свою участь.

– Все в порядке, мальчик. Ты даже не почувствуешь, – говорит Стэн.

– Сейчас-сейчас, я только смазку возьму, – говорит ветеринар.

Стэн хихикает, чертов придурок. Это не его собираются изнасиловать в задницу. Ветеринар трется своим маленьким твердым членом о мою задницу, дразня ее:

– Мамочка, – хнычу я.

Он толкает его внутрь меня, хотя я сделал свой анус таким же непроницаемым, как Форт-Нокс.

– Вот так, – говорит он, оставляя свой член-карандаш внутри меня.

Мне немного жаль, что у него такой маленький пенис. Я пытаюсь повернуть голову, чтобы взглянуть на него, но Стэн крепко держит меня за шею. Ветеринар вырывается всего через несколько секунд, потому что я такой тугой и отличный любовник.

–Ты чёртов псих, блядь, – рычу я.

Он обхватывает мои яйца. Они наполняют его руки.

– Значит, вы хотите избавиться от этих малышей? – спрашивает он.

– Что ты, блядь, такое несёшь, придурок? – рычу я.

– Ага, надеюсь это хоть немного успокоит его, – смеется Стэн.

– Какого хрена! Я думал, что их чинят, а не отрезают. Ни хрена себе! – реву я.

– Сестра, – зовет ветеринар.

– Полегче, Брюсер, успокойся, большой мальчик. Это к лучшему, – говорит Стэн, поглаживая меня.

– Разве отрезание моих яиц может быть к лучшему?

Я тяну за поводок, отчаянно пытаясь вырваться.

– Сестра, – настойчивее зовет ветеринар.

Медсестра входит в палату. Это женщина средних лет со светлыми волосами, черными корнями и брюшком.

– Да, что вы хотели?

– Эти психи хотят отрезать мои яйца, – говорю я ей.

Она лезет в карман и достает лакомство из печени, моя любимая закуска, кстати. Я забываю о том, что мне собираются отрезать яйца, и виляю хвостом. Она протягивает руку, и я осторожно беру лакомый кусочек из ее раскрытой ладони.

– Ну-ну, все не так уж плохо, правда?

– Пожалуйста, не позволяй им отрезать мне яички, – умоляю я и облизываю ее лицо.

– А теперь пойдем на задний двор, и мы подготовим тебя к тому, чтобы тебе отрезали эти большие, старые, мерзкие яйца, – говорит она.

Черт! Предательская сука тоже в этом замешана. Эти люди всерьез хотят заполучить мое барахло. Я рычу и хватаю ее за лицо. Она дергает головой и открывает рот, чтобы закричать. Я тычусь мордой в ее разинутый рот, и наши языки сплетаются, как любовники. Мои челюсти сжимаются. Ее зубы раскалываются на осколки, а челюсть ломается. Я мотаю головой из стороны в сторону и вырываю ей нижнюю челюсть. Кровь хлещет по аквамариновому халату и брызжет на пол. Из зияющей дыры доносится булькающий крик.

Стэн вопит хуже бабы и оттаскивает меня от злой медсестры. Ветеринар бормочет поток ругательств и распахивает дверцу стеклянного шкафа. Его пальцы шарят вокруг, пытаясь открыть маленькую коробочку. Зловоние наполняет комнату. Медсестра согнулась пополам, ее тошнит, и она хватается за разорванное лицо. Коричневое дерьмо течет по ее ногам и смешивается с кровью на полу. Я так же чувствую запах пиздятины. "Киска" той афганской сучки жаждет моего члена. У меня стоит, как камень. И я ни за что не пропущу перепихон с такой шикарной сучкой. Ничто не может удержать меня от этой "киски".

Я влетаю в матовую стеклянную дверь, осыпая комнату осколками стекла, и тащу кричащего Стэна по разбитым осколкам. Владельцы домашних животных визжат и мечутся при виде убойного, окровавленного зверя с мега-стояком. Они спотыкаются друг о друга, когда бегут к двери, оставляя позади своих любимых животных. Мне на них наплевать. Меня волнует только "киска" Бардо. Она виляет хвостом и приближается ко мне с поднятым хвостом. На этот раз никакой прелюдии не требуется. Я залезаю на нее, впиваясь в ее шею окровавленными челюстями.

– Я собираюсь хорошенько трахнуть тебя, сука, – рычу я.

– Сделай же уже это, – стонет она, потирая свою пизду о мой кончик.

Черт, ей действительно нравятся плохие парни. С ворчанием я вонзил в нее свой член.

– О-о-о, – простонала я.

Она такая тугая и мокрая. Это невероятно.

Рука Стэна все еще запутана в поводке. Он рухнул на землю головой вперед и лежит, уткнувшись лицом в мое барахло, когда я врезаюсь в мокрую пизду Бардо.

– О-о-о-о, черт возьми, да, сильнее, – выдыхает она.

Я толкнул сильнее. Мои гигантские яйца отскакивают от лица Стэна и ударяют по Бардо. Ее "киска" слишком хороша. Я сейчас взорвусь. Я не хочу, чтобы эта сучка забеременела. Щенки афганской гончей с питбулем будут выглядеть так же хреново, как деревенщины. Мой член сильно дергается, и я выдуваю сперму на всю задницу Бардо. Она капает на ошеломленное лицо Стэна, и он бормочет и ругается, пытаясь освободиться.

Я чувствую укол в задницу и оборачиваюсь. Это ветеринар. Похотливый придурок снова пытается меня трахнуть. Он так увлечен, что обо всём позабыл. Я поворачиваюсь, решив преподать ему урок, но ноги подкашиваются. Комната кружится, и темные, клубящиеся облака высасывают свет из моего зрения.

ПАРНИ ИЗ КАМЕРЫ СМЕРТНИКОВ

Я просыпаюсь на твердом бетонном полу. От ослепительного света у меня болят глаза, и я снова закрываю их. Голова у меня, как у дворняжки Майка Тайсона после того, как она нагадила на его любимый персидский ковер. Мои лапы тоже чувствуют себя не очень хорошо, но мне удается подняться на корточки и оглядеться. Я заперт в маленькой комнате из бетона и стали. Здесь воняет хлоркой, но я чувствую запах других собак вокруг меня и слышу, как они лают и царапаются.

– Где я? – бормочу я.

– Камера смертников, чувак, – раздается голос крошечного чихуахуа, прижавшегося к своей клетке и наблюдающего за мной.

Воспоминания о моем буйстве в ветеринарке нахлынули на меня: оторвав челюсть медсестре, я трахнул эту горячую афганскую собаку в приемной. Оглядываясь назад, это было не самое умное поведение, но они собирались отрезать мои половые железы, и ее "киска" пахла так хорошо.

– Кстати, меня зовут Энди.

Он прислоняет свою задницу к проволоке, чтобы представиться.

Я встаю на негнущиеся ноги и нюхаю предложенную жопку. Ого, вот это тема. Задница этого маленького парня пахнет, как у ротвейлера. Он тоже альфа. Я представляю свою дырку для осмотра.

– Брюс, но мои друзья зовут меня Брюсер, потому что я такой крутой и все такое.

Энди глубоко вздыхает, и его глаза закатываются.

– Черт возьми, чувак, у тебя чертовски мощная задница. Как такой плохой парень, как ты, оказался в конце очереди, Брюсер?

– Оторвал лицо какой-то женщине.

Глаза Энди расширяются еще больше.

– Черт возьми, правда?

– Ага, эта сука пыталась отрезать мне яйца, а я не позволил ей это. То есть, как это собираются казнить?

При одной мысли об этом мой кишечник становится водянистым, я сажусь на корточки и гажу.

– Да, и очень скоро. Я удивлюсь, если они не засадят в тебя иглу первым делом с утра.

Ноздри Энди судорожно дергаются от запаха моего дерьма.

– Ты тоже убийца, Энди?

Энди такой маленький, что я сомневаюсь, что он смог бы убить мышь.

– Не, я сексуальный преступник, – чувствуя себя неловко от этого признания, он шаркает на лапах.

– Какого хрена? Тебя посадили в камеру смертников за то, что ты трахнул какую-то сучку? Черт, мы же кобели. Мы ничего не можем с собой поделать. Как только у этих сучек начинается течка, природа говорит: Выеби меня!

– Да не, это была другая сучка. Это былa моя хозяйка.

Я задыхаюсь и вынужден сесть. Я часто видел, как Стэн дрочит на видео, где женщины трахают собак и даже лошадей. Эти образы так взволновали меня, что однажды, когда Шерил, жена моего хозяина, вышла из душа и наклонилась, чтобы вытереть пальцы ног, я встал у нее за спиной и лизнул ее от клитора до задницы. Она избила меня расческой и заперла на два дня. Но оно того стоило. Её "киска" была невероятной на вкус.

– Что ты сделал? – мой член дергается в предвкушении рассказа.

– Моя хозяйка, Ребекка, однажды вечером пришла домой пьяная и спросила, не хочу ли я закусить. Конечно, я согласился. Эта сука не кормила меня весь день. Она открыла банку желейных сардин, легла на кровать и размазала их по своей пизде и заднице. Она даже вставила одну в свою "киску" и оставила ее маленький хвостик торчать наружу. Я нырнул прямо в нее, набросился на ее шмоньку. Не оставил нетронутым ни кусочка. Мне пришлось уткнуться носом в ее пиздятину, чтобы достать ту рыбку. В общем мой язычок привел Ребекку в бешенство. Она извивалась по всей кровати, ее "киска" брызгала, как коробка сока. Ее влагалище было восхитительным на вкус, и не только из-за сардин. Но ей этого было недостаточно. Она умоляла меня трахнуть ее. Она погладила мой член и направила его в свою влажную дырочку.

– Стой! Ты трахнул ее "киску"? Как это вообще возможно с твоим мини-членом? Звучит как полная чушь.

– Мини-членом? У меня целый дюйм!^[5] A это, между прочим, почти на дюйм больше, чем у среднестатистического чихуахуа. Кроме того, важно то, как ты его используешь. Моя задница превращается в размытое пятно, когда я трахаю «киску». Я вознес Ребекку на небеса, детка. Она задыхалась, кричала и терла клитор, как будто у нее чесался стригущий лишай. Это было невероятно. А потом все пошло прахом.

– Почему? Ты присунул ее в задницу?

– Нет, ее муж, дебильный Билл, рано вернулся с работы. Он сошел с ума, когда застукал меня за еблей с его женой. Она сказала, что я воспользовался ею, когда она была пьяна. Билл хотел сломать мне шею, но она убедила его позволить ветеринарам разобраться с этим. В общем, подъехали две патрульные машины, и полицейские увезли меня в ящике.

– Это ужасно, чувак. Это она же намазала свою пизду желе.

– Я знаю. Я тоже не раскололся. Я был так возбужден, что мне пришлось кончить на заднем сиденье полицейской машины. Сперма брызнула из ящика на их сиденье. Полиция не оценила этого и добавила это к моему списку обвинений. Итак, я сижу в камере смертников за преступление, которого не совершал. Хуже всего то, что после того, как я попробовал человеческую "киску", я не думаю, что когда-нибудь смогу вернуться к собачьей "киске". Впрочем, это не имеет значения. Я исчерпал все свои призывы. В пятницу я получу иглу.

– Черт, это через три дня. Жаль это слышать, малыш.

Как бы мне ни было грустно из-за надвигающейся гибели Энди, его история возбудила меня по-настоящему. Человеческая "киска" звучит так хорошо, что я не могу поверить, что умру, не трахнув ее. Мой член дергается и шлепает по бетонному полу.

Энди таращится на него.

– Срань господня, ты отрастил серьезное мясо. Насколько велико это чудовище?

– Десять необрезанных дюймов^[6], – говорю я и нежно облизываю его.

Дверь камеры блока А открывается, и входят двое мужчин. Один пожилой, сутулый, в форме собачьих егерей. Другой – мускулистый байкер с бритой головой, татуировками и в кожаной одежде.

Байкер проходит мимо клеток и заглядывает внутрь.

–Это он? – спрашивает он, останавливаясь возле моей клетки.

– Ага, прибыл сегодня утром, настоящий убийца. Разорвал целую ветеринарную клинику, – говорит старик.

– Пятьсот?

– Шестьсот, Лекс. Он злобный, как дерьмо. Чуть не оторвал мне руку.

Лекс с отвращением качает головой и протягивает свернутую пачку денег.

– Лучше бы так и было.

Старикашка отпирает клетку, и я позволяю Лексу надеть на меня цепочку. Все лучше, чем быть здесь. Когда меня уводят, я оглядываюсь на Энди, прижавшегося к стальной проволоке.

– Увидимся, Брюсер, принеси мне человеческую "киску", – воет он.

– Конечно, дружище, – вою я в ответ.

ПАЛАЧ

Лекс снимает меня с поводка и оставляет одного на огороженной свалке. Я бреду под жарким полуденным солнцем. Здесь нет никаких обычных собачьих удобств, таких как собачья будка или миска для еды, только ведро с зеленой водой из пруда, любезно предоставленное протекающим краном. Я набиваю ей полный рот. На вкус она как склизкий, прогнивший газон, и у меня внутри урчит в знак протеста. Я ищу тень на заднем сиденье одной из разбитых машин. Так что, теперь это моя жизнь, сторожевой пес на свалке. Наверное, я должен быть благодарен. Если бы не Лекс, я бы до сих пор сидел в камере смертников. Измученный и все еще чувствующей головокружение от укола, который сделал мне ветеринар, я засыпаю.

На следующее утро я просыпаюсь голодным и слабым. От зеленой воды мне стало дурно. Никаких признаков еды, поэтому я патрулирую вдоль забора, периодически лая и надеясь, что Лекс придет и накормит меня. Все, что я слышу, – это отдаленный шум машин на М5. За забором – бесплодная земляная полоса, окаймленная чахлой травой, а дальше – дорога. Солнце скоро становится слишком жарким, и палящая жара вынуждает меня укрыться в прохладной пыли под обломками "Моррис Минор".

Подъезжает фургон Лекса. Он не забыл меня. Я бегу к воротам, чтобы поприветствовать его. Лекс вылезает из машины. С ним еще один человек. Он такой же густо татуированный и крупный, как Лекс, с длинными, тонкими, седыми волосами, как у ведьмы, и бородой "ZZ Top". Его лицо испещрено шрамами. Я замечаю работу некоторых моих собратьев-собак.

– Эй, Коул, следи за ним. Он настоящий злобный ублюдок, – Лекс надевает мне на шею цепочку от поводка.

Коул закатывает глаза и засовывает себя в костюм, который делает его похожим на матрас. Он хватает длинную деревянную дубинку из задней части фургона и шагает ко мне. Я виляю хвостом, и он бьет меня дубинкой по спине. Я издаю пронзительный стон, когда жгучая боль разливается по моей спине. Я пытаюсь бежать, но Лекс дергает меня назад.

– Нападай, сука, – кричит Коул, осыпая меня очередными ударами, хлеща по спине и колотя по голове.

Я ошеломлен и сбит с толку. Он хочет, чтобы я напал на него. В прошлый раз, когда я это сделал, я оказался в камере смертников.

– Давай, порви ему жопу, парень, – рычит Лекс.

Коул тычет дубинкой мне в морду, и я чихаю. Это действительно выводит меня из себя.

– Ладно, ты сам напросился, – я не утруждаю себя нападением на его мягкий комбинезон.

Я не настолько глуп. Моя шерсть встает дыбом, и с жестокой волной, которая выводит Лекса из равновесия, я прыгаю на Коула и хватаю его за лицо. Коул падает назад и сильно ударяется о пыль. Я вскарабкиваюсь на него и впиваюсь клыками в его щеки. Мои зубы царапают кость, и восхитительный вкус кровавого мяса заливает мой рот. Я отрываю кусок от одной из усатых щек и с жадностью проглатываю его.

Лекс вскакивает на ноги и яростно дергает за поводок. Меня отбрасывает назад, но я снова делаю выпад, рыча и истекая кровью. Но на этот раз Лекс готов принять меня. Он подтягивает ноги и дергает меня назад на полпути.

– Я же сказал, он гребаный убийца, – Лекс смеется и ослабляет напряжение поводкa.

Коул хватается за щеку и бормочет ругательства. Кровь хлещет между пальцами и заливает его бороду.

– Хороший мальчик, – говорит Лекс, вытряхивая из кармана в пыль пригоршню собачьих галет.

Я зарываюсь носом в грязь и пожираю их всех. Коул встает, все еще зажимая рану, и, проходя мимо меня, наносит мне жестокий удар по яйцам. Боль проносится от паха к кишкам, и меня тошнит от печенья и куска лица Коула.

Фургон возвращается только утром четвертого дня моего пребывания на свалке. К тому времени я уже с ума схожу от голода. Я разочарован, увидев, что Лекс один. Мои внутренности словно переваривают сами себя, и мне хочется немного Коула. Я намерен оторвать этому ублюдку не только щеку при следующей встрече. Он вылезает из машины и бросает на землю несколько собачьих галет. Пока я на бегу съедаю их, он надевает мне на шею цепочку от поводкa и тащит к фургону. Мы едем по улицам, мои когти царапают металлический пол, когда я пытаюсь ухватиться за него, чтобы не поскользнуться и не удариться. Здесь, как в духовке, и мой сухой язык высовывается между пересохшими губами. Фургон въезжает в промышленную часть города, полную фабрик, изрыгающих дым, и огромных складов. Мы останавливаемся перед приземистым складом с плоской крышей. Стены покрыты граффити, а участок усыпан мусором. Снаружи припарковано несколько мотоциклов "Харлей Дэвидсон". Лекс, должно быть, член какой-то банды.

Склад полон ржавых машин, покрытых толстым слоем пыли. Лекс ведет меня в большую комнату с грязными окнами и несколькими брошенными стульями. Несколько здоровяков, от которых пахнет грязными подмышками и сигаретным дымом, ждут у дальней двери. С ними Коул. Круг черных швов окружает рану на его лице. Щека у него красная и опухшая, а глаз над ней черный и заплывшей. Он хмуро смотрит на меня, когда я вхожу, и я с важным видом направляюсь к нему. Подойдя ближе, я рычу и огрызаюсь на него. Он визжит и отскакивает назад, его глаза расширены от страха. Остальные байкеры хихикают, и он сердито смотрит на них.

– Камера готова? – спрашивает Лекс.

– Да, все готово. Я загружу его, как только все будет готово. Это покажет этим ублюдкам, что нельзя продавать на нашей территории, – говорит молодой байкер с лицом, покрытым персиковым пушком.

Лекс распахивает дверь. Он ведет меня внутрь, остальные следуют за ним.

Я быстро моргаю и щурю глаза, пытаясь приспособиться к яркому свету. Комната пуста, если не считать большого деревянного ящика, из которого торчит мужская голова, обращенная к нам. Его широко распахнутые глаза наполняются слезами, когда он видит меня, а губы сжимаются и дрожат.

– Вам не нужно этого делать. Я и на милю не подойду к Клабберс-Хиллу и скажу остальным парням, чтобы они тоже держались подальше, – всхлипывает он.

– Слишком поздно, Джоно. Мы собираемся сделать из тебя пример, – говорит Лекс.

Это мой намек. Я бросаюсь на пухлую морду с потекшими глазами, лаю и рычу.

– О, Боже. Я умоляю вас, парни, отпустите меня, и вы больше никогда меня не увидите. Я обещаю.

B ящике несколько дверей, Лекс подходит и стучит в каждую.

– Интересно, какую мне открыть первой, – говорит он и склоняет голову набок.

– О, черт, ни одну из них, – говорит Джоно.

Лекс дважды обходит ящик и останавливается за ним. Там есть еще дверцы.

– Вот она, – oн распахивает ее, открывая волосатую, дряблую ягодицу. Джоно никогда в жизни не приседал. – Давай, парень, кушать поданно, – говорит он.

Я принюхиваюсь. От моего холодного сухого носа волосы на его заднице встают дыбом. Это, конечно, задница, но не самая привлекательная задница. Я сажусь и чешу за ухом. Я голоден, но разве я настолько голоден? Лекс достает нож и тычет Джоно в щеку. Его ягодицы дергаются и дрожат, и он воет от боли. Лекс ввинчивает нож и извлекает кусочек мяса с пучком волос. От запаха свежей, влажной крови у меня слюнки текут. Лекс подбрасывает кусочек в воздух, и я ловлю его. Он теплый и соленый на языке, и я глотаю его. Я никогда не пробовала ничего вкуснее. Внешность бывает обманчива.

– Иди и возьми его, парень, – говорит Лекс, подталкивая меня.

Я бросаюсь вперед, впиваюсь зубами в задницу и отрываю от нее кусок мяса размером с бифштекс. Я сражен и пашу еще, сдирая его ягодицу назад, пока не остается только огромный шар желтого жира. Это выглядит так аппетитно. Я открываю рот так широко, как только могу. Мои зубы погружаются в студенистую каплю, и я отрываю кусок размером с кулак и тащу его вниз. Я продолжаю вгрызаться в его задницу и вгрызаться в разорванную плоть, пока мои зубы не лязгают о кость.

Лекс тянет меня назад и готовится запечатать зияющую кровавую рану паяльной лампой. Восхитительный аромат обугленного мяса наполняет воздух. Джоно теряет сознание, и Лексу приходится делать ему укол. Я подозреваю, что это наркотик или что-то в этом роде. То же самое, что Стэн использует, когда у него крайний срок для работы, a он потратил свою неделю на серфинг порно.

Я облизываю губы, желая большего. Я и не знал, что задница может быть такой вкусной.

– О, Боже, я не могу поверить, что ты съел мою задницу, – стонет Джоно.

– Мы только начали. Давайте откроем другую дверцу, хорошо? – Лекс обходит Джоно спереди.

– Я выучил свой урок, – рыдает Джоно.

Из его носа льется густая желтая сопля.

– Как тебе колбаса с бобами, парень? – спрашивает Лекс, глядя на меня.

– Вот дерьмо, – говорит Джоно и пытается раскачать ящик.

– Я бы заценил, – рычу я и виляю хвостом.

Лекс открывает еще одну дверцу ящикa. За ней – короткий, коренастый член с большой грибовидной головкой и двумя яичками размером с желудь. Я не знаю, Джоно боится или у него просто маленький член, но я все равно хнычу от разочарования.

Я хватаю член и яйца Джоно в рот, и встряхиваю их, чтобы убедиться, что они откушены. Джоно тренирует свою единственную линию обороны и мочится мне в глотку. Я отплевываюсь и кашляю, а из носа у меня брызжет моча.

– Не могу поверить, что ты помочился мне в рот.

Я вцепляюсь в его член и яйца с новой яростью, трясу и дергаю их одновременно. Член и яйца Джоно отрываются. Я жую их. Сперма ударяет в заднюю часть моего горла, когда я хлюпаю яичком между моими задними зубами. Я слишком голоден, чтобы беспокоиться, и я спускаюсь вниз. Я хочу разорвать рваный ассортимент вен и плоти, пока они брызгают кровью на пол, но Лекс тянет меня назад и паяльной лампой прижигает промежность Джоно, в то время как мне приходится довольствоваться тем, что я лакаю лужу крови.

– Еще одна дверцa, – говорит Лекс, ухмыляясь.

Джоно явно впал в шок. Он задыхается, и пот льется с его пепельного лица.

– Хватит. Прошу, – повторяет он снова и снова.

Лекс открывает следующую дверцу, чтобы показать волосатый живот. В пуговице на животе есть кусочек ворса. Я облизываю свои губы. Это будет настоящий пир. Я разрываю жир на животе и прогрызаю себе путь к липкому центру. Вся моя голова находится внутри огромной полости, которую я выгрыз. Жадным рывком я вытаскиваю все пищеварительные органы. Они плюхаются на холодный бетон, булькая и брызгаясь. Я жадно глотаю дымящуюся кучу и выигрываю секунды. Внутренности Джоно отказываются оставаться внутри, и меня тошнит. Теперь я снова буду их хлебать. Когда я заканчиваю, в комнате остаются только бледный оператор и Лекс. Джоно разинул рот, и его безжизненные глаза уставились в стену.

СУПРУЖЕСКИЙ ДОЛГ

Рано утром меня будят невнятные голоса. Я бросаюсь к забору, рыча и лая. Двое подростков карабкаются по стальной сетке, чтобы попасть на свалку. Увидев меня, они спрыгивают обратно.

– Посмотритe на большую, плохую собаку. Что ты собираешься делать, большая, плохая собака? – спрашивает девочка.

Она одета как эмо, с густым черным макияжем. Я чувствую запах ее "киски". Она молода и полна спермы. Она гремит забором, и это приводит меня в ярость. Я чертовски ненавижу, когда надо мной издеваются. Это двое, как ёбанные кошки.