Текст книги "Охотник за смертью: Война"

Автор книги: Саймон Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– А вас не беспокоит, что ему достается вся слава? Вы двое сделали уж не меньше, чем он. У Флинна все заснято. Хэйзел пожала плечами.

– Меньше всего мне нужно, чтобы за мной гонялись собиратели автографов. Пусть себе будет героем, если ему этого хочется. Мне в этой роли было бы неуютно.

– Внимание! – сказал Оуэн. – Кажется, он собирается что-то сказать.

Последовавшая речь была триумфом. Короткая, острая, прозрачная и остроумная. Профессиональный спичрайтер не мог бы сделать лучше. Молодой Джек Рэндом разогрел кровь толпы прославлением подвигов людей при защите своего города и обещанием грядущих боев против несправедливости. «На Голгофу!» – кричал он, и публика подхватывала крик вместе с бурей оваций. Оуэн и Хэйзел аплодировали со всеми, чтобы не показаться завистливыми, но их эти слова не тронули. Слишком все это красиво выглядело, чтобы быть правдой.

Но если учесть все события, Оуэн чувствовал себя на подъеме. Хоть раз в жизни все вышло так, как он хотел. Вторжение Империи отражено, Мистпорт спасен, его миссия увенчалась колоссальным успехом, он встретился с предсказанной ему смертью и победил ее. Не то чтобы он на самом деле верил в это пророчество, но приятно было оставить его позади. Вроде как получить новую жизнь, и жизнь отличную.

Они с Хэйзел стояли рядом и смотрели на толпу, срывающую себе голоса в криках приветствия Джеку Рэндому, и были довольны и спокойны.

ГЛАВА ВТОРАЯ. УТРАЧЕННАЯ БЕЗГРЕШНОСТЬ

Ее называли планетой Шеннона, потому что это была его мечта, его видение. Он дошел почти до банкротства, чтобы дать ей жизнь, но в результате возник курортный мир, мир удовольствий, которому не было равных, мир только для богатых, для людей с большими связями и только для аристократов. Его местоположение было глубокой тайной немногих избранных, а тех любопытных, кто силой или подкупом пролагал себе к нему дорогу, встречали суперсовременная аппаратура безопасности и оружие, переносившее их в мир иной. Мир Шеннона, где горы перекликались песней, где мечты и фантазии становились явью, где вся планета была живой.

Курортная планета, не имеющая подобных себе, где самая усталая душа находила покой, утешение и мир. Но потом случилось страшное.

После этого Мир Шеннона отрезал себя от Империи, отказываясь поддерживать любые вида контакта. Прилетающие корабли расстреливались еще на орбитах, кого бы они ни представляли. Императрица лично послала корабль. Он не вернулся. Она послала крейсер, который должен был высадить целую десантную бригаду. Они все погибли. Тогда императрица стала посылать сотрудников спецслужб. С планеты, которая была самым блестящим курортом Империи, вернулся только один. Он вернулся, покрытый кровью многих людей и полностью безумный – его рассудок не выдержал виденного. Вскоре он умер, в основном потому, что хотел умереть. И он назвал эту планету Хацелдама – Арена Смерти.

Императрица наложила на планету карантин и поместила на дальнюю орбиту крейсер для гарантии, что с планеты ничего не вырвется, что бы там ни было, и занялась другими делами. Из-за этого предателя Дезсталкера и его растущего Восстания у нее были дела поважнее, чем испорченная курортная планета. И так бы оно и оставалось, если бы самый важный в стратегическом и военном отношении ум Империи, Винсент Харкер, не сделал бы вынужденной посадки на планете, бывшей когда-то Миром Шеннона. Информация в его голове была жизненно важна и для Империи, и для Восстания. Императрица послала туда роту элитных войск, чтобы его забрать. Они пропали без вести.

Теперь настала очередь мятежников.

В переоборудованном на скорую руку грузовике с поэтичным именем «Дикая роза» группа мятежников внимательно смотрела на панель датчиков и надеялась, что маскировочная система хэйденов именно такова, как предполагается. Защитные барьеры планеты были достаточно мощны, чтобы сломать силовой щит любого корабля, кроме разве что линейного крейсера, а у грузовика щиты вообще были рудиментарные. Но либо хэйдены смогут обмануть орбитальные спутники, либо мятежники не проживут достаточно долго, чтобы узнать, что они уже мертвы. Хэйденское устройство помещалось у них за спиной, грубо привинченное к палубе, все из острых краев и неожиданных углов; по временам от него без всякой видимой причины исходил странный свет. Мятежники старались в ту сторону не смотреть. Вместо этого они не отрывали глаз от панели датчиков и главного экрана, глядя на растущую перед ними планету, прохладную, голубую, таинственную.

На борту «Дикой розы» были Финли Кэмпбелл – аристо, ставший бунтовщиком. Это был дьявольской силы боец с холодной кровью, когда-то тайно выступавший в маске Железного Гладиатора – непобедимого чемпиона Арен Голгофы. Рядом с ним сидела его единственная любовь, Евангелина Шрек, отпрыск аристократического рода. Она годами жила в страхе разоблачения, что она – всего лишь клон, изготовленный отцом для замены дочери, которую он подверг сексуальному насилию, а потом убил. С другой стороны от Финли находился Джулиан Скай, эспер-бунтовщик, которого Финли спас из допросных подземелий Голгофы. Когда-то Скай был одним из самых сильных эсперов Империи и отчаянно смелым повстанцем, но после пребывания в кровавых лапах мнемотехников был сломлен и разбит, пожалуй, что без надежды на восстановление. И был здесь еще Джиль Дезсталкер, легендарный герой, проведший более девятисот лет в стазисе; а когда он оттуда вышел, то не узнал Империю. Все как один – отчаянные бунтовщики, представители Подполья Голгофы, рвущиеся найти Винсента Харкера раньше имперских сил.

И с ними – Тоби Шрек и его оператор Флинн на пути к материалу самому странному, который им приходилось добывать и давать.

Финли нетерпеливо ерзал возле панели датчиков. Он никогда не умел терпеливо ждать. Единственная его молитва была: «Господи, молю тебя, брось меня в битву и дай увидеть опасность». Когда-то он был законодателем моды, прославленным фатом и денди, и все это было личиной, чтобы скрыть его жизнь на Арене под маской Железного Гладиатора. Теперь он бежал из общества, где плавал когда-то как рыба в воде – один из многих бунтовщиков, которых не жалко послать на самоубийственное задание. Было ему двадцать шесть лет, а на вид вполне можно было дать на десять лет больше. Длинные волосы Финли вылиняли до такого светло-желтого оттенка, что стали почти бесцветными. Он их связывал в пучок на затылке. Вид у него был как у солдата-наемника: холодный, опасный, но в сущности – безразличный. К Восстанию он примкнул только чтобы защитить Евангелину, свою любовь, и не делал секрета из своего безразличия к политике Подполья. Ему было достаточно получать задания, где представлялся случай испытать свою храбрость и умение владеть оружием. Очень скоро Финли Кэмпбелл стал опаснейшим из людей – тем, кому нечего терять. Только Евангелина держала его в здравом уме, и они оба это знали.

Почти всю свою жизнь Евангелина Шрек прожила в страхе. В страхе разоблачения, что она клон, и немедленной казни за непростительное преступление: перевоплощение в аристократа. В страхе перед преступной любовью своего отца. В страхе одиночества. А потом она встретила Финли, и впервые с момента ее создания у нее появилась причина, чтобы жить. Если бы он погиб, она бы не знала, что ей делать. В отличие от Финли у нее не было вкуса к опасности и риску, но она, будучи клоном, была яростно предана делу Восстания. И если трудности ее жизни разрывали ее на части – что ж, этого требовала ее работа. На ее хрупкой мальчишеской фигуре военная одежда висела, как палатка. У нее были огромные темные глаза, в которых можно было утонуть, твердо очерченный рот и безошибочно узнаваемый вид человека, который выжил. Человека, который прошел сквозь отчаяние и ужас и не был ими сломлен. Пока еще.

Они стояли рядом, глядя на ярко-голубую планету на экране. Никаких признаков цивилизации не было видно, ничего, что свидетельствовало бы о следах деятельности Человечества на планете Шеннона. Ни городов, ни больших дорог, ничего, что могли бы заметить датчики корабля. Кто бы и что бы ни было там живого, оно хорошо пряталось. Евангелина неожиданно вздохнула.

– Такой у нее невинный вид. Не тронутый рукой человека. Ничего похожего на Арену Смерти. Что могло там случиться такого, что оправдало бы это имя?

Финли слабо улыбнулся.

– Что-то достаточно мощное и злобное, чтобы убить всех вооруженных людей, которых послала туда Железная Сука. А мало что может выстоять против целой бригады вооруженных десантников. Я всегда любил трудные задачи.

– Ты думаешь… это что-то вроде Гренделианских Стражей? Я видала по головидению, что такая тварь натворила при дворе.

– Вряд ли, – отозвался у них из-за спины Тоби Шрек. – После того ужаса, что был на Гренделе, все планеты Империи проверили, не осталось ли на них Гробниц. Даже курортная планета вроде этой не могла быть исключением. А если бы кто-то и обнаружил Спящих, об этом никак не удалось бы умолчать. Для этого не хватило бы всех денег Империи.

– Ты не волнуйся, любимая, – обратился Финли к Евангелине, обнимая ее за плечи и притягивая к себе. – Что бы там ни было, я тебя в обиду не дам.

– А ты здесь был когда-нибудь? – спросила Евангелина, не отрывая взгляда от планеты на экране. – Я никогда не была. Я слыхала про эту планету, но папа никогда не соглашался отпустить меня куда-нибудь без него.

– Я много где был, – ответил Финли. – Но здесь – никогда. Всегда был слишком занят. И вроде бы мне в таком месте было бы нечего делать – слишком оно мирное. Смешно, правда? Эта планета задумывалась как самый безопасный и тихий мир Империи, а теперь здесь царит кошмар, который назвали Ареной Смерти. Но такова теперь жизнь во всей Империи. А кстати, просто из интереса: откуда стали известны координаты планеты? Я думал, что они под строжайшим секретом сообщаются только тем, кого сюда звали. – Координаты дал Валентин Вольф, – сообщила Евангелина тщательно нейтральным голосом. – До того как он ушел от нас и стал правой рукой Лайонстон. Очевидно, он здесь бывал не раз, но ему здесь не нравилось. Что-то здесь его… тревожило. Он, наверное, думал, что мы взорвем планету.

– Этот Вольф, – сказал Финли, и губы его скривились во что-то среднее между оскалом и улыбкой. – Надо будет мне его найти и поблагодарить лично. А потом я вырежу у него сердце и буду держать его в руке, еще бьющееся. Он разрушил мою Семью, предал Восстание и наплевал на все, во что я верил.

– Будь справедлив, – влез в разговор Тоби с непринужденностью опытного журналиста. – Мы ведь говорим о Валентине Вольфе – человеке, которого считают дегенератом даже при дворе, где разврат и мерзость давно уже норма поведения. Этому человеку ни разу не попался наркотик, который бы ему не понравился. Я вообще не понимаю, как вы пустили его в Подполье.

– У него были деньги и связи, – сухо ответила Евангелина. – Тогда нам было необходимо и то, и другое. К тому же у него были хорошие рекомендации. – От кого? – удивился Тоби. – От Королевской Гильдии Фармацевтов? Нет, если ты пригрел на груди гадюку, не удивляйся, что она тебя ужалит.

– Я его убью, – произнес Финли. – Сколько бы ни пришлось затратить труда и во что бы это ни обошлось. – Иногда я против воли задумываюсь, куда ведет нас вырождение аристократических линий, – сказал Тоби. – Вот ты тут перед лицом неведомых опасностей на планете по имени Арена Смерти, и о чем же мы говорим? О дуэли с кем-то, кто за тысячи световых лет отсюда и кого ты вообще никогда не увидишь, может быть. Это же надо!

– Это вопрос чести. – Финли даже не повернулся в его сторону. – Тебе не понять.

– Где уж мне, – согласился Тоби. – Я журналист. В своей недолгой журналистской карьере Тоби проявил замечательную способность оказываться в нужном месте в нужное время и давать великолепные репортажи об экстраординарных событиях, сперва на Техносе III, потом на Мисте.

Эти репортажи не создали ему друзей среди власть имущих, но рейтинг его пробил крышу, и этим Тоби молчаливо гордился. За долгую карьеру разгребателя дерьма у Грегора Шрека он часто в мечтах видел себя настоящим журналистом, дающим настоящий материал. И сейчас ему предоставился шанс; мечты стали явью. А если иногда он бывал неприятно близок к тому, что ему отстрелят голову – что ж, издержки производства. Он усмехнулся изображению Мира Шеннона на экране. Тоби будет первым журналистом, чья нога ступит на поверхность этой планеты, и первым, кто расскажет, что за ужас там произошел. Жизнь бывает прекрасной – иногда.

А его оператор Флинн дремал рядом на сиденье, и камера устроилась на его плече, как спящая сова. Флинн никогда не проявлял интереса, пока перед ним не появлялось что-нибудь конкретное, этот интерес возбуждающее. И никогда не упускал возможности для отдыха. Отличный оператор и стойкий спутник. Только Тоби надеялся, что на этот раз он не наденет дамского белья под одежду.

Перед Тоби смотрел на экран ничего не выражающим взглядом Джулиан Скай. Об этом молодом эспере Тоби никак не мог составить четкого представления. Когда – то он явно был красив – пока имперские следователи над ним не поработали. Они сильно повредили его тело и мозг, пока Финли его не спас. Почти все травмы залечили, только кости на лице срослись кое-как и некоторые мышцы лица не двигались из-за повреждений нервов. Джулиан не пытался скрыть, что носит парик, прикрывающий стальную пластину на месте той дыры в затылке, которую сделали мнемотехники, чтобы копаться в мозгах.

Пока его не поймали, он считался одним из самых отчаянных и дерзких полевых работников Подполья. Но его отчаянная храбрость осталась в пыточных камерах, и пусть он не сломался и никого не выдал, его не оставляла кошмарная уверенность, что в конце концов это случилось бы. Финли выручил его вовремя, и с тех пор Джулиан с ним не расставался. Без Финли ему было страшно. Финли, надо отдать ему должное, пытался его от этого избавить, пытался восстановить в Джулиане храбрость и уверенность в себе, но эспер был слишком сильно травмирован и постоянно находил поводы держаться поближе к Финли. Он даже выспорил себе место в экспедиции, которую каждый считал самоубийством, – чтобы быть с Финли.

Пока неясно было, как относится к этому Евангелина. Тоби следил за ними за всеми – просто на всякий случай. Тут могли быть события, которые составят неплохой материал, и Тоби не хотел его упускать.

Еще он пристально, пусть и не подозрительно, следил за Джилем Дезсталкером. Первый и самый великий в роде, первый, кто носил звание Первого Меча Империи – девятьсот лет назад. Тот, кто запустил Генератор Пустоты и в мгновение ока положил конец тысячам солнц, оставив их обитаемые планеты замерзать и погибать в холоде и мраке. И решением одного человека миллиарды других умерли в ужасе и отчаянии. Джиль был высок, но сухощав, хотя плечи его и бугрились мускулами. Одет он был в потрепанные меха и кожи, как варвар, а волосы увязывал в пучок – как носят наемники. С виду ему было лет под шестьдесят, лицо твердое и резко очерченное, и рот выделялся узкой полосой над седоватой козлиной бородкой. Глаза у него были неожиданно светло – серые, но взгляд их был твердым и немигающим. Суровый у него был вид и бескомпромиссный – видение из прошлого, когда у Империи были гордость и честь, и служили ей люди с гордостью и честью. Джиль Дезсталкер, великий герой и еще более великий предатель своего времени, который никогда не уступит никому и ничему, что противоречит его чувству чести и долга.

По крайней мере так говорилось. Наверняка Тоби знал только то, что этот человек выглядит, как ходячая смерть, и сидит здесь спокойный и расслабленный, будто едет на каникулы. Дезсталкера Тоби боялся до судорог, и ему было все равно, кто об этом знает.

Он отвернулся и стал смотреть на увеличивающийся диск планеты. Это зрелище смущало его меньше.

– Вы, люди, знаете о Мире Шеннона больше моего, – сказал он небрежно, будто и не было паузы в разговоре. – Но говорят, что там очень мирно. Ни тревог, ни тягот… просто лечебная обстановка. Место, где можно забыть заботы и несчастья. Как сообщалось, когда там началась эта чертовщина, на планете было пятьсот двадцать два человека. Ни о ком из них уже никто ничего не слышал.

– Но что вообще может пойти вразнос на курортной планете? – спросила Евангелина. – Там же нет ничего, что могло бы принести вред. От нападения извне планета защищена – система обороны все еще работает.

– Мы как раз мимо нее проходим, – сообщил Финли. Джиль внезапно хмыкнул и сел прямо, застав всех врасплох.

– Курортные миры, планеты удовольствий! Еще один признак, как изнежилась и заленилась Империя. Чтобы держать Империю в силе, нужны люди жесткие и одержимые. И у нас были планеты удовольствий, но у нас это были миры, где можно было испытать свою храбрость, испытательные стенды, откуда ты выходил жестче и сильнее. Валгалла, где бои чередуются с пирами, сколько твое сердце выдержит. И не потешные бои, а настоящие – в этом все дело. На Валгалле можно было умереть, если ты оказывался не таким сильным или не таким умелым, как ты думал. Тогда в человечестве не было место слабости. У нас была Империя, которую надо было строить и защищать. А вы теперь рассаживаетесь по креслам вокруг Арен, смотрите, как умирают другие, и приходите в восторг и возбуждение от капли крови. Неудивительно, что Престол подгнил. Кровь стала жидкой, а честь – пустым звуком.

– Не для всех, – ответил Финли.

– Я не говорю о дуэлях из-за задетых чувств, мальчик. Я говорю о той чести, которая есть смысл жизни. Холодный и непреклонный повелитель, которому ты служишь прежде Семьи, или Престола, или своих личных нужд. Долг, который ты несешь до самой смерти или ломаешься под тяжестью ноши. Я бросил все, что имел и даже о чем мечтал, и пошел туда, куда вел меня долг. А ты можешь сказать, что поступил бы так же?

– Не знаю, – задумчиво сказал Финли. – Я думаю, что никто не знает, пока не настанет этот миг. Но я буду делать то, что нужно, и будь что будет. Так я поступал всегда.

– А нам обязательно разводить такую мрачность? – спросил Тоби. – Давайте вспомним, что как бы ни прошло наше задание, нам всем светит огромное богатство. Сети заплатят любую цену за эксклюзивный материал любого очевидца, побывавшего на таинственной планете Шеннона. Годами люди сходят с ума от любопытства – что же там творится; и еще до того, как начался этот ад. А если мы будем иметь этому объяснение – что, как и почему там стряслось, мы цену сможем назвать свою. Богатыми будем, люди, я говорю вам, богатыми!

– Или мертвыми, – сказал Флинн, не открывая глаз.

– Мы сюда не за деньгами прилетели, – заявила Евангелина.

– Говорите от своего имени, – сказал Тоби. Джулиан Скай слышал этот спор, но сказать ему было нечего. На Мир Шеннона и его загадку ему было плевать – он был здесь потому, что здесь был Финли. А к тому же у него были свои проблемы. Снова вернулась головная боль – густая, пульсирующая боль, такая, что даже думать было трудно. Она появлялась и уходила, когда хотела, несмотря на все пилюли. Медики Подполья сделали все что могли, но этого оказалось мало. Боль и изуродованное лицо – это еще были самые мелкие подарки имперских мнемотехников. Они вскрыли ему череп и вставляли иглы, и теперь он не знал, кто он. Храбрость его исчезла, уверенность в себе испарилась, и от него осталось даже меньше тени того человека, которым он когда-то был. Мнемотехники свое дело знали. Невозможно было узнать, что они сделали с его мозгом, какие секретные команды могли вставить.

И даже кроме этого оставалась возможность, что их работа была прервана, осталась незаконченной. Что не все было сделано, чтобы он мог пережить этот процесс. Иногда по ночам, в долгие темные часы, когда яростная боль лишала его сна и надежды и обрекала на беспомощность и слезы, Джулиан думал, не умирает ли он – медленно, дюйм за дюймом. Но потом боль проходила, и он снова цеплялся за то немногое, что давало ему силы жить. Он верил в Восстание. Он верил в Финли Кэмпбелла, который всем рискнул, чтобы его спасти. Этот Кэмпбелл все бросил, чтобы примкнуть к Подполью. Как же мог Джулиан не сделать того же?

И Джулиан следовал за Финли повсюду, куда заносили того задания, гордился тем, что был его спутником, и надеялся, может быть, что толика храбрости и уверенности этого человека передастся ему. Он гордился тем, что вместе они были хорошей командой. Только он не мог точно сказать, как он относится к Евангелине Шрек. С одной стороны, Финли любил ее всем сердцем – значит она замечательная и достойная женщина. С другой стороны, Джулиану иногда бывало стыдно за свою ревность, что она находится так близко к Финли, как ему и надеяться не приходилось. Что ж, такова любовь.

Своего опыта любви у Джулиана было немного, да и тот по большей части был горьким. Единственной настоящей любовью в его жизни была Би-Би Ходзира – темноволосая красавица, покорившая его сердце и предавшая его мнемотехникам, когда он ей поведал, что он тайный Подпольщик. Она сердцем и душой принадлежала Блю Блоку – тайной организации молодых аристократов, которые готовили заговор свержения Лайонстон с Железного Престола и ни на какой другой заговор отвлекаться не собирались. Иногда он еще мечтал о ней – с угольно-черными глазами и улыбкой, против которой невозможно устоять; и как он все бросит, только чтобы она снова его любила, и так будет всегда. А иногда он мечтал отдать все что у него есть или только будет, чтобы положить ладони ей на горло и медленно выдавливать из нее жизнь. Когда боль становилась по-настоящему сильной и казалось, что никогда не кончится долгая ночь, эта мысль давала ему силы держаться.

Втайне он боялся, что когда-нибудь Подполье, руководствуясь практической необходимостью, заключит союз с Блю Блоком. Такое вполне может быть. И тогда он не знал, как он поступит. Неужели он поставит под угрозу Восстание, которому отдал свою жизнь и честь, чтобы убить предавшую его женщину? И когда он об этом думал, на его губах возникала холодная и страшная улыбка. Да. Без колебаний.

Сейчас он эту мысль отбросил и заскрипел зубами от головной боли. Никто не должен знать. У него есть здесь задание, и он его выполнит. Какая-то гордость у него все же оставалась. Финли надеялся, что Джулиан свою работу выполнит, и он скорее умрет, чем подведет Кэмпбелла.

Он заставил себя прислушаться к разговору. Говорил Джиль. И это говорил настоящий воин. В этом человеке не было места сомнению или слабости. Он был Дезсталкер, воин из легенды старого времени, когда и люди, и дела были покрупнее теперешних. Такой человек скорее сломается, чем согнется, и скорее погибнет, чем сломается. А кому под силу убить легенду?

Джиль еще говорил, но Финли и Евангелина уже не слушали. Старик говорил все правильно, но длинновато. Они сидели вдвоем перед экраном, держа друг друга за руки, потому что им нечего было друг другу сказать. Оказалось, что постоянно находиться в обществе друг друга – это несколько трудно. Они привыкли встречаться урывками и жить от встречи к встрече, потому что никогда не знали, когда смогут увидеться вновь. Теперь же они были в одной команде и были вместе день за днем, и это оказалось не так просто. Выявились мелкие раздражающие привычки, мелочи, снижавшие созданный каждым из них идеальный образ другого. И все же их любовь хотя и покачнулась, но не разбилась. И если с ежедневными мелочами и бывали затруднения, они были ничтожны по сравнению с пламенем, сплавлявшим их в единую личность.

Джиль наконец заметил, что его никто не слушает, буркнул и замолчал. Вытащив меч, он положил его себе на колени и стал протирать лезвие клочком ветоши, висящим у него на поясе. Медленные и уверенные движения его успокаивали. Так бывало всегда. Само задание он считал потерей своего драгоценного времени и умения. Он боец, а не шпион. Но даже он не мог отрицать ценности той информации, что была в голове у Харкера, и потому неохотно согласился на просьбу Подполья присоединиться к этой экспедиции. Все прочие ветераны Лабиринта были нужны где-нибудь еще, а больше никому нельзя было доверить защиту экспедиции от неожиданных опасностей. Кроме того, он должен был доказать свою ценность для дела Восстания. Быть живой легендой – это отлично, но то, что ты был когда-то сильным, не значило, что ты и сейчас потянешь свою ношу. В Подполье доверие легко не завоевывалось, и Джиль это знал. А в глубине души, куда он сам избегал заглядывать, Джиль не мог не спрашивать себя, действительно ли он таков, каким себя помнит. Он долго пробыл в стазисе, и Вселенная вокруг не стояла на месте. И еще он не очень доверял изменениям, которые сделал в нем Лабиринт. Он не знал их пределов и не знал, не стал ли он от них зависеть. На этом задании он сможет проверить свои силы и умение, пока еще не начались настоящие битвы Восстания. В своей храбрости и решимости он не сомневался. В конце концов он был Дезсталкером. Но хорошо бы подтвердить это в жару и ярости боя.

Джилю всегда лучше всего бывало на поле боя, где сложные вопросы политики и лояльности решались простым выбором между жизнью и смертью. Цель может измениться, идеал – проржаветь, люди – предать, вера, любовь и дружба – изменить, но в бою есть только победитель и побежденный, и за это Джиль любил бой.

Тоби заерзал в кресле. Ему не терпелось вновь оказаться на твердой земле. Каждый знал, что посадка – это самый опасный и неверный шаг во всем задании. Теоретически было известно, что наведенный хэйденами камуфляж должен спрятать корабль от оборонительных спутников Хацелдамы, но если он откажет хоть на миг, сработают защитные системы планеты, и весь экипаж – покойники. «Теоретически? – спросил Тоби, когда ему это объяснили. – Что значит теоретически?» Инструктор улыбнулся и ответил: «Вот вы как раз это устройство и испытаете». Ответ Тоби был совершенно не по существу.

Так будто этого было мало, на Мир Шеннона был наложен карантин и за ним постоянно надзирал находящийся на орбите имперский крейсер с приказом открывать огонь по любому садящемуся или взлетающему без разрешения кораблю. Мятежники надеялись, что у них есть способ это обойти.

– Всем пристегнуться! – скомандовал Финли. – Если все по графику, то сейчас должно начаться самое интересное.

Все пристегнулись ремнями к креслам и впились глазами в экран. Мгновение тянулось бесконечно, но ничего не происходило. Имперский крейсер болтался на орбите неподалеку, огромный, страшный, ощетинившийся орудийными башнями. Корабль мятежников был для него пока в мертвой зоне. И тут из гиперпространства прямо над крейсером вынырнул золотой корабль хэйденов. Неоглядный и величественный, он был рядом с крейсером, как кит рядом с пескарем. Корабль открыл огонь из всех орудий, и силовой щит крейсера затрещал и заплевался огнем, почти на грани перегрузки. Тут корабль хэйденов повернулся и грациозно отбыл, а крейсер устремился за ним с мрачной решимостью не отдать Мир Шеннона древним Врагам Человечества. И пока крейсер рванулся в погоню за хэйденами, переоборудованный грузовик беззвучно сошел с орбиты и направился вниз на Хацелдаму, Арену Смерти, к тем ужасам, что ждали его на поверхности.

Долгие секунды все было тихо и спокойно, и повстанцы начали успокаиваться. Но тут они вошли в атмосферу, и наземные средства обороны открыли по ним огонь, колотя по слабеньким щитам корабля. Дезинтеграторные пушки установили постоянный барраж, тряся грузовик, как собака трясет крысу. Финли ругался по – черному, тыкая пальцами в панели управления и пытаясь вывести маскировочное устройство на максимум, сам мотаясь в подвеске, как поплавок в бурю. Грузовик швыряло, как мяч, а смертоносная энергия гудела и трещала возле его щитов, выискивая слабые места. Повстанцы вцепились в стропы подвески, а Финли навис над приборной панелью, пытаясь управлять спуском. С яркой вспышкой погас свет, сменившись тусклым красным горением аварийных ламп.

– Какого черта там с маскировкой? – спросил Тоби.

– Судя по показаниям приборов, она работает все так же, – ответил Финли. – Но ты же помнишь: гарантий на нее не давали.

– Теперь и он это повторяет, – заметил Флинн. Корабль накренился. Аварийное освещение мигнуло.

– Щиты сдохли, – спокойно сообщил Финли. – Эффективность работы систем – семьдесят процентов. Кто-нибудь тут умеет молиться?

– А отстреливаться мы не можем? – спросил Тоби.

У нас нет оружия, – ответила ему Евангелина. – Все это хэйденское оборудование не оставило для него места. Нам же говорили это на инструктаже. Или ты не слушал?

– Очевидно, невнимательно. А насчет спасательных ботов тоже лучше не спрашивать?

– А ты сам подумай, – сказал ему Финли. – Если корабль со всеми своими щитами не уцелел, сколько ты продержишься на спасательном боте?

– Боюсь, я сейчас начну блевать, – сменил тему Тоби. – Или впаду в дикую панику.

– Лучше в панику, – посоветовал Флинн. – Грязи меньше. Одна контрольная панель вспыхнула пламенем, и Финли отшатнулся от жара. Грузовик стал падать камнем, пока не включились резервные системы. Завопил пронзительный прерывистый сигнал тревоги и верещал, пока Финли не хлопнул по выключателю. Повстанцы уже знали, что попали в беду. Языки пламени взметнулись выше, кабину заполнил дым. Евангелина выпуталась из аварийной подвески, схватила огнетушитель и направила его на огонь. В болтающемся корабле ее стало бросать в стороны, и держать струю направленной на огонь не удавалось. Финли с помощью оставшихся приборов пытался вернуть себе управление кораблем. А Флинн сзади спокойно снимал все на пленку.

Тут заградительный огонь стих так же внезапно, как начался, и наступившую тишину нарушал только треск пламени. Евангелина быстро сбила его огнетушителем, а Финли сумел выровнять корабль. Евангелина напряженно оглядывалась, ожидая новых атак. Финли рассматривал панели, затем испустил долгий и медленный выдох.

– Они прекратили огонь. Мы вышли из их запрограммированной зоны обстрела. Ну, люди, я бы сказал, что нам чертовски повезло.

– Каковы повреждения? – спросил Джулиан.

– Могло быть хуже. Из главных систем ничего не отказало. Можем садиться и взлетать. Это если наземные системы стреляют только по кораблям, идущим на посадку. Но все равно, ребята, не вылезайте из аварийной подвески. Посадка будет с хорошим толчком.

– Проверь, что слышно на связи, – предложил Джиль. Финли кивнул и склонился над панелью коммуникатора. Очень быстро он смог отфильтровать сигналы уходящего крейсера и обратить все внимание на лежащую внизу планету. Компьютеры связи пробежали все полосы частот вверх и вниз и ничего не обнаружили.