Текст книги "Ледяная птица"

Автор книги: Сайфулла Мамаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Вот, попробуйте нашего варенья! – Загидат внесла несколько вазочек. – Это алычовое, это яблочное, а это вишневое!

– Скажите, Загидат, – не удержался от вопроса Панама, – а почему, где бы мы ни остановились, нас всюду угощают вареньем и везде оно разного цвета? Вот то же алычовое. У вас оно… темно-желтое, почти горчичного цвета. А утром мы проезжали один аул, так там нас угощали янтарным. А вчера оно было темное, почти как сливовое… наверное, рецепты разные?

– И рецепты разные, и алыча разная, – пояснила улыбчивая хозяйка. – У нас же как: чем выше в горы, тем прохладнее. Есть склон горы, где солнце чуть ли не весь день, а есть, где и лучика не бывает. Везде деревья по-разному растут, в разные сроки вызревают… Те же яблоки возьми. Их же весь сезон собираешь. Начинаешь летом внизу, в долине, а заканчиваешь осенью в горах. И все время свежие, только-только поспевшие.

– Вот здорово! – восхитилась Валерия. – Можно завод ставить и без всяких хранилищ обойтись!

– Лера, не забывай, что счастья много не бывает, – остудил ее пыл Герман. Он вспомнил сады на Кубани и вздохнул. – Здесь же за каждым деревцом приходится полдня карабкаться на скалу и полдня спускаться. Или наоборот. Ты вспомни, какие поля мы проезжали. Крохотные террасы, заполненные землей, натасканной из плодородных долин. Плетеная ограда – вот и вся защита этих, с позволения сказать, полей. Это же каторжный труд! Попробуй в таких условиях вырастить урожай – и никаких заводов не захочешь.

– А как же без труда? – удивилась Загидат. – Конечно, приходится попотеть, зато как потом приятно, когда на стол есть что положить! Да вы чего смотрите, угощайтесь, угощайтесь! Курбан с сыновьями постарался на славу, у нас полные подвалы такого варенья. Его столько, что девать некуда! Каждый год говорю себе, что больше не буду связываться с этим делом, прошлогодние банки девать некуда, так нет, муж яблоки принесет, не выбрасывать же? Вот и берешься за работу. Так что спасайте, освобождайте место под нынешний урожай! Я вам еще и в дорогу варенья положу!

– Ну что вы… – завозражал было Герман, но не договорил – на веранду вбежал высокий темноволосый парень лет двадцати. Он был так похож на хозяйку, что можно было даже не спрашивать, чей это сын.

– А вот и Гарун явился! – воскликнула Загидат. Она обрадовалась, что теперь есть на кого оставить приезжих и без помех заняться кухней. Как же, появился такой повод блеснуть кулинарным искусством, а приходится отвлекаться, не оставлять же людей без внимания!

– Это мой старший! – В словах горянки было столько гордости и столько любви, что на залитой светом веранде стало как будто еще светлее. – Сынок, ты посиди с гостями. Смотри, чтобы они не скучали! Но и вопросами не надоедай…

– Ну мама! – Гарун, с трудом оторвав блестящие черные глаза от Валерии, укоризненно посмотрел на мать. – Я сам знаю, что делать.

– Хорошо-хорошо, – примирительно улыбнулась Загидат. – Все знают, что ты уже взрослый.

Едва дождавшись, пока мать выйдет, Гарун, мельком бросив быстрый взгляд на Леру, посмотрел в окно.

– Это на нем вы приехали? – Он показал пальцем на «додж» и, не дожидаясь ответа на вопрос, тут же задал еще один: – А что это за сетка странная у вас сзади торчит? И рога маленькие перед ней…

– Это антенна спутникового телефона. – Панама первый догадался, о каких «рогах» говорит Гарун. – Нам нужна постоянная связь… с коллегами, вот для этого и возим с собой оборудование.

– А вы…

– Мы – съемочная группа, – поспешила объяснить Валерия. – Это Мартин Свенсон, руководитель проекта. Меня зовут Лера, я переводчик. Гена оператор, а Герман водитель.

– А я Гарун! – горделиво заявил темноволосый. – Гарун Алиев.

– Вот и познакомились. – Панама протянул руку, которую молодой горец с готовностью пожал. – Будешь нам помогать?

– Конечно! – горячо согласился парень и вновь, не удержавшись, стрельнул глазами в сторону Леры. – А что нужно делать?

– Да в общем-то ничего особенного. – Валерия перевела слова Гаруна Свенсону. Дождавшись ответа начальника, спросила: – Ты же, наверное, хорошо знаешь горы?

– Я?!!!

– Да верим, верим! – Панама поспешил потушить огонь в глазах Гаруна. – Мы прекрасно понимаем, что лучше тебя нам никто горы не покажет. Это Мартин спросил, просто чтобы начать разговор.

– Я здесь каждый камень знаю! – улыбнулся Алиев. Его еще по-детски пухлые губы растянулись, обнажив великолепные белые зубы. – Скажи, куда тебя отвести, и мы пешком там будем раньше, чем кто-то другой на машине. А если верхом, то и говорить не о чем!

– Верхом? – встрепенулся Герман. – А что, есть лошади?

– Ну вы даете! – засмеялся Гарун. – Вы же в горах! Здесь без коня, как…

Парень поискал слова для сравнения, но, так и не найдя таких, которые могли бы выразить его чувства, почел за благо не продолжать. Вместо этого он стал расписывать достоинства своей красавицы Мери, кобылы-пятилетки ахалтекинской породы. Да лучше ее нет лошади во всем районе! Говоря это, Гарун так сверкал глазами, что ни Герман, ни Геннадий не стали подвергать сомнению слова молодого человека. Хотя и были уверены, что в любом ауле найдется такой же любитель лошадей, у которого тоже найдется «лучший конь в районе».

А вот на Леру рассказ Гаруна произвел глубокое впечатление. Она так живо представила лебединую шею Мери, ее короткий, поджарый корпус на тонких, длинных ногах, что сорвалась с места и подскочила к юноше – дескать, нельзя ли ей покататься верхом? Знала бы она, чем это все закончится…

Какой же горец устоит перед капризом женщины? Тем более такой красивой, такой очаровательной. Гарун с таким жаром предложил прокатиться прямо сейчас, что Валерия, вначале несколько смутившись, тут же отбросила все сомнения и перевела предложение Мартину, предлагая и ему размяться перед обедом. Выслушав Попову, тот добродушно улыбнулся, но от поездки отказался. Решительно помотав головой, швед показал рукой на Александрова и произнес несколько слов на своем языке.

– Герман, Мартин предлагает, чтобы мы вместе с тобой воспользовались моментом и прокатились по окрестностям. Я посмотрю, что можно снимать, а ты разведаешь дорогу к этим местам. – Глаза Валерии испытующе смотрели на Германа. – Как, поедешь?

Мог ли он после такого взгляда отказаться? Да ни за что на свете! Даже если бы пришлось скакать верхом на крокодиле. А то, что нет опыта, так это не беда. Подумаешь, делов – то! Седло, поводья и конь, дружелюбное существо. Тем более что в детстве пару раз доводилось бывать в деревне, там и научился сидеть верхом. Правда, ему всегда доставался старый, спокойный мерин, но все равно, научился по крайней мере держать в руках вожжи. А потому надеялся, что не ударит лицом в грязь. Не хватало только оплошать на глазах у Леры и этого мальчишки.

Майор решительно встал. Гарун только этого и ждал! Он вскочил и, забыв обо всем, бросился к двери. Герман подал руку Лере. Та еще раз лукаво взглянула на него и, улыбнувшись его смущению, легко скользнула к выходу.

– Вы куда собрались? А обедать! – воскликнула встретившаяся им в коридоре Загидат со стопкой тарелок в руках. – Гарун, это что такое?! – На лице хозяйки была написана растерянность. – Ты куда гостей уводишь? Они же с дороги! Не накормил, не дал отдохнуть… Мери?! – догадалась она. – Это ты… ну, совсем с ума сошел! Так, давайте назад, за стол, а кататься потом поедете!

– Ну мама, мы же быстро! – Гарун умоляюще сложил руки на груди. – Пока то да се, мы уже вернемся. Кружок сделаем, и все.

– Да-да, – поддержала его Валерия, – нагуляем аппетит и немного придем в себя после езды в машине. Мотор так шумит, что до сих пор гул в ушах стоит. А у вас тихо… хорошо, воздух такой чистый, такой прозрачный, что сидеть под крышей не хочется. Мы правда скоро вернемся, вы даже не заметите, как мы уже будем тут!

– А не свалитесь? – Хозяйка с сомнением посмотрела на гостей. – Лошадки-то у нас резвые.

– Да что вы! – засмеялась Лера. – Я все годы, пока была студенткой, в спортшколу ходила. И хоть на стипль-чез не взяли, кое-чему все-таки научилась.

– Ну, смотрите сами, – сдалась Загидат. – Опоздаете, я на вас обижусь! А ты, Гарун, смотри, чтобы Мери гостье отдал! А то сам не додумаешься!

– Конечно, мама! – со смехом сказал Гарун. – Зачем нам всем думать, когда у нас есть ты?

– Насмехаешься над матерью? Ну-ну! – все еще укоризненно, но уже мягче произнесла Загидат. И тихо, так, чтобы ее не услышали приезжие, добавила: – Только смотри, к озеру ни шагу!

Парень кивнул и, посерьезнев, незаметно глянул на своих спутников. Но те были заняты разговором.

– Значит, говоришь, мотор громко гудит? – вполголоса спросил Герман. – Гул в ушах стоит?

– Не вредничай! – так же тихо ответила Лера. – Видишь же, как мальчику хочется показать лошадь? От тебя что, убудет, если дашь ему немножко покрасоваться?

– Очень надеюсь, что не убудет, – пробормотал Герман, поднимая глаза на Леру.

Ответом ему был укоризненный взгляд, но тут же девичьи губы раздвинулись в улыбке. Да еще какой! Той, от которой мгновенно забываешь все на свете.

Мери превзошла все ожидания. Она оказалась еще краше, чем ее описывал Гарун. Высокая, стройная кобылка олицетворяла собой сплав изящества и силы. Даже Герман, с тревогой ожидавший встречи с норовистыми горными лошадьми, ахнул от восхищения.

– Не зря в авиации говорят, что только красивые самолеты летают, – проговорил он.

– Какая прелесть, – выдохнула Валерия. – Господи, я влюбилась!

– Я же говорил, что моей Мери нет равных! – Гордый за свою Мери, которая произвела такое впечатление на гостей, Гарун ласково прижался к лошадиной морде. – Мери, красавица моя! Знали бы вы, какая она умница! Иногда кажется, что она в некоторых вещах умнее меня!

Как и было обещано, Мери досталась Валерии. Гарун оседлал гнедого горячего Карая, а Александрову предложили стареющего, но все еще быстрого и выносливого метиса, носящего гордое имя Маркс. Герман, узнав, что ему предстоит оседлать коня, который носит имя деятеля, запустившего по Европе призрак коммунизма, даже приосанился и проникся чувством собственной значимости. Еще бы! Скажи кому, что поднимал на дыбы самого Маркса… никто не поверит. И правильно сделает, по правде говоря. Чего больше всего опасался майор запаса, так это как бы его конь не начал брыкаться да становиться на дыбы. Случись такое, он непременно свалится. Вот будет позор!

– Герман, не спи! – крикнула Лера и легким движением колен послала Мери вперед. Умное животное мгновенно отреагировало на команду и рвануло с места. Гарун без видимых усилий мгновенно оказался рядом с девушкой.

Пока Герман собирался приказать своему жеребцу трогаться, тот сам, не дожидаясь, пока всадник наконец соберется с духом, рванул вдогонку за более молодым соперником. Ревность свойственна не только людям, но и лошадям.

Лера не хотела огорчать Загидат и заставлять себя ждать, а потому решила подняться на небольшую возвышенность, на склоне которой находилось селение, и, сделав круг, вернуться назад. Дав поводьями направление, она пустила Мери в легкий галоп. Однако норовистой кобылке этого было мало. Ей хотелось размяться, и, чувствуя, что всадница не против, Мери перешла на более быстрый аллюр. Карай не отставал, Маркс, к сожалению Германа, тоже. Он уже отчаянно жалел, что ввязался в эту авантюру, но не мог же он отпустить Леру одну? Да еще с молодым парнем. И пусть он, может быть, выглядит смешно, но отстать он ни за что не отстанет!

Между тем Валерия, легко взлетев на вершину, остановила лошадь и, зачарованно оглядев величественную панораму, замерла в восхищении. С холма открывался воистину потрясающий вид. Всюду, куда ни кинь взгляд, были горы. Далекие и близкие, большие и… очень большие, они величественными монументами возвышались совсем рядом, подальше, еще дальше… повсюду. Переливаясь различными оттенками зеленого внизу, выше они становились красновато-коричневыми и желтовато-серыми, их вершины вздымались вверх на такую высоту, что казалось, если стать там, на вершине, то увидишь, как облака проплывают прямо под твоими ногами. Найдется ли что-либо равное горам по величию и красоте?

– Нравится?

Лера вздрогнула и обернулась. Рядом с ней был Гарун. То, что произвело на девушку такое впечатление, он видел изо дня в день и почти не замечал. Он спешил, ему хотелось показать ей еще одно местечко, которое, как он думал, ей понравится. Но Лера не двигалась с места, а ее спутник так тот вообще еще только взбирался на вершину. Его конь явно нервничал. Метису не нравилось, что выскочка Карай позволяет себе становиться так близко к Мери. Мало того, этот наглец еще и трогает своими губами морду кобылицы! Стерпеть такое было выше его сил. Маркс готов был разорвать соперника, растоптать его, но что поделаешь с этим рохлей, который мешком подпрыгивает на спине и не дает ему ходу.

А Карай, ободренный поведением Мери, которая, словно бы понимая, что ее всадница – хрупкая женщина, держалась очень смирно, стал еще более настойчив. Пользуясь тем, что Гарун увлеченно смотрит на гостью и ничего вокруг не замечает, Карай, победно заржав, подошел к кобыле вплотную и нежно куснул ее за шею. Мери вздрогнула и попыталась отойти в сторону, но жеребец, ободренный полным попустительством людей, совсем потерял контроль над собой. Он еще дальше вытянул шею и сильнее сжал зубы. Умница Мери, словно бы понимая, что на большее он все равно не решится, а ее бурная реакция может повредить всаднице, стерпела и это.

Но зато Маркс уже не смог сдержаться. Горячая кровь ударила в голову жеребцу, и он одним могучим прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от наглеца.

Герман, не ожидавший такого маневра, удержался в седле просто чудом. Конь вышел из повиновения. Намертво вцепившись в его холку, Герман как будто со стороны наблюдал, как тот вновь поднимается на задние ноги и всей тяжестью своего тела бьет Карая.

Не ожидавший этого молодой конь едва устоял на ногах. Он шарахнулся в сторону и от боли сильно куснул нежную шею Мери.

Снести такое гордая кобыла уже не могла. Гневно заржав, она стала раздавать укусы и удары копытами обоим неудавшимся ухажерам. Испуганная внезапным приступом ярости, Лера попыталась было утихомирить лошадь, но Мери уже никого не слушалась, она была ослеплена злобой. Гарун же, вместо того чтобы успокоить возбужденных животных, взбесился сам и, выхватив плеть, стал изо всей силы хлестать Карая.

Для Карая, оскорбленного нападением метиса и обиженного ударами Мери, наказание плетью послужило той самой соломинкой, что, говорят, сломала спину верблюда. Конь так резко встал на дыбы, что чуть не потерял равновесия, и, пытаясь устоять на задних ногах, отчаянно замахал передними. Тяжелые копыта со свистом рассекали воздух, но бесполезно-гнедой все больше и больше заваливался набок, и вот уже его падение стало неизбежным. Карай стал стремительно падать.

Гарун еле успел выпрыгнуть из седла и откатился в сторону, чтобы не оказаться под конским крупом. Карай упал, но в самый последний момент успел ударить копытом ревнивого соперника. Удар пришелся метису в голову и был такой силы, что тот лишь чудом устоял на ногах. Последствия удара были ужасны. Временно ослепнув и потеряв ориентацию, Маркс в панике громко заржал.

Только напрасно он напомнил Мери о своем присутствии. Разгневанная кобыла принялась вымещать свою обиду на несчастном метисе, кусая и ударяя его копытами. Ничего не видя, не понимая, что происходит и куда отскочить, чтобы избавиться от напасти, конь замотал головой и стал шарахаться из стороны в сторону. Один только Бог ведает, что стоило Герману удержаться в седле. Да, как ни удивительно, он все еще держался! Поводья давно уже выпали у него из рук, побелевшие пальцы судорожно вцепились в луку седла, колени вдавились до боли в суставах в конские бока, но он держался, ничего не видя перед собой и ничего не соображая, движимый одним лишь чувством самосохранения.

Долго ли это все продолжалось, неизвестно. Наконец Гарун, затеявший эту прогулку, бросился останавливать ослепшего коня, беспорядочно прыгавшего из стороны в сторону. Стоя на земле, он попытался поймать поводья Маркса и упустил из виду Мери. А та, в очередной раз куснув метиса, нечаянно наступила молодому горцу на ногу.

Гарун в ярости взмахнул плетью, но в последний момент пожалел кобылу и ударил Маркса. Плеть оказалась последним испытанием для психики жеребца. Бешено тараща невидящие глаза, метис метнулся в сторону, оказавшись, не желая того, в пределах досягаемости разгневанной Мери, и вновь почувствовал на своем крупе ее зубы. Бедного Маркса уже ничто не могло удержать. Спасаясь от преследующих его ударов и укусов, несчастный конь закусил удила и сломя голову рванул, не видя ни дороги, ни белого света…

И, что самое неприятное, Герман так и остался в седле. Неуправляемая живая торпеда, неся на себе человека, понеслась навстречу беде…

– Что-то долго нет наших гуляк! – Панама, изнывая от скуки, терзаемый внезапно возникшим беспокойством, вышел на высокое каменное крыльцо.

Чертов швед, и чего он не учит русский? Раз снимаешь здесь фильм, так язык осваивай! Было бы с кем поговорить. А так сиди, кукуй в одиночку. Ребята катаются, Загидат с дочкой на кухне, вот-вот начнет стол накрывать. Ее муж, глава семьи Курбан, задержался в райцентре. Если б узнал, что в доме гости, небось вернулся бы раньше.

Геннадий бросил взгляд на ворота. Нет, не показываются. Загуляли любители конных прогулок, ох загуляли! Могли бы и подумать, между прочим, что некрасиво вот так хозяев оставлять. Обед-то готов, капитан это уже по запаху чувствует. Особенно пахучей оказалась чесночная приправа. От ее аромата можно с ума сойти. Будь ты хоть трижды сыт, услышав ее призыв, не устоишь и сядешь за стол. Да и баранина весьма кстати. Черт, и почему у этой простой женщины все так вкусно пахнет? Обычно Панама терпеть не мог баранину… любую, и вареную и жареную, но сейчас аромат был такой, что он даже удивился, почему раньше с таким пренебрежением к ней относился. Секрет Загидат, что ли, какой знает? Или в этих местах овечья порода такая? Нужно будет спросить…

О! Вот, кажется, и хозяин дома появился! Отлично, будет с кем поговорить. Заодно и секретом приготовления горной баранины поинтересоваться.

Пришедший действительно оказался Курбаном. Высокий, широкоплечий усач, он успел одним взглядом охватить серый от налипшей пыли «додж», стоящего на крыльце Геннадия и вышедшую ему навстречу здоровенную кавказскую овчарку. Панама растерянно застыл на месте. Вот это да! Знал бы он, что в доме есть такое чудовище, да еще не привязанное, из автобуса бы не стал вылезать! Это же пострашнее любого холодного оружия будет. Одна башка чего стоит.

– Ну, наконец-то! – раздался голос Загидат, и из флигеля вышла хозяйка. Она произнесла несколько фраз на незнакомом капитану гортанном языке и вновь перешла на русский: – Курбан у нас председатель сельсовета, – с гордостью произнесла женщина. – Высшее образование имеет. Так что он вам скучать не даст. А я, наверное, начну уже накрывать. Ваши друзья должны вот-вот подойти… Гарун, бездельник, я же просила его не опаздывать. Ну ничего, я столько чуду напекла, столько хинкала сделала, что всем хватит и еще останется! Давайте, садитесь…

– Э, Загидат, иди, занимайся своим делом, – прервал жену Курбан. – А мы с…

– Геннадий. Меня Геннадием зовут, – представился Пономарев. – Можно просто Гена.

– Вот мы с Геной сами познакомимся! – Глава семьи жестом пригласил гостя вернуться в дом. Увидев дремлющего в кресле Мартина, усмехнулся. – Вот как вас здесь принимают! Голодными держат, да еще отдохнуть не дают. Нет чтобы дать поспать человеку…

– Курбан, ну как ты можешь! – Загидат поставила на стол поднос с кусками вареной баранины и сердито посмотрела на мужа. – Да я давно бы накормила всех, но Гарун затеял эти катания…

– Ладно-ладно, не шуми, – отмахнулся Курбан. – Я говорю не о том, что ты могла или не могла, а о том, что вижу. Давай, неси все, что есть!

Горец повернулся к Панаме и вновь сделал приглашающий жест.

– Садись, дорогой, садись! Ты же у меня в доме, а значит, должен чувствовать себя, как в твоем собственном. – Глаза главы дома встретились с глазами Геннадия, и он только теперь заметил в них веселую хитрецу. – Сейчас мы с тобой, – от взгляда Курбана не укрылось, что Свенсон проснулся, и он поправил сам себя, – с вами выпьем, закусим, а там, глядишь, и ваши друзья вернутся.

Пока Курбан говорил, медленно, неторопливо, четко проговаривая каждое слово, чтобы как можно меньше проявлялся акцент, Загидат и ее дочь Сакинат успели раза по два зайти на застекленную веранду, и каждый раз в их руках были большие подносы с незнакомой Геннадию снедью.

– Ты что будешь пить: водку или коньяк? – спросил горец.

Панаме вопрос понравился. А главное, его постановка! Курбан не спрашивал, будет ли гость пить, он интересовался только тем, что он, Геннадий, предпочтет.

– Водку! – решил капитан. Он понимал, что одной рюмкой не обойдешься, а в таких случаях коньяк противопоказан. Вино же он не любил с ранней молодости, когда познакомился со знаменитым «Солнцедаром».

– Если хочешь чего-то другого, скажи, пошлем Загидат в магазин, там у нее чего только нет! Все, что захочешь!

– Курбан, спасибо… и мне, право, неудобно, что мы доставляем вам столько хлопот, – начал было Геннадий, но хозяин дома движением руки прервал его сбивчивую речь.

– Прекрати эти разговоры! Вы мои гости, а потому не нужно лишних слов. А… вот и твой товарищ к нам присоединился. – Горец, заметив, что Свенсон проснулся и открыл глаза, воспользовался возможностью переключиться на другую тему. – Вот и отлично! Теперь нас будет трое! Как тебя зовут, уважаемый?

– Курбан, он швед и по-русски не знает ни слова, – поспешил объяснить Панама. – Его зовут Мартин… и он ученый.

Швед, услышав свое имя, догадался, что речь идет о нем, и, встав, торжественно протянул руку.

– Свенсон! Мартин Свенсон! – представился он. А затем произнес несколько фраз, которых не поняли ни Геннадий, ни тем более хозяин дома, отвечающий на рукопожатие.

– Курбан Алиев! – не менее торжественно ответил горец. – Рад приветствовать вас в своем доме. Это большой почет – принимать гостя из такой далекой страны. Слава Аллаху, времена изменились, теперь и к нам могут приезжать люди из разных стран. Больше гостей, больше друзей.

Курбан жестом пригласил Мартина сесть за стол, уставленный яствами. Видно было, что ему очень хочется узнать, что привело ученого из далекой Швеции в маленький высокогорный аул. Но традиции не позволяли приступать к расспросам, прежде не накормив гостя.

– Ну что, возблагодарим Всевышнего за то, что он нам послал эту еду, и приступим? Или будем ждать ваших друзей? – Теперь, когда Курбан узнал, что среди приезжих есть иностранец, он не осмеливался самостоятельно решать за отсутствующих членов группы.

– Сам не знаю. – Панама пожал широкими плечами. – Я по-шведски ни бельмеса, а переводчица и наш водитель катаются с вашим сыном… Мы ведь приехали фильм снимать о ваших горах.

– Фильм? – опешил хозяин дома. Искреннее удивление и радостная надежда, что так оно и будет, мгновенно отразились на его мужественном лице. – Шутишь?

– Да нет, серьезно. – Пономарев показал в сторону «доджа». – Камера и оборудование там, в автобусе. Завтра и начнем. Мартин чего ребят послал, он хотел, чтобы те местность посмотрели, наметили, откуда начинать.

– О, да у нас есть столько мест дивных, столько ущелий… да у вас пленки не хватит, чтобы все заснять! – Глаза Курбана пылали огнем. – Здесь такие чудеса показать можно, что как увидишь, так обомлеешь! Одним словом, если попадешь туда, все! Никуда не уедешь!

– Заблудишься, что ли? – шутливо предположил Геннадий.

– Какой заблудишься, в джунглях, что ли? – Указательный палец горца возмущенно взлетел вверх. – Сам уезжать не захочешь! Такие красоты где увидишь? Что ваша Швейцария, что Америка… тьфу, мелочовка! Вот у нас здесь смотри, какие горы, какой воздух, какой простор! А реки, вода? Где такую чистую воду ты еще выпьешь? Ваши тяжелые металлы, ваши разные там химии… Здесь их нет! Те же кислотные дожди, о которых в газетах пишут… писали, сейчас уже не пишут, поняли, что бороться с ними не смогут, вот и не разрешают говорить о них простым людям… Так вот тучи с этой заразой к нам в горы не поднимутся, не смогут! Тяжелые они слишком, чтобы до нас добраться.

– Наверное, охота тут у вас хорошая, – протянул Геннадий. Хозяин так любит родные места, пусть поговорит на приятную тему.

– О, о чем ты говоришь, какая охота… Тут зимой есть места, куда ветер не попадает! Горы так стоят, что не дают ему зайти туда. – Горец показал рукой в сторону одной из стен, подразумевая, что ущелье, о котором он ведет речь, находится как раз в том направлении. – Так вся живность на зимовку там и собирается! Столько зверья, что можно стать внизу и не целясь вверх выстрелить. И обязательно попадешь! Что-нибудь, да упадет! Да только разве мужчина позволит себе так охотиться? Это уже убийство, а не охота. Как в селении одном, не буду говорить в каком, все равно название вам ни о чем не скажет… так вот, дорогу они себе строили и, чтобы не делать мост через речушку, решили ее в трубу большую загнать. Водопад вроде как получился. Так детвора наловчилась сидеть на этой трубе и ждать, пока форель, что идет вверх по течению, в трубу эту прыгнет, и сачком ее… бедную. Разве это дело? Дома что, есть нечего? Так же можно всю рыбу в реке извести!

– Сачком? Форель? – не поверил Геннадий. – Вот это да! Впервые слышу!

– Да что, вот видел бы ты…

– Папа, ты им про аждаха расскажи! – раздался детский голос. – И про озеро, где аждаха живет!

Панама повернулся. В дверях стоял мальчик лет шести. Светловолосый, со светло-карими ясными глазками, он был похож и на отца, и на мать. Малыш держал в руках коробку с набором вилок и ложек. Видимо, Загидат послала его помочь сервировать стол, но сын, услышав речи отца, заслушался и забыл, зачем его послали.

– И про Ледяную птицу…

– Гамид! – Окрик отца стегнул малыша, словно кнут, и тот, вздрогнув, замолчал. – Тебя кто…

Курбан перешел на родной язык, и дальнейших слов Геннадий не понял. Но по интонации и по выражению лица говорящего было ясно, что глава семьи рассержен до предела. Панама удивился, ему стало как-то не по себе. Господи, да что же такого сказал ребенок, что его так ругают?

– Курбан! Я прощу прощения, – несмотря на свое решение ни во что не вмешиваться, Геннадий не выдержал – надо было выручать малыша. – Наш гость, – Пономарев глазами показал на шведа, – у них не принято так обращаться с детьми.

Горец хотел что-то ответить, но сдержался. Прикрыв на секунду веки, он резким движением кисти сделал знак, и мальчик, чуть не плача, убежал к маме.

– У нас тоже не принято так говорить с детьми, – тихо проговорил Курбан. – Я впервые… Нет, лучше не будем об этом. Так вы говорите, что ваш фильм будет о горах? Или о людях, живущих здесь? Я спрашиваю, потому что мог бы помочь вам определить маршрут…

– Вообще-то цель Мартина – показать красоту этих мест. – Панама и сам был рад уйти от неприятного эпизода, а потому сразу подхватил разговор. – Красоту людей, красоту края… Привлечь туристов, инвестиции… Как говорит Свенсон, а обычно его слова не расходятся с делом, он хочет на одном маленьком регионе… таком, как Дагестан, доказать, что достаточное вложение средств позволит республике быстро достичь уровня жизни развитых стран. Ведь любой уголок Земли чем-нибудь да богат. Нужно просто найти то, что могло бы приносить стабильный доход жителям, и помочь им наладить реализацию этого продукта. И все, тогда еще одним нищ… бедным регионом станет меньше. И так, шаг за шагом, можно решить множество проблем на планете. Деньги можно проесть, а можно на них построить то, что будет все время кормить. Ведь так?

Курбан кивнул. Видно было, что он стыдится своей вспышки, и это добавляло интриги в ситуацию. Пономарева просто распирало от любопытства, что же такое сказал малец, но, боясь навлечь на голову Гамидика еще одну порцию гнева, он всеми силами подавлял свое желание задать вопрос об этом…

– Да, вы правы, – наконец кивнул глава семейства Алиевых. – У нас есть что посмотреть и что показать… И я вижу, что вам очень хочется узнать, почему я поругал сына… Но, поверьте, я не могу вам ничего сказать. – Увидев недоумение в глазах собеседника, он добавил: – Я о вас беспокоюсь, о вашей жизни.

Мери, не отличавшаяся тихим нравом, вспыхивала быстро, но так же быстро успокаивалась. Прогнав одного ухажера и бросив на землю второго, она утолила свой гнев и, фыркнув в последний раз, затихла, застыла на месте и отпустила прикушенную узду. От былой вспышки осталось только тяжелое дыхание и изредка пробегавшая по коже нервная дрожь.

Испуганная всадница наконец смогла перевести дух. Чем Лера и воспользовалась. Спустившись на землю, она обняла капризную красавицу за шею, прижалась к ней и стала говорить ей что-то ласково-успокоительным тоном, хотя у нее самой на душе покоя не было. Ведь это она во всем виновата, если б ей не приспичило покататься верхом, так ничего бы не случилось. Господи, и зачем только ей это нужно было? Сидела бы сейчас в большом доме, за обеденным столом и ела всякие вкусности, что приготовила Загидат…

– Лера, ты цела? – раздался за спиной голос Га-руна. – И Мери… с ней все в порядке?

Валерия повернулась. Сконфуженный владелец лошадей стоял рядом с Караем и, удерживая коня крепкой рукой, с тревогой смотрел на свою любимицу.

– Я-то цела, но что с Германом? – Лера тревожно посмотрела в сторону ущелья, за которым возвышалась гора. Если она не ошибается, метис унес его именно в ту сторону.

– Они… поскакали туда? – На лице парня отразился испуг. – Туда?!!!

– Да… а что, это опасно? – Беспокойство Гаруна передалось и девушке. – Там что, пропасть?

Юноша не ответил. Прикусив губу и вытянув шею, он оглядывался по сторонам, видимо надеясь, что все это лишь показалось девушке и его Маркс избрал совсем другой путь. В любую другую сторону, но только не туда.

– Ну что же ты молчишь?! – В голосе Леры послышались истерические нотки. – Там пропасть?

Гарун рывком повернулся к ней и тут же виновато потупился. И это движение, и этот потупленный: взгляд сказали больше, чем любые слова. Валерия почувствовала, как по сердцу полоснуло острое предчувствие беды.

– Там… хуже, чем пропасть, – не поднимая головы, проговорил юноша. – Там озеро.

– Ну и что? Плевать! – Лера сунула ногу в стремя и лихо вскочила в седло. – Плевать!

– Стой! Туда нельзя! – закричал Гарун. – Это… опасно! Очень опасно!