Текст книги "Голое свидание (СИ)"

Автор книги: Саша Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава шестнадцатая

Розы были очень красивыми. Белые плотный и влажные бутоны, которые пахли, как им и полагается природой. Только букет вышел неимоверно тяжеленным, и оттягивает мне руки, а я все никак не могу прорваться к невесте, чтобы ее расцеловать и вручить ей цветы. Радуюсь, что отказалась ехать со всеми фотографироваться по всем памятным городским местам, отговорившись работой.

Можно было бы отпроситься, конечно, но я как представлю себе это многочасовое мотание по пробкам, толкучку среди других брачующихся, и все это в тоненьких чулках и этой цветочной махиной на перевес… Нет, решение приехать сразу в ресторан было грамотным.

Толпящиеся гости меня угнетают, такое ощущение, что Наташа позвала на свадьбу всех, с кем была знакома хоть немного, включая наших одноклассниц, с некоторыми из которых мы не виделись лет пять-шесть, а с некоторыми и еще б столько же не видеться.

Особенно это касается Жанны Пузиковой. Сейчас она уже не Пузикова, а вроде Лобова, но на последней встрече выпускников она все никак не могла угомониться и, припив, плевалась ядом в мой адрес. Вся моя вина была в том, что в одиннадцатом классе, Рогов ее бросил и начал за мной ухлестывать. Причем безуспешно. Все быльем давно поросло, а она никак не успокоится. Неужто Жанка все по Рогову сохнет? Он тоже, кстати, тут. Уже подваливал на предмет не жалею ли я, что тогда пренебрегла таким сокровищем?

И Рогов, и Пузикова-Лобова давно окольцованы и детны, так что, чего им неймется, в душе не скребу.

По фойе ресторана скачут и щебечут молоденькие девчонки, две родные сестры Наташки и еще несколько девиц со стороны жениха. Они живо обсуждают, кому важнее поймать букет невесты, и мне становится совсем тоскливо.

Как бы так в момент бросания из зала смыться?

Сто пудов, все вокруг начнут меня выпихивать в шеренгу ловцов, как засидевшуюся в девках. Это в двадцать прикольно счастья попытать, а в двадцать семь немного унизительно. Все подруги у меня замужем, так что я там одна буду не первой свежести. Я бы с большим удовольствием понаблюдала за поведением потенциальных жертв – женихов.

Сколько раз на свадьбах была, столько раз наблюдала эту картину.

Как только объявляют, что сейчас будет трехочковый, парни, чьи девушки идут ловить букет, сбиваются в стайку, подбадривают друг друга и за шуточками пытаются скрыть легкую панику. А когда букет пойман, счастливчики, избежавшие морального прессинга на ближайшие месяцы, сочувственно хлопают несчастного по плечам, а сами облегченно выдыхают. Теперь до следующей свадьбы можно жить.

Уже озверев от невозможности расстаться с букетом, и какого черта я выбрала такой дорогой и огромный, оглядываюсь, где можно прислониться, не нарвавшись на неприятных персон.

Вижу мелькающий белый атлас невестиного платья где-то впереди и робкими шажками продвигаюсь в ту сторону, стараясь не испортить кадр всем, кто фотографируется.

Платье у Наташи – писк. Все как она и хотела, чтоб на торт было похоже, а прическа – на ананас. Серьезно, я не шучу. Она так и объясняла парикмахеру, что от него требуется. Наташа закончила исторический и тяготела к рококо.

Катька, когда мне звонила днем во время всех этих их переездов от памятника к памятнику, сказала, что, по крайней мере, им легко было найти свою невесту в толпе других бабцов в белых платьях, решивших бракосочетаться в этот же день.

Вот и я смело ориентируюсь на роковое рококо и перо в прическе, хотя в соседнем зале тоже празднуют чью-то свадьбу. И я почти достигаю свое цели, благодаря своей бдительности я избегаю столкновения и с Жанкой, и с Роговым, и еще с парой просто неприятных родственников Наташки, которых даже она не очень хотела звать, но от родни не отбояришься, и уже на подступах к невесте меня перехватывает цепкая сухонькая ручка.

Рука принадлежит Наташиной бабушке, которой вообще-то, чтобы она не скучала пригласили ее подругу-соседку, но Елена Тимофеевна никогда особенно не любила общество сверстниц, намного больше ее интересовала молодежь и наставление ее на путь истинный. Наставлять Елена Тимофеевна может бесконечно.

– Дашенька, как давно я тебя не видела, – тонкий голосок глуховатой бабуленции разносится по всему фойе. – А что ты, детка, одна? Все после Ленчика не оправишься?

Я, конечно, понимаю, что Елена Тимофеевна помнит меня еще в спущенных гольфах, но сейчас мне очень хочется заткнуть ей рот.

– Не расстраивайся, Дашенька, – продолжает она громогласно вещать. – Годы уже не юные, но кругом полно разведенных. Может, и здесь кого приглядишь.

Я в паники озираюсь вокруг. Ну ладно Наташка, она, как никак, невеста, у нее и так хлопот полно, а Катька-то куда делась? Только что ведь ее видела.

Наверно, побежала встречать Коршунова, который к идее посетить свадьбу оказался благосклонен, а вот мотыляться по городу весь день, к огорчению Кати, обожающей свадебные традиции, отказался, сказав, что он свое отстрадал, поэтому прибудет прямо в ресторан.

Неужели меня никто не спасет?

– Я тут видела двоих приятных молодых людей, со стороны жениха родственники, тебе стоит обратить на них внимание.

Припоминаю я их. Одному восемнадцать, другому девятнадцать. Покуривая на крыльце, они обсуждали какую-то милфу, которой один планировал вдуть, когда она напьется, а второй рассчитывал потерять с ней девственность. Это меня здорово повеселило, так как парни явно пыжились друг перед другом, определенно завышая свои шансы. Хихикала я ровно до тех пор, пока не поняла, что та «горячая милфа» – это я.

В шок меня ввели не слюни подрастающего поколения на мое декольте, а то, что я, оказывается, уже перекочевала в категорию горячих мамочек.

Капец! Мне двадцать семь всего!

– Хотя бы посоветовала тебе, если позволишь, – продолжает бабуся. Кто ж вам, Елена Тимофеевна, запретит, вздыхаю я. – Выбрать мужчину постарше, посолиднее…

Я уже готова закрыться ото всех букетом, потому что на нас оглядываются, и Жанка тоже все слышит и уже стремится ко мне, планируя досыпать соли на мои раны.

Терпение мое дает трещину, и я собираюсь по возможности вежливо, а если не прокатит, то и не очень, отвязаться от Елены Тимофеевны, как чья-то наглая рука обнимает меня за… скажем, за талию, точнее рука ложится на ту опасную границу, где талия теряет свое благородное название.

– Я достаточно солиден по мнению уважаемой дамы? – слышу я над головой голос, от которого у меня внутри все переворачивается. – Прости, малыш, я опоздал.

Глава семнадцатая

– Пробки по пятница просто адские, – Никитин как ни в чем ни бывало целует меня в висок и перехватывает букет, которым я практически подметаю пол.

Уже за одно это я готова его простить, но не прощаю.

Видимо, что-то такое отражается у меня на лице, потому что Елена Тимофеевна, питающая слабость к бородатым мужчинам, тут же встает на сторону Сергея:

– Деточка, нельзя же быть такой нетерпимой, – увещевает она меня и тут же добавляет заговорщицким громогласным шепотом мне на ухо: – Не кочевряжься, а то и этот бросит.

Господи, за что мне это?

– Ни за что, – реагирует Никитин. – Такая кор… девушка нужна самому.

– И как вы с такой капризулей уживаетесь? – кокетливо интересуется Елена Тимофеевна. – Свадьба-то скоро?

Я готова провалиться сквозь землю.

– Нормально уживаемся, не без хардкора, конечно, но кому сейчас легко, – пожимает плечами Сергей. Как прелестно он проигнорировал вопрос о свадьбе. Была бы его девушкой, глаза бы выцарапала потом наедине.

– Не без чего? – вопрошает старушка. Слово хардкор она еще не осилила. Пока в ее обиходе только «зашквар» и «бомба».

– Не без кроликов, – невозмутимо поясняет Никитин. Елене Тимофеевне понятнее не становится, зато я покрываюсь своими знаменитыми красными пятнами. Очень гармонируют с красным платьем, наверное. – Вы позволите вас покинуть?

Никитин тянет меня за собой, но Елена Тимофеевна опять вцепляется в меня и так же громко шепчет:

– Не упусти, мужик – бомба, – демонстрирует она свои познания на молодежном.

Ржущий Сергей оттаскивает меня в тихий угол.

– Давно не был на свадьбах, забыл уже, что это за сборище. Там еще на крыльце двое из паноптикума. Уже желтые от курева.

– Что ты здесь делаешь? – цежу я сквозь зубы.

Я и так злюсь, а он вместо того, чтобы сразу в ноги упасть, шутки шутит, словно ине было той грандиозной ссоры.

– У тебя приглашение на две персоны. Я твой «плюс один», – спокойно отвечает этот мерзавец.

– И откуда дровишки?

– Свои источники информации не раскрываю.

– Коршунов, – делаю вывод я. Никитин отрицательно качает головой. – Значит, Коршунова.

Ну, Катька!

– И что? Пришел благотворительность оказывать?

– Мне уйти? – усмехается Никитин. – На глазах у всех, особенно той коровы, что с тебя глаз не сводит, это будет пикантно. Как ты относишься к сплетням?

Кошусь на ту корову, Жанка и вправду смотрит во все глаза.

– Шантажист!

– Предусмотрительный человек, – поправляет меня Сергей, напоминая, что он адвокат. У этих всегда найдется приличное объяснение неприличным вещам.

– Так зачем ты приперся?

– Даш, давай еще раз попробуем.

Офигеть! Как это у мужиков выходит? Они просто делают вид, будто ничего не случилось! Даже не извинился!

– Попробуем что? Говорить правду? Поужинать? Сходить на свидание? Потрахаться? Что ты предлагаешь начать заново? – киплю я.

– Все.

Слов нет. Отворачиваюсь от него и с преувеличенным вниманием разглядываю потрясающую по своей невыразительности стену.

– Даш, я просто испугался, – тихо говорит Никитин.

– Трус! – обвиняю я. – Чего ты испугался? Что я все яйца в доме сожру?

– Я проснулся, а на кухне ты: почти голенькая, молодая, красивая, суетишься в одном полотенчике, вкусно пахнет. И я перетрухнул, когда понял, что хочу тебя не просто драть, а драть долго и желательно на единоличной основе. Долго и часто. Наверное, всегда. Труханул, разозлился на себя за это и наговорил тебе кучу дерьма. Прости.

Чего-то романтика какая-то стремная, но хотя бы понятно, какая коза его укусила. Дура, Дашка! Я даю себе мысленную затрещину, он сейчас тебе наговорит, а ты растаешь. Нельзя так быстро сдаваться!

– Я приезжал в «Амандину», сидел в машине и смотрел на тебя в окне. Ты сидела за барной стойкой, горячая и недоступная.

– И чего не подошел? – злюсь я, вспоминая в каком отчаянии я просиживала те дни за баром.

– Почти решился, но к тебе подошел какой-то типан. И я представил, что ты с ним сейчас уйдешь, а я останусь представлять, что он с тобой делает всю ночь.

– Что? С какого хрена я пойду с неизвестным типом чем-то там заниматься всю ночь? Ты идиот?

– Есть немного, – смеется Никитин, но глаза у него серьезные. – Даш, а, Даш. Не бей лежачего.

– Тебя мало побить, тебя отпиннать надо! Ты мне тут опять лапшу на уши вешаешь. В «Амандину» он приезжал! Как приехал, так и уехал к своей песцовке, сто пудов! Как тебе банька? Или вы сауну выбрали?

– Дашка, малыш, ты ревнуешь? – веселится Сергей.

– Хочу и ревную! – огрызаюсь я.

– Я Поле передам, что она песцовка, – смеется он почти в голос, а я вся ощетиниваюсь. Поля. Нежно-то как. Гад. – Я вас с дочерью обязательно познакомлю.

Д-дочерью?

– У тебя не может быть такой взрослой дочери! Сколько этой Поле?

– Двадцать. Скоро будет двадцать один. Почему это не может, я сексом рано начал заниматься. В восемнадцать женился, в девятнадцать стал отцом.

Капец! Это она ж почти моя ровесница. Не совсем, конечно, но… Капец-капец!!!

Он нас познакомит. И это тебе не пятилетний ребенок, она точно будет знать, чем мы с Никитиным занимаемся!

Стоп! Мы еще ничем не занимаемся. И я еще не решила!

– Даш, мне нужно тебе кое-что показать, – таинственно сообщает Сергей. – Надо только тут недалеко отойти.

– Скоро за стол позовут, – вздыхаю я.

– Ничего, все не съедят, пошли, – тянет он меня куда-то за собой, и я не желая расставаться с теплом его руки невольно следую за ним.

По дороге он пристраивает мой букет на стол с подарками и, ускорившись, заводит меня невзрачную дверку.

Оказавшись в подсобке, я недоумеваю.

– И что тут интересного? Что собрался мне здесь показывать?

– Я очень хочу тебе показать, как я соскучился.

Глава восемнадцатая

– Ты что делаешь? – расширившимися глазами смотрю на то, как Никитин подпирает дверь шваброй и начинает расстегивать ремень на брюках.

Усмешка на лице Сергея подсказывает, что я мыслю в правильном направлении.

– Ты же не посмеешь? – говорю я в ужасе, и еще с большим ужасом понимаю, что у меня выделяется смазка.

– Еще как посмею, – серьезно отвечает Никитин, вытаскивая из-за пояса и расстегивая рубашку, и спуская собачку на молнии. – Хотя бы потому, что этого хочешь ты. Я по твоему лицу вижу, что ты готова. Давай не будем друг другу врать. В любом случае, твои соски тебя выдают.

О, да! Эти предатели – самый честный и самый палевный индикатор. Хоть бронелифчик носи!

– И не надо заливать, что это от холода. У меня в квартире было тепло, в этой подсобке жарко. Я очень сказал, малыш. Поэтому если не хочешь выти отсюда заляпанной спермой, задирай платьице.

– Ты думаешь, что просто появиться достаточно, чтобы меня получить? – свирепею я, стараясь не смотреть на головку члена, которая выглядывает поверх резинки боксеров Сергея.

– Ты в чулках? – игнорирует мое возмущение Никитин.

Молчу, сложив руки на груди и заодно прикрыв свидетельство своего желания.

– Даш, у тебя сейчас есть только одна опция: ты можешь выбрать, как ты хочешь кончить. Только скажи, как, – голос его становится хриплым. Взгляд блуждает по моему телу, будто он видит то, что под одеждой.

Я молчу и не двигаюсь с места, за дверью слышно какое-то оживление.

– Сейчас как никогда кстати, твоя беззвучность. Да, Даш? Ну раз ты молчишь, то я буду действовать по обстоятельствам.

И этот похотливый наглец, этот мужлан, в один шаг оказывает рядом со мной и, не дав даже шанса на маневр, целует. Господи, я тоже скучала! Эта мысль проносится у меня в голове и тут же растворяется.

Сейчас мой мозг запасся попкорном и с любопытством наблюдает, как один за другим падают все бастионы.

На мне снова платье с глубоким декольте, и Никитин практически сразу запускает туда руку. Находит грудь и принимается ее тискать, сжимать ноющие соски. Мерзавец действует наверняка! Он делает именно то, что хочет мое тело. Умело заводя меня и подталкивая в нужном направлении, опытный любовник, который знает, как меня обезоружить, он явно нацелен на то, чтобы добраться до самого ценного.

Его ласки такие жаркие, а поцелуи такие ненасытные, что я от возбуждения начинаю постанывать ему в рот.

– Моя девочка разогрелась, – одобрительный шепот сопровождается шелестом платья, подол которого задирает уверенная рука. Пройдясь плавным движением по бедру, Сережа определяет: – Чулочки это хорошо.

И оставляя в покое недовольную этим грудь он переключается на промежность.

– Дашка, ты просто чума, – бормочет Сережа, проникая мне в трусики и без всяких околичностей вставляет в меня сразу три пальца, которые проскальзывают беспрепятственно, настолько я завелась.

Впиваясь в меня поцелуем, Никитин жестко трахая меня рукой подводит почти к самой вершине и в последний момент убирает пальцы, освобождает до конца свой член и, подхватив меня, опускает на него.

История про молчаливый оргазм становится мифом. Мир взрывается перед глазами разноцветными точками и мой крик, наверно, слышен не только в фойе, но и в обоих праздничных залах.

– Вот так, малыш. Поехали.

Сережа прижимает меня к стене, накрывает мои губы своими, ловя мои жалобные стоны, и начинает вколачиваться в меня. Пытаясь заставить себя молчать, я практически кусаю его губы и даже чувствую что-то соленое. Наверное, я все-таки прокусываю ему губу до крови.

Накрывающие меня одна за другой волны все интенсивнее, а Никитин не останавливается.

– Я скучал по твоей писеньке. Я скучал по тебе, Даш. Малыш, давай попробуем еще раз?

О чем он сейчас? Я практически уплываю на этих сладких изматывающих волнах. Никитин двигает бедрами из стороны в сторону и по кругу, отчего член внутри меня, и так туго обхваченный моими мышцами, находит себе дорогу еще на пару миллиметров вглубь. И эти миллиметры какие-то решающие, потому что, как только он задевает найденное местечко, уже я сама рассыпаюсь на миллиарды частиц.

– Согласна?

– Что? – лепечу я.

– Согласна попробовать еще раз? – с этими словами Сережа просовывает между нами руку и надавливает на клитор.

– Да! – в голос кричу я.

– Умница, малыш. Умница.

Абсолютно безвольную меня он снимает с члена и прислоняет к стене. Не в силах удержаться на подрагивающих ногах я съезжаю на корточки.

– Отличный выбор, Даш, – глаза Никитина блестят. Он подносит головку к моим губам и водит по ним гладкой плотью. – За свою грубость я попросил прощения. А вот ты – нет. Я ведь не обманывал тебя, малыш. Я мечтал о том, как будешь извиняться. На коленях. Представлял себя внутри бархатистого ротика со смелым язычком. Проси прощения, Даша.

Я прошу. Со всем усердием я ласкаю головку, тычась напряженным кончиком языка в ее сердцевинку, обводя им вокруг и щекоча уздечку. Я вбираю в себя ствол настолько, насколько могу, и причмокивая скольжу губами, чувствуя каждую венку. Ласкаю яички и снова продолжаю отсасывать так старательно, что Сережа не выдерживает и портит мне прическу. Направляя член мне за щеку, уже он стонет не скрываясь.

Подключив руки, я стимулирую Сережу, пока он не выбрасывает мне в рот струю спермы. Ее много. Похоже, без меня у него не было приключений.

Подняв меня на ноги и прижав к себе, Сережа целует меня, гладит по спине и крепко обнимает.

Словно по мановению волшебной палочки окружающие звуки становятся слышны отчетливее. И понимаем, что кто-то колотит в дверь подсобки. Хихикая, как пара подростков, мы наскоро приводит одежду в порядок, и открываем страждущему.

– А я говорила, что она тут! – вопит Жанка.

– А я говорила, – возражает Елена Тимофеевна, – что мужик «бомба»!

Эпилог

– А я говорю, тебе не хватает пера вот сюда, и банта вот здесь, – тыкает в меня пальцем Наташка, другой рукой обхватив себя за экватор. Двойню ждет. Сильно ждет. Задолбалась уже таскать такой вес.

– Давай без пера, – умоляю я слезно. – Я и так вся нервах, не хватало, чтоб у меня перед носом еще перо раскачивалось!

– Как вы вообще решили пожениться, – удивляется Катюха, по пятому разу расправляя подол моего свадебного платья, которое оказалось крайне мнущимся. – Вы ж оба уверяли, что свадьба – это не для вас!

– Странно, что вас не вдохновила моя свадьба, – хмыкает Наташа. – Уж вы там так зажгли, что мы с Андрюхой чуть досрочно брачную ночь не начали. А соседнему залу еще лучше слышно было.

– А вам лишь бы все обломать! – огрызаюсь я. – На фига было к нам ломиться?

– Да разве ж это мы? – хихикает Катя. – Это Жанка! Она застукала двоих пацанов подсушивающих под дверью с красными потными рожами и держащимися за ширинки. Она-то и созвала народ. Из зависти, наверно. У ее мужа такой живот огромный, я не представляю, какую позу надо выбрать, чтоб таки все случилось в постели успешно.

– Ой, ничего не говори про живот, – кряхтит Наташка, усаживаясь на банкетку. Еще три с половиной недели. Кошмар какой-то!

– Как твои офисные стервозины?

– Да расслабились совсем, давно я их не кошмарила. Они мне на день конституции подарили наручники в меховой оплетке. Ну я и сказала, мол, к свадебному платью не подходит. Вот у них морды вытянулись, – хихикаю я. – По закону подлости Никитин обнаружил наручники у меня в сумке, когда искал мой зарядник. Чего было… – я мечтательно закатываю глаза.

– Кстати, возвращаясь ко всяким узам. Так чего? Как вы докатились до ЗАГСа-то? – продолжает пытать меня Катя.

– Да так все спонтанно как-то получилось, – пожимаю я плечами. – Он опять спросил меня, как я хочу, а я возьми и ляпни, что хочу в брачную ночь кончить.

– Так! – звонко захлопывает Полина каталог свадебных платьев. – Я, конечно, догадываюсь, зачем вы женитесь. И явно не для того, чтобы яичницу вместе жарить или цветочки сажать. Я даже морально готова к младшему брату или сестре, но когда дело касается моего отца, я предпочитаю не помнить, откуда берутся дети!

Ой, я забыла, что Полина еще тут. Мои знаменитые красные пятна являют миру себя во всей красе.

– А как же рассказать нам, что ты задумала на эту брачную ночь? – канючит Катя.

– Потом поделитесь, когда я свалю в универ! – отрезает грозно Полина, но глаза ее смеются.

В дверь стучат, любопытная Катька высовывает нос в щель:

– Чего надо?

– Дашу позови, – слышу я голос Никитина. Господи, скоро я тоже стану Никитиной!

– Не-а, невесту до свадьбы видеть не положено, – отказывает Катюха жениху в аудиенции.

– Да я ее только утром в душе вые*…

– Папа! – возмущается Полина. – Здесь же дети!

Мы все дружно смотрим на Наташкино пузо. Наташа начинает ржать.

– Вот поэтому и нельзя тебе ее видеть, – вздыхает Катя. – Сейчас все помнешь, прическу испортишь, макияж слижешь…

– Буду знать, как Коршунов женихался. Кать, не нуди. Отдай мне мою невесту! – ругается Сергей.

А у меня внутри все замирает от того, как он говорит «моя невеста».

– Надолго? – подозрительно спрашивает Катя. Мы втроем закатываем глаза.

– Нет, – рявкает Сергей. – На пол шишечки!

Наташка уже не может сдерживаться и хохочет в голос, вытирая слезы.

– Может, поговорите в нашем присутствии? – продолжает издеваться Катюха, она Никитину еще не простила моих слез.

– Я вам с Коршуновым тоже свечку подержу!

Этот довод Катьку пронимает, потому что она отлично помнит как Никитин, собственно, разживался у нее информацией обо мне.

Оказывается, насмотревшись в выходные на меня в окно «Амандины» и от души попсиховав, Сережа приезжает в понедельник к кафе снова, а меня там нет. И на завтра не появляюсь. Почесав бороду, Никитин вспоминает обстоятельства знакомства и звонит Коршунову, а у того телефон вырублен и автоответчик матерно всех посылает. Да еще и с угрозами. «Любой, кто помешает мне провести неделю Святого Валентина, получит заряд соли в жопу». Это мне Катюха цитировала.

Сережа гонимый плотскими желаниями и ревностью все-таки решается Коршуновых побеспокоить и долго долбится им в ворота, сбивая людей с ритма. Кирилл вообще не собирался даже дверь открывать. Катька психанула и пошла узнавать, кому неймется, и какого рожна этим людям надо. «Вот не е*ётся людям спокойно!» – ругалась она потом, пересказывая мне эту встречу на Эльбе.

Над Никитиным она, конечно, тогда поизмывалась, но, вспомнив собственные терзания в период страдашек по Коршунову, сжалилась и не просто сказала, как меня найти, но и как ко мне подмазаться. Правда, телефон мой не дала и фамилию не сказала. «У тебя есть шанс, вот им и воспользуйся. Сумеешь извиниться, молодец. Нет? Значит, не судьба» – сказала ему злая недотраханная Катя, захлопывая у Никитина дверь перед носом.

Так что план Никитина должен был быть безупречен. И, чтобы попасть в яблочко, он решает меня снова совратить. Засранец! Но у него срабатывает.

Да так, что после Наташкиной свадьбы я уже через неделю перезжаю жить к нему.

Катюха, видимо, не очень ждет Никитина в гости, поэтому нехотя отворяет дверь шире и говорит мне, как надзиратель заключенному:

– У вас пять минут!

Я шуршу к любимому навстречу. Сережа не раздумывая хватает меня за руку и вытаскивает в коридор, так шустро захлопывает за мной дверь, что чуть не прищемляет подол платья. Из-за двери раздается возмущенный Катькин вопль и хохот Наташки.

Никитин затаскивает меня в спальню и запирает ее за собой на замок.

– Это что еще за предосторожности?

– Да ну на хрен! Задолбали! – сердится Сережа.

– Ты чего хотел-то? – спрашиваю, почесываясь там, где плечо натирает жесткое кружево.

Никитин внезапно смущается, у него даже румянец на скулах проступает. Я смотрю на это диво дивное и не знаю, что подумать. Это что же такое хочет этот похотливый развратный матершинник, что даже его в краску бросает?

– Даш, ты меня любишь?

Я даже перестаю чесаться.

Я никогда не признавалась Сереже в любви. У меня вообще с нежностями туго. Иногда Никитин вырывает невнятные сладкие пошлости из меня путем выматывающего секса, когда я уже молю: «Сладкий мой, хороший, горячий… Дай мне кончить!» Но в повседневной жизни у меня как-то язык не поворачивается сюсюкаться с огромным небритым типом, который в любой непонятной ситуации задирает на мне подол.

Впрочем, Сережа тоже ни разу не сказал мне три заветных слова.

Даже предложение руки и сердца у нас прошло не как у людей.

После озвученного мной желания отдаться Никитину в брачную ночь в одной свадебной подвязке и фате, он меня качественно отлюбил, а на следующий вечер подарил кольцо. Ни слова о любви, только жаркая ночь, закрепившая наше взаимное согласие.

А оказывается, он от меня ждал сигнала.

Про себя я давно зову его любимым, а сказать вслух почему-то сложнее, чем признаться в какой позе я мечтаю сегодня под ним стонать.

Похолодевшими пальцами мну подол.

– Я тебя люблю, – выговариваю непослушными губами.

– Малыш, – выдыхает Сергей, подхватывает меня и кружит по комнате. – Девочка любимая.

Остановившись и заглянув мне в глаза, он произносит то, что я так давно жду услышать, но не признаюсь себе:

– Я люблю тебя, Даш.

Нежный почти трогательный поцелуй, и у меня щемит сердце. Неужели, и правда, сбылось мое желание, загаданное на старый новый год?

– Даш? – в голосе Никитина проскальзывает странная настораживающая нотка.

– Что?

– Ты в чулках?

– Нет! Нет, Никитин! Катька нас убьет! Платье помнешь! Ты что делаешь? Перестань расстегивать ремень!

– Даш, просто скажи, как…