Текст книги "Приказано убить"

Автор книги: Сара Парецки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28
Легенда об Ифигении

В первый день оттепели Феррант улетел в Англию. Он пробыл здесь достаточно долго и нашел подходящего вице-президента по чрезвычайным ситуациям в «Аякс». И успел помочь мне обставить новую квартиру.

Плата за спасение фирмы была самым большим гонораром, который я когда-либо получала. Его с избытком хватило на покупку «Стейнвея» взамен Габриелиного пианино. А вот на собственную квартиру не хватало. Но через несколько дней после смерти О'Фаолина я нашла в моей почте конверт с двадцатью пятью хрустящими тысячами. Ни записки, ни обратного адреса. Пытаться выследить, откуда они пришли, было бы неблагодарным занятием. И в конце концов мне же всегда хотелось иметь свой собственный дом. Роджер помог мне найти подходящую квартиру на Расина около Линкольна в чистом спокойном маленьком доме, где было еще четыре квартиры и аккуратно прибранный холл.

После взрыва я примерно неделю проводила, большую часть времени в здании федерального суда. Разговаривала с ФБР, с Комиссией по ценным бумагам. А в промежутках – с Мэллори. Его гордость была задета. Чтобы отомстить за нее, он хотел аннулировать мою лицензию, но Фримэн Картер легко это уладил. Но больше всего Бобби задело письмо от доктора Пасиорека, изливавшего свое горе по поводу жены и дочери. У миссис Пасиорек инсульт. Ненависть к мужу – единственный признак жизни, который в ней еще оставался. Он бросил свою практику на северном побережье и улетел в Панаму, чтобы работать там среди бедных. Бобби, он написал уже из Сиу-дад-Изабеллы. Мюррей рассказал мне обо всем слишком много, больше, чем я хотела бы знать. После всех этих событий мне ничего не оставалось делать, как только спать, есть и обставлять новую квартиру. Думать не хотелось. Ни о Розе, ни о маме, ни о жестокости, которую я обнаружила в себе в тот вечер, когда Уолтер Новик лежал в снегу. Роджер помогал отгонять эти мысли. По крайней мере, днем. Но он ничего не мог поделать с моими снами.

Забросив его в аэропорт, я почувствовала себя опустошенной и одинокой. И испуганной. Роджер отгонял от меня демонов. Теперь мне самой приходилось укрощать их. Может, лучше заниматься этим где-нибудь в другом месте? Слетать на недельку на Багамские острова, как советует дядя Стефан. Или в Аризону – посмотреть, как тренируется моя любимая команда.

Некоторое время я сидела в машине перед домом, играя ключами зажигания. На другой стороне улицы открылась дверца зеленого «датсуна», знакомая машина – помятое крыло, поцарапанная краска. Лотти пересекла дорогу и остановилась перед «омегой», не похожая на себя, маленькая, как и полагается быть женщине пяти футов ростом. Я вылезла из «омеги» и закрыла дверцу.

– Мы можем поговорить, Вик?

Я молча кивнула и повела ее в дом. Она молчала, пока мы не вошли в квартиру. Я повесила ее пальто на вешалку в маленькой прихожей и провела в гостиную, где среди новой мебели уже поселился уютный беспорядок.

– Стефан сказал мне, что Роджер сегодня улетает... Я хотела, чтобы он уехал, прежде чем встретиться с тобой. Мне надо тебе многое сказать. И многие слова забрать обратно. Могла бы ты... – Ее умное, некрасивое лицо исказилось, но она овладела собой и продолжала: – Ты была дочерью, которой у меня нет, Ви. Ай. И лучшей подругой, которую может пожелать себе женщина. И я обидела тебя. Я хочу, чтобы ты простила меня. Я хочу... Нет, не надо возвращаться к прошлому. Я хочу, чтобы наша дружба началась снова, прямо с этой минуты. Позволь мне объяснить – нет, не оправдаться, а объяснить... Я никогда не говорила о своей семье и о войне. Это слишком больно. Родители отправили меня и моего брата Хьюго в Лондон в 1938 году. Они собирались приехать позже, но так и не смогли выбраться из Вены. Мы с Хьюго ждали их всю войну. Позже мы узнали, что они погибли в Бухенвальде в 1941 году. Бабушка, все дяди, двоюродные братья и сестры... Из всей большой семьи остались только Хьюго и я. Стефан... Стефан – милый мошенник. Даже если бы он был таким же мерзким, как твоя тетя, мне все равно пришлось бы его защищать. Мы с Хьюго да он – все, что осталось от тех идиллических времен. Когда его ранили, я чуть с ума не сошла. Я не могла допустить, чтобы он сам выбирал свою судьбу. Мне не приходило в голову, что у него есть на это все права.

У меня перехватило горло и, когда я попыталась заговорить, изо рта вырвался хриплый шепот:

– Лотти, Лотти... Мне было так одиноко этой зимой. Знаешь ли ты, через какие мучения я прошла? Я втянула Агнес в свои интриги, и она погибла. У ее матери инсульт. Тетя сошла с ума. И все потому, что я действовала как тупоголовая упрямая эгоистка, которая лезет туда, куда не решаются ступить ни ФБР, ни комиссия.

Лотти вздрогнула:

– Вик, не мучай меня, повторяя мои же слова, я все время казню себя за это. Стефан... Стефан рассказал мне, что произошло в монастыре. О Розе и Габриеле. О дорогая, я понимала, что нужна тебе, и я виновата в том, что пришла к тебе только сейчас.

– А знаешь, у меня есть еще одно имя, – вдруг сказала я. – Помнишь миф про Ифигению? Агамемнон принес ее в жертву, чтобы взамен получить попутный ветер и добраться до Трои. С того ужасного дня в монастыре я не могу избавиться от этих мыслей. И в них всегда присутствует Габриела. Это она все время кладет меня на жертвенный очаг, подносит к нему факел и оплакивает меня. О Лотти! Почему она мне не сказала? Зачем заставила меня дать это ужасное обещание? Зачем она это сделала?

И внезапно скорбь по Габриеле, жалость к себе захлестнули меня, и я разрыдалась. Слезы, которые копились во мне долгие годы, никак не хотели останавливаться. Лотти обняла меня и прижала к себе.

– Да, да, моя дорогая, поплачь, тебе станет легче. Виктория Ифигения... Разве ты не знаешь, что в греческой мифологии этим именем иногда называли Артемиду, богиню охоты?