Текст книги "Земля белых облаков"
Автор книги: Сара Ларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
– Вы выглядите... э-э-э, прелестно, Хелен.
Хелен вертела в руках его письма, которые она по-прежнему всегда носила с собой. Когда же он наконец-то раскрепостится и повторит эти красивые слова, глядя ей в глаза?
Само венчание получилось очень торжественным. Преподобный отец Болдуин оказался превосходным оратором, умевшим заставить общину слушать его речи с открытыми ртами. Когда он говорил о любви, которая должна сопровождать супругов «в горе и в радости», все женщины в церкви прослезились, а мужчины зашмыгали носами. Однако ложкой дегтя в бочке меда для Хелен оказался выбор свидетельницы. Сама невеста хотела, чтобы в ее роли выступила миссис Гоудвинд, однако миссис Болдуин решила, что свидетельницей Хелен должна стать она, а отказать жене преподобного отца было бы очень невежливо. Зато свидетелем был викарий Честер, который казался женщине в высшей степени милым молодым человеком.
Говард приятно удивил Хелен тем, что произнес торжественную клятву уверенно, твердым голосом и без запинки, взирая на стоящую рядом невесту почти нежным взглядом. Самой Хелен не удалось сделать это так же красиво – посреди клятвы она расчувствовалась и начала всхлипывать.
Однако затем раздались звуки органа, община запела, и, выходя из церкви под руку с мужем, Хелен почувствовала себя безгранично счастливой. На улице молодоженов уже поджидала толпа поздравителей.
Хелен поцеловала Элизабет и обнялась с плачущей миссис Макларен. К ее большому удивлению и радости, здесь также оказалась миссис Бизли и все семейство О’Хара, хотя последние вовсе не принадлежали к англиканской церкви. Одновременно смеясь и плача, Хелен пожимала руки знакомым, пока перед ней не осталась одна молодая женщина, которую она видела в первый раз. Хелен оглянулась на Говарда – возможно, женщина была его знакомой? Однако ее супруг уже разговаривал со священником. Последнюю поздравительницу он, по всей видимости, даже не заметил.
Хелен улыбнулась незнакомке.
– Я знаю, это не очень-то вежливо, и все же... вы не могли бы напомнить мне, откуда я вас знаю? В последнее время на меня столько всего навалилось, и я...
Женщина дружелюбно кивнула новобрачной. С детским лицом, невысокого роста, хрупкого телосложения, она обладала непримечательной внешностью. Тонкие светлые волосы незнакомки были аккуратно заправлены под белый чепец, а скромное платье представляло собой обычный выходной наряд местной домохозяйки.
– Вам вовсе не нужно извиняться, поскольку мы не знакомы, – сказала женщина. – Я лишь хотела представиться, так как... у нас с вами есть кое-что общее. Меня зовут Кристина Лоример. Я была первой.
– Первой в чем? – удивленно спросила Хелен. – Давайте пройдем в тень. Миссис Болдуин накрыла для нас в доме небольшой стол с закусками.
– Я ни в коем случае не хочу навязываться, – быстро проговорила миссис Лоример. – Просто я, можно сказать, ваша предшественница. Я первой приехала из Англии, чтобы выйти замуж за члена местной общины.
– Как интересно! – удивилась Хелен. – А я думала, что первая я. Мне сказали, что на объявление пока никто больше не откликнулся, к тому же я приехала сюда без окончательного соглашения.
Молодая женщина кивнула.
– Я тоже, в той или иной степени. Я не отвечала на объявление. Но мне исполнилось двадцать пять, и у меня просто не было шансов выйти замуж в Англии. Кто бы взял меня в жены без приданого? Я жила с семьей брата, которую ему с трудом, но удавалось как-то прокормить. Я пыталась помочь ему, работая швеей, однако не очень преуспела в этом деле. Я плохо вижу, поэтому на фабриках мне постоянно отказывали. Затем моему брату и его жене пришла в голову мысль переехать из Англии сюда. Но что было делать со мной? И тогда мы решили написать письмо местному священнику. О том, не найдется ли в Кентербери порядочного христианина, который ищет себе жену. Ответ пришел от некой миссис Бреннан. Очень бойкий ответ с множеством вопросов. Она хотела знать обо мне все. Видимо, мои ответы ей понравились, потому что после этого я получила письмо от мистера Томаса Лоримера. И что вам сказать – я сразу же в него влюбилась!
– Правда? – спросила Хелен, которой ужасно не хотелось признаваться, что с ней произошло практически то же самое. – В письмо?
– О да! – захихикала миссис Лоример. – Оно было таким красивым! Я до сих пор еще помню некоторые строки: «Да, я мечтаю о женщине, которая была бы готова соединить свою судьбу с моей. Я молю Бога о любящем чутком существе, сердце которого способны смягчить эти слова».
Глаза Хелен распахнулись от удивления.
– Но... но ведь это из моего письма! – взволнованно воскликнула она. – Именно эти строки написал мне Говард! Я не могу поверить в то, что вы мне рассказываете! Это что, злая шутка?
Маленькая женщина смутилась.
– О нет, миссис О’Киф! Я ни в коем случае не хотела вас обидеть! Я ведь не знала, что они снова это провернули!
– Что провернули? – спросила Хелен, хотя уже и сама начала догадываться, о чем сейчас пойдет речь.
– Ну, всю эту историю с письмами, – продолжила Кристина Лоример. – Мой Томас – прекрасный душевный человек. Лучшего мужа я себе не могу пожелать, правда. Но он столяр, а не оратор. Он не умеет произносить красивые речи и писать романтические письма. Он говорил, что много раз пытался, но ни одно из писем ко мне не показалось ему достойным отправки. Ему ведь хотелось тронуть мое сердце, понимаете. Вот поэтому он и обратился... к викарию Честеру.
– Значит, письма писал викарий Честер? – спросила Хелен, не зная, плакать ей или смеяться. Теперь все стало на свои места: безукоризненный каллиграфический почерк, характерный для священнослужителя, прекрасно подобранные выражения и полное отсутствие практической информации, которое сразу же бросилось в глаза Гвинейре. А также неприкрытая заинтересованность маленького викария в удачном исходе помолвки.
– Никогда бы не подумала, что они снова отважатся на такое! – сказала миссис Лоример. – Потому что, узнав обо всем, я, конечно же, устроила им обоим основательную головомойку.
О, мне так жаль, миссис О’Киф! Я лишила вашего Говарда шанса признаться вам во всей этой истории самому. Но теперь уж я возьмусь за этого викария Честера! Он от меня такое услышит!
Кристина Лоример круто развернулась и решительно направилась прочь, оставив Хелен в глубоком раздумье. Кем был мужчина, за которого она только что вышла замуж? Действительно ли викарий Честер лишь помогал Говарду выразить свои чувства на бумаге или фермеру, в принципе, было все равно, чем заманивать будущую супругу на другой конец света?
Мысль о том, что скоро она узнает ответ на этот вопрос, скорее пугала, чем радовала Хелен.
Повозка уже восемь часов тряслась по неровным грунтовым дорогам. Хелен казалось, что это поездка не закончится никогда. В довершение ко всему бесконечные равнины нагоняли на женщину тоску. Уже больше часа они ехали по пустынной местности, где не было ни одного дома. Кроме того, повозка, на которой Говард вез свою новоиспеченную жену, ее вещи и свои покупки, сделанные в Крайстчерче, была, пожалуй, самым неудобным транспортным средством, на котором когда-либо приходилось ездить Хелен. Спина молодой женщины болела от сидения на жестких досках, а непрерывно моросящий дождь вызывал у нее головную боль. Говард никак не пытался облегчить жене поездку, и даже не пробовал отвлечь ее разговорами. За последние полчаса он не проронил ни слова и лишь изредка покрикивал на гнедую лошадь и серого мула, которые тащили повозку.
Поэтому Хелен располагала уймой времени, чтобы углубиться в раздумья, которые, увы, были не очень веселыми. При этом история с письмами была самой меньшей из ее проблем. Говард и викарий вчера вместе извинились за этот небольшой обман, считая его вполне простительным прегрешением. Ведь все закончилось как нельзя лучше: Хелен получила мужа, а Говард – жену. Более неприятной была новость, которую женщина услышала вчера вечером от Элизабет. Миссис Болдуин ничего не рассказала Хелен – возможно, из-за стыда или чтобы не беспокоить ее, но Белинда не могла удержать язык за зубами и проболталась Элизабет, что маленькая Лори уже на второй день работы убежала от Лэвендеров. Конечно же, ее быстро нашли и строго отчитали, но следующим вечером девочка снова попыталась бежать. На этот раз ее не просто отругали, но и высекли розгами. А теперь, после третьей попытки бегства, девочка сидела запертой в чулане.
– На хлебе и воде! – с драматизмом закончила историю Белинда.
Этим утром, перед отъездом, Хелен заговорила с преподобным отцом о Лори, и священник, разумеется, пообещал ей, что позаботится о девочке. Но сдержит ли он свое обещание, когда Хелен будет далеко и не сможет каждый день напоминать ему о его обязанностях?
А потом, конечно же, этот отъезд с Говардом. Прошлую ночь Хелен по-прежнему провела в одиночестве на своей кровати в доме Болдуинов. О том, чтобы привести мужа в дом священника, не могло быть и речи, а номер в гостинице Говард не мог или не хотел себе позволить.
– У нас впереди еще целая жизнь, – заявил он и неуклюже поцеловал Хелен в щеку. – Так что не стоит жалеть об одной ночи.
При этих словах Хелен, с одной стороны, почувствовала облегчение, а с другой, была немного разочарована. Во всяком случае, сама она бы предпочла уют гостиничного номера подстилке из одеял в фургоне телеги, на которой им с Говардом, вероятно, придется ночевать в дороге. Хелен положила свою самую красивую ночную сорочку сверху других вещей в дорожной сумке, но где она могла надеть, а затем снова снять ее, девушке было не совсем понятно. Кроме того, уже несколько часов моросил дождь, и ее одежда, как и одеяла, наверняка отсырела. Что бы ни ожидало Хелен этой ночью, такие условия не способствовали тому, чтобы ей это понравилось!
Несмотря на все опасения Хелен, ночевать на импровизированной постели в фургоне ей не пришлось. Перед самым наступлением темноты, когда женщина до смерти устала и хотела лишь одного – чтобы телега наконец-то перестала трястись, Говард остановил ее перед скромным фермерским домиком.
– У этих людей мы сможем переночевать, – сказал он, по-рыцарски помогая Хелен слезть с повозки. – Со стариной Уилбуром мы знакомы еще с Порт-Купера. Как видишь, он тоже женился и поселился в этих местах.
В доме раздался лай собаки, и Уилбур с женой вышли на улицу, чтобы посмотреть, кто приехал.
Узнав Говарда, невысокий мускулистый мужчина что-то прокричал и бросился его обнимать. Затем товарищи стали хлопать друг друга по спине и вспоминать прошлые совместные приключения. Со стороны казалось, что они были готовы прямо здесь, на дожде, откупорить первую бутылку и начать праздновать встречу.
Хелен беспомощно повернулась к женщине. К ее облегчению, она искренне и дружелюбно улыбнулась.
– Вы, должно быть, новоиспеченная миссис О’Киф! Мы померить не могли, когда услышали, что Говард собирается жениться! Не стойте на пороге, проходите в дом. Вы, наверное, ужасно замерзли. А чего стоит тряска в этой колымаге... вы ведь из Лондона, так ведь? Наверняка привыкли к более удобным экипажам! – Женщина расхохоталась, как будто ее последнее замечание было сказано в шутку. – Меня зовут Маргарет.
– Хелен, – представилась Хелен.
Похоже, здешние жители не придавали слишком большого значения формальностям. Маргарет была чуть выше своего мужа, более худой и выглядела немного удрученной. Одета она была в изношенное и покрытое множеством заплат серое платье. Обстановка фермерского дома, в который она завела Хелен, была довольно простой: столы и стулья из грубо сколоченных досок и открытый камин, также использующийся в качестве очага. Однако еда, которая уже начинала закипать в большом казанке, пахла очень даже аппетитно.
– Вам повезло, я сегодня зарезала курицу, – сказала Маргарет. – Не самую молодую, но суп из нее должен получиться приличный. Подсаживайтесь к огню, Хелен, чтобы немного обсохнуть. Вот кофе, да и глоток виски у меня для вас, пожалуй, найдется.
Хелен озадаченно посмотрела на фермершу. Молодая учительница еще никогда в жизни не пила виски, но для Маргарет в этом предложении, похоже, не было ничего необычного. Она подала Хелен эмалированную кружку, наполненную крепким черным кофе, который, наверное, целую вечность держали у огня. Хелен не осмелилась попросить сахара или молока, но Маргарет сама услужливо поставила и то, и другое на стол перед гостьей.
– Берите побольше сахара, он пробуждает желание жить. И немного виски!
Алкоголь не ухудшил вкус кофе, а скорее даже наоборот. С сахаром и молоком его вполне можно было пить. К тому же виски помогало прогнать из головы печальные мысли и расслабить ноющие мышцы. С такой точки зрения его можно было воспринимать как лекарство. Поэтому Хелен не стала отказываться, когда Маргарет предложила подлить ей еще немного.
Когда куриный суп был готов, все вокруг в глазах Хелен выглядело немного размытым. Она наконец-то согрелась, и освещенная огнем комната начала казаться ей уютной. Если ей придется в первый раз пережить то, о чем не принято говорить в приличном обществе, это, наверное, будет не так уж плохо.
После супа настроение Хелен улучшилось. Еда была замечательной, однако после нее девушку начало клонить в сон. Хелен сейчас бы с радостью отправилась в постель, хотя Маргарет, по всей видимости, хотелось еще немного поболтать с гостьей.
Говарду, очевидно, тоже не терпелось поскорее закончить ужин. Он вместе с Уилбуром осушил несколько стаканов виски и громко расхохотался, когда последний предложил ему перекинуться в картишки.
– Нет уж, старина, как-нибудь в другой раз. На сегодня у меня запланировано кое-что поинтереснее, и это самым тесным образом связано с прекрасной женщиной, прилетевшей в мои объятия из самой Англии!
Говард галантно поклонился Хелен, которая тотчас же залилась краской.
– В общем, где мы можем уединиться? Это ведь... так сказать... наша первая брачная ночь!
– О, нам следовало осыпать вас рисом! – воскликнула Маргарет. – Но я ведь не знала, что вы только-только обвенчались! К сожалению, не могу предложить вам нормальную кровать. Но в хлеву полно свежего сена, на нем вам будет мягко и тепло. Подождите, я сейчас дам вам простыни и одеяла, ведь ваши, должно быть, совсем отсырели под дождем. И фонарь, чтобы вам было хоть что-то видно... хотя в первый раз большинство предпочитает делать это в темноте. – Фермерша захихикала.
Хелен была в ужасе. Неужели ей придется провести первую брачную ночь в хлеву?
Корова добродушно замычала, когда Хелен и Говард – она с охапкой простыней и одеял, а он с фонарем в руках – вошли внутрь. В хлеву было относительно тепло. Кроме животных Говарда здесь находились корова и три лошади. Их крупные тела немного согревали помещение, но в то же время наполняли его не самым приятным запахом. Хелен расстелила полученные от Маргарет одеяла на куче сена. Неужели с тех пор, как она жаловалась даже на отдаленное соседство с лошадьми, прошло всего три месяца? Гвинейре бы вся эта история показалась довольно веселой. Хелен же, по правде сказать, не испытывала ничего, кроме страха.
– Где... здесь можно раздеться? – робко спросила она.
– Жена, ты что, совсем глупая? – нахмурил лоб Говард. – Конечно, я сделаю все, чтобы тебя согреть, но это не место для кружевных рубашечек! Ближе к утру здесь станет намного холоднее, к тому же в сене наверняка водятся блохи. Лучше останься в платье.
– Но... но если мы...
Хелен стала пунцовой.
Говард довольно захохотал.
– Предоставь это мне! – сказал он и как ни в чем не бывало стал расстегивать пряжку на ремне. – А теперь живо под одеяло, а то замерзнешь. Помочь тебе расшнуровать корсет?
Очевидно, Говарду не раз приходилось оказывать женщинам подобную услугу. И он, в отличие от Хелен, не казался робким или растерянным – напротив, на лице фермера было написано радостное предчувствие. Однако женщина стыдливо отклонила его предложение. Справиться со шнуровкой она могла и сама. Но перед этим нужно было расстегнуть платье. Довольно нелегкая задача, учитывая, что пуговицы располагались сзади. Хелен вздрогнула, почувствовав на спине прикосновение мужских пальцев. Говард ловко расстегивал одну пуговицу за другой.
– Так лучше? – спросил он, изобразив на лице подобие улыбки.
Хелен кивнула. Ей хотелось лишь одного – чтобы эта ночь поскорее закончилась. И все же новоиспеченная жена фермера с отчаянной решимостью опустилась на покрытое простынями сено. Она выполнит свой долг перед мужем, что бы ее ни ждало. Улегшись на спину, Хелен закрыла глаза и натянула на себя одеяло. Вытащив пояс из брюк, Говард скользнул к ней. Хелен ощутила на своем лице его губы. Муж целовал ее щеки и губы. Ну что ж, это она разрешала ему и прежде. Но затем Говард попытался просунуть свой язык ей в рот. Хелен тотчас же оцепенела и почувствовала огромное облегчение, когда фермер заметил реакцию жены и оставил ее лицо в покое. Вместо этого он поцеловал шею Хелен, стащил ее платье и корсет вниз и начал неуклюже ласкать нежную кожу декольте.
Хелен боялась даже вздохнуть, в то время как дыхание Говарда становилось все более частым и хриплым. Казалось, еще немного – и он начнет задыхаться. Хелен спрашивала себя, нормально ли это, и до смерти испугалась, когда муж просунул руку ей под юбку.
Возможно, на более удобной постели это было бы не так больно. С другой стороны, не исключено, что уютная домашняя обстановка только усилила бы страдания девушки. Здесь же все происходящее казалось ей дурным сном. В хлеву было совсем темно, и одеяла вместе с задранными пышными юбками Хелен закрывали ей вид на то, что делал Говард. Однако ощущать это было не менее страшно! Фермер просунул ей между ног что-то твердое, пульсирующее и живое. Оно было ужасно пугающим и противным и причиняло ей боль. Хелен закричала, когда почувствовала, как что-то внутри нее разорвалось. Она заметила, что из раны сочится кровь, но Говард, казалось, не собирался прекращать ее мучить. Он словно обезумел, стонал, ритмично вжимал женщину в сено и, кажется, даже наслаждался этим процессом. Хелен пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли. Затем она почувствовала волну теплой жидкости, а спустя пару мгновений Говард обмяк, повалившись на нее. Все закончилось. Фермер сполз с Хелен и немного отодвинулся от нее. Его дыхание все еще было учащенным, однако довольно быстро успокоилось. Хелен тихо всхлипывала, поправляя смятые юбки.
– В следующий раз будет уже не так больно, – утешил жену Говард и неловко поцеловал ее в щеку.
Похоже, он был ею доволен. Хелен хотелось оттолкнуть его, но она заставляла себя спокойно лежать рядом. Говард имел право на все, что он только что с ней сделал. Он был ее мужем.
4
Второй день поездки оказался еще более утомительным, чем первый. Хелен было так больно, что она с трудом могла сидеть.
В придачу к этому женщина от стыда не могла смотреть в глаза Говарду. Завтрак в доме Уилбуров был сущей пыткой. Маргарет и ее супруг не скупились на двусмысленные шуточки и поддразнивания, которые Говард охотно поддерживал. Лишь ближе к концу трапезы Маргарет обратила внимание на бледность и плохой аппетит Хелен.
– Ничего, в следующий раз будет лучше, дитя! – доверительно прошептала она, когда мужчины вышли на улицу, чтобы запрячь лошадей. – Понимаешь, сначала мужчине нужно тебя открыть. Это больно, и может идти кровь. Но после этого преграда исчезает, поэтому боли больше не будет. Со временем тебе даже понравится, поверь!
Хелен была уверена, что ей этот ужас не понравится никогда. Но раз уж он был по душе мужчинам, женам не оставалось ничего другого, кроме как подчиняться и таким образом доставлять им радость.
– К тому же без этого женщина не может родить ребенка, – сказала Маргарет.
Хелен с трудом представляла, как от этой неуклюжей возни, боли и страха могут появляться дети, но затем вспомнила об историях из античной мифологии. В некоторых из них среди прочего насиловали женщин, после чего те рожали детей. А значит, это вполне нормальный процесс. Ничего неприличного в нем тоже нет; в конце концов, они с Говардом муж и жена.
Хелен заставила себя спокойно заговорить с Говардом и начала задавать ему различные вопросы о ферме и животных. К ответам женщина почти не прислушивалась, а спрашивала лишь для того, чтобы ее муж ни в коем случае не подумал, что она на него злится. Однако Говарду, похоже, такое и в голову не могло прийти. Очевидно, он ни чуточки не стыдился событий прошлой ночи.
Ближе к вечеру Говард и Хелен наконец-то пересекли границу его фермы, которой являлся небольшой ручей с грязным илистым дном. Повозка сразу же увязла в нем, поэтому путникам пришлось слезать и выталкивать ее на другой берег. В результате они поднялись на козлы совсем промокшими, а юбка Хелен заметно потяжелела от налипшей на нее тины. Но когда на горизонте показался фермерский дом, женщина мигом забыла и о грязном платье, и о мучительной боли, и о страхе, который вызывала у нее мысль о предстоящей ночи.
– Вот и приехали, – сказал Говард, остановив повозку перед небольшим срубом из грубо обработанных бревен. – Ты заходи внутрь, а я пойду в конюшню. Нужно проверить, все ли там в порядке.
Хелен застыла на месте. Это и есть ее дом? Даже конюшни Крайстчерча казались ей более уютными, не говоря уже о Лондоне.
– Ну, что же ты стоишь? Дверь не заперта. Воровать здесь некому.
Но даже если бы в округе промышляли воры, из дома Говарда они ушли бы несолоно хлебавши. Когда Хелен, все еще не в силах промолвить и слова, открыла входную дверь и увидела первую из двух комнат дома, ей в голову пришла мысль, что даже кухня Маргарет по сравнению с ней выглядит роскошной гостиной. Комнатка была обставлена весьма скромно: из мебели тут имелись стол, четыре стула и сундук. Зато, в отличие от дома Маргарет, тут была настоящая печь. Хелен могла утешить себя хотя бы тем, что ей не придется стряпать над открытым огнем.
Приготовившись к самому худшему, женщина открыла дверь, ведущую во вторую комнату, которая, как и ожидалось, оказалась спальней Говарда. Нет, их общей спальней, поправила себя Хелен. И она приложит все усилия, чтобы сделать ее красивой и уютной!
Пока что здесь стояла лишь грубо сколоченная кровать, неряшливо застеленная самым простым жестким бельем. Женщина благодарила Бога за то, что она решила сделать кое-какие покупки в Лондоне. Приобретенные ею наволочки, простыня и пододеяльник сразу же придадут комнате более домашний вид. Как только Говард занесет в дом ее сумки, Хелен первым делом сменит постельное белье.
Говард вошел в комнату, держа корзину с дровами, на которых он разместил несколько яиц.
– Ленивые подонки, вот кто эти маори! – выругался фермер. – До вчерашнего дня они наверняка доили корову, а сегодня не удосужились. Стоит там, бедная, с полным выменем и ревет так, что слышно на всю округу. Ты не можешь пойти ее подоить? Все равно отныне это будет твоим заданием, так что начинай потихоньку осваиваться.
Хелен растерянно посмотрела на мужа.
– Я должна... подоить корову? Прямо сейчас?
– Ну, не оставлять же ее реветь до завтрашнего утра. Она так издохнет небось, – сказал Говард. – Но перед этим тебе лучше переодеться в сухое. Подожди, я сейчас принесу твои вещи. А то ты совсем замерзнешь в холодном доме. Вот, кстати, я принес дрова.
Последнее прозвучало как призыв к действию. Но Хелен сначала нужно было решить проблему с коровой.
– Говард, я не умею доить коров, – призналась она. – Мне еще никогда не приходилось этого делать.
Говард наморщил лоб.
– Что значит «никогда не приходилось»? – спросил он. – В Англии что, нет коров? Ты писала мне, что несколько лет вела хозяйство в доме своего отца!
– Но мы жили в Ливерпуле! В центре города, возле церкви. У нас не было домашних животных!
Говард злобно уставился на Хелен.
– Тогда тебе придется как можно быстрее этому научиться! Сегодня, так уж и быть, корову подою я. А ты тем временем помой полы. Ветер нанес сюда кучу пыли. А после этого займись печкой. Дрова есть, так что тебе осталось лишь разжечь огонь. Только следи, чтобы дрова были уложены правильно, иначе они закоптят весь дом. С этим-то ты управишься? Или в Ливерпуле нет печей?
Презрительный взгляд Говарда заставил Хелен промолчать. Скорее всего, она еще больше разозлит его, если расскажет, что у них в Ливерпуле всю черную работу по дому выполняла служанка. Заданием Хелен было лишь следить за младшими детьми, помогать отцу в церковных делах и собирать прихожан для совместного чтения Библии. А что бы Говард ответил ей на описание лондонского особняка ее работодателей, Хелен даже представить боялась. Гринвуды держали кухарку, слугу, который следил за печью и каминами, и нескольких служанок, по первому требованию выполнявших любое задание хозяев. А Хелен, несмотря на то что она, как гувернантка, не являлась членом семьи, никогда не приходилось прикасаться к дровам. Не говоря уже о том, чтобы разжигать печь.
Женщина не знала, сможет ли управиться со всем этим сама, однако другого выхода у нее не было.
Похоже, Джеральд очень обрадовался тому, что Лукас и Гвинейра гак быстро нашли общий язык. Он назначил свадьбу на второе из четырех предрождественских воскресений. Это была середина лета, благодаря чему часть празднования могла пройти в саду. Однако для этого его нужно было подготовить. Хотурапа и еще двое маори, которых наняли специально для этой работы, с утра до вечера сажали привезенные Джеральдом из Англии семена, рассаду и молодые деревья. Паре новозеландских растений тоже нашлось место в тщательно продуманном Лукасом садово-парковом оформлении особняка. Поскольку клены и каштаны не могли вырасти за неделю или две, молодой человек был вынужден прибегнуть к помощи южных кустарников, пальм никау и тыквенных деревьев, чтобы в короткое время организовать приятную тень для гостей Джеральда. Гвинейру это ничуть не смущало. Ей нравились местные флора и фауна – и это было, пожалуй, единственным общим интересом девушки и ее будущего мужа. Однако исследования Лукаса по большей части ограничивались папоротниками и насекомыми, причем первые росли преимущественно в дождливой западной части Южного острова.
Гвинейра могла любоваться разнообразием их утонченных форм исключительно благодаря искусно выполненным рисункам Лукаса и иллюстрациям из его учебников. Однако, впервые встретившись с живым представителем новозеландских насекомых, даже бойкая Гвинейра с трудом удержалась от крика. Лукас, как заботливый джентльмен, сразу же поспешил ей на помощь. Но у него вид насекомого вызвал не отвращение, а восторг.
– Это же уэта! – заявил он и легонько ткнул в шестиногое чудовище, которое Хотурапа только что выкопал из земли. – Уэты, пожалуй, самые большие насекомые на свете. Они могут достигать восьми, а порой и больше сантиметров в длину.
Гвинейра не могла разделить радости жениха. Может, если бы это существо походило на бабочку, пчелу или шершня... однако уэта напоминала скорее огромного жирного блестящего кузнечика.
– Они относятся к прямокрылым, – начал объяснять Лукас. – А если точнее, к семейству длинноусых прямокрылых. Кроме наземных уэт, которые являются представителями семейства rhaphidophoridae...
Лукас знал латинские названия всех видов рода уэта. Однако Гвинейра считала, что имя, которое дали этому насекомому маори, подходило лучше всего. Кири и ее народ называли его wetapunga– «богом уродливых существ».
– Они кусаются? – спросила Гвинейра.
Насекомое вело себя не особо активно и вяло продвигалось вперед, когда Лукас подталкивал его палочкой. Однако сзади у него виднелось внушительное жало. Гвинейра на всякий случай предпочитала держаться от него подальше.
– Нет, нет, обычно они ведут себя безобидно. Они могут укусить лишь раз и потом умирают. В каком-то роде это можно сравнить с укусом осы, – объяснил Лукас. – А этот шип сзади... он... означает всего лишь то, что перед нами самка и... – Молодой человек переменился в лице, как и всегда, когда речь заходила о чем-то, связанном с половым размножением.
– Это чтобы откладывать яйца, мисс Гвин, – невозмутимо объяснил Хотурапа. – Эта здесь большой и жирный, значит, скоро откладывать яйца. Много яйца – сто, двести... Лучше не брать в дом, мистер Лукас. Чтобы она не отложить яйца там...
– Ради всего святого! – От одной мысли, что в ее доме поселятся две сотни потомков этого малоприятного насекомого, по спине Гвинейры пробежали мурашки. – Оставь ее здесь. Если она сбежит...
– Не быстро бегать, мисс Гвин. Прыгать. Хоп – и wetapungaна ваш юбка! – снова объяснил Хотурапа.
Гвинейра на всякий случай отошла еще на полшага назад.
– Тогда я зарисую ее прямо здесь, на месте, – с легким сожалением в голосе сказал Лукас. – Я бы с удовольствием отнес ее в свой кабинет и сравнил с иллюстрациями в каталоге. Но придется ограничиться рисунком. Гвинейра, вам ведь наверняка тоже хочется узнать, какая это уэта, древесная или наземная?
Однако Гвинейре это было совершенно безразлично.
– Почему он не интересуется овцами, как его отец? – спросила она вскоре после этого случая у своих верных слушательниц – Клео и Игрэн.
Пока Лукас делал зарисовки, девушка решила наведаться в конюшню. Сейчас она чистила кобылу скребком. Во время утренней прогулки Игрэн взмокла, и девушка не могла отказать себе в удовольствии собственноручно почистить и разгладить ее шерсть.
– Или, по крайней мере, птицами! – продолжала Гвинейра. – Вероятно, они слишком подвижны, чтобы их можно было спокойно зарисовать.
Местные птицы вызывали у Гвинейры куда большее любопытство, чем шестиногие любимцы Лукаса. Работники фермы уже успели показать девушке несколько видов и немного рассказать о них. По большей части эти люди довольно хорошо изучили природу своей новой родины; благодаря частым ночевкам под открытым небом пастухи знали и бегающих птиц, многие из которых вели ночной образ жизни. Мистер МакКензи представил Гвинейре тезку европейских колонистов, небольшую приземистую птицу киви. Со своим необычным коричневым оперением, больше похожим на шерсть, и слишком длинным для ее телосложения клювом, который она часто использовала в качестве пятой конечности, эта птица показалась Гвин довольно экзотичной.
– Кстати, у нее есть кое-что общее с вашей собакой, – с улыбкой сказал МакКензи. – Она обладает отличным нюхом. Для птиц это редкость.
В последнее время МакКензи часто сопровождал Гвинейру во время ее конных прогулок по окрестностям. Как и ожидалось, девушка быстро завоевала уважение пастухов. Уже первая демонстрация способностей Клео привела мужчин в восторг.
– Господи, да эта собака может заменить двух пастухов! – удивленно воскликнул Покер и нагнулся, чтобы с одобрением потрепать собаку по голове. – Малыши тоже будут способны на такое?
