Текст книги "Лилия и меч"
Автор книги: Сара Беннет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 2
Радолф старался не обращать внимания на боль в плече и непрестанную мелкую капель с серого неба, казалось, промочившую его до самых костей. В этот момент он предпочел бы находиться не где угодно, а в постели леди Лили. При воспоминании о ее бледной красоте, блеснувшей в полумраке церкви, о мягком шелке волос, струящемся сквозь пальцы, он ощутил горячий, болезненный толчок, не имевший никакого отношения к раненому плечу.
Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз владел женщиной? В Йорке была у него одна пухленькая покладистая купеческая жена, ну а до этого?.. Уголки его рта угрюмо опустились, и Радолф беспокойно шевельнулся в седле.
Холодный свет зари давно уступил место дню, а он все еще двигался со своими людьми на север, туда, где стояла цитадель Воргена. Они остановились у церкви в надежде, что священник сможет поговорить с женой Воргена и склонить ее к благоразумию. Она не одержит победу. Если Радолф не раскроет ее местонахождения, то это сделает Вильгельм. В любом случае жена Воргена обречена.
Впереди лежали зеленые холмы, окутанные белым туманом, и на наиболее высоком из них виднелись остатки того, что когда-то служило крепостью Воргена. Вонзаясь в пасмурное небо, развалины темной тенью возвышались над окрестностями. Возведенная из дерева крепость поднималась высоко над насыпанным вручную бастионом из земли и камней. Снаружи ее окружал глубокий ров, над которым вздымался высокий деревянный частокол, а за частоколом стояла цитадель Воргена. Точнее, бывшая цитадель – кто-то попытался ее сжечь и достаточно хорошо справился с этим делом.
Радолф нахмурился. Подобные сцены он наблюдал в сотнях других мест и сомневался, что кто-либо мог обитать на пепелище, тем более эта высокородная ведьма по имени леди Уилфрида.
Оглянувшись, Радолф тяжело вздохнул. Много месяцев назад он и его воины покинули свои дома на юге страны, и теперь ему ничего не хотелось так сильно, как вернуться домой. Он устал от войны.
Чувство это разрасталось, и выполнять приказы короля с прежним энтузиазмом день ото дня становилось все труднее. Все же он продолжал бороздить Англию вдоль и поперек, усмиряя мятежи, закладывая новые крепости и укрепления. Когда-то Радолф, подобно многим другим мужчинам, горел желанием взять в руки меч и заняться тем, что умел делать лучше всего. Теперь же он все чаще думал о Кревиче и каменном замке, который строил, и урожаях, которые выращивал. Он мечтал снять с себя кольчугу и промчаться по полям, подставив обнаженную голову лучам солнца, вдыхая всей грудью запах спеющей пшеницы и полевых цветов на лугах.
– Как старый жеребец, выпущенный на пастбище, – пробурчал он себе под нос.
Что ж, это соответствовало правде. Он устал от смерти.
Радолф пришпорил своего боевого друга, и от огромных копыт взметнулись в воздух комья сырой земли. Его воины старались не отставать от командира; вероятно, они думали, что он намерен покарать как можно больше мужчин, женщин и детей, которые подвернутся ему под руку. Его репутация давно затмила реальность; она сделалась столь ужасной, что ему было достаточно появиться перед противостоящей армией или потребовать у осажденной крепости открыть ворота, как его повеление немедленно выполнялось.
Все бы хорошо, но у медали имелась еще и обратная, темная сторона. Когда Радолф смеялся и когда был ласков, люди смотрели на него с одинаковой опаской, ожидая подвоха, думая, что он заманивает их в капкан и собирается нанести удар исподтишка. Только те, кто хорошо его знал, видели настоящего Радолфа, но их можно было сосчитать по пальцам.
В его памяти снова возникло лицо женщины из церкви, и он нахмурился. В годы отрочества он поклялся никогда не влюбляться в женщин – будь то простолюдинка или высокородная леди. Опыт отца наводил его на горькие размышления. Когда Радолф вырос и стал мужчиной, он понял, что вряд ли найдется женщина, способная полюбить Меч Короля.
Тогда почему он вдруг испытал желание любить и быть любимым? Радолф никогда прежде не предавался глупым грезам. Человек его положения должен довольствоваться сражениями, удовлетворяться жаждой крови, богатства и власти, верно служить королю. Радолф и впрямь был до недавнего времени всем доволен. Но по мере того как пропадал у него вкус к войне, в нем разрасталась иная потребность. Возможно, она всегда жила в нем и вот теперь выплеснулась наружу.
Радолф беспокойно поерзал в седле. Неужели он все же такой, как его отец? Неужели и он жаждет всепожирающей страсти, той, что сродни безумству, той, которая овладевала стариком до такой степени, что, ослепленный, он отказывался видеть реальность? Неужели и ему суждено погибнуть из-за собственной слабости?
Лицо Радолфа омрачилось. Женщины были существами, от которых следовало после использования избавляться, и уж, конечно, ни в коем случае не доверять им. К счастью, чаще всего их отпугивает одно его имя. Сам он проявлял благоразумие, отвергая настоятельные просьбы короля Вильгельма вступить в брак и обзавестись наследником для своих огромных владений. Жена могла представлять для него опасность. При мысли о том, что она поселится с ним в Кревиче, у него по спине пробегала судорога, словно от ножа.
– Милорд!
Радолф вздрогнул и осадил коня. Они достигли места, где когда-то стояли ворота, и теперь перед ними высился обугленный остов крепости. Солдаты сразу окружили своего командира; по разгоряченным лицам струился пот вперемешку с дождем, а их лошади всхрапывали и фыркали.
– Милорд, – устало произнес капитан Жервуа, – похоже, здесь никого нет.
Радолф нахмурился:
– Жена Воргена должна быть здесь, и мы ее отыщем. Кто возглавит поиски?
Сразу нашлись добровольцы для выполнения задания. Когда-то и Радолф с радостью согласился бы рискнуть жизнью ради чести, но теперь он рисковал жизнью каждый день и каждый день был готов умереть. Вот только ради чего? Придет день, и он умрет, а его легенда останется. Но было ли это благословением или проклятием?
Радолф видел, как его воины повели лошадей вниз, в ров, а затем снова вверх по склону, осторожно обыскивая пустынный двор и сгоревшие развалины замка Воргена. Куда она подевалась, эта дьяволица, из-за которой он торчал на севере, в то время как больше всего на свете хотел вернуться домой?
Может, она отправилась в Шотландию искать пристанища у коварного Малькольма? Или она снова собирает армию, чтобы прогнать Вильгельма из этих мест? Неужели эта женщина не понимает бессмысленности подобных попыток? Вильгельм покорил повстанцев и опустошил их земли, так что если люди не будут голодать в этом году, то голод настигнет их в следующем. Эта Уилфрида и впрямь дьяволица и представляет для Вильгельма реальную угрозу. Вильгельм предпочел бы, чтобы ее убили, и Радолф понимал образ его мыслей. Поначалу Вильгельм был настроен оставить кое-кого из англичан управлять поместьями, но, когда они не оправдали его доверия, он стал подчинять их с помощью силы, а не дипломатии. Да и что такое жизнь одной женщины по сравнению с миром в целом королевстве?
Радолф познакомился с Воргеном, когда норманны вторглись в Англию. Вместе они сражались при Гастингсе. Ворген, седовласый человеке лицом, изборожденным морщинами, оставленными тяжелой жизнью, был стойким воином. Радолф не сомневался, что Ворген, которого он знал, не мог один заварить такую кашу на севере и скорее всего поддался воздействию жены, убедившей его поднять мятеж против Вильгельма. Про нее говорили, что она внучка скандинавского короля Гарольда и скандинавской обольстительницы Хардраады. Хитростью и заманчивыми речами эта женщина вполне могла превратить верного Воргена в предателя. В таких, как она, сидит дьявол, и все их прелестные улыбки и сладкие поцелуи служат лишь приманкой, ведущей к погибели. Как в случае с Анной.
Насколько непохожа на них девушка из церкви! С ее бледной неземной красотой, огромными серыми глазами и мягким трепетом губ. Радолф ощутил укол стрелы сладострастия, нанесшей рану не менее реальную, чем боевое копье. В тот миг он испытал непреодолимое желание защитить ее, оградить от зла и страхов. К несчастью, вспомнив, кто он такой, она задрожала от страха перед ним, и Радолф с досадой отвернулся от нее. Неужели его имя, воплощение жестокости, всегда будет затмевать реального человека?
Радолф вспомнил историю, рассказанную незнакомкой о ее путешествии с границы и последующем бегстве от неизвестных разбойников. Он знал графа Моркара и слышал об Эдвине Ренноке; до сих пор оба демонстрировали преданность королю. Не верить девушке у него не имелось оснований, хотя подозрительность была у него в крови. И все же тут что-то не то...
Наконец он приказал своим людям возвращаться, и они тронулись в обратный путь. Лес, о котором толковала леди Лили, лежал чуть в стороне от их дороги. Если она сказала правду о схватке между ее конвоем и разбойниками, то наверняка они обнаружат какие-нибудь следы.
Прошел целый день с тех пор, как Стефан доставил Лили в шатер Радолфа. Охваченная беспокойством, она слонялась из угла в угол, предаваясь тревожным мыслям. Возможно, теперь ей ничто и не угрожало, но это относительное состояние безопасности не могло продолжаться вечно; ей необходимо бежать, и чем скорее, тем лучше. А может, она сумеет убедить Радолфа отпустить ее?
Постепенно, по мере того как сгущались сумерки, Лили стала испытывать усталость. Не имея иного занятия, она бросилась на кровать. Это была, вне всяких сомнений, кровать Радолфа. О нем ей напомнили шерстяные одеяла и шкуры животных, впитавшие запах его тела. Едва осознав это, Лили хотела немедленно вскочить, но все же заставила себя остаться на месте. «Ты не должна бояться его, – приказала она себе. – Он всего лишь мужчина, как Ворген... или Хью».
Вот только права ли она? Лили пронзила дрожь, и она задумалась, как мужчина со столь чувственными губами и умными глазами мог быть таким жестоким и страшным, каким его рисовали. Лили всегда считала, что способна читать мысли людей и правильно определять характер, благодаря чему она до сих пор оставалась жива, но Радолф представлял для нее загадку. Человек, с которым она столкнулась в Гримсуэйдской церкви, не был похож на того жестокого рыцаря, о котором вполголоса рассказывали легенды. Утверждая это, Лили могла поставить на кон все свои земли, если, конечно, еще владела ими. Он определенно воспылал к ней страстью, но, что поражало ее куда больше, она сама тоже испытывала к нему влечение. Собственные чувства вызывали у нее удивление не потому, что Радолф не мог представлять для нее интереса – такой большой мужественный мужчина не мог не быть привлекательным, – а из-за Воргена.
Между Лили и ее мужем не было любви; больше того, Лили ненавидела его. Ворген же смотрел на нее как на средство утверждения своей власти на севере. Впрочем, он и не притворялся, что любит. Лили тоже не могла любить человека, убившего ее отца и превратившего ее размеренную, спокойную жизнь в сплошной ад.
Вначале, когда они только обвенчались, Ворген неоднократно пытался осуществить их брачные отношения. Он проявлял настойчивость, а когда не мог добиться желаемого, пускал в ход кулаки, причиняя ей боль. Со временем его попытки становились все реже, но по-прежнему оставались столь же отчаянными и пугающими. Лили приписывала его мужскую немощь старости, ибо Ворген был почти ровесником ее отца. К несчастью, с каждой неудачей желание Воргена только разрасталось: он кричал на нее, обвиняя в своих неудачах, обзывая ледяной стервой и осыпая упреками, утверждая, что ее холодность лишает его мужской силы.
– Что ж, я только рада. Рада! – кричала Лили в ответ и тут же, получив зуботычину, усмехалась тому, что он не может взять у нее то, что лишь она сама вправе отдать.
И все же жестокие слова мужа ранили ее ничуть не меньше его грубых кулаков. Он так часто и с такой ненавистью повторял их ей, что Лили почти уверовала в справедливость его обвинений.
Время от времени Ворген угрожал ей соединением с другими мужчинами. Он говорил, что заставит ее силой совокупиться с кем-либо из них, ибо нуждается в наследнике, чтобы укрепить свою позицию землевладельца. Подданные смотрели на него как на иноземца, но они примут ребенка, рожденного от норманна и англичанки, и присягнут ему в верности.
Но эти угрозы так и не были приведены в исполнение, а потом Воргена убили, и Лили стала вдовой, не побывав женой.
Прихода ночей она всегда ждала со страхом, но теперь вдруг подумала, что вряд ли боялась бы ночи, если бы ее супругом был Радолф. А может, и он найдет ее холодной и нежеланной? Что, если, поцеловав ее с пылкостью, он обнаружит, что страсть остыла и испарилась, ничего не оставив взамен?
«Он мой враг», – напомнил ей усталый рассудок, но это не помогло. Казалось, ее тело и разум затеяли войну: кто кого одолеет.
Постель Радолфа была мягкой и теплой, и Лили очень удобно расположилась в ней. Последние годы она жила, балансируя на лезвии ножа. Как же давно не доводилось ей чувствовать такое спокойствие и умиротворение!
Постепенно усталость взяла верх, и она уснула.
Ее сон был так глубок, что она не слышала ни доносившихся снаружи звуков лагеря, готовившегося ко сну, ни Стефана, пришедшего зажечь свечи, ни совы, подававшей голос в ночи. Лили спала и не видела снов, а ее волосы разметались по подушке.
– Милорд?
Последние остатки сна внезапно слетели с нее, и Лили затаила дыхание. Со стороны входа в палатку донесся тихий голос Стефана, но разбудил ее столь неожиданно отнюдь не он.
Над ней кто-то возвышался. Лили чувствовала его присутствие, чувствовала его запах – смесь пота, влажной шерсти и мужчины.
Радолф.
Рука Лили невольно сжалась, ногти больно вонзились в ладонь.
– Милорд? – повторил Стефан с возросшим недоумением.
Теперь все органы чувств Лили пробудились и трепетали. Она ощутила рядом с собой движение, и тяжелая шерсть плаща, взметнувшись, задела ее щеку. От этого прикосновения она поморщилась, но Радолф уже отвернулся, и по шагам она поняла, что он отошел от кровати. Очень осторожно Лили приоткрыла один глаз и взглянула на него сквозь ресницы. Ее враг стоял к ней спиной и, судя по наклону головы, пил из кубка. Рядом с ним находился Стефан, ожидая, когда хозяин закончит, после чего повторно наполнил кубок из помятого металлического кувшина. Лили заметила, что он снял кольчугу, шлем и теперь на нем осталась зеленая туника с короткими рукавами, из-под которой виднелись белая полотняная рубаха и коричневые штаны. На одном плече его свободно висел плотный шерстяной плащ. Без кольчуги Радолф не казался таким огромным, но все же удивлял крепкой спиной, широкими плечами и мускулистым телом большого воинственного животного. Могучий. Использованное Роной слово характеризовало его как нельзя лучше.
– Милорд Радолф, – снова заговорил Стефан, – хотите, чтобы я перевязал ваши раны?
Радолф медлил с ответом, ероша темные, коротко остриженные волосы.
– Нет, – наконец ответил он. – К тому же миледи уже предлагала свои услуги, – усмехнулся он и кивнул в сторону пленницы.
Лили вжалась в постель. Перевязывать раны рыцаря входило в обязанности дамы, но перспектива касаться его теплой кожи пугала ее.
– Вы обыскали цитадель Воргена, милорд?
– Да. Все пусто.
– Выходит, не было никакой схватки, милорд? – В голосе Стефана прозвучало нескрываемое разочарование.
Радолф презрительно фыркнул:
– Нет, не было. – Он повел плечом, словно желая облегчить боль.
– И дьяволица все еще на свободе?
Казалось, сама мысль о том, что кто-то посмел бросить вызов его господину, приводила Стефана в смущение.
– Да. Было бы меньше кровопролития, если бы она теперь же сдалась, вместо того чтобы плести заговоры. Впрочем, значения это не имеет. Рано или поздно она мне попадется.
Лили прикусила губу, чувствуя на спине холодные мурашки страха. А если он узнает, что женщина в его палатке и есть та, которую он разыскивает? В самом ли деле он ее убьет?
– Женщины – слабые существа, место их в четырех стенах, – заявил Стефан со знанием дела, как если бы был не зеленым юнцом, а познавшим жизнь ветреником. – Нельзя давать им свободу, нельзя, чтобы они главенствовали над мужчинами и вели войну, иначе они устроят на земле кромешный ад!
– Ладно, успокойся, малыш.
По голосу Радолфа Лили догадалась, что он смеется. Как мог Радолф, кровожадный воин, усмиритель мятежей, смеяться? Лили знала, что мужчины не слишком часто смеются, а если и смеются, то их юмор отличается грубостью и цинизмом. Радолф представлял для нее загадку, и Лили больше не могла лежать спокойно; она открыла глаза и села.
Стефан нахмурился и быстро перевел взгляд на хозяина; Радолф все еще стоял с кубком в руке и угасающими искорками смеха в глазах.
Дыхание Лили чуть не прервалось навсегда. В церкви накануне ночью было сумрачно и не хватало света. Получив весьма смутное представление о комплекции и силе рыцаря, о его опасных темных глазах, она на самом деле Радолфа не видела. Только теперь Лили представилась возможность разглядеть, каким он был в действительности. Ее сердце лихорадочно забилось, как водяное колесо под напором бурлящей воды.
Почему его лицо так ее волновало? Красивым в обычном понимании этого слова его никто не назвал бы; в нем не было и отдаленного совершенства белокурого красавца Хью. Радолф имел слегка крючковатый нос; пересекая левую скулу и минуя глаз, к линии лба тянулся глубокий шрам. Это было сильное, мужественное лицо мужчины, многое повидавшего в жизни. Глубоко посаженные темные глаза смотрели внимательно и делали Радолфа старше его лет. А его рот...
Лили почувствовала, что слабеет от желания слиться с ним в поцелуе и ощутить движение его губ на своих губах. Боясь потерять контроль над собой, она поспешно опустила глаза, стараясь, чтобы он не догадался, о чем она думает. Наверняка другие женщины постоянно бросались ему на шею, не давая прохода. Такой мужчина был для любой дамы истинной находкой, горшочком с медом.
В плену неотразимых чар и испуганного ожидания Лили молча наблюдала за приближением рыцаря. В его глазах, теплых и смеявшихся мгновение назад, промелькнули сердитые искры, губы искривились, придавая лицу злое выражение. Неужели он уже узнал правду? Вряд ли: тогда он пришел бы в неистовство.
Радолф остановился у ее постели, и Лили затаила дыхание. Вот он, ужас севера, кровавый Меч Короля! По ее телу пробежала дрожь... И тут же разум Лили взялся за работу. Почему, если Радолф был таким опасным, если его лицо было таким твердым и холодным, в его глазах она читала выражение болезненной усталости? Словно его дурная слава оказалась для него тяжким бременем, выносить которое он был не в силах.
– Я не боюсь вас, – спокойно ответила Лили.
В его глазах вспыхнуло удивление, саркастическая улыбка исчезла.
– Нет, леди? – Радолф пожал плечами. – В таком случае я считаю вас довольно глупой. Все меня боятся. – Еще мгновение он мерил ее взглядом, после чего повернулся к Стефану. Следующие его слова, произнесенные довольно бесцеремонно, содержали обманчиво беспечный вызов. – Впрочем, если вы говорите правду и на самом деле обладаете достаточной отвагой, то сможете обработать мои раны. Обычно этим занимается Стефан, но его руки в большей степени приспособлены для того, чтобы кромсать мясо, но никак не лечить его.
Лицо Стефана вытянулось, однако он не посмел ничего возразить.
Лили медленно поднялась на ноги и расправила платье, слегка помявшееся на бедрах. Она не могла не заметить, как глаза Радолфа внимательно следят за каждым ее движением. Странным образом это напоминало ей голодного волка, вдруг повстречавшего жирного ягненка. Этот взгляд она не могла спутать ни с чем и, повинуясь инстинкту самосохранения, должна была бы бежать прочь от Радолфа... но куда?
Лили вскинула подбородок, и ее гордый жест заставил его улыбнуться. Желая скрыть улыбку, Радолф нагнул голову, но Лили успела заметить, как дрогнули уголки его губ.
Так он находит ее забавной? В какой-то момент она ощутила вспышку гнева, но тут же заставила себя успокоиться.
– Вы не пугаете меня, милорд, но скорее по непонятной причине пытаетесь запугать. К тому же вы забыли, что я перед вами в долгу.
– В долгу передо мной?
Если он забыл обстоятельства их знакомства, то она – нет.
– Вы взяли меня под свою защиту...
– Спас от беды, – пробормотал он, и невольная радость озарила его глаза.
Лили терпеливо ждала, когда он еще раз запишет в памяти ее черты, мысленно спрашивая себя, чего надеется добиться, принимая его вызов. Доверия? Вряд ли. Все было куда сложнее. Существовала какая-то тайная причина, заставлявшая трепетать ее сердце. По крайней мере уход за ним давал ей возможность касаться его крепкого тела и предаваться несбыточным мечтам.
Когда Радолф в знак согласия кивнул, Лили не знала, радоваться ей или огорчаться.
– Очень хорошо, леди. Стефан, принеси все необходимое, а потом позаботься о еде. Я голоден, леди тоже поест со мной, после чего ты отведешь ее в палатку Гадрен.
Когда Стефан удалился, Лили заметно осмелела.
– Эту рану вы получили сегодня?
Радолф наградил ее одним из своих непроницаемых взглядов.
– Нет, леди, все случилось вчера, когда мы дрались с остатками армии Воргена. В мою кольчугу попала стрела. Удар пришелся вскользь, рана несерьезная, и я могу без труда скакать и драться, если в этом возникнет необходимость.
Лили молчала. Люди, подобные этому человеку, казались ей неуязвимыми. Один из мифов о Радолфе гласил, что его нельзя убить, но Лили уже начала распутывать этот клубок загадочности.
Стефан вернулся с тазиком теплой воды, чистыми полотенцами и полосками полотна для наложения повязки. Из небольшого сундука в углу он извлек глиняный горшочек с мазью и поставил его на стол, затем поклонился и выскользнул из шатра, оставив их наедине.
Радолф опустился на скамейку и, оглянувшись на Лили, насмешливо улыбнулся:
– Говорите, что не боитесь меня, леди? Ну так докажите это. – Он отвернулся.
Лили с притворной небрежностью пожала плечами. С его стороны это был отважный поступок – повернуться спиной к незнакомому человеку. Возможно, он проверял ее.
Лили приблизилась к Радолфу на шаг, потом еще на один, пока не очутилась прямо у него за спиной. От его большого тела исходило тепло, которое неумолимо влекло ее. Внутренний голос еще пытался возражать, но Лили не обращала на него внимания. С ней творилось нечто странное, и Радолф был тому основной причиной. Ее пальцы дрожали, когда, подняв руки, она осторожно опустила их на его могучие плечи. От ее прикосновения он напрягся и беспокойно шевельнулся на табурете.
– Я делаю вам больно, милорд?
Радолф невесело рассмеялся:
– Да, миледи. – Он оглянулся на нее через плечо и, увидев ее недоумение, вздохнул. – Точнее, нет. Вы не делаете мне больно.
С бесконечной осторожностью Лили принялась снимать с него одежду, которая отличалась изысканностью и доброкачественностью. Помогая ей, Радолф поднял руки, и она стащила с его головы сначала тунику, а потом рубашку. Аккуратно сложив, Лили отложила их в сторону, затем снова повернулась... и прикусила губу.
Когда Лили была ребенком, мать рассказывала ей замечательные истории о Валгалле, скандинавском небесном царстве, населенном богами вроде Одина, Тора и Фрейра. Тор, исполин, самый сильный и самый умный, был любимцем Лили. К тому же, по словам матери, он обладал такой мужской красотой, что все девы тотчас попадали под воздействие его обаяния. Лили слушала эти истории с широко раскрытыми глазами, мечтая лишь о том, что в один прекрасный день ей выпадет счастье увидеть этого бога.
И вот этот день настал.
Спина Радолфа была широкой и смуглой, с четким рельефом тугих мышц. Лили испытала искус пробежать руками по лопаткам и вниз по спине, скользя ладонями по твердому, пышущему здоровьем торсу. А что касалось его рук, то ей и двух ладоней не хватит, чтобы измерить окружность его предплечья. Хью был хрупким и светлокожим, Ворген – старым и жилистым, а вот такого, как этот, она не видела никогда.
«Прекрати! Помни, кто он и что может сделать с тобой», – попыталась она урезонить себя. Рана – вот что должно ее заботить.
В мякоти его плеча, рядом с выступом кости, имелась незначительная вмятина. Лили сразу увидела отметину, оставленную стрелой, прорезавшей кожу и плоть. К счастью, стрела вошла неглубоко, однако она вызвала кровотечение, которое уже прекратилось, но воспаление до сих пор не прошло. Вероятно, рана все еще причиняла Радолфу значительную боль.
Лили аккуратно надавила на край раны, чтобы определить, нет ли скопления жидкости или нагноения. Ей было отлично известно, что иногда люди умирали от незначительных царапин, едва стоивших внимания. Сначала они заболевали, а потом в течение короткого времени прощались с жизнью в страшных муках.
– Здесь больно?
– Нет, – хрипло ответил он. – У вас ласковые руки, леди. За мной давно никто не ухаживал с такой нежностью. – Радолф сидел, как изваяние, и ни разу даже не вскрикнул.
Лили быстро смыла запекшуюся кровь. Пока она занималась целительством, в палатку вошел Стефан, неся с собой еду и вино. Поставив все это на стол, он снова оставил их одних.
Наконец Лили подняла глиняный горшочек и, открыв крышку, поднесла его к лицу и понюхала содержимое.
Радолф повернул голову и вопросительно посмотрел на нее:
– Вы в самом деле собираетесь наложить это на рану?
Лили кивнула.
– Мне знакома эта мазь, – произнесла она с облегчением. – Снадобье сделано из бархатцев. Хорошее средство для лечения ран вроде вашей.
– Так вы целительница? – спросил он отрывисто.
Лили рассмеялась:
– Нет, милорд, но я училась этому. Совсем немного, однако в данном случае этого хватит.
Радолф кивнул и снова отвернулся. Наверняка он замерз и проголодался, но его обращение с ней оставалось вполне корректным; он сидел спокойно и терпеливо, позволяя Лили делать с собой все, что было необходимо.
Странный норманн.
– У меня есть время, чтобы осмотреть вас здесь?
Радолф удивленно поднял руку, словно впервые заметил порез. Неужели до сих пор он не ощущал дискомфорта? Или этот человек настолько привык к подобным вещам, что совсем не обращал на них внимания?
– Как пожелаете, миледи. – Он с любопытством посмотрел на нее.
– И еще. Вы должны распорядиться, чтобы слуга лучше следил за вашей одеждой. Она должна быть теплой и сухой. Север Англии отличается от юга, милорд: здесь холод вползает внутрь, заставляя кости болеть. Вы захвораете, если не смените одежду на сухую и теплую.
Радолф рассмеялся.
– Довольно меня пугать, – сказал он, все еще улыбаясь. – Давайте сперва поедим, а потом можете меня раздеть и растереть досуха. – Одна его бровь красноречиво поползла вверх. – Если, конечно, пожелаете.
Лили почувствовала, как кровь снова бросилась ей в лицо.
– Милорд... – начала она, задыхаясь от возмущения, но мысль уже билась между ними, словно нашла реальное воплощение, не давая Лили отвести от него глаз. – Вы, должно быть, проголодались, милорд, – с трудом выдавила она.
Радолф провел пальцем по ее нижней губе, как он это сделал в церкви, и Лили ощутила, как у нее под ногами дрогнула и заколыхалась земля.
Радолф обнял ее и, медленно притянув к себе, заглянул ей в глаза.
– Что вы делаете, милорд?
– То, что хотел сделать с первой минуты, как вас увидел. Он приподнял длинные пряди ее волос, и Лили ощутила на губах его теплое дыхание. Его глаза и впрямь были черными: в них она увидела свое отражение: ее щеки пылали, влажные губы приоткрылись, а серые глаза спрятались под полуопущенными ресницами. Она выглядела соблазнительной и, казалось, просила, чтобы ее поцеловали.
Лили не удивилась, когда Радолф и в самом деле поцеловал ее. Кончиком языка он обвел ее губы, затем просунул язык внутрь. Лили не сопротивлялась и даже не была уверена, что хочет сопротивляться. Еще момент, и она пропала...
Неожиданный звук заставил ее отпрянуть назад, и жар тут же стал уходить из ее тела, подобно вину из прохудившейся бочки.
– Милорд?
Голос Стефана показался ей противоестественно громким; переминаясь с ноги на ногу, юноша стоял у входа в шатер и не знал, куда смотреть.
Лили приложила дрожащую руку ко рту, словно желала скрыть следы поцелуя.
– В чем дело, малец? – раздраженно спросил Радолф, видимо недовольный тем, что им помешали. Затем он перевел взгляд на Лили, а она боялась пошевелиться, опасаясь поднять на него глаза. Как бы Ворген посмеялся над ней! Мгновение назад в руках Радолфа она совсем не была холодной и, должно быть, окончательно потеряла рассудок, если позволила врагу подобную власть над собой. Определенно ей пора успокоиться.
Однако следующие слова Стефана заставили Лили вздрогнуть.
– Мы нашли священника, милорд!
