Текст книги "Пионовый фонарь"

Автор книги: Санъютэй Энтё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Как вы преданны ему, барышня, – сказала О-Ёнэ. – Достоин ли господин Хагивара такой любви?.. Ну что ж, пойдемте, попробуем войти к нему через черный ход.

Она взяла О-Цую за руку и повела вокруг дома. Но и с черного хода войти им не удалось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Наложница О-Куни, эта гнусная гадина, спала и видела, как бы выгнать из дома Коскэ или поймать его на каком-нибудь проступке. Когда на следующий день господин Иидзима удалился на службу, пришел Гэндзиро. О-Куни встретила его, как будто отношения у нее с ним самые невинные.

– Добро пожаловать! – жеманно произнесла она в ответ на его приветствие. – Ужасная жара стоит эти дни, не правда ли? Надеюсь, у вас все здоровы? Прошу вас, садитесь сюда, здесь ветерок...

Гэндзиро вполголоса спросил:

– Коскэ не проболтался?

– Нет, – так же тихо ответила О-Куни. – Я страшно боялась, что он донесет, но он смолчал. Сказал господину, что лоб ему поранило упавшей черепицей. Я сама не своя была, вот, думаю, сейчас он скажет про обломок лука, как его били. Нет, не сказал. И о том деле ничего не сказал. Что-то это подозрительно, как ты думаешь?.. Прямо не знаю, куда деваться от этой жары! – сказала она громко и продолжала шепотом: – И вот еще что. В нашего Коскэ влюбилась О-Току, дочка господина Аикавы Сингобэя, знаешь, что живет на Судобате... Заболела от любви, есть же дуры на свете, ну что ты скажешь! Так старик Аикава притащился к нам весь в поту просить господина, чтобы Коскэ отдали к нему в наследники. И господин дал согласие, потому что благоволит к Коскэ. С тем Аикава ушел, а сегодня у них устраивается обмен подарками по случаю помолвки...

– Вот и хорошо, – обрадовался Гэндзиро. – Коскэ уйдет из дому, и конец волнениям...

– Так, да не так, – возразила О-Куни. – Правда, он идет наследником в дом Аикавы, но ведь господин будет при этом его посаженым отцом! А уж тогда этот парень будет держаться совсем как родня господина. Он и в слугах-то нахален не по чину, а тогда и подавно рассчитается с тобой за побои... И наш разговор тогдашний он вдобавок подслушал! Нет, как ты там хочешь, а Коскэ ты должен убить.

– Он умеет владеть мечом, как же я его убью? – уныло проговорил Гэндзиро.

– Хотелось бы все же знать, почему ты не владеешь мечом?

– Придумал! – сказал – Гэндзиро. – У нас есть слуга, этакий молодой дурак Айскэ. Он влюблен в барышню Аикава, и его надо натравить на Коскэ. Когда они подерутся, мы выгоним Айскэ за драку из дома. Но наказание участникам драки полагается одинаковое, и дядюшке из вежливости перед соседями тоже придется прогнать Коскэ... Вот плохо только, что завтра от Аикавы дядюшка и Коскэ будут возвращаться вместе. Нельзя ли устроить так, чтобы Коскэ пошел домой раньше и один?

– Ничего нет легче, – сказала О-Куни. – Я скажу господину, что Коскэ мне будет нужен, и попрошу отослать его домой пораньше. Не сомневаюсь, что господин так и сделает. Пусть этого наглеца встретят за поворотом дороги и как следует изобьют... – Она заговорила в полный голос. – Право, вам не следовало бы уходить так скоро. До свидания.

Вернувшись домой, Гэндзиро поспешил в людскую и застал придурковатого Айскэ, когда тот выводил, гундося, незамысловатую песенку.

– Молодец, Айскэ! – сказал Гэндзиро. – У тебя хорошо выходит!

Айскэ вскочил.

– Никак, – молодой господин? – растерянно сказал он. – Жарко больно нынче, что ни день, то жарища...

– Да, жарко... Кстати, старший брат тоже ставит тебя высоко и всегда хвалит. Айскэ, говорит, у нас лучший слуга – и с хозяйскими делами успевает, и со своими управляется. А поскольку у тебя, кажется, нет никого из родных, он намерен отдать тебя в хороший дом наследником к какому-нибудь самураю. Хочет быть твоим посаженым отцом.

– Покорнейше благодарим, – радостно осклабился Айскэ. – Очень даже благодарим за такую милость. И господина благодарим, и вас, молодой господин, что вы обо мне, недотепе, так полагаете... И сказать толком не могу, как вам благодарен... Только вот трудно мне будет стать самураем, я же неграмотный совсем...

– Говоря по правде, – продолжал Гэндзиро, – старший брат заметил однажды, будто собирается предложить тебя в наследники к Аикаве, да знаешь ты, который живет на Суйдобате. В мужья дочери его О-Току, ей нынче восемнадцать лет.

– Вот это да! – вскричал Айскэ. – Неужто правда? Это здорово! Эта барышня приятная, таких, поди, больше на свете и нет... Щечки такие кругленькие, задок пухлый... Красивая барышня, очень красивая!

– Рисовый паек у них невелик, – продолжал Гэндзиро, – так что им все равно, кого в дом брать, лишь бы был человек серьезный. И совсем было уже договорились, что ты подойдешь, но вмешался этот дзоритори соседский, Коскэ, и все пошло насмарку. Коскэ заявился в людскую Аикавы и наговорил там, что Айскэ, мол, негодяй, пьяница, в пьяном виде ничего не разбирает, всех лупит, даже хозяев, путается с девками, играет на деньги, да еще и вороват вдобавок.

Узнав об этом, Аикава, конечно, от тебя отказался, и переговоры наши кончились. А теперь в наследники туда идет сам Коскэ, сегодня, говорят, уже устраивают обмен подарками в честь помолвки. Видишь, даже на дзоритори согласились. А ты ведь как-никак два меча носишь, хоть и деревянных.

Представляешь, как бы тебе были рады? Нет, этот Коскэ скотина все-таки!

– Что-о? – взревел Айскэ. – В наследники Коскэ идет? Ах он, мерзавец!

Мешать моей любви?.. И я же еще вороват!.. И вдобавок хозяев луплю!.. Нет, вы мне скажите, когда это я хозяев своих лупил?

– Какой толк мне это говорить? – сказал Гэндзиро.

– Так обидно же, молодой господин! Ну и подлец же он! Ну, я этого так не оставлю!

– А ты задай ему хорошенько, – посоветовал Гэндзиро.

– Задай... Драться мне с ним нельзя, он меня одолеет. Он же фехтование знает, мне с ним не справиться.

– А ты вот что сделай. Ты знаешь слугу господина Танаки? Его еще зовут Забияка Камэдзо, он весь в шрамах с головы до ног. Вот ты его и подговори, да еще Токидзо, слугу господина Фудзиты. Втроем нападите на Коскэ за поворотом дороги, когда он будет возвращаться от Аикавы, избейте до полусмерти, даже убейте и бросьте в реку.

– Убивать не стоило бы, а излупить надо. А что мне будет, если про драку узнают?

– Если про драку станет известно, я доложу старшему брату, он прикажет немедленно уволить тебя, и тебя прогонят.

– Нет, тогда я драться не буду, – решительно сказал Айскэ.

– Погоди, послушай. Как только мы тебя уволим, сосед из вежливости тоже, конечно, уволит Коскэ. А раз его уволят, Аикава не сможет взять его в наследники, потому что у него не будет посаженого отца. Мы же немного погодя снова возьмем тебя и отдадим Аикаве в наследники. Понял?

– Все понял, молодой господин, – сказал Айскэ. – Сердечно благодарим за вашу доброту...

Гэндзиро достал из-за пазухи несколько монет.

– Возьми, – сказал он. – Выпей и угости Камэдзо и Токидзо.

– Ко всему еще и деньги! – обрадовался Айскэ. – Покорнейше благодарим, молодой господин...

Айскэ побежал разыскивать Камэдзо и Токидзо, рассказал им, в чем дело, те из озорства согласились и тут же сговорились обо всем. Между тем Иидзима Хэйдзаэмон, ни о чем не подозревая, в сопровождении Коскэ вернулся со службы домой.

– Господин, – обратилась к нему О-Куни. – Я слышала, что вы сейчас уходите к Аикаве для обмена подарками. Так я хотела попросить вас отпустить Коскэ домой пораньше, у меня есть для него поручение. Как только он управится, я пошлю его встретить вас.

– Хорошо, – сказал Иидзима, и они вместе с Коскэ отправились к Аикаве.

Аикава жил в маленьком домике на Суйдобате.

– Прошу прощения! – крикнул Коскэ у дверей. – Разрешите войти?

– Кто это? – всполошился Аикава. – Эй, Дзэндзо, поди в прихожую, посмотри, кто пришел... Дзэндзо, ты где? Куда, он девался?

– Сами же отослали его по делу, – сказала служанка.

– Совсем запамятовал... Постой, уж не господин ли Иидзима пожаловал? Живо положи в пепельницу уголек, приготовь чай! А вдруг с ним и господин Коскэ?

Беги, скажи О-Току! Все приготовь как следует! А я пойду встречать...

Он выбежал в прихожую, где ждали Иидзима и Коскэ.

– Вот уж не знал, что вы так рано пожалуете! – радостно вскричал он. Прошу вас, проходите прямо сюда... Дом наш, правда, неказист на вид... И господин Коскэ... Впрочем, с вами мы потом... – Тут он, спеша и волнуясь, стукнулся головой о столб и, охнув от боли, проводил Иидзиму в гостиную. А жарко все по-прежнему... Как мне благодарить вас, господин Иидзима, вы так благосклонно отнеслись к моей вчерашней просьбе... и вот уже все сделано...

– Я должен извиниться перед вами, – учтиво сказал Иидзима. – Вы вчера так спешили, и я не успел вас попотчевать чаркой.

– Прихожу это я вчера от вас и рассказываю дочери, что вы благосклонно согласились отдать господина Коскэ в наш дом и что завтра в вашем присутствии устраивается обмен подарками, так она даже заплакала от радости... Я так рассказываю, что вы можете подумать, будто она легкомысленна, но это совсем не так... Это, говорит, потому, что я все время думаю о вас, это она мне говорит, и я теперь должна поскорее поправиться, потому что, говорит, я и так доставляла вам до сих пор одни только неприятности... Выпила сразу три порошка лекарства и скушала две чашки кашицы. Это, говорит, потому, что придет господин Коскэ. Сегодня она уже совсем поправилась. Боюсь, говорит, что не понравлюсь господину Коскэ в таком неприглядном виде, принарядилась, накрасилась... Кормилица и та себе зубы начернила, просто беда! Да и то сказать, мне ведь уже пятьдесят пять лет, хочется все передать наследнику и уйти на покой... И как ни стыдно мне за свою поспешность, но сердечно благодарю вас, господин Иидзима, за то, что вы столь скоро снизошли к моей просьбе.

– Когда я сообщил о своем решении Коскэ, сказал Иидзима, – он очень обрадовался. "Это просто счастливый случай, – сказал он, – что выбор пал на меня, недостойного". Видимо, он доволен.

– Ну еще бы, – подхватил Аикава. – Он верный человек и делает все, что прикажет господин, даже если это ему не по душе. Таких верных людей нигде не сыщешь. Даже среди хатамото, а их восемьдесят тысяч всадников, нет такого верного ни одного. За это его дочь и полюбила... Эй, кто там? Дзэндзо еще не вернулся? Бабка!

– Что прикажете? – отозвалась кормилица.

– Приветствуй господина Иидзиму.

– Я и то все хочу ему поклониться, – проворчала кормилица, – да вы все говорите, суетитесь, никак не встрянуть... Господин Иидзима, добро вам пожаловать!

– Здравствуй, бабка, – сказал Иидзима. – Позволь поздравить тебя с выздоровлением госпожи О-Току. Ты, верно, совсем с нею извелась, не так ли?

– Вашими заботами, господин, она нынче здорова. Я ведь при барышне давно, еще младенцем она была, нрав ее знаю, а вот подите же, ничего она мне не сказала, все только недавно открылось. И вам хлопот с этим делом. доставили, спасибо вам сердечное...

– Что, Дзэндзо еще не вернулся? – сказал Аикава. – Долго он что-то...

Подавай сладости, бабка. Как изволите видеть, господин Иидзима, у нас тут довольно тесно... Разрешите, однако, попотчевать вас рыбой и чаркой водки... И еще позвольте обратиться к вам с такой просьбой... У нас здесь тесно, и другой гостиной в доме нет, так что мне хотелось бы пригласить Коскэ сюда, вместе с вами... Хотелось бы сегодня без церемоний, как будто он и не слуга, попотчевать его водкой за одним столом с вами. Разрешите, я схожу за Коскэ...

– Зачем же? – сказал Иидзима. – Давайте я сам позову.

– Нет-нет, – сказал Аикава. – Позвольте уж мне. Он жених моей дочери, мой наследник, он подаст мне на смертном одре последнюю чашку воды...

С этими словами он поднялся и вышел в прихожую.

– Господин Коскэ! – вскричал он. – Рад, что вы в добром здравии. И служите вы, как всегда, хорошо... Пойдемте! – Он повел Коскэ в гостиную. Хочу сегодня без церемоний угостить вас чаркой за одним столом с вашим господином... Впрочем, прошу прощения, водки вы не пьете, тогда отведайте закуски...

– Очень рад видеть вас во здравии, господин Аикава, – сказал Коскэ. Мне говорили, что барышня, ваша дочь, нездорова. Надеюсь, ей лучше?

– Что же это вы, – укоризненно сказал Аикава. – Разве свою жену называют барышней?

– Так вы его только смущаете, – сказал Иидзима. – Коскэ, тебя пригласили.

Извинись и пройди сюда.

– Действительно, превосходный парень, – восхитился Аикава. Гм... Э-э... Ну вот, ваш господин был так любезен, что не замедлил выполнить просьбу, которую я изложил ему вчера. Конечно, рисовый паек наш мал, дочь у меня глуповата, сам я, как вам известно, человек легкомысленный... Что с нас возьмешь? Дочь полюбила вас и заявила, что никого, кроме вас, ей не нужно. Может быть, вы думаете, что это ветреность? Вовсе нет. Семи лет она осталась без матери, и до восемнадцати – лет воспитывал ее я. Это обо мне она думала, когда полюбила вас за вашу верность долгу и даже заболела от любви. И прошу вас ее любить и жаловать такую, как она есть... А я мешать вам не буду, сразу отойду от дел, забьюсь куда-нибудь в уголок, и все тут, только иногда давайте мне карманные деньги... Вот, правда, подарить вам у меня нечего, разве что меч работы Тосиро Ёсимицу, отделка грубая, а так ничего, вещь стоящая. Его я вам и передам. А уж успех ваш в жизни будет зависеть от ваших достоинств.

– Вы совсем смутили Коскэ, – сказал Иидзима. – Ну, конечно, он очень благодарен вам. Но по некоторым причинам ему хотелось бы отслужить у меня до конца этого года. Пусть уж дослужит, а свадьбу устроим в феврале будущего года. Помолвка, разумеется, состоится сегодня.

– В феврале будущего года... – сказал Аикава. – А нынче у нас июль. Июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль... Через восемь месяцев, значит. Не слишком ли это долго? Ведь за восемь месяцев вещь в закладе и та пропадает...

– Причины весьма основательные, – настаивал Иидзима.

– Ах, вот как? Понял, молодец!

– Поняли все-таки?

– Все понял, – сказал Аикава. – Понятно теперь, почему дочь в него влюбилась. Да я и сам еще прежде нее влюбился. Причина-то, наверное, вот в чем... До конца года Коскэ будет учиться у вас фехтованию, и так руку набьет, что получит диплом! Ну конечно, так оно и должно быть... Господин Коскэ, видно, так полагает: умный я, и собой хорош, но войти наследником в дом самурая без подарка как-то все-таки не годится. Вот он и хочет войти с дипломом в руках. Или хотя бы в списки мастеров попасть. Ведь верно? Молодец, молодец... И держится так скромно...

– Господин, – сказал Коскэ, поднимаясь. – Мне пора возвращаться.

– Уходите? Ну что ж, если по поручению господина, то так, стало быть, и надо... Погодите, однако, разрешите угостить вас, хоть в доме нашем ничего особенного нет... Куда это Дзэндзо запропастился? Послушайте, господин Коскэ, вы, может быть, еще вернетесь сюда сегодня вечером? Впрочем, вы идете по поручению, так что, может быть, и не вернетесь... Проходите, пожалуйста, в покои О-Току и повидайтесь с нею... Она ведь так вас ждала сегодня, столько пудры извела... Не пропадать же зря пудре!

– Вы опять Коскэ смущаете, – с упреком сказал Иидзима.

– Одним словом, сходите и проведайте...

– Раз тебя просят, – строго сказал Иидзима, – сходи и проведай барышню.

Пока ты не вошел наследником в этот дом, ты остаешься слугой дома Иидзимы.

Изволь пойти и справиться у барышни о ее здоровье. Отчего же ты мнешься, однако? Ступай и спроси барышню, выздоровела ли она.

Коскэ только кланялся, не зная, куда деваться от смущения.

– Сюда пожалуйте, – сказала кормилица, – дозвольте вас проводить...

Когда она ввела его в комнату О-Току, он выпалил:

– Долго изволили недужить, барышня, пришел справиться, каково ваше здоровье.

– Вот она у нас какая, господин Коскэ, – сказала кормилица. Просим любить да миловать... Барышня, к вам господин Коскэ пожаловали! Да что ж вы закраснелись-то так, это тот самый, из-за кого вы исстрадались вся, говорили еще, грозились обиды ему высказать, как он придет... А сейчас только краснеете, вот и задом еще повернулись, да кто же это задом здоровается?

– Разрешите откланяться, – поспешно сказал Коскэ и вернулся в гостиную. – С вашего разрешения, – обратился он к Аикаве, – мне пора. Если успею управиться, снова обеспокою вас.

– Ну что ж, – вздохнул Аикава. – Ступайте... На дворе темно уже, у вас есть что-нибудь?

– Что именно?

– Ну фонарь какой-нибудь есть?

– Да, фонарь есть.

– А может быть, все-таки в чем-нибудь нуждаетесь? Вот свеча, например, у вас есть?.. Ах, есть? Ну, тогда прекрасно..

Коскэ попрощался и вышел. Если бы он стал возвращаться обычной дорогой, то у поворота его встретила бы троица, о которой мы упоминали. Но Коскэ перешел мост Рюкэйбаси и вернулся домой со стороны холма Каруко. Судьба ему благоприятствовала. О-Куни даже испугалась, когда он доложил о возвращении.

Она-то думала, что его сейчас лупят насмерть в три деревянных меча, обшитых медью, а он явился как ни в чем не бывало.

– Откуда это ты, что это ты? – спросила она растерянно.

– Вы приказали вернуться, потому что у вас есть для меня поручение по дому, вот я и вернулся...

– А как же ты шел?

– Из Суйдобаты через мост Рюкэйбаси и дальше через холм Каруко.

– Вот оно что... Ну так вот, я думала, что тебя сегодня задержат у Аикавы, и все сделала сама. Иди обратно и встречай господина. И смотри не разминись с ним. Господин всегда ходит там, где поворот, вот и ступай по этой дороге. На дороге и встретишь его, если он уже вышел. Иди сейчас же, не мешкай.

– Знал бы, не стал бы возвращаться, – пробормотал Коскэ и пустился в обратный путь.

Трое приятелей, сидевших в засаде у поворота с деревянными мечами наготове, ждали его с другой стороны. Но они сразу заметили человека с фонарем.

Пригляделись – точно он, Коскэ. Айскэ вышел ему навстречу и крикнул:

– Эй, стой!

– Кто это? – остановился Коскэ. – А, это ты, Айскэ?

– Да, Айскэ! Жду тебя, чтобы задать тебе взбучку!

– Что это ты? С какой стати нам с тобой драться?

– Ты наврал про меня у Аикавы, сволочь, – объявил Айскэ, – и не дал мне стать наследником. Ты наболтал там, будто я воришка! Зачем врал? Сам к барышне пристраиваешься? Дерьмо ты этакое, все остальное бы ладно, но воришку я тебе не спущу. Я тебе так сейчас накостыляю, что долго будешь помнить...

Тут Камэдзо, подойдя сбоку, ударил деревянным мечом по фонарю, который держал Коскэ. Фонарь упал на дорогу и загорелся.

– Без году неделю служишь, сволочь, – сказал Камэдзо, хватая Коскэ за грудь, – подольстился к господину, так думаешь, можешь нос задирать? И вообще ты мне не по нраву...

"Да у них здесь целая шайка! " – подумал Коскэ. Вглядевшись в темноту, он заметил еще одного, сидевшего на корточках у края дороги. И тогда он вспомнил поучение господина: когда врагов много, нельзя терять голову и лучше всего действовать лежа. Воспользовавшись неосторожностью Камэдзо, схватившего его за грудки, он вцепился забияке в бока, мигом опрокинулся на спину и правой ногой точно ударил его в пах. Камэдзо перевернулся через голову, ударился о землю и остался лежать возле дороги. Айскэ и Токидзо разом бросились на Коскэ слева, но он ловко увернулся, выхватил из-за пояса свой деревянный меч и с треском обрушил его на зад Айскэ. У Айскэ от боли закружилась голова, потемнело в глазах, подкосились ноги, он, шатаясь, пробежал несколько шагов, не разбирая дороги, и повалился в придорожную канаву. Вслед за ним свалился, получив удар, и Токидзо.

– Кто там еще есть, выходи! – закричал Коскэ. – Все вассалы Иидзимы живы и готовы к бою! Но сгорел фонарь с гербом, как я оправдаюсь перед господином?

– Довольно с них, – сказал Иидзима, выступая из темноты. Успокойся.

– Господин? – опешил Коскэ. – Зачем вы тут? Ну, конечно, вы видели, что я дрался, и теперь мне опять попадет...

– Я возвращаюсь от Аикавы, – объяснил Иидзима, – и вдруг вижу это безобразие. Ну что ж, подумал я, если этот мальчишка не справится, придется помочь ему. Хорошо хоть, что справился... Подбери обломки фонаря и иди за мной.

Когда они вернулись домой, О-Куни была удивлена и испугана второй раз. Но виду. она не подала, и вечер прошел, как обычно. А на следующее утро к Иидзиме явился Гэндзиро.

– Доброе утро, дядюшка, – почтительно поздоровался он.

– Доброе утро, – благосклонно отозвался Иидзима.

– Дядюшка, – сказал Гэндзиро. – Вчера вечером у поворота дороги ваш слуга Коскэ и наш слуга Айскэ учинили драку. Айскэ приплелся домой весь избитый.

Старший брат мой сильно разгневался, назвал его мерзавцем и выгнал со службы.

Известно, однако, что наказание участникам драки полагается одинаковое, поэтому мы надеемся, что будет уволен и Коскэ. Ведь затевать драку из-за личных счетов – проступок для слуги непростительный. Я позволил себе доложить вам обо всем от имени старшего брата.

– Вы прекрасно сделали, – ответил Иидзима. – Но вины на Коскэ нет. Вчера вечером он с фонарем сопровождал меня по дороге домой, как вдруг у поворота на него набросились Камэдзо из дома Танаки, Токидзо из дома Фудзиты и ваш Айскэ.

Они не только задержали меня, но еще и сожгли фонарь с моим гербом. Я хотел казнить мерзавцев на месте, но решил, что рубить слуг соседей было бы недостойно. А тем временем разъяренный Коскэ разогнал их своим деревянным мечом. Так что за вчерашний случай он не несет ответственности. Вы, несомненно, правильно сделали, что доложили мне об всем. Прошу и впредь докладывать, если Коскэ подаст повод для вашего недовольства. И вы совершенно правильно сделали, что уволили негодяя, посмевшего заступить мне дорогу, Держать таких слуг, разумеется, нельзя. Так и доложите вашему старшему брату.

А я сейчас напишу Танаке и Фудзите, чтобы уволили Камэдзо и Токидзо...

Гэндзиро, видя, что план его провалился и Коскэ остался в доме Иидзимы, так, растерялся, что удалился домой, не попрощавшись.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Томодзо, которому в том году исполнилось тридцать восемь лет, жил со своей женой, тридцатипятилетней О-Минэ, небогато, но благодаря Хагиваре Синдзабуро вполне сносно. Томодзо возделывал огород Хагивары, убирал его сад и двор, О-Минэ готовила Хагиваре обед, стирала на него, солила и мариновала овощи, и Хагивара относился к ним, как к родовым вассалам. Он не только не брал с них денег за жилье, но время от времени жаловал им карманные деньги и одежду со своего плеча. Надо сказать, что Томодзо был ленив и никаким ремеслом не занимался, работала одна лишь О-Минэ, просиживая над рукодельем каждый вечер до восьмой, а то и до девятой стражи.

Раз вечером О-Минэ по обыкновению сидела за своим рукодельем, а Томодзо валялся на спальной циновке за пологом от комаров и болтал ногами. Полог был дырявый и весь в узлах от веревочек, стягивавших дыры. Колокол вдали пробил четвертую стражу, мир затих, только изредка слышался звонкий плеск воды в источнике да ночной осенний ветер как-то жутко шуршал в листьях и траве, когда же порывы ветра стихали, тишина становилась еще более тоскливой и глубокой. В такой тишине хорошо слышен малейший шорох, и вот О-Минэ, к своему изумлению, услыхала, что ее муж с кем-то шепчется за пологом. Она подкралась и осторожно взглянула сквозь тень, которую фонарь отбрасывал на сетку. Видит Томодзо поднялся и сидит прямо, положив руки на колени. И кто-то еще есть за пологом, кто разговаривает с ним. Но кто, разглядеть она как следует не смогла, только показалось ей, что голос женский, и в груди ее зашевелился червячок ревности.

Высказать свою ревность открыто она не посмела, ведь ей было уже тридцать пять лет, не молоденькая; а пока она всячески поносила мужа про себя, женщина скрылась. О-Минэ на этот раз промолчала, но на следующий вечер женщина пришла опять и снова шепталась с Томодзо за пологом, И так продолжалось три вечера подряд. На третий вечер О-Минэ уже еле удерживалась, нос у нее заострился, и она раздувала ноздри.

– О-Минэ, – позвал из-за полога Томодзо, – пора спать, ложись.

– Дура я, дура, – сказала О-Минэ. – Работаю до четвертой, до пятой стражи.

– Не ворчи, иди и ложись скорее.

– Дурой надо быть, чтобы работать так без сна...

– Идешь ты под полог или нет?

О-Минэ со злости рывком высоко подняла полог и вошла к мужу.

– Кто же так под полог входит? – закричал Томодзо. – Ты же комаров напустила полно!

– Томодзо, – сказала О-Минэ, – что за женщина приходит к тебе каждый вечер?

– Не твое дело, – буркнул Томодзо.

– Может, и не мое, но я этого терпеть не буду. В самом деле, я ночей не сплю, работаю на тебя в поте лица, а тебе на все наплевать, девок сюда таскаешь... Какая там я ни на есть, постыдился бы... Мог бы прямо сказать, так, мол, и так...

– Погоди, – сказал Томодзо. – Совсем не в этом дело. Я уже давно хотел поделиться с тобой, да все боялся испугать тебя...

– Это меня-то испугать? Ну уж нет! Тебя эта дрянь, может быть, и испугала, чем-нибудь, ты ей, верно, сказал, что есть у тебя жена и ты с другими девками путаться не можешь, а она тебе пригрозила отомстить или что-нибудь в этом роде... Вот дрянь бессовестная! Нагло влезла в дом к женатому мужчине и еще смеет грозить! Да пусть только попробует вытащить нож, я ей покажу!..

– Да не то это совсем, – остановил ее Томодзо. – Ладно, я расскажу, только ты не пугайся. Женщина, что сюда каждый вечер приходит, служанка одной барышни, влюбленной в господина Хагивару. И барышня эта к нему все время ходит...

– Господин Хагивара имеет на то доходы господина Хагивары, а ты куда из своей нищеты за ним тянешься? Порезвиться захотелось? Значит, ты с этой прислугой спутался?

– Говорю тебе, здесь совсем другое! Вот что было по-настоящему. Позавчера вечером, только я задремал, появляется со стороны источника женщина в летах с фонарем в виде цветка пиона и ведет за собой молоденькую барышню. Подходят они к нашему дому, а я и думаю, зачем бы это женщинам такой благородной наружности могли понадобиться такие люди, как мы с тобой. Однако старшая женщина заходит ко мне, кланяется и спрашивает: "Вы Томодзо?" Я отвечаю, что да, я, мол, Томодзо и есть. "Вассал господина Хагивары?" – спрашивает. Да, говорю, все равно что вассал. "Ну так вот, говорит она. – Господин Хагивара очень жестоко обошелся с моей госпожой. Барышня его любит всем сердцем, и они сговорились встретиться нынче ночью, но он, видно, разлюбил ее и устроил так, что мы не можем к нему войти. Так поступают только бессердечные люди. А в дом его мы не можем войти потому, что на окошко, которое выходит на задний двор, наклеен ярлык с заклятием. И я очень прощу вас, из жалости к моей госпоже, отклейте этот ярлык, окажите любезность". Ну что ж, говорю, раз вы так просите, завтра, так и быть, сдеру вам этот ярлык. "Только не забудьте, пожалуйста", сказала она и ушла. Но вчера я целый день копался на огороде и совсем забыл об этом деле. Вечером она опять приходит и спрашивает: "Почему же вы не отклеили?" Эх, говорю, забыл, но уж завтра сдеру непременно. Нынче утром собираюсь на огород, зашел по пути на задний двор и вижу действительно, на маленьком окошке наклеен ярлык со святой молитвой. Как же, так, думаю, никакой человек через такое узкое окошко не пролезет. И вспомнил тут я, что мне рассказывали, будто барышня эта умерла и ходит к господину Хагиваре в виде привидения. Так вот, думаю, в чем дело! Значит, ко мне два вечера подряд привидения ходили... У меня от страха даже волосы дыбом встали.

– Что за глупые шутки, – сердито произнесла О-минэ.

– Решил я, что больше они не придут, – продолжал Томодзо. – Нет, пришли-таки. Но сегодня я знал, что это привидения, и от страха не мог рта раскрыть, только обливался холодным потом и весь закостенел. Было мне так тяжело, будто меня чем-то придавили. "Что же вы не отклеили? спрашивает старшая женщина. – Смотрите, мы можем на вас рассердиться..." И лицо у нее при этом стало такое жуткое, что сказать нельзя. Ладно, ладно, говорю, завтра обязательно все сделаю. С тем они и ушли. Я сижу весь сам не свой, а тут еще ты со своей ревностью... И вот что я думаю. Мне совсем не хочется, чтобы привидения обратились против меня, но если содрать ярлык, они господина Хагивару загрызут либо как-нибудь по-иному убьют, так что я решил отсюда переехать.

– Врешь ты все, – сказала О-Минэ. – Хочешь меня одурачить. Разве такое может случиться?

– Если сомневаешься, завтра сама их встретишь и будешь разговаривать. А с меня довольно, я в шкаф спрячусь.

– Значит, это правда?

– А вот поговоришь с ними и увидишь.

– Но ведь я слышала стук гэта, когда она уходила...

– Да. И она очень красивая женщина. Только от этого еще страшнее. И завтра вечером, когда они явятся, ты будешь со мной рядом.

– Ужас какой... Нет, я не хочу.

– Барышня в узорчатом кимоно, в прическе симада, служанка тоже очень благородной наружности... Этак вежливо кланяется до земли, с грустным таким, исхудалым лицом, и говорит: "Господин Томодзо, вы..."

– Боюсь! – взвизгнула О-Минэ.

– Фу-ты, напугала меня! Что ты так кричишь?

– Как же быть, Томодзо, страх-то какой!.. У нас ведь есть чем губы помазать только милостями господина Хагивары... А ты вот что сделай! Завтра, как привидения явятся, ты уж соберись с духом и скажи им: так, мол, и так, дело обыкновенное, вы собираетесь свести с господином Хагиварой, какие-то счеты, но мы-то с супругой, скажи, только милостями его и живы, и если с ним что случится, жить нам будет не на что. Так что, скажи, сделайте такую милость, принесите мне сто рё золотом, и я сразу же сдеру ярлык... Конечно, тебе будет очень страшно, но ты всегда хвалился, что, если выпьешь водки, тебе все нипочем. Я эту ночь поработаю и куплю тебе завтра пять го водки, а ты выпьешь, запьянеешь и скажешь им все...

– Вот дура, – сказал Томодзо. – Да откуда у привидения деньги?

– Вот в том-то и дело! Не принесете денег, не отклею ярлык. Нет такого непонятливого привидения, которое убило бы тебя за то, что ты отказываешься сдирать ярлыки даром. Вдобавок против тебя ведь они ничего не имеют. То, что ты им скажешь, вполне разумно. А принесут деньги, тогда, так и быть, отклеивай...

– И верно, – сказал Томодзо. – Эти привидения с понятием, если им все как следует объяснить, они согласятся и уйдут. А может, и впрямь принесут сто рё!

– Тогда отклей этот ярлык! Подумай только, если у нас будет сто рё, да мы всю жизнь с тобой ни в чем нуждаться не будем!

– Да, это было бы здорово, – сказал Томодзо. – А ведь обязательно принесут деньги! Ладно, попробуем.

Страшная это вещь – жадность. Весь день супруги ждали захода солнца. Когда стемнело, О-Минэ объявила, что смотреть на мертвецов боится, и забралась в шкаф. Близилась четвертая стража, и Томодзо залпом осушил большую чашу водки.

Он твердо решил, что говорить с привидениями будет в пьяном виде. Вот колокол у пруда Синобадзу ударил четвертую стражу. О-Минэ в шкафу, несмотря на жару и духоту, зарылась в тряпье и застыла, скорчившись в три погибели. Томодзо ждал, восседая за пологом. Со стороны источника послышался стук гэта, и, как всегда, словно в тумане, у живой изгороди появились две женщины с пионовым фонарем.