Текст книги "Пионовый фонарь (ЛП)"
Автор книги: Санъютэй Энтё
Жанры:
Трагедия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
ГЭНДЗИРО: Да он шутя справится с двумя десятками таких, как я! Мечом-то я плохо владею!
О-КУНИ: (насмешливо). Совсем не владеешь.
ГЭНДЗИРО: Нечего смеяться!
О-КУНИ: Но… кажется, вы договорились четвёртого августа поехать на рыбалку, не так ли?
ГЭНДЗИРО: Договорились…
О-КУНИ: Там… ты столкнёшь его в воду и утопишь. Плавать он…
ГЭНДЗИРО: …не умеет, это правда... Нет, с нами будет лодочник.
О-КУНИ: Заруби его. Хоть лодочника-то зарубить сумеешь?
ГЭНДЗИРО: Смогу, конечно… А как же всё это…
О-КУНИ: А вот как. Когда хозяин упадёт в воду и станет барахтаться, ты как бы рассердись на лодочника и не давай ему сразу его искать в воде. Придирайся, выдумывай что угодно, но пусть он начнёт искать его не раньше, чем через час. А когда он вытащит тело – обвини его во всём и заруби.
На обратном пути ты заедешь на лодочный двор и там объявишь хозяину, что лодочник по небрежности столкнул господина в реку, господин утонул, и ты – вне себя от горя! – зарубил лодочника на месте. И чтобы замять дело, ты приказываешь ему молчать. Он от страха и рта раскрыть не посмеет.
Ты вернёшься домой, будто знать ничего не знаешь, и тут же приступишь к старшему брату с просьбой, чтоб тебя отдали наследником в дом Иидзимы. А мы тем временем доложим, что хозяин заболел. А уж когда ты будешь введён в права наследника, мы сообщим, что господин скончался!
ГЭНДЗИРО: Ловко!
О-КУНИ: Три дня и три ночи думала – глаз не смыкала.
У КОСКЭ вырвался звук, похожий не то на рёв, не то на стон.
ГЭНДЗИРО: О-Куни, здесь кто-то есть!
О-КУНИ: Ну, кому здесь быть?.. (Прислушивается.) Кто это там?
КОСКЭ: Это я, Коскэ, дзоритори.
О-КУНИ: (в ярости). Как ты смел приблизиться к комнатам господ?!
КОСКЭ: Мне было душно, и я вышел освежиться.
О-КУНИ: (строго). Господин сегодня ночью на службе.
КОСКЭ: Я знаю. Каждое двадцать первое число он ночью на службе.
О-КУНИ: А если знаешь, то почему – не у ворот? Сторож должен ворота охранять!
КОСКЭ: (не испугавшись). Да, я сторож. Но я не стану смотреть на ворота, если воры проникли в дом!
О-КУНИ: Послушай-ка, милый, если господин благоволит к тебе, это не значит, что ты можешь делать, что хочешь. Ступай-ка к себе и спи. В этом доме комнаты охраняю я.
КОСКЭ: Вот как? И охраняя дом, вы оставляете открытой садовую калитку? Странно. В дом пробралась собака, гнусная скотина, не знающая чести! Я просижу в засаде всю ночь, но дождусь! Вот, валяются гэта, значит, в дом кто-то забрался!
О-КУНИ: И что с того? Это пришёл господин Гэндзиро, наш сосед.
КОСКЭ: И для чего же пожаловал господин Гэндзиро?
О-КУНИ: Каков наглец! Не твоё это дело!
КОСКЭ: Господину Гэндзиро тоже известно, что каждый месяц двадцать первого числа наш хозяин находится во дворце. Странно, что он явился в его отсутствие.
О-КУНИ: Да как ты смеешь?! Да… Мне просто стыдно перед господином Гэндзиро!
Из комнаты выходит ГЭНДЗИРО.
ГЭНДЗИРО: (строго). Что это ты там говоришь, Коскэ? Поди-ка сюда! Ты намекаешь, будто мы с госпожой О-Куни находимся в связи?!
КОСКЭ: А что мальчика и девочку с семи лет вместе не сажают и по чужим садам с корзиной не ходят – хоть это-то вам известно?
ГЭНДЗИРО: Молчать! А если я пришёл по делу? А если моё дело не требует присутствия хозяина?
КОСКЭ: Если вы найдёте в этом доме хоть одно такое дело, можете поступить со мной, как вам угодно.
ГЭНДЗИРО: На, читай! (Швыряет Коскэ лист бумаги.)
КОСКЭ: (поднимает лист, это – письмо).
«Господину Гэндзиро.
Позвольте напомнить вам, что ловить рыбу на Накагаве мы отправимся, как было условлено, четвёртого числа будущего месяца. Поэтому прошу вас об одолжении: если у вас будет на то желание и свободное время, хотя бы даже и ночью, не сочтите за труд зайти в мой дом и починить рыболовную снасть, которая у меня пришла в негодность.
К сему Иидзима Хэйдзаэмон».
(Обескуражено), Письмо написано рукой хозяина…
ГЭНДЗИРО: (ехидно) Ну что? Прочёл? Ты ведь грамотный? Мне от жары не спалось, вот я и пришёл починить снасть. А ты оскорбил меня!
КОСКЭ: (угрюмо). Всё, что вы говорите, ничего не значит. Не будь этого письма, я бы доказал свою правоту. Но письмо есть, и я проиграл. Только не извольте забывать, что я служу в этом доме, и зарубить меня было бы опрометчиво.
ГЭНДЗИРО: (презрительно). Кому нужно рубить такую грязную скотину? Изобью до полусмерти, и будет с тебя. (К О-Куни.) Не найдётся ли у вас какой-нибудь палки?
О-КУНИ: (протягивает обломок лука сигэдо). Вот, пожалуйста.
(Лук сигэдо – лук, изготовленный из особого дерева, со сложным, тонко рассчитанным расположением слоев.)
КОСКЭ: Как же я смогу служить, если вы изувечите меня?
ГЭНДЗИРО: Подозреваешь человека – приведи доказательства. Ты что, застал нас с госпожой О-Куни на одном ложе? Ты зарвался, мерзавец! (Он с размаху ударил Коскэ.)
КОСКЭ: Кто прав, кто виноват – спросите свою совесть. Легче всего избить безоветного дзоритори.
ГЭНДЗИРО: Молчать!
Гэндзиро набросился на Коскэ. Нанеся дюжину ударов, Гэндзиро остановился, и Коскэ с ненавистью поглядел ему в лицо. Гэндзиро ударил его по лбу. Брызнула и полилась кровь.
Тебя бы следовало убить, подлеца, но так уж и быть, дарую тебе жизнь. А в дом ваш, госпожа О-Куни, я больше не приду.
Гэндзиро, довольный поводом улизнуть, отправился домой. О-Куни повернулась к Коскэ, изнемогавшему от боли.
О-КУНИ: Сам виноват. Ну что ты здесь торчишь? Убирайся вон!
О-Куни изо всех сил пнула его в бедро. Коскэ упал, ударившись коленом о каменную плиту. О-Куни задвинула ставни и удалилась к себе.
КОСКЭ: (голос его дрожит от злости). Скоты, подлые собаки, погрязли в своих гнусностях и меня же избили, всё расскажу господину, когда он вернётся… Нет, нельзя: я только слышал разговор, других доказательств нет. Да ещё этот Гэндзиро из самураев, а я – дзоритори, меня просто выгонят… А как только меня тут не будет, они господина уж точно убьют. Я должен заколоть их пикой, а потом вспороть себе живот.
Картина шестая
Дом и двор Хагивары. ХАГИВАРА Синдзабуро – в мечтах о юной О-Цую. Приходит Ямамото СИДЗЁ.
СИДЗЁ: Давненько я у тебя не был. Всё собирался, но лень было. Да и жара наступила такая, что даже у коновалов вроде меня пациенты появились. А ты что-то бледен…
ХАГИВАРА: Да, лежу с середины апреля. Ты тоже хорош, столько не приходил! Я так хотел навестить дочь Иидзимы, а без тебя как-то...
СИДЗЁ: Да… А ведь дочь Иидзимы-то скончалась, бедняжка.
ХАГИВАРА: Что?! Как – скончалась?
СИДЗЁ: Она, кажется, влюбилась в тебя по уши, и что-то там у вас с ней было в её комнате, кажется?.. но вобщем, больше я туда не ходил.
ХАГИВАРА: Почему?
СИДЗЁ: Да её отец сразу бы спросил: «Где этот мерзкий сводник Сидзё?» и – чик! – покатилась бы моя бритая голова. Нет уж, уволь!.. А на днях захожу я в дом Иидзимы, и сообщают мне, что дочка его скончалась, и следом за ней умерла и её служанка О-Ёнэ.
ХАГИВАРА: Но как?!
СИДЗЁ: Я понял так, что О-Цую сгорела от любви к тебе. Получается, что ты вроде бы совершил преступление.
ХАГИВАРА: Я?! Что ты такое говоришь?
СИДЗЁ: Если мужчина родился чересчур красивым, он – преступник. Вот так-то, друг мой. Ну ладно, умершие умерли, ничего не поделаешь. Помолись хоть за душу её. Прощай. (Уходит.)
ХАГИВАРА: Скажи хоть в каком храме её похоронили!.. Какой ужас.
Праздник Бон – День поминовения усопших.
Вечер. Веранда. ХАГИВАРА расстелил циновку, возжёг ароматические палочки, надел белое кимоно и устремил грустный взгляд на луну. Вдруг он услышал за оградой стук гэта. Он оглянулся и увидел двух женщин…
Впереди шла женщина лет тридцати в причёске марумагэ, она несла фонарь с шёлковым колпаком в виде пиона. За ней шла молодая девушка в причёске симада. В руке у неё был веер. Женщины вышли на лунный свет. Хагивара всмотрелся… Это – О-ЦУЮ и её служанка О-ЁНЭ! Он поднялся, чтобы лучше рассмотреть. Увидев его, женщины остановились.
О-ЁНЭ: Не может быть! Господин Хагивара?
ХАГИВАРА: Госпожа О-Ёнэ? Как же так?
О-ЁНЭ: Нам же сказали, что вы умерли.
ХАГИВАРА: (в изумлении). Как? А мне сказали, что умерли вы.
О-ЁНЭ: Не говорите так, это плохая примета. Кто мог такое сказать?
ХАГИВАРА: Да вы заходите, пожалуйста! Вон там калитка…
О-ЦУЮ и О-ЁНЭ проходят и поднимаются к ХАГИВАРЕ на веранду.
Мне ужасно стыдно, что я не навещал вас… А тут недавно заходит ко мне Ямамото Сидзё и рассказывает, что вы обе умерли…
О-ЁНЭ: Ну что это такое! У нас он тоже был и рассказал, что вас больше нет на свете. А знаете, по-моему, всё очень просто.
ХАГИВАРА: Буду рад, если вы мне хоть что-нибудь объясните!..
О-ЁНЭ: После вашего визита О-Цую только и думала и говорила о вас. А у господина в доме есть скверная женщина – О-Куни. Это, конечно, она, уговорила Сидзё сообщить нам, будто умерли вы, а вам – будто скончалась О-Цую… А тут ещё господин Иидзима хотел её замуж выдать. Тут уж она – «ни за что!» Отец говорит: в Янагисиме я тебя не оставлю! Так мы переселились в Сансаки.
ХАГИВАРА: Вот как!.. А я все эти дни молился о ней…
О-ЁНЭ: Спасибо. И она одно только твердит: пусть, говорит, меня выгнали из дома, лишь бы он любил меня… Послушайте, господин Хагивара, удобно ли нам будет переночевать у вас сегодня?
ХАГИВАРА: Пожалуйста! Только вам лучше пробраться в дом через чёрный ход: у меня во дворе тут живёт старик Хакуодо, он такой…
О-ЁНЭ: Разумеется. Пойдёмте, госпожа О-Цую.
О-ЦУЮ и О-ЁНЭ вошли через чёрный ход, переночевали у ХАГИВАРЫ и удалились перед рассветом. Семь вечеров подряд приходили они к нему в любую погоду, ночевали и уходили, пока не рассвело. Влюблённые словно вросли друг в друга, и Хагивара совсем потерял голову.
Ночь.ТОМОДЗО, который вечер слыша из своей пристройки женские голоса, выходит во двор и прислушивается.
ТОМОДЗО: Больно уж прост наш господин. Не окрутили бы его дурные женщины.
Томодзо крадётся к дверям дома Хагивары и заглядывает внутрь. Покои занавешены сеткой от комаров, и через неё можно разглядеть, что на циновке, не стесняясь друг друга, словно муж и жена – сидят ХАГИВАРА и О-ЦУЮ и любовно беседуют.
О-ЦУЮ: А если отец навсегда прогонит меня, ты возьмёшь нас к себе?
ХАГИВАРА: Я буду только счастлив. Но вряд ли можно на это надеяться. Как бы нас не разлучили, как дерево колют пополам!
О-ЦУЮ: Я знаю, что нет и не будет у меня мужа, кроме тебя. Пусть даже отец убьёт меня, всё равно я люблю только тебя. И не вздумай меня оставить! (Она прислонилась к его коленям, с нежностью заглядывая в глаза.)
ТОМОДЗО: Странная женщина. Разговаривает по-благородному. Надо как следует разглядеть…
ТОМОДЗО потихоньку отогнул полог и… позеленев от страха, в ужасе отшатнулся.
Оборотень… Оборотень!
Картина седьмая
Дом и двор Иидзимы. ИИДЗИМА возвращается со службы домой. Возле него, словно приношение на алтаре, располагается О-КУНИ и начинает обмахивать его веером.
О-КУНИ: Я рада видеть своего господина в добром здравии.
ИИДЗИМА: Никто не приходил в моё отсутствие?
О-КУНИ: Вас ожидает господин Аикава.
ИИДЗИМА: Аикава Сингобэй? Опять, наверное, будет просить посоветовать ему лекаря. Такой забавный старик… Ну, что ж, пригласи его.
АИКАВА Сингобэй уже входит в комнату Иидзимы.
АИКАВА: (громко). Простите за вторжение! Господин Иидзима, надеюсь вы в добром здравии? Всё на службе, и без устали, в такую жару!
ИИДЗИМА: Жара ужасная. А как здоровье вашей дочери О-Току?
АИКАВА: (вздыхает). Дочка всё больна… Да я, собственно, по этому поводу… Ну до чего же жарко!
ИИДЗИМА: А вы немного остыньте, тогда и ветерок почувствуете.
АИКАВА: Я пришёл к вам с просьбой. Очень прошу, снизойдите!
ИИДЗИМА: Какая же у вас просьба?
АИКАВА: Я как-то затрудняюсь в присутствии госпожи О-Куни.
ИИДЗИМА: Всем удалиться и сюда не входить!
О-Куни послушно выходит.
АИКАВА: Вы, знаете, дочка моя с семи лет осталась без матери, а сейчас ей восемнадцать, я вырастил её сам, потому она так и проста…
ИИДЗИМА: Но чем же она больна?
АИКАВА: Вчера вечером она мне, наконец, рассказала. Сущая дура, вся в родителя! А я всё не знал, как её выходить – да от этого ни боги, ни Будды не спасут. Что ж ты, говорю, сразу не сказала?
ИИДЗИМА: Не понимаю. В чём всё-таки дело?
АИКАВА: По правде говоря, всё дело в вашем слуге Коскэ…
ИИДЗИМА: Коскэ?
АИКАВА: Вы, господин Иидзима, часто расхваливали его при мне, говорили, что человек он преданный, и хотя и на положении дзоритори сейчас, но происходит из самурайского рода. Вы ещё говорили, что намерены отдать его в какой-нибудь дом наследником, чтобы он вернул самурайское звание…
ИИДЗИМА: Всё это так.
АИКАВА: Я прихожу домой и слугам своим кричу, чтобы брали пример с вашего Коскэ, и кухарка О-Сан нахвалиться им не может…Вобщем, моя дочь… Уф, даже в пот от стыда бросило… влюбилась моя дочь в этого Коскэ. Стыд какой!
ИИДЗИМА: Ну что вы, господин Аикава. Дело молодое.
АИКАВА: «Как, – говорю – ты, дочь самурая, опустилась до того, что влюбилась, забыв о чести и долге, да ещё и заболела? У этого Коскэ, у него же за душой ничего, кроме синей куртки и деревянного меча, нет. Неужто он такой уж на вид красивый?»
ИИДЗИМА: (улыбаясь). Что же она говорит?
АИКАВА: «Я, – говорит – полюбила Коскэ не за то, что он красивый, а за его преданность. Вот – говорит – возьмёте вы в сыновья кого– нибудь со стороны, а вдруг он плохим окажется? Лучше нам взять хоть простого слугу, а только чтобы был он человеком верной души…» И, знаете, господин Иидзима, рассуждения её показались мне разумными… И я пообещал ей просить вас отдать мне в наследники вашего Коскэ. Не откажите в моей просьбе.
ИИДЗИМА: Ну что ж… Знаете, мне тоже рассуждения вашей дочери показались разумными. Благодарю вас за честь. Буду только рад.
АИКАВА: (восторженно). Так вы согласны? Вот спасибо-то вам!
ИИДЗИМА: Но прежде следует сообщить самому Коскэ. А получив его согласие, я немедленно дам вам знать.
АИКАВА: Да зачем мне его согласие? Достаточно того, что согласны вы!
ИИДЗИМА: Простите, однако, ведь не я же иду к вам в наследники!
АИКАВА: Если вы ему прикажете, он не посмеет отказаться! Только, прошу вас, вы уж прикажите ему… В этом году мне будет пятьдесят пять… мне хотелось бы прямо сейчас узнать, как решится это дело. Покорнейше прошу!
ИИДЗИМА: Хорошо, согласен. Если у вас есть сомнения, я могу дать клятву на мече.
АИКАВА: Нет-нет, что вы, вполне достаточно вашего слова! Ну, побегу сказать дочери, то-то обрадуется! На радостях съест несколько чашек риса. наверное! Только… знаете ли, есть такая пословица: «С добрым делом поспеши». Так давайте завтра же и обменяемся подарками в знак помолвки. И господина Коскэ приведите, пожалуйста, хотелось бы его дочери показать… Ну, бегу!
ИИДЗИМА: Может быть, выпьете чарку?
АИКАВА: Благодарю, но прошу вашего разрешения откланяться.
ИИДЗИМА: Ну что ж, до скорой встречи.
Аикава, полный радости и весь мокрый от пота, повернувшись, налетел на столб, охнул от неожиданности и выбежал из дома.
(Весело.) Вот растяпа. Эй, кто-нибудь, проводите его!
Входит О-КУНИ.
(Довольный и гордый.) Позвать Коскэ!
О-КУНИ: Коскэ нездоров…
ИИДЗИМА: Это ничего, позови его на минуту.
О-КУНИ: О-Такэ!
Входит служанка О-ТАКЭ.
О-ТАКЭ: Да, госпожа.
О-КУНИ: Ступай и передай Коскэ, что господин требует его к себе.
О-ТАКЭ убегает в комнату для прислуги.
ГОЛОС О-ТАКЭ: Коскэ! Вставай, Коскэ! Господин зовёт!
ГОЛОС КОСКЭ: Сейчас иду.
КОСКЭ подходит к комнате хозяина.
КОСКЭ: А лоб-то у меня разбит… Ну, придётся идти как есть. (Входит в комнату Иидзимы.)
ИИДЗИМА: Подойди ко мне, Коскэ. Оставьте нас одних.
О-КУНИ выходит, но возвращается, чтобы подслушать.
Мне доложили, что ты нездоров. Но тем не менее я вызвал тебя, потому что это важно. У старика Аикавы, что живёт на Суйдобата, есть дочка – О-Току. Ей восемнадцать лет. Девушка эта красива, а также примерна в отношении долга перед своим родителем. Аикава обратился ко мне с просьбой отпустить тебя к нему в наследники – и ты пойдёшь. (Увидел разбитый лоб Коскэ.) Что это у тебя со лбом?
КОСКЭ: Виноват.
ИИДЗИМА: Ты что, подрался? Ну что ты за негодяй! Так изуродовать себе рожу накануне серьёзного шага в своей жизни… Преданный слуга получает раны только на службе у господина!
КОСКЭ: Я не дрался. Я выходил по делу, и возле дома господина Миябэ на меня упала черепица. Прямо в лоб. Прошу извинить меня.
О-КУНИ, довольная, отходит от двери и удаляется к себе.
ИИДЗИМА: Что-то не кажется мне, что эта ссадина от черепицы…
Нрав у тебя горячий. Но запомни: когда противник хитрит – прямо действовать нельзя. Иероглиф «терпение» изображается знаками «меч» и под ним – «сердце». Ибо только один неосторожный шаг – и в сердце твоё вонзится меч.
КОСКЭ: Господин, я слышал, что четвёртого августа вы собираетесь на рыбную ловлю… Но ведь совсем недавно скончалась ваша дочь! Пожалуйста, отложите эту поездку!
ИИДЗИМА: (нетерпеливо). Хорошо, рыбную ловлю мы отложим, не в этом сейчас дело. Так вот, я предлагаю тебе идти к Аикаве…
КОСКЭ: Какое будет поручение?
ИИДЗИМА: При чём здесь поручение? Дочь Аикавы полюбила тебя, и ты пойдёшь к нему в наследники.
КОСКЭ: Да, понимаю. Кто, вы говорите, идёт к нему в наследники?
ИИДЗИМА: Ты идёшь!
КОСКЭ: Я?! Я не хочу!
ИИДЗИМА: Дурак! Лучшего тебе и желать нечего!
КОСКЭ: Не гоните меня от себя, позвольте быть рядом с вами!
ИИДЗИМА: Но я уже дал согласие, я поклялся на мече!
КОСКЭ: Не надо было клясться!
ИИДЗИМА: Если я нарушу слово, мне придётся вспороть себе живот.
КОСКЭ: Сделайте милость!
ИИДЗИМА: Если ты не будешь меня слушаться – выгоню!
КОСКЭ: Выгоняйте!.. Разве нельзя было толком всё рассказать мне до того, как вы дали клятву?
ИИДЗИМА: Да, в этом я виноват, и прошу простить меня. (Кланяется, уперев руки в пол.) Теперь ты согласен пойти к Аикаве?
КОСКЭ: Хорошо, я согласен. Но пусть пока это будет только сговор, а я останусь у вас ещё на десять лет!
ИИДЗИМА: Да ты что! Завтра мы обмениваемся подарками по случаю помолвки, а в начале месяца состоится брачная церемония.
КОСКЭ: (себе). Значит, заколоть этих двоих и вспороть себе живот придётся сегодня… (По лицу его покатились слёзы.)
ИИДЗИМА: (с досадой). Какой ты упрямый! От нас до Суйдобата рукой подать, можешь навещать меня хоть каждый день. Парень ты как будто бравый, а слёзы льёшь… Мужчина должен иметь твёрдый дух!
КОСКЭ: Господин Иидзима, я стал вашим слугой пятого марта. Вы отнеслись ко мне с такой добротой, что я не забуду этого даже после смерти… Я только хочу сказать… Выпив водки, вы очень крепко спите. Без водки же вам не спится. Пейте её поменьше. Даже с героем, когда он так спит, можно сделать всё, что угодно. Будьте настороже, господин! И не забывайте принимать лекарство, которое вам прислал господин Фудзита…
ИИДЗИМА: (нахмурился, пристально взглянул на Коскэ). Что это ты, словно в дальние страны собрался? Такое мне мог бы и не говорить.
Картина восьмая
Раннее утро. Двор Хагивары Синдзабуро. ТОМОДЗО стучит в двери Хакуодо ЮСАЯ, который тоже снимает пристройку во дворе.
ЮСАЙ: (сонно). Кто это?
ТОМОДЗО: Это я, Томодзо!
ЮСАЙ: Чего тебе?
ТОМОДЗО: Сэнсэй, откройте, пожалуйста!
ЮСАЙ: Рано же ты поднялся… Никогда так не встаёшь… Сейчас открою! (Выходит к Томодзо.)
ТОМОДЗО: Вы только не волнуйтесь, сэнсэй…
ЮСАЙ: Да ты сам весь трясёшься! Что случилось? Чего ты пришёл?
ТОМОДЗО: С господином Хагиварой беда!
ЮСАЙ: Что с ним?
ТОМОДЗО: Не знаю, как быть… Мы оба снимаем жильё у господина Хагивары, можно сказать, вместе живём. С ним такая беда! (Понизив голос.) У него каждый вечер ночуют женщины…
ЮСАЙ: Он молод и одинок. Что же тут за беда?
ТОМОДЗО: Вчера возвращаюсь вечером, слышу – у него в комнатах женские голоса, подкрался я и заглянул…
ЮСАЙ: Нехорошо.
ТОМОДЗО: Да в этом ли только беда! – Женщина эта – не женщина!
ЮСАЙ: Разбойница?
ТОМОДЗО: Да какое там! Заглянул я за полог и вижу, она – вся тощая, кожа да кости, лицо у неё синее, с прически симада свешиваются космы волос, подола у нее нет, и вообще от бедер книзу ничего нет, и вот своей рукой – кожа да кости! – вцепилась она господину в шею, а он сидит, счастливый, будто обнимает красавицу!.. Рядом сидит еще одна женщина в прическе марумагэ, тоже – кожа да кости. Поднимается вдруг она и идет прямо на меня, и у нее тоже от бедер книзу ничего нет… Привидения околдовали господина Хагивару!
ЮСАЙ: (строго). Томодзо, это правда?
ТОМОДЗО: Сходите сегодня ночью сами и убедитесь!
ЮСАЙ: Да нет, мне как-то не хочется… М-да. Никогда не слыхал, чтобы привидения ходили на любовные встречи. Впрочем, в одном китайском романе такой случай описан…
ТОМОДЗО: Сэнсэй, если господин Хагивара спит с привидением, он должен умереть?
ЮСАЙ: Непременно умрет. Пока человек жив, он свободен от скверны. А вступив в плотскую связь с привидением, живой утрачивает чистоту крови и быстро погибает.
ТОМОДЗО: Говорят, что незадолго до смерти у человека на лице проступает тень смерти, вы бы сходили, поглядели…
ЮСАЙ: Ну что ж, я дружил еще с его отцом, я не могу отмахнуться…
Томодзо уходит. ЮСАЙ идёт к ХАГИВАРЕ, останавливается у дверей.
ЮСАЙ: Господин Хагивара!.. Господин Хагивара!
ХАГИВАРА: Кто там, простите?
ЮСАЙ: Это Хакуодо Юсай, с вашего позволения.
ХАГИВАРА: Доброе утро, входите. У вас, вероятно, какое-то дело?
ЮСАЙ: (входит на веранду). Я пришел, как физиогномист. Позвольте осмотреть вас по правилам моего ремесла.
ХАГИВАРА: Что это вы в такую рань? Живём мы рядом, могли бы пожаловать в любое время…
ЮСАЙ: Нет, не скажите, лучше всего осматривать в такое время, когда только взошло солнце… Ну-ка! (Достаёт увеличительное стекло и всматривается в лицо Хагивары.) Господи…
ХАГИВАРА: (испуганно). Что это вы?
ЮСАЙ: (торжественно объявляет). Господин Хагивара! Физиогномика говорит, что не пройдет и двадцати дней, как вы умрёте!
ХАГИВАРА: Я? Умру?
ЮСАЙ: Умрёте. Необъяснимые вещи бывают на свете, и сделать здесь ничего нельзя.
ХАГИВАРА: Да, мне говорили, что на лице обречённого появляется тень смерти… Но ведь были же люди, которым за добродетели даровался полный срок жизни! Может, я могу еще избежать смерти?
ЮСАЙ: Боюсь, что нет. Вот разве что, пожалуй, удалить от себя женщин, которые приходят к вам каждый вечер…
ХАГИВАРА: Никакие женщины ко мне не приходят!
ЮСАЙ: Ну полно, вчера ночью их видели у вас. Кстати, кто это?
ХАГИВАРА: Нет, она никак не может быть опасной для меня…
ЮСАЙ: Более опасного для вас ничего нет на свете.
ХАГИВАРА: Сэнсэй, это дочь хатамото Иидзимы, что живет на Усигомэ. Она со своей служанкой переехала жить в Сансаки. Мне передали, будто она умерла от любви ко мне, а недавно я встретил ее…
ЮСАЙ: Это не женщины, а привидения! Теперь в этом нет сомнений, раз вам передали, что она умерла. Она обнимает вас тощими, как нитки, руками, а вам кажется, что вы целуете юную красавицу! Кстати, вы бывали у них в деревне Сансаки?
ХАГИВАРА: Нет, я встречался с ними только у себя дома... (Ему стало жутко.) Вот что, сэнсэй, пожалуй, я сейчас же пойду в Сансаки и всё проверю. (Уходит.)
Храм Симбандзуй-ин. Позади храма ХАГИВАРА видит свежую могилу, а возле неё – промокший под дождём фонарь с колпаком в виде пиона… Из монастырской кухни выходит МОНАХ.
ХАГИВАРА: Простите, это храм Симбандзуй-ин? Я иду из деревни Сансаки. Не могли бы вы порадовать меня чашечкой чая, мне нужно набраться сил, чтобы дойти до Эдо.
МОНАХ: Конечно, господин, я сейчас. (Выносит ему чай.) Подкрепитесь.
ХАГИВАРА: Не скажете ли мне, чья это могила там, позади храма, на которой лежит фонарь с колпаком в виде пиона?
МОНАХ: Это могила дочери хатамото Иидзимы Хэйдзаэмона из Усигомэ, скончалась она недавно, и ее должны были похоронить у храма Ходзю-дзи, но похоронили у нас, потому что наш храм всё равно у них в подчинении…
ХАГИВАРА: (в смятении). А чья могила ещё там рядом?
МОНАХ: Это могила её служанки. Она умерла от усталости, ухаживая за своей больной госпожой, и их похоронили вместе.
ХАГИВАРА: (в ужасе). Вот оно что… Значит, это, и верно, привидения.
МОНАХ: Как вы сказали?
ХАГИВАРА: Нет-нет, ничего… До свидания. (Он отставляет в сторону чай и почти бегом удаляется.)
Двор Хагивары. ХАГИВАРА стучит в двери Хакуодо Юсая. Выходит ЮСАЙ.
ХАГИВАРА: Вы были правы! Я нашел их могилы! Они обе мертвы!
ЮСАЙ: (озабоченно). И за какие грехи привидение так влюбилось в вас?
ХАГИВАРА: Горе мне! И ведь сегодня вечером они опять придут!
ЮСАЙ: Откуда вы знаете? Они обещали?
ХАГИВАРА: Да. Она сказала, что придет обязательно. Сэнсэй, прошу вас, останьтесь сегодня на ночь у меня, а?
ЮСАЙ: Ну, уж нет, увольте!
ХАГИВАРА: Тогда сделайте что-нибудь с помощью ваших гаданий!
ЮСАЙ: Нет, гадания тут бессильны… А вот напишу-ка я господину Рёсэки, настоятелю этого самого храма! Он человек искушенный в молитвословиях. И мы с ним в дружбе. Отнесите ему мое письмо и попросите помочь. (Чертит несколько иероглифов, Хагивара берёт письмо и бежит с ним к господину Рёсэки.)
Храм Симбандзуй-ин. ХАГИВАРА входит к настоятелю. Господин РЁСЭКИ в коричневой рясе поверх белого кимоно неподвижно восседает на простом дзабутоне. Весь его облик говорит о самоотверженном служении Будде. Хагивара протягивает ему письмо и почтительно склоняется. Настоятель читает.
РЁСЭКИ: Ты и есть Хагивара Синдзабуро?
ХАГИВАРА: Да, я недостойный ронин, и зовут меня Хагивара Синдзабуро. Не знаю, за какие грехи, но меня преследует призрак умершей. Почтительно молю вас, отгоните от меня этот призрак.
РЁСЭКИ: В письме сказано, что на твоем лице проступила тень смерти. Подойди ко мне, чтобы я мог взглянуть на тебя…(Рассматривает.) Да, сомнений нет, в ближайшее время ты умрешь.
ХАГИВАРА: Молю вас, сделайте так, чтобы я избежал смерти!
РЁСЭКИ: (задумчиво). Твою судьбу определяют глубоко скрытые причины… Этому трудно поверить, и все же это так. Призрак преследует тебя не из злобы, а от большой любви. Весь ужас и вся неизбежность судьбы твоей в том, что тебя на протяжении вот уже трех или четырех существований, умирая и вновь рождаясь, любит одна женщина. (Встаёт, достаёт ларец.) Судьбы избежать невозможно. Но чтобы отогнать призрак, я дам тебе могучий талисман «кайоннёрай», и вознесу молитвы за умиротворение голодной души этой женщины. Талисман этот сделан из чистого золота, и потому его следует беречь от чужих глаз: жадный человек может польститься на него. (Вручает талисман Синдзабуро.) Носи его либо в поясе, либо за спиной. (Достаёт из тайника сутры, написанные на бумажных свитках.) Я вручаю тебе сутры «Убодарани», возьми их, будешь читать вслух. И еще ты возьмёшь вот эти ярлыки-заклятия. Оклей ими свое жилище так, чтобы привидения не смогли проникнуть к тебе.
ХАГИВАРА: Спасибо, господин настоятель, от всей души надеюсь на спасение. Будьте благословенны, господин Рёсэки. (Уходит.)
Дом и двор Хагивары. Хакуодо ЮСАЙ и ХАГИВАРА обклеивают стены дома ярлыками с заклинаниями. Юсай уходит, а Хагивара запирается в своих комнатах, опускает полог от комаров и начинает читать сутры.
ХАГИВАРА: (в отчаянии). Ничего не получается. (Начинает читать вслух.) «Нобобагябатэйбадзарадара са-гяраниригусяя, татагятая, таниятаонсоропэй, бандарабати, богярэасярэйасяхарэй…» Ничего не понять, словно бред иноземца…
Слышно, как колокол в Уэно ударил четвертую стражу, эхом откликнулся пруд у холма, плеснула вода в источнике, и огромный тёмный мир погрузился в тишину, лишь осенний ветер шумел среди холмов. Но вот послышался стук гэта.
Идут! Это они…(Сжавшись, громко начинает читать сутры.)
У живой изгороди стук гэта прекращается. ХАГИВАРА, бормоча молитвы, выползает из-под полога и выглядывает в дверную щель. Впереди, как обычно, стоит О-ЁНЭ с пионовым фонарем, а за ее спиной – О-ЦУЮ.)
Её красота ужасает… Неужели это привидение! Боже, самому отказаться от неё – помоги мне выстоять, господи!
Дом обклеен ярлыками-заклятиями – и привидения попятились.
О-ЁНЭ: Нам не войти, госпожа! Господин Хагивара закрыл перед вами двери. Смиритесь, забудьте мужчину с прогнившим сердцем!
О-ЦУЮ: (печально). Сердце его изменило… Сердце мужчины, что небо осеннее! Ёнэ, я должна поговорить с ним! Я не вернусь, пока не увижу его! (Она закрыла лицо рукавом и горько заплакала.)
ХАГИВАРА: (дрожа). Наму амида Буцу, наму амида Буцу…
О-ЁНЭ: Достоин ли господин Хагивара такой любви?.. Что ж, попробуем войти к нему через черный ход.
О-ЁНЭ берёт О-Цую за руку и ведёт вокруг дома. Но и с черного хода войти не удаётся – и тут приклеены ярлыки.
Картина девятая
Дом Иидзимы. Появляется ГЭНДЗИРО. Его встречает О-КУНИ.
ГЭНДЗИРО: Добрый день, госпожа О-Куни!
О-КУНИ: (жеманно). Добро пожаловать! Как поживаете, господин Гэндзиро? Прошу вас, садитесь сюда, здесь ветерок…
ГЭНДЗИРО: (вполголоса). Коскэ не проболтался?
О-КУНИ: (так же тихо). Нет. Сказал господину, что лоб ему поранило черепицей. (Громко.) Прямо не знаю, куда деваться от этой жары! (Шепотом) В нашего Коскэ влюбилась О-Току, дочка Сингобэя, что живёт на Суйдобата… Так старик притащился просить, чтобы Коскэ отдали ему в наследники. Сегодня у них помолвка…
ГЭНДЗИРО: Вот и хорошо, Коскэ из дому – и конец волнениям…
О-КУНИ: Так, да не так. Господин Иидзима будет его посаженным отцом! А уж тогда этот парень будет всё равно что его родня. Он и в слугах-то нахален не по чину, а уж тогда… Нет уж, как хочешь, а Коскэ надо убить.
ГЭНДЗИРО: Наш слуга – Айскэ… Он влюблен в дочку Аикавы, натравим его на Коскэ. Пусть подерутся – мы выгоним Айскэ за драку. Но наказание за драку полагается одинаковое, и дяде тоже придется прогнать Коскэ… Плохо только, что завтра от Аикавы возвращаться они будут вместе.
О-КУНИ: Я скажу, что Коскэ мне нужен, и попрошу отослать его домой пораньше… (В полный голос.) Но, право, вам не следовало бы уходить так скоро. До свидания.
Улица. ГЭНДЗИРО подзывает своего слугу АЙСКЭ, который идёт с корзинами и что-то фальшиво напевает.
ГЭНДЗИРО: Хорошо поёшь, Айскэ! И вообще ты у нас молодец! Кстати, брат тоже всегда тебя хвалит. Говорит – хочет отдать тебя в хороший дом наследником и даже сам будет твоим посажённым отцом.
АЙСКЭ: Очень даже благодарим за такую милость.
ГЭНДЗИРО: Он сказал, будто собирался предложить тебя в наследники к Аикаве, который живет на Суйдобата…
АЙСКЭ: Неужто правда?! Да это здорово!
ГЭНДЗИРО: Да, совсем было уж договорились, но этот дзоритори соседский, Коскэ – заявился к слугам Аикавы и наговорил там, что Айскэ, мол, пьяница, в пьяном виде ничего не разбирает… Сказал, что ты играешь на деньги, да еще и вороват вдобавок…
АЙСКЭ: Что-о?!
ГЭНДЗИРО: Ну, услышав такое, Аикава, конечно, от тебя отказался. А теперь в наследники туда идет сам Коскэ, сегодня, говорят, уже устраивают обмен подарками! Скотина все-таки этот Коскэ …
АЙСКЭ: В наследники Коскэ идет? Мерзавец! И я же еще вороват?!…
ГЭНДЗИРО: А ты задай ему хорошенько.
АЙСКЭ: Задай… Он фехтование знает, мне с ним не справиться.
ГЭНДЗИРО: А ты подговори Забияку Камэдзо, да еще Токидзо, слугу господина Фудзиты. Можете встретить его, когда он будет идти сегодня от Аикавы. Избейте. Даже убейте, и бросьте в реку.








