Текст книги "Семьдесят семь бантиков"

Автор книги: Сания Шавалиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 4 – Мечта Брим-Бома

Моросящий дождь принес облегчение Кикирилле. Она слизнула с губ капли дождя и завистливым взглядом проводила дикую утку, которая с криком пролетела мимо и пропала в тумане. Мысль о предстоящем экзамене не давала покоя. И чем больше она об этом думала, тем больше боялась.

А ведь она ждала Этого утра еще с прошлой весны, и вот оно наступило. Раздался негромкий звук – это треснула в густой траве ветка, на которую наступила бабушка. Она шла следом и напутствовала:

– Не опозорь семью. Ты должна стать злой, вредной, крикливой, как я.

Кикирилла остановилась. Бабушка обошла ее, с восторгом глядя на внучку, словно уже примеряла к ее голове семьдесят семь бантиков. Вот так они и стояли, и смотрели друг на друга.

«Жесть! – подумала Кикирилла. – Скоро у меня начнется совсем другая жизнь. Стану мучить зимняков налево и направо. Незлодеев тоже буду мучить! Вот какая я стану! Все будут разбегаться от меня с громким топотом!». Кикирилла отчетливо услышала топот, который становился все громче и громче. И тут она поняла – это бьется ее сердце. Кикирилла даже испугалась, что бабушка услышит.

– Или кажется, или я это слышу? – Кикимора Болотная прислушалась. – Вроде как стреляют?

– Это я, – призналась Кикирилла.

Бабушка распахнула глаза.

– Стреляешь?

– Боюсь! Сердце колотится.

Бабушка уставилась на внучку.

– Сердце?! У Кикимор нет сердца!

– У меня есть…

– Замолчи! Сейчас же замолчи!

Кикирилла покраснела и смутилась. Краснеть надо отвыкать, а привыкать зеленеть. Кикиморам Болотным положено зеленеть.

– Между прочим, купила новую шапку горгоны, – Кикимора Болотная в поисках сумки похлопала себя по бокам. Сумка на длинном ремне из осоки висела за спиной. Перетянула ее на живот и вынула шапку, примерила. Змеи зашевелились, раскрыли пасти.

– Ничего себе! – растерялась Кикирилла.

Хотя лицо Кикиморы Болотной окружал венок змей, сама старушка выглядела счастливой. Шапка стала сползать набок – очень медленно, но неуклонно. Змеи пытались ее уравновесить.

В школе Кикириллу учили, как обращаться со змеями горгоны. Главное, не бояться, не питать их своим страхом. Но этого, конечно, мало. Учительница Жаба-Ужаба сначала угостила учеников специальным антизмеиным снадобьем. Эта прививка ну очень невкусная. К красной глине добавляется зола, перетертая змеиная чешуя и помет белки, которую укусила гадюка. Потом все это перемешивается, взбалтывается, три недели настаивается на дне болота и долго томится в печи.

Кикирилла, конечно, понимала, что опасности нет, но шапка сползала все ниже, а змеи извивались все яростнее. Бабушка поправила шапку и громко расхохоталась. Кикирилла разозлилась. Леший ее побери! Прикололась, значит?

– Ладно, будем считать, шутка не удалась, – примирительно кивнула Кикимора Болотная. – Хотела, чтобы ты немного расслабилась, а то ходишь, как будто тебя заморозили. Слушай, давай превращусь в тебя и пойду на экзамен? Уж я-то не завалю.

– Сама справлюсь, – отказалась Кикирилла.

– Уверена? – и бабушка вдруг надела шапку на голову внучки.

Раздвоенный змеиный язык завибрировал, потянулся к Кикирилле. Она вспомнила, чему учила ее Жаба-Ужаба, и щелкнула змею по лбу. Змея зашипела от обиды. Другие змеи как будто выстрелили вверх, из их пастей посыпались острые жгучие искры.

«Это что-то новенькое», – присмотрелась Кикирилла.

Бам-с! Бам-с! Бам-с! – Одной, второй, третьей.

От щелчков змеи все уменьшались и уменьшались, словно от них отрезали по кусочку.

Одна змея все-таки стрельнула ядом и попала на зеленый шарф. Кикирилла потянулась к ней – хотела завязать в узел. Уловив настроение внучки, бабушка сняла с нее шапку и вернула в сумку.

– Вещь не порть, – она пытливо уставилась на Кикириллу. – Совсем не страшно?

– Теперь пятно останется.

Кикирилла ошиблась, яд прожег шарф насквозь.

– Ты храбрее меня, – обрадовалась Кикимора Болотная. – Я в своe время от этой шапочки визжала от ужаса. Представляю, какая получится гремучая смесь, если ты ещe и черные бантики получишь. Тебе и Тон Мракович нипочeм будет.

С этой змеиной шапкой Кикирилла напрочь забыла о бантиках. Вот так бабуля – отвлекла ее от тревожных мыслей.

– Бабушка, а у меня будет нос крючком?

– Обязательно. И ещe трeхслойная бородавка на подбородке. И волосы, как истeртая мочалка. Главное, запомни – тебе нельзя делать добрые дела. Ни большие, ни маленькие. Это очень важно. Запомнила? И постарайся понравиться Мраковичу. Будь капризной, нервной, обязательно забудь поздороваться.

Кикимора Болотная подпрыгнула, сорвала с берeзы черный нарост чаги. Переломила пополам, откусила.

– Фу! С-солонющий, – она сморщилась, но гриб не выплюнула, стала медленно пережевывать.

Кикирилла осторожно взглянула на бабушку. Она надеялась, что нарост еще не созрел, а то бабушка начнет долго и утомительно вспоминать о былой жизни.

– …Сначала, дорогая моя, я жила в доме у мельника…

Началось! Сто миллионов раз она все это слышала.

– …Ох и баловница я была… его жене косы путала, детей щекотала, курам перья дeргала…

Сейчас заплачет! Кикирилла не ошиблась. Бабушка утерла слезу, высморкалась в подол платья из болотной осоки:

– …Раньше-то нас, нечисть, уважали. На шкаф ставили тарелку с кашей. А потом, помню, жена мельника сбежала с местным пастухом, и старик женился на другой. Девушка была трудолюбивая, красивая… ты меня слушаешь?

– Очень внимательно.

– Вот что я сейчас сказала? – спросила старушка.

– Девушка была трудолюбивая, красивая. А ты сидела в правом углу от входа, у самой печки. Обычно туда сметали мусор, а чтобы не накликать беду, его не выносили из избы, а сжигали в печи. А потом красавица, чтобы вывести нечистую силу, привела медведя. Ох и поломал он наших…

Вдруг Кикимора Болотная заметила на пеньке промокшего Чертополоха. Он сидел, ссутулившись, поджав под себя ножки, ладонями обняв подбородок. Мыслитель.

– Проблемы? – спросила Кикимора Болотная.

Чертополох ойкнул и прижал к щекам борта фиолетовой шляпы. Он безумно боялся Кикиморы Болотной. У нее была дурная привычка швырять его шляпу куда подальше. Маханет со всей дури и наслаждается видом, куда ее уносит. А Чертополоху потом носись по тайге в поисках.

Вот и сейчас, Кикимора Болотная потянула шляпу вверх. Он повис следом. Глянул вниз и обмер. Хоть и невысоко, но все равно жутковато.

– Ну? – буркнула Кикимора.

– Я… – Чертополох засучил ножками. – Я это… слежу за Желми.

– А где он?

– Ушeл в посeлок и не вернулся.

– А ты почему здесь?

– Так боязно там, в поселке.

Как же Кикимора Болотная ненавидела всех этих медведей, а особенно желтого. И хотя не знала, что случилось с Желми, но надеялась, что это что-то ужасное. Чем хуже, тем лучше.

– А зачем он пошел в посeлок?

– Тон Мракович приказал. В город прибыл зверинец, а в нeм животные содержатся в невыносимых условиях, голодают и все такое. Желми ушeл узнавать и пропал.

Как-то разом стемнело. Нахмурилось небо, словно втихаря замыслило какую-то пакость. Кикирилла уставилась вверх, на тучи.

– Может, он умер? – сказал Чертополох.

Кикимора Болотная расхохоталась. Её смех раскатами пошел гулять по тайге. Зная лютую ненависть кикимор к медведям, внучка спросила:

– Твои проделки?

Старушка тяжело вздохнула. Честное слово, она очень бы хотела закопать жeлтого медведя поглубже. Но сегодня не случилось. Пока не случилось…

– Шeл бы ты отсюда, – посоветовала Кикимора Болотная. – Неровен час, попадeшь в беду, – Она плотнее закуталась в накидку из серо-синего мха. – В беду хочешь?

– Не хочу.

В ту же секунду тишину расколола молния. Чертополох от ужаса подпрыгнул, пронесся над Кикириллой и пропал в зарослях шиповника. Загрохотало так, будто с неба посыпались булыжники. С макушки березы свалился бельчонок. Его на лету поймала белка-мать, унесла в дупло.

– Ты слышала?

Кикирилла прислушалась:

– Вроде на гром не похоже.

Подул рваный ветер, заскрипели ели, на черeмуху полетели ржавые иголки хвои.

– Неспокойно сегодня в лесу, – сказала Кикимора Болотная. – Возможно, зимняки промышляют. Совсем страх потеряли.

Кикирилла уловила настроение бабушки. По спине побежали мурашки.

– Бабуль, что-то тебя штормит. То мельник, то Желми, то зимняки. Может, пойдeм, а то опоздаем на совет.

– Да, да, да. Это я переживаю за тебя. Жуть. Никогда не думала, что будет так тяжело.

В другое время Кикимора Болотная обязательно бы выяснила, откуда злозвучие. Но сегодня недосуг, сегодня особый день для их семьи.

– Семьдесят семь бантиков! Они будут наши!

Кикирилле вдруг захотелось исчезнуть, как Чертополох. А тут гроза затрещала с такой силой, что со склона посыпались камни. Молния ломаной спицей прошила небо, острием ударила в сухое дерево, в самую сердцевину. Пламя разыгралось сразу, поползло вверх. Сухие ветки зашевелились, задрожали, разбрасывая фейерверк искр.

Кикимора Болотная взобралась на камень, соскребла бурый мох, скатала в шар: шесть поворотов налево, три направо, семь вокруг оси. Теперь главное не промахнуться и попасть в центр очага. Если мимо, огонь вырвется и пойдет гулять по тайге. Метнула в дерево – попала! Огонь дернулся, опал и, угасая, зашипел. И время пошло вспять. Через секунду сухостой выпрямился, стряхнул гарь, поднял ветви. Выпуская зелень, лопались почки. Змеиной кожей по стволам поползла бронзовая кора.

Внучка с завистью вздохнула:

– Мне бы так!

– Вместе с бантиками получишь силу, – Кикимора Болотная обняла внучку, поцеловала.

– Могли бы просто так дать. Почему я должна сдавать экзамены?

– Потому что много шарлатанов развелось. Корчат из себя магов, черных вредителей. Надо, внучка, доказать членам комиссии, что ты достойна рода кикимор. Кстати, мы сильно опаздываем. Похоже, без тропинки-заризанки нам не обойтись.

Кикимора Болотная затопала, захлопала. Испуганно вспорхнули воробьи. Но больше ничего.

– Я точно знаю, что она здесь, – рассердилась Кикимора. Протиснулась меж берез – из-под лапника выскочил Сморчок. Кикимора поймала его за шляпку. – Где тропа, ну?

Сморчок покосился на клеверную поляну. Кикимора встала в центр поляны, затопала, захлопала, и тропа зеленой лентой тронулась с места. И так шустро, что Кикимора Болотная мгновенно пропала за деревьями. Кикирилла растерялась, замешкалась. А тут еще с пушистого цветка снялась оса и загудела над головой, выказывая недовольство.

– Чего отстаешь? – вернулась бабушка.

– Да вот оса.

Кикимора Болотная что-то прожужжала осе, и та пропала. Кикимора затащила внучку на тропинку, и она тронулась. Еще несколько хлопков, и вот уже тропинка помчалась мимо школы заризанов. Здесь учились все, и растения, и звери, и нечистая сила. Тропинка устремилась к водопаду. Кикирилла еле сдержалась от крика, но тропинка в последний момент свернула. Они проехали уже полпути, через низкорослый лес, через рябиновую рощу. Вдруг тропинка дeрнулась и резко остановилась. Кикимора Болотная упала на колени, внучка свалилась на нее.

– Чуть не покалечились, – проворчала Кикимора, пытаясь встать.

Кикирилла поспешила ей на помощь.

– Не надо! Я сама! – бабушка сошла с тропинки. – Похоже, заклинило.

Тропинка еще несколько раз дернулась, пытаясь тронуться с места. Кикимора Болотная приподняла край. Небольшое заклинание, и лужа под тропинкой собралась в шар, поднялась над землeй. Внутри шара, выпучив глаза, застыла пара головастиков. Шар, вибрируя, поплыл к яме и там лопнул. Яма наполнилась водой и головастиками.

Тропинка тронулась, но Кикимора не стала разгоняться. На тропу заползла божья коровка, калачиком свернулся ужик.

Сверкнула молния.

– Небо расшалилось. Не к добру это, – Кикимора зябко поежилась. Стянула с плеч промокшую от дождя накидку, отжала, встряхнула. Волосы тоже промокли. Она аккуратно собрала их в пучок, скрутила жгутом.

Молнию догнал гром. Звук шел из-за Крестовой горы. Кикимора Болотная подоткнула полы платья и полезла в гору. Она карабкалась по серым валунам, и скоро руки стали грязными и скользкими. Зацепившись за корень низкорослой берeзы, подтянулась и выбралась на маковку горы. Холодный ветер засвистел, укусил за щeки.

Кикимора повернулась и увидела лысину тайги с карстовой воронкой посередине. Дальше виднелась цепь полуразрушенных гор под тяжелым покрывалом бурого леса. Внучка карабкалась следом. Наконец они добрались до ложбины между двумя большими камнями, в которой и устроились.

– Фух! Ты куда исчезла? – задыхалась внучка.

– Тихо! – Кикимора придавила клеща на ее щеке. – Вот зараза!

Кикирилла удивленно уставилась на бабушку.

– Да не ты, – она сняла с головы внучки еще пару клещей. – Три заразы.

Вновь ухнуло. Кикирилла пригнула голову, прижалась к бабушке.

– Как пить дать, стреляют, – прошептала Кикимора.

– Кто?

– Не знаю пока, – Кикимора Болотная вылезла из ложбины. – Подойду-ка поближе.

Возможно, она так бы и поступила, но справа что-то зашуршало. От увиденного старушка присела. Прямо на них шeл Желми. Качаясь, как маятник, он тащил Тополиху и, казалось, слабел с каждой секундой. Ветви волочились по земле, цеплялись за камни, сбривали неокрепшую весеннюю траву.

«Фьють», – свистнула пуля.

– Киким… умираю, – простонал медведь, заваливаясь на старушку. Та откатилась в сторону и, спасая внучку, дернула ее за руку, но не успела поджать левую ногу, медведь рухнул прямо на нее. Тополиха рухнула рядом.

– Ааааа, – взвыла Кикимора Болотная от боли, – дурак косолапый!

Она трясла Желми, а он спал, похрапывая. Хр-р-р – на вдохе, фий-ю-ю-ю – на выдохе. Спина его поднималась и опускалась, как меха в кузнице. Кикимора Болотная трясла медведя со всей мочи: вопила, проклинала. Кикирилла канючила, пытаясь помочь, ползала рядом. Но как справиться с полутонной живого медвежьего веса? Потянула за накидку. Когда она порвалась, Кикирилла больно приложилась локтем о камень. Нужно было срочно кого-то звать на помощь.

– А-а-а, помогите!

Помогла Тополиха. Она перекатила Желми на другой бок. Кикимора с трудом подтянула ногу. Вывороченная пятка смотрела в другую сторону.

– Сибурдан, – бабушка закрыла глаза, – собери мох сибурдан.

– Хорошо, – кивнула Кикирилла.

Сибурдан – особый мох: сине-зеленый с черной каймой и сиреневой серединкой. Она сорвала горсть сибурдана и вернулась. Кикимора долго жевала мох, потом выплюнула кашицу на больное место, растeрла. Пятка нехотя, со скрипучим щелчком встала на место.

– Шикиблеск! – выдохнула Тополиха.

Кикимора Болотная растерла горсть мха ладонями и зашептала.

Медведь приподнялся, завис над землей.

– Ох, старость не радость, – вздохнула Кикимора, опeрлась на руку внучки, подошла к медведю. Он тихо покачивался в воздухе. Вот бы, наверное, удивился, если бы открыл глаза.

– Шандарахнуть бы его об землю!

И тут она увидела охотника. Может, он на медведя охотится? Кикимора Болотная умирала от любви к тем, кто не любил медведей. И этот зимняк с винтовкой явно был на ее стороне. Она приподняла медведя повыше, чтобы охотник его заметил. Громко сломала ветку, бросила большой камень. Бесполезно. А ведь охотнику только и нужно голову поднять. Но он тихо выругался себе под нос, обогнул камень и пошел к сосне.

– Вернись, – позвала Кикимора Болотная нежным голосом.

Брим-Бом прислушался.

– Сюда, сюда, – пела Кикимора Болотная.

Брим-Бом перекрестился.

– Свят, свят…

Кикимора тихо сплюнула. Только «свят-свят» ей не хватало.

– Помочь ведь хотела. Теперь придeтся наказать.

Она присела, сложила руки на груди, пошла по кругу. Когда она увеличилась в семьдесят семь раз, проявилась перед охотником. Еe морщинистые руки взметнулись вверх. Тучи содрогнулись, наскочили друг на друга. Огненные стрелы царапали небо. Кикимора схватила две молнии, соединила – и на землю просыпался огненный дождь.

Брим-Бом прижался спиной к сосне.

Кикимора выдохнула «Хаха-ах-хаха-ха!», сделала кувырок через голову превратилась в перламутровую лису с фиолетовыми глазами… Это была потаенная детская мечта охотника! Вот она, рукой подать! Перламутровая лиса из его детских снов, которая спасала его от одиночества. Он с ней дружил, только ей доверял тайны.

Охотник застонал и на четвереньках пополз к сновидению. Когда-то он дал себе слово найти эту лису.

– Боже, какое чудо! Какая роскошь!

Пушистый хвост лисы стелился по земле.Если бы у тумана была королева, она бы выглядела именно так, подумал охотник.

Лиса задрала морду и принюхалась, потом сделала шажок-другой, замерла. Охотник поднял винтовку – в его зверинце скоро поселится его мечта. Лиса посмотрела на Брим-Бома в упор сверкающими фиолетовыми глазами. И бросилась бежать.

Охотник кинулся следом, пытаясь ее догнать. Кругом звенели колокольчики, шуршали камни, сыпалась листва. Лиса уходила огромными прыжками. Если он начинал отставать, она останавливалась и ждала. Смотрела на него, наклоняя голову то влево, то вправо. Ее взгляд излучал ровно столько добра и света, сколько не хватало охотнику в жизни. Где-то в глубине души он понимал, что это не просто так, что нужно остановиться. Но не мог. Лиса сверкала острыми зубками, манила лапой. Охотник подумал, что при встрече с такой красотой мир должен выворачиваться наизнанку.

Брим-Бом заскочил в камыши, сделал шаг, еще… Почва вдруг стала вязкой. Ему показалось, что кто-то схватил его за ноги и потянул вниз, поначалу легко, словно пробуя силы, потом все настойчивей. А лиса висела напротив него в воздухе, над весенними первоцветами. И снова хвост туманом по кругу. Сейчас еe глаза отливали зеленью травы. Ноги охотника сводила судорога. Болотная жижа засасывала. Лиса наслаждалась. От нее к охотнику пробежал огонек загоревшегося Болотного газа.

– Помоги, – попросил Брим-Бом.

– Вряд ли, – ответила перламутровая лиса.

– У меня есть деньги, – соврал Брим-Бом.

Лиса присмотрелась. Карликовые березы, ива, осока, переходящая в мох. Лисе без труда удалось вырвать тонкую березу. Охотник разозлился, когда она бросила дерево не ему, а рядом с собой. И уселась сверху.

– Помоги, – повторил он, уже понимая, что его дразнят.

Лиса вскинулась, ударилась о землю, обернулась Кикиморой Болотной. Перед охотником предстала старуха в платье, которое давно превратилось в травянистые лохмотья.

– Не жалко? – внучка с большим интересом наблюдала за баловством бабушки.

Она ещe ни разу в жизни не видела, как бабушка расправляется с зимняком.

Кикимора остановилась – не хватило секунды, чтобы ударить в ладоши… И зимняк исчез бы в болоте.

Кикимора Болотная поджала губы:

– Такой сюжет загубила!

Ей нравилось смотреть на охотника. Он выглядел уже не так свирепо, как тогда, когда охотился на медведя. В его глазах светилась тоска.

– Замечательная картина.

Внучка не понимала ее восторга:

– Мы опоздаем.

– Извини, заигралась, – Кикимора оскалилась. Может, помочь? Наступлю на темечко…

– Ну бабуль.

– Иду, иду. Повезло тебе, бездельник.

Кикимора и внучка снова ступили на тропинку, и она понесла их в заросли ивы. Вспорхнула ворона. Целая стая поднялась и рванула на север, сквозь частокол елей, к вершине Демьянова пупа.

Холодная болотная жижа пошла в горло Брим-Бома. Он закашлялся, дернулся вверх, отчаянно замолотил руками.

Дотянулся до ближайшей кочки, она ушла под воду, но удержала зимняка на плаву. Уцепиться за ветку березы, потянуть на себя.

Деревце прогнулось коромыслом.

– Ну! – простонал охотник.

Главное, удержаться на поверхности.

И тут ему на голову прыгнула толстая жаба. Он ушел под воду с головой. Вверху пузыри, внизу темень. Взвыл от ярости и тут же хлебнул воды. Горло царапнула нить осоки. Охотник поджал колени, выпрямил спину и ухватился за березу двумя руками, вцепился зубами.

Больше он не тонул.

Когда Брим-Бом это понял, то впервые в жизни расплакался. По-настоящему, с подвыванием, как в детстве.

– Мама, ма-мо-чка!

Он поднял лицо к небу и долго глядел, вспоминая, что там живет кто-то, кто помогает, только невозможно вспомнить того, кого не знаешь. Дождь скатывался по шее. Болото, потерявшее добычу, чмокнуло с досады…

Глава 5

–

Алмаз и бантики

Пока Брим-Бом метался по тайге в погоне за жeлтым медведем и перламутровой лисой, его брат Борис умирал от усталости. Пришлось одному чистить клетки – иначе руководство поселка запретило бы зверинцу остаться. Обычно скудное в здешних местах солнце вдруг разгорячилось, дороги размякли, превратились в болото.

Впервые в жизни Борис с братом попали в такую глухомань: поросшие мхом деревья, горы, усеянные пещерами, испещренные лишайниками. Выбрасывая мусор, Борис чувствовал себя полным дураком. «Я ненавижу этот зверинец!» – с этой мыслью он просыпался. «Я ненавижу этот зверинец!» – последняя мысль, с которой он засыпал. Бредовая идея – за один вечер навести порядок. Надо пару самосвалов, чтобы вывести хлам, который накопился.

Сняв перчатки, толстяк кинул их сверху на мусор. Поцокал пипочкой умывальника – пусто. В зеркале увидел грязное, заросшее щетиной лицо, серые глаза. Побриться бы. Надо еще сходить к колодцу или на реку, чтобы напоить скотину. Как только они здесь живут? Он вымыл руки в Оленьей поилке, вытер о штаны. Пальцы онемели от холода.

Из-под вагончика с обезьянами выскочила собачонка с вялой банановой шкуркой в пасти. Борис дружески похлопал ее по спине. Она пугливо шарахнулась, потом осторожно вернулась. Толстяк снова погладил ее, стараясь согреть пальцы собачьим теплом. Собака расслабилась, банановая кожура шлепнулась на землю. Борис подобрал ее, бросил в клетку с обезьянами. Поднялся вой, кожура моментально разлетелась в клочья. Собака испуганно тявкнула, словно обезьяны порвали не кожуру, а ее.

«Ну вот, обезьян покормил! – засмеялся про себя Борис. – Теперь можно отчитаться перед старшим братом».

– Худые, брат, времена, – признался он собаке. – И я не знаю, что будет дальше. Пусть старшой разбирается. Кто, в конце-то концов, хозяин зверинца? Пусть расхлебывает, коли зверинец – его детская мечта.

Толстяк вернулся в вагончик. Здесь было холодно и сыро. Он запнулся о стоптанный валенок, разозлился, швырнул его через плечо. Валенок ударился о золотистую рамку с глянцевой вырезкой из журнала. Борис еле успел подхватить ее. Поправил и протер рукавом фото огромного алмаза. Устроился на костлявом табурете, выпил остывший чай. Эх, подтопить бы чуток, да дров нет. Глянул в окно: над густой тайгой висел желтый свет. Он был ярким и холодным, как неоновая вывеска над магазином. Борис почувствовал себя курицей, которую для сохранности сунули в холодильник.

В этом вагончика не хватало тепла и уюта. Ни семейных фотографий, ни белоснежных кружевных салфеток, ни женского присутствия. Братья жили вдвоем. А ведь он мог бы танцевать в балете. У него были уникальные задатки, но их не развивали. Огромный алмаз в россыпи изумрудов – вот его единственная мечта, которая не оставляла его ни днем ни ночью…

Однажды он увидел фотографию в журнале «Планета» и заболел этой мечтой. Пытался забыть – ан нет! Буровит этот алмаз мозг, спать не дает. Вроде бы успокоиться надо, ведь над фотографией заголовок: «Такого не может быть!»

Молодой археолог, который предоставил фотографию, доказывал, что она подлинная… Да кто ж ему поверит? Археолог ушел в тайгу за доказательствами, да так и сгинул. Шумиха улеглась, об алмазе и археологе забыли.

Борис фотографию вырезал, вставил в рамочку и потащился с ней и зверинцем в эту глухомань. Потому что археолог уверял, что видел камень именно в этих местах, в одной из пещер Уральских гор. Он даже пытался забрать камень с собой, но не сумел сдвинуть с места.

Толстяк верил, что самородок существует, он приснился ему в детстве. Единственный цветной сон в его жизни. Алмаз горел, как прожектор, и он тянулся к нему ручонками. Он обжегся и проснулся в слезах. Если найдет самородок, ни за что не прикоснется к нему голыми руками.

Борис прижался носом к стеклу. Его окружали вершины гор: одна, еще одна, выше, ниже, дальше, ближе. В какой из них его самородок? В какой стороне искать?

Крапива свернула к дому Бабы Яги и спряталась под большой елью. Отсюда был виден ухоженный сад. В глубине стоял гараж из голубого кирпича. Крапива расчехлила бинокль и распласталась в траве. Белка перепрыгнула с ветки на ветку.

Из дома вышла Баба Яга, постояла, глубоко вдыхая, потом вернулась в дом. На деревянных стенах, покрытых лаком – лепнина, мозаика, изразцы. Тяжелые люстры из горного хрусталя. Розовая кожаная мебель. Крепко пахло полынью и дорогим парфюмом.

– Пень Догович, вынеси-ка мое кресло на веранду. Здесь почаевничаем.

Баба Яга рухнула в кресло. Несмотря на усталость, она была в полном порядке: яркий маникюр, стильное платье, изысканный макияж, туфельки на шпильке. Ядигида уныло смотрела в тарелку, есть почему-то не хотелось. Она выпила морс, буркнула:

– Ты зачем приехала?

– Фу, как некультурно ты встречаешь бабушку.

– Я тебя не встречаю, я спрашиваю. Учти, будешь наставлять меня на путь истинный – мы поссоримся. Больше лешего надоела.

Ядигида потерла воспалившуюся рану на ладони. Эта рана напоминала трезубец, и сейчас она покраснела, вздулась фиолетовыми буграми. Плохой знак. Вестник неприятных событий. Бабушка рассказала, что Ядигида родилась с этим трезубцем на руке.

– Вот скажи, кто кроме бабушки поможет тебе заполучить бантики?

Ядигида промолчала. В этих словах была правда.

– А как же твой жених?

– Жених – потом. А сейчас давай попьем чай на веранде. Помнишь, как мы сидели под синим небом и пили чай из синих чашек. Чашки еще целы?

– Чашки целы, но… тебя столько лет не было, – сказала Ядигида обиженно. – Я уж думала, тебе так хорошо жить с зимняками, что ты про меня забыла.

Баба Яга вскинула голову и от души расхохоталась. В небе громыхнул гром, сверкнула молния.

– Смеюсь, как малолетка. Хорошо хоть тушь водостойкая.

Яга смахнула комара и увидела, как еле заметно дрогнула нижняя ветка дальней ели. Что там? Белка?

– В моих планах тебя не было, – фыркнула Ядигида.

– Чeрт! Кажется, я начинаю терять форму, – повысив голос и не меняя положения, Баба Яга позвала. – Крапива! Эй, сделай милость – проявись.

– Крапива? – не поверила Ядигида.

Баба Яга доверительно наклонила голову:

– Между прочим, я учила тебя улавливать движения на расстоянии трeх километров. Если бы лучше меня слушала, достигла бы большего.

Не отрывая взгляда от внучки, снова позвала: «Крапива!» Та тихо застонала и попятилась в бурелом, готовая скрыться…

– Лучше проявись! – в голосе Бабы Яги послышалась нешуточная угроза. – Выползай!

Яга хлопнула в ладоши, и молния ударила рядом с Крапивой.

Ломая сухие ветки, она стала выбираться из бурелома. Бинокль, болтаясь, бил по груди.

– Проходи, – Баба Яга указала на свободный стул и пододвинула чашку с пчелиным нектаром.

Крапива поправила прическу и присела на краешек стула.

– Как здоровье, как дети?

Крапива испуганно съежилась.

– Дети, спрашиваю, как? – прикрикнула Яга.

– Н-н-ничего. Р-р-растут.

Крапива старалась держаться, но не очень-то получалось.

– Жаль, я хотела с ними познакомиться, – Яга так расхохоталась, что на небе сгустились сумерки.

Из дома вышел Пень Донович, заметил Крапиву, отвернулся и хотел было скрыться. Но Баба Яга остановила его:

– Слышь, дорогой… ну и словечко – «дорогой», цены на полкопейки… Принеси-ка орешки для гостьи.

– Не… не… я сыта по горло! – подпрыгнула Крапива.

– Это хорошо, что сыта. Кофе мне.

Пень заворчал, надул толстые губы, но пошел варить кофе. Уже не первый год Баба Яга обещала исполнить его мечту. Пень не очень-то в это верил, ну а вдруг… Щeлкая суставами, он скрылся в доме, а Яга развалилась в мягком кресле. Блаженство! Зазвонил мобильный, красный коготок нажал на кнопку вызова.

– Да, любимый! Как не звоню? Мы с тобой разговаривали пятнадцать минут назад. Чем занимаюсь? Сладкий мой, конечно же, скучаю по тебе! Пока-пока…

Пень поставил на стол кофе, кашлянул.

– Слушай, Крапива, – сказала Яга с мягким упреком. – Ты ничего тут не забыла?

Крапива почувствовала, как ее тело цепенеет.

– С этой трагической гримасой смотри в любую сторону, но только не на меня. На меня, величайшую, ты должна смотреть с обожанием.

Крапива поперхнулась.

– Ты зачем шпионишь? Тон Маркович послал?

– Я сама! – попыталась отбиться Крапива. – Просто беспокоюсь…

И тут Яга с диким криком кинулась на гостью, выпустив когти. Крапива повалилась навзничь, словно ее придавило деревом. Ядигида смотрела на эту сцену с завистью. Баба Яга стояла над Крапивой, стараясь овладеть собой, гнев мешал ей говорить.

– У тебя нет выбора: или ты со мной, или на корм скоту!

– Я поняла, поняла…

Крапива стерла с губ сгусток полупрозрачного зелeного сока.

– Значит, так. Предлагаю сотрудничество, обоюдно выгодное. Ты помогаешь мне, а я тебе.

Крапива попятилась. Яга перехватила ее руку и так сжала, что Крапива скуксилась от боли. В этот момент она забыла, что и сама может ужалить, и нехило ужалить.

– Да я это…

– Короче. Ты помогаешь мне, то есть Ядигиде, получить бантики, а я за это… сделаю тебя и твоего Чертополоха храбрыми. Хотите быть храбрыми?

– Не… – она затрясла головой, – не…не…не! Я боюсь быть храброй. Вон… аж колени дрожат.

Ядигида ловила каждое слово бабушки. Всe надо запомнить, усвоить и при возможности использовать. Кстати, появление Крапивы здесь означало очень многое. Раз такое трусливое… правильнее сказать, осторожное существо шпионит за ними, значит, кое-кто почувствовал их силу. Это предвестник желанной победы.

Ядигида подняла стул, который Крапива уронила при падении, предложила ей сесть, ласково потрепала по голове.

– Бедняга…

– Не надо, – отстранилась Крапива. Решила, что это очередная ловушка нечистой силы.

– Я немного отвыкла от заризанов, – сказала Баба Яга.

Зазвонил телефон.

– Милый, скучаю, жду встречи. Фееричные чмоки-чмоки! Перезвоню, – она отключила телефон и неожиданно спросила: – Ведь бантики точно готовы?

Крапива скривилась, как от зубной боли. Странный вопрос, подумала она.

– Конечно, паук закончил свою работу.

– Это хорошо, – скривилась Яга. – А то вдруг ложная тревога. А я примчалась за тридевять земель.

Пень Донович хмыкнул.

– Что, очень умный?

Пень тут же пожалел.

– Слушай, – Баба Яга повернулась к Крапиве. – А если заказать Пауку семьдесят семь чeрных бантиков за большие деньги? Ну, там – золотишко, бриллиантики… Как думаешь, согласится?

Крапива закашлялась.

– Понятно, вали отсюда.

Созерцая бегство Крапивы, Баба Яга задумалась над планом: как помочь внучке завладеть черными бантиками. Хорошая это штука – безнаказанно творить черные дела. С черными бантиками они с внучкой получили бы власть даже над Тоном Мраковичем.