Текст книги "Холодный викинг"
Автор книги: Сандра Хилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Коварная ведьмочка зловеще пообещала:
– Я покажу тебе.
И, бросив в сторону Торка многозначительный взгляд, встала и взяла лютню.
– Поскольку это вечер моей свадьбы, думаю, будет приличным спеть песню для мужа на случай, если он еще не знает, что делать с женой.
Мужчины в холле разразились смехом над ее шуткой.
Но тут Руби немного осадила их, объявив:
– По правде говоря, из того, что я узнала от жен викингов, многие мужья могли бы извлечь урок из этой песни. Так что слушайте лучше. Ты тоже, Селик, – – добавила она.
Она объявила песню сестер Пойнтерс и, пристально поглядев на Торка, начала хриплым низким голосом рассказывать о том, как страдает по любовнику, который бы ласкал ее медленно и неспешно. Несколько секунд спустя Торк начал понимать, что имеет в виду Руби.
Неспешные ласки! Нежное прикосновение! Жар в крови!
Все в холле начали пересмеиваться и разразились громким хохотом, к тому времени как Руби взяла последний аккорд. Несколько женщин покраснели от смущения, но большинство согласно кивали головами.
Руби лукаво улыбалась Торку.
– Эти сестры Пойнтерс случайно не знакомы с Кевином Костнером? – сухо осведомился он.
– Сомневаюсь, – хмыкнула Руби.
– Так, значит, я не удовлетворяю тебя в постели? – едва сдерживая усмешку, спросил Торк.
– Я этого не сказала.
– Охо-хо! Теперь ты уклоняешься от ответа! Так, значит, тебе нужны неспешные ласки?! Ну что же, надеюсь, получишь все, чего просила, – тихо шепнул он.
Но дерзкая девчонка удивила его, подмигнув и кокетливо заверив:
– Я припомню твое обещание.
Неспешные ласки! Хотелось бы только знать, откуда у женщин появляются подобные идеи?! Мало того, он подслушал, как Поппа и ее женщины обсуждают женское белье и бритье ног. Грольф без обиняков предупредил жену, чтобы та не смела рассуждать о способах предотвращения зачатия. Словно он мог удержать Поппу!
Потом Руби потребовала, чтобы Торк ответил ей балладой, и, хотя Торк сначала наотрез отказался, все-таки уговорила его прочитать несколько строф из поэмы, названной «Ригспула», или «Песня Рига».
И, как ни странно, хотя баллада повествовала об обычаях викингов, несколько строк напомнили ему о Руби и о нем самом.
… Лик ее светел, сверкает грудь,
А шея белее снега…
Золотом отливают его волосы, румяны щеки,
Но по-змеиному мрачны горящие глаза…
Слезы, сверкавшие в глазах жены, когда Торк дошел до конца, были наградой за неловкость, которую он испытывал, читая стихи в присутствии суровых воинов – товарищей по оружию. И, когда они наконец ускользнули из шумного холла и остались одни в спальне, Торк быстро сбросил одежду и лег, обнаженный, на постель, заложив руки за голову.
– Ну что, жена, развлечешь меня, пройдешься в том наряде, который сама сшила? – И, громко зевнув, потянулся и добавил:
– Или думаешь, что теперь, когда мы женаты, нам в постели будет скучно?
Глаза Руби вызывающе зажглись:
– Ни за что! Во всяком случае, пока это зависит от меня!
– А что там насчет неспешных ласк? Это относится к мужу и жене? Или в твоей стране только женщинам позволено искать таких любовников?
– Нет, это относится к обеим сторонам, – ухмыльнулась Руби. – Показать тебе?
И она показала. О Господи, что только она показала!!
ГЛАВА 20
Руби медленно, дразняще медленно снимала одежду и, оставшись в одной грации, встала в соблазнительную позу и начала стягивать белье дюйм за дюймом, пока Торк не пожалел о том, что вообще упомянул о пристрастии к дурацкому наряду.
– Иди ко мне, Руби, – взмолился он.
– Сначала я хотела спросить у тебя кое-что… – кокетливо ответила Руби.
Она шагнула ближе к постели, но не настолько близко, чтобы Торк сумел схватить ее.
Руби улыбнулась и, к раздражению Торка, задала совершенно не относящийся к делу вопрос:
– Помнишь тот день, когда я появилась в Джорвике?
Торк настороженно кивнул головой. Что она задумала сейчас? Господи, да Руби, должно быть, ослепла, если не видит его бушующего желания! Да если бы она только подошла чуть ближе, он научил бы ее, как играть в воспоминания!
Торк вынудил себя оставаться спокойным, выждать подходящего момента, чтобы напасть.
– Помнишь, когда мы шли к дому Олафа и ты сказал, что никогда не сможешь обратить внимания на женщину, подобную мне, и что викингам по душе дамы помягче и не столь злоязычные?
– Прекрасно помню. Надеюсь, теперь ты не будешь твердить мне это каждый раз, когда вздумается тебя обнять. Пойдем в постель, милая.
– Подожди!
Коварная обольстительница слегка повернулась, позволяя разглядеть округлые ягодицы. Торк почувствовал, что вот-вот взорвется от желания, и стиснул зубы, когда Руби оглянулась и тихо, завлекающе спросила:
– Я просто хотела узнать… неужели не считаешь, что я действительно сладкая?
– Сладкая? Да это последнее слово, которое я употребил бы в отношении тебя! Сводящая с ума, обольстительная… да! Но сладкая?! Ни за что!
Губы ее дернулись.
– Именно так я и думала!
Повернувшись, она взяла со стола маленький горшочек с ложкой в нем.
Торк уселся и уставился на Руби. Горшочек с медом. Она намеревается кормить его медом? Священный Тор! Не этот бушующий голод намеревался он утолить!
– Мне не хотелось бы, чтобы твоей женой была несладкая женщина, – лукаво сообщила она и, окунув ложку в мед, намазала им губы. Потом… о… Господи… разлила мед по груди, животу, бедрам… и… и… между ногами!
Торк вскочил с кровати и попытался увлечь Руби за собой, но она с тихим, чувственным смехом ускользнула.
– Не спеши, муженек. Я хочу, чтобы эта ночь стала для тебя свадебным подарком, который ты никогда не забудешь.
И, упираясь ладонью в его грудь, Руби снова шагнула к постели, пошутив:
– Я думала, тебе нравятся неспешные ласки.
– Неспешные ласки! Ха! Да ты даже не позволяешь мне коснуться тебя!
– Ляг, милый, – мягко велела она.
– Зачем? – с подозрением осведомился Торк. – Иди ко мне.
– Подойди! Расслабься.
Расслабиться? Да она что, совсем умом тронулась?
И, когда Торк покорно лег на спину, Руби встала у кровати и налила мед ручейком от его шеи до вздымающейся мужской плоти. Торк почти взметнулся с постели от безумного наслаждения, вызванного прикосновением прохладного меда к разгоряченному члену. Руби, улыбаясь, отставила горшочек и легла в постель.
– Крайне важно, чтобы и мужчина был так же сладок, как женщина.
– Но, послушай, эта постель к утру будет такой же липкой, как пчелиный улей, – проворчал Торк, сжимая ее в объятиях.
– О, я так не думаю. Я всегда вылизываю тарелку дочиста. А ты?
Торк почти потерял контроль над собой. Почти.
Руби нависла над ним, потерлась липкими от меда холмиками о густую поросль волос на груди. Сначала оба смеялись, но смех скоро замер и сменился тяжелым дыханием, по мере того как томительная боль терзала их тела.
– Торк, как думаешь, я очень глупая, если делаю все эти невероятные вещи, чтобы угодить тебе в постели? – спросила Руби низким возбужденным шепотом, опустив глаза.
Торк приподнял ее подбородок. Его глубоко тронуло ее стремление угодить ему.
– О Руб, я так тебя люблю. Неужели не знаешь – все, что ты делаешь, дарит мне счастье.
На глазах Руби выступили слезы, и она с огромным трудом выговорила:
– Я тоже люблю тебя, муж мой. – И, погладив его по щеке, тихо добавила: – Давай пообещаем друг другу, Торк, что эта ночь, наша брачная ночь, будет первой из целой вечности ночей между нами.
Торк, кивнув, добавил:
– И все полные любви?
– Конечно, – еле слышно рассмеялась Руби.
– Не думаешь, что нам давно пора начать, девушка? – тихо прорычал он, укладывая ее на спину.
Он сжал ладонями ее лицо, осыпая жадными поцелуями. Сначала Торк слизал мед с ее губ, чуть приоткрывшихся в томлении, и, улыбнувшись, продолжал уничтожать сладкие капли.
– М-м-м… как вкусно, – пробормотал он.
– Дай мне попробовать, – тихо попросила она.
Он проник в ее рот кончиком языка, и Руби, обведя его своим языком, втянула медовую сладость.
– Еще… Хочу еще…
Торк, улыбнувшись, продолжал ласкать языком теплую пещерку ее рта, имитируя движения разгоряченного фаллоса. Руби, охнув, начала посасывать его язык. Торк ощутил спазм наслаждения, пронзивший его невидимой молнией так, что мужская плоть судорожно дернулась, упираясь в ее живот.
Он слегка отстранился, но Руби приподнялась, продолжая целовать его.
– Нет, – твердо сказал Торк, прижимая ее плечи к постели. – Теперь я возьму дело в свои руки, – объявил он таким хриплым невнятным голосом, что сам едва узнал себя.
Он скользнул вниз по ее телу, пока рот не встретил упругость грудей, кончиком пальца очертил ареолу одной, потом другой и поднес палец ко рту, чтобы попробовать на вкус.
– Как прекрасно, – пробормотал он. Руби зачарованно глядела на него, приоткрыв губы. Он снова повторил то же самое, но на этот раз поднес палец к ее рту. Она наклонилась, облизала кончик розовым язычком и наконец взяла в рот весь палец, слегка посасывая, а потом обеими руками продолжала вводить и выводить его изо рта, подражая Торку.
О Фрейя! Каково это, если бы она сделала все с…
Торк почти резко вырвал палец, боясь, что опозорится и закончит игру преждевременно, и, впившись губами в ее груди, продолжал слизывать мед. Когда он откинулся, чтобы полюбоваться результатами своей работы, Руби застонала, выгибаясь.
– Пожалуйста, не останавливайся, – умоляла она.
– Покажи мне, – задохнулся Торк.
Руби положила руку на грудь и попыталась притянуть Торка к себе, но он отказывался взять губами сосок, пока она точно не объяснила, чего хочет. Наконец она согласилась, с мельчайшими подробностями рассказав обо всем. Торк снова мучительно застонал и продолжал терзать розовые маковки до тех пор, пока Руби не начала жалобно кричать и метаться на постели, охваченная бушующим пламенем. Когда она начала тереться о твердый как сталь член, Торк перекатился на спину, не позволяя ей этого сделать. Только немного отдышавшись, он приподнялся и навис над ней.
– Лежи смирно, – резко приказал он, придерживая ее плечи ладонью одной руки и опуская другую к покрытому медом треугольнику волос между ее бедрами. Что-то несвязно бормоча, Торк раздвинул ноги Руби и, встав между ними на колени, начал исследовать липкими пальцами все интимные углубления. Руби подняла бедра с постели и, застыв, громко застонала…
Она лежала поперек постели с раскинутыми руками, удовлетворенная и усталая.
– О Торк, – тихо шепнула она, потрясенная происшедшим чудом. Порыв ее страсти, ее почти безумный отклик на его прикосновение воспламенили Торка до крайности.
– О нет, еще не время отдыхать, – тихо предупредил он, поднимая ее. – Теперь твоя очередь вылизать мою тарелку начисто.
К тому времени, как она с жадной неукротимостью делала это, Торк уже ничего не сознавал, кроме жгучей потребности в освобождении, особенно когда ее губы коснулись его твердого, готового излиться мужского естества, покрытого медом. Не в силах больше выносить сладостной муки, Торк подмял ее под себя и жестко, почти грубо вошел до конца, наполнив ее свей плотью. Скользкие складки нежной раковины судорожно сжали его. Торк закрыл глаза от полноты ощущений.
Торк чуть отстранился и поглядел на жену. Жену! Господи, какое великолепное слово!
Глаза Руби были затуманены нерассуждающей страстью и молили избавить ее от невыносимого, медленно нараставшего сексуального напряжения, державшего их обоих в стальных тисках. Никогда он не испытывал подобного лихорадочного желания.
– Руби! – свирепым шепотом окликнул он.
– Сейчас, – пробормотала она, пытаясь приподнять бедра, но Торк по-прежнему был глубоко в ней и не смел шевельнуться.
– Летим вместе, дорогая. Вместе, – попросил он.
Руби кивнула. Время нежных ласк прошло, и Торк продолжал неумолимо врезаться в нее. Руби громко кричала… или это его голос? Снова и снова он врывался в нее, пока дикие всплески головокружительного наслаждения не потрясли его, а вместе с ним и тело Руби, забившейся в экстазе.
Они долго лежали рядом, тяжело дыша. Торк чувствовал себя так, словно умер и вновь вернулся к жизни. Он крепко обнял жену, не в силах вымолвить слова, не уверенный, может ли объяснить все то, что случилось с ним. И, когда наконец почувствовал, что может говорить нормальным голосом, тихо усмехнулся, прижимая её к себе.
– Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится, жена?
– Что? – прошептала Руби, прикасаясь губами к его шее.
– Ты заставляешь меня смеяться.
Руби ткнула его кулаком в живот.
– Это совсем не комплимент.
– Почему же, милая? – возразил Торк, притворно морщась от боли и придерживая живот обеими руками. – Я считаю просто счастьем, что ты даришь мне радость улыбки.
Про себя он поклялся к утру заставить ее тоже улыбнуться разок-другой. И сдержал клятву.
Служанки, принесшие на следующее утро лохань и горячую воду, были потрясены, увидев, в каком состоянии находится постель.
– Я разлила мед на простыни, – объяснила Руби с огненно-багровым лицом.
Пожилая рабыня ехидно поглядела на нее.
– Неужели? А пчела разлила мед в твои волосы и на ноги?
Торк неудержимо расхохотался. Но женщина с отвращением уставилась на него.
– А ты, молодой господин… Кажется, эти красные пятна по всему твоему телу… это укусы пчел?
Настала очередь Руби смеяться. Одеться им удалось гораздо позже. Торк вручил Руби две броши в виде драконов.
– У меня не было времени купить тебе утренний подарок. Может, примешь это?
Руби вопросительно подняла брови.
– У викингов есть такой обычай: муж преподносит жене подарок на следующее утро после брачной ночи, чтобы показать, как она угодила ему. По правде говоря, в некоторых местах брак не считается законным, пока новобрачная не получает утренних даров.
– В самом деле? – удивилась Руби, обвив руками его шею и благодарно целуя в губы. – И я действительно угодила тебе?
– Как ты можешь сомневаться? – прорычал он ей на ухо.
К тому времени, как они появились в холле, служанка уже успела распространить пикантную сплетню. Грольф и Олаф грубо смеялись, а остальные, не стесняясь, гадали, что Торк и Руби делали с медом. Некоторые утверждали, что мед был даже на стенах и полу, что, конечно, не соответствовало действительности.
Целых два дня они наслаждались вновь обретенной любовью, проводя долгие часы в постели, гуляя и отправляясь на прогулки верхом, обсуждая совместное будущее.
На второй день Торк объявил:
– Я должен, хотя бы ненадолго, вернуться в Джомсборг. Нужно выполнить свой долг.
Руби подняла на него опечаленные глаза, и Торк впервые пожалел, что дал обет джомсвикингам.
– А потом ты сложишь с себя обет? – спросила она.
– Да, но только когда все дела будут завершены.
– И долго еще ждать?
Торк нерешительно пожал плечами.
– Не знаю. Но обещаю, что вернусь, как только смогу.
– И где мы будем жить? Что ты станешь делать?
– Лучше всего мне заняться торговлей, – поколебавшись ответил он. – Но самым главным будет наша безопасность.
Конечно, Торк предпочел бы остаться у деда, но тогда Эрик наверняка отыщет его там. Но правде говоря, не имело значения, где жить, лишь бы Руби и мальчики были рядом.
Торк крепко обнял Руби и усадил под дуб на ковер опавших листьев, и Руби рассказала ему, как впервые лежала с Джеком на такой шуршащей постели. Торк приник губами к ее шее, не желая слушать о любви к другому мужчине, пусть существующей лишь в ее воображении.
– Тогда мы будем любить друг друга здесь, милая. Я сотру эти старые воспоминания.
Руби ничего не ответила, но в глазах стояла боль. Она никогда не забудет этого Джека, призрачного мужа. И, перед тем как отдаться его настойчивым рукам, Руби нежно спросила:
– Как думаешь, не стоит ли мне начать шить белье? Ты мог бы продавать его в торговых поездках?
Господи, что за талант задавать неуместные вопросы в самое неподходящее время?
Плечи Торка затряслись от едва сдерживаемого смеха.
– Что? Ты смеешься надо мной? – охнула Руби, толкая его в грудь.
– Не могу поверить, что ты хочешь сделать из меня торговца женским бельем!
Руби немного оскорбилась, но все же спросила:
– По-твоему, белье будут покупать?
– Ты это серьезно?
– Лучше всего я умею шить женское белье, – пояснила Руби. – Ты уже сказал, что не хочешь больше детей. И что я буду делать весь день? Кроме того, если тебе неловко торговать таким товаром, я могла бы ездить с тобой и продавать белье сама.
Над этим стоит подумать! Руби на корабле! Да он забудет обо всем и будет брать ее, пока мужская плоть не сотрется от чрезмерного употребления!
И он улыбнулся своей очаровательной жене.
– Ну? – потребовала Руби.
– Если хочешь, девушка, – хрипло согласился он, – я позволю тебе отправить вместе с моими товарами еще и белье.
Господи, да он, наверное, согласился бы сейчас на что угодно!
Но тут шелест осенних листьев под их обнаженными телами и произносимые шепотом слова любви заглушили все мысли о бизнесе и торговле.
Позже, в спальне, Торк, остыв, начал серьезно опасаться идей Руби. Она взволнованно рассказывала о своих планах, и при этом имела в виду не несколько комплектов белья, которые собиралась сшить в свободное время. Руби говорила о целом доме, где работали бы нанятые женщины или рабыни и помогали ей. А потом она собиралась расширить дело. Кровь Тора! Да она наполнит целый корабль своим бельем!
– Руби, это не то, что я имел в виду, когда согласился продавать твое белье, – запротестовал Торк.
– А что ты имел в виду?
– Ну… я счастлив, что ты стала моей женой и будешь ждать меня дома, когда я буду возвращаться из поездок. Так и вижу тебя вместе с Эйриком и Тайкиром. Мое сердце наполняется радостью при одной мысли об этом. Но откуда ты возьмешь время для всего, если с утра до вечера станешь шить белье?
Торк ожидал, что Руби будет довольна нежными словами, которые он с таким трудом смог связать, но вместо этого она взорвалась!
– Ах ты шовинист-поросенок! Просто поверить не могу! Совсем как Джек!!
– Джек, Джек, Джек! Меня тошнит от этого имени!
Руби, окинув его уничтожающим взглядом, выбежала из комнаты.
Торк непонимающе пожал плечами. Большинство женщин были бы счастливы знать, что мужчина лелеет их и не заставляет трудиться.
Он решил поискать Дара и спросить совета, но оказалось, что дед сам спешил навстречу.
– Иди сюда, – пропыхтел он, затаскивая Торка в уединенную комнату. Дар был чрезвычайно взволнован и дрожащими пальцами сжимал маленький сверток.
– Что это? – спросил Торк, встревоженный видом деда.
– Ивар! – выдохнул Дар. – Он похитил Эйрика и требует выкуп.
И, вручив Торку сверток, завернутый в тряпку, пробормотал:
– О Торк, если бы я мог пощадить тебя…
Сердце Торка бешено забилось, но он все же развернул тряпку. На пол упал маленький палец. Торк схватился за спинку кресла, чтобы не упасть. Боль была так сильна, что он, зажмурившись, попросил:
– Не говори Руби. Это убьет ее. Она не должна знать.
Руби металась в страшной ярости. Дело было не в белье, она знала, что они рано или поздно договорятся и помирятся, но Торк, едва войдя в комнату, холодно объявил, что немедленно отправляется в Джомсборг с каким-то поручением. Хуже всего, он не соглашался взять ее с собой и приказал возвращаться с Даром в Нортумбрию.
– Нет! Я хочу ехать с тобой! – вскрикнула она, пока Торк поспешно бросал одежду и вещи в кожаный мешок. – Пожалуйста, – умоляла Руби, видя непреклонное выражение лица Торка. – Прости, что я спорила насчет компании по производству белья. Не покидай меня, не сейчас! Я не смогу вынести разлуки!
Торк повернулся и сжал ее плечи, вынуждая Руби взглянуть ему в глаза. В синих глубинах стояло такое холодное отчаяние, что Руби испугалась.
– Я люблю тебя, сердце мое. Помни это. Всегда.
Он целовал ее со странной тоской и долго не размыкал объятий, а когда наконец отстранился, внимательно изучал ее лицо, словно запоминая его черты. И Руби могла поклясться, что увидала слезы в жестких неумолимых глазах воина. Что случилось? И почему так срочно?
– Поезжай с Даром в Нортумбрию, – непререкаемо велел он. – И жди меня там с Тайкиром.
Он задохнулся на последних словах. Но по-настоящему Руби испугалась, когда Торк добавил:
– И, Руби, вот что еще. Молись за… меня.
И с этими зловещими словами он повернулся и оставил Руби стоять с открытым ртом. Поняв, что им снова грозит разлука, Руби выбежала за мужем во двор. Он и несколько десятков воинов садились на коней, о чем-то толкуя с Грольфом, а другая половина войска, приведенного Торком, направлялась к кораблям.
– Я пошлю две сотни человек, как только узнаю, где вы, – пообещал Грольф. – Пусть Господь и Один хранят вас.
Торк повернулся к Дару.
– Ты немедленно вернешься в Нортумбрию. – И, дождавшись кивка, продолжал: – Не стоит оставлять так долго земли без защиты. Я пришлю гонца, как только смогу. С Богом, дедушка.
И тут Торк увидел Руби. Она никак не могла осознать, что он покидает ее. Плотно сжатые губы Торка чуть шевельнулись, словно он хотел сказать что-то, и, направив к ней лошадь, он нагнулся и посадил ее перед собой в седло.
– Мы встретимся, милая. Я тебя люблю.
Я тоже люблю тебя, подумала Руби , но слова застряли в горле, когда Торк, коротко поцеловав ее, спустил на землю и отъехал.
Грольф и Поппа смотрели на Руби с жалостью, но ничего не хотели объяснять, даже когда она крепко обняла их, перед тем как на следующий день сесть на один из трех кораблей Дара. Они заверили Руби, что она всегда будет желанной гостьей в Нормандии.
Двухнедельное путешествие в Джорвик было ужасным. Руби почти все время лежала или корчилась в приступах тошноты, поскольку море было неспокойным. Несмотря на все протесты и рыдания, Дар лишь крепче сжимал челюсти, когда она требовала объяснений столь поспешных действий Торка. Наконец, вернувшись в Нортумбрию, она оказалась в объятиях Ауд и, плача, целовала Тайкира, пока он не отстранился с мальчишеским смущением.
Несколько недель Руби попеременно жалела себя и злилась на Торка, хотя со страхом и надеждой ждала известий от него. Но когда послание наконец прибыло, оказалось, что оно адресовано не ей, а Дару. Дар заперся в комнате вместе с Олафом, который и привез известия. Уезжая, Олаф захватил с собой сотню людей, оставив Дару всего сто человек, чтобы охранять крепость. Однако Дар по-прежнему отказывался отвечать на вопросы Руби.
– Он даст тебе знать обо всем, когда придет время.
Тогда Руби завалила себя работой. Она уговорила Дара отдать ей один из амбаров и, заручившись помощью шести деревенских женщин, открыла мастерскую по пошиву белья. Большим подспорьем служила Элла, настойчиво, но ласково заставлявшая женщин усердно работать. Они кроили ткани, принесенные Ауд, которая настояла на том, чтобы стать партнером.
В течение нескольких недель было сшито пятьдесят комплектов белья разных размеров. Дар отвез их в Джорвик и отдал торговцу, согласившемуся продавать белье за комиссионные. Все было продано за два дня, и на вырученные деньги Руби закупила шелка и кружев, наняла еще шесть женщин и построила большой очаг, чтобы можно было работать в зимние месяцы.
Элла была полна планов и подсчитывала, сколько денег сможет скопить, чтобы получить свободу и, возможно, приобрести маленький домик в деревне. Эти мечты превратили ее в нового человека.
– Удивительно! – заметила как-то за ужином Ауд. – Я дала тебе ткань, чтобы ты за работой меньше тосковала о Торке, а теперь вижу, что ты стала удачливым торговцем. Что ты об этом думаешь, Дар?
– Что? О да, – рассеянно ответил тот. От Торка давно уже ничего не было, и старик страшно волновался.
Руби разрывалась между гневом на Дара и Ауд, явно не желавших открывать тайну, и беспокойством за то, что так волновало их. Подумав, она сообразила, как немного развеселить обоих:
– Дар, Ауд, я должна сказать вам что-то, что сделает вас счастливыми.
Оба посмотрели на нее с таким видом, словно ничто на свете не может их обрадовать, и Руби снова задалась вопросом, что скрывают от нее старики. Улыбнувшись им, она тихо призналась:
– Я беременна.
Ошеломленное молчание встретило ее слова, но Руби не обиделась.
– Как! Разве вы не рады новому малышу?
– О… нет… дело не в этом! – охнула Ауд и, вскочив, крепко обняла Руби.
– Да… было бы чудесно… иметь еще одного правнука, – с трудом выговорил Дар и, повернувшись, вышел из холла.
Руби недоуменно глядела ему вслед.
– Не обращай на него внимания. Ему о многом нужно подумать. Но что скажет Торк?! Я думала, он больше не хочет детей.
– Он и не хотел. Сама не знаю, как все это получилось. Он всегда был так осторожен, – ответила Руби, пытаясь вспомнить, когда они были столь беспечны. Может, в брачную ночь… или под дубом, на постели из листьев? Хорошо бы второе, тогда можно было бы считать, что это и ребенок Джека тоже. – Уверена, что Торк будет доволен, как только привыкнет к этой мысли, – продолжала Руби. – Надеюсь, родится девочка со светлыми волосами.
Но несмотря на радость Руби по поводу беременности, она волновалась за Дара, который с каждым днем становился все более угрюмым. Несколько дней спустя Руби отправилась к нему, намереваясь потребовать объяснений. Но в комнате никого не оказалось. Она уже хотела уйти, но увидела маленький сверток – тот самый, что принес Дар в день отъезда Торка. Сверток лежал на обрывке пергамента.
Голова Руби внезапно закружилась. Неверными шагами она подошла к столу, чувствуя что-то неладное и ощущая, что сейчас получит ответ на вопросы. Она медленно развернула тряпку и, задыхаясь от тошноты, уставилась на высохший пальчик. Тонкий жалобный крик вырвался у нее из горла.
Почему Дар хранит это? Неужели это палец Торка, отсеченный Эйриком много лет назад? Нет. Тот к этому времени сгнил бы до кости…
Крик Руби стал громче, в ушах звенело с нарастающей силой, но она молча продолжала раскачиваться и, лишь немного опомнившись, дрожащими пальцами потянулась к пергаменту и прочла ужасные слова:
«Дедушка!
Ивар по-прежнему удерживает Эйрика. Он не желает его освободить ни за выкуп, ни в обмен на меня. Пусть дьявол унесет его черную душу, он требует голову Зигтрига! Завтра мы идем в битву. Молись за нас!
Торк».
Руби снова издала тонкий вопль и кричала до тех пор, пока не упала на пол в глубоком обмороке. Она пришла в себя лишь через несколько часов, в постели. Рядом стояли Дар и Ауд.
– Почему вы не сказали мне? – потребовала она ответа у Дара.
– Торк не хотел, чтобы ты знала. Сказал, что будешь винить себя.
– Да, во всем виновата я. Он предупреждал меня много раз, что семье грозит опасность, но я не желала слушать и настояла на том, чтобы оставить Тайкира у вас и отвезти Эйрика к Ательстану.
– Тогда можно сказать, что виноваты и мы, поскольку хотели, чтобы Тайкир остался с нами. Нет, это было правильное решение. Нельзя всю жизнь прожить, оглядываясь. Время сейчас опасное. Все викинги живут под страхом смерти. Нельзя перестать жить только потому, что боишься умереть.
– Вы не получали новостей от Торка после этого письма?
Дар отвел глаза, а Ауд со слезами воскликнула:
– Дар! Ты слышал что-то и не сказал мне?
Старик хмуро пожал плечами.
– Не хотел тревожить вас. Два дня назад в Джорвике разнеслась весть, что произошла кровавая битва и Ивар победил, много джомсвикингов погибло вместе с сотнями воинов. Пятьдесят джомсвикингов попали в плен и приговорены к казни.
О Боже, Боже, Боже!
Руби в ужасе зажала ладонью рот, не желая больше ничего слышать, но стремясь одновременно узнать правду.
– Ни об Эйрике, ни о Торке, Селике или Олафе я ничего не знаю, – закончил Дар.
– Иисусе сладчайший! – взвыла Ауд, падая в объятия мужа. Руби наблюдала за ними в потрясенном молчании, не обращая внимания на струившиеся по щекам слезы. Она обеими руками держалась за живот, словно оберегая будущего ребенка от потрясений.
