Текст книги "От ненависти до любви"

Автор книги: Сандра Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Значит, не поможешь мне?

– Значит, помогу. И помогу по-настоящему.

– Поговоришь с ними, чтобы меня не отстраняли?

Он устало вздохнул:

– Нет, позабочусь о том, чтобы их решение осталось в силе. Ты же это время используешь для того, чтобы собраться с мыслями. Подумаешь, как жить дальше. Макки стал для тебя навязчивой идеей, а это уже патология. Обвиняя его во всех своих несчастьях, ты явно перегибаешь палку.

– Боже милосердный! – вскочила она с места. – С кем я разговариваю? С руководителем аппарата окружного прокурора?

– Нет, – ответил Пинки, по-прежнему изо всех сил стараясь не сорваться. – Пойми одно: этот парень всего лишь делает свою работу. Только то, что требует от него служба, и ничего больше. А ты взъелась на него, стоило ему сказать о Томасе то, что тебе пришлось не по душе.

– Это была ложь! – не помня себя, вскричала Кари. – И ты хочешь, чтобы я молчала, когда поливают грязью моего покойного мужа?

Пинки горестно посмотрел на нее, потом опустил взгляд на заваленный бумагами стол и наконец снова поднял на нее глаза.

– А ты уверена, что это ложь? – тихо спросил он.

Она отшатнулась, словно получила от него оплеуху.

– Конечно, ложь, что же еще? Ведь ты… ты не думаешь, что Томас был казнокрадом?

– Насчет этого не знаю. Знаю лишь одно: он вовсе не был тем святым, каким ты его себе представляла. Он был всего лишь человеком. Со всеми человеческими слабостями. Только ты не замечала их.

– И ты веришь, что он развлекался со шлюхами, бывая в отъезде? Ты в это веришь?!

Он понимал, что причинит ей боль, однако рано или поздно нужно было открыть ей глаза.

– Я знал, что за Томасом водятся грешки. Да что я? Все знали.

Обхватив живот обеими руками, она скорчилась, словно от боли.

– Пинки, милый, скажи, что ты врешь. Ну пожалуйста.

Крупные слезы текли по ее щекам.

Он покачал головой:

– Конкретных фактов привести не могу. Но когда о таких вещах шушукаются на каждом углу, подобная болтовня бывает основана на фактах. Ты познакомилась с Томасом вскоре после смерти отца. Тогда ты остро ощущала собственную беззащитность, и Томас оказался именно тем, кто был тебе нужен в такой ситуации, – сильным, великодушным, надежным. И я был рад, что у тебя появился такой человек. Чертовски рад…

Кари снова медленно опустилась на стул.

– Жена всегда все узнает последней. Кажется, так об этом говорят? Я чувствую себя последней идиоткой.

– А вот и зря. Томас обожал тебя. Его похождения на стороне не имеют к вашей совместной жизни никакого отношения. Ты была блаженна в своей безоглядной любви к нему и, вероятно, так же счастливо любила бы его еще долгие годы, если бы не эта трагическая смерть. Но, увы, того, что произошло, уже не исправишь.

Выйдя из-за стола, Пинки приблизился к ней и взял ее за руку.

– Зря ты взъелась на Макки, Кари. У прокурора просто не было иного выбора, кроме как предать гласности «подвиги» Уинна. – Он задумался, подбирая правильные слова. – Не думаю, чтобы это доставило ему удовольствие.

Кари на секунду прижалась лбом к его руке, но тут же подняла голову. Глаза ее были сухими, но выглядела она по-прежнему подавленной.

– Может быть, мне и в самом деле нужно время, чтобы остановиться и оглядеться. Мне нужно о многом подумать, разобраться в своих чувствах. – Она встала и решительно направилась к двери.

– Что ты намерена делать?

Ничего не видя перед собой, Кари неопределенно пожала плечами.

– Не знаю еще.

И шагнула в полумрак редакции, превратившись в одну из загадочных теней пустого зала.

Открывая входную дверь, Бонни, зябко кутавшаяся в домашний халат, в последнюю очередь ожидала увидеть на пороге Пинки Льюиса.

– Выпить найдется? – спросил он вместо приветствия или объяснения причин визита.

Бонни резко затянула на себе поясок халата.

– Что стряслось? Бармены объявили забастовку?

– Выпить, спрашиваю, найдется или нет?

Молча сделав шаг в сторону, Бонни дала понять, что он может войти. Что и говорить, приглашение не самое радушное.

– Виски?

– Ага. Двойное.

Как только ее младшенький уехал из маминого гнездышка, чтобы продолжить учебу в колледже, Бонни первым делом обновила в доме обстановку. Она безжалостно выкинула всю рухлядь, боевые рубцы на которой напоминали о времени, когда главными здесь были дети. Новая мебель стала для Бонни наградой за те долгие годы, что ей приходилось воспитывать сыновей, отказывая себе практически во всем.

Швырнув пиджак на стул, Пинки уселся на диван и с наслаждением вытянул ноги. Стянув с шеи галстук, он небрежно бросил его на диванный валик. Затем с его ног один за другим слетели ботинки. Присутствие этого неряхи нарушало тот идеальный порядок, который был наведен немалыми усилиями, и все же Бонни с удивлением обнаружила, что рада этому. Слишком долго ее дом оставался сияюще чистым. Чересчур долго.

Подав гостю стакан с виски, она села с ним рядом, положив руку на спинку дивана и уютно поджав под себя босые ноги.

– Чему обязана столь неожиданным визитом? Нежные чувства пробудились или еще что?

Он смерил ее кислым взглядом.

– Может, обойдемся сегодня без взаимных любезностей? И без тебя на душе погано. Начальство отстранило Кари от работы на три месяца. – Затем Пинки в мельчайших подробностях поведал ей о том, что произошло. Он уже выдохся, но Бонни по-прежнему отрешенно молчала. Теряя терпение, рассказчик повернул к ней пунцовое лицо. – Ну, что скажешь?

– Вероятно, это самое лучшее из всего, что могло с ней произойти.

Несколько успокоившись, он глотнул еще виски.

– Вот и я ей о том же. И еще мне показалось, что пора бы открыть ей глаза на ее покойного муженька. Хватит ей жить иллюзиями.

– Так ты рассказал ей обо всех его шашнях?

– Ну уж до этого дело не дошло. Я просто намекнул, что Макки, возможно, говорил ей чистую правду.

– И как она восприняла это?

– Догадайся. Ведь для нее старикан был святым.

– Значит, пора ей поумнеть. Святых мужчин не бывает. – Это высказывание она сопроводила довольно мрачным взглядом.

– Вопреки всякому здравому смыслу она винит во всем Макки, – задумчиво продолжил Пинки, не замечая красноречивой мимики собеседницы. – Она просто одержима этим человеком, и, что самое главное, одержима уже долгое время. Как-то неестественно это.

– А может, наоборот, очень даже естественно, – загадочно произнесла Бонни.

– О чем это ты?

– Сдается мне, здесь происходит нечто более серьезное, чем кажется на первый взгляд.

Пинки резко повернулся к ней всем телом.

– Знаешь, у меня ведь скоро язык отсохнет – талдычить каждую секунду: «О чем это ты? О чем это ты?» Сказала бы уж начистоту, что думаешь.

– Ладно, слушай. Ненависть – штука такая же сильная, как и любовь. А потому бывают случаи, когда одну страсть не так легко отличить от другой. Говорят, от ненависти до любви один шаг.

Пинки насупил свои белесые брови.

– Так, значит, ты полагаешь, она демонстрирует ему ненависть, потому что на самом деле любит его? – На его губах впервые появилось некое подобие улыбки. – На твоем месте я бы к ней с такой гипотезой не сунулся. Побоялся бы.

– А я и не собираюсь к ней ни с чем соваться. Пусть своим умом дойдет. И если Хантер Макки действительно такой решительный, каким мне показался, он сам поможет ей во всем разобраться.

– Неужели ты серьезно думаешь, что он в нее втюрился?

– А ты так не думаешь?

Пинки неопределенно хрюкнул в сгакан, потому что в эту секунду допивал виски.

– Еще? – осведомилась Бонни.

– Спасибо, хватит. – Пинки поставил низкий стакан на край стола и встал. – Думаю, мне пора. – Взяв пиджак и галстук, он вразвалочку пошел к двери.

– Пинки…

Он остановился и обернулся. Бонни стояла у дивана.

– Зачем ты пришел ко мне сегодня вечером?

Пинки посмотрел в сторону – уныло и злобно.

– На душе хреново, и выпить хотелось. Ну и заскочил к тебе, тем более что это мне по пути домой. Хорошая ты собутыльница, Бонни. Ясно тебе?

Она улыбнулась, однако это не была улыбка приятеля. Это была улыбка умной женщины.

– Я не только этим хороша. – Медленно развязав поясок, она скинула с плеч халат, который упал на диванные подушки.

Ночная сорочка на ней, правда, была не из тех, которую она надела бы, если бы заранее знала, что именно сегодня вечером ей предстоит решительный шаг в деле соблазнения Пинки. Тем не менее розовый цвет ткани вполне шел ее простому и свежему лицу, с которого она на ночь смыла косметику. Кружевной лиф сорочки поддерживал полные груди, давай им возможность успешно бороться с силой земного притяжения.

Пинки почувствовал, как его язык присох к гортани. Он попытался отвести глаза, но безуспешно – большие темные соски задорно смотрели на него сквозь легкую завесу кружев.

– Послушай, Бонни. Ты не подумай чего… Но мне, право… Э-э-э…

Его голос окончательно сел, когда она спустила бретельки сорочки с плеч и та соскользнула на пол. Она отдавала себе отчет в том, что у нее вряд ли есть шанс попасть на обложку «Плейбоя». Но и о том, что ее не назовешь уродиной, тоже знала.

Немота Пинки уже начинала действовать ей на нервы. Мог бы сказать хоть что-нибудь, а не стоять столбом. Уперев руки в бедра, нагая, она подошла к нему.

– Бьюсь об заклад: без одежды ты тоже не бог весть что. Но, если все же разденешься, я не обижусь.

В считанные мгновения Бонни расстегнула на нем рубашку, под которой оказалась старомодная майка с короткими рукавами, больше похожая на футболку. При виде этого предмета мужского туалета ей стало смешно, однако она дипломатично спрятала улыбку. Рубашка полетела в сторону. Пряжка ремня также не оказалась серьезным препятствием. Через секунду брюки Пинки собрались гармошкой вокруг его щиколоток.

Наклонившись, она поцеловала его, одновременно скользнув ладонью по «семейным» трусам. На ее губах заиграла довольная улыбка: сработало!

Бонни повернулась на месте и направилась в спальню, небрежно бросив через плечо:

– Ну и что делать будешь: пойдешь ко мне в постель или так и останешься стоять со спущенными штанами?

– Мистер Льюис? Пинки?

– Чего надо? – Впору было окончательно рехнуться. В каких-нибудь десяти кварталах от телестанции какой-то шизик засел в квартире, держа на мушке трех заложников. А тут как на зло ни одного свободного оператора! Директор отдела новостей отчаянно пытался поймать по радио хоть кого-нибудь, однако пока безуспешно.

Отвернув голову от панели рации, он в панике заметил, как тлеющий пепел посыпался с конца сигареты ему на рубашку. Пинки поспешно смахнул красноватый комочек с живота, но поздно – там уже прогорела небольшая дырка. Теперь не миновать взбучки от Бонни – эту рубашку она выгладила ему только сегодня утром.

Однако стоило ему поднять глаза, как все мелкие проблемы были забыты. Перед его столом в главной редакции стоял не кто иной, как Хантер Макки.

– А-а, Макки, сколько лет, сколько зим…

– Заняты? Дела?

Вопрос показался Пинки забавным. Рассмеявшись, он затушил сигарету.

– В самом деле, посиди-ка пока в моем офисе. – Он мотнул головой в сторону своего стеклянного закутка.

В это время в приемнике что-то щелкнуло, и скрипучий голос прошелестел:

– Эй, Пинки, ты не нас ищешь?

– Вас, милые, вас, чтоб вам пусто было! – радостно завопил Пинки в микрофон.

Хантер невольно вскочил на ноги, когда через пять минут Пинки ураганом вяетел в свой кабинет, сжимая в коротеньких пальцах листки с текстами.

– Чем могу помочь, Макки? – отрывисто буркнул он, торопливо листая страницы и жирно черкая в них что-то красным фломастером. – Эх, найти бы толкового преподавателя, чтобы научил репортеров писать по-английски…

– Наверное, я не вовремя.

– Нет-нет, что ты! Сегодня у нас тут тишь и гладь – это уж поверь мне на слово. Так с чем ты ко мне?

– Думаю, ты и сам догадываешься.

Пальцы Пинки перестали нервно дергаться, и он хмуро посмотрел на Хантера. Его глаза внимательно ощупывали человека, сидящего напротив. У парня были все признаки бессонницы: даже очки не могли скрыть смертельной усталости в его глазах, а углубившиеся вертикальные складки по обе стороны рта придавали лицу не насмешливое, как раньше, а необычайно горестное выражение.

– Кажется, и в самом деле догадываюсь, – медленно проговорил Пинки. – Не сейчас, позже! – тут же проорал он кому-то, у кого хватило ума или наглости вломиться в стеклянный кабинет без стука.

– В последнее время она совсем исчезла с экрана, – промямлил Макки, явно испытывая неловкость. – На прошлой неделе я заехал к ней домой, но ее не было. Похоже, ее давно уже там нет. А сегодня утром я позвонил сюда, и мне сказали, что она здесь больше не работает.

– Верно, не работает. Хотя, надеюсь, временно.

– Она больна?

– Нет, отстранена от работы на три месяца.

По лицу Хантера можно было догадаться, что весть о том, что Кари не больна, принесла ему некоторое облегчение. Тем не менее новость о ее отстранении от работы была воспринята им с тревогой.

– Почему ее отстранили? – Ответом ему был лишь пустой взгляд Пинки. Хантер в раздражении вскочил со стула. – Черт! Я же говорил им, что сказанное ею не имеет ни малейшего значения! Она прислала мне записку с извинениями. Этого вполне достаточно.

Повернувшись спиной к письменному столу, окружной прокурор устремил взор на гудящую, как улей, редакцию, однако, кажется, не видел людей, сновавших за стеклянной стеной. Когда он снова повернулся к Пинки, его нижняя челюсть обрела очертания куска гранита.

– Мне нужно срочно ее видеть. Где она?

– Понятия не имею.

В один прыжок Хантер приблизился вплотную к столу и, опершись обеими руками на усеянную бумажками поверхность, наклонился вперед.

– Мне нужно видеть ее, – твердо повторил он. – Скажи, где мне ее искать.

«Вконец ополоумел парень», – подумал Пинки.

– Не знаю, – ответил он с прежней невозмутимостью. – Я пытался дозвониться до нее на следующее утро после того случая, но она успела отключить телефон. А чуть позже посыльный принес мне конверт с ключами от ее квартиры и запиской о том, когда и как поливать там цветы. Вот и все. Она написала, что сама позвонит мне.

– Но ведь прошло уже три недели! Неужели она с тех пор ни разу не звонила?

– Ни разу.

– Определенно с ней что-то случилось.

– Не думаю. Просто уехала куда-нибудь. Побыть наедине с собой. Разложить все свои проблемы по полочкам.

– Какие проблемы?

– Тебе лучше знать!

Уголок рта Хантера дернулся. В остальном его лицо осталось непроницаемым.

– Ты сообщишь мне, когда она даст о себе знать?

– Зачем?

– Говорю же, мне нужно с ней увидеться.

– Зачем?

– Не твое дело! – вспылил Хантер Макки, окончательно выведенный из себя.

С невозмутимой улыбочкой Пинки поднялся из кресла и снова взял со стола листки с текстами.

– Прошу прощения, мистер Макки, но ровно через пятьдесят три минуты у меня передача. И я, к сожалению, не могу потратить ни одной из них на решение ваших личных проблем. – Розовый коротышка деловито засеменил к двери своего стеклянного кабинета. – Но все равно заглядывай.

И он выскочил за дверь, кляня вечную спешку и выкрикивая на ходу указания подчиненным.

Глава 8

Горнолыжный курорт Брекенридж был необычайно живописен и зимой, и летом. Островки нерастаявшего снега на склонах гор казались издали цветущими вишневыми садами. Величественные горные пики были увенчаны сверкающими ледяными шапками. Магазинчики и изысканные лавочки в парижском стиле, теснившиеся по обе стороны главной улицы города, круглый год торговали всевозможными вещицами, пройти мимо которых подчас просто не было сил. Небольшие старинные здания, походившие на пряничные домики из сказки, выглядели одинаково нарядно и на фоне безбрежного летнего неба, отличающегося в эту пору в штате Колорадо особой голубизной, и под тихо падающим пушистым снегом.

Впервые Кари приехала в Брекенридж покататься на лыжах, еще когда училась в начальных классах школы, летом же оказалась здесь только теперь. И не пожалела об этом. До чего же хорошо и уютно было здесь без длинных очередей голодных лыжников, ломящихся во все рестораны, без снежной каши под ногами и без автомобильных пробок перед единственным в городе светофором!

Мир и покой повсюду – это именно то, в чем она нуждалась сейчас в первую очередь.

Сидя на открытой террасе, Кари умиротворенно наблюдала, как медленно садится солнце. Снег на склонах гор, поначалу ослепительно белый, вдруг окрасился в темно-розовый цвет. Наконец малиновый диск солнца скрылся за одной из вершин.

Она провела здесь уже два месяца. Годовщина со дня гибели Томаса осталась никем не замеченной, если не считать ее, его вдовы. Впрочем, нельзя было сказать, что в тот день она была безутешна. За минувший год боль в душе Кари понемногу улеглась, и больше всего ее теперь удручало то, что воспоминания о покойном муже, уже не были столь чистыми и ясными, как совсем еще недавно. Она, как ни старалась, теперь не могла вызвать в памяти его голос. И лицо его, являвшееся ей изредка в сновидениях, становилось все более расплывчатым.

Пришла пора прощания.

Многим ли было известно о «грешках», которые, по выражению Пинки, водились за Томасом? И как она все это время могла оставаться слепой? Ведь ей с первого взгляда удавалось подмечать в человеке все его слабости. Наверное, было бы легче, если бы она как следует разозлилась на Томаса. Но у нее ничего не получалось.

Ведь он любил ее. Кари твердо знала это, какие бы преступления он ни совершил. Томас появился в ее жизни как раз в тот момент, когда именно такой человек был нужен ей больше всего. Должно быть, и она оказала ему немалую психологическую поддержку. В его годы мужчина обычно особенно нуждается в подобном допинге. Они отлично подходили друг другу, и все то время, что были вместе, – жили дружно. Разве могла она сожалеть об этих прекрасных годах?

Разум Кари очистился и прояснился. Да и тело обрело почти прежнюю силу после всех тяжелых испытаний истекших двенадцати месяцев. Она чувствовала себя по-настоящему отдохнувшей. Еще неделька – и можно снова браться за работу.

Но что, если ее не захотят взять обратно? Что, если у нее уже нет работы? Что, если ей придется начинать все сначала? Уже в третий раз в жизни…

Встав, Кари потянулась всем телом.

– Чтобы перейти через мост, нужно сперва дойти до него, – рассудительно произнесла она вслух. Что бы ни сулило ей будущее, теперь она была готова с честью встретить любые трудности.

Зияющая пустота в холодильнике и буфете неумолимо напомнила ей, что уже несколько дней она не заходила в продуктовую лавку. Почувствовав сильный голод, Кари начала торопливо одеваться, намереваясь отправиться куда-нибудь поужинать. Выход в общество сейчас был как нельзя более кстати. Пора снова привыкать к людям.

Порывшись в платяном шкафу, она выбрала джинсовую юбку, туфли на низком каблуке, кофточку с короткими рукавами из хлопка и замшевую куртку. Вечером в горах становилось довольно прохладно.

До центра городка было рукой подать – дорога заняла считанные минуты, однако к тому времени, когда Кари уже сидела за столом углового открытого кабинета одного из лучших ресторанов курорта, ей казалось, что она вот-вот умрет с голоду. В животе раздалось громкое урчание – желудок не желал больше ни секунды мириться с подобными мучениями. Сгорая от стыда, она заказала себе обильный ужин. Кари маленькими глотками пила вино в ожидании заказа, когда в ресторанный зал вошел он.

Все выглядело так, будто этот человек пришел сюда именно за ней, заранее зная, где ее искать. Едва ее старый знакомый появился в дверях, его взгляд, точно лазер, рассек полумрак зала, освещенного только свечами, и уперся прямо в нее. Женщина-метрдотель радушно приветствовала посетителя, и он вежливо ответил ей, ни на секунду не сводя глаз с Кари. Оглянувшись через плечо, метрдотель приторно улыбнулась и закивала головой. Обойдя ее, высокий мужчина, лавируя между столиками, двинулся к тому, за которым сидела Кари.

Она поставила бокал с вином на стол, чтобы он не заметил, как дрожит ее рука. Ей хотелось отвести глаза, но помимо воли Кари продолжала зачарованно смотреть на него, как кролик на удава. Его лицо оставалось совершенно бесстрастным, однако видно было, что он отлично знает, чего хочет, куда идет и как поступит, когда достигнет цели.

Он резко остановился, едва не опрокинув ее столик.

– Если ты не разрешишь мне сесть рядом с тобой, возникнет крайне некрасивая ситуация. Я сказал метрдотелю, что ты ждешь меня.

И в ту же секунду Кари осознала, что действительно ждала его. Не то, чтобы она знала, что их встреча состоится именно в этот вечер, но отчего-то у нее не было ни малейшего сомнения в том, что в конце концов он обязательно ее найдет.

– Не хочу ставить тебя в дурацкое положение. Присаживайся.

Отсвет свечи плясал на ее волосах, отражался двумя огоньками в глазах, мягко ласкал ее губы. И ему подумалось, что никогда еще он не видел ее столь обворожительной. Кари вряд ли догадывалась, как быстро и неровно бьется сейчас его сердце. Впрочем, точно так же билось и ее собственное.

– Ты в самом деле не возражаешь?

В ответ она не сказала ни слова – просто отодвинулась чуть-чуть и убрала куртку и сумочку, освобождая ему место на диванчике рядом с собой. Усевшись, он положил руки на стол и повернулся к ней. Они смотрели друг на друга. Просто смотрели. Эти двое не двигались, почти не дышали – жили только их глаза.

– Что изволите заказать, сэр?

Даже отвечая официанту, Хантер не отводил взгляда от Кари.

– Все то, что заказала себе дама. И еще бутылку вина. Того, которое идет под… – Тут он был вынужден проконсультироваться с Кари. – А что мы едим?

– Форель.

– Того, что идет с форелью.

– Слушаюсь, сэр. Благодарю вас.

Официант исчез, и они снова стали пожирать друг друга глазами. Это было похоже на какой-то молчаливый ритуал.

– А ты изменился, – заметила она.

– Ты тоже.

– Я всегда видела тебя только в костюме и галстуке. – На сей раз на нем были слаксы и рубашка. Воротник ветровки был поднят, рукава закатаны до середины кисти. Стоило ей заметить это, как он снял ветровку и положил рядом с ее замшевой курткой на диван. Его одежда была словно взята из каталога мод журнала «Джи-Кью». Удивительно, но на нем одежда сидела гораздо лучше, чем на манекенщиках, надменно смотрящих с глянцевых страниц.

– У тебя нос от солнца облупился, – проявил наблюдательность Хантер. Смущенно засмеявшись, она прикрыла кончик носа пальцами. – Много загораешь?

– Нет, не слишком. Я легко простужаюсь, а здесь, в горах, для меня даже на солнце лежать холодновато. Зато я много гуляю пешком.

Последовал новый период молчания. Он думал о том, как мило выглядит она со своим покрасневшим и облупившимся носом. Она же, глядя на жесткие черные волосы, выбивающиеся из-под расстегнутого ворота рубахи Хантера, гадала, покрывают ли они всю его грудь.

– Ваше вино, сэр, – несмело кашлянул официант, простояв у их столика незамеченным несколько долгих секунд.

Хантер приступил к священнодействию снятия пробы. Другой бокал был подан Кари. В нем искрилось прозрачное вино, и она, не успев попробовать его, почувствовала себя так, будто эта золотистая жидкость уже растеклась по ее жилам. Пригубив вина, она благосклонно улыбнулась, хотя не разобрала толком, каково оно на вкус. Сейчас она не ощущала почти ничего. Голод, каких-нибудь несколько минут назад беспощадно терзавший ее, внезапно пропал. И зачем только она заказала этот слоновый ужин?

Потягивая вино, они пристально смотрели на пламя свечи, будто надеялись увидеть в нем разгадку всех секретов Вселенной.

– А откуда тебе… Нет, не стоит даже спрашивать. Догадываюсь, кто мог рассказать тебе, где я нахожусь. – Затем, боясь показаться излишне самонадеянной, Кари осторожно осведомилась: – Ведь наша встреча вовсе не случайна, не правда ли?

Он кивнул:

– Не случайна.

Ее взгляд снова остановился на огоньке свечи.

– Значит, ты выведал все у Пинки. – Это не был вопрос. Кари всего лишь спокойно констатировала факт.

– Да.

– Недели не прошло с тех пор, как я позвонила ему отсюда, и вот вам, пожалуйста… А ведь он поклялся хранить тайну.

– Я замучил его. Не давал ему покоя ни днем, ни ночью. И он в конце концов сломался. – Действительно, у Хантера вошло в привычку каждый день по пути со службы заезжать на телестанцию, чтобы поинтересоваться у Пинки, не слышно ли чего от Кари. Это стало до того рутинным, что Пинки и Бонни иной раз даже волновались и задерживались на работе, если окружной прокурор запаздывал к ним с очередным визитом. Наконец в прошлую среду у Пинки нашлось для него важное известие.

«Брекенридж!» – это слово громом прогремело для пораженного Хантера. Он ожидал услышать что угодно: Таити, Тибет, но только не Брекенридж. Три месяца он с ума сходил от отчаяния, гадая, куда запропастилась Кари. А она все это время находилась от него в каких-нибудь ста километрах!

– Умоляю, не злись на меня за то, что я выследил тебя, – виновато произнес Хантер.

Она посмотрела прямо в омут его зеленых глаз.

– А я и не злюсь. – Ее губы еле шевелились, шепча эти слова. – Во мне нет больше злобы.

Его можно было обвинить в чем угодно, но только не в тупости. Сказанного ею было более чем достаточно, чтобы понять: он помилован!

Дикое напряжение, до сих пор сковывавшее его, наконец отпустило грудь, и он с облегчением глубоко вздохнул. Этот тугой комок в груди беспокоил Хантера с того самого дня, когда он понял, какие катастрофические последствия его действия будут иметь для Кари, и без того уже жестоко наказанной судьбой. Теперь же ему хотелось смеяться.

Хантер поднял бокал. Кари последовала его примеру. Они чокнулись, празднуя наступивший между ними мир, но только мысленно – вслух об этом пока не решался заговорить ни один из них. Но глаза, которыми они смотрели друг на друга, сказали все без слов.

От него потребовалось сверхъестественное усилие воли, чтобы не поцеловать ее во влажные от вина губы. Хантер вновь изнывал от желания запустить пальцы в золото ее волос. Его рот жаждал ощутить атласную гладкость кожи этой женщины, заскользив по ее шее вниз, к вырезу простой кофточки.

Она же обратила внимание на его руки. Они были удивительно красивы – изящные, сухие, сильные. На фалангах тонких, длинных пальцев кое-где пробивались темные волоски. Запястье, на котором поблескивали золотые часы, не было слишком широким. Неожиданно ей захотелось взять его ладонь, чтобы рассмотреть ее в мельчайших деталях.

Они ели медленно, делая большие паузы между блюдами. В ресторане посетителей было немного, то и дело к ним неслышно подходили услужливые официанты. Однако мужчину и женщину, сидевших в укромном кабинетике, вполне устраивал неторопливый ужин.

Зеленый салат был холодным и хрустящим, печеный картофель – горячим и рассыпчатым. Пропитанный каким-то соусом, он имел изысканный вкус. Благоухающая ароматными травами форель была поджарена на гриле в самый раз.

Однако Кари поперхнулась, когда Хантер поинтересовался у нее:

– Давно ли живут вместе Пинки и Бонни?

В конце концов ей удалось прокашляться. Запив попавший не в то горло кусок глотком вина, она промокнула слезящиеся глаза салфеткой.

– Пинки и Бонни? Неужели те, которых я знаю? И ты говоришь, они живут вместе?..

Он растерянно пожал плечами:

– Ну да. Во всяком случае, мне так показалось. В конце рабочего дня они всегда вместе идут на автомобильную парковку. А однажды я услышал, как она напомнила ему, что «у них» кончилось молоко, и, стало быть, по пути домой им надо заехать в молочный магазин. Вполне семейный разговор. Тебе не кажется?

– Молоко? – ошеломленно вскричала Кари. Откинувшись на мягкую спинку диванчика, она расхохоталась. – Мерзкий хитрец! Сколько раз я беседовала с ним на эту тему, а он знай себе помалкивает. Боялся, что я буду злорадствовать: «Вот видишь, а вышло-то в конце концов по-моему!»

Отодвинув тарелку в сторону, Хантер тоже откинулся на спинку дивана.

– Сдается мне, что их роман – твоих рук дело. Похоже, ты долго и упорно работала над осуществлением этого гуманитарного проекта.

– Почти два года. Я сразу поняла, что они созданы друг для друга. Она без ума от него, и вообще ей нужен кто-нибудь, о ком можно было бы постоянно заботиться. А если кто и нуждается в заботе, то Пинки – в первую очередь. Однако вся его беда в том, что он упрям как осел и долгое время ни в какую не хотел признавать столь очевидного факта.

Хантер внимательно смотрел на ее лицо, озаренное доброй улыбкой.

– Похоже, он тебе нравится.

В ее глазах что-то неуловимо дрогнуло – Кари поймала на себе его внимательный взгляд. Только сейчас она заметила, как близко к ней он сидит. Вдвоем они уместились на небольшом диванчике. Кари ощущала тепло, исходившее от его мускулистого бедра.

– Очень нравится. О таком друге можно только мечтать. – Она сделала маленький глоток вина. – Правда, иногда такие друзья способны сделать тебе очень больно.

– Каким образом?

– Они всегда говорят тебе правду, в то время как другие – только то, что тебе приятно слышать. – Вздохнув, она прикрыла глаза. – Видишь ли, я рассчитывала на то, что Пинки поможет мне выбраться из каши, которую я сама же и заварила. А он сделал так, что я понесла наказание по полной программе. Как стойкий оловянный солдатик.

– Кари… – При звуке его голоса ее глаза широко распахнулись. – Прости, что я стал причиной твоих неприятностей по службе. Но поверь, я не имею к этому никакого отношения.

– Знаю… – Ее голос был нежен и мягок – точно так же, как и ладонь, которая успокаивающе опустилась на его руку. Она первой прикоснулась к нему. По собственной воле! И это привело их обоих в замешательство. Кари глядела на свою ладонь, удивляясь, почему никак не может убрать ее с напрягшейся мужской руки. – В этом нет ни капли твоей вины, Хантер. Я очень сожалею о том, что сказала тебе в тот день в ресторане.

– Ты уже извинилась передо мной. В записке.

– Мертвый клочок бумаги, образец канцелярщины, – слегка пожала она плечами. – Мне было так стыдно за свою выходку, что я не нашла подходящих слов, чтобы толком извиниться. – В ее глазах блеснули слезы, голос зазвенел. – Тебе следовало просто врезать мне по мозгам.

– Не надо, Кари, даже не вспоминай об этом. Все прошло и навеки забыто. – Он накрыл ее ладонь своей.

– Десерт не желаете?

Кари была искренне благодарна официанту за его бесцеремонность. Ее голова кружилась, но вовсе не от выпитого. Слишком уж быстро развивались события. Впору было немного притормозить. Ведь она только-только начала свыкаться с мыслью о смерти Томаса и его изменах. Да тут еще карьера под вопросом, все ее будущее…

Нужна ли ей сейчас эта новая встряска? Она с готовностью ухватилась за возможность продлить и без того затянувшийся ужин, потому что не имела представления, как ей быть, когда он закончится.