Текст книги "Любовь взаймы (Техас! Чейз)"
Автор книги: Сандра Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
У Марси пересохло во рту; с трудом сдерживаясь, она ответила с бесстрастием, какого в себе и не подозревала:
– Я думаю, вам лучше сейчас уйти. Чейзу нужно спокойно отдохнуть.
– Конечно, я понимаю, – ответила вежливо девица, снова натягивая шубу.
– Пожалуйста, скажите его друзьям, что он будет в полном порядке, хотя его выступления в родео, возможно, закончились. По крайней мере, на время…
– Да, кстати, я вспомнила, – сказала девица. – Пит просил передать ему, что завтра он с прицепом уезжает в Калгари. Он сам оттуда, знаете? Кажется, это где-то в Канаде, хотя я всегда считала, что Калгари как-то связано с Библией. – Она пожала плечами, почти вытащив груди из открытого ворота джемпера. – Короче, Пит хочет знать, что ему делать с пожитками Чейза.
Марси трясла головой, стараясь разобраться в абсурдной болтовне этой девицы.
– Наверное, можно переслать их ему домой почтой.
– Ладно. Какой адрес? Я передам Питу.
– Я не… – Марси оборвала фразу, прежде чем успела выдать себя. – Хотя… Пожалуйста, попросите Пита оставить все у администрации «Колизея». Я завтра заберу вещи Чейза.
– Ладно, я скажу ему. Ну, пока. А, постойте! – Она покопалась в сумочке. – Вот ключи Чейза. Его пикап все еще припаркован на стоянке «Колизея».
И она кинула Марси брелок с ключами.
– Спасибо, – Марси на лету успела перехватить ключи, которые чуть не приземлились прямо на беззащитный живот Чейза.
– Мне очень жаль, знаете, ну, что я трахалась с вашим мужем. Мужики! Они все ублюдки, знаете?
Марси так до конца и не поверила, что эта женщина была на самом деле, и несколько мгновений стояла, уставившись на закрывшуюся за ней дверь. Неужели Чейз докатился до того, чтобы иметь дело с подобными женщинами, лишь бы защититься от одиночества и отчаяния, вызванных смертью Тани? Или он наказывает себя за ее смерть тем, что опускается так низко, как только возможно?
Марси подошла к узкому стенному шкафчику и положила связку ключей на полку рядом с замшевыми перчатками, которые были на нем, когда его сбросил бык. Его потрепанная шляпа лежала там же. Она заметила, что на полу в шкафчике стоят поношенные ковбойские сапоги.
Его одежду развесили на вешалки, предоставленные больницей. Голубая рубашка была в грязных пятнах. К ней все еще был приколот номер, под которым он выступал. Его вылинявшие джинсы были в пыли. Пыльной была и хлопчатая косынка, которая была повязана у него на шее. Она прикоснулась к кожаным защитным накладкам и вспомнила, как они хлопали у него по ногам, когда скользили вверх и вниз по вздымавшимся бокам быка.
Это воспоминание заставило ее вздрогнуть. Она закрыла дверцу шкафа, чтобы не видеть картину, всплывшую в памяти – как Чейз без сознания лежит на земле.
Вернувшись к кровати, она увидела, что его рука беспокойно дотрагивается до тугой повязки вокруг грудной клетки. Испугавшись, как бы он не повредил себе, она поймала его руку, притянула ее обратно на простыню, похлопав, уложила на место рядом с бедром и там удержала.
Его ресницы затрепетали и поднялись. Явно не понимая, где находится, он несколько раз моргнул, стараясь определить, что его окружает, и вспомнить, что произошло.
Потом он, кажется, узнал ее. Она успокаивающе крепко сжала его пальцы. Он попытался заговорить, но единственное слово, которое у него получилось, было всего лишь слабым хрипом.
Тем не менее она узнала прозвище, которое он ей дал. Прежде чем снова провалиться в забытье, он сказал:
– Гусенок?
2
Чейз скандалил с медсестрой, когда Марси вошла в его палату. Он прервал поток обвинений, чтобы удивленно воззриться на Марси, потом снова начал препираться.
– Вы почувствуете себя гораздо лучше, когда помоетесь и побреетесь, – уговаривала медсестра.
– Не трогайте меня, уберите руки. Оставьте это покрывало на месте. Я сказал вам, что не хочу мыться. Когда я захочу, я сам и побреюсь. В последний раз говорю, уматывайте отсюда и оставьте меня в покое, чтобы я мог одеться.
– Одеться? Мистер Тайлер, вы не можете выйти из больницы!
– Вот как? Посмотрим.
Пора было вмешаться. Марси сказала:
– Может быть, когда мистер Тайлер выпьет чашку кофе, ему больше захочется побриться.
Медсестра была рада тонкому намеку, чтобы она ушла. Прошелестев белой тканью халата и проскрипев резиновыми подошвами, она исчезла. Марси осталась с Чейзом одна. Лицо его было чернее тучи. И дело было не в щетине и не в синяке на скуле.
– Я решил, что ты мне приснилась, – заметил он.
– Нет. Как видишь, я действительно здесь. Собственной персоной.
– Но что делает твоя собственная персона здесь?
Она налила ему чашку кофе из графина-термоса и подвинула в его сторону через переносной кроватный столик, правильно угадав, что он пьет кофе без молока. Он рассеянно взял чашку и отпил глоток.
– Итак?
– Итак, благодаря причудам судьбы, – ответила Марси, – я вчера вечером оказалась на родео, когда ты танцевал с этим быком.
– Начнем с того, что делала ты в Форт-Уорте?
– Клиенты. Супружеская пара переезжает сюда с северо-востока. Они собираются жить в Форт-Уорте, но присматривают домик у озера неподалеку от Милтон-Пойнта – для отдыха в выходные дни. Я приехала немного пообхаживать их. Вчера пригласила их в ресторан с мексиканской кухней, потом, в качестве развлечения, повела на родео. Но им выпало несколько больше сенсаций и испугов, чем я рассчитывала.
– Сенсация каждую минуту, – проворчал он, поморщившись и пытаясь найти более удобное положение на подушках, подложенных ему горой под спину.
– Тебе все еще больно?
– Нет. Я прекрасно себя чувствую. – Белая полоса вокруг его губ говорила о другом, но она не стала спорить. – Это объясняет, что ты делала на родео. А что ты делаешь здесь? В больнице?
– Я тебя давно знаю, Чейз. Рядом не было никого, кто бы присмотрел за тобой. Твоя родня не простила бы мне, если бы я не поехала с тобой в больницу. И я сама никогда не простила бы себя.
Он отставил в сторону пустую чашку.
– Так это ты вчера пожимала мне руку? – Она кивнула. Чейз отвел глаза. – Я думал… думал… – Он сделал глубокий вздох, заставивший его снова сморщиться. – Сумасшествие!..
– Ты думал, это была Таня?
При упоминании имени жены его глаза снова вернулись к Марси. Та почувствовала облегчениеТ ей больше не надо было бояться произнести вслух имя его покойной жены, оно уже было произнесено. Как в прыжках в воду с трамплина, первый раз – самый трудный, потом все становится легче. Но, увидев в его глазах боль, как от укола смертельной иглой, Марси опять засомневалась, оправится ли Чейз когда-нибудь после трагической гибели Тани?
– Хочешь еще немного кофе?
– Нет. Чего бы я хотел, – произнес он, – так это выпить.
Хотя дело было отнюдь не шуточное, Марси отнеслась к этому как к шутке.
– В восемь утра?
– Мне случалось начинать и раньше, – пробурчал он. – Ты меня отвезешь куда-нибудь, где можно купить бутылку?
– Конечно, нет!
– Тогда мне придется позвать кого-нибудь еще. – Забыв о боли, он попытался дотянуться до телефонного аппарата на прикроватной тумбочке.
– Если ты планируешь позвонить клоуну Питу, то это тебе не поможет. Он сегодня уезжает в Калгари.
Чейз опустил руку и взглянул на нее.
– Откуда ты знаешь?
– Твоя приятельница сказала. Вчера вечером она приходила сюда справиться о тебе, когда ты не явился к ней на свидание после родео. Много волос, много сисек… Я не спросила, как ее зовут.
– Это неважно. Я тоже не спросил, – признался он. Марси ничего не сказала. Он минуту изучающе смотрел в ее спокойное лицо. – Что, без проповеди?
– От меня – нет.
Он хмыкнул.
– Хотел бы я, чтобы ты поговорила с моей родней насчет проповедей. Обожают проповедовать. Они все хотят спасти меня от меня самого. А я только хочу, чтобы меня, черт побери, оставили в покое.
– Они любят тебя.
– Моя жизнь принадлежит мне! – гневно воскликнул он. – Кто они такие, чтобы говорить мне, как я должен жить, а? Особенно Лаки. – Он пренебрежительно фыркнул. – Пока не появилась Девон, он только и успевал ширинку расстегивать. Трахал всех, кто мог двигаться, а, может быть, кое-кого, кто и не мог. А теперь он такой адски правоверный, что просто тошнит.
– Но, насколько я знаю, его… э-э… ширинка расстегивается не реже… – Эти слова заставили его снова посмотреть на нее. – Когда бы я ни встретила Девон, она всегда улыбается…
Самообладание Марси плохо сочеталось со скабрезной темой разговора. От этого и Чейзу трудно было оставаться серьезным, не говоря уже о гневе. Хотя он и продолжал хмуриться, мимолетная улыбка приподняла уголки его губ.
– Ты что надо, Гусенок! Просто свой парень.
Она закатила глаза:
– Это тайная мечта каждой женщины.
– Я хотел сделать тебе комплимент.
– Тогда – спасибо.
– Пока мы все еще в хороших отношениях, почему бы тебе не включить свои великолепные мозги и не поступить по-умному: оставить меня там, где ты меня нашла?
– И что бы я была за друг, если бы покинула тебя в час беды?
– Именно потому, что мы всегда были друзьями, я и прошу тебя уйти. Если ты тут останешься надолго, может случиться что-то по-настоящему ужасное, чего бы мне очень не хотелось.
– Что, например? – спросила она со смешком.
– У меня дар наживать врагов.
Она посерьезнела.
– Никогда, Чейз.
Он невыразительно хмыкнул.
– Говоришь, Пит направляется домой?
– Точно.
– У него в прицепе мои пожитки.
– О них уже позаботились. – Она взяла со столика стаканчик заварного крема и содрала крышечку из фольги. – Он все оставил в «Колизее», когда уезжал из города рано утром. Я забрала их оттуда.
Не замечая, что делает, он открыл рот, когда она поднесла к нему ложечку крема.
– Ты из-за меня столько беспокоилась?
– Никакого беспокойства.
– Ты позвонила моим родным?
– Нет. Я хотела сначала спросить тебя об этом.
– Не звони им.
– Ты уверен, что хочешь именно этого?
– Совершенно уверен.
– Они бы хотели знать, Чейз.
– Они узнают достаточно скоро. И когда узнают, захотят сделать из этого проблему.
– Ну, они и должны так поступить. Ты мог бы и погибнуть.
– И какая это была бы трагедия! – саркастически заметил он.
Она перестала класть ему в рот крем.
– Да, была бы.
Он, похоже, готов был начать спор по этому поводу, но вместо этого отвернулся и раздраженно оттолкнул переносной столик.
– Послушай, Марси, яценю…
– А что случилось с Гусенком?
Он внимательно осмотрел ее. Морковного цвета волосы, которые были у нее в детстве, смягчили свой цвет и стали светло-каштановыми, с золотыми искрами. Они по-прежнему завивались и были непослушными, но она научилась искусно укладывать их.
Много лет она пыталась загореть – безрезультатно. Она, бывало, молилась, чтобы все ее веснушки слились вместе. После того, как она несколько раз сильно обгорела и много недель после этого некрасиво лупилась, Марси в конце концов отказалась от этих бесплодных попыток. Решила, что если у нее не получается гладкого золотистого загара пляжных кисонек, то она пойдет в направлении, прямо противоположном им, – будет подчеркивать белизну своей кожи. Сейчас она, казалось, просто светилась, и это нередко с завистью отмечали женщины ее возраста, которые много лет нежились на солнышке, а теперь расплачивались за свой роскошный загар складочками и морщинками.
Очки сменились контактными линзами. Годы с пластинками, выпрямляющими зубы, подарили ей идеальную улыбку. Тело-щепочка в конце концов налилось и стало женственным. Она все еще была поразительно тоненькой, но это была модная, а не уродливая худоба. Выпуклости под ее дорогой и элегантной одеждой не были изобильными, но они были видны.
Марси Джонс далеко ушла от неуклюжего книжного червя, которого все ребята звали Гусенком. В те годы, когда самые популярные девушки в ее классе становились участницами физкультурных и танцевальных команд, она была капитаном дискуссионного общества и президентом латинского клуба.
В то время, когда ее более фигуристых одноклассниц короновали как Возвращающихся домой королев и Возлюбленных Валентинова дня, она получала награды за выдающиеся успехи в учебе. Ее родители говорили ей, что это важнее, чем победы в конкурсах популярности, но Марси была достаточно сообразительна, чтобы понять, что это по крайней мере не совсем так. Она променяла бы все свои свидетельства и грамоты на одну усеянную фальшивыми бриллиантами диадему и коронационный поцелуй президента класса Чейза Тай-лера Мало кто знал, что ученица, удостоенная чести произнести речь прощания со школой, мечтает о чем-то ином, кроме признания ее академических достижений. Действительно, ну кто бы мог так подумать? Гусенок была Гусенком, и никто не думал о ней ничего, кроме того, как она здорово соображает.
Но теперь Чейз думал. Оценив ее внешность, он сказал:
– Почему-то имя «Гусенок» не идет к хорошо сложенной леди вроде тебя.
– Спасибо!
– Не за что. Ну вот, так я говорил…
– Ты давал мне понять, чтобы я к тебе не приставала.
Чейз провел рукой по непослушным волосам.
– Это не значит, что я не ценю все, что ты сделала, Марси. Ценю.
– Но ты просто хочешь, чтобы тебя оставили в покое.
– Точно.
– И ты мог бы наслаждаться своими страданиями.
– Опять угадала. А сейчас, если ты не хочешь стоять тут, пока я буду вылезать из постели в одной только повязке на ребрах, я бы посоветовал тебе попрощаться и уйти.
– Но ты же не собираешься и правда уйти из больницы?
– Собираюсь.
– Но тебя сегодня утром еще даже не смотрел врач!
– А мне он и не нужен, – я и так знаю, что у меня треснуло несколько ребер. Ничего такого, что не прошло бы после пары дней в постели. Но я лучше проведу это время где-нибудь в другом месте, где-нибудь, где виски – не такая большая редкость.
Он с трудом сел. От боли у него перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы. Выражение его лица стало ужасным, зубы скрежетали, пока острая боль немного не схлынула.
– Как ты собираешься выбираться из «этого места»? – спросила она. – В таком состоянии ты не сможешь вести машину.
– Справлюсь.
– И, наверное, при этом угробишь себя.
Он повернул голову и пронзил ее взглядом:
– Наверное, мне бы следовало взять у тебя уроки безопасного вождения…
Он не мог сказать или сделать ничего, что было бы для нее еще больнее. Она чуть не скорчилась под ударом этих слов. Кровь отлила у нее от головы так быстро, что она почувствовала себя на грани обморока.
В ту же секунду, как у него вырвались эти слова, Чейз уронил голову, так что его разбитый подбородок уперся ему в грудь. Вполголоса он длинно выругался. Если не считать этого, в комнате воцарилась прямо-таки ощутимая тишина.
Наконец он поднял голову.
– Извини, Марси!
Она нервно сжимала и разжимала руки, невидящими глазами уставившись прямо перед собой.
– Я постоянно думаю, не винишь ли ты меня в том несчастном случае…
– Не виню. Клянусь, что нет!
– Сознательно, может быть, и нет. Но глубоко в душе…
– Нисколько. Я сказал бессмыслицу, глупость. Я сказал, что превращу тебя во врага. Я не могу… – Он беспомощно приподнял руки. – Иногда меня охватывает такая злость из-за этого, что я свирепею и причиняю боль тому, кто подвернется под руку. Вот почему я – плохой собеседник. Вот почему я хочу, чтобы меня просто оставили в покое.
Его душевная боль была так очевидна, что ей легко было простить его за то, что он накинулся на нее. Он был похож на раненого, загнанного в угол зверя, который не позволяет приблизиться к себе тому, кто хочет ему помочь. В течение двух лет после смерти Тани он зализывал свои раны. Они еще не зажили. Если ничего не предпринимать, то они никогда не заживут. Они только воспалятся и станут еще болезненнее. Чейз больше не в состоянии был помочь себе.
– Ты настаиваешь на том, чтобы уйти из больницы?
– Да, – сказал он. – Даже если мне придется сделать это ползком.
– Тогда разреши мне отвезти тебя домой, в Милтон-Пойнт.
– Даже и не думай.
– Образумься, Чейз. Куда ты отправишься? Если бы ты жил с этим клоуном и он уехал в Канаду, куда бы отправился ты?
– Есть масса других людей из родео, у которых я мог бы остаться.
– Которые смогли или не смогли бы как следует за тобой ухаживать. – Она подошла поближе и положила руку на его голое плечо. – Чейз, позволь мне отвезти тебя в Милтон-Пойнт.
Упрямо выставив вперед подбородок, он сказал:
– Я не хочу возвращаться домой.
Чего он не знал, так это того, что Марси может быть такой же упрямой, как и он. В ее характере была несгибаемость, которую мало кто видел, потому что она прибегала к ней только тогда, когда другого выхода не было.
– Тогда я позвоню Лаки и посоветуюсь с ним, что мне с тобой делать.
– Черта с два! – взорвался он. Он поднялся с постели, качаясь от слабости. – Не впутывай в это мою родню. Я прекрасно обойдусь своими силами.
– О, конечно. Ты ведь еле стоишь!
Скрипя зубами от беспомощности и боли, он сказал:
– Пожалуйста, уйди и оставь меня в покое.
Марси выпрямилась в полный рост.
– Я не хотела касаться этого щекотливого вопроса, Чейз, но ты не оставляешь мне выбора. Встает вопрос о деньгах.
Это его озадачило. Несколько мгновений он только недоуменно смотрел на нее, потом, нахмурившись, проворчал:
– О деньгах? Каких деньгах?
– О деньгах, которые понадобились, чтобы тебя сюда приняли и лечили. Я решила, что тебе не хотелось бы, чтобы тебя приняли по линии благотворительности, поэтому я заплатила за все.
– Ты… что?
– У тебя в бумажнике не оказалось карточки страховки. Мы не нашли там и сколько-нибудь заметной наличности, поэтому я заплатила за все.
Он прикусил губу. Видно было, что он растерян.
– Плата за право стать участником родео – несколько сот долларов. Если бы я их не наскреб, то не смог бы выступать. Наличных у меня действительно было мало.
– Тогда тебе повезло, что я оказалась рядом, правда?
– Ты получишь свои деньги обратно.
– Верно, получу. Как только мы приедем в Мил-тон-Пойнт, ты сможешь снять их со своего счета в банке или взять взаймы у брата.
– Марси, – начал он, намереваясь спорить.
– Я не оставлю тебя перебиваться, как ты можешь, Чейз. По сведениям из хорошо информированных источников, ты слишком много пьешь. Как может выздороветь твое тело, если ты не станешь заботиться о нем как следует?
– Мне абсолютно наплевать, выздоровеет оно или нет.
– А мне – нет.
– Почему?
– Потому что я хочу получить обратно свои пятьсот семьдесят три доллара шестьдесят два цента. – Произнеся эти слова, она решительно направилась к двери и распахнула ее. – Я пришлю медсестру, чтобы она помогла тебе одеться. – И она нарочито потупилась, напоминая ему, что он действительно совершенно голый, если не считать белой полосы бинтов на грудной клетке.
– Как насчет моего грузовичка?
Марси не отрывала глаз от дороги. Дождь чередовался с ледяной крупой.
– Я о нем позаботилась.
– Мы его отбуксируем или как?
Он отказался лечь на заднее сиденье ее машины, как она ему предложила. Но с того момента, как они выехали за ворота больницы, голова его лежала на подголовнике. Машина была просторной и шикарной, потому что она пользовалась ею для того, чтобы возить клиентов. Из стереоприемника лилась негромкая музыка, обогреватель работал с термостатом. Чейза окружала роскошь на пределе возможного. Глаза его оставались закрытыми, хотя он не спал.
Прошло только полчаса поездки, весь путь занимал два с половиной часа. Утренний час пик уже миновал, но погода, ухудшающаяся с каждой минутой, усложняла обстановку на дорогах, делая вождение опасным.
Осадки все усиливались – коварная смесь дождя и мокрого снега, которые нередко досаждают северному Техасу в январе и феврале. Такую погоду всегда предвещало начало сельскохозяйственной выставки и родео в Форт-Уорте.
Марси неотрывно смотрела на тротуар, начинавшийся как раз у ее капота, и мертвой хваткой сжимала руль, на минимальной скорости ведя машину по лабиринту проспектов, окружавших деловую часть Далласа. К несчастью, он лежал прямо на их пути к месту назначения.
– Я наняла человека, который отведет твой пикап в Милтон-Пойнт на этой неделе, – сказала она, отвечая на вопрос Чейза. – К тому времени, как ты сможешь сесть за руль, он будет уже там.
– ТЫ наняла человека вести МОЙ грузовичок?
– Угу, – ответила она, концентрируя внимание на шестнадцатиколесном грузовике, промчавшемся мимо со скоростью, от которой она вся сжалась.
– Все такая же деловая, а?
– То, как ты это сказал, заставляет меня думать, что это не комплимент.
– О, я хвалю твои деловые качества! Просто большинство мужчин побаиваются самоуверенных деловых женщин. – Он повернул голову так, чтобы ему было ее видно. – Поэтому ты так и не вышла замуж? Не нашла себе ровню в том, что касается мозгов?
Она не испытывала желания обсуждать с ним свою жизнь, особенно потому, что заметила в его якобы невинном вопросе некоторую презрительность.
– Ты бы попытался заснуть, Чейз. Так ты подавляешь действие болеутоляющего средства, которое они тебе ввели.
– Как это называется?
– Демерол.
– Нет, я имею в виду, когда женщина хочет быть мужчиной. Какая-то зависть? А, ага: зависть к пенису…
Несмотря на интенсивное движение и гололедицу, она бросила на него взгляд. Его самодовольное лицо было невыносимо. Ей хотелось бы ответить ему быстро и уверенно.
Марси снова устремила все внимание на дорогу. Она с трудом сглотнула.
– По правде говоря, Чейз, я была один раз помолвлена.
Его издевательская улыбка померкла.
– Правда? Когда?
– Несколько лет тому назад, когда жила в Хьюстоне. Он тоже был агентом по продаже недвижимости. Мы работали в одной конторе, хотя он занимался коммерческими помещениями, а я жилыми.
– Что случилось? Кто же разорвал – ты или он?
Марси не стала отвечать прямо.
– Мы встречались несколько месяцев, прежде чем заключили помолвку. Он был очень славный, умный, обладал прекрасным чувством юмора.
– Но в постели вы оказались несовместимыми.
– Наоборот, мы были очень совместимыми.
Он склонил голову набок.
– Трудно представить тебя в постели.
– Какие приятные слова, – заметила она, и тон ее говорил об обратном.
– Наверное, потому, что в старших классах ты ни с кем не встречалась.
– Не потому, что я этого не хотела. Меня никто не приглашал.
– Но ведь тебя интересовали тогда только круглые пятерки.
– Едва ли.
– Такое было впечатление.
– Впечатления бывают обманчивыми. Я очень хотела быть красивой и пользоваться популярностью, стать девочкой какого-нибудь суперпарня, как и любая старшеклассница.
– Хм!.. Но вернемся к этому типу из Хьюстона. Почему ты за него не вышла?
Она печально улыбнулась.
– Я его не любила. За неделю до свадьбы я примеряла в последний раз мое подвенечное платье. Моя мама и портниха, которая его подгоняла, хлопотали вокруг меня. Комната была полна свадебных подарков. Я посмотрела в зеркало и попыталась осознать, что невеста – это я. Платье было великолепное! Мои родители расщедрились, но это была не Я… Я попыталась представить себе, как пойду по проходу между церковными скамьями и поклянусь в неумирающей любви и преданности человеку, с которым я помолвлена. И в эту секунду меня озарило – я поняла, что не могу этого сделать. Я не могла поступить так нечестно. Я была к нему привязана, он мне очень нравился, но я его не любила… И вот я спокойно сняла белый атласный наряд и сообщила маме и пораженной портнихе, что свадьба не состоится. Как ты можешь себе представить, мое объявление вызвало настоящий переполох. Несколько следующих дней были сплошным кошмаром. Надо было отменить все – обряд, цветы, продукты. Подарки надо было с извинениями вернуть отправителям.
– А что он? Как он это принял?
– Очень хорошо. О, сначала он спорил и пытался отговорить меня, приписывая мои возражения к предсвадебным волнениям. Но после того, как мы подольше и обстоятельнее поговорили обо всем, он согласился, что поступить так будет правильно. Я думаю, что он все время чувствовал, что… ну, что я не люблю его так, как надо было бы.
– Это был чертовски смелый поступок, Марси.
– Знаю, – огорченно сказала она. – Но я не испытываю никакой гордости по этому поводу.
– Нет, я хочу сказать, это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был чертовски смелый поступок. Надо иметь немало храбрости, чтобы все порвать в самый последний момент.
Она покачала головой.
– Нет, Чейз. Если бы я действительно была смелая, то прежде чем втянуть в это дело приличного человека, я бы призналась себе, что мне просто не суждено выйти замуж.
Некоторое время они не разговаривали, что вполне устраивало Марси: дорога была уже не просто обледенелая, а превратилась в настоящий каток.
Довольно скоро, однако, Чейз застонал и положил руку на ребра.
– Больно, ну просто хоть волком вой.
– Прими еще одну таблетку. Врач сказал, что тебе можно их принимать каждые два часа.
– Это же просто аспирин под красивым названием. Останови машину, я куплю бутылку виски.
– Категорически нет. Я не остановлю машину, пока не окажусь у твоего дома в Милтон-Пойнте.
– Если я запью таблетку виски, она подействует быстрее.
– Торговаться со мной бесполезно. Кроме того, глупо мешать спиртное с лекарствами.
– Ради бога, не начинай читать мне мораль. Остановись на следующем углу, там есть винный магазин. Я всего на секунду…
– Я не позволю тебе покупать спиртное, пока ты со мной.
– Ну, так я не рвался быть с тобой! – крикнул он. – Ты сама влезла в мои дела. А теперь я хочу выпить, и хочу это сделать именно сейчас.
Марси сняла ногу с акселератора и направила машину к обочине; плавно нажимая на тормоз, она остановила ее. Оторвав затекшие, онемевшие пальцы от обтянутого мягкой кожей руля, она повернулась к нему лицом.
Он не ожидал пощечины. Ее холодная ладонь резко хлопнула по щетинистой щеке.
– Будь ты проклят! – Она дрожала всем телом. В глазах стояли невыплаканные слезы. – Будь ты проклят, Чейз Тайлер, за то, что ты самый бесчувственный, эгоистичный паразит, каких только знал свет! Посмотри на мои руки.
Она поднесла их к самому его носу, повернув ладонями вверх.
– Они мокрые, хоть выжимай. Я боюсь до смерти! Неужели ты не понимаешь, что мне вообще нелегко водить машину в любых обстоятельствах, но особенно в таких условиях, как сегодня?
Она резко махнула рукой, указывая на отвратительную погоду за ветровым стеклом.
– Я боюсь, что каждая встречная машина врежется в нас. Я живу в постоянном страхе, что со мной снова случится это. А особенно тогда, когда пассажир сидит в моей машине там, где сидела Таня… Я тоже была в той машине, Чейз, когда тот парнишка вылетел на красный свет. Меня и сегодня преследуют кошмары, в которых я слышу звук визжащих тормозов, чувствую удар и заново ощущаю страх смерти. Мне пришлось несколько недель лечиться у психолога, прежде чем я смогла снова сесть за руль… Если бы тебя не надо было срочно отвезти домой, я бы забилась в свой гостиничный номер в Форт-Уорте до следующего солнечного и сухого дня. Мне и в голову не пришло бы рисковать своей жизнью и жизнью других людей, ведя машину в этот ледяной шторм.
Судорожно вздохнув, она замолчала. Потом тихо сказала:
– Ты говоришь правду: ты не просил меня помогать тебе. Но я считала, что обязана сделать для тебя хотя бы это: благополучно доставить тебя домой, к твоим родным, где ты можешь как следует прийти в себя.
Она потрясла перед его лицом сжатым кулаком.
– Но, Господь свидетель, ты мог бы, по крайней мере, заткнуться и прекратить свое чертово хныканье!
