Текст книги "Вересковый эль надежды (СИ)"

Автор книги: Санди Зырянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 Горы и холмы под летним солнцем подернулись сизовато-лиловой дымкой: цвел вереск. Над бесконечными вересковыми пустошами гудели пчелы, садились на душистые цветы, деловито собирали нектар, не обращая внимания на белевшие тут и там между цветами человеческие кости. Их тихое гудение мешалось с мерным шорохом прибоя – Ирландское море у мыса Галловэй никогда не бывает спокойным...

  Ангус МакАлпин медленно ехал на своем коне, вспоминая, как сражался здесь несколько месяцев назад. Это было не первое и не последнее сражение с пиктами; иногда Ангусу казалось, что, пока стоит Далриада, пикты и скотты будут сражаться и в конце концов перебьют друг друга. Но что за беда? Ангус – племянник короля Далриады, его сенешаль, храбрый и опытный, несмотря на молодость, военачальник; кровавая битва – его стихия, цвет крови врага – его любимый, вид мертвых врагов – самый прекрасный, а рев умирающего врага – самая сладкая музыка. И покуда над Далриадой властвуют короли из клана МакАлпинов, пикты будут получать отпор!

  Но тогда, в той битве, Ангуса кое-что впервые поразило.

  Его не изумляло бесстрашие пиктов. Низкорослые, покрытые татуировками – символами рода, оберегами, знаками воинской доблести – они всегда были достойными противниками светлоглазым скоттам, шедшим в бой в благословенной наготе. Ангус усмехнулся, вспомнив, как зеленели клетки его сброшенного перед боем килта на жухлой осенней траве... Не изумляло и воинское мастерство. Пикты проявляли себя как не слишком дальновидные полководцы, они могли месяцами осаждать небольшую бастиду из чистого упорства, но в бою один на один были страшны. Ангус и сам мог похвастаться десятками голов, подвешенных к седлу, однако свирепость пиктских воинов превосходила его ярость.

  Да и стойкость воина – пикта ли, скотта – который, будучи смертельно раненным, ухитрялся утащить за собой к праотцам еще с десяток врагов, не удивляла никого. Могла бы удивить, пожалуй, трусость, но трусов ни среди скоттов, ни среди пиктов не водилось.

  Поразило Ангуса оружие пиктских воинов. Его собственный тяжелый железный меч не знал пощады; любовно ухоженный, он всегда был остро отточен, и никакие клинки до той битвы не могли оставить на нем зазубрину. А тут... сверкающие, как рассветная солнечная дорожка на тихом море, необычной – выгнутой к середине – формы двуручные мечи с длинной гардой один за другим рассекали клинки скоттов пополам. Ангус вовремя заметил это, иначе его мечу была бы уготована та же участь, но понадобилось все его искусство фехтовальщика, чтобы избежать рубящих пиктских ударов.

  И еще поразили сами пикты.

  Ангус прищурился, глядя в туманную морскую даль. Вот чайка промелькнула в вышине...

  ...Пикты рвались в бой – с виду их наступление было просто беспорядочным бегом вперед, но Ангус хорошо знал, насколько слаженными бывают действия пиктских войск. Вот уже стрела вонзилась – едва успел Ангус вскинуть руку с торчем, небольшим круглым щитом, а не то лежать бы ему с пробитым горлом... Повинуясь знаку полководца, скотты припали на колено, выставляя широкие ростовые щиты-мантелеты – и вовремя: на них обрушился град стрел, а за ними и метательных копий-сулиц.

  Ангус отдал приказ контратаковать.

  Обнаженные гиганты-скотты с горловым криком бросились наперерез пиктам. «Бран!» – несся клич атакующих. Острые мечи вгрызались в шеи, в ребра, в животы, вспарывая их и выпуская на волю душу вместе с кишками; окровавленные трупы валились на землю, а на них падали живые – чтобы оказаться затоптанными и перемешанными с мертвыми и с землей; сражающиеся оскальзывались в лужах крови и в кровавой грязи, падали и вскакивали снова, чтобы убивать, убивать, убивать...

  Ни одного стона или возгласа испуга, ни одной мольбы о пощаде: седые старики и юнцы, мужчины и женщины – все сражались до последнего, и даже после смерти с оскаленных, обезображенных лиц не сходило выражение ярости.

  Лица пиктов, раскрашенные красным и синим – кровь и смерть, солнце и вода – то и дело оказывались прямо перед Ангусом; каждый приближался, чтобы убить, и каждый оказывался убитым. И каждый смотрел в лицо Ангусу странными, расфокусированными глазами с необычно расширенными зрачками.

  Вот тогда-то по спине Ангуса и пробежал холодок страха. Сражаться можно с врагом, который подобен тебе или которого ты понимаешь. Но как понять человека, который ведет себя не как человек? Который бросается на тебя, словно не понимая, что может быть убит, не обращая внимания на раны? Прет к твоему горлу, не замечая, что в его собственном горле уже торчит твой дирк?

  Озверевшие пикты, если им случалось убить врага, первым делом взрезывали грудь, чтобы достать оттуда еще трепещущее, может быть, сердце, затем – живот, чтобы вырвать из него печень, а потом отрубали голову. Головы отрубали и скотты, только ни одному скотту не пришло бы в голову поедать сырые внутренности мертвецов; вот отхлебнуть крови в знак примирения с духом убитого – другое дело. Но пикты верили, что таким образом они лишают врага возможности отомстить в следующей жизни, а заодно присваивают его доблести в этой...

  В том сражении Ангус потерял брата. Именно потерял – Кеннета не нашлось среди обезглавленных тел.

  Этим и объяснялась его непроходящая скорбь.

  Гибель в бою – почетна для героя, но не дело герою непогребенным валяться под небом.

  Поговаривали, что пикты забирают раненых врагов, чтобы держать их в своих пещерах, как бурдюки с кровью. Но Ангус в это не верил. Пикты не пили кровь – это делали скотты, и не в мирное время для того, чтобы насытиться, а лишь на поле боя. Впрочем, мирного времени в Далриаде уже давно не бывало.

  Поговаривали, что пикты пожирают трупы павших. Но Ангус и в это не верил. Мертвецов они ведь оставляли – обезглавленными, выпотрошенными, но оставляли, а забирали только раненых. Впрочем, из-за непрерывных войн и без того неплодородные земли Далриады давали все меньше пропитания, – кто знает, не придется ли и пиктам, и скоттам охотиться друг на друга, как на кроликов?

  Поговаривали, что пикты лечат раненых врагов, но отнимают у них волю и обращают в рабство...

  Ни одного раба в пещерных поселениях пиктов пока не нашлось. И все-таки Ангус верил в это – потому что всегда слышал Кеннета: слышал, как он жил, слышал, как он страдал от ран, как рвался в сражение, охваченный боевым безумием, – и уж наверняка услышал бы, как Кеннет умер, если бы он умер. Сейчас Ангус его не слышал. Значит... правда?

  Под копытами что-то блеснуло. Ангус придержал коня и соскочил, щурясь.

  Меч!

  Одного взгляда хватило, чтобы оценить везение. Чудо-клинки, чуть зеленоватые и мерцающие, невыносимо холодные, легко разрубающие даже закаленные железные мечи, – пикты тряслись над ними куда больше, чем над собственными детьми, и ни одного доселе не попадало в руки скотта. А вот поди ж ты – валялся забытым между костями владельца. Бывшего владельца...

  Ангус обернулся к воинам из свиты, почтительно шествовавшим в отдалении, чтобы не тревожить вождя дружескими перебранками и шутками. Среди них был и самый младший из братьев МакАлпинов – Кет-хромоножка, четырнадцатилетний хромой и горбатенький оруженосец Ангуса.

  – Эй, Кет! Возьми этот меч, вычисти его хорошенько, и пусть он служит мне, – окликнул брата Ангус.

  Кет поспешно подъехал к нему, почтительно склонив голову.

  Несмотря на увечье, мальчишка был отменно храбр и вынослив, и Ангус выделял его среди своих драбантов, хотя и не показывал этого.

  Меч. Меч, какого не то, что пикты, все еще одетые не в ткани, а в шкуры, – даже дети Дану с Изумрудного острова, лучшие оружейники этого века, не умели бы выковать.

  В памяти всплыло безумное, вдохновенное лицо пикта, убитого тремя смертельными ударами – в горло, в грудь и в висок – но даже мертвым сумевшего добраться до горла Ангуса и ранить его...

  Чары, про себя решил Ангус. Только они. Вот только как пикты сумели заставить служить себе друидов, испокон веков не участвовавших ни в каких боях? Или это были не друиды? Тогда кто?

  Внезапно взгляд уловил сбоку какое-то шевеление. Показалось? Но из-за камней сверкнули глаза.

  Ангус резко развернулся, махнув рукой – драбанты все поняли верно; несколько стрел вонзилось в землю возле груды камней, и неожиданно, как из-под земли, возникли две маленькие человеческие фигуры, укутанные в оленьи шкуры мехом наружу – одна мальчишеская, тонкая и проворная, другая уродливая и сгорбленная, и быстро-быстро побежали прочь, карабкаясь вверх по склону.

  – Догнать! Брать живыми! – свистящим шепотом приказал Ангус.

  На скалистых крутых горных склонах у пешего перед конным – преимущество, но длинноногие скотты, оценив это, сразу спешились. Килты с зелеными клетками – все драбанты были из клана МакАлпин, все приходились родней Ангусу, оттого и раздоров между ними не случалось – замелькали среди вересковых сизых гор, словно диковинные зеленые листья...

  Старый горбун попался первым, и один из драбантов догадался приставить к его горлу нож – тогда второй, судя по движениям и телосложению, совсем юнец, с криком «Дедушка!» резко развернулся и бросился к нему – прямо в жадные руки МакАлпинов.

  Ангус придерживал коня, заодно и себя уговаривал не горячиться.

  В конце концов, эти двое могут ничего не знать ни о его брате Кеннете, ни о волшебных мечах и зельях бесстрашия...

  Кет с интересом разглядывал пленников, которых подтащили и швырнули на колени. Одежда их была ловко скроена, сшита и окрашена так, что удачно маскировала обоих среди вересковых холмов; волосы подхватывали повязки, а на лицах темнели знаки рода. Красные и синие полосы появлялись на лбах и щеках пиктов только перед боем, а сейчас осталась тонкая несмываемая вязь татуировки.

  Горбатый карлик казался дряхлым, зато его внук был не старше Кета.

  – Сир, – обратился к Ангусу один из драбантов, который обыскал местность, – там, за камнями, я нашел вот это.

  Ангус посмотрел на протянутый ему кувшин, взял, принюхался – в кувшине что-то плескалось.

  – Да это же обычный вересковый эль, – протянул он.

  Драбанты начали пересмеиваться, посыпались шуточки в духе «удирали, боялись, что мы их накажем за распитие эля на нашей земле!». Подросток-пикт нахмурился.

  – Это не ваша земля, – выкрикнул он ломким гортанным голосом. – Она принадлежит не вам, вы в нее только ляжете, когда придет ваш срок!

  – Это наша земля, сопляк, – медленно и тяжело произнес Ангус. – Не тебе рассуждать, чья она.

  Он снова принюхался – запах эля в кувшине показался ему странноватым, поднес к губам и осторожно отхлебнул. Кет забеспокоился.

  – Сир, не надо, – просяще сказал он. – Мало ли чего они туда намешали...

  Ангус наблюдал за пленными пиктами. Когда он вздумал выпить их эль, они так взволновались – с чего бы? Но первый же глоток как будто развеял его подозрения. Эль как эль. Только пахнет странно, и кувшин странный. Белый. С лиловыми цветочками. Не глиняный, не металлический, не стеклянный.

  Со второго глотка в ушах зашумело. Эль не должен быть настолько хмельным, соображал Ангус. Это не эль, хотя и запах, и вкус – обычного верескового эля. Но тогда что это?

  – Что это за напиток, старик? – спросил Ангус у старого горбуна.

  Губы почему-то неприятно онемели.

  Горбун молчал; заговорил подросток:

  – Это вересковый эль, дарующий бесстрашие...

  – Ах вот оно что, – перебил его Ангус. Подумал и добавил: – Вы не сами его сделали. Вы где-то берете это зелье и эти клинки, – Ангус поднял найденный в траве меч. И тогда горбун разлепил губы.

  – Я ничего не скажу тебе, король скоттов, – произнес он дребезжащим старческим голосом. – Это не твое дело, где мы их берем. Нам нужно сражаться с вами и побеждать – и мы будем побеждать! Молчи, – прикрикнул он на внука.

  Ангус опустил голову.

  – Допросите их, – велел он драбантам. – Узнайте, куда они девают захваченных скоттов и где покупают мечи.

  Кет оживился.

  – Сир, – обратился он к брату, хватая ртом воздух от волнения, – мы узнаем у них, где Кеннет?

  – Вряд ли, – печально ответил Ангус. – Но хоть что-то же они должны объяснить?

  – Мы их потом отпустим, правда? – спросил Кет.

  – Не знаю, – честно сказал Ангус. Он понимал брата. Младший из пиктов был его ровесником, а старший – таким же калекой, как он. Но он представил себе, как эти безобидные на вид люди, раскрасив лица, бросаются в бой и рвут, режут, полосуют тела его родичей, вырывая из них печень и сердце, как они уносятся в свои землянки, выкопанные в склонах диких гор, с отрезанными головами МакАлпинов, как уводят раненых в рабство...

  Как мерзкий старый горбун пожирает еще теплые внутренности павшего воина...

  Дребезжащий голос горбуна отвлек его от раздумий.

  – Я бы рассказал тебе кое-что, король, – старик уставился на Ангуса снизу вверх. – Но не при внуке. Я не хочу ничего рассказывать при нем, он раззвонит всему клану, что я выдал их тайну. А мне хочется дожить свою жизнь до конца.

  – Твоя жизнь может закончиться прямо сейчас, – угрюмо возразил Ангус.

  – Пусть моего внука свяжут и бросят в море, – настаивал горбун. – Тогда мой язык развяжется.

  Кет с изумлением воззрился на него.

  – Но он же твой внук, старик! – воскликнул он.

  – Молчи, брат, – с сердцем сказал Ангус. – Пусть так и будет, – бросил он драбантам.

  Взволнованный Кет подъехал вплотную к Ангусу и схватил его за руку.

  – Брат, – зашептал он, – не надо убивать этого мальчика! Посмотри на старика, на его злобную ухмылку. Он задумал недоброе. Убей лучше старика, а?

  Ангус молчал. Драбанты вдвоем споро связали подростка, один из них взвалил легкое тело на плечо и потащил вниз. Подросток забился на его плече, закричал...

  – Брат, ну, зачем? – Кет чуть не плакал.

  Старик расхохотался, став до отвращения похожим на облезлого ворона.

  – Я знал, что вы так сделаете, – злорадно заявил он. – Так вот тебе моя тайна, король скоттов: те, кого мы увели в плен, проданы! В обмен на эль, дарующий бесстрашие, и на клинки, удар которых ты не в силах отразить. А теперь можешь убить и меня, я ничего не скажу более!

  – Зачем ты просил убить внука? – закричал Кет, сжав кулаки.

  – Я боялся, что он расскажет больше, – бесхитростно сказал горбун, пожав плечами.

  Ангус щелкнул пальцами – его драбанты понимали этот жест всегда одинаково...

  – Дедушка! – где-то внизу закричал мальчишеский голос. Кет прислушался, потом обрадованно спросил:

  – Так его все-таки не убили?

  Ангус пожал плечами. Ему вовсе не нужно было убивать того, кто мог помочь найти Кеннета.

  ***

  Они шли впятером. Ангус, Кет – Ангус отчаянно не хотел брать его с собой, но Кет настоял и теперь порядком тормозил всю их небольшую процессию, молодой пикт и его дед, связанный, со спутанными ногами, который тащился за одним из МакАлпинов. Эти двое Ангусу тоже мешали. Но он опасался, что, если не угрожать молодому пикту расправой с дедом, тот заведет их невесть куда.

  Сегодня ночью Ангус хотел только проследить за людьми, умеющими ковать непобедимые клинки и готовить волшебные зелья.

  Куда они вышли? Только что маленькая их процессия двигалась по краю хорошо знакомого гленна. Вот они нырнули в заросли терновника. Вот юный пикт отодвинул валун, не позволив Ангусу ему помочь, хотя валун был огромным и очень тяжелым...

  Ангус знал эти холмы, казалось, как свои пять пальцев. Но никогда не бывал в этом кромлехе – громадные, похожие на волчьи клыки, голубоватые камни, отчетливо серебрившиеся в вечерних сумерках, образовывали обширный круг, в центре которого земля была совершенно пустой.

  Они остановились на краю кромлеха.

  Долго, долго ничего не происходило. А потом над каждым из камней-клыков загорелся неверный холодный огонек, так, что камни начали отбрасывать четкие тени, и из этих теней выступили люди.

  Люди ли?

  Невысокие, меньше пиктов, с тонкими точеными лицами, с серебряными цепочками на светлых волосах, одетые в белые и зеленые одежды, они несли большие корзины, и в этих корзинах виднелись уже знакомые белые кувшины – и мечи в ножнах.

  Старший из пришельцев огляделся вокруг, Ангус вжался в камень, но поздно – резкий повелительный голос отдал приказ на незнакомом языке, и с десяток низкорослых светловолосых воинов окружил их.

  Будь рядом с Ангусом четверо его родичей-драбантов, он был бы только рад намечающейся схватке. Но сейчас...

  Будь он хотя бы один!

  Старший подошел к Ангусу. Маленький и хрупкий на вид, он производил впечатление какой-то нездешней, холодной силы. Как будто драгоценный камень, малый, но несокрушимый.

  – Кто ты? – спросил он. Выговор у него был чудной, но понятный.

  – Я Ангус МакАлпин, сын Малкольма из клана МакАлпин, сенешаль короля Далриады Кеннета МакАлпина, – гордо произнес Ангус. – Кто ты?

  «МакАлпин, МакАлпин, МакАлпин», – зашелестели голоса вокруг. С удивлением Ангус заметил, что добрая половина светловолосых воинов – женщины.

  Жители Эйре, Изумрудного острова, тоже не делали различий между мужчинами и женщинами в том, кому из них сражаться, а кому нет. Но здесь, на земле Далриады, радость битвы принадлежала только мужчинам.

  – Вы из Эйре? – настороженно спросил Ангус.

  Светловолосые засмеялись – точно ветер зашелестел в листве.

  – Мы хозяева этой земли, – спокойно и уверенно произнес старший. – Я Тиарн, повелитель этих гор. Что тебе нужно здесь, сенешаль короля Далриады? Разве мы звали тебя?

  Ангус отвернулся и заговорил с молодым пиктом.

  – Ну-ка, скажи: это им вы продаете скоттов, захваченных в плен? У них вы вымениваете зелье и мечи?

  Подросток молча дважды кивнул. Тогда Ангус снова обратился к светловолосому королю.

  – Я ищу своего брата, король Тиарн, – сказал он. – Его зовут Кеннет МакАлпин. Он попал к тебе полгода назад раненым. Я хочу выкупить его и других скоттов у тебя.

  – Зачем? – спросил Тиарн.

  От этого вопроса, от голоса, от взгляда Тиарна у Ангуса побежали мурашки по коже, но он не привык отступать.

  – Мне нужны воины, и я хочу освободить своих родичей, – твердо заявил он. – МакАлпины и кланы, которые нам служат, – это кланы свободных людей, воинов, а не рабов! И я хочу спросить тебя, король Тиарн: зачем ты продаешь этим людям мечи и зелья? Ведь они убивают нас с их помощью!

  Тиарн помолчал, затем дал знак Ангусу и остальным идти за ним.

  Ангус плохо запомнил дорогу, которой вел его Тиарн. Они как будто прошли мимо камня – приметного, с белым пятном. И еще долго шли, когда Ангус заметил, что они снова прошли мимо этого камня, и снова, а потом – еще раз. Было удивительно неуютно, промозгло, потому что спустился волглый плотный туман, сосало под ложечкой, а камень с белым пятном все мелькал и мелькал мимо них, и все в одну сторону. А Тиарн говорил:

  – Война между пиктами и скоттами тянется и тянется, но мне нет до нее дела. Пикты хватают наших женщин, заставляют их рожать им детей, приказывают им, обрекают на труд у своих очагов. Мы чтим своих женщин, ни один из нас не поднимет на женщину руку и не скажет ей слова поперек, – отчего пикты так относятся к ним? Пикты бросают в нас копья, охотятся на наших оленей и горных козлов, пугают и беспокоят наших зверей и друзей – Гитраша, келпи, единорогов. Потом пришли вы. Вы заняли наши земли, вы построили каменные дома на заповедных холмах, вы стреляете в наших мужчин и топчете наш вереск. Так не должно ли нам радоваться, когда вы с пиктами истребляете друг друга? Не должно ли вам исправлять то, что вы же и натворили? То, что ты называешь рабством, не в печаль твоему брату и родичам. Это лучше, чем если бы их печень была съедена пиктами. Но и пикты у нас не печалятся – они трудятся, но это лучше, чем если бы их кровь была выпита скоттами.

  Ангус скрипнул зубами, но промолчал.

  Перед ним расстилалась бескрайняя и туманная вересковая пустошь. Нигде ни души, ни огонька, ни дома. Тиарн тронул его за плечо – Ангус резко обернулся.

  Откуда взялся большой белый дворец из резного камня за его плечом? Ангус мог бы поклясться, что ничего подобного не видел, когда они шли сюда. Во дворе перед богато украшенной дверью толпились люди: и белокурые, и пикты, и скотты; поодаль теснились дома, белые и нарядные, и вокруг них тоже виднелись люди. Все они были чем-то заняты: кто раскладывал и сортировал травы, кто что-то варил или толок в ступке, гончар прямо на улице вращал свой круг, из близкой кузницы раздавались удары молота...

  Все казались счастливыми.

  Здесь белокурые люди готовили свои чудодейственные настойки – дарующие бесстрашие в бою и исцеление полученных ран, дарующие радость и забвение, сон и бодрость. Здесь они ковали те самые волшебные мечи, выделывали тончайшие ткани, мастерили красивые и удобные вещи. И Ангусу вдруг стало завидно из-за того, что эти странные создания живут в мире и добром труде, а его родная Далриада задыхалась в крови, страхе и нищете...

  – Иди, мальчик, – голос Тиарна, вырвавший Ангуса из раздумий, прозвучал неожиданно глухо, но слова его были обращены не к Ангусу. – Ты можешь забрать тех своих родичей, кого здесь встретишь. Иди.

  Кет робко заглянул в глаза Ангусу, получил одобрительный кивок – действуй, брат, постарайся найти Кеннета, – и торопливо заковылял по улицам города.

  – Дивный народ, – тихо сказал Ангус.

  – Это твои слова, – ответил ему Тиарн. – Мы называем себя сидами, людьми холмов.

  – Отчего ты согласился отпустить моих родичей, король Тиарн? – подозрительно спросил Ангус, потому что не слишком верил в доброту сидов, скорее – в скрытый подвох.

  – Я вижу будущее этого мальчика. Ему на роду написано стать королем своего народа.

  – Так, значит, Кеннет погиб, – Ангус перевел дух. – И я скоро погибну? Что ж, это мое воинское счастье.

  – Нет, Ангус из рода МакАлпинов. Ты останешься здесь – как залог доброй воли твоего народа.

  – А, – Ангус понимающе кивнул. – И что мы должны будем сделать за то, что ты отпустишь наших родичей?

  – Оставьте нас в покое. Мы больше ничего не хотим.

  Ангус остался на площади рядом с королем Тиарном. Он дождался рассвета, когда Кет наконец-то вернулся вместе со множеством людей – в самом могучем из мужчин он узнал своего брата Кеннета, и многих других родичей, которых считал давно погибшими, и даже чужих людей: сердобольный Кет просто забрал их с собой. Драбант и оба пикта присоединились к этой веселой и шумной толпе, и по мановению Тиарна туман заклубился впереди, открывая проход к обратному пути.

  Когда последний из скоттов скрылся в тумане, Ангус взял поданную ему чашу и пригубил.

  Он знал, что в этой чаше – забвение.

  Ангус ничего не хотел помнить о прошлой жизни, потому что знал: отныне она для него закрыта.

  Скотты и пикты будут продолжать беспощадную резню, а в перерывах, редких и кратковременных, пытаться выжать хоть какие-то плоды из бесплодной земли Далриады, выпасая тощих овец на вересковых пустошах и готовя вересковый эль к Самайну. Кет вырастет, – о, Кет станет сильным королем, хорошо знающим и вкус крови побежденного врага, и вкус победы, и вкус смерти.

  Но еще Кет станет одним из немногих королей Далриады, которые знали вкус милосердия. И это, пожалуй, дает надежду.