Текст книги "Вчерашний герой"

Автор книги: Самир Мансуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Делает успехи. Спасибо, что спросил. Ваня, слава богу, наконец-то научился ходить. У него же синдром… Ну, он «солнечный ребенок». Ему забота нужна. – Хотя на службе Володя и проявлял свои худшие качества, дома он был совершенно другим. Он очень любил своего сына, проводил с ним много времени и был без всяких преувеличений хорошим отцом. Даже на его рабочем столе стояла фотография, где он играет со своим чадом. – Сейчас с женой второго ребенка сделать пытаемся. Молю Бога, чтобы он здоровым родился. – У такого червяка, как Радищев, плохая генетика и слабая потенция. Вряд ли у него что-то получится.

– У меня пока дети не намечаются. А хочется, если честно. Впрочем, не будем о грустном. Все хорошее нужно ждать. И если ты будешь ждать это искренне, всей душой, то Вселенная сделает все, чтобы твое желание сбылось. – Эдвард мечтал о крепкой и дружной семье, которой у него никогда не было.

– Я согласен. Только не Вселенная, а Бог. Молиться надо. Господь вознаграждает праведных. – Из уст Володи эти слова звучали откровенно смешно. Его религиозность не была настоящей. Своей набожностью он пытался оправдаться в своих поступках. Видать, зачатки совести у него все-таки прослеживались.

– Уж тебя-то он точно наградил. Ты же у нас самый святой человек, – посмеялся Эдвард. – Никто не заставит меня уверовать. Даже если этот Бог и существует, то он не заслуживает того, чтобы в него верили.

Владимир дипломатично промолчал, сел за свой стол и приготовился к работе с документами.

– Эдвард, дружище, давай отбросим полемику и поговорим о деле. У меня сегодня много задач. – Начальник ОБЭПиПК был занятым человеком.

– Без проблем. Только последний вопрос. Ты же знаком с Евгением? Маленький такой и с усами. Говорит, «дерьмом» всяким занимается. Тебя упомянул, – спросил Эдвард.

– Я понял, о ком ты. Напускает на себя мистику, а на самом деле вполне обычный жулик. Только обороты у него высокие, – скептически охарактеризовал Женю Володя. – Он под моей крышей. Пока он отстегивает мне бабки, мои ребята прикрывают ему его жопу.

– Не знаешь ли ты, откуда он? Откуда он знает все про меня? – Эдварду хотелось побольше разузнать об этом маленьком нахаленке Евгении.

– Он не делился со мной подробностями своей жизни. Мне и не интересно. У меня в списке контактов много придурков вроде него. Меня в свое время познакомил с ним один из моих оперов. Он сообщил мне, что Женя платежеспособный и что он охотно идет на контакт. Так и оказалось. Я ему про тебя рассказал. Поведал ему, что есть тут в ГУВД один умник, который живет, – нет, все-таки «жизнью» я это назвать не могу, корректнее будет сказать, «существует на зарплату»… – с презрением в голосе сказал Володя.

– Я тебя понял. Теперь давай обсудим борьбу с работорговлей. – Эдварду хотелось раздавить Владимира за его грубость. И сил бы ему на это хватило. Но он сдержал себя и решил перевести разговор на деловой лад.

– А что обсуждать? Если старик реально хочет прибрать к рукам весь этот бизнес, то его убьют. Да и чем его не устраивает сегодняшняя система? Ему платят долю за торговлю таджиками, узбеками, киргизами, казахами. – Володя был расистом. В этом нет ничего удивительного. Все жалкие люди любят самоутверждаться за счет других.

– Они тоже люди. Мы с ними Великую Отечественную войну выиграли, – перебил Эдвард.

– Тебе правда есть дело до войны пятидесятилетней давности? Лучше скажи спасибо, Алимурадов, что мои люди до сих пор не закатали в землю твоих соотечественников, которые держат овощебазы, – посмеялся Володя. – С твоими умственными способностями тебе бы лучше работалось с ними.

Эдвард промолчал, хотя ему очень сильно хотелось ему врезать.

– Так вот. И что этому твоему Кравчуку надо? То, что он решил отправить тебя угрожать мне, глупо даже с его стороны. Мои ребята как работали, так и будут работать. Экономике нужна дешевая рабочая сила. Что можно изменить? Заменить этих чурок молдаванами? Их мало. Неграми? Они тупые и нормальной речи не понимают. Хохлами? Они не будут жить в подвалах и батрачить за еду, а если вдруг сбегут, то будет вообще кошмар. Им будет легко слиться с толпой. Вьетнамцами? Неплохой вариант. Но они дохляки. Им будет сложно поднять что-то тяжелее палочек для их дрянной еды, – продолжил Радищев.

– Дрянной тут только твой язык. Я не собираюсь больше это слушать. Я сделаю все, чтобы все, кто причастен к этому, получили свое. – Главный герой встал с дивана и начал подходить к двери.

– Дружище, постой. Ты не понимаешь, что это опасная игра. Не играй в нее, – предупредил Володя.

Эдвард вышел из кабинета и громко хлопнул дверью. После общения с Владимиром ему всегда хотелось хорошенько помыться.

В разговоре с Кравчуком Эдвард сказал, что ОБЭПиПК будет упорнее противостоять работорговле.

– Люди полковника Радищева будут пуще прежнего бороться с торговцами людьми, – начал отчитываться Эдвард.

– Ясно. Будут ли приняты особые меры? – спросил Кравчук.

– Об этом он не говорил. Вряд ли. Снять бы его по-хорошему с этой должности. – Не место продажным червякам в таком высоком кресле.

– Была бы моя воля – уволил бы этого мерзавца. Однако, к сожалению, у Радищева слишком обширные связи. Мы с тобой хоть и боремся за правое дело, но мы не бессмертны, – ответил Кравчук.

Эдвард печально вздохнул и пожал плечами.

– Ладно. Разберемся. Иди к себе в кабинет и составь мне отчет о работорговле. Я должен оценить обстановку. Как закончишь – оставь у меня на столе. Закончишь быстро – я отпущу тебя пораньше. – Кравчук редко отпускал Эдварда рано. Главный герой часто работал сверхурочно, но иногда бывали и исключения.

Кабинет Эдварда наглядно отражал душевное состояние его владельца. Серые голые стены, скрипучий пол, маленькие окна с полусломанными жалюзи. На рабочем столе главного героя давно царил бардак. Закончившиеся ручки валялись вперемешку с новыми. Половина документов на столе потеряла свою актуальность. Эдварду было все равно. Он знал, что в его кабинет никто, кроме уборщицы, не заходит.

Масштабы работорговли действительно впечатляли. Особенно много предложений купить чью-то жизнь было на Черкизовском рынке. Оно и не удивительно. Преимущественно на Черкизоне собирались «бизнесмены» из Средней Азии и Закавказья. Количество рабов настолько сильно впечатлило Эдварда, что он понял: в деле замешаны многие влиятельные люди. На минуту он даже подумал, что Володя был прав насчет того, что Кравчук причастен ко всему этому, но вера в непогрешимость его начальника все еще преобладала над сомнениями.

Доделав отчет, Эдвард оставил его на столе Кравчука и поехал в научный институт культурологии на предварительное рассмотрение его диссертации.

Здание института как внутри, так и снаружи остро нуждалось в реставрации. Чувствовалось, что в свое время при строительстве не поскупились на красивый фасад и качественную отделку помещений. Но всему нужно обновление. Фасады потрескались, стены необходимо было подкрасить, мебели бы не повредила починка, а полы стоило бы переложить.

По коридору шла молодая и симпатичная девушка. Она была одета недорого, но со вкусом, у нее были мягкие черты лица, светло-коричневые волосы и карие глаза. По ней чувствовалось, что она очень добрая. Добрых людей видно сразу. Она была достаточно высокой и крупной, Эдвард был чуть ниже нее. Если что, рост Эдварда был в районе ста семидесяти четырех сантиметров.

Барышня явно была в этом месте впервые и что-то искала. Она посмотрела на статного милиционера, как будто бы она его давно знает. Эдвард тоже решил не глупить и улыбнулся ей, помахав рукой. Возможно, если бы они оба не торопились куда-то, то между ними бы и завязался диалог. Но, к сожалению, нет. Как-нибудь в другой раз. Если этот другой раз вообще когда-нибудь будет.

Кабинет Дарьи Юрьевны выглядел ухоженно, но абсолютно безжизненно. Все было выполнено в холодных тонах. Даже растения на окне были бесчувственными – кактусы.

– Можно войти? – Эдвард постучался в дверь.

– Конечно, войдите, – ответила Даша.

– Привет. Давно не виделись. Как ты? – с трепетом в голосе спросил Эдвард.

– Ничего особенного. Ты прошлые ошибки в диссертации исправил? – раздраженно спросила Даша.

Дашу нельзя было назвать красавицей. Она была болезненно худой и невысокого роста. У нее была смуглая кожа, а глаза с эпикантусом. Свое давали знать гены мамы, которая имела корейские корни. Раньше у Даши были длинные волосы, но потом она начала отдавать предпочтение каре.

– Да, я учел все твои замечания. Кстати, я вижу, ты подстриглась. Тебе очень идет, – неуверенно попытался сделать комплимент Эдвард.

– Зачем ты форму надел? – с нескрываемым презрением поинтересовалась Даша.

– Ну, так получилось… Тебе не нравится? – с горечью спросил Эдвард.

– Да. На улице полно ментов, а тут один ко мне в кабинет наведался, – усмехнулась Даша. – Снимай свое пальто и фуражку, садись. Посмотрим, что ты накалякал.

Даша начала изучать текст. Ей не нравилась тема «Вестернизация российского общества в период реформ Петра I». Во-первых, она считала ее до боли банальной. Во-вторых, ей не нравился посыл Эдварда о том, что действия Петра Первого вели к потерям многих вековых национальных традиций, а упоминания о крестьянских восстаниях и вовсе приводили ее в бешенство.

– Эдвард, что ты пишешь? Какое восстание Кондратия Булавина? Какое тебе дело до этих беглых крестьян? Надо все переделывать. Без обид, но научный совет единогласно проголосует против присуждения тебе степени кандидата. – В диссертациях не должно быть оригинальных мыслей, иначе тяжелодумные деды ничего не поймут. По крайней мере, так было в Институте культурологии.

– Ты правда так думаешь? Значит, и впрямь придется переделывать. – Эдварду не нравилось, что ученый совет строго-настрого запретил ему проводить авторское исследование.

– Затронь какие-нибудь положительные моменты. Не зря же Петра «Великим» прозвали. – Даша, несмотря на свой возраст, душой была со старым поколением, а не с новым.

– Конечно. Я все сделаю, – смиренно сказал Эдвард.

Даша выделила в тексте все нюансы, которые стоит переделать.

Эдвард начал собираться. Ему общество Даши было одновременно и приятным, и неприятным. Ему было приятно быть рядом с ней, но ему было неприятно терпеть ее отношение к себе.

– Кстати, ты же помнишь Сергея Иванова? – спросил Эдвард.

– Конечно же, помню. Он сейчас в Лондоне работает, – ответила Даша.

– Не хочешь ли ты завтра со мной сходить на организованную им выставку в Третьяковке? Там будут картины Джока Стюарта. Помнишь, мы еще в студенческие годы восхищались его «Вчерашним героем». Можно будет посмотреть на него вживую. – Эдварду хотелось видеться с Дашей как можно чаще.

Историческая справка. Джок Стюарт – это один из известнейших живописцев 20-го века. Написанная им в 1954 году картина «Вчерашний герой» – это одно из величайших творений нашей эпохи, символизирующее мощь британской монархии и силу непобедимого английского духа. Раз в пятнадцать-двадцать лет Британский музей выставляет эту картину в другой стране, чтобы напомнить о таланте этого великого художника. На создание этого шедевра Джока вдохновила встреча с носящим награды за боевые заслуги сослуживцем, который в сорок пятом году был на первых заголовках газет, а через девять лет, в пятьдесят четвертом, стал обычным бродягой. Сам Стюарт прошел достаточно тяжелый жизненный путь. В молодости он состоял в лейбористской партии, а в старости перешел в консервативную. Изменение политических взглядов сильно отразилось на его творчестве. Также большую роль в его личностном становлении сыграло участие добровольцем во Второй мировой войне на стороне британских военно-воздушных сил. Стюарт покинул наш мир 14 февраля 1987 года.

– Ты шутишь? Чтобы я, кандидат наук, до доктора рукой подать, вышла в свет с каким-то капитаном… – К огромному для главного героя сожалению, Даша не воспринимала его службу всерьез.

– Майором, – раздраженно перебил Эдвард.

– Ну, майором. Какая разница? В общем, чтобы уважаемый человек появился в приличном обществе с милиционером. Вас же все презирают. Ты прекрасно знаешь, какая у вас репутация. – Даша не считала людьми всех тех, кто не имел отношения к миру науки.

– Я же не такой. Я честно работаю. – Безусловно, это было не совсем так. Но по сравнению с тем, чем промышлял тот же самый Володя Радищев, действия Эдварда были не более чем детскими шалостями.

– Опять ты за свое. Вот когда выбьешься в люди, тогда я, может быть, и подумаю, а так… – Даша хотела продолжить поливать Эдварда грязью.

– Можешь не продолжать. Я тебя услышал. Я защищусь уже этим летом, – сказал Эдвард, чтобы прекратить нескончаемый шквал критики в свой адрес.

– Правильно мыслишь. Слушай, у меня еще много работы. Если ты больше ничего не хочешь мне сказать, то… – Дарья решила вежливо прогнать назойливого милиционера.

– Скажу лишь одно. Приятного тебе вечера и хороших выходных, – с натянутой улыбкой пожелал Эдвард.

– Спасибо. Тебе того же, – саркастично произнесла Даша. – Не забывай про диссертацию. Уже второго мая у нас будет предзащита. Только попробуй подвести меня. Приходи к часу.

Общение с Дашей тяжело давалось Эдварду. Он и так часто чувствовал себя никчемным, а от ее комментариев это чувство буквально пронизывало все тело и душу.

Дорога от института до дома занимала приличное время, но в этот день она показалась Эдварду просто бесконечной. Различные мысли не давали ему сосредоточиться. Огни вечернего города смотрели на него с осуждением. Угрюмые прохожие толкались на тротуаре, бабушки торговали цветами и картошкой в переходах, троллейбусные провода загораживали уходящее солнце.

Придя домой, Эдвард хотел было позвонить Евгению, тому самому загадочному незнакомцу, но он передумал. Был поздний час, да и настроения не было от слова совсем. Не досмотрев до середины какой-то дурацкий сериал, Эдвард лег спать, а перед сном он вспоминал свои ранние годы службы в органах внутренних дел. Об этих воспоминаниях вам будет поведано в следующей главе.

Глава 3

Флешбэк 1

Не все в жизни складывается так, как вы это планируете. Иногда то, что получается у вас лучше всего, не нравится вам. Вам хочется заняться чем-то другим, но судьба все равно направляет вас туда, куда вам предначертано.

Эдвард со своим культурологическим образованием видел себя преподавателем ВУЗа или научным сотрудником, а на худой конец – школьным учителем. Но в аспирантуру с первого раза поступить у него не получилось, поэтому на карьере в науке был поставлен крест, а доходы педагога общеобразовательного учреждения в начале девяностых годов были настолько маленькими, что можно было сразу идти работать грузчиком.

Короче говоря, Эдвард Анатольевич подался в милиционеры. Доходы пообещали нормальные, да и эпоха началась такая, что без оберега ходить по улицам было опасно. Один из лучших оберегов – это удостоверение офицера МВД.

Я более чем уверен, что коротко, сжато и со смыслом историю своей жизни сможет рассказать только тот, кто эту жизнь прожил. Поэтому эту часть линии повествования я передаю главному герою. Эдвард справится с этим, я уверен.

* * *

«Июль девяносто первого года. Я вернулся домой после трех лет, отданных военно-морскому флоту. Врать не буду: я жалею, что потратил столько своего драгоценного времени на службу своей ныне покойной советской Родине, о которой я расскажу вам в другой раз. Сегодня речь пойдет о том, как я прошел свой нелегкий путь от лейтенанта до майора милиции.

Итак, я дома. Бабушки нет в живых. Поступать в аспирантуру нет смысла. Там не платят денег, а существовать мне все-таки как-то надо. Поломавшись несколько дней, я позвонил Володе, с которым мы вместе служили во флоте. Он демобилизовался на два года раньше меня. У меня остался номер его телефона. После срочной службы он планировал устроиться в милицию. Так и оказалось.

– Алло, – поприветствовал меня знакомый голос.

– Владимир Радищев? – спросил я.

– Он самый. Я слушаю, – ответил Володя.

– Это Эдвард. Помнишь меня? Мы служили вместе. – Я боялся, что он забыл про меня.

– А ты-то как думаешь? Рад тебя слышать, друг. Как ты? – в голосе Владимира не были слышны дружеские нотки. Он понимал, что люди редко звонят и пишут друг другу просто так.

– Пока не очень. Работу ищу. – Я сказал все, как есть.

– Есть у меня для тебя одно предложение. Помнишь, я собирался работать в милиции? У меня все получилось. Приезжай завтра в час дня в ГУВД, что на Петровке, дом тридцать восемь. Я тебя встречу. – На тот момент я знал Петровку только по сериалу «Место встречи изменить нельзя». К сожалению или к счастью, в свои на тот момент двадцать три года я ни разу не бывал в зданиях МВД.

Как мы и договаривались, Володя встретил меня у входа и велел мне молча идти за ним, а дежурные тем временем отдавали ему честь. На его плечах, насколько я помню, красовались майорские погоны.

– Володь, откуда у тебя такие звездочки. Тебе всего лишь двадцать семь, служишь ты всего два года, а уже майор. – Я был удивлен такой стремительной карьере. Во флоте я не припомню таких молодых людей с таким высоким званием. – Я буду твоим подчиненным?

– Ты мне подчиняться не будешь, – сказал Володя. – Тот, с кем я тебя познакомлю, все тебе организует.

– И кто же это? – спросил я.

– Иди за мной – и все узнаешь. Всему свое время, – сказал Володя.

Владимир вел меня по мрачным коридорам с высокими потолками. Мне было не по себе от этого места. Оно очень сильно отличалось от моего любимого научного института. Впрочем, честно признаюсь, за три года во флоте я успел напрочь отвыкнуть от уюта.

– В этом кабинете сидит человек, который изменит твою жизнь. Будь максимально тактичен. – Володя подвел меня к двери с табличкой: «Заместитель начальника ГУВД по г. Москве генерал-майор милиции Кравчук Анатолий Иванович».

– Разрешите войти, – постучался Володя.

– Войдите, – послышался властный голос.

Мы вошли в кабинет, который был похож на павильон для фильма или сериала про нашу доблестную милицию: деревянная мебель, портреты лидеров страны и карта Союза на стене.

– Это и есть твой флотский товарищ? – Кравчук скептически на меня посмотрел. – Он вместо каши ел вареники. – На тот момент я был не в такой хорошей физической форме, как сейчас. – Пятьдесят приседаний.

– Извините, что? – вежливо спросил я.

– Немедленно приступить к исполнению! – Кравчук ударил рукой по столу. Я выполнил его приказ. Я сильно вспотел, но справился.

– Шестьдесят отжиманий, – отдал команду Анатолий Иванович. Мне удалось выполнить всего сорок с лишним повторов. После этого я замертво упал на пол.

– Встать! – крикнул Кравчук. Я с трудом поднялся на ноги. – Ты любишь эту страну? Ты готов умереть за нее? – в его голосе чувствовалась серьезность. Не было того лицемерия, которым занимались типичные политработники.

– Да, – смущенно ответил я.

– Ты серьезно? Не слышу уверенности! Ответь еще раз! – настойчиво потребовал Кравчук.

– Да! – повторил я уверенным голосом. Я понял, что это человек, которому небезразлично будущее нашей Родины.

– Ты будешь работать вместе со мной. Скоро Россию постигнут тяжелые времена. Нам всем придется нелегко. Ты готов? – поинтересовался он.

– Всегда готов! – воодушевленно сказал я.

– Майор Радищев, проводите этого молодого человека в отдел кадров. – Кравчук указал нам на дверь. – Вы можете быть свободны.

Пройдя несколько формальных процедур вроде диспансеризации и психологического тестирования, я был произведен в лейтенанты тогда еще советской милиции. Кравчук сделал меня своей правой рукой. Я выполнял все его мелкие поручения. Мы хорошо сработались. Он честный человек. И ценит то же самое в других людях.

Уже через две недели с момента моей присяги случился всем вам известный Августовский путч. Народ был на стороне Ельцина. Народная милиция тоже была на стороне Ельцина. Я занимался тем, что проверял, как рядовые стражи порядка выполняют свою работу по защите населения в период волнений. Если бы мы только знали, к чему этот вечно пьяный ублюдок приведет нашу страну. Если бы мне было известно, что представляет собой это подобие человека, то я бы самолично прикончил его и всю его шайку. Хотя, если быть честным, коммунист Янаев, председатель ГКЧП, со своими трясущимися руками тоже не самый хороший вариант в качестве руководителя страны. Возможно, если бы армия встала на сторону путчистов, на сторону ГКЧП, то сейчас была бы гражданская война. В эти годы мало кто хотел жить при коммунистах.

Весь девяносто второй год царила неразбериха. Многие не понимали, что Союз распался. Я сам был в шоке от происходящего.

Тем временем моя служба в МВД шла хорошо. Уже к девяносто третьему году я был повышен до звания старшего лейтенанта. Обстановка в стране оставалась напряженной. Было двоевластие. Президент Ельцин действовал по-своему, а Верховный совет (парламент) по-своему. Законодательство позволяло. Конституция была советской. Она не предполагала капиталистического уклада в обществе.

Когда в конце сентября девяносто третьего в Москве начались беспорядки в связи с указом Ельцина о роспуске Верховного совета, Кравчук, который недавно возглавил милицию города, вызвал меня к себе.

– Эдвард, скоро город заполыхает огнем. Возможно, тебе тоже придется отправиться в это пекло. – Кравчук с досадой посмотрел на портрет Ельцина, который висел в его кабинете. – Борис Николаевич, что же вы делаете?

– Анатолий Иванович, может быть, милиции перейти на сторону Руцкого, вице-президента, и Хасбулатова, председателя Верховного совета? – наивно спросил я. Я искренне верил, что эти двое были нормальными политиками. Позднее выяснилось, что Хасбулатов – это просто недалекий мужик, а Александр Руцкой – мразь похлеще Ельцина. Он стал губернатором Курской области два года назад, в девяносто шестом, и вместо внятной социальной политики и помощи многочисленным малоимущим он строит какую-то арку, которую в народе прозвали «Сашкиной калиткой». Пилит и без того хиленький бюджет региона. Страшно представить, что было бы, если бы он оказался президентом.

– Пойми, сынок, Ельцин – это меньшее из двух зол, – ответил Кравчук. – Посмотри, что за нечисть защищает Верховный совет. Баркашов и его «Русское национальное единство»: у них флаг со свастикой. Они фашисты! Или Макашов с Ачаловым – тоже мне, бравые вояки. Хех, паркетные генералы. Они ведь не воевали в Афганистане, вместо этого в тылу отсиделись, а сейчас свои ордена и медальки «за порядок в тумбочках» напялили. Клоуны дешевые! – Понятно, что Кравчук выступал за действующую власть. Ему было нужно семью кормить. Но ситуация была действительно неоднозначной. Да, защитники Верховного совета были не самыми хорошими людьми, но Ельцина, Грачева, министра обороны, и Ерина, министра внутренних дел, я тоже не могу назвать святыми.

Когда в октябре девяносто третьего года в Москве начались бои, а впоследствии и полноценный штурм Верховного совета, я был наблюдателем. Я следил, чтобы милиция соблюдала законы. Понятно, что во время войны законы молчат, и что никто эти законы не соблюдал. Все выживали, как могли. Впрочем, формальности никто не отменял. Центральный аппарат МВД требовал от нас отчеты. Не люблю вспоминать эти дни. Было много крови и горя. Самое обидное – это то, что многие люди не понимали, что происходит, а особо одаренные и вовсе фотографировались на фоне сгоревшего после танковых выстрелов здания Верховного совета, в котором погибли десятки людей.

С Владимиром я общался мало. Мы работали в разных зданиях: я в главке, а он в одном из ОВД в центре Москвы. В девяносто четвертом мы случайно пересеклись на Петровке.

– Володя, привет, я давно хочу спросить у тебя, почему Кравчук с такими распростертыми объятиями взял меня, – поинтересовался я.

– Ты же культуролог по образованию, верно? – неожиданно ответил вопросом на вопрос теперь уже подполковник Радищев.

– Верно, – посмеявшись, ответил я. – К чему это ты?

– Знаешь, кто такие янычары? – спросил Володя.

– А как же? Разумеется, знаю. Султаны Османской империи собирали самых умных и сильных мальчиков из числа своих подданных-христиан, обращали их в Ислам и брали к себе на службу чиновниками высоких рангов или элитными солдатами. – Я всегда любил историю.

– Совершенно верно! – улыбнулся Володя. – Ты не знал, что такое МВД до того, как я привел тебя в систему, ты умен, ты можешь быть очень преданным, ты можешь качественно выполнять работу. – Радищев начал перечислять мои заслуги. – И у тебя нет обратной дороги…

– Я тебя понял. – Мне понравилась эта аллегория. Он все так грамотно сформулировал, что у меня не осталось больше вопросов. – Кстати, почему у тебя так быстро появляются новые звездочки на погонах? – этот вопрос интересует меня до сих пор.

– Так задумал автор. Дурачок он, видимо, – заявил Володя.

– Ты о чем? Какой автор? – изумленно спросил я.

– Вон, там, наверху. – Володя показал пальцем в небо. – Сидит себе на облаке, да придумывает что-то. «Как ножом по гордости – расписание судьбы…» – Радищев явно придуривался.

– Я не понял. – Я действительно остался без ответа на свой вопрос. Я не люблю абстрактные формулировки.

– Значит, потом поймешь. Жизнь такая. Раньше, лет десять назад, флаг-триколор был под запретом, а сейчас он развевается над Кремлем. – Володя начал собираться.

– Ты не ответил на мой вопрос. – Его увиливание меня раздражало.

– Товарищ старший лейтенант, не суйте нос не в свое дело! – Владимир резко сменил тон с дружеского на враждебный. – Я тебе дал работу – вот и радуйся, а в мои дела не лезь! – после этих слов Радищев резко удалился.

Мне до сих пор неприятно после этого разговора. Не зря все-таки автор называет Володю червяком. Он и есть самый настоящий червяк!

Также в девяносто четвертом я поступил в МЭГУ – Московский экстерный гуманитарный университет на юридический факультет. По закону у старших чинов МВД должно быть высшее образование. Кравчук сказал мне, что звание майора не за горами. Как оказалось, он был прав.

В марте девяносто пятого убили Влада Листьева. Если кто-то из вас не знает, то это был один из самых популярных журналистов нашей страны. Видимо, любовь к свободомыслию и привела его в могилу. Жалко его до сих пор. Хороший был человек. Очень хороший, светлый. В начале девяносто пятого года его назначили директором государственного канала ОРТ. Влад был против коррупции, за что, судя по всему, и поплатился. Не знаю, кто заказал его: Березовский или кто-то из Госдумы. Убийство было спланировано очень тщательно. Мне до сих пор грустно от того, что мне не удалось поймать убийц. Я начал собирать улики, но Кравчук остановил меня. Он сказал мне, что Бог рано или поздно покарает всех этих мерзавцев. Если не в этой жизни, то в следующей.

Я не верю в Бога, поэтому в каре свыше я сильно сомневаюсь. Я собрался увольняться из МВД, но Анатолий Иванович представил меня к досрочному званию капитана, и я остался. И да, у каждого есть своя цена. Даже у меня. Сегодня я жалею, что мне не хватило решимости написать заявление об увольнении по собственному желанию. На тот момент я не был настолько значительным компонентом системы, и вряд ли бы кто-то обратил много внимания на мой уход.

Летом того же года я закончил МЭГУ и поступил в аспирантуру института культурологии, но об этом я расскажу вам как-нибудь в другой раз. Сегодня же я продолжу разговор о своей службе в органах.

В девяносто шестом году каких-то по-настоящему интересных событий на службе не было. Я делал то, что должен был делать.

В конце девяносто седьмого года через Москву должна была пройти крупная партия героина. Мне удалось собрать улики и вычислить местонахождение товара. Группа захвата повязала торговцев смертью. Конечно, я не знаю, куда дели «товар». И знать не хочу. У меня есть предположения, но лучше я промолчу. За такие «заслуги» мне присвоили внеочередное звание майора милиции. После этого эпизода мне захотелось закончить мою карьеру, и я снова решил подать заявление об увольнении. Начальник отдела кадров не позволил мне это сделать, непрозрачно намекнув на то, что я уже слишком много знаю, и что просто так меня из МВД никто не отпустит.

В этом году, в девяносто восьмом, ничего примечательного не было, да и вряд ли предвидится. Служба. Служу закону. Служу народу. Иногда злоупотребляю полномочиями. Иногда обманываю других. Иногда обманываю себя. Хорошо это или плохо, но жизнь продолжается.

Поначалу, когда я был лейтенантом, Кравчук платил мне сто долларов в месяц, потом, когда меня произвели в капитаны, двести, а сейчас, когда я майор, триста. Зарплата неплохая, но около тридцати процентов полученных средств я отправляю своим родственникам, которые живут в Белгородской области, чтобы хоть как-то скрасить их нелегкую жизнь. Я не заслуживаю этих денег. Они грязные. Я знаю это. Да, в итоге я живу не так хорошо, как мог бы, но зато моя совесть… Я не могу сказать, что она чиста. Она не до конца испачкана.

На личном фронте велись тупые и бессмысленные войны, обе из которых, что изначально было вполне ожидаемо, закончились для меня поражениями.

Сначала, в девяносто первом, я сдуру познакомился с девушкой-барменшей. Извините за прямоту, но после трех лет в каюте мне очень хотелось женщину. Любую. Она все время ходила на тусовки. Я отдыхал с ней душой после тяжелых служебных будней. Если что, мы не жили вместе. Просто иногда встречались. Она любила баловаться амфетамином. В одну из ночей девяносто третьего у нее был передоз. К сожалению, никого рядом не было. Она умерла. Я бы сказал, что мне ее жалко, но я, скрепя сердце, не буду это говорить. Я много раз повторял ей, что не надо принимать эту гадость. Она меня не послушала. Это результат ее выбора. Больше мне сказать нечего.

Потом, в конце девяносто третьего, я встречался с женщиной. Она была старше меня. Я не буду говорить, на сколько. Она была замужем. Ее муж работал дипломатом. Оба вышли из обеспеченных семей. Эта дама была полной идиоткой, но я, опять же, просто расслаблялся с ней, пока ее тупенький муженек был на работе. В начале девяносто пятого она сказала мне, что она на третьем месяце беременности. Я знаю, что вы сейчас подумали: она ждала ребенка от меня. Но нет: от своего мужа. Я умею предохраняться. Мне не нужны дети от нелюбимых женщин. В общем, мне стало противно проводить время с барышней, в животе которой есть ни в чем не повинный ребенок. Больше я с ней не пересекался. И не планирую.

Летом девяносто пятого года у меня начались нормальные отношения. Наконец-то. Однако продлились они относительно недолго. Но об этом я расскажу уже в следующий раз. Мне нужно приберечь силы перед завтрашним днем, на который у меня особые планы.