Текст книги "Седьмой Совершенный"

Автор книги: Самид Агаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Хаджиб приблизился и поклонился.

– Господин, – сказал он, – очень много людей накопилось в меджлисе. Вы будете принимать или господин махди.

– Пусть ждут, я приду сейчас, – распорядился Абу Абдаллах.

Хаджиб поклонился и ушел.

– Пойдем, – сказал генерал Имрану, – рассмотрим жалобы и прошения.

Имран поднялся вслед за полководцем. Они вышли из беседки и неторопливо двинулись через сад. Абу Абдаллах, несмотря на количество выпитого вина, шел очень уверенно. Имрана же слегка пошатывало, так как он пил натощак, к тому же организм его был ослаблен. Попадавшиеся навстречу офицеры армии берберов, должностные лица и прочие люди почтительно кланялись Абу Абдаллаху, а когда они вошли в меджлис, то зал взорвался восторженными криками.

– О, Абу Абдаллах, – сказал Имран, – ты видишь, как они тебя встречают? Пока что власть в твоих руках.

– Это верно, – довольно сказал полководец, – но иногда я жалею о том, что бросил свою должность в Басре. Ведь я был мухтасибом по контролю мер и весов. К тому же у меня была семья – жена, дети, – с грустью добавил Абу Абдаллах.

– Ты добровольно оставил свою семью, – поразился Имран, – а я рвусь к своим всем сердцем, но ничего не получается. Вот уже семь лет, как я не видел своих детей.

Но генерал не слышал его слов.

* * *

Коронация состоялась 15 мухаррама 298 г. в местечке Раккада, пригороде Кайруана. Убайдаллах был провозглашен халифом, амир ал-муминином, повелителем правоверных. После праздничной церемонии новоявленный халиф дал обед для узкого круга. Круг оказался столь узок, что кроме десятка человек, принадлежащих к верхушке Ордена исмаилитов, со стороны был приглашен лишь Абу Абдаллах. Ну, уж никак нельзя было его не пригласить, реальной силы в руках халифа еще не было. Набор рекрутов в личную гвардию только начался.

Первый спор Абу Абдаллаха с Убайдаллахом состоялся как раз из-за армии. Абу Абдаллах выразил сомнение в целесообразности замены опытных солдат и офицеров на новобранцев. Убайдаллах, тоном не терпящим возражения, заметил, что даже железо устает, а что говорить о людях, да и война закончена. К тому же накладно содержать боевую армию, привыкшую к смертям и грабежам, то ли дело новобранцы. Последний довод Абу Абдаллах счел разумным, но не убедительным. Генерал уступил, не желая ронять в глазах других авторитет махди, который он сам столько лет превозносил.

Трапеза проходила в малом дворце летней резиденции Аглабидов. Прилегающая территория была обнесена крепостной зубчатой стеной, а ворота представляли собой что-то вроде триумфальной арки. Пол аудиенц-зала был усыпан цветами. Три внесенные в зал столешницы из оникса были уставлены подносами с различными фруктами всех сортов в соответствии с временем года. Посреди стола стояло большое блюдо, на котором также лежали фрукты. Это блюдо предназначалось только для услады взглядов. На каждом из подносов лежали ножи для разрезания фруктов, а рядом с подносами – стеклянные тазы для объедков.

Когда все насытились фруктами, подносы унесли, а принесли кувшин с водой и тазы, чтобы все вымыли руки. Затем два часа непрерывно подавали и уносили различные кушанья. После того, как все насытились, вновь появились кувшины с водой и тазы, чтобы все могли вымыть руки. Тут же стояли слуги с полотенцами наготове, в руках они еще держали флаконы с розовой водой, которой брызгали на лица гостей.

Подали вино и к нему острые закуски нукл, а также индийские оливки, съедобную землю из Хорасана, ядра фисташек, вымытый в розовой воде сахарный тростник, айву из Балха и сирийские яблоки. Скрытые за занавесом, пели рабыни под аккомпанемент лютни, цитры, танбура и флейты. Когда изрядно выпили вина, Убайдаллах приказал сорвать занавес и открыть рабынь взорам гостей. Здравицы в честь халифа произносились непрестанно. Один из гостей, попросив слова, заказал музыкантам мелодию рамал и прочитал нараспев хвалебную оду собственного сочинения. Когда он кончил говорить, все, за исключением Абу Абдаллаха, шумно выразили свое одобрение. Обязанности радушного хозяина на пиру добровольно взял на себя Мухаммад, племянник Убайдаллаха, на днях прибывший из Саламии. Он уговаривал гостей отведать то или иное блюдо, особенно часто он обращался к генералу, который от подобного внимания все больше мрачнел.

Новоявленный халиф был в белых одеждах, в пику Аббасидам, чьим государственным цветом являлся черный. Тиару, возложенную на него во время коронации, он снял – с непривычки у него быстро устала шея. Радость свою Убайдаллах скрыть не мог, был весел, много пил вина. Когда опьянел, велел полуобнаженным рабыням занять места среди гостей. Он даже хотел заставить их раздеться догола, но потом передумал. Абу Абдаллах сидел прямо напротив него с другого конца стола. Убайдаллах подумал, что надо было посадить его сбоку, чтоб не торчал, как бельмо на глазу. Халиф хлопнул в ладоши, требуя тишины.

– Друзья! – сказал он. – Вы все хорошо постарались, чтобы приблизить час торжества справедливости, но я хочу отметить вклад нашего доблестного полководца Абу Абдаллаха. Я еще раз оговорюсь, что нисколько не умаляю достоинств всех остальных, ибо так устроен мир – кто-то разрабатывает стратегию, а кто-то с мечом в руках претворяет ее в жизнь. Конечно, откуда бы взялся Абу Абдаллах, если бы не я, сидящий здесь, а когда-то стоящий у истоков нашего правого движения? Впрочем, что я говорю, если бы не я единственно законный наследник пророческой миссии господина нашего Мухаммада. И разве сидел бы я здесь, если бы не меч Абу Абдаллаха, хвала Абу Абдаллаху! Но кто послал его, кто посвятил его в наше правое дело, кто направил его на путь истинный, разве не кто-то из вас, сидящих здесь? И тем не менее – хвала Абу Абдаллаху!

Халиф поднял чашу и выпил, затем опрокинул чашу, показав, что в ней не осталось ни капли вина. Все остальные гости оборотились к полководцу, выпили в его честь и перевернули чаши, показывая, что выпито до дна.

Генерал с улыбкой выслушал славословие. Он понял, что именно хотел сказать халиф. Прижав руки к груди, он поклонился Убайдаллаху. Мухаммад, племянник халифа, поднялся, покачиваясь, подошел к полководцу и положил руку ему на плечо, говоря:

– Попробуй оливки, не стесняйся.

Генерал повел плечом, освобождаясь, и с раздражением сказал:

– Поухаживай за кем-нибудь другим, кто действительно гость.

– Мы здесь все гости, – возразил Мухаммад, – кроме него, – указал на Убайдаллаха.

Музыканты сменили тему, заиграв мелодию хададж.

– А может быть ты считаешь себя здесь хозяином? – не унимался Мухаммад.

– Иди парень на место, – сквозь зубы сказал генерал.

Поскольку тот не двигался, генерал легонько подтолкнул его. Сила у полководца была недюжинная. Толчка оказалось достаточно, чтобы родственник халифа растянулся на полу. Сидящие рядом, вскочили с мест и помогли подняться бедолаге.

– Он меня ударил, – завопил Мухаммад, делая вид, что собирается броситься на Абу Абдаллаха.

– Не позволяй себе лишнего, парень, – предостерег его полководец. Он сидел спокойно, только убрал полы халата с колен.

– Сядь, – приказал халиф, – у Абу Абдаллаха это получилось нечаянно. А ты, Абдаллах, соизмеряй силу своих рук. Иногда это приводит к опасным последствиям.

Мухаммад поплелся на свое место. Генерал сделал знак виночерпию, и тот наполнил его чашу. Музыканты заиграли мелодию хафиф. Один из гостей по имени Азиз обратился к халифу:

– О, махди, в Коране сказано, что на том свете мусульман ждут вечно девственные гурии и источники, струящие вино. Это действительно так? Ведь ты пришел оттуда.

– Нет, я пришел не оттуда, – сказал халиф. – Но тебе, Азиз, разве не достаточно гурий, окружающих нас, возможно среди них есть и девственницы?

Все засмеялись.

– Или вина, имеющегося здесь, – продолжал халиф. – Это метафора, Азиз, тебе пора бы самому это понимать. Простому люду не объяснишь, что есть рай иначе, как облекая в доступные для него понятия. Точно также и понятие Бога. Из сидящих здесь, никто не достиг посвящения седьмой степени, это и понятно. Но некоторые из вас могли читать книгу седьмой степени. Там ясно сказано, что в основе структуры мироздания и в истоке бытия лежит непознаваемая тайна, которую можно определять коранической метафорой – АМР – ВЕЛЕНИЕ. – Это и есть Бог. Затем появился Разум – первопричина. Он создан без посредника, но через его посредство создано все сущее в мире. От Разума появилась Душа. Она творец небес и звезд и она же дух человека. Иса Масих сказал: «Иду к моему отцу». Он считал себя сыном Мировой души. Тот мир состоит из Разума и Души. Это и есть рай. Ведь, как был создан мир, – Душа стремилась к совершенству, и потому ощутила потребность в движении, а движение нуждается в физических категориях, чтобы отмерить свой бег. Тогда возникли небесные своды, за ними возникли простые стихии. Из сложных соединений минералов образовались растения, животные, человек. Душа соединилась с телами. Подобно тому, как небесные своды и стихии пришли в движение под воздействием Души и Разума, точно так же люди должны двигаться вместе с религиозными законами под воздействием пророка и восприемника, духовного завещания по семи периодам, пока не настанет последний период, наступит время Воскресения, отпадут обязанности, постановления и предписания. Седьмой период будет означать, что Душа достигла своего совершенства, а это и есть воскресение. В этот момент рухнут небесные своды и рассыплются звезды, небо и земля свернутся, как сворачивается письмо, и тогда от людей потребуют отчета об их прожитой жизни.

Убайдаллах замолчал и смочил горло вином. Картина, нарисованная им, произвела на гостей тягостное впечатление. Если кто из присутствующих и читал книгу седьмой степени, то запомнил из нее только то, что члены ас-сабийа, достигшие седьмой степени, освобождаются от религиозных обязанностей и предписаний шариата относительно купли-продажи, покровительства, дара, брака, развода, членовредительства, кровомщения, виры. Халиф и сам понял, что рассказ о конце света неуместен на пирушке. Он хлопнул в ладоши и приказал танцовщицам показать какое-нибудь представление. Рабыни заказали музыку и принялись исполнять танец верблюдов.

Генерал поднялся и, обращаясь к халифу, сказал:

– Убайдаллах, я, с твоего позволения, покину собрание. Есть дела неотложные в Кайруане.

– Нам будет не хватать тебя, но все равно иди, – разрешил халиф.

Генерал склонился в полупоклоне и вышел. Через некоторе время после ухода Абу Абдаллаха, халиф почувствовал усталость. Он воздел руки и громко сказал:

– Хвала Аллаху!

– Хвала Аллаху! – вразнобой повторили гости и, благодаря за угощение, стали расходиться.

Вскоре в зале остались только халиф и его племянник. Мухаммад стал наливать себе вино, но халиф остановил его словами:

– Не слишком ли много ты пьешь?

– А что такое? – дерзко ответил племянник.

– А то, что ты не умеешь себя вести. Зачем ты пристаешь к Абу Абдаллаху?

– Затем, что он выскочка и неотесанный мужлан.

– Этот неотесанный мужлан принес нам власть.

– Тебе власть, – поправил Мухаммад, – в то время, как завещано это дело мне.

– Не хочешь ли ты сказать, что я плохо справился с этим делом?

– Я сказал то, что сказал, – угрюмо ответил Мухаммад.

– Ты еще молод, – миролюбиво сказал Убайдаллах, – подожди, после меня будешь ты халифом.

– Я подожду, – нехотя согласился племянник, – но Абдаллаха надо убрать, он опасен, выгони его.

– Я потому и терплю его, что он опасен, – сказал халиф.

Мухаммад недоуменно посмотрел на халифа.

– Все рычаги в его руках, – пояснил Убайдаллах, – армия, казна, народ. Ты видишь, как любит его народ? А у меня еще ничего нет, кроме святости и божественного призвания.

Мухаммад скривился в усмешке.

– Так давай отравим его. Можно было сегодня сделать это, удобный был случай.

– Это слишком подозрительно будет выглядеть, нужно время. Я лишу его власти, постепенно. Нельзя, чтобы он заподозрил. Вожди котама затаили на меня обиду. Одного призыва Абу Абдаллаха будет достаточно, чтобы они вернулись. Нужно время. Ясно тебе?

– Ясно, – нехотя ответил Мухаммад.

– Хорошо, теперь иди поспи, и старайся держать себя в руках.

Оставшись один, Убайдаллах широко зевнул, раскинул руки и запрокинул голову, разглядывая разрисованный купол, из стен которого, сквозь цветные стекла проникал слабый свет. Стоявшие у дверей телохранители, четверо нубийцев, молча взирали на него.

– Выйдите, – сказал им халиф, – и стойте с другой стороны.

Когда его приказание было исполнено, он засмеялся. Как же неисповедимы пути Господни! Семь лет просидеть в тюремной камере, без малейшей надежды, умирая каждый день от голода, холода, грязи, зловония и вдруг чудесным образом выйти оттуда и сесть на престол! Хотя он всегда знал, что это случится. Правда, в тюрьме его вера пошатнулась. Это было последним испытанием.

Халиф повернулся на звук открывшейся двери. Вошел хаджиб и попросил позволения убрать стол.

– Не надо, – сказал Убайдаллах, – потом уберут. Я хочу отдохнуть.

– Может быть, повелитель желает пройти в свои покои? – почтительно спросил хаджиб.

– Нет, пусть принесут сюда постель и пришли мне рабыню, белую.

Хаджиб исчез. Халиф подумал об Абу Абдаллахе и помрачнел. Вначале он не хотел избавляться от полководца, но по всему видно, что тот не собирается довольствоваться ролью военачальника. Жаль, потому что Убайдаллах все-таки был ему благодарен за труды. Но совсем не прост этот полководец. Глупец, не сознает, что если бы не Убайдаллах, не было бы его самого, просто у каждого свое предназначение. Нет, он не довольствуется ролью исфах-салара. Абу Абдаллах из низов, простолюдин, а они без понятия. Сначало ковром стелятся, в лепешку расшибутся, чтобы угодить, но как только почувствуют возможность тут же показывают зубы.

Принесли постель и положили возле трона. Затем в зал вошла девушка. Вошла и остановилась.

– Сколько тебе лет? – спросил халиф.

– Одиннадцать, господин, – робко сказала рабыня.

Убайдаллах, скинув туфли, лег на постель.

– Подойди, – сказал он.

Рабыня приблизилась.

– Ты знаешь, кто я? – спросил халиф.

– Да, господин. Вы махди, посланник божий.

– Хорошо, сядь у изголовья.

Девушка повиновалась. Халиф положил ей голову на колени.

– Помассируй мне голову, – сказал халиф.

Девушка тотчас принялась массировать голову Убайдаллаха своими нежными пальцами. Халифу стало так хорошо, что он забыл о своем недавнем вожделении, вернее решил не торопиться.

* * *

Покинув Раккаду, генерал вернулся в Кайруан и занялся государственными делами, важнейшим из которых было принятие бюджета на будущий год. Когда документы были готовы, он выслал его с курьером в Раккаду. Бюджет вернулся в канцелярию генерала с этим же курьером неподписанным. В отдельном письме секретарь халифа сообщил, что отныне Абу Абдаллаху не надо беспокоится о финансах, так как этим займется вновь назначенный глава зимам, но в любом случае благородный Абу Абдаллах будет ознакомлен с бюджетом. Взбешенный Абу Абдаллах разорвал бумаги и бросил на пол. Издевка чувствовалась в каждом слове послания. Так продолжалось всю зиму. Убайдаллах сидел в Раккаде безвыездно, но деятельность его охватила всю страну. Его эмиссары наводнили всю Ифрикию. В каждой провинции находились люди, славившие махди. Взамен распущенной армии берберов, была набрана новая. Наемники офицеры из числа дейлемитов и ливийцев спешно муштровали новобранцев. Появилась личная гвардия халифа, состоявшая из наемников армян и частью рабов, коптов и греков. Всю зиму генерал получал для ознакомления приказы об административных назначениях. В свое время, заняв Кайруан, он практически разогнал всю администрацию Зийадата Аллаха ибн Абдаллаха, последнего эмира Аглабидов, оставив по два-три человека в каждом ведомстве для бумажной работы. Убайдаллах объявил о создании военного ведомства – диванаалал-джайш, состоявшего из двух палат: военных расходов и набора войск; дивана аннафакат – ведомства расходов, состоявшего из пяти палат; казначейства; ведомства печати, вскрытия печати, благотворительности, внутренних дел и так далее. Во главе всех этих ведомств, ставились исмаилиты. В какой-то момент генерал обнаружил, что уже не контролирует управление страной. Это произошло тогда, когда он попытался помешать введению более высоких налогов. Но это уже было невозможно. Молодое Фатимидское государство нуждалось в огромных расходах. Убайдаллах объявил о создании новой резиденции, для этого было начато строительство нового города Махдии на берегу Средиземного моря. Строительство потребовало колоссальных средств. Налоги пришлось увеличить и ввести новые, такие как налог с поливных виноградников, с искусственно орошаемых земель. Налогом была обложена каждая финиковая пальма, с каждого дерева взималось по четверти дирхема. За городскую землю, на которой стояли частные дома, была назначена арендная плата. Население, уже привыкшее к введенным Абу Абдаллахом кораническим налогам: земельной десятине, садаке налог в пользу нищих; закяту – налогу на благотворительность, подушному налогу с христиан и иудеев и т. д. было возмущено. В городе начались волнения. Но армия быстро навела порядок, кое-где пролилась кровь. Разгневанный генерал с небольшой свитой отправился в Раккаду.

* * *

Когда генерал в сопровождении Имрана и Рахмана вошел в аудиенц-зал, там кроме халифа восседавшего на троне, находилось еще несколько человек: Мухаммад – племянник халифа, катиб, хаджиб и телохранители.

– Убайдаллах, – обратился к халифу генерал, – из-за увеличенных тобой налогов начались беспорядки, погибли люди.

Халиф обратил свой удивленный взор на полководца.

– Да, я знаю, – произнес он, – они сами виноваты.

– Почему столь важную вещь, как введение более высоких налогов, ты не согласовал со мной?

Халиф засмеялся. Придворные дружно поддержали его.

– Не много ли ты на себя берешь, Абу Абдаллах? – спросил халиф.

– Когда я завоевал эту страну, я отменил все налоги, кроме коранических. И это я сделал, помня учение ас-сабийя. Теперь ты отменил все, что я сделал. Что обо мне, да и о тебе тоже подумают люди? Разве что-то изменилось в канонах исмаилизма?

– Нет, не изменилось. Но государство нуждается в деньгах, у нас большие расходы. И ты зря беспокоишься, это временная мера. Потом мы отменим эти налоги.

– Отмени их сейчас, – сказал генерал, – не выставляй меня лжецом в глазах народа.

– Мы не можем этого сделать.

– Ты, кажется, забыл, как много я для тебя сделал, Убайдаллах?

– Нет, я не забыл. Но в любом случае советую тебе умерить свой пыл и больше не учить меня управлению государством.

Угроза прозвучала в голосе халифа.

– Ты не должен обращаться к халифу по имени, как к равному, – сказал Мухаммад. – Называй его повелителем.

Генерал молча посмотрел на племянника халифа.

– Я вижу, – сказал он, обращаясь к халифу, – что назрела необходимость нам с тобой, повелитель, обсудить одну важную вещь.

– Говори, – сказал халиф.

– Необходимо это сделать наедине, – добавил генерал.

– Ну что ж, – произнес халиф, обращась к своему окружению, – я не могу отказать в этой просьбе столь заслуженному человеку. Оставьте нас.

Люди, находившиеся в зале, поклонились халифу и вышли. Их примеру последовали и Имран с Рахманом.

– Охрану тоже следует удалить, – сказал полководец.

– Не думаешь ли ты напасть на меня? – криво усмехаясь, сказал Убайдаллах.

– Зачем мне было приводить тебе к власти, чтобы теперь нападать на тебя? Пусть уйдут, это в твоих интересах.

– Времена меняются, интересы тоже, – сказал халиф, но охрану все же удалил.

– Известно ли тебе, Убайдаллах, что-нибудь о власти румийских пап? – спросил Абу Абдаллах.

– Почему ты спрашиваешь об этом? – удивился халиф.

– Папская власть – духовная, она не простирается на светскую и военную сферы жизни общества. Румийский папа – владыка над душами своей паствы.

– Что ты хочешь этим сказать? – ледяным тоном, отчетливо произнес халиф.

– Я предлагаю тебе, Убайдаллах, поскольку ты есть самый главный наш имам, то есть лицо духовного звания, заняться духовным воспитанием этой страны. А светское управление оставь мне, я в этом сведущ, ведь я был мухтасибом в Басре. Ты же не станешь отрицать, что я как никто другой, заслуживаю этого. Итак, ты согласен?

Улыбка зазмеилась в устах Убайдаллаха, он встал и подошел к Абу Абдаллаху. Некоторое время они стояли друг против друга. И каждый пытался внушить противнику свою волю. Были они одного роста и телосложения, и примерно одинаковой силы.

– Неужели, – наконец сказал халиф, – неужели, ты презренный раб, хоть на миг допускаешь, что я соглашусь с этим?

– Я не раб, – сказал генерал, – я свободный человек, в прошлом мухтасиб, а ныне воин. Я думаю, что ты согласишься, Саид! Прости, но я устал стоять, я посижу на твоем стуле, жесткое мне на пользу. Поясница, знаешь ли, беспокоит, лекари так говорят, а ты как считаешь? Правы они или есть другие снадобья? Ты ведь тоже по этой части.

Генерал обошел халифа и сел на трон. Если бы сейчас в зале сверкнула молния, халиф не был бы так поражен. Убайдаллах медленно повернулся и спросил свистящим шепотом:

– Кто рассказал тебе?

– Это не имеет никакого значения, – ответил генерал.

– Что еще тебе известно? – спросил халиф.

– Мне известно все.

– И у тебя есть доказательства?

– Вот протокол твоего допроса в тюрьме Сиджильмасы.

Генерал достал из рукава свиток бумаги и показал халифу.

– Тебе никто не поверит, – с тревогой сказал халиф.

– Поверят, – успокоил его Абу Абдаллах, – население меня любит, а ты настроил их против себя, увеличив налоги. Они будут рады поверить мне. А если ты надеешься на верхушку ас-сабийя, то им будет интересно узнать, как ты предал своих сторонников во время Карматского восстания в Сирии в 285 году и трусливо бежал, бросив всех, в том числе и свою родню, на произвол судьбы.

Сохранявший спокойствие Убайдаллах вдруг потерял присутствие духа. Он занервничал и несколько раз оглянулся на двери.

– Я думаю, – продолжил генерал, – что среди твоих приспешников быстро найдется какой-нибудь новый махди, который с удовольствием займет твое место.

– Чего ты хочешь? – наконец спросил Убайдаллах, сразу подумавший о племяннике.

– Справедливости, – ответил полководец. – Ради нее я завоевал эту страну. Ради нее, когда-то взволнованный речами твоих проповедников, я бросил все и пошел за вами.

– Если ты все знал, почему же молчал до сих пор?

Я привык соблюдать правила игры. Это была твоя игра, и я принял в ней участие. Сказка про мессию, – это для народа, который ни что иное, как большой ребенок. Мне все равно, в какие одежды рядится человек, зовущий к справедливости. Мне важно, чтобы он сдержал свое слово. Ты свое слово не сдержал, я это понял. Но сделанного не воротишь, пусть все останется, как есть. Ты имам, халиф будешь духовным повелителем мусульман. Раккада останется твоей резиденцией. Я назначу тебе подобающее содержание. Вопросы религии – вот твоя власть, а управление государством я возьму на себя.

– Если я приму твои условия, ты отдашь мне эту бумагу? – спросил Убайдаллах.

– Нет, это будет гарантией нашего соглашения.

– Жизнь – штука непредсказуемая, – сказал халиф, – кто знает в чьи руки может попасть эта бумага. Ведь попала она в твои, и окажется ли другой таким же благородным, как ты.

Абу Абдаллах на мгновение задумался.

Возможно, со временем я отдам ее тебе. Но не сейчас. Распорядись, чтобы к завтрашнему дню подготовили фирман о назначении меня наместником Ифрикии со всеми полномочиями. А сейчас я ухожу. Назначь церемонию на полдень. Прощай.

Абу Абдаллах поднялся и вышел из зала. Опасаясь коварства со стороны халифа, Генерал не остался в Раккаде на ночь. Его свита была слишком малочисленна, чтобы отразить нападение солдат, охранявших резиденцию. Ночью человек особенно подвержен силам тьмы. Было бы глупо довериться благородству халифа и остаться во дворце.

На следующий день они вернулись в Раккаду. При вьезде в резиденцию Рахману бросилось в глаза, что воинский гарнизон увеличился вдвое.

– Почему так много солдат? – спросил он у встречавшего их у ворот офицера дейлемита.

– Сегодня халиф дает торжественный прием, нам приказано обеспечить безопасность гостей.

– Абу, здесь нечисто, – сказал Рахман полководцу. – Давай вернемся в Кайруан.

– Глупости, – отмахнулся Абу Абдаллах, – он не посмеет, он у меня в руках.

При входе в аудиенц-зал охрана, пропустив генерала, попыталась остановить Рахмана и Имрана. Но Рахмана остановить было невозможно, он напирал с такой силой, что у дверей едва не вышла потасовка. Конец положил Абу Абдаллах, обернувшись, он повелительно сказал:

– Пропустите, они со мной.

Полководца охрана не посмела ослушаться.

– Пусть тогда сдадут оружие, – сказал стражник.

– Отдайте оружие, – приказал генерал.

Отстегнув мечи, Рахман с Имраном последовали за полководцем.

В зале было множество народа. Но середина была пуста, полукругом до трона, на котором восседал Убайдаллах. Первый фатимидский халиф еще не перенял манеру Аббасидского халифа закрывать свою персону занавеской. Увидев полководца, халиф подозвал катиба и что-то сказал ему. Катиб выступил вперед и, попросив тишины, стал зачитывать фирман о назначении Абу Абдаллаха наместником Ифрикии. Пока он читал, Рахман придирчиво оглядывал окружающих: действительно все, кроме телохранителей халифа, стоявших с копьями в руках, были безоружны. Но ему не понравился катиб. Больно крепок был для должности секретаря.

Катиб закончил. Халиф обратился к полководцу с просьбой принять вверительную грамоту, подтверждающую назначение. Катиб подошел к Абу Абдаллаху и торжественно держа обеими руками грамоту, протянул ее полководцу. Абу Абдаллах также двумя руками принял свиток бумаги и поклонился халифу с благодарностью. В следующий миг его запястья оказались стиснуты руками катиба. Удивленный герой поднял глаза на улыбающегося катиба и попытался освободить руки, но хватка у секретаря оказалась железной. Стоявший сбоку от полководца человек сорвал с его пояса меч.

Быстрее всех пришел в себя Рахман. Не мешкая, он выхватил спрятанный под одеждой кинжал и полоснул катиба по шее. Из рассеченной сонной артерии фонтаном ударила черная кровь. Нелепо дергаясь, секретарь упал на спину. Мгновение спустя окружающие набросились на полководца и его людей. Стоны, яростные крики, звуки глухих ударов наполнили помещение. Имран, проклиная себя за то, что не догадался спрятать какой-нибудь нож за поясом, молотил кулаками, пытаясь пробраться к окну. Разбив немало носов, он все же получил сильный удар по голове и растянулся на полу, – на него сразу же навалилось несколько человек, лишив возможности двигаться.

Рахман, согласно военной науке, прикрывал тыл своего начальника. Его кинжал разил с такой быстротой и таким мастерством, что приблизиться к нему было невозможно. Генерал, в отличии Имрана, двигался в противоположную от окна сторону. Яростно сокрушая возникающие на пути физиономии, он пробивался к трону, чтобы раздавить сидящую на нем вероломную тварь.

Испуганный халиф, видя, что расстояние между ними сокращается, крикнул своим телохранителям: «Убейте слугу!» Сразу трое стражников придвинулись к Рахману и всадили в него копья. Верный Рахман, не издав ни звука, замертво упал на пол. После этого на полководца накинулись со всех сторон подобно тому, как собачья свора кидается на загнанного зверя. Несколько раз он сбрасывал с себя нападающих. Но на руках и ногах его повисли несколько человек. Затем какой-то здоровяк прыгнул ему на спину и повалил. Будучи не в силах шевельнуться, Абу Абдаллах страшно закричал, но, увы, это был крик тигра, попавшего в западню.

* * *

Их заковали в цепи и бросили в полуподземную тюрьму, предназначенную для провинившейся челяди. Имран тут же сел, прислонясь спиной к стене и сказал:

– Четвертый раз в тюрьму попадаю! Удивительное дело, почему меня так тянет сюда? Такое чувство, словно домой попал.

Абу Абдаллах не смог оценить этот юмор висельника. Конечно, он же никогда не сидел в тюрьме. Бросив на Имрана уничтожающий взгляд, полководец, гремя кандалами, заметался по камере, издавая яростные возгласы. Имран сидел не двигаясь и смотрел в зарешеченное окошко под потолком, в котором иногда мелькали ноги стражников. Узники почти не разговаривали. Когда наступили сумерки, генерал остановился, расправил лежащую в углу кучу тряпья и лег со словами:

– Все кончено, Имран. Я ложусь спать.

– Спокойной ночи, – сказал Имран.

Генерал действительно скоро заснул. Имран решил последовать его примеру. Он поднялся, из остатков тряпья, благородно отодвинутых полководцем, соорудил себе постель и, как ни странно, тоже сразу заснул.

Ночь опустилась над Раккадой. В небе безумствовала луна, ввергая неспящих в смятение, а спящим насылая дерзновенные сновидения. Оглушительно пели цикады. В соседней пальмовой роще ухал филин. Подул ночной ветер, стража измученная дневной жарой, с наслаждением вдыхала прохладный воздух. Во дворце веселье било ключом. Халиф давал праздничный ужин, гремела музыка, плясали полуголые танцовщицы, евнух-певец изумительным голосом пел о таких страстях, что многие плакали, слушая его, и конечно же, главной темой были события прошедшего дня. Обстоятельства пленения мятежного генерала, намеревавшего оклеветать мессию, чтобы захватить власть, обсуждались вновь и вновь. Но гул пирушки становился все тише, люди устали и многие засыпали за столом. Ночь все уверенней вступала в свои права. В небе пылали и двигались звезды, и при их движении возникала музыка. Но люди не слышали ее, люди никогда не слышат музыку небесных сфер. Поэтому на земле столько зла, от людской глухоты. На всей тунисской равнине лежала мгла. Спали люди в деревнях; спали пастухи, ночевавшие в степи у костра, бросающего искры в темноту; спали сторожа в оливковых рощах. Никому не было дела до двух узников, пребывающих в тяжелом забытьи.

Глубокой ночью Имран проснулся. До этого он видел сон, словно его продали в рабство и отныне ему суждено быть гребцом на галерах. Впрочем, явь порадовала его еще меньше. Звякнув цепью, Имран поднялся и подошел к окошку, оттуда тянуло холодом. Он хотел попробовать решетку на прочность и думал, как до нее дотянуться. Сзади донесся бодрый голос полководца:

– Зря стараешься, я уже пробовал.

Имран тяжело вздохнул и вернулся на свое место.

– Давно не спишь? – спросил он.

Абу Абдаллах не ответил. Через некоторое время он произнес:

– Нельзя вступать в соглашение с человеком, которого ты уличил во лжи.

Имран промолчал. Но полководец не нуждался в ответе, он говорил сам с собой.

– Тоже самое произошло с Абу Муслимом, – сказал Имран.