Текст книги "В трущобах Самары"
Автор книги: Саккердон Кондырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
V.
„В Вагончике“.
В чайной и дешевой столовой, на Набережной, сидели за грязными столами представители разных категорий объединенной воровской организации. Содержатель чайной, отставной солдат Николаевских времен – Лагунов, с большим количеством на груди крестов и медалей, в качестве старосты отдела организации давал урок.
– А ну-ка Нос? скажи нам, что такое паутинщики? Что, не знаешь? А еще, говорит, – я экзамент в Москве выдержал, – хвальбишка! Паутинщики действуют на пристанях, на базарах, на толкучках. Один предлагает какие нибудь медные часы, али там, скажем, браслетку; говорит – чистого золота, краденые. К нему подходит «затыльщик» и рядится, набивает цену. Можно для успеха трех-четырех таких затыльщиков иметь. Соблазн всегда хорошо действует. Одураченный покупатель верит, что вещь золотая и дает 20-30 р. за рублевую безделушку. Лучше всего попадают на удочку деревенские попы, монашенки, богатенькие мужички. Хороший паутинщик может до десятка в день сбывать таких медяшек. Дело самое выгодное.
– Возьмем теперь «парадников». Дело простое: иди и посматривай – где парадное открыто. В прихожей почти никогда никого не бывает, а взять всегда кой-чего можно. Хороший парадник никогда без добычи не останется.
– «Ширмач» должен иметь хороший костюм. Дурак прежде всего на одежду смотрит: шикарно одет порядочный человек, компанию водить можно; оборванец – вор и мошенник. Ширмач действует по железным дорогам, на параходах, в хороших гостинницах. Знакомится с каким нибудь денежным тузом, ведет коммерческие и деловые разговоры, заключает какую нибудь сделку, ставит купеческий магарыч. Подвыпивши малость – можно и «собачкой» угостить. А тут уж дело известно: поочистил карманы и будь здоров.
– Ночью в тесных уголках можно действовать «на прихват»; один сзади схватывает за горло, другой ревизует карманы... Позволяется тут по брюшку ударить – от этого человек в безсознание впадает...
– Так-то вот, братцы, умные люди работают и деньги хорошие промышляют.
– Ну, а теперь пока урок закончим и гайда – на дело! Время хорошее, можно в волю поработать.
Банда разбрелась на промыслы.
Старик для развлечения пригласил на чаек постового Селина и долго беседовал с ним о благополучном для воровских дел времени.
В заключение служитель порядка и спокойствия таинственно сообщил собеседнику:
– На всякий случай я сундучишко свой перетащил в участок. Коли есть что по важнее – можешь хранить без опаски. Там уж обыскивать не станут...
VII.
За Волгой.
Около маленькой береговой землянки сидели двое: рослый, сутуловатый мужчина, на вид лет 40 и довольно красивая девушка, лет 20. Оба подтачивали удочки на длинном подпуске и негромко беседовали.
– Сегодня ночью работа будет,—сказал, подмигивая, рыбак.
– Али налим какой наклевывается?
– Мазура с Чебуком в гости приедут и какого-то забулдыгу привезут. Деньжищ, говорят, уйма!
Значит – «собачки»: приготовить?
– Привезли уже; там вон в корзине плавает. Казенки у нас еще много?
– На десятерых хватит!
– Значит, Бог даст, порыбачим!
Рыбак отправился собирать для костра хворост. Собеседница принялась за чистку рыбы.
Вскоре наступили сумерки и к берегу причалила небольшая лодка с тремя пассажирами.
– Эх, братцы, благодать-то какая! – восторженно крикнул пьяным голосом невысокий субъект в суконной поддевке и лаковых сапогах – Да тут такая жизнь, что умирать не надо!
– Пожить, брат, умеем, – отозвался другой, привязывая лодку. – Вот вы, деревенские обыватели, залезете в глушь, да только и думаете о том – как бы денег побольше зашибить. Мы, городские жители, совсем иное дело – для нас побольше жизни!
– А ну-ка, рыбарие-богословы, валяй уху из стерляди, да перцу с луком не жалей, – купцы хорошие – платой не обидят!
Через полчаса компания сидела около ярко пылающего костра, осушая быстро бутылку за бутылкой. Слышались веселые разговоры, переливаемые беззаботным пьяным смехом.
– Сашенька, присаживайся ближе, обними гостя покрепче! – приказывал подвыпивший рыбак своей молодой сожительнице.
Человек в суконной поддевке заметно пьянел от избытка восторга и счастья.
– Подавай, хозяйка, коньяку заграничного, будем пить вино заморское, не хотим казенки! – весело командовал он, обнимая красивую рыбачку.
С наступлением полночной темноты голоса слабели, костер потухал, очевидно, пьяный сон вступал в свои права. Постороженный человек «из деревни» уже не кричал и не восторгался, а что-то бессвязно бормотал, валяясь на песке. Вскоре смолкло и это бормотание, слышался лишь легкий храп.
Но не заснули рыбаки и приехавшие с поддевкой молодцы. Все они двигались, как тени, около сонного компаньона, очищая его карманы и раздевая до белья. Затем бесчувственное тело перетащили в лодку и она тихо отплыла от берега по направлению к Самаре. Посредине Волги ход лодки замедлился, что-то вывалилось из за борта и пошло ко дну.
На Самарский берег высадились уже только двое...
VIII
Месть за обиду.
– Вот штучку, Антоныч, добыл! – весело крикнул вбежавший к Худицкому молодой и юркий, как кошка, вор-ширмач Подосек.
– Где Бог подал?– хмуро спросил Худицкий, рассматривая принесенные Подосеком золотые часы.
– На конке с приобрел, законным способом—из чужого кармана, – ухмылялся ликующий ширмач.
– Магарыч?
– 170 рубликов оценили!
– Берешь 40?
– Идет! Только водки не жалей – горит в глотке, как в аду.
Худицкий исчез с часами в соседней комнате и вернулся с бутылкой.
– Лопай!
Подосек радостно ухватился за бутылку и быстро опрокинул стакан.
– Да ты что это. сука, своих «на собачку» брать вздумал? – выругался он по адресу Худицкаго, скорчив кислую гримасу.
Худицкий побагровел от обиды и грозно крикнул:
– Как, я сука? Ах ты...
На голову оробевшего ширмача грузно опустился тяжеловесный железный сердечник.
– Наська, живей веревку! – кричал в бешенстве обиженный, нанося свалившемуся обидчику удар за ударом по голове.
Сожительница выскочила из за двери, кинула крепкую веревку и злобно завизжала:
– Покрепче, покрепче, Савося, затягивай, а то очухается еще, собака паршивая!
Веревка быстро обвилась вокруг шеи ширмача и скоро сделала свое дело – раздался легкий храп и труп вытянулся во всю свою длину...
– Вот этак-то лучше будет, – ворчал Худицкий, вытаскивая деньги из кармана убитого.
Затем труп осторожно был вынесен на улицу и отвезен обернутым в одеяло в соборный садик.
В другой половине вертепа шло обычное пьяное веселье, слышались хриплые голоса пирующих воров и проституток...
IX.
В Антошкиных номерах.
В одном из темных углов мебелированных комнат, на Набережной, сидели около небольшого стола—хозяин «Австрияк», Истомин и Яшка Косой. Австрияк заполнял лежащий перед ним чистый паспортный бланк.
– Ну, рассказывай, приятель, какого роду, племени, какой деревни, волости?
– Пиши – деревни Громилиной, Подломовской волости, Василий, по фамилии Безродный, по ремеслу кирпичник, глаза раскосые, нос с поворотом на право, чушка бритая, на голове шишка...
– Готово, хоть в Москву поезжай!
Истомин казался необычно угрюмым и озабоченным. Осмотрев внимательно сфабрикованный паспорт, он мрачно насупился и заговорил вполголоса.
Чует мое сердце недоброе,– изменники среди своры появились. Смотри, Яшка, в оба! Сашка Богатова баба испытанная, не спасует, а на Брунина я плохо надеюсь Курилка и Хохол ребята как будто-бы ничего, но все же осторожность не лишня. Все они будут тебе помощниками и ты должен руководить ими. Ты с Сашкой снимешь комнату в Песочном переулке у Шикиной. Баба она денежная и глупая – все деньги в сундуке держит. Есть двое жильцов, но они не опасны – просто мразь какая-то. На третью ночь придут «наши», вы впустите их по крику петуха и будете работать вместе. Живых свидетелей быть не должно, покончите со всеми...
– Архирееву прикажи снять квартиру на Уральской в доме № 14; туда переберутся завтра из «Вагончика».
На Заводской проживают почтенные супруги Прагер. Люди они никому ненужные, а денег много имеют Откомандируй для истребления этих крыс Хохла и Курилку.
– Т-ш-ш... Сигнал, полиция! Марш по черной на Преображенку!
Номер опустел.
X.
След показался.
Ранним утром в канцелярии сыскного отделения сидели три знакомых писца за чаем. Шел обычный разговор на одни и те же уголовные темы.
– А ловок этот Мишка Истомин! – хрипло восхищался письмоводитель. – Дело обработает и улизнет, как налим, поминай, как звали.
– Не дай Бог попасть ему под руку, – в котлетку превратит! – трусливо картавил другой.
– А за что он был сослан на каторгу?
– Аль не слыхал? А еще служака в сыскном! Чай помнишь – Ильинскую церковь ограбили и сторожа убили? Вот он самый и действовал. И ведь как, бестия, отличился! Мало того, что убил человека, а надругался над ним, анафема: распорол железным ломом брюхо и вместо кишек извести натолкал. Собака – не человек!
– Ну, псы смердящие, жрите! —весело проговорил вбежавший Удочка, подавая собеседникам бутылку водки.
– Петя, голубчик, дай обнять тебя! – радостно забормотал письмоводитель.
Началась похмелка.
– Эх, я лягашей я добыл!—торжествовал Удочка, потирая руки. – Посмотрим теперь – уйдет ли от меня г. Истоминъ?
Появился репортер.
– А, почтеннейший литератор! Водки принес?
– Имеется, ваше-ство.
– Садись, хозяином будешь. Бери записную и зарисовывай; «найденный в соборном садике убитым оказался мелкий вор Подосек. Убийцы найдены. Подробности завтра». Что, каков материалец? Четверть с тебя нынче следовало. Ну, да, ладно, сочтемся,
– Погоди, брат, сам мне четверть выставит, коли я тебе свой материалец выложу, – таинственно подмигнул репортер, приглашая Удочку в соседнюю комнату.
Спустя некоторое время Удочка с особенной торжественностью вошел в кабинет непосредственного начальника и, плотно притворив за собою дверь, делал обстоятельный доклад по поводу последних событий.
– Удалось таки наконец мне двух дюже хороших лягашей зацепить. Один из них, Афонька, сам с услугами навязался и для начала стукнул очень недурно. Найденный в соборном садике убитым оказался воришкой Подосеком. Убит он ни кем иным, как господином Худицким и его уважаемой сожительницей Наськой в их собственном логове, откуда и был вывезен.
Начальник подпрыгнул от восторга и крепко пожал руку торжествующего Удочки.
– Ну, а второй?
– Второй еще почище будет! Этот знает всю подноготную действий Истомина и будет отличнейшим агентом.
– Тоже вор?
– Лучше – прямой разбойник, место которому давно на виселице.
– Молодец, Удочка! Теперь утрем мы нос «Сахалинцу»!
– А народе они надежный?
– Первейшие помощники будут!
– Уф, утомился! – грузно опустился в кресло вбежавший надзиратель, носивший кличку «полковника Паструлина» Наконец-то «вышиб» от цыгана сведения о лошади. Пять дней подряд бил – с... с.., и хоть бы что! Наконец сознался...
– Ты, брат, кажется слишком уж усердствуешь– бьешь всех подряд – и виноватых, и свидетелей. Этак дойдешь до того, что никто и о кражах заявлять не решится.
– И чорт с ними!
Удочка с начальником отправились из отделения.
Днем всполошился весь воровской мир: Худицкий и Настя были арестованы и заключены в тюрьму.
XI.
Суд и расправа.
В подземном тайнике Худицкого заседали старосты всех воровских отделов Лица всех были мрачны, озлоблены. В качестве председателя Худицкий делал доклад.
– Не дешевой ценой получили мы с Настей свободу. По предательству каких-то сук попали мы; те же собаки предали Истомина. Арестован он преглупым образом: сидел в чайной, что то записывал в свою книжку и был узнан околотком Дунайским. Никогда бы этому обалтусу не пришло на ум искать атамана в таком открытом помещении, тут несомненно измена. Истомин принял нашу работу с Подосеком на себя и только но этому нас выпустили. Теперь наша обязанность найти виновных и расправиться с ними.
– Смерть предателям!– крикнули хором старосты.
Председатель продолжал:
– Разведчики установили, что Афонька Малышев и выкрест Плотников не раз встречались с Удочкой и говорили с ним. Этого достаточно, чтоб знать врагов.
Довольно! Смерть лягашам!! – Заревели «судьи».
– Еще одного подозреваю, – продолжал Худицкий, – «Солдат» с «борзятниками» нюхается. Не без его участия открылось дело на «Песочном».
Смерть и этой суке! – злобно кричали слушатели.
– Он здесь сейчас, – добавил докладчик,– можете расправиться с ним сегодня же. А пока предлагаю выбрать временного атамана. Полагал бы удостоить этой чести отважного товарища Лопатина.
Заседание закончилось, полилось рекой вино, загремели дикие циничные тосты.
Перед рассветом кто-то копошился в темноте двора, что-то поливали водой.
– Готов, застыл, – докладывал полушепотом один.
– Берите под руки и к Волге, – приказывал также тихо другой.
Вскоре через одну из задних калиток вышли две тени и тащили что-то похожее на человека.
– Иди, иди, не брыкайся! Видишь до чего нализался! – ворчал один из путников при встрече с случайным прохожим.
Тени исчезли на льду Волги и кинули свою ношу в прорубь.
То был обледенелый труп осужденного на казнь доносчика «Солдата».
XII.
Лягаши-агенты.
С сумрачным видом ходил из угла в угол своего кабинета один из помощников начальника сыскного отделения. Перед глазами проносились одна безобразнее другой картины совершаемых в городе зверских преступлений. Разбои учащались, грабежи усиливались, преступники же были неуловимы. Начальник бездействовал, околоточные не понимали дела и больше пьянствовали, чем помогали в работе. Низшие агенты набирались из тех же воров и были элементом далеко ненадежным. Один из деятельных и способных «Пятница», как бывший громило-вор, не оставлял своего старого ремесла и воровал по-прежнему, будучи агентом. Правда, он приносил и долю пользы, донес, например, когда-то о готовящемся в Солдатской слободе убийстве старухи, но все таки убийство предотвращено не было и совершилось, следовательно, видимая польза тушевалась в массе творимых лично преступлений. «Нос» тоже один из деятельных, но такой же вор и недавно попал с поличным. Пришлось обоих выгнать. Оставалась одна надежда на Удочку, но что можно было сделать с такими ничтожными силами при существовании образцово-сорганизованной шайки головорезов? Положение становилось невозможным.
– Какой-то галах к вам, ваше благородие, – прервал невеселые думы городовой.
В кабинет, озираясь по сторонам, вошел Афонька Малышев.
– Желаю доложить вам важные сведения, – тихо заговорил вошедший, усаживаясь на указанном стуле – На одной из улиц скрывается главная сила из шайки Истомина и тут же находится склад награбленного барахла. Я сам принадлежал к той же «благородной» профессии, но теперь хочу искупить вину и послужить вам.
При последних словах Афоньки вошел второй галах Плотников, не мало смутивший первого «стукальщика».
– И ты стучишь? – кинул презрительно вошедший, протягивая руку «товарищу». – Ну что-ж будем работать вместе и здесь. Небойся не выдам.
Товарищи пожали друг другу руки.
– С какими вестями? – обратился к Плотникову помощник начальника.
– На Соборной проломали стену и украли из кладовой резиновых калош и другого барахла на 3 косых (3 т. р.). Воровали Курносый, Ефимка, Муштук, Комар, Зюрка и еще кой-кто. Сейчас все пьянствуют в своей квартире. Барахло «затылено».
Лягаши получили вознаграждение и исчезли.
На следующее утро в местной хронике сообщалось:
– «По полученным агентурным сведениям, в доме Золотова, на Уральской, скрывалась шайка грабителей. Вследствие такого сообщения дом был оцеплен большим отрядом конной и пешей полиции. Преступники долго не сдавались, в виду чего дом обстрелян и только после итого удалось задержать осажденных».
Дальше следовала вторая сенсационная заметка:
– «Известный разбойник Истомин, приговоренный за ряд убийств к вечной каторге, бежал от конвоя, пропилив пол вагона, в котором следовал в Сибирь».
XIII.
Внутренний развал.
В подвальном помещении на берегу р. Самарки, сидели за самоваром пятеро: хозяйка, толстая, здоровая баба, известная среди ворона, под именем «Царь-Бабы», худенькая тщедушная проститутка «Анка Брехушка» и трое воров невысокого пошиба—карманник, ширмам и грабушник.
– Ну и дела! – повествовал ширмач. – Теперь все переменятся, всем будет плохо, Худицкий опять «засыпался», Мишка влопался, Хохол и Курилка там же в мешке. Все орлы по клеткам распрятаны. Зато и помнить будут долго самарцы нашу братию. Ведь как дела обделывали! Намедни Косой рассказывал, как они с лягашем Плотниковым разделались. Заманили, говорит, его в «Ямку», подпоили как следует, а потом как хватят сзади но голове! Треск, говорит, только пошел... А тут подхватили голубчика и в Самарку, – плавай, де, на здоровье... Только с другой сукой, Афонькой Малышевым, не успели рассчитаться. Ну, да и ему не поздоровится – Архиреев и Артюшка пристегнули его к своему делу и за собой тянут.
– А я слышал, что и сам Худицкий лягашем заделался,– заговорил молчаливый грабушник. – Муштук рассказывал, что собираются приподнести ему в тюрьму закуску достойную... И Наська его, сволочь, то-же, говорят, постукивала. По ее милости и Хохол с Курилкой засыпались за работу в Песочном. Дело было тонко обработано, всех троих изничтожили, а кто-же донес? У их все добро осталось, они и могли улики доставить. Все сволочи! – мрачно закончил грабушник, сильно ударив кулаком по столу.
– А как страшно, братцы, было, когда Худицкий с Наськой этого Подосека убивали, затрещала Брехушка, – я как раз зашла это за пивом, а они веревку за оба конца тянут.., Выскочила это я, да к Жданихе, давай Бог ноги! С той поры и спять долго не могла. Как лягу, в избе кто-то и заходит, и заходит, да таково жалобно застонет...
– Молчи ты, брехня проклятая!– огрызнулась Царь-Баба.
– Вот те святая икона, тетенька, верно! Проська вот то же рассказывала: как, говорит, огонь погасишь, так из западни и выходит какая-то девушка, вся в белом, глаза закрыты... И все, говорит, это ходит, ходит, как будто ищет чего...
– Эх, бабья порода, чего она только не выдумает! – буркнул карманник. – Там, чай, столько народу покончено, что если все будут по ночам являться, то места в избе не хватит.
Брехушка горячо принялась защищать свои доводы, но явился новый субъект и разговор смолк.
– Докладывай, что новаго? – обратилась к вошедшему Царь-Баба, наливая ему стакан чаю.
– Неважные вести, мать, принес.
Присутствующие удвоили внимание.
Докладчик откашлялся, хлебнул глоток чаю и начал.
– Худицкий отравлен. Истомин убит.
– Как, когда, где? – посыпались со всех сторон вопросы.
– Мишку направили во свояси – на Сахалин. Попытал он еще раз счастие – попробовал бежать. Дошла, видно, судьба, – не удалось, конвойные убили.
– Царство небесное! – вздохнула, перекрестившись, Брехушка.
Водворилось на минуту молчание.
– А кто-же Худицкого покончил'?– спросил задумчиво карманщик.
– Заподозрили его в ляганьи и подали в тюремную камеру спирту крепкого... Курилка и Хохол приговорены на каторгу и скоро пойдут в отправку.
– Разлетаются орлы-соколы! – вздохнул ширмач.
– Одна лишь весть немного порадостнее.
– А ну, ну, выкладывай скорее? —затормошили рассказчика все разом.
– Суку-сыщика, Афоньку Малышева, пристегнули на 10 лет в каторгу, за компанию, значит!
– Ур-р-а! -заревела хором воровская братья. Начались поминки покойнаго атамана.
XIV.
Последний из могикан.
В одном из многочисленных притонов на Набережной, известном под названием «Ямка», в подвальной комнате на полу, покрытом соломой, сидели и лежали люди разных полов, профессий и возрастов. Были грязные, оборванные, с распухшими от постоянного пьянства лицами проститутки, мелкие воришки, картежные шуллера, аферисты и пр. подобная братия. Помещение выглядело сплошным муравейником. Одни пили водку, другие играли в карты, третьи делили добычу, которая тут же оценивалась и сбывалась содержательнице этой «обители». Проститутки проделывали цинично-отвратительные артикулы, стараясь привлечь к себе внимание более денежных обожателей. Тут не было цензуры и позволялось все, на что была способной эта затхлая трущобная свора.
В разгаре кошмарного разгула в дверях подвала показалась высокая неуклюжая фигура Косого.
– Смирно, чертова дружина! – раздался его зычный голос, заставивший всех замолчать.
Все полугарно-дикие взгляды приковались к лицу нежданного пришельца.
– Что, справляете поминки, аль пропиваете дешевую добычу? – насмешливо кинул он банде, присаживаясь на порог.
Старейшие из присутствующих бросились к нему в объятия, началось братское лобызание; все столпились вокруг его, подносили водки, чокались, выливали.
Но не радовала старого коршуна эта дружеская встреча. Выпив несколько стаканов, он приподнялся, оперся на сучковатый костыль и властно дал сигнал к молчанию.
– Не вижу старых соколов, мрачно захрипел его надорванный голос. – Мелкота, шваль одна, осталась. Погибли орлы сизокрылые. А далеко шла о них славушка по Волге кормилице. Она лишь, русская красавица, знала-ведала какие дела творилися, ей лишь ведомо – сколько в воды ее быстрые голов отправили.
Но не о том я буду речь вести.
Из далеких стран прибрел я, братцы, передать вам весть одну. Есть в Москве палач – Афонькой прозывается. Коль знавали – вместе он когда-то с нами был, а потом ушел в борзятники. Через него сложили наши молодцы головушки. Коли кто из вас в Москву пожалует – передайте суке этому наш земной поклон. А что делать после – сами знаете...
Гром угроз и проклятий покрыл слова оратора, своды подвала потряслись от адских криков обезумевшей от злобы кровожадной толпы...
Косой поковылял к берегу, отчалил одну из лодок и крикнул провожавшим товарищам:
– Прощайте, братцы! На Волге я вырос, на ней, привольной голубушке, и сложу свою буйную голову. Помните завет Косого – не забывайте имя Афоньки предателя...
Лодка с последним из бежавших каторжан быстро исчезла в предрассветном тумане.
