Текст книги "Связь сердец. Том 1. Случайные люди (ЛП)"

Автор книги: Саданацу Анда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Халикакаб уже вселялся в [Гото].

Ничто не мешало ему вселиться и в [Нагасэ].

– Аа… Сначала я должен извиниться перед вами – прошу прощения… Позже извинитесь, пожалуйста, и перед Нагасэ-сан… Я от всего сердца… хм, от всей сердцевины считаю, что это действительно непростительно. …Аа… следовало сказать «от всей души». …Но это из-за вас всех? Потому что вы довольно интересные…

Халикакаб в [теле Нагасэ] подошел к Тайти поближе и, достав из карманов мобильник и кошелек, кинул ему. А потом неожиданно будничным движением влез на ограждение вдоль реки и встал лицом к дороге, где был Тайти.

Налетел порыв ветра, школьная форма захлопала.

Тук.

Сердце Тайти подпрыгнуло, словно пытаясь выскочить из груди.

Возможно, никогда еще в своей жизни у него не было настолько отвратительного предчувствия.

И тут Тайти увидел.

[Нагасэ], которая до сих пор как будто сияла, вдруг словно окуталась угрюмо-черной тенью, совершенно не вяжущейся с понятием «жизнь».

– Эй… что ты…

Не в силах больше произнести ни слова из-за резко пересохшего горла, Тайти медленно, чтобы не провоцировать Халикакаба, двинулся к нему.

Однако Халикакаб с таким видом, будто действия Тайти его совершенно не волнуют, да и вообще ничто особо не волнует, проговорил:

– …Как я и сказал, прошу прощения…

Стоящее на узком, ненадежном бортике [тело Нагасэ] откинулось назад.

И –

[Нагасэ], то есть Халикакаб, полетел вниз головой к далекой воде.

– Эй, не может быть?!

Тайти рванулся к ограде – и тут тьма.

Зрение вернулось.

Под ягодицами – что-то твердое.

На заднем плане – знакомая комната кружка.

Перед глазами – Инаба и Аоки.

□■□■□

В муниципальной больнице, в рекреации на втором этаже, где были только скамейки и торговые автоматы, собрались члены КрИКа. …Все, кроме Нагасэ.

Нагасэ в это время была в палате интенсивной терапии.

Все сидели с одинаково бледными лицами. Видимо, подумал Тайти, и у него самого такое же. Как ни странно, мысли его были ясными и четкими.

– Мммать!.. Иори-тян умирает, какого черта мы ничего не можем поделать?..

С мукой в голосе выдавив эти слова, Аоки стукнул себя по бедру.

– Не вини себя без толку, Аоки. Мы все тут бессильны, ничего не попишешь, – тихо проговорила Инаба. Слова ее прозвучали резко, но удивительным образом в них слышалось и сочувствие.

– Простите меня… ребята… Я… если бы как надо все сделала… Конечно… когда я стала [Тайти]… надо было сразу прыгнуть и помочь… надо было… Но в таких случаях могут утонуть оба… и правильнее либо бежать звать на помощь, либо искать что-нибудь плавучее… Я так слышала… и… – и Кирияма завсхлипывала.

Кирияма выглядела такой слабой, что, казалось, в любой момент рассыплется. Сидящая рядом Инаба ее крепко обняла, притянула к груди, ласково погладила по каштановым волосам.

– Юи, ты поступила правильно. Здорово, что ты в такой ситуации сохранила холодную голову, правда. Если бы ты не сделала все, как надо, все могло бы получиться еще ужаснее. …Ты молодец.

При последних словах Кирияма стала всхлипывать еще сильнее. Инаба, словно давая понять, что сейчас плакать можно, просто сидела.

– Да… это все моя – ай?!

Едва Тайти успел раскрыть рот, как Инаба резко пнула его по лодыжке.

Посмотрев на Инабу слезящимися глазами, он увидел, что ее лицо искажено, как от боли.

Придвинувшись к самому уху Тайти, Инаба выдавила:

– Не вздумай это сказать, Тайти… Хоть как, но… терпи. Я этого больше не выдержу. Сойду с ума… Поэтому хотя бы ты держись… пожалуйста…

Падение. Спасение. Доставка в больницу. И слова медсестры: «Состояние очень тяжелое». Как они умудряются справляться с накатывающими волнами стресса? Тайти знал ответ: благодаря тому, что большую часть этого всего принимала на себя Инаба.

Пристально глядя Инабе в глаза, Тайти кивнул. У Инабы тоже есть предел.

Инаба кивнула в ответ, и напряжение на ее лице совсем чуть-чуть спало.

На самом деле в происходящем не был виноват никто из тех, кто здесь сидел, – только он. Это все понимали. И тем не менее они не могли не винить себя. Всячески себя обманывали. Хотели что-то поделать с этим чувством беспомощности.

В рекреации, кроме них четверых, никого не было. С матерью Нагасэ связаться не удалось – дома ее, похоже, не было. В ближайшее время из школы должен был примчаться Гото.

Тайти посмотрел вверх. Перед глазами был лишь тусклый потолок. Из двух расположенных бок о бок флуоресцентных ламп одна не работала, поэтому было темновато.

Топ, топ.

Послышались звуки шагов. Они приближались – тот, кто их издавал, явно направлялся сюда.

Рекреацию залило зловещее молчание. Кто идет, естественно, ребята знать не могли. Но все затаили дыхание – уж не он ли?

«Ни о чем не беспокойтесь», – говорил он; «Я не планирую агрессивных действий по отношению к вам», – говорил он; «Я хочу, чтобы вы не вспоминали о своем положении», – говорил он. На самом деле до сих пор так все и было, но, несмотря на это, теперь, когда он настолько сильно вмешался в их жизнь, невозможно было поверить, что он не более чем наблюдатель.

И вот он появился здесь, в рекреации.

Все это поняли с одного взгляда. У обычного человека не может быть такого безжизненного лица, верно?

Это была их вторая встреча с Халикакабом в облике [Рюдзена Гото] после той, в кабинете кружка почти месяц назад.

– Здравствуйте… Аа… какие опасные взгляды… Пожалуйста, не делайте ничего неприятного… Прошу вас от всей души, – с безразличным, абсолютно незаинтересованным видом проговорил Халикакаб с [внешностью Гото].

Тайти и остальным даже стало неуютно от такого устрашающего безразличия к «здесь и сейчас».

Сердиться, пугаться, обвинять, просить объяснений, дрожать, сражаться, бежать, бить, испытывать ужас, горевать – какой выбор следовало сделать?

Глядя на ни на что не обращающего внимания Халикакаба, Тайти был в растерянности, не понимая, как вести себя ему самому. Клубящиеся внутри него непостижимые эмоции не могли найти себе выхода.

– Ты, зачем ты явился? Что тебе надо?

Остальные были совершенно неспособны как-то реагировать, и лишь Инаба выказала тихую ярость. Ее спокойствие таило в себе предзнаменование чудовищного взрыва.

– …То, что Инаба-сан сразу задала этот вопрос, мне очень помогло… Аа, Яэгаси-сан уже рассказал вам, что я сделал, не так ли? Аа… хотя мы и переходим наконец к делу, но все равно получается монолог… ну и ладно. Эмм… с этого момента пройдет приблизительно тридцать минут, и

[тело Иори Нагасэ-сан] умрет.

Он это произнес таким тоном, как будто сообщал нечто несерьезное и давно известное.

У шуток должен же быть какой-то предел, подумал Тайти.

– …Ты что сказал!.. Ты даже смертью собираешься управлять?!

Это выкрикнула, естественно, Инаба.

– Нет-нет, Инаба-сан… Подобное невозможно, не так ли?.. Я просто скромный Халикакаб… Но точно распознавать факты в моих силах… Так вот, [тело Нагасэ-сан] умрет. Вам это понятно?

– Кто… кто вообще в это поверит! – со слезами в голосе, но очень решительно воскликнула Кирияма.

Вот именно – в это невозможно поверить.

– Ну, в конечном счете верить или не верить – решать вам, но… я хотел бы, чтобы вы поверили… Я с таким трудом сюда пришел, а когда мои усилия не оценивают по достоинству, я теряю мотивацию… Аа, с самого начала такого не было… Ну, честно говоря, сейчас такое есть, но совсем чуть-чуть… Потому что вы интересные… Аа, бесполезный разговор… Хотя мне еще есть что сказать. Эмм, вы готовы?.. Инаба-сан… Запомните, пожалуйста… потому что во мне нет ни силы духа, ни желания повторять это много раз.

И, сделав паузу, Халикакаб все тем же ровным, лишенным интонаций голосом произнес:

– Сейчас личности вас всех могут свободно перемещаться между [телами вас всех]… но, естественно, в одном [теле] может быть только одна личность… И поэтому, когда одно [тело] умрет, должна перестать существовать одна личность, не так ли? Но… вот что самое важное: личность, которая умрет, и [тело], которое умрет, не обязательно должны быть одним и тем же человеком… Мм… даже если в этом [теле] будет другая личность, никаких проблем… И поэтому у меня к вам есть одно предложение: выберите сами, чья личность умрет вместе с [телом Нагасэ-сан]. Напоследок скажу вот что… В течение тридцати минут от этого момента вы можете высказывать свои пожелания, и в соответствии с ними будут происходить обмены личностями… В общем, это всё…

В самом деле, что этот тип сказал?

– То есть… это от тебя полностью зависит, кто с кем меняется?.. Эти обмены были… неслучайными?.. – с обалделым видом пробормотал Аоки.

– Нет-нет… Случайные обмены я могу делать, обмены конкретными личностями – нет… Вы думаете, такое вероятно? Аа… но предыдущие обмены действительно были случайными… Иначе было бы слишком утомительно…

Глядя на апатичного и в то же время беззаботного Халикакаба с [внешностью Гото], Инаба яростно вскочила.

– Кончай эти шуточки, тыыыы!!! – и она бросилась на Халикакаба

– Аа… какая кровожадность… – пробормотал Халикакаб, и в следующий миг Инаба резко застыла. Потом изумленно заозиралась.

– А?.. обме… н?

По озадаченному выражению лица и по манере речи Тайти догадался: обмен произошел между Нагасэ и Инабой. У него на глазах в [тело Инабы] вошла Нагасэ.

Нагасэ [Инаба] отступила от [Гото] на пару шагов, потом повернулась к Тайти и остальным.

– Эмм, почему… Тайти? Мы же должны быть… у моста…

После того как в Нагасэ вселился Халикакаб, она лишилась сознания, и ее время остановилось еще там, на мосту, когда она стояла лицом к лицу с Тайти, так, что ли?

Как ни посмотри, а такие игры с людьми – это уже чересчур. Кем он вообще их считает?

В груди Тайти резко вспыхнул гнев. Этот гнев заставил его подойти к Халикакабу в [теле Гото] и вытянуть руку.

– Что ты себе – а?

Тело Тайти вдруг мягко поднялось в воздух.

И тут же мир перевернулся вверх тормашками. На мгновение перед ним показались глаза Халикакаба, черные, как бездонная пустота. А следом на его спину обрушился сильный удар.

– Гха?!

Когда Тайти понял, что глядит в потолок и что боль в спине ушла, он подумал лишь о своем бессилии, о том, с какой легкостью их всех растоптал обитатель этого аномального мира, называющий себя Халикакабом.

Маленькие люди сильному врагу даже противостоять не могут.

Не могут даже защитить тех, кого любят.

– Не надо… Вы сейчас должны заниматься не этим… Ну… я вернусь, когда придет срок… К этому времени примите решение, пожалуйста.

Остановить уходящего Халикакаба больше никто не пытался.

Все только потрясенно провожали его взглядом.

– Та-Тайти! Ты как?! И почему здесь был Го-сан?!

Нагасэ [Инаба] подбежала к Тайти и протянула ему руку, чтобы помочь встать.

Это лицо, полное смущения и беспокойства, Тайти просто не мог видеть.

«Не хочу в такое верить». С этой мыслью Тайти пробормотал: «Поменяй Нагасэ с Инабой».

Халикакаб говорил про «в соответствии с пожеланиями», однако такого просто не должно быть. По идее. Но…

– !.. Почему я держу Тайти за руку?.. И где этот дерьмец Халикакаб?!

В [тело Инабы] перед глазами Тайти снова вернулась личность Инабы. А личность Нагасэ, по всей видимости, вернулась в [тело Нагасэ], лежащее в палате интенсивной терапии.

Все это оставалось лишь принять.

Тайти, Инаба, Кирияма и Аоки для начала убедились, что все правильно понимают ситуацию.

– Короче говоря, нас заставляют выбрать, кого убить… так? Чего он вообще добивается, этот гад!.. Это, блин… хрен знает что!.. – полным ненависти голосом выплюнула Инаба.

– Но что Иори умрет… это просто… этого не может быть… Ведь врачи… стараются изо всех сил!.. – отчаянно проговорила Кирияма.

– Вот именно… То, что сказал этот дерьмец Халикакаб, может быть просто лажей. Но может быть и правдой. К такой возможности мы должны быть готовы. Как бы жестоко это ни звучало, но это так. Если такое действительно произойдет, это будет уже необратимо. Нам остается только подчиниться… хотя это смертельно бесит.

Да, все было так, как сказала Инаба. Как бы они ни хотели сбежать, это было невозможно.

Проверить, правду или нет сказал Халикакаб, они никак не могли.

– …Чччеоооорт! Как вообще такое может быть, когда я здесь! – и Инаба со всей силы стукнула кулаком по тонкой кожаной обивке скамейки.

– Кто же умрет… кем придется пожертвовать?.. – уткнувшись лицом в ладони, пробормотал Аоки.

Допустим, слова Халикакаба – правда.

Тогда [тело Иори Нагасэ] умрет. И одновременно с этим умрет личность, душа одного из них пятерых.

Человека, желающего умереть, по крайней мере среди их пятерки не было.

Значит – им нужно обсудить, кем из них, как сказал Аоки, придется пожертвовать.

Смерть.

Это, особенно это – предельная боль. Такое даже вообразить почти невозможно.

Заставить кого-то взвалить на себя эту ношу – ни за что.

Поэтому.

– Если кто-то должен стать жертвой, пусть это буду я.

Хочу ею стать.

Позвольте мне ею стать.

– Юи… Стукни этого типа по голове как следует, – приказала Инаба.

– Слушаюсь. Со всей силы! – ответила Кирияма.

– Э, «вся сила» Юи – это жуть…

Слова Аоки были еще на полпути к сознанию Тайти, когда – прямо перед ним выросла Кирияма.

Покрасневшие глаза, леденящее душу выражение лица, спутанные каштановые волосы. Она производила впечатление дрожащего от ярости тигра.

Кулака Тайти почти не увидел.

Когда все-таки увидел, в его голове раздался треск кости. Ощущение было такое, будто ему снесло череп. И тело взлетело в воздух. А потом яростно шлепнулось на пол. В щеке взорвалась невероятная боль.

Поднеся руку к левой щеке, Тайти застонал.

– Не говори… такую хрень!..

Инаба, сев на корточки, схватила все еще стонущего Тайти за воротник и потянула вверх.

– Что за фигня?! Ты! Что еще за «я буду жертвой»! А ты… ты думал когда-нибудь о чувствах тех, кто сделает тебя этой самой жертвой?! Ты думаешь, что думаешь о других, но на самом деле ты думаешь только о себе! Ты самый настоящий эгоистичный олух! – проревела Инаба, глядя на него в упор.

Искренне зарядившая в кулак свои истинные мысли и истинные чувства Кирияма, искренне зарядившая в слова свои истинные мысли и истинные чувства Инаба – они обе дернули струны души Тайти.

И что-то в Тайти сломалось.

– …Да… И что, это разве плохо?! Я… я просто ненавижу смотреть, как на моих глазах кто-то страдает! Когда кто-то страдает, кто-то мучается, кого-то презирают, я всякий раз воображаю себе эту боль… И это воображение все разбухает и разбухает… И в конце концов… эта боль становится невозможной, абсолютно невыносимой!.. Я это ненавижу. …Если я могу это переложить на себя, то так лучше. Все равно больно, но эта боль понятная… и тогда ее можно вынести. …Да, я на самом деле это делаю не для кого-то другого… Это «самопожертвование» – оно для меня самого!

То, что уже долгое время туманно брезжило у него в голове, Тайти впервые привел в ясную форму и обратил в слова. Впервые он смог это сделать.

Левая щека Тайти горела. Но не только: эту пылающую щеку еще что-то увлажняло.

Тайти плакал.

Его затуманенный взгляд уперся в ошарашенную Инабу. Но тут же ее выражение лица сменилось на ласковое, и Инаба выпустила воротник Тайти.

– Вот как… Вот что ты чувствовал, Тайти. Ты точно странный. Странный, но до безумия добрый. Чувствуешь боль других как свою и говоришь, что тебе легче выносить ее самому… Ты добрый и неуклюжий дурачок… вот честно. Но если тебе больно от страданий других, то и другим больно, когда страдаешь ты, неужели ты этого не можешь понять? Тебя, может, и устраивает ранить себя, но от этого больно тем, кто рядом, – и мне, и другим. …Особенно тем, для кого ты больше чем друг.

Потом Инаба добавила, что, может, в такое время говорить такие вещи и безрассудно, но хорошо все-таки, что она выслушала, что у него на сердце. И порывистым движением вытерла слезы с лица Тайти.

– Тайти, прости меня!

Кирияма, плача, села рядом с Тайти.

«Я сделала тебе больно, прости меня, я сделала тебе больно, прости меня, я сделала тебе больно…» – все повторяла и повторяла она.

– Ничего… Кирияма. Ты ведь пыталась мне открыть глаза, правда? И потом… у тебя ведь сейчас и рука болит, которой ты меня ударила, и сердце наверняка тоже… Поэтому ты меня тоже прости… и спасибо тебе.

– Только еще одно… Хочу, чтоб ты понял… Тайти, если ты… если ты умрешь, нам всем будет во много-много-много раз больней, чем сейчас!.. Поэтому… поэтому не смей говорить такие вещи!

– Даже если бы ты этого не сказала – по-моему, он уже понял… – пробормотала рядом Инаба.

Забота друзей пропитала Тайти насквозь. И в то же время он осознал, насколько эгоистично вел себя до сих пор. По идее, все, что он делал, он делал ради других. Но наверняка так было далеко не всегда.

Возможно, если бы не этот «феномен обменов», он такого себя и не увидел бы прямо.

Тайти стал понимать себя чуточку лучше, чем прежде.

И многое понял об окружающих.

Если все принять, осмыслить и двигаться вперед, возможно, в будущем удастся добиться еще большего.

Возможно, в ожидающей их жизни будет и много горечи, но главное – будет бессчетное количество радостных вещей.

…Из этого будущего кто-то один должен быть исключен.

Безнадежное положение, которое невозможно описать словами вроде «жестокость», «ужас», «отчаяние».

– Что же… нам делать-то!.. – простонал Тайти. Выхода не находилось.

И тут заговорил Аоки.

– Я думаю… вместе с [телом Иори-тян] должна умереть Иори-тян.

Во «времени», которое, по идее, должно было течь непрерывно, открылась дыра.

Ни о чем не хотелось думать, ни о чем невозможно было думать.

– Ты, ты что вообще несешь?! Не смей… не смей говорить, что Иори должна умереть!!! – шумно, словно какой-то разъяренный зверь, дыша через нос, прокричала Кирияма.

– …Я же… я же и сам не хочу такое говорить!.. Но кто-то должен был это сказать, и я подумал…

А потом Аоки еле слышно добавил:

– Не все же Инабе-ттян играть роль злодея.

– Кх, вы правда все… слишком мягкие… – дрожащим голосом произнесла Инаба.

В глубине души все они это понимали.

В случае если они решат спасти Нагасэ, это будет означать, что Нагасэ будет жить в [теле кого-то другого]. Жить, позаимствовав [вместилище кого-то другого], взяв себе [общественное положение кого-то другого] – как ни посмотри, а это неправильно.

Но тем не менее…

Мысли Тайти бегали по кругу.

Вперед не продвигались.

– У нас получается что-то вроде заочного суда, так нельзя, наверно… По-моему, надо Иори-тян тоже все рассказать… Как думаете?..

– Да… ничего не поделаешь… Какой позор на мою голову, что мне только и остается цепляться за это «ничего не поделаешь»!..

– Ладно, раз я сказал, значит, я и поменяюсь… – произнес Аоки. – Поменяй меня, Ёсифуми Аоки, с Иори Нагасэ!

Всего мгновение спустя [Аоки] быстро заморгал. Потом какое-то время удивленно смотрел на сидящих перед ним на полу Тайти, Инабу и Юи и наконец спросил:

– Эмм… я все равно не понимаю – что происходит?..

Инаба принялась объяснять Нагасэ [Аоки] ситуацию в общих чертах.

– Как ни выбирай время, чтобы такое сказать, все равно будет шок… поэтому скажу сразу. Иори. Ты… может быть… должна умереть, – произнесла Инаба без дрожи в голосе, твердо глядя в лицо Нагасэ [Аоки]. Хотя, должно быть, ей даже произносить это было мучительно. Сила Инабы в том, что она не показывает свою слабость.

Нагасэ [Аоки] явно почувствовала по поведению Инабы, что та не шутит: ее лицо задеревенело. Глаза забегали, как у испуганного щенка.

Потом взгляд этих глаз нашел Тайти и остановился.

На миг лицо Нагасэ [Аоки] чуть-чуть, самую малость расслабилось.

Может быть, он все-таки сможет что-то дать находящейся в бездне отчаяния Нагасэ? С этой мыслью Тайти твердо вернул ей взгляд.

Сверх этого сделать он ничего не мог, и это его безумно мучило.

Нагасэ [Аоки] отвела взгляд от Тайти и посмотрела в этот раз на Кирияму.

Из глаз Кириямы катились слезы. Тем не менее она, с силой закусив губу, не выпускала голос наружу. Не выпускала всхлипы.

Снова повернувшись к Тайти, Нагасэ [Аоки] зажмурилась и крепко сжала губы.

Несколько секунд молчания – и она открыла глаза.

– Хорошо, продолжайте.

Лицо ее в этот момент было благородным и отважным до мурашек по коже.

Тайти не помнил, чтобы видел когда-либо в жизни настолько готового к чему-то человека.

Все дальнейшие объяснения Инабы до самого конца Нагасэ [Аоки] выслушала молча, лишь несколько раз кивнула.

Объяснение закончилось.

Однако Нагасэ [Аоки] еще какое-то время продолжала хранить молчание.

Какие чувства сейчас бурлили в ее груди, Тайти даже представить себе не мог.

Все наверняка подумали, что ей нужно побольше времени. Однако тут же –

Нагасэ улыбнулась.

И сказала:

– Раз так, значит, мне остается только умереть, да?

Светлым голосом, в котором не было ни намека на героический пафос.

– А… я правда помру, да?.. Хе-хе, понимаю, что помру, но при этом так вот разговариваю со всеми – такое странное чувство…

– Но… это еще не наверняка… – слабым голосом попыталась запротестовать Кирияма.

– Ну, может и не помру, но… все равно держусь так, как будто помру; не хочу ни о чем сожалеть.

Ее совершенно обыденные интонации подействовали на слезные железы Тайти.

– Нагасэ!.. Но тебе же сказали уже… Еще не однозначно, что твоя личность тоже умрет –

– Это нельзя. Нельзя, невозможно.

Ее улыбка, лишенная даже тени нерешительности, ударила Тайти прямо в сердце. Хотя внешность принадлежала [Аоки], но улыбка, вне всяких сомнений, была улыбкой Нагасэ.

– «Я» – это абсолютно вся я, в том числе и внешность. Ни только содержимое, ни только оболочка – это не «я». То и другое вместе – вот что такое «я». И я… горжусь тем, что это «я». …Раньше я себя постепенно теряла, но кое-кто заставил меня это понять.

Нагасэ глядела на остальных. Она сейчас производила странное впечатление: как будто игрок, уверенный в своей победе, готовится выложить решающий козырь.

– И потом, убить чью-то личность, занять чужое тело и жить в нем – это грех, я такого просто не смогу вынести.

Возразить на это было нечего.

Затем Нагасэ [Аоки] обратилась ко всем с последней просьбой.

– Можно я… с каждым из вас поговорю один на один?

По желанию Нагасэ, остаток времени она должна была провести в рекреации больницы наедине с каждым из членов КрИКа.

Остаток времени.

Все не хотели себе в этом признаваться, а может, даже хотели как-то воспротивиться этому, но время постепенно утекало, а поделать они ничего не могли.

Халикакаб сказал, что у них тридцать минут. Осталось уже совсем немного.

Сначала Нагасэ вошла в [тело Кириямы] и встретилась с Аоки, вернувшимся в [тело Аоки]. Затем, по-прежнему в [теле Кириямы], позвала Инабу. Когда Инаба проходила мимо Аоки, у того были мокрые от слез щеки.

Сейчас, одолжив [тело Инабы], Нагасэ была вдвоем с Кириямой.

Тайти и Аоки сидели на скамейке в коридоре чуть поодаль от рекреации. Они молчали. Взгляд Тайти упирался в дверь палаты интенсивной терапии. Там, за этой дверью, лежало [тело Иори Нагасэ]. Личность, находящаяся в [теле Нагасэ] сейчас, принадлежала Инабе. Естественно, она была без сознания; можно сказать, Инаба сейчас была посреди «ничего».

В коридоре раздались шаги и всхлипывания.

– Та-Тайти… Тебя зовет… Иори… – сдавленным голосом произнесла Кирияма.

Тайти молча кивнул и отправился по коридору в сторону рекреации.

Блестящие черные волосы до плеч, стройное тело – и мягкая, еле заметная сладковатая атмосфера, которой обычно не было.

Существо перед глазами Тайти обладало внешностью [Инабы], но, несомненно, Инабой не было.

По этой безмолвной атмосфере Тайти почувствовал, что там – Нагасэ.

– Салют, Тайти, – произнесла Нагасэ все тем же неизменным тоном – тем же тоном, что и сегодня утром.

– Привет, Нагасэ, – так же бодро ответил Тайти.

Удивительно, но сердце Тайти успокоилось. Он подумал: чем горевать и страдать, сейчас гораздо важнее как следует впитать эти мгновения.

– Хм?.. Тайти, почему-то ты один такой же, как всегда… У всех остальных такие лица, как будто они все собрались на мои похороны.

– …Мне тоже сделать такое лицо?

– Не-не, не надо, не надо. Когда у человека такое лицо, с ним трудно разговаривать. Так, сейчас время последнего, самого важного разговора. …Кстати, Тайти, спасибо тебе. Я же тебя до сих пор не смогла поблагодарить. После тех твоих слов все, что меня парило… ну, не то чтобы вообще исчезло, но… стало куда легче. Я смогла полюбить самых разных «себя».

Судя по ее словам, Нагасэ сумела саму себя принять – это хорошо. Чтобы снова двигаться вперед, может понадобиться больше времени, но, по крайней мере, отсюда уже можно начинать. Хорошая стартовая точка.

Только вот времени этого уже нет.

– И тогда в самом конце ты сказал… признался, что меня любишь. А я тебе до сих пор не ответила. Вот, сейчас отвечу.

Нагасэ [Инаба] явно нервничала, но в то же время лицо ее было серьезным и полным решимости.

Тайти принял смиренный вид и стал ждать слов Нагасэ.

– …Но ты наверняка надеешься, что сначала я скажу прикол, ага?!

– Я нисколько не надеялся, но предполагал, что так может быть!

Даже в такой ситуации она все равно отмочила. Просто несгибаемая.

– Хи-хе-хе-хе, – проказливо рассмеялась Нагасэ [Инаба] – и оборвала смех.

Внезапно ее лицо исказилось.

– Ну что… почему… Тайти, почему ты такой же, как всегда… Остальные все… более грустные…

Конечно, Тайти тоже было грустно – настолько, что хоть плачь. Но все же…

– Мне грустно, до смерти грустно. …но ведь тебе, Нагасэ, тоже грустно?

…Нагасэ ведь не плакала, верно?

При его последних словах внутри Нагасэ словно плотину прорвало. И потекли слезы.

Вполне естественно, что она плакала. Странно, что не плакала до сих пор.

Ведь Нагасэ была на пороге смерти.

В таких ситуациях люди всегда рыдают, кричат, грустят так, что выть хочется. А Нагасэ всего этого не делала.

Тайти подумал: это, должно быть, ради того, чтобы остальные, которые и так печальны, не печалились еще больше; это ее способ проявить участие. Сам он, скорей всего, вел бы себя так же.

Однако в этом уже не было необходимости.

Тайти шагнул вперед и обнял Нагасэ.

Было мягко,

тепло,

мучительно.

Хотя это [тело] и принадлежало Инабе.

– Ааа… не хочу умирать… хочу еще жить… еще… Почему… почему… на меня… все должны так смотреть… В чем я… виновата…

Нагасэ выжимала из себя этот вполне естественный крик души. Слезы текли безостановочно.

Тайти все это безропотно терпел.

Поэтому его собственные слезы не текли.

Будут ли его за это обзывать самопожертвовательным олухом?

Нет. Так не должны говорить, если он не ублажает свое эго, а действует реально ради других – от проявления сочувствия до попыток спасти кого-то, рискуя жизнью. Где именно проходит граница, он понять не мог, но чувствовал, что самую малость понимает что-то.

– …Хотя ты сказал… что любишь меня…

В груди Тайти вспухло что-то горячее. Он сдерживал это что-то, пока оно не превратилось в капли. И в то же время он запрятал в самую глубину души кипящую ненависть к Халикакабу. Сейчас, в самые святые и драгоценные минуты своей жизни, он не хотел об этом думать.

Вскоре Нагасэ [Инаба], вытирая слезы с глаз, отодвинулась.

– В самом конце… я должна… сказать как следует.

Нагасэ [Инаба] глубоко вдохнула, потому выдохнула, словно собираясь с духом, и улыбнулась одними только красными, заплывшими глазами.

В этой улыбке виднелось будущее.

Яркое, сияющее будущее.

Даже несмотря на всю эту ситуацию.

Это само по себе чудо.

– Я… я… люблю Тайти Яэгаси. Поэтому, пожалуйста… не встречайся со мной.

– Коне-… а?

Что это сейчас было?

– Хи-хи-хи, потому что я ведь умру. С такой тебе встречаться нельзя. Это ведь какой же геморрой был бы, ага?

– Да как ты можешь –

Нагасэ [Инаба] оборвала этот выкрик Тайти, закрыв ему рот рукой.

Нежно, нежно, нежно, нежно, сверхнежно; грудь Тайти словно разрывалась.

– Вместо этого лучше подари мне воспоминания. То есть… давай поцелуемся?

«Инабан меня простит», – в последний момент пробормотала Нагасэ с внешностью [Инабы].

– Ээ… Сейчас я должен спросить… Кто?

То есть – кто умрет?

Этот тяжелый, способный сбить с ног своим весом вопрос Халикакаб в [теле Гото] задал с усталой интонацией. Перед Халикакабом на скамейке молча сидели Нагасэ [Инаба], Тайти, Кирияма и Аоки.

– Я. …Я, Иори Нагасэ, умру вместе с [телом Иори Нагасэ], – встав, без намека на нерешительность произнесла Нагасэ [Инаба]. От этой возвышенной манеры Тайти и остальные застыли, не в силах вымолвить ни слова.

– Что ж… это разумное решение… Аа… Как и ожидалось, чудесных изменений не произошло…

– Но можно напоследок еще кое-что спросить? – неотрывно глядя на того, кто вел ее к смерти, спросила Нагасэ [Инаба].

Она не выказывала ни страха, ни тревоги. Она приняла свою судьбу и смотрела ей в лицо.

Иначе такое выражение лица было бы просто невозможным.

– Это все в конечном счете… Что это было?

Чуть больше месяца назад между ними пятерыми начались хаотичные обмены личностями, и в итоге одному из них приходится умирать – что это все было?

– …Что это было… Ну, в общем… Об этом вам всем беспокоиться не следует. И в дальнейшем тоже…

Полный искреннего волнения вопрос Нагасэ Халикакаб отмел со скучающим видом.

– Такое мы принять не мо-… уа?!

Яростно вскочившую Кирияму остановила Нагасэ [Инаба].

– Да… я так и думала, что ты не ответишь… Ну и ладно. Но одно я тебе не позволю и не прощу, поэтому спрашиваю…

И с таким прекрасным и решительным выражением лица, что дух захватывало, Нагасэ [Инаба] произнесла:

– Больше ни с кем такое не случится?

Похоже, Нагасэ во что бы то ни стало хотела в этом удостовериться.

Конечно, об этом просто нельзя было не думать. Придется ли в будущем Тайти и остальным снова проходить через такие же кошмарные, бессмысленные испытания? Это действительно вопрос жизни и смерти.

Но неужели именно это сейчас грызло Нагасэ?

Неужели именно это сейчас может грызть человека?

Человека, стоящего на пороге смерти.

Надевший [тело Гото] Халикакаб, услышав этот вопрос, какое-то время стоял неподвижно. В лице он, конечно, не изменился, однако все равно Тайти показалось, что он чуть-чуть удивлен.

– …Конечно, нет.

В его голосе прозвучало что-то вроде искренности.

– …Аа, уже пора, – внезапно произнес Халикакаб.

Он не дал даже шанса подготовиться.

[Тело Инабы] на миг застыло. А потом легонько покачало головой.

– Что… – и тут, едва успев раскрыть рот, [Инаба] уткнулась взглядом в Халикакаба в [теле Гото].

– Ах ты!.. Нет, главное не это: Иори –

Халикакаб с [внешностью Гото] на эти слова никак особо не отреагировал, и Тайти понял, что «обмен», судя по всему, закончился.

Одновременно с возгласом Инабы открылась дверь палаты интенсивной терапии.

В этот момент –

Все-таки слова Халикакаба –

Не в силах дышать, вся четверка вглядывалась в то, что там, за дверью.

Пожалуйста, пусть окажется, что ты соврал – молились все.

Пожалуйста, пусть это будет еще не конец.

Пожалуйста, не дай всему закончиться.