Текст книги "Небо после бури"

Автор книги: Саба Тахир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

8: Ловец Душ

Женщина-джинн грубо дергает Каина, и Пророк, потеряв равновесие, со всей силы грохается на землю, наверняка переломав все кости своей хрупкой плоти. Но когда три джинна обступают его, перекрывая пути к бегству, старик упрямо приподнимается на локтях.

– Он принадлежит нам. – Та, что возглавляет погоню, загораживает собой Пророка. Струйки воды стекают по ее тяжелой накидке, алые глаза пылают ненавистью. – Возвращайся к своим призракам. Он не стоит твоего внимания, Ловец Душ.

Возможно. Но Каин что-то знает о моих кошмарах. Он знает об угрозе, нависшей над Землями Ожидания. У него есть информация, и он мне нужен. «Будь ты проклят, старик».

– Пророки когда-то были людьми, я отвечаю за него тоже. Его изгонят из Земель Ожидания. Но это сделаете не вы.

Один из джиннов выступает вперед. Капюшон падает на спину, открывая смуглое лицо и множество туго заплетенных мелких косичек. Этот джинн кого-то мне напоминает, но почему?

– Сильно сказано, мальчишка, – звучит презрительный смешок.

От вспышки злобы моя кожа начинает гореть. «Ты теперь не мальчик, а мужчина. У тебя есть обязанности мужчины и право выбора мужчины». Эти слова когда-то в моей прошлой жизни сказал мне Каин, хотя я и не помню, когда.

Но я помню, как предугадывать действия противника, что позволяет вовремя отскочить в сторону и не попасть под струю огня, выпущенную в меня командиром отряда джиннов.

Передышка длится недолго. Существо наносит удар за ударом, и вот уже мое тело охвачено пламенем. На мне ни рубашки, ни плаща, которые защитили бы меня от ожогов. Магия Маута наконец пробуждается – как раз в тот момент, когда на меня обрушивается самый мощный огненный залп. «Сражается с монстром, которого сам же и породил», – так сказал Каин.

«Сейчас не время отвлекаться, Маут! – ору я. – Если ты не хочешь, чтобы меня поджарили заживо».

Маут не отвечает, но попытка убить меня, похоже, истощила силы женщины-джинна – по крайней мере, сейчас. Обычное оружие против этих существ бесполезно, если только не покрыто солью. В любом случае, сейчас я безоружен и просто бью врага кулаком. Моя рука врезается в пылающую плоть, и когда она пятится с криком боли, я мысленно издаю ликующий вопль.

– Амбер! – Другой джинн, забыв о Каине, бросается ей на помощь.

– Назад, Маро! – кричит Амбер. Но я оказываюсь быстрее и без труда расшвыриваю джиннов, стерегущих старика. Моя невероятная скорость и боевые навыки становятся для них неприятным сюрпризом – чувство собственного превосходства в этот раз их подвело. Я успеваю подхватить Каина и, перекинув его через плечо, сбежать.

Пусть Земли Ожидания и не закрыты для них, джинны больше не являются Ловцами Душ. У них в головах нет карты Леса – в отличие от меня. В конце концов они меня выследят, но на это потребуется время.

Шагая по ветру, я пытаюсь успокоить бешено бьющееся сердце и обуздать ту часть себя, которую приводит в восторг жестокость сражения, когда все просто: есть ты и есть твой враг. «Ты наслаждался этой дракой, – шепчет мне голос. – Потому что ты был рожден для войны. Твое тело – это тело солдата».

Я ничего не отвечаю, но подстегиваю себя мчаться быстрее, пока соленый морской запах не ударяет мне в ноздри. Роща осталась за сотни миль позади, и где-то здесь мне встретилась та семья. За деревьями волны одна за другой обрушиваются на берег. Я разворачиваюсь спиной к прибою. Джинны не смогут подобраться ко мне с той стороны – они ненавидят соль.

Я сбрасываю с себя старика, и он морщится от боли.

– Что тебе известно о моих видениях? – спрашиваю я. – Ты что-то говорил об опасности, грозящей Землям Ожидания.

Старик медлит с ответом, и я бросаю многозначительный взгляд на Сумеречный Лес.

– Мне ничего не стоит вернуть тебя джиннам, – предупреждаю я. – Хочешь дальше гнить в тюрьме? Говори.

Каин вздыхает.

– Я расскажу тебе то, что ты желаешь знать. Но это будет иметь свою цену. – С непреклонной решимостью он тянется к моим рукам и прижимает их к своей груди. – Я хочу, чтобы ты меня освободил, Ловец Душ. Ты – Бану аль-Маут, Избранник Смерти. В этом мире немного созданий, способных оборвать мою жизнь. Я прошу тебя сделать это быстро.

Перед глазами вспыхивают картины тысячелетнего прошлого – я требовал от джиннов правды и я ее получил. Вот Каин, молодой король Книжников, он жаждет власти, он одержим идеей овладеть магией. Каин просит этих знаний у правителя огненных существ – он еще не превратился в Князя Тьмы, нет. Каин манипулирует доверчивой, влюбленной в него женщиной-джинном по имени Шэва, уговаривая совершить предательство.

Вот Шэва, которая вверила заботу о Землях Ожидания мне. Шэва, которая не заслужила такой судьбы и была наказана из-за этого человека.

– Почему же ты просто не позволил джиннам убить тебя? – спрашиваю я.

– Потому, что они не хотят меня убивать, – объясняет Каин. – По крайней мере, пока. Джинн, умирая, произносит пророчество. Именно этого они от меня и ждут.

– Но ты же не джинн.

– Я пользовался их силой тысячу лет, Ловец Душ. – Пророк смотрит туда, где чернеет Сумеречный Лес. – Князь Тьмы убил остальных Пророков слишком быстро – знания не достались ему. Но меня он оставил в живых. Если он услышит то, что я должен сказать, этому миру наступит конец. Клянусь в этом плотью и кровью. Убей меня, Элиас, пока он и его слуги не добрались до меня, чтобы услышать пророчество. Не дай им использовать меня. Убей меня, и мир, возможно, выстоит.

– Я не собираюсь тебя убивать.

– Тело и душа! – Каин напирает на меня, рывком приближает мое лицо к своему, и все, что я вижу, это его красные, налитые кровью глаза. – Ты что, забыл? Истинная свобода – и тела, и души.

– Ложь, – отвечаю я. – Как и все остальное, что ты мне говорил.

– Не ложь, а надежда, – возражает он. – Надежда на будущее. Надежда для Книжников – моего народа, который я предал. Надежда для тебя, Ловец Душ, пусть ты и веришь в предначертанность судьбы. Но ты ошибаешься, что бы ни говорили тебе Маут и Князь Тьмы.

Тот же голос в моем сознании снова оживает: «Не поддавайся на его уловки, Ловец Душ».

Но я не хочу слушать.

«Сражайся».

Вдалеке над деревьями поднимается красно-оранжевое зарево. Джинны скоро будут здесь.

– Расскажи мне о вещих снах и об угрозе, нависшей над Землями Ожидания. Тогда я доставлю тебя туда, куда джинны не смогут добраться.

– Мне не нужна безопасность, мне нужна свобода. Смертельный удар освободит меня, Элиас Витуриус. И тебя. Поклянись мне в том, что сделаешь это, и ты узнаешь то, что желаешь знать.

– В таком случае, можешь оставить свои секреты при себе.

Я чувствую здесь какой-то подвох. Старик чего-то недоговаривает. Я пытаюсь стряхнуть его руки, но он цепко держит меня.

– Повторяю, я не буду тебя убивать.

– Запомни: я надеялся обойтись без жестокости, – шепчет он. – Помни, что я пытался, Элиас, хотя ты и проклинаешь мое имя сейчас. И рассказывай всем. Ты мой посланец здесь, когда жизнь моя подходит к концу, и если ты не расскажешь им, не будет безоблачного неба после бури, не будет ни Земель Ожидания, ни призраков, ни надежды. Лишь боль и страдания.

Отпуская мои руки, Каин впивается пальцами мне в голову, нажимая на кости черепа, будто хочет пробуравить их насквозь. Я вскрикиваю и пытаюсь вырваться. Я гораздо выше его и на четыре стоуна[2]2
  Т. е., на 25 кг.


[Закрыть] тяжелее, но старик без труда удерживает меня, словно того шестилетнего мальчишку, которого когда-то притащили в Блэклиф.

– Это мой дар тебе, Элиас, – говорит он. – За все то, что когда-то забрал у тебя. Девушку с золотыми глазами зовут Лайя из Серры, она дочь Львицы. Я вкладываю в твое сознание ее имя, и никакая сила на этой Земле не сможет стереть его…

Магия вспыхивает в нем, и на меня обрушиваются воспоминания.

Пламя в ее глазах в тот день, когда я впервые встретил ее…

Безлунная ночь в пустыне, на землях Кочевников. Произнесенные шепотом слова: «Ты – мой храм…»

Ее слезы, когда она вложила мне в руку тот деревянный браслет. «Возьми это. Он мне больше не нужен…»

– Нет. – Я упорно пытаюсь оторвать от себя руки Каина. – Прекрати это.

– Молодая женщина с короной светлых волос… – продолжает Пророк, сверля меня своим жутким взглядом, – …это Элен Аквилла, Кровавый Сорокопут и Надежда Империи. Я вкладываю в твое сознание ее имя, и никакая сила на этой Земле не сможет стереть его…

Ее рука, протянутая мне в загоне для отбраковки…

Ее лицо, освещенное луной, в степях на севере Империи, ее улыбка, вой ветра…

«Отпусти меня, Элиас», сказала она мне, когда я бежал из Блэклифа…

– Каин, во имя неба! – Я с силой отталкиваю его, но он не отпускает. Магия Маута накапливается внутри меня, в моих раскаленных добела пальцах, стремясь вырваться наружу. – Прекрати, чтобы ты сдох, будь ты проклят… – Мне странно произносить эти слова, и я вдруг понимаю, что не бранился уже несколько месяцев. – Ты чокнутый старый придурок!

Но Каин не сдается. Он говорит, и его слова, как удары дубины, обрушиваются на меня.

– Женщина с ледяными глазами – твоя мать, Керис Витурия, дочь Квина и Каринны, наставник и палач. Я вкладываю в твое сознание ее имя, и никакая сила на этой Земле не сможет стереть его…

Ее усталое лицо, пристальный взгляд, направленный на меня…

«Ступай к каравану, Ильяас. В пустыне ночью бродит немало темных тварей…»

Татуировка на ее шее…

Мое сознание переполняют эти имена, их лица, воспоминания о том, что было между нами. Лайя. Элен. Керис. Возлюбленная. Друг. Мать.

Это невыносимо, потому что у меня теперь есть долг, а эти имена, эти лица отныне станут мне помехой. Но теперь мне никогда не избавиться от воспоминаний, возвращенных Каином.

Лайя. Элен. Керис.

– Забери эту память, Каин, – шепчу я, хотя мне хочется кричать. Лайя. Элен. Керис. – Убери их…

Но Пророк лишь крепче вцепляется мне в волосы. И напуганный тем, что могу вспомнить что-то еще, я высвобождаю магию Маута. Она обвивается вокруг шеи Каина, как плеть, и за несколько секунд «высасывает» его жизненную силу. Пророк валится на камни, и я опускаюсь рядом с ним, только сейчас понимая, что в этом и была его цель. Для того он и вернул мне воспоминания. Пророк еще дышит. Но я знаю, что жить ему осталось недолго.

Я смотрю на него и вновь ощущаю холод песков пустыни, страх племени Саиф, липкий, почти материальный. Я вижу, как гаснут звезды – этой ночью он забрал меня из семьи. Украл у меня радость.

– Иначе было нельзя, Элиас, – шепчет он. – Я…

Тело старика цепенеет, совсем как у Шэвы – его конец уже близок. Его взгляд уже обращен внутрь себя, и когда Пророк снова открывает рот, начинает звучать целый хор голосов.

– Это не один человек. Их всегда было трое. Кровавый Сорокопут – первая. Лайя из Серры – вторая. А Ловец Душ – последний. Мать присматривает за всеми. Если терпит неудачу один, терпят неудачу все. Если один умрет, умрут все. Возвращайтесь к началу и там найдите истину. Сражайтесь до конца, иначе все будет потеряно.

Каина бьет дрожь, но его глаза снова впиваются в мои.

– Передай им. Поклянись мне! – звучит его прежний повелительный голос Пророка, но, когда он сжимает мою ладонь, в его пальцах нет прежней силы. Рука падает на землю, из горла вырывается предсмертный хрип.

– Элиас… – шепчет он. – Помни…

Он что-то шепчет еще, но мне не разобрать. А в следующий миг из-за деревьев высыпают джинны. Я снова ускользаю от них и останавливаюсь только на поляне у своего домика – здесь я в безопасности.

Я с трудом волочу ноги, мое сердце готово разорваться, напоминая о том, что я тоже смертен. В чаще Леса стенают призраки, нуждаясь в утешении. Но я захлопываю дверь изнутри. Дрожа всем телом и тяжело дыша, я жду, пока Маут исцелит мои ожоги, избавит от мыслей, лишивших меня покоя. Лайя. Элен. Керис.

Когда магия окутывает меня, мне хочется рыдать от облегчения. Ожоги исчезают, и сердце снова бьется в обычном ритме, однако имена и лица не уносит волной забвения. Они проходят передо мной снова, и мне кажется, что в мой мозг вонзаются десятки игл.

Когда я думаю обо всех тех, кого убил, будучи Маской, я содрогаюсь от стыда. Их было так много, что я не могу сосчитать. Среди них не только враги, но и друзья. Деметриус. Леандр. Эннис.

Нет, нет. В моем мире нет места эмоциям, эти воспоминания – глупость и безрассудство.

«Маут, – мысленно взываю я. – Помоги».

Но ответа нет.

9: Кровавый Сорокопут

Мы добираемся до гавани только с девятым колоколом, Лайя пыхтит, как если бы пробежала сотню коротких дистанций подряд в разгар серрийского лета.

– Нужна минута? – спрашиваю я, и ее гневный взгляд заставляет меня попятиться – на всякий случай.

– Лучше десять, – хрипит она.

Я останавливаюсь в переулке, который ведет к гавани Адисы, в западной части города. Ветер со свистом носится над причалом, но снегопад прекратился, и горожане высыпали наружу.

Лоточники торгуют дымящейся лапшой в чесночном бульоне, жареными пончиками, посыпанными сахаром, и всякой другой уличной едой, от запаха которой у меня текут слюнки. Малолетние карманники, шныряющие среди толпы, ловко вытаскивают кошельки у зазевавшихся покупателей.

И повсюду солдаты Никлы в блестящих синих латах с узором, напоминающим чешую: патрулируют улицы по двое или вчетвером.

– Надо найти лодку, – говорит Лайя. – Вряд ли Муса ждет нас на набережной. Его здесь слишком хорошо знают.

– Идем.

Я киваю на иссохшую седую торговку рыбой, которая вопит как резаная. Но ее место в самом конце причала, потому и покупателей почти нет. Однако за спиной у нее покачивается на воде пустая плоскодонка.

– Как раз хватит места для двоих. И она маневренная, чтобы пробраться через ночной рынок. – В гавани Фари скопилось множество освещенных фонарями лодок – это знаменитый плавучий рынок Адисы. – Я вырублю старуху, а ты заберешь…

– Мы не будем бить старую женщину! – шипит Лайя. – Подумай о ее внуках!

Девчонка-Книжница, энергично действуя локтями, проталкивается к причалу. Торговка замечает нас и начинает размахивать гигантской рыбиной с серебристой чешуей и розовым брюхом.

– Зимняя донная рыба, свежепойманная! – орет она во всю мочь, хотя я стою в двух шагах от нее. – Нарубите ее, поджарьте ее, сварите ее!

Лайя смотрит на бочонки с непроданной рыбой за спиной у старухи.

– Дела идут неважно, матушка?

– Я тебе не матушка, – отрезает торговка. – Но для тебя у меня найдется крупная жирная рыбина. Десять медных монет, и твоей семье хватит еды на неделю. Сколько у тебя детей?

– Нам нужна твоя лодка, – вмешиваюсь я, отодвигая Лайю. Сейчас, черт побери, нет времени обмениваться любезностями. Кроме солдат Никлы я заметила воинов-Меченосцев, людей Керис, патрулирующих границы рынка. Я протягиваю старухе золотую марку. – И твое молчание.

Марка – это целое состояние для торговки, которая зарабатывает в месяц пригоршню медяков. Но женщина подбрасывает монету в воздух, ловит ее и возвращает мне.

– Лодка стоит недешево, Меченосец. Как и молчание.

И снова хватает за хвост несчастную дохлую рыбину.

– Зимняя донная рыба, совсем свежая, только что из воды! – надрывается она, и я с большим трудом подавляю желание заткнуть уши. – Жарьте ее, тушите ее, накормите друзей!

Перед тем как сдать Антиум, Керис присвоила себе императорскую казну. Поэтому с деньгами у меня туго. Но, скрежеща зубами, я добавляю еще две марки. Торговка рыбой прячет деньги в карман и, не переставая голосить, кивает на свою плоскодонку.

Залезая в лодку, я бросаю на свою сообщницу неодобрительный взгляд.

– Ну что, довольна? Мы оставили милой старушке жизнь.

Книжница пожимает плечами.

– Не все проблемы можно решить ударом ножа, Сорокопут. Вот, надень шляпу. В капюшоне ты подозрительно выглядишь.

На город опускается ночь. Плоскодонка медленно удаляется от причала в сторону гавани.

– Вряд ли ты сумеешь провернуть трюк с исчезновением? – обращаюсь я к Лайе.

Всегда проще, если тебя прикрывает невидимый союзник. Но она отрицательно качает головой.

– Князь Тьмы в городе. Я не могу…

Лайя замолкает и, широко раскрыв глаза, смотрит куда-то мне за спину. Я резко поворачиваюсь, ожидая увидеть Маску, взвод солдат-Мореходов, Коменданта собственной персоной. В руках я сжимаю кинжалы. Но на причале все так же голосит торговка, и больше никого.

– Извини. – Книжница прижимает кончики пальцев к вискам, вздрагивая, когда нас задевает чужая лодка. – Я подумала… но нет, ничего.

Она качает головой, а я вдруг вспоминаю ее мать, Мирру из Серры, которую я знала только как Кухарку.

Пока Лайя приходит в себя, я маневрирую в гавани, забитой посудинами торговцев. Муса мне все уши прожужжал рассказами об этом рынке, и, к собственному изумлению, я обнаруживаю, что он ничего не приукрасил. Мы проплываем мимо анканского дау[3]3
  Дау – название арабских, легких парусных судов. Бывают одно, полутора и двухмачтовые.


[Закрыть] – c его синих парусов на нас смотрит огромный глаз. За дау дрэйфует дюжина лодок, освещенных бумажными фонариками – Мореходы торгуют фиолетово-черной сливой размером почти с яблоко, рыбой, свежепойманными креветками и бородавчатыми синими тыквами.

– Сорокопут, – шепчет Лайя. – Маска!

Я замечаю его сразу же – Маска стоит на палубе громадного корабля, тень которого накрывает половину рынка. Ночь сегодня безлунная, небо скрыто плотными облаками, но флаг, развевающийся на мачте, подсвечен снизу. Черный флаг с вышитой белой буквой «К». Флаг Керис.

В последний раз, когда я видела этот штандарт, он выглядел иначе. Теперь над «К» красуется корона с острыми зубцами. При виде этой короны мне хочется сломать весло.

– Это «Саматис», – отвечаю я. – Один из кораблей, которые я оставила под командованием Квина Витуриуса в Навиуме.

Лишь небесам известно, где сейчас старик.

В тот же момент я выхватываю взглядом другого Маску, который лавирует среди торговых лодок. Мое сердце пускается вскачь. У этого хватило здравого смысла прикрыть серебро на своем лице широкополой рыбацкой шляпой.

– Харпер здесь, – кидаю я через плечо, и через мгновение Лайя тоже видит его.

– Он один. Как ты думаешь, Дарин с Мусой сумели выбраться из города?

– Надеюсь на это, черт побери, – бормочу я сквозь зубы.

В Дельфиниуме не хватает кузнецов. И Дарин, который умеет ковать не знающие износа клинки из серрийской стали, нам жизненно необходим. Без оружия я не смогу вернуть своему племяннику трон.

Мы начинаем пробираться к Харперу, время от времени останавливаясь, чтобы сделать покупку и не привлекать к себе внимания. Это место вызывает у меня восхищение – действительно, это одно из чудес света.

Но я мечтаю вернуться в Антиум, снова увидеть высокие колонны Архивного Чертога, купола и арки квартала патрициев. Я тоскую по рыночной суете и по заснеженным вершинам Невеннского хребта, которые видны из любой точки города.

Я тоскую по своему народу. И знаю, что жители Антиума страдают под властью Гримарра.

– Гони тревожные мысли, пользы от них никакой. – Лайя, естественно, угадывает, о чем я думаю. – Но разговор обычно помогает.

– Без помощи Мореходов, – вздыхаю я, – все станет еще хуже. Сейчас нас поддерживают, потому что Отцы патрицианских кланов Дельфиниума знают, что́ произошло в Антиуме. Но для жителей южной части Империи предательство Коменданта – всего лишь слухи. А с теми, кто этим слухам верит, она беспощадно расправляется.

– Она опирается на патрициев южных городов, – соглашается Лайя. – И у нее есть армия. Но все это не означает, что она победила. Что ты сама повторяешь всякий раз, когда у меня нет сил как следует натянуть тетиву? «Поражение у тебя в голове…»

– …Означает поражение на поле боя. – Я улыбаюсь Лайе. Начиная обучать ее стрельбе из лука, я была уверена, что она сдастся, когда поймет, насколько сложно овладеть этим искусством.

И я ошиблась. И когда я реагировала слишком резко, Лайя только удваивала усилия. Иногда по ночам я видела ее на стрельбище у казарм Черной Гвардии. Конечно, ей далеко до Маски, но она способна убить человека с тридцати шагов.

– Ты права. Возможно, Керис желает нам смерти, но я пока не спешу на Земли Ожидания. Надеюсь, ты тоже.

Лицо Лайи становится каменным. Я слишком поздно понимаю, что сказала.

– Я… э… прости.

– Ничего страшного, – вздыхает Лайя. – Мужчины не стоят наших нервов и потраченного времени.

– Чушь все это, – соглашаюсь я.

– Совершенно бесполезные создания, – ухмыляется она.

Я фыркаю, потом мой взгляд невольно устремляется в сторону Харпера, который никак не выберется из этой толчеи. Лайя догадывается, на кого я смотрю.

– Кровавый Сорокопут, но все это не о нем.

– Мы почти на месте.

Я не настроена обсуждать Харпера, ни сейчас, ни потом. Но Лайя качает головой.

– Бедняга Авитас, – говорит она. – У него нет ни малейшего шанса, верно? Клянусь всеми богами, он окончательно потеряет голову, когда увидит тебя в этой коже.

Уязвленная, я чувствую, как кровь приливает к щекам. Я не ожидала от Лайи удара в спину.

– Можно было обойтись и без издевок, – бросаю я. – Я прекрасно знаю, что я не такая, как… – Я делаю неопределенный жест в ее сторону. У нее соблазнительная, женственная фигура.

Лайя в ответ лишь приподнимает брови.

– Я вовсе не издевалась над тобой, Сорокопут, – серьезно говорит она. – Ты очень красивая. Неудивительно, что он не может отвести от тебя глаз.

Меня переполняет странное тепло, как будто я только что выиграла битву или выпила с полдюжины кружек эля.

– Ты…

«Ты действительно так считаешь?» – хочется сказать мне. Если бы Фарис, Декс или даже Элиас вздумал бы даже заикнуться об этом, сразу получил бы кулаком в зубы.

– Ты говоришь это просто потому, что ты мой… мой…

– Друг? Неужели это так трудно признать? – Лайя демонстративно закатывает глаза. – Книжница из Сопротивления и Кровавый Сорокопут Империи Меченосцев стали друзьями, и небо не упало на землю. Что же нам теперь делать?

– Для начала постараемся выбраться отсюда живыми, – откликаюсь я. – Иначе мне придется заводить себе новых друзей в загробном мире, а мы обе знаем, чем это закончится.

Наконец-то нас догоняет Харпер и ловко перепрыгивает в нашу лодку, пуская в свободное плавание ту, на которой приплыл. Он оказывается так близко, что я чувствую тепло его тела и опускаю веки, чтобы сосредоточиться на этих ощущениях. Когда я снова открываю глаза, первое, что я вижу, это как он смотрит на мои губы. Светло-зеленые глаза горят, взгляд блуждает по моему телу. Мне следует приказать ему выбрать другой объект. Я Кровавый Сорокопут, в конце концов! И Лайя сидит рядом. Все это совершенно неприлично.

Но я позволяю ему разглядывать себя еще пару секунд.

– Ах… Сорокопут. – Он трясет головой. – Прошу прощения…

– Забудь, Харпер. Докладывай! – рявкаю я и сама злюсь на себя за этот тон. Но я знаю, что так надо.

– Солдаты, Сорокопут.

– Это, по-твоему, донесение?..

Я не успеваю договорить – Харпер толкает меня в сторону, и стрела вонзается в мачту рядом со мной. Из-за рыночного шума я не слышала ее свиста. Авитас хватается за весло, но Лайя громко кричит:

– Сорокопут!

Ее взгляд мечется то в одну, то в другую сторону, и я сразу же замечаю легионеров. Они умело замаскировались под торговцев и теперь гребут к нашей посудине на полной скорости.

Мы окружены.