Текст книги "Демон в моих глазах"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Здесь, в своей собственной квартире, он тяжело опустился на стул. Пока его не было, Веста Ковальски подсунула свой чек с арендной платой ему под дверь, однако Артур был настолько расстроен, что не обратил на это никакого внимания. Его руки все еще дрожали. Антони Джонсон вернулся меньше чем через тридцать минут. Все это выглядело почти как попытка поймать Артура на месте преступления. Но откуда Антони мог знать о подвале? Вот теперь он точно знает, ну, или о чем-то догадывается. А может быть, другой Джонсонпросто искал способ отомстить ему за вскрытое письмо? С одной стороны, это письмо было не таким уж и личным, не таким, как те, что Антони получал из Бристоля, но кто знает… Может быть, у него в колледже были какие-то правила, запрещающие студентам заниматься подработками – Артур был вынужден признаться себе, что ничего не знает об этом университетском мире, – и за такие дела его могут выгнать, отчислить или как там у них это называется? Ведь ничем, кроме злобы, невозможно было объяснить факт столь пренебрежительного отношения Антони Джонсона к его, Артура, извинительной записке, его демонстративное нежелание общаться и его попытки шпионить за Артуром, одна из которых завершилась нарочитым включением света именно в тот момент, когда Артур вылезал из подвала?

Эйфория, которую он обычно чувствовал после убийства, была полностью разрушена, и ночь Артур провел очень неспокойно. Он так сильно вспотел, что его постельное белье провоняло по́том, и ему пришлось с отвращением заменить его.

Рано утром Ли-Ли Чан тоже подсунула свой чек с оплатой ему под дверь. К половине девятого утра Артур собрал ее чек, два чека Котовски – Веста настояла на том, что сама будет оплачивать свою половину арендной платы, – и свой собственный, и уселся внизу в холле в ожидании Стэнли Каспиана. Джонатан Дин, который сегодня съезжает, слава всевышнему, платить ничего не должен, а Антони Джонсон (опять-таки – слава всевышнему) заплатил за два месяца вперед.

В холле было холодно и сыро. Туманное утро напоминало о зиме, которая была уже не за горами. Стэнли появился в начале одиннадцатого, одетый в клетчатую ветровку, которая выглядела так, словно ее сделали из автомобильных ковриков, и с большим целлофановым пакетом, полным сырных палочек. Артур почувствовал, как ему к горлу подступила тошнота – толстые, жирные, оранжево-коричневые сырные палочки напомнили ему опарышей-переростков.

Стэнли открыл пакет еще до того, как сел, и часть сырных крошек просыпалась на стол.

– Сооруди-ка для меня чайничек, старина Артур. Хочешь палочку?

– Нет, спасибо, – ответил Джонсон и прочистил горло. – Вчера вечером я спускался в подвал. – Пытаясь произнести тщательно продуманную ложь со всей небрежностью, на которую он только был способен, Артур продолжил: – Пытался найти отвертку. Провода в моих розетках держатся на честном слове.

– Что-то ты слишком много стал ворчать, Артур, – резко произнес Стэнли. – Сначала эти чертовы баки для мусора, теперь электричество… Ты что, хочешь этим сказать, что мне пора поменять здесь проводку?

– Вовсе нет. Я просто объясняю, зачем вчера спускался в подвал. Ну, если… На тот случай, если кто-то меня видел.

Стэнли стряхнул крошки со своего брюха. Казалось, что его форма была специально выбрана для того, чтобы задерживать все, что вываливается изо рта хозяина.

– Да мне абсолютно до фонаря, был ты в подвале или нет, старина. Если тебе так хочется – вперед, наслаждайся. Пригласи девчонок. Если тебе нравится проводить вечера в подвале, то это твое дело. Правильно?

Хотя Стэнли хотел просто пошутить, он неожиданно попал почти в точку. Артур покраснел. Он с трудом сдерживал дрожь. И ему пришлось держать себя в руках все то время, пока Стэнли заполнял арендные книжки, расставляя в них точки с таким видом, как будто хотел сломать ручку. Артур сам разложил всё по конвертам и, как всегда пробормотав что-то о том, как он занят по субботам, отправился восвояси. Добравшись до половины лестницы, он услышал, как из комнаты № 2 вышел Антони Джонсон и, наверняка издеваясь над Артуром – он, должно быть, подслушивал под дверью, – обратился к Стэнли со словами, которые несколькими минутами ранее произнес Артур: «Вчера вечером я спускался в подвал…»

Глава 8

В тот вечер в «Винтерс» были только лампочки по 40 ватт, поэтому Антони пришлось тащиться в супермаркет на севере Кенборн-лейн, который работал до одиннадцати вечера. Это полностью нарушило его настрой на работу, и когда он увидел Артура Джонсона выходящим из подвала, то очень заинтересовался. Сам войдя в подвал, он не прошел дальше первой комнаты, но и этого было достаточно.

– Вам что, тоже понадобилась чертова отвертка? – спросил Стэнли, колыхаясь от хохота.

Антони пожал плечами. Сквернословие из уст человека возраста и объемов Каспиана ему было неприятно.

– У вас в подвале очень много деревянного и бумажного хлама. Если вам он не нужен, то могу ли я его использовать? Для костра в День Гая Фокса?

– Да ради бога. Все почему-то заинтересовались моим гребаным подвалом. Вы ведь не собираетесь устраивать ваш чертов костер на моем участке, я надеюсь?

Антони ответил, что нет, так как этот участок мало подходит для костра, и оставил Стэнли наедине с его арендой. Было видно, что ответ Каспиану не очень понравился.

Антони направился к станции метро, где мальчишки уже заняли свой пост. На этот раз с ними был еще и темнокожий мальчик. Ребята узнали Антони и, вместо того чтобы просить деньги, просто поздоровались.

– А почему бы нам не устроить костер на вот этом пустыре?

Но, даже начав говорить, Антони пытался себя контролировать. Ведь именно так может начать разговор с детьми любой педофил и извращенец.

– Если вы не против, – быстро продолжил он, – то давайте обсудим это с вашими родителями.

Лерой, темнокожий мальчик, жил со своей матерью в одном из домов на Бразенос-авеню. Оказалось, что Линтия Карвиль трудится социальным работником на полставки, что сразу вызвало симпатию Антони, хотя и без этого он не прошел бы мимо этой женщины. Он не мог отвести взгляда от этой статной дочери африканских богов, с ее идеально пропорциональным темнокожим лицом и черными шелковистыми волосами, намазанными маслом, которые были собраны в тяжелый узел у нее на затылке. Однако при этом Антони не забыл про свой план, рассказал его, и через десять минут к ним присоединились белые соседи, председатель местной Ассоциации жителей района Бразенос и мать одного из приятелей Лероя, Стива. Председателю идея Антони очень понравилась. Уже много месяцев ассоциация боролась за то, чтобы управа превратила пустырь в детскую площадку. Подобное событие наверняка сыграет им на руку. 5 ноября можно устроить большой праздник и, может быть, даже пригласить на него представителей управы. Линтия сказала, что берет на себя хот-доги, а в помощь себе пригласит маму еще одного мальчика, Дэвида. А когда Антони рассказал им о залежах дерева в подвале своего дома, то Стив сообщил, что у его старшего брата есть тележка с корзиной, которую он может подкатить к 142-му в следующую субботу. Потом они обсудили чучело Гая, которое мама Стива обещала нарядить в старый костюм своего мужа. Линтия приготовила много крепкого и очень вкусного кофе, и на Тринити-роуд Антони появился только ближе к ланчу. Он совершенно забыл, что Джонатан переезжает на новую квартиру. Переезд, как убедился Антони, был в самом разгаре. Брайан и Джонатан таскали вниз коробки и укладывали их в сильно потрепанную машину Брайана.

Весты нигде не было видно.

– Я вам сейчас помогу, – вызвался Антони и тут же пожалел об этом. Брайан хлопнул его по спине и торжественно заявил, что теперь он знает, к кому можно обратиться, если ему потребуется дружеское участие после отъезда Джонатана.

У Джонатана, так же как и у Антони, не имелось собственной мебели, но у него были сотни пластинок и довольно много книг, самой тяжелой и часто используемой из которых был Оксфордский словарь цитат. Пока они работали и подкреплялись рыбой с жареной картошкой, которую купил Брайан, проигрыватель продолжал играть. Взрывы хохота из «Электры» Штрауса раздавались с такой маниакальной последовательностью, что Антони боялся, что в любой момент может появиться Артур Джонсон. Однако тот не появился даже тогда, когда Джонатан грохнул ящик с продуктами прямо на лестнице и чуть не умер от хохота, наблюдая, как из обломков вытекают яичные желтки, коричневый соус и «долгоиграющее» молоко.

Ездить туда и обратно им пришлось несколько раз. Новое жилище Джонатана было гораздо меньше, чем то, которое было у него в 142-м. Находилось оно в старом доме, расположенном в самом неблагоприятном районе Кенборна. Подобная альтернатива Тринити-роуд поразила как Брайана, так и Антони. «Что же такое случилось с Джонатаном? – не преставал он спрашивать себя. – Почему бы не отказаться от задуманного даже сейчас? Если Дин попросит, Каспиан точно согласится предоставить ему его старую комнату».

– Нет, – сказал Джонатан, – он этого не сделает. Комната уже сдана какому-то цветному. – А потом добавил, как Цицерон – правда, не так высокопарно: – O tempora, o mores! [21]21
  О времена! О нравы! ( лат.)


[Закрыть]

Проигрыватель выносили в самом конце. Для этого была необходима коробка, и Брайан с Антони отправились в комнату последнего – тот вспомнил, что видел у себя в шкафу подходящую коробку. Книги произвели на Брайана большое впечатление, и через какое-то время он уже все знал о научной работе Антони. По-видимому, Брайану казалось, что написание научной работы сродни написанию захватывающего триллера.

– А вот был еще один случай, который может показаться вам интересным, – сказал он Антони, когда они проезжали мимо кладбищенской ограды. – Может быть, и в работе удастся использовать. В прошлом месяце исполнилось двадцать пять лет с того момента, как Кенборнский убийца задушил свою первую жертву. Девушку звали Морин Кован.

– Прямо на кладбище?

– Нет. На тропинке, которая проходит сзади. Множество людей используют ее, чтобы сократить путь от Военного госпиталя до остановки Элм-Грин. Она была проституткой, которая промышляла в этом районе. Я тогда был еще маленьким, но все хорошо помню.

– Маленьким? – переспросил Джонатан. – Да брось придуриваться, тебе тогда было уже тринадцать.

Казалось, что это замечание задело Брайана, но отвечать Дину он не стал.

– Убийцу так и не поймали. Свой следующий удар он нанес через пять лет, – Брайан с такой легкостью использовал эту газетную формулировку, как будто говорить подобными клише для него было обычным делом. – На этот раз это была учащаяся медицинского училища Бриджит Как-ее-там. В общем, ирландка. Он задушил ее на клочке свободной земли между больницей и железнодорожным мостом. Как думаешь, Тони, он был психопатом?

– Думаю, да. Это что, был один и тот же человек в обоих случаях?

– Так думали копы. Но больше убийств не было – то есть я имею в виду, нераскрытых. Как думаешь, Тони, почему все так получилось?

– Мог переехать в другой район, – ответил Антони, которому этот разговор начинал надоедать. – Или умер, – добавил он, потому что самому ему в год первого убийства был всего один год.

– А может быть, сел за что-то совсем другое, – предположил Брайан. – А может, находится в психушке. Меня всегда интересовало, появится ли он где-нибудь и нанесет ли еще один удар. – Он припарковал машину перед новым жилищем Джонатана. – Ну и трущоба! Джон, старина, еще не поздно вернуть все назад. А пока можешь пожить у нас с Вестой. Будешь спать на диване.

– О боже! Вот уж действительно каждую минуту рождается лох [22]22
  Фраза приписывается Ф. Т. Брауну, и смысл ее состоит в том, что обманщик всегда может найти доверчивых людей.


[Закрыть], – произнес Джонатан. Его слова прозвучали словно очередная цитата, и, вполне вероятно, подумал Антони, так оно и было.

Они пригласили Антони в «Великого герцога», чтобы закончить день хорошей выпивкой, но тот отказался. Было уже почти пять часов. Вернувшись домой, Антони погрузился в изучение докторской диссертации Дж. Г. Миллера «Предварительная оценка первичных и невротических психопатов», мысленно напомнив себе перевести часы – летнее время заканчивалось.

Сидя у своего наблюдательного пункта и глядя из окна столовой, Артур увидел, как прибыл новый жилец комнаты № 3. Сначала он подумал, что это просто еще один посетитель, может быть один из приятелей Ли-Ли Чан или Антони Джонсона, потому что никогда еще новые жильцы не появлялись в доме таким образом. Мужчина был абсолютно черным – таким же черным, как такси, на котором он приехал. Черными были не только его кожа и волосы – он был одет в черное кожаное пальто, и даже на таком расстоянии Артур понял, что оно, должно быть, стоило немалых денег; а из багажника машины прибывший извлек два больших черных кожаных чемодана. Артур в ужасе подумал, что новый жилец выглядит в точности как какой-то гаитянский тонтонмакут [23]23
  Тонтонмакуты – тайная полиция гаитянского диктатора Дювалье по прозвищу Папа Док. Отличались большой жестокостью и коварством.


[Закрыть]. Он видел таких персонажей по телевизору и не удивился бы, если бы ему сказали, что под дорогим и стильным пальто у новоприбывшего спрятаны пара револьверов и нож. Наверняка приехал к нам, но к кому именно?

Артур закрыл свою дверь на щеколду и прислушался. Входная дверь в холле тоже тихо закрылась, человек пересек помещение и стал подниматься по лестнице. Артур выглянул как раз вовремя, чтобы увидеть, как рука цвета сепии с простым перстнем-печаткой вставляет ключ в замок комнаты № 3. Артур был в ярости. Стэнли Каспиан в очередной раз не удосужился сказать ему, что сдал комнату. Его еще раз унизили. За два подобных оскорбления он напишет жесткое письмо Стэнли и выскажет все, что думает о нем. А какой во всем этом смысл? Стэнли опять скажет, что просто не успел и что не стоит жаловаться по поводу цвета кожи нового жильца, потому что он связан по рукам и ногам этим новым Актом о расовых отношениях, который не дает арендодателю права выбора.

Во вторник Артур выяснил имя нового жильца. Как всегда, он занялся утренней почтой. В это утро писем было очень много. Одно письмо из Тайваня для Ли-Ли Чан – отправитель Чан А Фынь; два письма для Антони Джонсона – на одном штамп Йорка, на другом, цвета лаванды, – Бристоля. Ееписьма, подумал Артур, всегда приходят по вторникам или средам, и на них все еще стоит адрес: А. Джонсону, эсквайру, 2/142 Тринити-роуд. А вот миссис Р. Л. Джонсон научилась наконец писать на своих конвертах «комната № 2». Вся остальная корреспонденция, пять писем официального вида, была адресована Уинстону Мервину, эсквайру, 3/142 Тринити-роуд. Уинстон! Только представьте себе – внуки рабов из Вест-Индии дают своему сыну имя величайшего англичанина XX века! [24]24
  Имеется в виду Уинстон Черчилль.


[Закрыть]А сам факт, что этот нахальный черномазый получил письма почти сразу же после своего переезда, Артур воспринял как личное оскорбление. Только подумайте – целых пять писем, которые полностью заполнили весь столик в холле!

Однако Артур не встречал нового жильца и совсем не слышал его, хотя по ночам и ждал, когда же наконец зазвучат барабаны вуду [25]25
  Языческий культ, наиболее распространенный на островах Гаити и Ямайка.


[Закрыть].

Как и предвидел Антони, отъезд Джонатана Дина послужил Брайану сигналом усилить давление на самого Антони. Он выбрал жильца из комнаты № 2 как наследника Джонатана, и теперь каждый вечер тот слышал стук в дверь и настойчивое приглашение пропустить по стаканчику в «Лилии».

– Мне надо работать, – сказал Антони после четвертого приглашения. – Жаль, но ничего не поделаешь.

– Думаю, что все потому, что я тебе не нравлюсь, – сказал Брайан со своим всегдашним видом побитого спаниеля. – Я тебя раздражаю. Ну, давай, имей мужество, признайся. Я сам знаю, что я зануда. Веста так много раз говорила мне об этом.

– Ну, коли тебе это так интересно, то да, – ответил Антони. – Меня раздражает, что я каждый день должен напиваться с тобой до бесчувствия. И я не могу себе этого позволить. – Он на секунду задумался. – Послушай, если хочешь, приходи ко мне завтра вечером. Я проставлюсь пивом.

Брайан расцвел и сказал, что Антони настоящий друг. На следующий вечер, ровно в семь, он появился на пороге комнаты № 2 с бутылкой водки и бутылкой французского вермута. Шесть банок пива, выставленные Антони, выглядели настоящей насмешкой. Весь вечер Брайан нудно рассказывал о своей работе – он торговал антиквариатом в магазине брата Весты, – об ужасах жизни на съемных квартирах; о том, что Веста не хочет ребенка, даже если у них будет свой дом; о ее постоянных отсутствиях по вечерам – на этой неделе чаще, чем раньше, – и о своем пьянстве. Тони, я что, действительно алкоголик?

Антони дал ему выговориться, время от времени вставляя односложные замечания. Он размышлял о письме Хелен. Легко было говорить о том, что расставания сближают, но «с глаз долой – из сердца вон» тоже еще никто не отменял. Антони не ожидал, что ее письма будут почти полностью посвящены страданиям Роджера. Ведь в то лето их мимолетных встреч и двух недель тайных любовных свиданий, пока муж был в какой-то командировке, о Роджере вообще не было никаких разговоров. А теперь это был Роджер, и опять Роджер, и только Роджер.

Иногда я спрашиваю себя, не лучше ли нам забыть друг друга. Мы ведь можем это, Тони. Даже я, которую ты всегда называл сверхромантичной, знаю, что люди не могут платонически любить друг друга всю жизнь. История Троиля и Крессиды прекрасна, но нереальна. Нам надо преодолеть самих себя. Ты женишься на девушке, которая будет свободна и не создаст тебе дополнительных проблем, а я смирюсь со своей жизнью с Роджером. Мне просто кажется, что я не смогу годами наблюдать за мучениями и страданиями Роджера. Ведь все эти годы я буду чувствовать ответственность за то, что разрушила его жизнь…

Как это все глупо и нелогично, подумал Антони. Они совсем не собираются платонически любить друг друга годами – это больше подходит именно Роджеру. Вся эта иррациональная чепуха…

Антони уже раз пятьдесят повторил Брайану «да», «понятно», «а вот это плохо». Это ему так надоело, что он наконец выставил Брайана за порог, сунув ему в руки две наполовину пустые бутылки с выпивкой. Сам он выпил не больше пинты пива, и поэтому опять уселся за работу и продолжал писать до двух утра.

Хриплый голос Стэнли Каспиана, который, как всегда, говорил с набитым ртом, разбудил его в десять. Антони подождал, пока Стэнли с Артуром не уйдут, прежде чем пройти в ванную. Было очень удачно, что он оказался в холле, когда пришли Линтия Карвил, ее сын, Стив и Дэвид, потому что позвонили они в звонок Артура Джонсона. Антони увидел их силуэты за красно-зеленым стеклом и подумал, что ему надо написать свое имя под своим звонком. Он вышел и провел их на задний двор к двери подвала. Линтия захватила фонарь и две свечки, а мальчики привезли тележку с корзиной. Они не стали опускать корзину в подвал, а грузили ее руками прямо на тележке. На Антони большое впечатление произвела физическая сила Линтии. У нее было идеальное тело – мускулистое, но в то же время со всеми необходимыми изгибами в нужных местах. Джинсы и свитер, которые она надела, не скрывали ее грациозных движений, за которыми Антони следил с виноватым удовольствием.

– Там гораздо больше дерева, чем я думал, – сказал он отрывисто, когда понял, что она заметила его взгляд. – Придется приезжать еще раз. – И толкнул дверь, как будто хотел ее захлопнуть.

– Не забудьте, мой мальчик все еще там, внизу, – заметила Линтия. – Все мальчишки еще там. И у них ваш фонарь.

Профессиональная подготовка спасла их от попадания во всегдашнюю ловушку для взрослых: мы сделаем все сами, потому что так будет быстрее и лучше, чем если этим будут заниматься дети. Но после того как тележка наполнилась, они позволили ребятам исследовать оставшуюся часть подвала.

– Лерой! Где ты? – позвала Линтия, и в ответ они услышали приглушенное «мам!», полное восторга и озорства.

Стив и Дэвид сидели в первой комнате подвала на перевернутой коробке, и между ними лежал фонарь. Увидев Линтию, они захихикали. Со свечой в руке она прошла через вторую комнату, двигаясь довольно неуверенно среди гор мусора. Антони шел сразу за ней, поэтому, когда, приблизившись к порогу третьей комнаты со свечой, которая только слегка разгоняла черную пустоту, Линтия вскрикнула от ужаса, он схватил женщину за плечи.

Ее страх был мимолетным. Крик ужаса уступил место веселью в стиле Вест-Индии, и она, сбросив руки Антони со своих плеч, бросилась вперед, чтобы поймать мальчика, который прятался в углу. Пока женщина ловила смеющегося мальчугана в пляшущем свете свечи, Стив высветил фонарем у противоположной стены бледную фигуру, опирающуюся на стену, с сумкой, надетой на согнутую руку.

– Ты хотел довести свою бедную мамочку до инфаркта, я тебя знаю, – сказала Линтия.

– Испугалась, испугалась, испугалась! – повторял мальчик не переставая.

– Да все они тут в заговоре, – сказал Антони. – Интересно, как эта штука здесь оказалась?

Он подошел к манекену, с интересом рассматривая помятое лицо и большую дыру на горле. А потом, сам не понимая почему, дотронулся до гладких, прохладных плеч. И ему сразу же вспомнилось теплое тело Линтии под его пальцами, и Антони понял, насколько он изголодался по простым прикосновениям к женщине. В фигуре, которая лежала перед ним, было что-то непристойное – казалось, что эта бездушная кукла с небывало белой кожей, твердой, как панцирь черепахи, и неестественно тонкими и длинными конечностями просто издевается над ним. Ему хотелось пнуть этот манекен и оставить его валяться на грязном полу, но он сдержал себя и быстро отвернулся. Остальные уже ждали его у выхода, собрав фонари и свечи.