Текст книги "Древо скорбных рук"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

19

Огнестрельное оружие, направленное на него, – вот этого Барри никак не ожидал. Ему предлагали чуть ли не ружье, а не пистолет, на который он рассчитывал, – поменьше размером и подешевле. Револьвер купить именно такой, из какого Деннис Гордон когда-то застрелил свою женушку. Тот, что человек по имени Пэдди предложил ему за сорок фунтов, выглядел соответствующе цене и стоил не так уж дорого, по сведениям Барри, и это был «верняк».

– Ты клянешься, что оно сработает? – уточнил Барри.

– Непременно, – сказал Пэдди. – Даже клянусь вернуть деньги, если произойдет осечка.

Комната, которую занимал Пэдди, была самым любопытным местом из тех, что довелось посещать Барри. Он совсем не помнил этого района Лондона под названием Хорнси, а проще, «Осиное гнездо», где провел первые месяцы детства, где неподалеку тихо доживали свой век его престарелые родители, пустившие своих детей странствовать по свету. В их квартире не было кроватей, а только матрасы на полу, пропахшие нечистым бельем, гамбургерами и мочой. В полтора года его взяли в приют, на полное обеспечение как младшего ребенка из многодетной семьи, и вот теперь круг замкнулся.

– Какая марка? – поинтересовался Барри на всякий случай.

Ему хотелось обладать, как всякому герою, – «Люггером», «Береттой» или «Смит и Вессоном».

– Надежная штучка, – ограничился коротким ответом Пэдди.

Это был высокий мужчина с пышной шевелюрой, и никто не принял бы его за ирландского террориста, торгующего оружием. А может быть, он вообще не был ирландцем, а только делал на этом свой бизнес. Акцент в его речи не ощущался. Но во время их случайного знакомства в пабе сразу после выписки Барри из больницы произошло какое-то взаимопроникновение, и двое мужчин почувствовали, что тянутся друг к другу и не в сексуальном смысле, а в борьбе против общего врага.

Национальность Барри не подразумевала врагов в лице англичан, он был человек мирный и общительный, но раз его жестоко обидели и избили, он нуждался в оружии, чтобы чувствовать себя уверенно. Барри считал себя англичанином, британцем, по крайней мере, и оружие ассоциировалось у него с терроризмом. Но теперь он никогда не пройдет по Китайскому мосту и не углубится в свой квартал невооруженным. Повторения прошлого вечера не будет. И он не будет по совету одного из старших братьев красться к себе в дом окольным путем.

– Если такая штука выстрелит, то наделает много шума? – поинтересовался он у продавца.

– Здесь – да, а в открытом пространстве будет вроде хлопка. Если ты что-то у меня покупаешь, то доверяй мне. Остальное в твоих руках, – нахмурился Пэдди и после паузы завернул оружие в кусок плотной ткани и вручил Барри, как вручают изысканный подарок.

Получив деньги и черкнув расписку, он вдруг шепнул:

– Смерть англичанам.

У Барри кровь застыла в жилах, но светлые глаза продавца смотрели на него так приветливо, что не верилось, что подобные слова только что были им произнесены.

Навещать родителей в такой час было уже поздно, а Кэрол, согласно ее графику, вот-вот должна была появиться дома. Это был первый вечер, когда он вернулся домой из больницы и поклялся себе, что такого унизительного избиения больше не повторится, и ей не придется тащить его полутруп до дома семьдесят ярдов, а потом вызывать «Скорую помощь». Хупи и двое других подонков лишили его пары зубов и здорово прошлись по ребрам.

Они выполнили свою работу на отлично, но другого шанса этим негодяям поиздеваться над ним, беспомощным, не представится. Барри ощупал завернутое в серую тряпицу оружие в своей сумке. Оно всегда будет при нем, куда бы он ни пошел, и Барри улыбнулся самодовольно, представив, как они струсят и обратятся в бегство, когда он пальнет в них поверх голов, а шайка Хупи вообразит, что миролюбивый, избитый ими Барри готов убивать.

Наутро после того как Барри доставили в больницу, полиция, не теряя времени, появилась в его палате. Они спросили, знает ли он тех, кто избил его, и Барри лишь секунду-другую колебался, прежде чем сказать «нет». Нет, он не может опознать их, они ему незнакомы, и о поводе нападения он не имеет ни малейшего понятия. Какой смысл называть их имена? Синеволосый и прочие предстанут перед судом, им вынесут условный приговор или отправят на психиатрическую экспертизу, а после они еще больше озлобятся и отомстят Барри уже всерьез.

«Я их не разглядел. Было темно. Я не видел и не слышал их до того, как они стаей накинулись на меня».

По лицу сержанта, с которым Барри встречался впервые, было видно, что он принимает эту ложь охотно и даже одобряет. В полицейских коридорах уже утвердилось мнение, что Барри для них недоступен, так как нет никаких свидетельств против него. Но хотя бы он получил свое от рук подонков, презираемых полицией, однако на этот раз совершивших своего рода суд Линча. Последовало еще несколько формальных вопросов, но как-то вяло, без особой настойчивости. Сержант явно надеялся, что доктора не проявят излишней прыти и, веря, что именно Барри прикончил Джейсона, довершат работу, начатую хулиганами в темном проулке.

Им с Кэрол надо срочно убираться из этого района. Возможно, муниципальная власть предложит им обмен в связи с угрожающей ситуацией. Барри предпочел бы Кроуч-Энд или Палмер-Грин, но район не западнее и не ближе к Хэмпстеду. Куда бы их ни переселили, лучше жить как можно дальше от Теренса Ванда.

Встречалась ли с ним Кэрол, пока Барри лежал в больнице? Он не спрашивал и не хотел этого знать. Несмотря на боль, – а его тело словно горело на костре для мучеников, – кожа медленно стягивалась после ножевых ударов, а внутри словно пылал адский костер, он был рад, что Кэрол заботится о нем. Он запомнил ее ужас, когда Кэрол увидела его изуродованным, и это сделало его счастливым.

В первый же день она появилась в часы посещения, вошла в палату, упала на колени перед больничной койкой, протянула к нему руки с таким видом, будто она потеряла самое дорогое в ее жизни. Кэрол в порыве прижалась к нему всем телом, словно демонстрируя любовную страсть, и причинила Барри сильную боль, но за это он был ей благодарен, и радость в душе пересиливала физические страдания. Он даже не выразил протеста, когда Кэрол легла на него сверху, лаская, и только шептал, что если вдруг в палату войдет дежурная медсестра, разразится скандал.

Впоследствии она навещала его реже. Часы, отведенные для посещения больных, не совпадали с графиком ее работы. Барри все понимал. Лежа на больничной койке, он имел массу времени для размышлений, а чаще всего возвращался к поступку, который совершил и которого немного стыдился. Посылать анонимные письма, а тем более в полицию, было не в его характере. Однако ему хотелось бы знать, как прореагировали эти облаченные в мундиры мужчины, находящиеся на государственном жаловании, на достаточно ясный сигнал.

В один из вечеров его навестила Морин. Он удивился ее появлению. Она была в плаще до пят, а свои пышные волосы стянула резинкой. Морин не спросила, как он себя чувствует. Она просто распахнула его пижаму, увидела повязки на груди, гипс на руках, заживающие шрамы на лице, синяки отвратительного цвета.

– Так или иначе, – сказала она, – ты выжил и вновь среди нас.

– Они не убили меня, если ты это имеешь в виду.

– Мама сказала, что он встал между вами…

– Кто? – Барри подумал о Джейсоне, но малыш ему никак не мешал.

– Джейсон, – твердо заявила она.

У Морин, в отличие от Кэрол, было простецкое округлое лицо и глаза, которые не умели лгать.

То, что она сейчас сказала, причинило ему не меньшую боль, чем предательское нападение местных подонков.

– Может быть, оно все к лучшему. Никто не хотел, чтобы он жил, а вот ты попался, чтобы убрать его с дороги.

Барри знал, что Морин верила в его причастность к смерти Джейсона. Насколько ее подозрения отличались от мнения других членов семьи и полицейских ищеек, не имело значения.

Да, он никогда не будет прощен, даже если полиция прекратит расследование, а Кэрол вернет его в свои жаркие объятия.

Барри испугался, что Морин, при ее физической силе, способна схватить его за локоть, переломать ему кости и навсегда лишить возможности работать. Это были жестокие люди, и они почему-то ненавидели чужака. Он, как мог, поспешно отодвинулся от нее и укрылся простыней. И пролежал так, пока Морин не встала со стульчика возле кровати и не дала добрый совет на прощание:

– На твоем месте я бы поспешила смыться отсюда.

Барри постоянно думал над советами, которые получал. Скорее выписаться из больницы и не мозолить глаза врачам и полиции – это было ему понятно. Но откуда такая враждебность во всем районе по отношению к мирному и работящему человеку, который лишь только посмел покуситься на их местную красавицу? Чего-то он не понимал. Была ли это ревность за то, что он ухватил самый лакомый кусочек, отнял у кого-то более достойного? Ему завидовали, его сравнивали с другими не в его пользу, над ним подшучивали и, наконец, избили до полусмерти.

Когда Барри вышел из больницы, люди при встрече с ним отводили глаза. Разговаривая с ним, вынужденно, например, в магазине, они не называли его по имени. И исчезнувший Джейсон не был тому основной причиной. К такому выводу пришел Барри. Это был лишь повод, чтобы найти в нем предмет ненависти, а главная причина в том, что он продолжает жить под одной крышей с первой красавицей этого гиблого местечка и не собирается уходить оттуда.

Пока Барри оправлялся от травм, маялся от безделья, голова его пухла от мыслей. Во-первых, пропавший Джейсон никак не мог быть его жертвой, и то, что люди, да и полиция подозревают здесь умышленное убийство, – полная нелепица. Но одному, без поддержки, противостоять целому миру никому не по силам.

Он бы сам нашел тело бедного малыша, если б знал, где оно захоронено и причину, почему отец, а именно Теренс Ванд, решил с ним покончить. Это стало навязчивой идеей Барри.

Когда он все-таки вышел на улицу, чувствуя, что боль сохранилась везде, в его некогда здоровом теле, то обошел опасный квартал стороной, увидев, что троица юнцов, облаченных в черные кожаные куртки, болтается там, дымя сигаретами. На всякий случай он проверил, что оружие при нем, в сумке, а сумка легко открывается, и вынуть оружие нетрудно.

Но парнишки, которые нагло смотрели на него, были не из той компании, что Синеволосый и Хупи, помоложе и менее агрессивны. Но все равно кто-то уже успел нашептать им на ухо, что по кварталу безнаказанно прогуливается убийца малыша Джейсона. Рано или поздно в темный вечер они попробуют напасть на него и вот тогда-то ему и пригодится купленное оружие. Только тогда уже преимущество будет на его стороне.

Ночь была темной, но не такой, как когда он попал в засаду. И час был более ранний, и луна выползла на небо, а трава и кусты, тронутые морозом, серебрились в ее свете. С радостным биением сердца Барри увидел свет в окошках Кэрол. Чтобы быть точно уверенным, он, переходя Китайский мост, пересчитал дома. Точно, в восьмом от начала линии горел свет.

Он летел на огонь зажженной лампы, как мотылек, бездумно и радостно, хотя стояла зима, и не сезон был для бабочек.

Проулок между двумя изгородями, столь роковой для него, был на этот раз свободен. Барри преодолел это расстояние быстро и вспомнил, сколько кровавых пятен оставил он здесь, на этом асфальте и на досках заборов с обеих сторон. Днем он их видел, никто не позаботился их смыть.

Барри не сказал Кэрол о покупке оружия, а уж тем более не показал ей, чем он теперь обладает. Она могла бы упрекнуть Барри в пустой трате денег, когда он остался без работы.

Она ждала его, уставившись в телевизор, задрав по-американски ноги на стол, с бутылкой красного вина и двумя бокалами. Один был приготовлен для него, подумал Барри. Она охотно приняла его поцелуй в губы, но отстранилась, когда Барри захотел продолжить ласку.

Платье на ней было то же самое – черное с зигзагами, которое она украла в бутике. Барри не одобрял ее склонности, но не мог не восхищаться ловкостью Кэрол. Черные колготки, причем две пары, она увела с рекламной выставки, пока восхищенные ее ножками репортеры перезаряжали, по ее словам, свои перегревшиеся фотокамеры. Ему нравился ее юмор и полное отсутствие моральных устоев, ее свобода. А главное, неукротимая женственность. Но если Кэрол когда-нибудь все же попадется, тут он вступится и заплатит штраф, наскребет последние деньги. Он не нищий, а если временно безработный, то вина лежит не на нем. Его руки умеют многое, и профессия остается при нем.

Он заметил длинную кровоточащую царапину на ее обнаженной руке. Барри вспомнил свои припадки ярости, когда так хотел поднять руку на эту издевающуюся над ним красавицу, которую полюбил и которая, как он надеялся, полюбила его.

Барри не стал спрашивать, откуда появилась эта царапина. Он лишь решил установить строгий надзор над своей любимой женщиной. Тем более что теперь он был вооружен и способен ее защитить.

20

Теренс лежал в роскошной кровати, сделанной по проекту Фреды, но теперь ее место занимала миссис Голдшмидт. Ее умиротворенный храп разбудил Теренса в довольно позднее утро, и теперь его мышиная натура металась в поисках способа, как избавиться от совершенно ненужной ему любовницы.

Почему они липнут к нему, как мухи на клейкую ленту? Сам он ни разу не влюблялся, да и в сексе не испытывал большой потребности. Правда, Теренс извлекал из этого выгоду, а в этом случае выгода была не за горами и весьма внушительная.

Она явилась несколько часов назад, причем совершенно неожиданно. Теренс безумно боялся таких вот, не оговоренных заранее, звонков в дверь. После отправки в банк документа о перечислении счета Джона Говарда Фиппса на имя Теренса Ванда он, вполне логично, ожидал, что за этим последует визит полицейских.

У него живот свело от страха. Он заставил себя подойти к двери и распахнуть ее, стиснув зубы и готовый подчиниться воле неумолимого рока. Но тут же разжал зубы, изобразив на лице некое подобие улыбки, увидев, кто к нему пожаловал.

На миссис Голдшмидт было коротенькое, напоминающее детское, но соблазнительное, обтягивающее фигуру платьице, и уже почти сброшенное с плеч меховое манто, сшитое из крохотных шкурок, вероятно, многих тысяч убитых и ободранных ради этого безумно дорогих зверушек.

Никакого делового повода для ее появления здесь не было и быть не могло, кроме разве сексуального влечения, что она и не собиралась скрывать. Миссис Голдшмидт молча поднялась в спальню. Теренс покорно следовал за ней. Толкнув дверь спальни ногой и оказавшись внутри, она тут же обвила его шею сильной рукой, притянула его губы к своим, одновременно сбросив на ковер манто. Оно легло на пол бесшумно и застыло, как красивый и послушный зверь.

Теренс понял, что он полностью во власти океанского прилива, и куда его вынесет, зависит только от жребия, который вытягивать не ему. Таким уж он родился – «ничтожеством», как окрестила его Фреда, и это притягивало к нему женщин, желание позабавиться с ним, сыграть роль жесткого босса, ласковой мамочки или просто сожрать самца, что, как известно, широко распространено в мире насекомых

Миссис Голдшмидт, вероятно, выбрала последнее, и у него не было выбора. Не мог же Теренс сказать ей, чтобы она шла домой, к мужу и посоветовала отказаться подписывать контракт на покупку дома только потому, что он ей разонравился. Отвергнув ее любовные притязания, Теренс столкнется с такими ужасными последствиями, о которых лучше не думать. У него уже имелся некоторый опыт в этой области, когда месть отвергнутой женщины была опасней змеиного укуса. Зато, подчинившись приказу жены, он ничем не обидит ее мужа. Тот ничего не будет знать и подпишет контракт.

Теренс только сейчас узнал, как зовут миссис Голдшмидт. Розмари. Имя совсем ей не подходило. Его пристальный взгляд разбудил ее. Она открыла глаза, встала и проследовала в ванную комнату, не издав ни звука. Теренс поспешно натянул трусы и устремился вниз. Там он достал из холодильника бутылку виски, бутылку «Перрье», стаканы и все это погрузил на поднос.

На лестничной площадке, где было окно во двор, он задержался и внимательно осмотрелся. Лампочки с дерева давно уже убраны. Кто-то раскидал по двору белые пластиковые пакеты, и ветер крутил их, забрасывал через забор, а потом возвращал обратно. Так и судьба поступала с Теренсом Вандом. Небо потемнело, на нем выступили редкие остро-колючие звезды. Теренс целый день не выходил из дома, не интересовался погодой, но сейчас на улице наверняка было морозно.

Под аркой, на том проклятом прежнем месте, он увидел того же самого молодого человека. Давно его не было, и вот он тут опять, как знак судьбы. Вряд ли это было возможно, но их глаза соединил единый луч. Они посмотрели друг на друга, и этот взгляд не сулил Теренсу ничего хорошего.

Теренс поспешно отвернулся. Неизвестный наблюдатель чем-то был похож на младшего из парочки полицейских, навещавших его не так давно, но уверенности в этом у Теренса не было.

Миссис Голдшмидт одевалась, в комнате горел полный свет, шторы были раздвинуты. Теренс сразу же задернул их.

– Я подумал, что тебе захочется выпить, Розмари.

– Кэтти.

– Прости, я не понял.

– Меня зовут Кэтти.

Он кивнул, вспомнив, что второе имя миссис Голдшмидт Каталина. Оно не подходило ей так же, как Розмари. Она была уже в колготках и сунула ноги в туфли бронзового цвета на очень высоких каблуках.

– Ты не собираешься расстаться кое с чем из мебели?

Он пожал плечами в нерешительности.

– Я бы купила эту кроватку. Если цена подойдет.

Теренс обслужил ее напитками, как заправский официант. Глотнув виски, он набрался храбрости и спросил, подписали ли они с супругом контракт.

– Бумаги ждут меня дома, – ответила она. – Думаю, что они будут подписаны к утру, смотря как пройдет ночь.

Теренс усмотрел в ее словах некую тайну, но решил не настаивать и не совать нос в чужие семейные дела. Все и так висело на волоске

Кэтти облачилась в манто и выписала чек на скромную сумму в качестве задатка. Теренс был рад деньгам, но понимал, что это скорее не задаток, а не слишком щедрая плата за оказанные им услуги.

Впервые Джейсон самостоятельно взял телефонную трубку, когда позвонил Иэн.

– Мамочка, мамочка! Тебе звонит Иэн.

Бенет уже не тревожилась за последствия подобного поступка. Джейсон первым успел к телефону и когда позвонил отец из Испании, и в его тоне она не ощутила напряжения или недовольства. Он воспринял пребывание в ее доме ребенка, похищенного Мопсой, как свершившийся факт, а не как нечто чудовищное, что надо прятать как семейный скелет в шкафу.

Первую ночь, проведенную с Иэном в постели, Бенет еще была не совсем в себе, потому что где-то рядом находился Джейсон. Проснувшись рано утром в крепких и ласковых объятиях Иэна, она тотчас подумала о малыше и о том, как он воспримет присутствие незнакомого мужчины в одной кровати с его «мамочкой». Хотя Джейсон жил в такой среде, где из подобных ситуаций не делалось события – успокаивала она себя.

Вот если на месте Джейсона был бы Джеймс. Ее Джеймс не должен быть свидетелем сексуальных отношений взрослых, но его уже давно нет в живых. Хотя мысль, что Джеймс жив и спит в соседней комнате, часто возвращалась к ней.

Бенет уже привычно взяла из рук мальчика переданную ей трубку. Иэн напросился на ранний завтрак после ночного дежурства. Она охотно согласилась, Джейсон тоже обрадовался гостю.

Глядя на мальчика, она каждый раз поражалась быстроте перемен, происходящих в нем. Его собственная мать, без сомнения, узнала бы своего сына, но вряд ли кто другой. Накануне Бенет постригла его, и короткая стрижка превратила его из малыша в маленького мальчика. Он немного похудел и подрос, зато личико округлилось и приобрело мягкость выражения, которого не было раньше. Только проницательный материнский взгляд и интуиция могли бы распознать в нем Джейсона.

По сути же Джейсон Стратфорд преобразился в иную личность, как бывает с человеком, сделавшим пластическую операцию, когда одновременно с новым обликом меняются внешность и характер.

Бенет уложила мальчика обратно в кроватку, наклонилась и крепко поцеловала в упругую румяную щечку. Потом отправилась готовить завтрак

Вернувшись с подносом в свою спальню, Бенет обнаружила его уже там. Джейсон развалился на ее кровати рядом с Иэном. Один взгляд на них обоих наполнил ее такой радостью, что у нее перехватило дыхание. Казалось, жизнь влилась в нее мощным потоком. Не раздумывая ни секунды, Бенет поставила поднос на стол и нырнула к ним в постель. Джейсон или Джей, как он предпочитал себя называть, уютно устроился между нею и Иэном, свернувшись калачиком.

Попозже утром вновь зазвонил телефон. Звонки скоро прекратились, потому что малыш первым устремился к аппарату и что-то сказал в трубку. Когда Бенет спустилась к телефону, она увидела, что трубка повешена и Джейсон преспокойно играет на ксилофоне. Она спросила его, кто звонил. Он улыбнулся. Мальчик часто изобретал собственные слова и сейчас использовал комбинацию, вероятно, составленную из слов «урод» и «гадкий». «Урогад», – ответил он.

У нее тревожно екнуло сердце. Бенет пыталась угадать, какой смысл Джей вкладывал в изобретенное слово и почему он так отнесся к позвонившему по ее номеру человеку.

– Джей, значит, ты повесил трубку и не позвал к телефону маму, потому что тебе не понравился его голос?

– Да, – сказал Джей и подчеркнул свой ответ энергичным кивком головы. – Урод и гад. Урогад!

Бенет хотелось бы рассмеяться, но в душе у нее зашевелилось беспокойство. Вполне вероятно, она ошиблась, думая, что Джейсон только дважды отвечал на телефонные звонки. Не исключено, что он брал трубку много раз и вешал обратно, если ему не нравился чей-то голос. Любые недоразумения и даже неприятности могли последовать из-за такого бесцеремонного обращения с телефоном.

Бенет посадила Джея себе на колено и как могла вразумительно объяснила ему, что он должен всегда сообщать ей, кто звонит. Если она наверху и там у нее отключен звонок, то может получиться так, что она не услышит сигнала и не будет знать, кто звонил ей.

– Ты понял меня?

Днем позвонил один из директоров ее издательства и предложил Бенет совершить в мае рекламное турне по Соединенным Штатам в связи с публикацией там ее романа в бумажной обложке массовым тиражом. Бенет спросила, звонил ли он ей до этого.

– Да, один раз звонил, – сказал директор. – Подошел ваш маленький сын, но потом сразу же повесил трубку.

Голос у мужчины был действительно не бархатистый, а резкий, крикливый, неприятный на слух.

Бенет тотчас вздохнула с облегчением, хотя кроме директора издательства вполне мог дозваниваться до нее кто-то еще, так и оставшийся неопознанным.

Женщина, мелькнувшая в окне дома Теренса Ванда, была, разумеется, не Кэрол. Барри уверился в этом сразу. Она, одеваясь, вскинула над головой руки яркой белизны, и у нее были короткие и светлые волосы. Поездка в Хэмпстед и наблюдение за домом Ванда оказалось, как он и предчувствовал, пустой тратой времени, но у него было слишком много этого времени, день длился бесконечно, и ему нечем было себя занять.

Барри все еще никак не мог найти себе новую работу, а вот Кэрол нашла. Вдобавок к тому, что она делала у миссис Флеймон и в баре Костаса, Кэрол устроилась на половину рабочей смены дежурной за стойкой в отеле. Барри отнесся к этому с благоговением, хотя немного испугался за Кэрол. Такая должность в его глазах уже означала принадлежность к среднему классу и требовала особых профессиональных знаний. Вероятно, где-то специально обучают тех, кто сидит на месте портье, отвечает на телефонные звонки и делает записи в регистрационной книге.

– Ты откликнулась на объявление и прошла конкурс? Да? Что же ты скрывала от меня, любовь моя? – ласково упрекнул он.

Она ответила небрежно:

– Тот малый, что управляет этим заведением, увидел меня в баре. Он сказал Алкмини, что принял меня за фотомодель.

«С подносом в руках, разносящей напитки?» – подумал Барри, но не произнес этого вслух.

У Кэрол на руке красовалось колечко с красным камнем, которое она, по ее словам, получила в подарок на Рождество от Айрис. Барри сильно сомневался, что такой подарок ей по средствам.

– Он сказал, – похвасталась Кэрол, – что прольется золотой дождь, как только я появлюсь у него за стойкой в «Росслин Парк».

– Надеюсь, так оно и будет, – без особого энтузиазма согласился Барри.

Чтобы увидеть Кэрол и полюбоваться ею на новом месте, где «льется золотой дождь», ему надо было свернуть налево от станции метро, дойти до отеля и заглянуть в вестибюль, но его почему-то опять потянуло в Хэмпстед. И он повернул направо. То ли он не поверил ее рассказу про «Росслин Парк», то ли испугался, что она заметит его, решит, что он проверяет ее и рассердится.

Но повторный визит в арку перед домом Ванда ничего не дал. Там была не Кэрол. Он столько раз видел ее одевающейся и раздевающейся, что никаких сомнений быть не могло.

Возвращаясь к метро, он стыдил себя за глупую ревность, унизительную роль соглядатая, подсматривающего за чужими любовницами. И идти в «Росслин Парк» и выглядывать там Кэрол у него пропало всякое желание. Ему не хотелось знать, обманывает ли она его. Не зная, жить проще.

Он возвратился домой привычным путем.

Хупи со Стефани Изадорос, Черная Красотка и пара других ребят помоложе расселись на скамейках Бевин-сквер, поедая что-то остро пахнущее из промасленных бумажных пакетов. Стоило только Барри завидеть Хупи даже издали, как его словно пронзало электрическим током, вспоминалась боль, когда твердый носок ботинка вламывался ему между ребер.

Сейчас никто из этой компании не обратил на него внимания. Однако Барри опустил руку в карман и нащупал завернутый в мягкую тряпицу пистолет. Он вроде бы не нуждался в оружии, но оно давало ему ощущение внутреннего комфорта, какое дает кому-то пухлая пачка денег в бумажнике или воспоминание о недавно услышанных из уст любимой женщины нежных словах.

Едва эти мысли пронеслись у него в мозгу, как ощущение комфорта тут же уступило место проклятым сомнениям. Так ли уж он уверен, что это не Кэрол навещала спальню Теренса Ванда? Тогда, стоя в арке и наблюдая за ней издали, он убедил себя, что это совсем другая женщина. Разве не могло его подвести собственное воображение? И уверенность в том, что Кэрол находится совсем в другом месте, за регистрационной стойкой «Росслин Парк» отеля.

Положить конец своим метаниям и мукам ревности Барри мог только одним простым действием – позвонить туда по телефону. Аппарат стоял на полочке рядом с фотографией Дэйва. Барри не знал номера «Росслин Парка», но ведь существует справочная служба. Правда, если Кэрол сейчас в отеле, это еще не будет стопроцентным доказательством того, что час назад ее не было в спальне Ванда. И все-таки стоило попытаться.

Барри дозвонился в справочную и узнал номер отеля, но дальше этого он не продвинулся. Однако на него подействовало ободряюще даже то, что ему дали номер «Росслин Парка». Он сразу же пришел в благодушное настроение, как будто раньше вообще не верил в существование отеля с таким названием.

Он поменял простыни на кровати, пропылесосил спальню, собрал в корзину грязное белье для прачечной.

Когда Теренсу сообщили, что обмен подписанными договорами произошел, депозит внесен и находится у поверенного Голдшмидта и определена дата окончательного оформления сделки – 15 февраля, он зашел в агентство путешествий неподалеку от дома, где жила его мать, чтобы зарезервировать билет на рейс в Сингапур на это же число.

Лишь только дело подошло к благополучному финалу, мужество, как это всегда случалось с ним, отказало Теренсу, стоило лишь ему представить, что он окажется один-одинешенек с чемоданом, полным денег, где-нибудь в Центральной или Южной Америке. Нет уж, лучше податься в более цивилизованный Сингапур, а оттуда на местном самолете или корабле на остров Бали. В рай для состоятельных туристов.

Все это зависело, конечно, от времени рейса на Сингапур. Деньги Голдшмидта будут переведены с его банковского счета и попадут на счет Джона Говарда Фиппса в полдень пятнадцатого февраля. Таким образом, у Теренса будет в распоряжении три с половиной часа до закрытия банка, чтобы снять их со счета. Он должен успеть это сделать и тут же отправиться в Хитроу. Перспектива провести вечер или даже ночь в Лондоне наполняла его ужасом. Его нервы этого не выдержат.

Фургон, нанятый Голдшмидтом для переезда и загруженный мебелью, прибудет вскоре после ланча. Дом на Спринг-клоуз тоже будет полон мебели, мебели Фреды, а ее машина будет занимать гараж Разумеется, это явится для новых хозяев неприятным сюрпризом, и сразу же возникнут проблемы, которые Теренса уже не коснутся, если он будет на пути в аэропорт.

Большим облегчением для него было узнать, что австралийский рейс с посадкой в Бахрейне и Сингапуре отправляется в девять сорок пять вечера. Он заказал себе место в эконом-классе и воспользовался скидкой, так как оплачивал билет за месяц вперед авансом. Его новая кредитная карточка, полученная этим утром, как раз здесь и пригодилась. Той же почтой из юридической конторы Теренсу прислали документ под заголовком «Передача прав в целом», где упоминалось что-то о регистрации земельного участка, и требовалась его подпись. Его и еще кого-нибудь. В данном случае свидетеля.

Теренс сел в машину и спустился с холма в бар, где нашел Кэрол Стартфорд и угостил ее ланчем. До этого он, прочитав присланный документ, позаботился о небольшом подарке для нее и купил по дороге кольцо с красным камнем, которое тут же вручил ей до начала разговора.

– Никаких новостей о малыше? – поинтересовался Теренс ради приличия.

– Ни малейших. – Кэрол уже привыкла, что преамбулой к любому разговору с кем бы то ни было служили вопросы о Джейсоне.

– Он ведь не мой ребенок. Ты это знаешь, Кэрол.

– Я никогда и не говорила, что он твой. Я догадываюсь, от кого этот слух исходит, но могу сказать твердо – не от меня.

Теренс пожал плечами. Тема Джейсона была исчерпана. Он сообщил Кэрол, что продал дом и попросил засвидетельствовать его подпись на одном юридическом документе.

Он рассудил, что Кэрол – единственный человек, к кому он мог обратиться с подобной просьбой. Единственная из его знакомых, кто, если ее начнут расспрашивать – до 15-го февраля, естественно, а потом это будет уже неважно, – станет лгать стойко и нагло, хотя бы из принципа, из презрения к тем, кто ее допрашивает. Она единственная, кто не станет рассматривать документ слишком внимательно. Ее носик чуял, что там непременно кроется какая-то мошенническая уловка, но это как раз было ей по душе.