Текст книги "Заложники страсти"
Автор книги: Рут Райан Лэнган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Однако смотрела она лишь на одного человека. Он стоял среди них, на голову возвышаясь над своими друзьями и подданными, ничем не выдавая терзавших его чувств. Высокий и могучий, как великан, несгибаемый, как величественные дубы, что простирали свои ветви среди любимых им лесов Нагорья, он все смотрел и смотрел на нее.
Леонора почувствовала, что вот-вот потеряет самообладание. У нее не было больше сил сдерживать слезы. Так стремительный напор реки прорывает плотину – обжигающие слезы заструились по ее щекам, глаза ее словно горели огнем, в горле пересохло, а сердце, кажется, разбилось на миллион острых осколков.
Облака затянули ночное небо. Диллон вышагивал по заросшим дорожкам сада, в котором отцветали розы. Собаки неустанно следовали за ним по пятам. Все в Кинлох-хаусе давно уже удалились на покой, а Диллон все никак не мог найти себе места. Мысль о том, что ему придется одному возвращаться в свои комнаты, казалась невыносимой. И вот он ходил и ходил, и думы его были чернее грозовых облаков, собиравшихся в небе.
Поскорее бы уж началась буря. Ведь именно в такую грозовую, бурную ночь он и Леонора впервые дали волю яростной страсти, что давно уже пылала между ними.
Словно чувствуя мрачное настроение хозяина, собаки ворчали, лаяли и прыгали на стену, окружавшую сад. На ту самую стену, подумал Диллон, и новая волна боли нахлынула на него. Вот она дверь, через которую Леоноре удалось совершить побег. Господь Всемогущий, да у него просто нет сил видеть эту стену.
– Успокойтесь же вы, глупые псины, – прошипел он.
Но собаки, очевидно возбужденные приближением бури, залаяли громче, не переставая рычать и прыгать на стену.
Раздраженный, Диллон направился было ко входу в крепость, но собаки отказывались последовать за ним. Вместо этого они продолжали заливаться лаем, пока Диллон вдруг не задумался, пытаясь понять, в чем тут дело. Да что же такое с ним приключилось? Неужели он совсем потерял голову? Ведь собаки наверняка что-то услышали или учуяли. Что-то их беспокоит.
Положив руку на рукоять меча, висевшего на перевязи, Диллон пересек сад и толкнул тяжелую дверь. Собаки тут же рванулись в образовавшуюся щель и, рыча и скуля, побежали вперед. Диллон постарался не отставать от них.
Миновав заросли кустарника, они оказались на дальнем конце косогора. Собаки все бежали вперед и вдруг остановились, окружив что-то, смутно проступающее в темноте.
Диллон почувствовал, как сердце замерло в его груди, когда он подошел ближе и понял, что именно привело собак в такое неистовство. Опустившись на колени посреди пряно благоухающего вереска, он перевернул бесчувственное тело и увидел израненное, окровавленное лицо юного Руперта.
Не кто иной, как Гвиннит, стоявшая на верхнем ярусе башни возле клеток с голубями, заметила странную процессию, что пересекала окутанный ночным мраком луг. Блеснула молния, и девушка ясно увидела фигуру милорда и его тяжелую ношу. Подхватив юбки, Гвиннит поспешила вниз по ступенькам лестницы и разбудила мистрис Маккэллум.
– Скорее просыпайтесь, – позвала она, дергая пожилую женщину за ночную сорочку, пока та окончательно не проснулась. – Милорд несет какого-то несчастного. Наверное, с кем-нибудь из горцев случилась беда.
К тому времени, как Диллон приблизился к крепости, две женщины уже поджидали его у двери, ведущей из сада внутрь дома. На мгновение они потеряли дар речи, увидев, кого именно несет хозяин.
Собравшись с силами, мистрис Маккэллум принялась командовать:
– Приготовь скорее постель, Гвиннит, и разбуди всех слуг. Если мы хотим спасти этого парня, нам нельзя терять ни минуты.
Голос Диллона был подобен грому:
– Мистрис Маккэллум, мне понадобятся все ваши снадобья и целебные бальзамы.
Последовав за женщинами внутрь крепости, Диллон осторожно опустил юношу на постель, которую Гвиннит торопливо разложила рядом со своей собственной кроватью. То и дело в комнату на цыпочках заходили слуги и поспешно удалялись в разные стороны, по требованию домоправительницы разыскивая коренья и травы.
С помощью Диллона Гвиннит бережно сняла с Руперта разорванную и покрытую пятнами запекшейся крови одежду. Судя по жестоким ранам на теле юноши, можно было со всей очевидностью утверждать, что его собирались забить до смерти. Голова рассечена ударом меча. Глаза на распухшем лице крепко зажмурены. Рука сломана, а в ране на плече застрял маленький кинжал. Все раны уже давно воспалились.
– И как только парень остался в живых? – прошептала мистрис Маккэллум, принимаясь накладывать на раны свои целительные мази.
Видя, как тяжело ранен Руперт, Диллон распорядился позвать отца Ансельма. Священник, еще не совсем проснувшийся, поспешно опустился на колени возле юноши, совершил помазание и начал произносить на латыни слова отходной молитвы.
Услышав это, Гвиннит разрыдалась.
– Замолчи-ка, девочка, – побранила ее мистрис Маккэллум. – Сейчас не время лить слезы.
– Он не может умереть, – прошептала Гвиннит, прижимая к своей щеке большую ладонь Руперта.
В ее голосе было столько отчаяния, что Диллон и мистрис Маккэллум понимающе переглянулись поверх склоненной головы юной служанки.
– Я не знал, – кашлянув, проговорил Диллон, – что Руперт так дорог тебе, Гвиннит.
– Это так, милорд. Руперт, неуклюжий великан, значит для меня все в этом мире.
– Тогда ты останешься с ним и будешь рядом и днем, и ночью, пока он не поправится. Мистрис Маккэллум, – сурово обратился он к домоправительнице, – я запрещаю Гвиннит выполнять какую-либо работу в Кинлох-хаусе. Она должна ухаживать за Рупертом, пока он не окрепнет и не поправится. Вы поняли меня?
– Да, милорд.
Диллон хотел было подняться на ноги, но тут парень, который до этого момента не произнес ни слова, неожиданно пошевелил рукой и тихо застонал. Диллон немедленно снова опустился на колени и заговорил:
– Руперт, мальчик мой, ты слышишь меня?
– Да… – голос его был едва различим.
– Скажи мне, кто чуть не убил тебя. Этого негодяя тут же разыщут и сурово накажут.
– Это… – Юноша провел распухшим языком по запекшимся губам и попытался выговорить: – Это мерзавцы англичане…
– Англичане?.. – Диллону показалось, что сердце застыло в его груди, обратившись в кусок льда. – Ты хочешь сказать, это Эссекс и Блэйкли?
– Да, милорд… Я… подслушал их планы… по пути обратно в Кинлох-хаус… Это они убедили лорда Уолтема… остаться в Англии и… задержать ваших братьев у себя в замке, пока они не вернутся… Они… они собираются убить миледи… и обвинить в этом… обвинить вас, милорд…
– Но почему? Неужели они думают, что Уолтем поверит, будто я способен убить его дочь, в то время как сам он удерживает в плену моих братьев?
– Они… они хотят доказать, что вы ярый враг англичан, одержимый местью… Им нужна война, а не мир!
Услышав слова юноши, Диллон почувствовал, что ему стало просто нечем дышать, словно весь воздух вдруг покинул его легкие. Господь Всемогущий… Он только что сам передал женщину, которую любит больше жизни, в руки презренных убийц.
Глава двадцать вторая
– Да простит меня Господь, Кэмюс. – Диллон, обезумевший от страха, расхаживал по своим комнатам, не в силах успокоиться. – Я сам передал ее в их руки.
Кэмюс наполнил кубок элем и молча наблюдал, как Диллон осушил его одним залпом, затем, яростно выругавшись, швырнул в стену, и кубок разлетелся на тысячу осколков.
Быстрыми шагами Диллон пересек комнату и снял со стены отцовский меч, висевший над камином.
– Ты должен собрать мое войско, Кэмюс. Я не могу ждать. Я немедленно отправляюсь в погоню.
– А что, если они уже добрались до Англии? – спросил Кэмюс.
Диллон прикрепил к поясу ножны и нагнулся, поднимая тяжелый дорожный плащ.
– Мне нет дела до того, как далеко они успели уехать. Если это будет необходимо, я готов отправиться за Леонорой хоть в самый ад. Мне известно лишь одно – я не успокоюсь, пока не спасу ее из лап этих бандитов.
– Ты должен уведомить отца леди, друг мой.
– На это у меня нет времени.
– Послушай меня. – Кэмюс схватил Диллона за руку и не отступил, когда друг метнул в него гневный взгляд. Разве он не обещал Леоноре, что будет Диллону настоящим другом? Диллон сейчас не в силах все как следует обдумать. Да и сам он не сумел бы справиться с волнением, подумал Кэмюс, если бы его возлюбленная оказалась в руках людей, подобных Эссексу и Блэйкли. Все в Кинлох-хаусе уже видели, что они сотворили с юным Рупертом. Воистину это бессердечные безумцы. – Если мы собираемся пересечь границу и вступить в Англию, нам непременно потребуется сотрудничество лорда Уолтема. В противном случае, если мы начнем разить английских солдат на земле англичан, нас с тобой, друг мой, могут ожидать лишь объятия тюрьмы Флит.[11]11
Тюрьма для государственных преступников, размещавшаяся в Лондоне неподалеку от Флит-стрит.
[Закрыть]
Хотя Диллон сейчас с трудом что-либо понимал, все же разумные слова друга сумели рассеять черную пелену ярости и гнева, застилавшую его глаза. Он медленно кивнул.
– Да, Кэмюс. Прости меня. Я был ослеплен. – Он глубоко вздохнул. – Собери людей. Прикажи им следовать за мной вдогон. Затем возьми с собой трех-четырех человек из тех, кому ты больше всего доверяешь, и отправляйся в замок лорда Уолтема.
– А как же ты, Диллон?
– Я не могу ждать, пока соберется все войско, – ответил Диллон, направляясь к двери. – Я выезжаю немедленно.
– Один? В такую бурю?
Диллон помедлил на пороге.
– Да. И молись, Кэмюс, чтобы я не опоздал.
– Нам следует где-нибудь укрыться от этой бури. – Герцог Эссекский указал на темный контур хижины впереди. – Я поеду туда и подготовлю укрытие. Джеймс, вы и ваши люди должны отправиться со мной. Элджер, оставайтесь здесь с леди. – На лице его заиграла зловещая улыбка. – Мы подадим вам сигнал свечой, как только убедимся, что все спокойно.
Всадники двинулись вперед, и Элджер подвел лошадь Леоноры к кустам можжевельника. Густые ветви хоть как-то заслонили их от проливного дождя.
– А почему бы нам не поехать прямо к хижине следом за остальными? – спросила Леонора. – Ведь нас защищает знамя Диллона Кэмпбелла. Вам стоит лишь попросить, и его соотечественники радушно встретят вас, как дорогих гостей.
– Едва ли это придется герцогу по нраву. Эссекс никогда ни о чем не просит. Он забирает силой. – Элджер коротко рассмеялся, припоминая, сколько разрушений оставили они за собой по пути в самое сердце Шотландии. Даже закаленные в сражениях воины, сопровождавшие их, были потрясены жестокостью и зверствами, которые чинил герцог Эссекский. Казалось, он наслаждается, проливая кровь невинных людей. Сейчас по всей стране среди горцев наверняка уже распространилась весть о том, что банда английских солдат убивает беспомощных крестьян под защитой знамени Диллона Кэмпбелла. Теперь перед ними не откроется ни одна дверь.
Леонора почувствовала, что не в силах скрывать более свою тревогу.
– Он ведь не обидит этих ни в чем не повинных людей?
Элджер подъехал ближе и приобнял девушку одной рукой, испытывая наслаждение от внезапного возбуждения. Из-за преданности проклятому долгу он слишком давно не держал в объятиях женщину.
– Не бойтесь, миледи. Он просто… воспользуется их хижиной, пока не пройдет буря.
Леонора с облегчением вздохнула и тут же подхлестнула лошадь, заставляя ее отступить подальше. Спустя несколько минут она заметила:
– Смотрите, вот сигнал.
Элджер почувствовал раздражение – он так надеялся провести наедине с леди побольше времени. Благодаря самоуверенным манерам и приятной наружности ему обычно удавалось, пустив в ход все свое обаяние, завоевать доверие любой самой знатной дамы. А уж от доверия до постели только один шаг…
Взяв поводья лошади Леоноры, он поехал через заросший высокой травой луг к маленькой крестьянской хижине. У самой двери он помог Леоноре сойти с седла, намеренно позволив своим рукам подняться так высоко, что они скользнули по ее полной груди, вздымавшейся под тяжелым плащом.
Леонора поспешно отвернулась, и он не успел увидеть ее разгневанный взгляд. Однако, следуя за девушкой внутрь хижины, Элджер решил быть начеку в ожидании, пока уснут остальные. Он надеялся насладиться прелестями миледи до того, как она… достигнет конца своего путешествия.
Войдя в хижину, Леонора огляделась. Герцог Эссекский сидел у стола и доедал остатки жареного цыпленка или куропатки. Джеймс Блэйкли и его солдаты торопливо утоляли жажду – кажется, в углу комнаты стоял целый бочонок с элем.
– А где же крестьяне, что живут здесь? – спросила Леонора.
Эссекс поднял глаза и посмотрел на нее с улыбкой, от которой мурашки пробежали по ее спине.
– Они предпочли удалиться в хлев и ночевать со свиньями, лишь бы не находиться под одной крышей с ненавистными англичанами.
Леонора заметила пустую колыбель.
– Почему же тогда они не взяли с собой постель для младенца?
Эссекс пожал плечами.
– Кто поймет этих неотесанных дикарей? Не желаете ли отведать немного жареной дичи, миледи?
– Нет, благодарю вас. – Дрожа от холода, она подошла ближе к огню, плотнее запахиваясь в плащ, словно стараясь укрыться от взглядов, которые чувствовала на себе. И Эссекс, и его люди почему-то вызывали у нее смутное беспокойство, ей было не по себе в их присутствии.
– Вам лучше немного вздремнуть, миледи. – Голос Элджера раздался совсем рядом с ней, и Леонора нервно вздрогнула.
– Я не устала.
– Возможно, вы слишком взволнованы тем, что покидаете, наконец, эту проклятую страну, – язвительно проговорил Джеймс, поднося к губам чашу с элем. Похоже, спиртное развязало ему язык.
– За что вы так ненавидите их? – спросила Леонора.
Откинув в сторону полу плаща, Джеймс сдвинул рукав рубашки и показал ей старый, неровно сросшийся длинный шрам.
– Вот чем наградил меня много лет назад один презренный горец.
– Я уверена, среди горцев многие страдают от подобных шрамов, нанесенных острием английских мечей. Но ведь это не причина для того, чтобы всю жизнь таить на них зло. – Леонора мягко улыбнулась. – Неужели вы не можете забыть свой гнев и начать все заново?
Джеймс улыбнулся ей в ответ, и на мгновение у Леоноры мелькнула мысль о том, как же красивы Блэйкли – и отец, и сын. Однако едва она услышала его слова, как улыбка исчезла с ее лица.
– Да я-то могу начать все заново. Но шотландцы на такое не способны. Слишком уж они обидчивы. Видите ли, тому горцу взбрело в голову, что его хорошенькой дочурке не пристало делить со мной ложе. Я придерживался иного мнения. А потому, пронзив его своим мечом, я не только овладел его красоткой дочерью, но и позабавился с его женой. – Джеймс огляделся по сторонам, явно довольный тем, что присутствующие весело расхохотались, услыхав такую шутку. Откидывая назад голову, он добавил: – А младших сынков того чурбана я заставил смотреть на это дело.
Эта реплика развеселила всех еще пуще.
Леонора почувствовала себя так, словно ей дали пощечину. Краска праведного гнева выступила на ее щеках. Ей припомнились все полные ужасов рассказы, которые она слышала от служанок в Кинлох-хаусе. В каждой из этих историй говорилось о новых, еще более ужасных злодеяниях англичан. И каждый раз, слушая эти истории, Леонора испытывала гнев и отвращение при мысли о людях, способных на подобные преступления. И вот теперь эти люди перед нею. Мало того, они еще называют себя друзьями ее отца! Сейчас они во все глаза смотрели на нее и хохотали. У Леоноры было такое чувство, словно насилие было совершено над ней самой.
– И это еще не все, миледи, – проговорил Джеймс между приступами смеха. – Примерно через две недели я вернулся и привел с собой целую армию. В тот день мы перебили весь клан, когда горцы отдыхали на одном из лугов Нагорья. Я лично позаботился о том, чтобы никто не остался в живых. Сами понимаете, мне не хотелось бы, чтобы спустя годы какой-то недобиток решил отомстить мне или моему роду.
– Господь Всемогущий… – Леонора прижала пальцы к губам, когда вдруг поняла, о какой ужасной тайне нечаянно проговорился Джеймс.
Это он пытался уничтожить клан Диллона. И это он оставил страшную отметину на лице мальчика, и не только на лице, но и в душе, и в сердце, – рану на всю жизнь.
Возмущенно посмотрев на Джеймса, Леонора вынула из пустой колыбельки теплое одеяльце, затем пересекла комнату и остановилась возле герцога Эссекского, собирая остатки трапезы, которые он доедал с таким удовольствием.
– Что вы делаете? – спросил он.
– Я собираюсь отнести теплое одеяло и остатки еды крестьянам. Могу сказать, что я бы предпочла делить с ними свиной хлев, а не оставаться здесь с подобными скотами.
Она успела открыть дверь прежде, чем Элджер, громко выругавшись, схватил ее за запястье.
– Нет, Элджер, – приказал Эссекс, снова рассмеявшись. – Не останавливайте ее. Мне кажется, вам следует проводить леди в хлев. Посмотрим, действительно ли она… готова присоединиться к этим крестьянам.
Элджер переводил взгляд со своего отца на Эссекса. Оба ухмылялись. Остальные хохотали, наслаждаясь новой шуткой.
Элджер пожал плечами и взял из ниши в стене горящий факел.
– Пойдемте, миледи, я провожу вас к крестьянам.
Проливной дождь смывал все следы, и увидеть на земле отпечатки копыт становилось невозможно. Казалось, нет уже никакой надежды проследить, куда отправились всадники. Примятая их лошадьми трава плавала теперь в лужах, а увидеть в кромешной тьме обрывки одежды или простые нити, которые, вероятно, зацепились за колючки и цепкие ветки, не представлялось возможным. Единственное, за что Диллон был благодарен судьбе, так это за ровный шум дождя и отдаленное ворчание грома, которые надежно заглушали стук копыт его лошади.
Он скакал вперед и вперед, безжалостно погоняя лошадь. Он не знал, какой путь избрал Эссекс, но одно было ему доподлинно известно: англичане стремятся как можно скорее оказаться за пределами Шотландского Нагорья. Однако жива ли еще Леонора или же уже пала от рук убийц, Диллон не знал. Ясно другое: по замыслу негодяев леди должна быть убита к тому времени, когда шайка достигнет замка ее отца. Тогда их ложь, которая чуть не стоила жизни Руперту, не вызовет ни у кого никаких сомнений. В конце концов, разве они не благородные английские дворяне? С другой стороны, сам Диллон известен всем англичанам как неотесанный горец-дикарь. Едва станет известно, что Леонора мертва, как вся Англия ринется за ним в погоню.
Хрупкое равновесие мира, установившегося между двумя соседними странами, в таком случае будет навеки нарушено. Возможно, именно благородный порыв предотвратить войну должен был бы сейчас вдохновлять Диллона, однако это было не так. В сердце своем он чувствовал лишь одно желание, лишь одно имя придавало ему силы неустанно двигаться вперед. Леонора. Его прекрасной, нежно любимой Леоноре угрожает сейчас смертельная опасность. Если она погибнет, его собственная жизнь потеряет смысл.
Плотнее запахнувшись в плащ, чтобы укрыться от дождя, Диллон пришпорил лошадь, понуждая ее перейти в галоп.
Леонора подняла капюшон плаща и вышла наружу. Несмотря на дождь, цветущий вереск пряно благоухал в темноте, когда они перешли поле, направляясь к грубо сколоченному хлеву для домашнего скота.
– Позвольте предупредить вас, миледи. – Элджер шагал рядом с ней, высоко держа факел, чтобы освещать дорогу. – Проявите мудрость и будьте осторожны, иначе вы навлечете на себя гнев герцога Эссекского.
– Мне нет дела до Эссекса. Он недостоин своего титула.
– Может быть… Однако, миледи, он обладает громадной властью. И вы еще не достигли безопасных пределов замка вашего любящего отца.
Она остановилась и повернулась, глядя ему в глаза.
– Вы пытаетесь запугать меня, Элджер?
Он пожал плечами, и от улыбки, которая заиграла на его губах, Леоноре вдруг стало не по себе. Странно…
– Просто я полагаю, миледи, что в обществе таких могущественных людей, как герцог и мой отец, вам особенно нужен друг.
– И этим другом готовы стать вы?
Он взял ее свободную от ноши руку в свою и опустил факел так, чтобы видеть глаза девушки. Голос Элджера звучал тихо и обольстительно.
– Если бы вы позволили мне, я стал бы вам больше чем другом.
Леонора вырвала у него свою руку и отвернулась, затем приподняла юбки, чтобы не намочить их в высокой траве, и быстро зашагала к деревянной постройке.
Позади нее раздался голос Элджера, и звучал в нем не только гнев, но что-то еще. Что-то, чего Леонора не могла разобрать. В его словах чувствовалась глумливость, словно он знал какой-то секрет, в который Леонора еще не была посвящена.
– Не забывайте, что я предлагал вам свою дружбу, миледи. Помните об этом, ведь всего через несколько секунд вам так понадобится помощь друга.
Леонора отворила дверь хлева и задохнулась от обычных для скотного двора запахов. Навоз. Земля. Вонючее зловоние множества живых созданий, скученных на столь малом пространстве.
Свиньи, куры и овцы встревожено зашевелились, пока Леонора тщетно всматривалась в темноту, пытаясь рассмотреть семейство, укрывшееся тут от захватчиков-англичан.
– Добрые люди, я принесла вам еду и теплое одеяло, – приветливо окликнула она.
Молчание было ответом на ее слова. Все было тихо, только проблеял ягненок да животные продолжали беспокойно шевелиться.
Леонора сделала несколько шагов вперед, передвигаясь на ощупь, пока рука ее не коснулась противоположной стены хлева. В темноте она обо что-то споткнулась и чуть было не упала. Нагнувшись, она нащупала грубую ткань крестьянской блузы.
– Добрый человек, – мягко проговорила Леонора, – простите меня за то, что я разбудила вас, но я принесла вам еду и теплое одеяло для вашего малыша.
Невыносимое зловоние ударило ей в нос. Леонора пошатнулась – никогда ранее ей не доводилось сталкиваться с такой омерзительной вонью. В ту же секунду она отняла руку и отпрянула назад. Только тут она поняла, что пальцы ее были измазаны чем-то теплым и липким.
– Ну что, нашли вы своих крестьян? – поинтересовался Элджер, появляясь на пороге.
С этими словами он поднял факел, освещая все помещение. Стены, земляной пол, даже крыша – все было забрызгано кровью. Кровь покрывала щетину свиней. Кровью была залита шерсть овец. Кровью были запятнаны перья кур и цыплят. А на полу, истоптанные копытами обезумевших животных, лежали искалеченные, окровавленные тела крестьянской семьи – мужчины, женщины и двух девочек, одна из которых была еще совсем малышкой.
Леонора услышала, как высоким голосом пронзительно закричала женщина, и не узнала свой собственный голос. Всхлипывая и задыхаясь, она, закрыв лицо руками, выбежала из хлева и бросилась прочь через луг. Остановилась она лишь спустя несколько мгновений около дерева, и то лишь потому, что к горлу ее подступила тошнота.
Леонора не заметила, что упала, что около нее остановился и встал на колени мужчина, поднимая факел, чтобы увидеть ее лицо. Нижний край ее плаща был измазан пометом животных и кровью. Капюшон спустился с ее головы, и волосы влажными локонами рассыпались вокруг лица. Глаза, покрасневшие и распухшие, казались слишком блестящими и яркими на лице, в котором не было ни кровинки.
– Ну а сейчас… – поинтересовался он, беря в свою ладонь ее холодную, безжизненную руку, – а сейчас вы по-прежнему желаете присоединиться к этим крестьянам, миледи?
Она с трудом нашла в себе силы ответить:
– Это они убили их – Эссекс, и ваш отец, и все остальные. Это они злодейски убили ни в чем не повинных крестьян.
Леонора ожидала, что он будет так же разгневан и возмущен, как и она. Вместо этого он просто сказал:
– Да. Им не впервой. Что тут такого? Точно так же они будут поступать и впредь, пока мы не покинем эту мерзкую страну презренных язычников.
– Вам известны их злодеяния, и вы не обвиняете, не осуждаете их?
– Осуждать их? Я всего лишь простой воин, миледи, и я выполняю приказы моего командира. Что бы мы ни делали, мы делаем это ради Англии.
Она отшатнулась от него.
– Нет… Ведь Англия и моя страна, и вы не можете делать все это ради меня. Вы творите все это потому, что получаете наслаждение. Убивая беспомощных людей, вы ощущаете свое могущество и всесильность!
Тон его голоса стал жестче.
– Мы поступаем так потому, что они заслуживают этого. Они – наши враги. А теперь пойдемте, миледи. Нам уже пора вернуться в хижину.
– Нет! Мне невыносима одна мысль о том, что придется быть рядом с подобными чудовищами.
– Но у вас же нет выбора, – ответил он терпеливо, словно разговаривая с ребенком. – Вы сейчас находитесь под нашей защитой. Ваша судьба в наших руках, миледи.
Судьба… Теперь ей стала известна ее судьба. Эти люди вовсе не собираются вернуть ее отцу. По крайней мере, живой ей его уже не увидеть. Ведь, если она останется в живых, она всем расскажет об их злодеяниях. Теперь, когда ей пришлось стать свидетельницей их варварских преступлений, она осуждена на смерть. Ей вдруг вспомнилась шайка наглых вояк, которых она когда-то повстречала в лесу. Люди, в обществе которых она находилась сейчас, называли себя благородными дворянами, но на самом деле ничем не отличались от тех негодяев.
Никогда еще Леонора не чувствовала себя такой одинокой. Сейчас рядом с ней не было ни Диллона Кэмпбелла, ни отца, чтобы защитить ее.
– Ничего не бойтесь, миледи. Я обещаю вам свою дружбу. – Элджер помог ей встать и отвел прядь влажных волос с ее щеки, позволив своей руке на мгновение задержаться на ее волосах. Обняв ее одной рукой за плечи, он повел девушку к хижине. – Если вы не навлечете на себя мой гнев, если будете… слушаться меня во всем, я сумею спасти вас от остальных.
Словно онемев, ничего не ощущая, она шла рядом с ним. Слезы почти высохли на ее щеках. Дрожь, охватившая ее в первое мгновение, прекратилась. Однако картина, которую она увидела в хлеву, казалось, навеки запечатлелась в памяти. Она никогда ее не забудет. И никогда не сможет простить тех, кто совершил это преступление. Пока ей еще неизвестно, каким образом, но она заставит их заплатить за содеянное.
Странное спокойствие неожиданно снизошло на Леонору. Она подняла взор к небу и увидела, что буря уже миновала, оставив позади себя лишь непрерывный проливной дождь. Далеко на востоке первые, еще робкие лучи солнца уже протянулись вдоль горизонта, подобно светлой ленте. Начинался новый день, а с ним появился и новый шанс спастись бегством от этих оборотней, которые оскорбляли всех англичан тем, что выдавали себя за английских дворян.
До тех пор пока у нее останутся силы жить и дышать, поклялась Леонора, она будет бороться. Она должна непременно сбежать от них и выжить, чтобы разоблачить злодеев.
