Текст книги "Единственная"

Автор книги: Рустам Ниязов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Рустам Ниязов
«Единственная»
Фантастический рассказ

Предупреждение:

Все события и имена героев вымышлены, все совпадения c реальными персонажами случайны; в тексте есть нецензурные выражения.

1

Простая русская девушка Настя Проклова, рядовая пограничных войск, стояла перед зеркалом, пристально рассматривая свое лицо. Служила она недавно и на погранслужбу, честно говоря, попала случайно. Она долго проработала на таможне оператором в отделе регистраций грузов и перевозок. Получала гроши, пока кто-то из подруг не надоумил пойти к погранцам, благо работали под боком. Подала заявление и буквально через неделю получила вызов на собеседование, в районный отдел КНБ.

С самого рождения она жила в Георгиевке, славном маленьком городке на стыке двух южных республик. Рано вышла замуж, и так же рано развелась. В ЗАГСе, на дежурный вопрос о причине развода, молодые отделались стандартным «не сошлись характерами», что, впрочем, было недалеко от истины. Всучили «пятихатку» мрачной служивой конторской даме и через неделю получили акт о разводе.

Семейная жизнь, так неудачно начавшись, не удалась и второй раз, когда родственники нашли одинокой девушке нового жениха. Высокий и статный Володя, тракторист из соседнего совхоза, точнее с фермерского хозяйства, как теперь величают, был ей знаком и раньше, они часто виделись на остановках или в каких-то магазинах. Городок-то маленький, все знакомы друг с другом, в той или иной степени.

С Володей тоже не заладилось. Его грубоватые шутки уже не казались смешными и залихватскими, как в период ухаживаний. Как многие мужья, быстро устающие от семейной жизни, он подсел на вечную дурную привычку посмеиваться над своей спутницей, находя ее некрасивой, говорливой или глупой. Володя выбрал предметом своего подспудного недовольства явную физическую непривлекательность Насти. То посмеется над ее носом, излишне массивным для маленького девичьего лица, то проедется по довольно заметному пушку светлых волос над губой, что конечно, обидно вдвойне. Он не без издевки в голосе предлагал ей воспользоваться бритвенной машинкой, словно эта растительность была каким-то уродством, которое надо удалить.

Настя рассматривала этот самый пушок в тысячный раз, надкусывала верхнюю губу, морщилась, облизывала языком. Вдруг приходила в голову шальная мысль: не смахнуть ли, действительно, это все бритвой.

Она горько вздохнула и тут же пожалела об этом вздохе, потому что на левой стороне груди протяжно заныл огромный синяк, полученный во время вчерашней ссоры. Автором синяка, конечно, был Володя. Он приехал вчера слишком поздно, уже за полночь, злой как черт. И не понимала Настя, чего ему так злиться: то он зол на погоду, то на дурное начальство, то на технику, которая вечно ломается. Настя – девчонка сельская, знает что к чему и понимает, что жить теперь стало намного лучше, не то что раньше. Районная администрация закупила отличные зарубежные комбайны, теперь Володя ездит на толковой голландской технике, а не на раздолбанной «Ниве». Зарплаты тоже не позорные, с привязкой к отработке, погектарно. Есть стимул работать и работать, хоть за двоих паши, никто ничего не скажет. Так нет же, злой как черт!

Настя снова вспомнила вчерашний вечер, сутулую спину мужа над столом. Он недовольно полощет ложку в тарелке с борщом, подмахивает дежурную рюмку с водкой, снова елозит, не закусывая. И говорит, говорит... О дрянной соляре, о бригадире-долбоебе, о рулевой гидравлике, которая то слишком чувствительна для его мужественных рук, то слишком тормозная, будто разладил ее кто.

– И ведь не возьмешь ключ и не полезешь под машину, техника-то опечатанная, нельзя самому лезть, боятся капиталисты хреновы, что снесу чего-нибудь. Нет же, надо гнать на станцию, к мастерам, которым уже все можно, которые и есть настоящие воры.

Вот он и бубнит и бубнит, не разгибает спины. И просит еще рюмашку, как бы между прочим.

Настя, конечно, говорит «нет». Больно часто стал Володя закладывать, а как напьется – держись. Спуску она ему, конечно, не давала. Она только ростом не вышла, а физика в ней есть, может за себя постоять. Однажды, на володину пьяную пощечину она ответила пинком прямо в промежность агрессора, да так, что согнулся гад в прямой угол и выл как волк. С тех пор, он когда драться лезет, то прет бочком, оберегая свою манду, зная, что везде силен мужик, кроме двух его заветных мест – шея и пах.

Одним словом, не поставила она ему вторую рюмку, отвернулась к тазику и стала мыть посуду. Тогда Володя молча поднялся, подошел к ней, с силой развернул к себе лицом и так же молча, коротко размахнувшись, ткнул ее в грудь своим кулачищем. Костяшками пальцев ударил, специально, чтобы до грудной клетки промять. Настя, бедная, задохнулась от дикой боли, а он спокойно, как ни в чем ни бывало, подошел к шкафу, достал бутылку и отцедил сколько хотел.

Настя вернулась к действительности и снова посмотрела в зеркало. Она отстегнула пуговицы на пятнистой форме, задрала футболку и осторожно оттянула бюстгальтер. Нижняя половина всей груди порозовела, с тремя крупными синюшными пятнами от володиного кулака. Одно из пятен краем легло на сосок, который непривычно разбух, и горел огнем, словно от воспаления. Настя осторожно коснулась его и тут же цыкнула от боли. Из соска выделились мелкие шарики светло-розовой жидкости, которые слились в одну полновесную каплю.

– Козел! – произнесла Настя в сердцах. Больше не прикасаясь к груди, она осторожно оделась. И как раз вовремя, потому что в коридоре, за дверью туалета раздался голос прапорщика Ержика.

– Проклова! – прокричал он. – Там машина стоит в досмотровой!

«Надо бы к врачу, – мелькнула мысль. – Ладно, забегу сегодня к замначу, может отпустит,» – решила Настя.

Она вышла из туалета, на ходу крикнула «иду» и толкнула дверь на выход. В эту осень стояла необычно жаркая погода, солнце ослепило ее горячим светом. Она поглубже надвинула на глаза козырек кепки и взглянула на двор. Под синим куполом пропускного пункта медленно проезжали машины. Одна из них была отогнана на пятачок, огороженный бетонными бортиками. Настя вернулась в коридор и направилась в дежурку. В залитом солнцем закутке сидел прапорщик, подперев подбородок руками.

– Где журнал? – спросила Настя, оглядывая стол.

– А, сейчас, – сонно произнес служивый, и глянул куда-то вниз, в распахнутую дверцу тумбочки. Он извлек на свет синюю тетрадку, которые раньше, в союзе, называли «общей тетрадью». На нее прозрачным скотчем был наклеен ярлычок с надписью «Журнал углубленного досмотра автосредств». Взяв журнал, она снова вышла в досмотровую, и направилась к ожидавшей машине.

– Вы – водитель? – спросила Проклова у высокого мужчины, стоявшего к ней спиной. Он обернулся:

– Да, я.

– Вас отправили на досмотр, подождите минуту.

Она бегло глянула на номер машины и снова вернулась в дежурку.

– Эдик, набей, пожалуйста!

– Ага, – сказал тот, потянув к себе клавиатуру компьютера. Им еще месяц назад обещали дать рации, чтобы погранцы не бегали постоянно к друг другу по мелочам. Но техники до сих пор нет, приходится двигать ногами.

– Давай, – с готовностью сказал он, открыв программу досмотра.

– Машина «Ауди сто», номер А 1942 БИ, – скороговоркой продиктовала Настя. Она дождалась, когда прапор махнет головой, мол все напечатал, и ушла на досмотр. Подошла к машине, сверила номер и марку с записью в журнале. Водитель протянул ей документы, но она отмахнулась от него, сказав бесцветно и отрывисто:

– Только права, документы на машину показывать не надо. Вы уже на посту показали их.

– А, ясно, сестричка, – сказал он и спрятал документы в карман рубашки. Настя смерила его взглядом, но только вскользь, чтобы не вызвать смущения. Водитель был хорош телом, высокий и плотно сложенный. Смуглое кавказское лицо заросло бородой до глаз, но растительность была ухоженной. Волосы на висках и ниже, на скулах, были седыми. Чем-то он напомнил ей певца Шуфутинского, но более моложавого. «Даргинец, наверное,» – подумала Настя про себя, записывая в журнал фамилию и номер удостоверения. Она вернула права водителю и прошла к задней двери.

– Откройте багажник, пожалуйста.

Водитель с готовностью открыл дверцу. В багажнике валялся уже привычный глазу хлам: щетка в футляре, помятые пластиковые бутылки с желтоватой жидкостью, какие-то тряпки, моток проволоки.

– Откиньте пол, – попросила она все с таким же отработанным голосом.

– Зачем?

– Откиньте! Мне надо посмотреть состояние запаски и так далее.

– Хорошо, сестричка! – сказал он покорно и откинул пластиковый настил багажника. Под ним лежала запаска, а в глубоких боковых нишах пара каких-то пустых смятых бутылей из-под минералки.

– Приподнимите запаску, – скомандовала Настя. И тут же почувствовала, что водитель немного напрягся, не решаясь выполнить ее просьбу. «Блинская ляля! – выругалась Настя про себя, ожидая какой-нибудь подвох. – А вдруг там оружие? Или наркотики. Вдруг он психанет и набросится на меня?» Впрочем, этот даргинец не производил впечатления человека глупого или неосторожного. Точно не из тех, кто додумается прятать наркотики под запаску.

Настя немного отстранилась от багажника, поворачиваясь к водителю лицом. Она спокойно повторила свою просьбу:

– Откиньте, пожалуйста, запаску.

Водитель скорчил удивленную гримасу и приподнял колесо. Под ним лежал небольшой пухлый пакет.

– Что там? – спросила Настя, отстранившись еще на один шажок, но очень маленький, что бы не выдать своей тревоги. Опять и не ко времени заныла ушибленная грудь. Настя машинально подняла руку, чтобы приложить ладонь к синяку, но сдержалась. Водитель пожал плечами и что-то пробормотал.

– Откройте пакет, – все так же спокойно напирала она. Это подействовало, водитель вытащил пакет из-под колеса и нехотя протянул его, держа бережно, словно кулек с куриными яйцами.

2

Вся какая-то замасленная, перевязанная крест на крест то ли бечевкой, то ли шпагатом – она проделала длинный путь из самого Узенгу-Куша, где покоилась до поры до времени в маленьком, едва заметном кратере. Она прошла через массу рук, не давая ни одному живому существу права взглянуть в свое нутро. Ни одна рука не смогла развязать бечевку и раскрыть затхлые эти страницы и увидеть там то, что не дозволено было видеть. Теперь она лежала в надежных ладонях, выставленная на весу перед маленьким веснушчатым женским лицом. Лицо женщины было слегка перекошено от телесной боли. Боль исходила из левой стороны грудины, от крупной гематомы. Книга посмотрела внимательнее и поняла, что у девушки повреждена межреберная артерия. На стыке с костью она истончилась и породила маленький тромб. Если не считать этих телесных проблем, то в целом девушка понравилась книге. Девушка подходила для нее и Книга незамедлительно дала сигнал своему носителю, на руках которого покоилась.

– Откройте пакет, пожалуйста, – произнесла Настя, пересиливая желание прикоснуться к синяку и погладить его, заговорить и успокоить боль. Замешательство уже прошло и водитель послушно повертел пакет в руках, разыскивая узел.

– Да ничего криминального, сестричка! – заговорил он, развязывая узел. – Это священная книга, суфистская. Родственник просил отвезти в Алмату. Ничего ценного в ней нет! Ваши таможенники уже смотрели, киргизские таможенники тоже смотрели, сказали – вези, не бойся!

Не переставая что-то говорить о религиозном родственнике, забывшем книгу в гостях и теперь просившем завести ее с оказией, он отбросил веревку и раскрыл грязный, измазанный чем-то целлофан. В руках он действительно держал книгу, небольшую и пухлую, как подвесной календарь, в истертой побуревшей от времени картонной обложке.

А ведь не прошло и недели, как на пересмене, когда в течение пяти-десяти минут собирается весь личный состав, за исключением дежурных, замнач пограничного поста «Кордай» подполковник Омиров, уже в который раз повторил инструкции по так называемому углубленному досмотру вещей в автосредствах. Поседевший и вялый, вечно какой-то отстраненный от всех, подполковник представил собравшимся молодого офицера из районного отдела КНБ, худощавого юркого пацана в темных очках.

На посту обычно говорили на русском, благо большая половина состава была из Георгиевки, но посланники из райотдела упорно продвигали в массы государственный язык, поэтому офицер зачитал циркуляр на казахском, с подробным описанием вещей, подпадающих под особый контроль. В основном, это касалось «продуктов террористической деятельности», валом идущих из южных областей Киргизии и Узбекистана. На государственном это прозвучало и вовсе угрожающе: содырлардын iс эрекетiнiн нэтижесi.

К концу выступления офицер вытащил из папки несколько листовок и раздал по рядам. Красивая полноцветная полиграфия с фотографией горного ландшафта и текст в белой окантовке. Казахского Настя не понимала, да и комментарии на русском, которые Омиров давал по ходу дела, тоже ясности не внесли. Какие-то «идеалы свободы и истинной демократии», «коррумпированность власть предержащих», «единение всех мусульман под знаменем истинной веры» и что-то еще, из той же оперы.

Никто не успел толком рассмотреть эти листовки, а офицер уже ходил по рядам, забирая обратно. Он пересчитал их на всякий случай и сложил в свою папку. На этом инструктаж закончился, а замнач напоследок еще раз напомнил, что в связи участившимся случаями вооруженного нападения на пограничные посты, ни в коем случае нельзя провоцировать подозреваемых на применение оружия.

– Если при досмотре вы заподозрили, что может быть произведено вооруженное нападение, надо сделать вид, что все в порядке и отпустить машину, – устало бубнил старик, поднимаясь со стула. – Затем шустро и без промедления звонить по внутренней связи на номер 242, в оперативный отдел майора Сайдуллаева. Он поднимет группу захвата и задержит машину уже на трассе. Если вызываете по рации, то включите шестой канал.

– Все ясно? – вопрошал он, уже покидая зал совещания.

– Да-да! – дробно звучал ответ подчиненных сквозь звуки раздвигаемых стульев. Всем хотелось быстрее вырваться из тесной комнаты, до самого потолка выкрашенной в невзрачную голубую краску. Настя ясно вспомнила эти минуты, стоя перед распахнутым багажником, держа на весу истертую книжку.

– Это на арабском языке, – услышала она голос водителя, который почему-то оказался очень близко от нее, в каком-то сантиметре. Настя порывисто отстранилась, уже не скрывая своей подозрительности. Без всякого интереса посмотрела на пожелтевшие листочки, истертые по углам и замызганные грязными пальцами неведомых читателей.

– Да вижу, что не на русском, – выдавила она из себя и вдруг почувствовала как больно кольнул и заныл ее синяк.

– Больно, да? – вкрадчиво спросил водитель, все надвигаясь на нее своим большим телом.

– Двести сорок два! – выкрикнула Настя в панике, не понимая, что с ней происходит. Сознание прихотливо и бессмысленно подкинуло ей на язык номер телефона группы захвата. А в глазах уже темнело и невозможно было надышаться, воздуха не хватало. Настя хотела схватиться за край багажника, но рука прошла мимо и она лишь увидела, как окружающий ее мир резко качнулся и повалился на бок, больно ударив ее асфальтом в голову и плечо.

3

Ей приснилось, или привиделось, что она гуляет в кампании молодого человека. Он держал ее за руку и вел по ровной дороге, от которой шел теплый пар, с тонким едва знакомым ароматом. Почему-то она подумала, что так может пахнуть только небо, и сама удивилась такой мысли. Лицо молодого человека было самым обычным: серые глаза с легким прищуром, крупный лоб и совсем не пышные, а скорее редкие послушные волосы. Они долго о чем-то беседовали, она сначала сопротивлялась и противоречила его словам, но с каждой минутой ее доводы слабели пока не стало ясно, что она согласна с ним.

Через некоторое время они остановились и он повернулся к ней лицом. Глянул в глаза, склонил голову и исчез, просто растворился в воздухе.

Когда Настя очнулась, то нашла себя стоящей на коленях, в своей комнате. Перед ней лежал чемодан, в распахнутом зеве которого застряла ее любимая розовая кофточка. Правая рука, совсем как чужая, запихивала кофточку в чемодан, а Настя лишь осоловело смотрела на все это, не зная что делать.

Но вот чемодан захлопнулся и она остановилась. Что-то изменилось в ее теле. Догадаться было легко: болезненный жар, который мучил ее весь день, сошел на нет. И грудь больше не болела – синяк исчез, не оставив за собой ни следа.

Она присела на пол, глубоко вздохнула и вдруг поняла, что находится в состоянии невероятного счастливого возбуждения. Ей хотелось пить и она облизнула пересохшие губы, вспомнив это знакомое состояние в предвкушении чего-то необычного. Такое с ней уже бывало, очень давно, когда однажды вечером отец пришел с работы раньше обычного и громогласно объявил, что ему выдали путевки на Иссык-куль. И высоко вскинул руку с голубыми листочками бумаги.

– Ну-ка Настя, достань, если сможешь! – крикнул он дочке. Настя с визгом бросилась на его ноги, схватила папу за пояс, пытаясь подтянуться на руках. И ей на миг показалось, что ничего у нее не выйдет, и не достанется ей никакая путевка, но сзади уже тянулась мамина рука, она поддела ее за попку и дочь мигом оказалась на плечах у отца. И вся оставшаяся до поездки неделя была для нее сплошным сладостным мучением в ожидании чуда.

Тем временем, часы на стене показывали три часа. Значит ей нужно вспомнить, что она делала почти полдня и почему находится дома, а не на службе. Что случилось с ней на посту и кто был этот даргинец? Она посмотрела на чемодан и задала себе еще один и наверное, самый главный вопрос – куда она собралась?

В этот момент дверь веранды хлопнула и послышались шаги в коридоре. Кто-то торопливо разувался, шумно скидывая с себя ботинки. «Володька,» – мелькнула догадка.

Супруг вошел в комнату, тяжело дыша.

– Вот ты где! – просипел он, пытаясь отдышаться. Настя спокойно защелкнула замки чемодана.

– Володька, почему не на работе? Забыл чего?

– Со мной мы разберемся позже, – начал ее муж, подперев рукой косяк. – А ты что здесь делаешь?

Настя молча поднялась с колен и понесла чемодан к выходу. Муж загородил ей дорогу.

– Убери руку.

– Уберу, конечно, уберу... Но сначала ответь!

В его голосе был испуг, она поняла это по каким-то едва заметным скрипучим ноткам и даже удивилась, зачем она столько времени провела с мужиком, у которого такой голос.

– Потом объясню, мне надо бежать.

– Погоди, погоди! Есть кто еще в доме?

Настя удивленно вскинула брови.

– Нет, я одна.

– Одна, говоришь? – переспросил он и нерешительно направился в сторону спальни. Он глянул туда мельком, словно ожидал получить пулю в лоб.

– Так. В сарае тоже никого нет, – проговорил он, успокаиваясь.

Насте надоело смотреть на мучительный ход его мыслей и она направилась к выходу.

– Ты куда? – схватил он ее за плечо. – Ты в курсе, что тебя ищут?

– Кто?

– Хх-а! – пожал он плечами, дивясь женской наивности. – Мне позвонила Зухра, помнишь Зухру? Она на таможне работает, рядом с вами.

– И что?

– Она еще спрашивает?! – воскликнул муж, глядя куда-то в сторону, словно обращаясь к невидимым зрителям. – Весь погранпост «откисает», а она не в курсе! Я сам видел, как здоровенные мужики – амбалы! – по полу катаются и плачут как дети!

– Не поняла, – растерялась Настя, медленно опуская чемодан на пол.

– Зухра мне позвонила двадцать минут назад! Сказала, что какой-то кавказец тебя захватил в заложники! И что весь пост отравил химическим оружием!

– Не было этого... – попятилась Настя, понимая, что муж ей не союзник, и что уговоры тут не помогут.

– А чья тогда тачка во дворе стоит? – Володька отлепился от косяка и двинулся к ней.

– Володька, не подходи ко мне! – спокойно произнесла она, налегая спиной на подоконник. – Христом-богом прошу, не подходи, если жизнь дорога!

– Ты поугрожай мне еще, блядь! – процедил он сквозь зубы. – Просто скажи мне, что у тебя с этим хачиком? Вы что, сговорились, что ли?!

– Уходи, Володька, уходи отсюда! – почти зашептала она, чувствуя, что снова задыхается, и в груди становится тесно и непродышливо. Ее руки вдруг стали подниматься, сами по себе и она поняла к чему это приведет.

Он сделал шаг и попытался схватить ее за ворот. Легко и как-то невесомо она увернулась и левой рукой подтолкнула его в плечо, отчего он накренился телом, открывая ей свой бок. Удивляясь своей ловкости, она бросилась на него, схватила за шею и они повалились за порог, на деревянный пол коридора.

Муж взвыл и дернулся всем телом, пытаясь скинуть ее с себя. Но она уже нащупала, сама не ведая, что творит, сонную артерию и надавила что есть силы. Кистью второй руки обхватила его сзади и почувствовала, как ее пальцы железными прутьями рвут человеческую кожу, добираясь до яремной вены.

Муж забился и захрипел, суча ногами, дико оскалившись, выкручивая свое могучий торс, чтобы свалить ее себя. Но железные руки делали свое дело, словно занимались этим каждый день. Через минуту Володька лишь слабо подергивался, покорно погружаясь в темноту агонии.

Она почувствовала эту грань, за которой в человеческом мозгу необратимо наступает пустота, будто сама заглянула туда. Туда, в расцвеченную красными и белыми искрами тьму, в которой нет ничего кроме ужаса, порожденного дефицитом кислорода. И она ослабила хватку, положив голову на грудь своей жертвы. Кончики ее пальцев почувствовали, как сдавленные артерии восстанавливают свою эластичность и теплая кровь пульсирует по ним, сначала нерешительно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее.

Она стала читать молитву, даже не помня, откуда у нее взялись слова, у неверующей, не крещенной. И слова ее были дикими, никто не принял бы такую молитву и не исполнил ее просьбу.

– Ты Боже наш, а мы – людие Твои, – говорила она вслух, прижимаясь синюшной разбитой щекой к рубашке мужа. – Ко Твоему благоутробию припадаю, на Тя уповаю, прошу отпустить смиренную рабыню Твоя. Пусть не рекут врази: ушла к беззаконным и неправдивым...

Продолжая говорить, она поднялась, пошатнулась и схватилась за стену влажными от крови пальцами. Немного постояла, приходя в себя, затем вернулась в комнату за чемоданом. Перешагнула через распростертое тело и вышла на веранду.

Действительно, во дворе стола та самая иномарка, которая была на досмотре. С распахнутым багажником, предусмотрительно припаркованная задним ходом.

Настя обошла машину, собираясь бросить чемодан в багажник, но далекий шум остановил ее. Послышался рокот вертолета, постепенно заполнявший собой все небо.

4

Майор Жакиев поднял свою машину из авиабазы в Луговое, чтобы обследовать район происшествия. Он вышел к реке Чу на высоте двухсот метров и кивнул правому пилоту. Правый включил видеокамеру и майор сделал широкий круг. Район был хорошо знаком ему, они часто работали по руслу реки в поисках контрабандистов.

– Возьми пониже, – попросил правый.

– Добро.

Машина пошла на второй круг и пролетела над синим куполом таможенного терминала. Внизу виднелись фигурки людей, одни лежали, другие стояли и смотрели вверх. Майор заприметил офицера в противогазе, придерживавшего рукой свою фуражку и говорившего что-то подбежавшему солдату. Жакиев решил сделать третий заход, чтобы отснять обстановку над соседями-кыргызами, но тут заработала рация:

– Борт семнадцать, это «Старшая сестра», объект обнаружен передвижным постом полиции. Марка и госномер подтвердились в квадрате три-шесть, на большой скорости следует в сторону поселка Курдай.

– Понял, «Старшая сестра», пойду по трассе.

Пилот нажал на кнопку под зеленым экраном монитора, меняя карту местности. Нехорошее предчувствие одолевало майора, а зрелище лежавших на земле людей только дополняло картину. Непонятно было, живы они или умерли, нигде не было видно следов огня или разрушений, если не считать завалившегося на бок КАМАЗа.

Правый пилот выключил видеокамеру и в последний раз бросил взгляд вниз. Он уже не мог заметить фигурку женщины, сидевшей на камне, у самого берега реки.

Зухра спокойно и апатично смотрела на улетавшую машину. Слезы на ее щеках уже высохли, оставив под глазами черные разводы от поплывшей туши для ресниц. Рядом с ней лежала сумка с противогазом. Солдат в зеленой пограничной фуражке уныло и запоздало бродил среди лежавших людей, волоча за собой мешок с противогазами, находил тех, кто находился в сознании и вручал каждому по зеленой матерчатой сумке.

Зухра работала продавщицей в здании терминала и час назад, еще до того, как началась вся эта свистопляска, выскочила на улицу, чтобы купить в магазине «Duty free» бутылочку дорогого французского коньяка. Вечером намечался юбилей у свекра, бывшего директора кордайской средней школы. Ветхий, разбитый двумя инфарктами, почетный пенсионер давно уже ничем не интересовался, кроме рыбной ловли, а о прошлой жизни любил лишь поговаривать: «Сначала пахал под Лениным, потом под Конаевым».

Купив «Хеннеси», продавщица вышла на яркий, залитый солнцем асфальт, когда услышала грохот за стеклянной дверью. Видно, неловкий покупатель уронил что-то хрупкое на пол. Из любопытства, она вернулась в магазин и тут же вздрогнула от неожиданности: прямо перед ней, на полу лежал молодой охранник. Его лицо настолько сильно свело судорогой, что морщины на лбу и на щеках побелели до мраморного блеска. Парень тщетно пытался подняться, нелепо держась за ножку опрокинутого стула, но распростертое тело не сгибалось совершенно, а ступни на ногах с тихим омерзительным хрустом вытягивались в струнку, как у балерины.

– Асет, что с тобой? – услышала Зухра голос кассирши. – Асет, тебе плохо?

Ярко накрашенная девушка вышла из-за стойки и неуверенно направилась к охраннику. Но на полпути остановилась и подняла руку, словно хотела поправить прическу или потрогать свой лоб. Ее лицо при этом обрело какой-то задумчивый вид, как если бы она пыталась вспомнить, где оставила ключи от дома. Через секунду она упала как подкошенная, прямо в середине зала.

Зухра – взрослая, умудренная опытом женщина – глядя на все это, лишь тонко и тоскливо заскулила, совсем как ребенок, потерявший родителей. Она обернулась на шум в дальнем углу, где рухнул на пол еще один человек. Крепко сжав на груди пакет с покупкой, она попятилась к выходу, развернулась и буквально вытолкнула себя наружу.

В лицо жарко пахнуло горячим воздухом, день был в самом разгаре, но что-то изменилось в окружающей обстановке. Что-то разладилось в мире и пошло наперекосяк. Выезжающий из кыргызского погранпоста «КАМАЗ» с бишкекскими номерами едва не сбил пограничника, который проходил дорогу перед ним. Не снижая скорости, он наехал на шлагбаум, смахнул его и резко вильнул влево, разгоняя с мостовой пешеходов. Грузовик удивительно легко вскочил на бортик и полоснул бампером по ограждению, грозясь свалиться в реку.

Зухра сошла со ступенек, глядя, как машина с оглушительным скрежетом рушит чугунную ограду. Этот грохот привел ее в чувство и когда она увидела рядом с собой парня, на груди которого болтался на шнурке сотовый телефон, крикнула ему:

– Позвоните в скорую, здесь людям плохо!

Парень остановился как вкопанный, увлеченный картиной аварии и не обратил внимания на ее крик. Потом зачем-то присел на корточки, как бы готовясь к долгому зрелищу и так вот ничком упал на бок, поджав ноги.

На всем коротком пути от магазина до места работы, люди падали вокруг нее или уже лежали на земле в самых разных позах. На том месте, где остановилась маршрутное такси, чтобы высадить пассажиров перед паспортным контролем, продавщице пришлось перешагивать через целый косяк тел, повалившихся от самой обочины до узкой асфальтированной дорожки. Почему-то в глаза бросалось именно огромное количество народа. В голове мелькнула совершенно посторонняя мысль о том, что когда люди стоят на ногах, они занимают меньше места.

Зухра вбежала на свое рабочее место, но здесь уже все было кончено. На кафельном полу корчилась в беспамятстве какая-то женщина, не выпуская из рук большой кожаной сумки. Рядом, привалившись спиной к стене, сидел мужчина. Лица не видать, он низко склонил голову, а на груди желтым неопрятным пятном расплывалось содержимое его желудка.

– Зухра! – услышала она чей-то резкий голос.

Из-за пульта рентгеновского сканера на нее смотрел Тимур, знакомый оператор из таможенного досмотра. Одно время он усиленно ухаживал за ней, а однажды, когда рядом никого не было, прямо, без обиняков, предложил, ей стать любовницей.

– Подумай, Зуля, мужик я нормальный, здоровый, есть хата, где можно встречаться, – приводил он свои нехитрые доводы. – Рядом ресторан, я там буду еду для нас заказывать, прямо в доме будем пировать, никто не увидит. Приятно проведем время, и ты и я.

Она показала ему тогда от ворот поворот и решила, что если так будет продолжаться и дальше, то уволится. Но Тимур в этом деле имел опыт, он сам отстал от нее, сразу понял, что добыча не по зубам.

– Зухра! – Тимур неуверенно поднялся со стула. – Ты как, нормально?

– Тимур! Позвони куда-нибудь! Скажи своему начальству, тут такое твориться... – пролепетала она и тут же осеклась, видя, как он странно смотрит на нее, поднимаясь из-за стола.

– Позвоню, конечно, позвоню, – Тимур как во сне протянул вперед руки, словно шел в темноте. Он наступил на человека в синей униформе, лежавшего лицом вниз, переступил через него и направился к ней.

– Ты только не убегай, а то нас тут только двое осталось, – пробормотал он и на его лице блеснули капельки пота.

– Тимур, что с тобой? – выдавила из себя Зухра, положив свой пакет на витрину, прямо на присыпанные сахарной пудрой пирожки. И неожиданно для себя заплакала, громко, навзрыд, опустив руки и глядя, как медленно он идет к ней, с раскрасневшимся распаренным лицом, оскалив зубы в плотоядной улыбке. Ее плечи затряслись, из носа на губы потекло что-то соленое.

– Тихо, Зуля, т-сс! – приговаривал Тимур, не глядя под ноги и ступая по лежащим людям. – Тихо, не плачь, моя козочка...

Он остановился перед ней, безвольно плачущей, словно раздумывая, что делать с ней дальше. И тут его упитанное от обильной еды и малоподвижной работы тело вдруг дернулось и неестественно изогнулось в судороге, словно ему внезапно пришла идея станцевать лезгинку. Тимур взмахнул руками, пытаясь восстановить равновесие, но сделал еще хуже и плашмя грохнулся лицом на пол. Зухра услышала гулкий стук падающего на бетонный пол тела. Однажды, когда она выгуливала сына, соседский мальчишка притащил на детскую площадку мертвого котенка, держа его на сломанной веточке. Маленький пушистый комок соскользнул с палочки и упал на асфальт. И был такой же стук, когда черепная коробка бьется обо что-то твердое.