Текст книги "Юра тоже человек (СИ)"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

  – Кто ты такой?

  – Человек.

  – А дальше?

  – Моя история тебе известна. Мне ни к чему повторять её...

  – Дальше, дальше давай. Вдруг в этот раз что-нибудь в ней изменится.

  – Хорошо, как знаешь. В общем – меня зовут Юра, мне двадцать восемь лет. Женат... Был женат. Детей не имел, мы только собирались завести до того... До того как всё это случилось.

  – Что случилось?

  – Если бы я только знал ответ, я бы сказал. Хотя... Как раз тебе говорить этого не следовало бы. Ведь смешно же иметь одни воспоминания на двоих.

  – Ты считаешь, что это смешно? И только ли на двоих?

  – Да нет конечно же! Нас здесь... Нас здесь хренова туча. Хотя, если честно поначалу я и не думал, что встречу здесь кого-то ещё. Как часто мы с тобой видим людей?

  – Ты имеешь в виду нас?

  – Да чёрт возьми! Как часто ты видишь себя в этом мире?

   Юра вздохнул. Было жарко. Так чертовски жарко, что на зубах скрипел белый песок. Перед ним, облокотившись на обломок такой же белой, словно созданной из кварца стены, и устало прикрыв глаза, сидел человек. Сидел и слушал рассказ. Абсолютно голый человек, такой же голый, как и сам Юра. Впрочем, нагота уже давно не являлась помехой, притерпелась и свой срам глаз не резал. А вот к жажде привыкнуть было попросту невозможно. Жара изводила, спекала, высушивала, изматывала тело каждый час, кроме ночи. Ночью становилось так холодно, что хотелось зарыться в прогретую солнцем землю, скрести асфальт и бетон, но только спрятаться от звериного холода! Вот тогда... Тогда они и жалели, что у них нет одежды.

  – У нас ещё найдётся попить?

  – Ты скоро весь шар один вылакаешь...

  – Прикажешь всё держать про запас? Доставай и не жмоться, ещё добуду. Куда бы ты без меня...

  – Иногда лучше без тебя, чем как ты...

   В ответ тихий смех. Человек возле стены открывает глаза и сплёвывает с высохших губ.

  – Идиот...

   Юра не говоря больше ни слова подтаскивает за цепь их сундук. Они называют сундуком металлический ящик, хотя тот больше похож на длинный пенал, что жутко гремит при каждом шаге. А гремит потому, что прикован к правой лодыжке цепью длинной в полтора метра и эту цепь не разбить... Юра подтягивает ящик и, прихватив ногтями за плотную крышку, сжимает зубы. Кто же их только придумал?! Они совершенно не человеческие, не удобные и открываются с болезненным усилием сорванных пальцев. Но открыть надо...

   Громкое шипение вакуума и крышка наконец поддаётся. Юра достаёт шар размером с футбольный мяч – тот поблёк и уже не такой насыщенно-синий, как был в первый день. Шар помутнел, словно покрылся белёсым налётом и из синего стал голубым, хотя по-прежнему холодит ладони при прикосновении. Вода внутри не плещется, а растекается, выгибается и распадается на мириады крупных и необыкновенно красивых пузырьков. Кажется, будто этой воды в шаре гораздо больше, чем могло вместиться обычным способом. Юра несколько мгновений любуется шаром, не замечая вожделенного взгляда своего собеседника. А когда наконец замечает, то торопливо устанавливает свои правила.

  – Сначала я.

  – Вот ты сука...

  – Сам такой.

  – И шутки у тебя тупые...

   Юра больше не спорит, он и так отдал этому уроду слишком многое из своего. Даже своё полное имя. Жадно прильнув к шару губами, пьёт, втягивает в себя благословенную жидкость, что холодит горло, заставляет неметь зубы и проникает ледяным потоком вглубь высохшего от жажды желудка. Шар герметичен, но при прикосновении губ начинает отдавать влагу.

  – Присосался как к сиське.

  – Тебе бы лучше заткнуться! – в раздражении Юра сверкает на человека глазами. Он осторожно протягивает шар другу... Другу ли? Компаньону? Товарищу по несчастью? Собеседнику? Треплу? Как назвать этого паразита? И ведь надо как-то назвать, но язык не поворачивается! Кто он такой? Человек – вот единственное достойное определение, потому как перед Юрой сидит он сам. Это он тот жадно пьющий из необычного шара человек без одежды посреди пустынного мира. От этого мира остались одни обломки: белые здания, ржавые остовы автомобилей и беспощадное солнце. В прочем было ещё кое-что, но об этом чуть позже. Оно встретит их, как только люди осмелятся покинуть руины, которые стали убежищем на время испепеляющего жарой полдня

   Перед Юрой сидел он сам – точная копия. Такие же чёрные отросшие волосы, короткая борода, серые глаза и загорелое поджарое тело. Он никогда не считал себя великим красавцем и правильно, хотя теперь то уж перед кем красоваться? Но быть идентичным с внешностью двойника – это жутко! Общие воспоминания, характер, стремления... Весь внутренний мир Юры отразился в сидящем перед ним человеке. И надо же так – всю жизнь он считать себя приличным гражданином, даже чуть лучше других, а в итоге оказаться такой неисправимой и гадливой сволочью! Многое, на что по личному признанию Юра был не способен, оказалось вполне реальным и даже возможным. По крайней мере здесь – в испепелённом платиновым солнцем мире...

   Как его... Их... Юриев... Ему... Тьфу! Как их сюда занесло сказать очень трудно, но смотреть на самого себя, разговаривать с собой, даже называть себя по собственному имени оказалось воистину невозможно! Он попытался сменить имя на новое, о чём не преминул сообщить двойнику. Зря он пошёл на такие уступки. Выяснилось, что доброту и мягкость к себе лучше не проявлять, потому как двойник сразу уцепился за имя и теперь его полная версия оригиналу не принадлежала. Юра же не откликался на новое, незнакомое имя. Вспоминал о нём с запозданием, а в нынешнем мире такое могло обернуться бедой. Пришлось искать что-то созвучное. На ум пришло, что по полному имени он себя никогда не называл! Разве что хотел внутренне подстегнуть для серьезного дела. Именно это всё и решило – полное имя отошло к двойнику, а ласковое Юра осталось за ним. Юрий и Юра – вот такие дела, зато хоть путаться перестали. Почти...

  – Есть будем? – вытирая губы рукой, спросило наглое отражение. Прошипев сквозь зубы проклятия, Юра перехватил хрупкий шар, который возвращался к нему на одной вытянутой ладони. Шар мог разбиться и тогда вся вода пропадёт, а без воды под солнцем долго не выжить. В сундуке кроме двух полумутных шаров была ещё коробочка, размером с увесистый томик. Подхватив её, Юра с трудом отковырял пальцем крышку. Адова упаковка – только ногти рвать об такую! Внутри бодро постукивали пузатые сухари, есть которые невозможно, но кроме них больше нечего. Вытащив один сухарь шершавыми от пыли пальцами, второй сухарь Юра протянул отражению. Юрий сцапал свою порцию и начал жадно жевать, морщась от кисло-горького вкуса.

  – Отрава же! Отрава! Горсть таблеток вкуснее!

  – Найди своё... – Глядя, как с бороды двойника сыплется белое крошево сказал Юра. Наглое повторение проигнорировало замечание на счёт принадлежности сухаря. У него не было сундука, хотя у каждого такой ящик имелся. Несоразмерно внутреннему пространству в сундуке гремело всего несколько металлических коробков: один с сухарями, два (поменьше) с каким-то белым и горьким порошком, без коего к вечеру еле волочишь ноги. И конечно же шар – самое ценное и вкусное, что было внутри. Минимальный запас умирающего – от этой мысли у Юры на лице появилась невесёлая улыбка. Наверное, он просто спятил, поехал крышей и всё это грезится...

   Прикрыв глаза, Юра прислонился затылком к тёплой стене. В часы отдыха он любил уходить в свои воспоминания о нормальной жизни... Обычная двушка в панельной пятиэтажке, Ленка в спортивных штанах пьёт чай из кружки в красный горошек. Под рукой лежит телефон на «зарядке», открыта страничка соц.сети. Что за дурацкое воспоминание? Почему бы свадьбу не вспомнить? Родителей? Как он в первый раз целовался? Но почему-то от домашней Ленки на душе становилось тепло. Он хотел к ней тогда подойти, подстебнуть за привычку таращиться в телефон круглые сутки, но в окно бьёт выжигающая глаза вспышка, жена вздрагивает и разливает чай на смартфон. После этого – всё. Вот такой тупой конец мира, и не как в кино получилось, а как в самом идиотском рассказе...

  – Дрыхнешь что ль?

  – Нет, не сплю.

  – А-а, оно то конечно. Ты давай не рассыпайся, а то скоро идти. Ты место-то помнишь?

  – А ты?

  – А нахрен туда идти?

  – Чудак-человек, это же дом! Я когда понял, что это мой родной город и улицы знакомые, и площади, и даже русло от речки, чуть не...

  – Чего?

  – Да ничего... Домой я хочу, понял.

  – На скелет Ленкин смотреть?

   Повисла удушающая тишина. Юра с ненавистью смотрел в глаза Юрия, а тот только хмыкнул. Вот ублюдок – дать бы себе по роже за такой сволочизм, да рука не поднимается. Хотя...

  – Тихо! – вдруг подпрыгнул на месте Юрий. Он пополз вверх по поваленной стенке, выбираясь наружу. Стена начала сыпаться белой пылью, такой же колкой и жаркой как соль. Шершаво проведя открытой ладонью по занесённой поверхности, двойник быстро намазал лицо. Юра последовал его примеру, выбелившись тем же образом. Теперь среди других они себя точно узнают – не потеряются.

  – Слышишь? Чешет...

   Юра прислушался, но ничего не услышал. Быстро запихнув коробки обратно в сундук, двойник захлопнул крышку и выскочил из руин под свет солнца. Пришлось поспешить за ним следом – нога то прикована к сундуку! Юрий стоял перед обвалившимся домом настороженный словно зверь. Юра тоже поднял голову к небу. Железное, как и всегда. Огромное железное поле укрывало их вместо крыши, словно мозаика собранная из миллиардов частей. Поле тускло сверкало вечно серым оттенком и висело так высоко, что к нему никак не добраться. Однако, железное небо имело края и оканчивалось где-то за городом. Там, дальше была пустота – белая выжженная солнцем пустыня. А здесь руины его родного города. Всё что осталось...

  – Да нет здесь никого... – Успел сказать Юра и тут над ними пронеслась тень.

   Вообще оно никогда не теряло людей из вида, преследовало неотступно, но спрятаться от него было можно, особенно если поглубже залезть в руины. Увесистая сфера легко парила над головами, приглядывая за Юриями огоньком болезненно-жёлтого цвета. Ни линза и ни фара, ни оптический прибор, а свет, который пробивался как будто бы изнутри обтянутого мягким покрытием шара. То, что это покрытие мягкое Юра сам однажды потрогал, а всё из-за того, что Юрий отчаянно не любил беззвучного наблюдателя.

  – Вали нахрен! – рассвирепел двойник, схватил с земли кусочек бетона и что есть силы запустил им в парящий глаз. Конечно же не попал. Глаз легко увернулся и всё также беззвучно светил на людей жёлтым пламенем.

  – Да отлязь ты от него. Думаешь одного сбил, так теперь они бояться будут? Нового за минуту пришлют...

  – Ублююююдки! Выыыыыыродки! Гандоооны! – орал Юрий в железное небо, да только зря силы тратил. Глазу было абсолютно всё равно – простая истина, что в первые дни чуть не довела самого Юру до слёз...

   Металлический лязг. О-о, этот звук был куда как важнее, его ни с чем здесь не спутать! Кто-то волочил свой сундук за длинную цепь – обычный способ передвигаться с таким тяжким грузом, если никуда не спешишь.

  – Так, подхватили и побежали! – распорядился двойник. Схема была проста – сундук слишком тяжёлый для одного. Хоть в нём лежало всё самое важное, но тащить ящик в руках можно очень недолго. Когда Юра встретился с Юрием, у того сундука уже не было. Он всё сожрал и всё давно выпил. По-русски сказать – умирал. Сундук снять с ноги представлялось совсем невозможным. Цепь крепилась к оковам, которые были не металлическими, ногу не натирали, выглядели словно податливый пластик, но при этом – хрен снимешь. А Юрий вот как-то сподобился, снял. Соглашение было простым как три копейки: двойник помогает Юре таскать сундук, наполнять его, а тот делится запасами с Юрием. В чём смысл и конечная цель? Об этом после. А теперь – подхватили!

   Подхватили и побежали. Темп самый быстрый – крейсерский, боевой. В огрубевшие подошвы впиваются мелкие камни, спина горит от белого света, дыханье сбилось, но жертва уже виднеется за ближайшей кучей обломков. Юра не знал, когда человек их увидел, но тот уже бежал во всю прыть, прихватив сундук в свои руки. Он часто оборачивался через плечо, чтобы взглянуть на преследователей. Пара охотников поднажала, чтобы не тратить на долгую погоню лишние силы.

  – Юрка, стой ублюдок! Всё равно ведь скопытишься! – азартно крикнул Юрий спотыкавшемуся беглецу. Положение с самого старта оказалось неравным. Юриев было двое, они тащили только один сундук, а перед тем отдохнули, да ещё застали одиночку врасплох. Шипя закипевшей слюной меж зубов, Юрий уже готовил к удару кусок арматуры.

  – Сейчас, сейчас. Сейча-ас! – бухтел он, шире ставя свой шаг. Вот уже видны нестриженые волосы беглеца, испуганный взгляд и вспотевший затылок. Юрка оказался воробей стреляный и не остановился, не решил подружиться и уж тем более не удивлялся наличию двойников. Скорее всего он даже знал, зачем его догоняют. И от этого Юре стало не по себе. Он не любил убивать, убивал всегда Юрий, но без чужих сундуков они бы столько не продержались...

  – Стой сучёныш! – выхаркал запыхавшийся Юрий и ударил Юрку прутом прямо по темечку. Тот споткнулся, покатился по белой пыли, но был ещё жив. Двойник выпустил общий сундук и подскочил к несчастному, чтобы добить. Юра не мог на это смотреть, он отвернулся и прижал ящик к груди, как будто тот огораживал его от страшной, кровавой расправы.

  – Не надо! Не надо! А-а! Лена!!! – завопил Юрка и тут раздался хруст черепа. Всё... Они убили себя... Его... Юрку... Человека.

  – Ну чё встал? Давай, подтаскивай ближе! – пыхтя, отражение тащило добытый сундук, заодно волочив цепь с трупом Юрки. За ним, чертя длинный след тянулась алая линия крови. – Целый месяц одним и тем же с тобой занимаемся. А шара хватает в лучшем случае на неделю. Ты жмуров наших считаешь?

  – Н-нет...

  – И я не считаю. Наверное, штук пять завалили. Думаешь, зачем вместе ходим? Жрать и пить хочется – вот зачем. Одиночек ловить и сундуки отжимать пока только мы додумались, ну а дальше? Другие тоже в стаи собьются и начнётся тогда... Вот зачем я за тобой первый поплёлся, а не только из-за воды. Вдвоём спокойнее.

   Объясняя всё это, Юрий снимал крышку с чужого богатства. Внутри оказался почти полностью замутневший водяной шар и опустошённая коробка из-под сухарей. Только порошка ещё оставалось в избытке – его весь не слопаешь, как ни старайся.

  – Э-эх ты, горазд Юрка жрать, – развел руками двойник. – Ну не бросать же... Давай перекладывать!

   Юра подтащил ящик ближе и начал было помогать с сортировкой вещей, но тут же грохнулся на задницу рядом и заскулил. Слёзы катились сами собой и Юра лишь успевал подтирать их руками. Двойник молча смотрел на него, бессознательно барабаня пальцами по мутной глади водяного шара.

  – Ты чего...

  – Нет, ты слышал, что он кричал? Ты ведь слышал, не прикидывайся!

  – Ну?

  – Он Ленку звал. Он ведь её помнит. Мою Ленку! Леночку...

  – Тьфу, твою мать... – Выругалось отражение и перекатило шар в их сундук. – Ну и чё ты споли развесил? Они все Ленку... Помнят. У каждого воспоминания одни и те же. Да они сами одни и те же – одинаковые...

  – А мы?

  – А мы ничем не лучше других! – со злостью приложил Юрий пустые коробки о песчаную землю. – Также живём хрен пойми зачем, также бегаем друг за другом, также есть-пить хотим! Ты думаешь мне не тяжело? Жену вспомнил, нюни развесил, цирк передо мной тут устроил, а мне смотреть тошно! Говно своё подбери и встать смирно! Встать я сказал!

   Юра послушался отражение, несколько раз резко выдохнул и поднялся. Он помог завершить нехитрое перекладывание вещей и сделать общий сундук ещё тяжелее. Шар решили тут же распить – в нём оставалось немного. Так и вышло: удалось сделать только по две-три хороших затяжки воды, после чего шар окончательно превратился в бесполезный кусок окаменелости – стал белым и хрупким как скорлупа.

  – Эх! – крякнул Юрий и бросил шар о бетонный обломок. Тот разлетелся на множество мелких частей – кварцевых, как и весь город вокруг. – Хорошая вещь, а так быстро кончается!

  – Всё равно мы другие... – Буркнул Юра, садясь рядом со своим двойником. Странно, но тот не усмехнулся и не поддел его за слова, а молчал. – Я не просто так шляюсь, а домой иду. И ты значит идёшь ради этого... Только ради этого мы их всех убиваем. Они же не настоящие...

  – А ты значит настоящий? – поскрёб бороду Юрий.

  – Я? Да... Я не знаю, – он честно ответил. Не хотелось хитрить и выворачиваться, не хотелось сводить всё на шутку. Двадцать пять дней назад, когда только встретились, Юра рассказал двойнику о своём плане добраться до дома. Город вокруг них был разрушен, зарос пылью, окаменел от налёта. Высотки сломались под самый корень, панельные дома провалились внутрь своих этажей, мелкие здания вовсе сравняло с землёй жарким ветром. На улицах поднялись барханы белых песков, а на трассах ржавели прожжённые до дыр остовы тачек. Но это был его родной город – поднявшись на верх упавшего здания, Юра это увидел. Такое знание стоило дорогого. Возможно он единственный, кто понял и не воспринимал местность как арену для выживания.

   Железное небо – оно ведь тоже мешало видеть город родным. Небо никогда не находилось в покое, в течении дня непрерывно перемещалось, покачивалось над руинами большой колыбелью. И конечно же, ещё в первый день своего пребывания в белом мире Юра предположил, что попал сюда с неба. На железном небе скорей всего жили те, кто отправлял сферы для наблюдения, кто наполнил город двойниками одного человека, и сделал это с какой-то страшной, изуверской, дьявольской целью. Вот и всё – никакого безумия. Ну, почти...

  – Эгей, смотри что нашёл! – вдруг обрадовалось отражение. Порывшись в почти опустошённом сундуке, Юрий извлёк на свет бумагу и карандаш. Очень старую, превратившуюся в затёртую тряпицу бумагу и такой же старый, потрескавшийся вдоль корпуса карандаш.

  – Ну-ка, изобрази что-нибудь, – предложил двойник Юре, но тот начал отмахиваться.

  – Чего привязался? Знаешь же, что я рисовать не умею.

  – Ведь пытался?

  – Научиться правильно рисовать мне всегда казалось занятием скучным. Расчерти листок по квадратам, измерь расстояние от бровей до нижней губы – это ведь наука. Долбаная математика! А я всегда думал, что рисование – это творческое искусство!

  – Ага, ага. Поэтому у тебя и лица все треугольные, искусствовед хренов. Да только теперь есть шанс создать лучшее (и последнее) произведение искусства в мире, которое уже никто не переплюнет...

   Юра нехотя принял листок. Руки давно отвыкли от карандаша, он еле удержал деревянную палочку в огрубевших подушечках пальцев, а затем долго смотрел на собственную лохматую тень на бумаге. Почему-то вспомнилось, как Остап Бендер рисовал Кису Воробьяниного на огромном плакате по контуру тени. Вот бред.

  – Слушай... – Сказал он двойнику. – А ведь Юрка бумагу не трогал и сберёг до последнего. Наверное, нашёл где-то... И карандаш. Хотел что-то на ней написать, что-то оставить после себя, но никак не решался...

  – Ну?

   Юра ничего больше не сказал. Он только понял, что должен сейчас написать. С великой осторожностью разложив на коленке бумагу, он начал выводить грифелем первые строчки. Но стоило взяться за дело, как над головой появились две сферы. Прейдя в необычное оживление они любопытно толкались и заглядывали жёлтым глазом через плечо.

  – Эй, сучары поганые, вам какого тут надо?! – грозно зарычал Юрий, а Юра только лишь отмахнулся.

  – Пусть, пусть. Не мешают, – он писал торопливо, самозабвенно, будто боялся не успеть – не доделать. А сферы тем временем крутились вокруг в неистовом хороводе, подбирая ракурс получше.

  – Ненавижу ублюдков, – прошипело его отражение.

  – А?

  – Да этих тварей ненавижу! Ты думаешь откуда вторая взялась? Она за Юркой наблюдала, пока мы его не прикончили, а теперь на нас смотрит. Ей по фигу за кем смотреть, на кого. Лишь бы пыриться! – он подпрыгнул и запустил камнем в сферу. Камень попал, но никакого вреда не нанёс, лишь глухо ударил по мягкой обшивке.

  – Ай чёрт! – вдруг чертыхнулся сидевший внизу него Юра и двойник сразу забыл о шарах. – Всё, карандаш кончился – сломался. Жаль, а я столько ещё хотел написать...

  – Так заточим!

  – Чем? Да и чёрт с ним – не важно. Главное написал, – он осторожно поместил листок в пустую коробку из-под сухарей, которую получше упрятал в сундук. Даже при большом количестве ящичков пенал выглядел наполовину пустым.

  – Что и не прочтёшь чего ты там написал?

  – Захочешь – сам прочитаешь. Только предупреждаю: я писал от всех, кто остался. Имею на это полное право. Юрка наш не решился, подбирал слова целыми днями и думал. А я вот считаю, что самое лучшее всегда на выдохе пишется. Как ты там говорил: «Последнее произведение искусства?», а я написал последние строчки от человека. Грандиозно? Если сразу на такое с кондачка не решиться, никогда не решишься...

  – Какой же ты дурак...

  – Верно... Пошли?

   Не пошли, а поволочились. Тащить сундук на руках тяжеловато – слишком толстые стенки, слишком плотная крышка. Глупый ящик, нечеловеческий и делали его конечно не люди, а те, кто жил там – наверху. Ни Юра, ни Юрий никогда не видели властителей железного неба. Как могли они выглядеть? Осьминоги со склизкими щупальцами? Медведеподобные монстры, похожие на Чубаку? Гуманоиды с раздутыми головами? Да ни всё ли равно? Они там, наверху и в гости к себе не приглашают. Висят над миром по какой-то нужде, посылают сюда двойников и шары наблюдения. А может корабль вовсе необитаемый и на автоматике – фабрика по производству определённой модели людей, провианта и наблюдательных зондов? И откуда инопланетянам знать о вкусах обычного человека? Жратва есть – не помрёт, да и ладно. А то что сухари горько-кислые им плевать. «Держи набор витаминовый, тонизирующий порошок и шар с консервированной водой. Внизу нет ни капли, держи родной, от себя отрываем!»

  – Слушай, завали уже свой хлебальник, мне теории твои до фиолетовой лампочки... – Пыхтел Юрий, помогая перетаскивать сундук через обломок бетона. С его лба градом лился солёный пот, дыхание сбилось. Чёртова жара донимала и нагревала волосы так, что они становились калёными. Мозги спеклись и Юра неосознанно говорил то, о чём сейчас думает. – Лучше скажи мне, профессор: долго ли топать до дома?

   Вопрос оказался больной. Хоть город Юра узнал, но сориентироваться в нём не мог. Со времён конца света может быть тысячелетия прошли! Улицы и кварталы потеряли знакомые очертания. Тут руины, там руины, тут обломки, там обломки. Уже почти месяц петляли. Но придав голосу оптимизма и бодрости, Юра в который раз сообщил:

  – Значит так – выходим на Проспект мира, по нему до площади Ленина, а это центр. От мэрии сворачиваем на Фрунзе и два квартала вперёд, до Литейной. Квартал оттуда и угловой дом на перекрёстке Осеевской и Свердлово будет как раз-таки наш.

  – А сразу никак? Покороче, профессор!

  – Короче? – поставив сундук «на попа», Юра выдохнул. – Короче легко ошибиться. Живём в мегаполисе... Жили. Я улиц узнать не могу – всё в единую белую кашу смешалось и песком занесло. Раньше с любой окраины мог до дома добраться, а теперь... Теперь ни черта не вижу! Надёжнее будет до центра дойти, а оттуда по ориентирам – главным улицам и считая кварталы. Мы с тобой двадцать дней потеряли, когда пытались пройти напрямик.

  – А может город не тот?

  – Тот-тот. Театр оперы помнишь? Его развалены проходили. Я то место узнал, всё как раньше стояло, так до сих пор и стоит. Напротив чаша от фонтанчика даже осталась и памятник...

  – Башка от памятника.

  – Ну а чё ты хочешь? Занесло...

   Это было действительно так. Вот вроде бы идёшь ты по городу в котором родился, выучился, в институт поступил, жену встретил, работал, а узнать его можешь лишь по кускам. От города самого остались куски – бесполезные белые стены, словно вылепленные из блестящего сахара. Вот что делает жаркое солнце и песчаный налёт. Но порой, свернув на новую улочку или пройдя возле дома, Юра вспоминал что-то знакомое. Так было с магазином женской одежды, мимо больших витрин которого он каждый день проезжал на работу. Семь утра, темнота зимняя, ночь! А в освещённых витринах возле манекенов суетятся молодые девчонки-продавщицы. Или вход на станцию метро – когда был студентом пёр в общей волне на учёбу. Толпы, толпы, толпы! И всё...

  ...И никого... Никто ведь не знал, как оно... Как оно произошло. Что это было?.. Метеорит? Ядерная война? Адронный коллайдер херакнул? Эта тема была одной из самых любимых для споров с Юрием. Хоть друг другу они не признавались, но приятно думать, что живёшь после Армагеддона и можешь рассуждать о причинах. По теории вероятности кто-то должен был выжить, кто-то должен остаться даже после ядерной катастрофы! Книжки и фильмы не готовили к полному одиночеству. Где все бункеры, где все сталкеры, где убежище сто один?! Может самое интересное Юрии пропустили? Человечество поборолось за жизнь, потрепыхалось, а теперь и скелет не найти? Хотя, конечно они находили выбеленные солнцем и песком кости – окаменелости. Нет больше студентов, девчонок-продавщиц, заказчиков с вечными жалобами, школотронов с портфелями, гаишников, гастарбайтеров, скорочей, соседей, родных, мамы с отчимом... Нету Ленки...

  – И тёщи нету, чтоб её курву старую, – пыхтел Юрий на его размышления.

  – Зря ты так, Зин-Семёновна была славной женщиной. Никогда слова дурного нам не сказала. А с дачи соленья с вареньями, овощи свежие – витамины сплошные. Ленку закармливала, всё о внуках твердила, а та ей в ответ: «Мама! Ты меня в тридцать один родила, а мне в двадцать шесть теперь рваться?». Бедная женщина чуть ли не плакала. Чего ты так на неё обозлился?

  – Баян...

  – Чего?

  – Хоронили тёщу, порвали два баяна! – ляпнул Юрий и сам же заржал над собственной шуткой. Юра даже не улыбнулся, ведь двойник действительно мог вспомнить что-то обидное про Ленькину мать. Больше всего они (Юрии) похожи в свой первый день – мыслят одинаково, хотят одного и того же, иногда даже двигаются почти что синхронно. Но с каждой минутой всё резче становились отличия: разнились мнения, затевались первые ссоры. Характер «уплывал» в разные стороны по мелочам. Где один был терпелив, второй начинал орать и громко требовать. Один экономил, другой всё транжирил. Осторожный Юрий таился в тени, а нахальный полз в самое пекло. Личность и характер первого дня становились базисом для развития. Прошлое было для всех захвачено идентично, а вот страшное настоящее лепило из людей своё, новое будущее. Вот если бы...

   Вдруг сундук гулко упал на белоснежный песок. Шары внутри загремели как пустая посуда, коробки грянули дружным хором железок. Это неожиданное поведение заставило Юру вырваться из размышлений.

  – Ты чего?! – закричал он на двойника, уже прикидывая судьбу хрупких шаров.

  – Юра, ты... Ты вперёд погляди...

   Впереди стоял дом. Их дом. Его можно было не узнать из-за обрушившихся перекрытий, из-за белого налёта песков и лишённых стёкол окон, но Юрий узнал. Панельная пятиэтажка...

   Двойник первым бросился внутрь подъездов позабыв обо всём, кроме верной дороги! Четвёртый этаж, вверх по лестнице и направо! Как они смогли выйти к нему?! Как добраться? Чистый случай, должно же было наконец повезти! Повезло сейчас, ну а дальше? Ведь пол дома разрушено, пятьдесят вторая квартира могла просто исчезнуть под тоннами обломков бетона и могильных песков. Вверх, вверх, вверх по ступеням! Скорее! Почему-то Юре захотелось быть непременно быстрее своего двойника, первым открыть дверь, первым увидеть, что стало с квартирой за это время, первым оказаться в той точке из которой всё началось, а вернее закончилось. Ему надо быть первым, но позади загремел ящик...

  – Юрий! Юрий стой! – закричал он чуть ли не со слезами. Отражение даже не замедлилось. Белые пятки сверкали уже возле четвёртого подъезда. Юрий остановился только у самого входа, глянул наверх, увидел, что четвёртый этаж уцелел и ринулся в двери. Козырёк над подъездом давно обвалился и перекрыл вход, но сверху оставалось отверстие, через которое Юрий протиснулся.

  – Стой ты, сволочь поганая! Стой! – вытирая на ходу слёзы, волочил Юра тяжёлый сундук. Он тащил за двоих – жратву на него, еду на него и лекарство. Не мог быть первым, двойник его бросил. Сволочь он! Сволочь! Только через минуту Юра добрался до подъезда заваленного обломками козырька. Ещё через две минуты смог протиснуться в тесную пасть норы. С громом и отчаянным треском шаров стащил паршивый гроб следом и оказался в темноте дома. Весь пол и первую половину лестничного пролёта завалило песком, но дальше было свободно. Сжав зубы от злости и с натугой перехватив перетяжелённый сундук, Юра начал карабкаться вверх. Его сил хватило только на второй этаж, дальше потребовалось поставить сундук и отдохнуть. А этот ублюдок был уже там! Юра слышал шорох шагов и бормотание, скрип собственной двери. Злость росла и придавала сил для борьбы. Он снова штурмовал ступени с тяжёлой ношей в руках, пока наконец не добрался...

   Дверь была целой, да и чего бы ей сделалось? Железная дверь, как у всех. Только деревянные плашечки облицовки превратились в труху, а вот номер – золотой номер пятьдесят два прикрученный на четыре китайских шурупа остался на месте – это первое по-настоящему родное, что Юра увидел в своей новой жизни. Дверь на несмазанных петлях отчаянно заскрипела и подалась в сторону. А внутри... Юра не поверил глазам – внутри всё как было! Песок выметен, рассохшаяся от жары мебель расставлена, даже мелочи лежали как надо. В прихожей встретило зеркало с паутиной осколков, но висевшее всё в той же пластмассовой раме. Внутри полок для обуви лежат старые порванные башмаки, которые Ленка давно хотела выбросить. Сейчас они совсем высохли и окаменели. На полу прихожей сохранился когда-то бурый половичок, сейчас отлинявший в непонятные цвета жёлто-оранжевого. Обои почти полностью отслоились от стен и при каждом порыве ветра шелестели обрывками старой бумаги. Каждая сохранившаяся вещь в их квартире оказалась аккуратно расставлена, прибрана и с любовью обтёрта от пыли. Всё именно так, как и было до вспышки...

   Юра шёл не спеша, на каждом шагу открывая для себя прежний мир. Дом, к которому он так рвался, который являлся к нему в сокровенных мечтах, теперь был перед ним. Но именно здесь мечты потерпели фиаско. Не было в Юре ничего исключительного, ведь не он один разглядел в руинах собственный город. Уже очень многие приходили сюда и в порыве нахлынувших чувств наводили порядок: чинили вещи, выметали пески, собирали обломки. Паломничество в пятьдесят вторую квартиру началось вероятно с самого первого дня. Никто не заставлял их сюда приходить и что-то делать. Общая память влекла двойников, каждый по-своему находил нужный путь, каждый по-своему жертвовал всем чтоб добраться. Юра не был особенным, лишь только одним из многих...