Текст книги "Не заводите романа с инопланетянкой! (СИ)"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

У меня оставалось еще половина фужера «Мадеры», когда в дверь позвонили. Мой подбородок отпал, как у созревшего трупа. Третья девушка с третьим тортом? Да что, в этой Москве мужики кроме меня перевелись?!!

7.

К счастью, это была мама. Она принесла большую чашку плова, видимо, услышав из своей квартиры развеселые возгласы, раздававшиеся из моей. Мама стала мне что-то говорить, но я не слушал, потому что заметил, что Эльза с Лизой вовсю пытаются ей угодить, то есть готовы поменять на себе все, что угодно – нос, глаза, подбородок, уши  и даже возраст. Слава богу, мама демонстративно не смотрела на девушек и, увидев, что я глух к ее словам, потому что озабоченно пялюсь на своих красоток, ушла, так и не познав особенностей эрнианского этикета, я имею изменение внешности как проявление расположения.

Кровать у меня в квартире одна. Эльза, отказавшись спать на диване, легла с нами. Ночь пролетела так бурно, что утром у меня не доставало сил оторвать голову от подушки. А эрнянкам было хоть бы хны. Несколько раз пригласив меня завтракать,  они принялись щебетать о своем. Иногда девушки переходили на русский или употребляли русские слова, и я понял, что они обсуждают мою транспортировку на Эрну. Заинтересовавшись этим, я кое-как встал, стоя перед окном, размял свой практически ошкуренный член и, казалось, навсегда опустевшие яички, размял область простаты, чувствовавшей себя пустым орехом в безводной пустыне. Постояв, так релаксируя, минут пять, пошел к девушкам, по пути соображая, как отмазаться от этой злополучной Эрны.

Как только я устроился на своем месте, девушки уставились на меня. Минуты через три Эльза сказала, обращаясь ко мне.

– Мы с Лизой догадываемся, о чем ты думаешь. Ты пытаешься спровадить нас, а путешествие на Эрну вообще не стоит у тебя на повестке не только дня, месяца, года но и всей твоей жизни, ведь так?

– Так, – не стал я врать.

– Еще мы знаем, что ты любишь красивых девушек, но более всего тебе по душе запирать за ними утром дверь, ведь так? – спросила уже Лиза.

– Так, – вздохнул я, понимая, что отныне это удовольствие от меня отдохнет.

– А теперь, когда ты, как тебе кажется, чистосердечно нам сознался, представь себе одну ситуацию, о которой, как нам кажется, ты мечтаешь…

– Какую ситуацию?

– Представь себе, что прямо сейчас мы навсегда уйдем из твоей жизни и ты никогда, понимаешь, никогда больше нас не увидишь, разве только в черно-белых, потертых как старая кинопленка, снах. Представил?

Я представил. И мне стало если не страшно, то очень и очень себя жалко. Но сдался я не сразу. Придав своему лицу как можно больше сарказма, я  сказал:

– Через какое-то время после вашего ухода в эту дверь, – указал я на вход в свое жилище, – постучится девушка с коробкой, перевязанной голубенькой лентой. Я ее конечно, впущу и она, как Лиза, все с собой сделает, чтобы мне понравиться.

– Ты жестоко ошибаешься! – улыбнулась Лиза соболезнующей улыбкой. – Как только ты закроешь дверь, мы внесем тебя в электронную картотеку, как мужчину, абсолютно неприемлемого для транспортировки на Эрну в качестве мужа.

– В вашу контрабандистскую картотеку? Вы ведь занимаетесь контрабандой мужчин на Эрну?

– Да. В нашу контрабандистскую картотеку, если хочешь. И не только внесем, – в лице Лизы соболезнование царило тучей, закрывшей солнце.

– По-моему уже перебор, не надо больше меня пугать, а то ведь заикой стану.

– Не станешь, милый, ты заикой, мы уж тебя побережем, – чмокнула она меня в щеку. – Но ты должен это знать, чтобы решение далось тебе легко.

– Не томи душу, говори, – взмолился я.

– Нет, я не смогу, любимый, не смогу, – потрясла головой Лиза. – Пусть Эльза скажет, она мужественная.

– Ладно, слушай, – с трудом переварив определение, данное ей подругой, сказала Эльза. – Мужчина, хоть раз познавший эрнянку, пропитывается ее тонким духом или, как говорим мы, ее телесным очарованием. И ни одна, слышишь, ни одна земная женщина, не сможет с ним больше лечь. А если и сможет, то ничего у них не получится, даже безобидного петтинга, то есть поцелуйчиков. Если не веришь, сходи на улицу и увидишь, как все женщины, включая старушек, будут воротить от тебя свои носы…

8.

Я, ошарашенный, молчал. Моя безудержная фантазия рисовала одно полотно воображения за другим. Вот что на них было, на этих картинах маслом:

1. Эрна. Городской рынок в разгар торговли. Эльза продает меня в сексуальное рабство горбатой и хромой женщине в одежде, напоминающей паранджу.

2. Эрна. Великолепная квартира глубоко под землей. Я в сексуальном рабстве ублажаю эрнянскую Бабу-Ягу. Она безобразна, крива на правый глаз, желтые зубы торчат наружу, ведь лишь охотники за рабами могут усилием воли приукрашивать свою внешность.

3. Эрна. Я, утративший сексуальную привлекательность и мужскую силу, выставлен на продажу в качестве животноводческой продукции, порубленной на категории.

4. Эрна. Кухня ресторана «Земная кухня». Меня рубят на куски в целях приготовления деликатесного ассорти «Ниже пояса».

Поделом мне! Поделом! Все нормальные люди глядят в глазок, прежде чем открывать дверь.

– Все это глупости, милый!– сказала тут Лиза, подсев ко мне чуть ли не урчащей ласковой кошечкой. – Не надо ничего придумывать, наша Эрна продвинутая планета, и людей на ней не едят, тем более половые их органы.

– Но почему бы вам не остаться здесь? – мои глаза забегали от глаз Лизы к глазам Эльзы.

– У вас, на Земле всего одна кротовья нора, и ведет она к Эрне. А на Эрне их двадцать! Ты разве не хочешь попутешествовать по свету? Это так чудесно! Вот мы недавно были на планете с удивительным земным названием Мария, на ней живут премилые существа, называющие себя ксенотами. Их цивилизация с незапамятных времен уделяла внимание всестороннему развитию индустрии удовольствий. И потому, еще тысячу лет назад, все ксеноты по генетической склонности к тому или иному образу жизни, были разделены учеными на шесть групп. И с тех пор ксенотов – природных наркоманов – с рождения помещают в так называемые кадушки – специальные высокотехнологичные емкости, в которые в определенной последовательности подаются совершенно безвредные и индивидуально подобранные наркотические вещества.

– Меня наркотики не интересуют, – сказал, я неожиданно вспомнив, что эрнянская таможня не пропускает на свою планету не то что людей, но и бактерии. Так что, эти девки меня разводят? На что?

– Ксеноты же с ярко выраженной склонностью к жестокости и насилию, – увлеченно продолжала рассказывать Лиза, несомненно имевшая опыт экскурсовода, – после достижения ими семи лет возраста переправляются на соседнюю планету, лишенную собственной фауны и флоры, и вообще всего того, чего мариянам было бы жалко потерять или испортить. Этим мариинская цивилизация убивает три важные проблемы. Во-первых, она освобождает себя от прирожденных убийц и насильников; во-вторых, оттачивает хирургию и трансплантологию (на той планете воюют постоянно, и хирургия развивается на нем стремительно); а в-третьих, в ее распоряжении всегда есть несколько миллионов прекрасных и на все готовых солдат.

Третья часть населения Мария, самая большая и самая в психическом отношении здоровая получает удовольствия самостоятельно и в широком спектре. Эти удовольствия включают всевозможные и хорошо организованные приключения разной степени опасности, секс, туризм, в том числе, и секс-туризм, потребление произведений всевозможных искусств, в том числе и кулинарных, разнообразную и безвредную интоксикацию, спорт, политику и так далее, Мы, кстати, многому у них научились.

Четвертую часть населения составляют психопаты и неврастеники всех мастей. Эти живут в концентрационных лагерях со всеми удобствами; в них они безвредно для общества могут сублимировать свои душевные заболевания в открытия, изобретения, инженерные разработки и произведения искусства.

Пятую часть населения Марии составляют трудоголики. Они работают с утра до вечера, обеспечивая всем необходимым все население.

Остальные ксеноты – это ксеноты, уставшие от существования. Они населяют Затаенный остров, готовясь там к осознанному расставанию с жизнью…

– Кончай, Лиза! – зевнула Эльза. – Ты что не видишь, он тебя не слушает. Он думает смыться от нас подальше. Надо больше его поить, а то вернешься домой без мужика, и над тобой станут смеяться даже крокодобры.

– Да я тут подумал и решил, что попался, увяз мой коготок, – вздохнул я, – Но пока ничего плохого не было, ведь так? И потому я готов на все, только дайте мне слово, что вы меня не обманите. Кстати, Эльза, а где твой избранник?

– Он давно уже готов, – рассмеялась, – к путешествию на Эрну. Думаю, ты с ним подружишься, он хороший малый, хоть и зануда.

– Давайте я утку погрею, она через наши разговоры остыла! – Лиза была рада, что я капитулировал, ради нее, конечно, капитулировал.

Она погрела утку, мы продолжили пиршество. Перед тем, как лечь в кровать, Лиза мне дала каких-то порошков, потом мы отдыхали в джакузи. Не знаю от чего, от джакузи или порошков, в течение ночи, ни Лиза, ни Эльза не могли на меня пожаловаться.

9.

Утром, минут через пятнадцать после завтрака они меня растерли какой-то красно-коричневой мазью, говоря, что она усиливает сексуальные удовольствия и увеличивает время, в течение которых эти удовольствия можно безболезненно получать. Однако по прошествии нескольких дней, я стал замечать, что съеживаюсь, как яблоко на жаре,  кожа становится красноватой, а интеллект временами падает как Пизанская башня. Тем не менее, я понял, что Лиза с Эльзой начали готовить меня к контрабандной транспортировке на Эрну. Воля моя была подавлена практически непрерывным сексом, я перестал говорить, есть, интересоваться политикой и сексом. Но девушек это не волновало, напротив, их радовало, что  превращение меня в безмолвное существо, напоминающее фигурку красного дерева, продвигается как нельзя лучше. Обрабатывали они меня не только снадобьями и мазями, но и вербально, то есть с утра до вечера я слышал, какой я красавчик, паинька, замечательный мальчик, прям настоящий Ален Делон, зайчик, мышонок, суперсамчик.

Да, они называли меня суперсамчиком потому что, когда рост мой достиг 800 миллиметров, член мой оставался по длине неизменным, наверное потому что они его ничем не натирали и не мазали (лишь стенками своих влагалищ и секретами бартолиниевых желез, см. Большую Российскую Энциклопедию).

Честно говоря он, мой пенис, частенько меня смущал. Представьте, что ваш рост с 200 сантиметров уменьшился до 80 сантиметров, а длина члена осталась прежней, то есть относительно ваших новых габаритов он вырос более чем вдвое. Такое соотношение, конечно, влияло на мою психику, я стал даже называть себя «хреном моржовым», а в минуты упадка настроения «моржом хреновым», что меня успокаивало, ведь самоуничижение в какой-то степени умаляет вину человека, попавшего в неприятную ситуацию.

В общем, так я и жил тогда. Хорошо, что маменька с папенькой укатили лечиться от возраста в какой-то санаторий под Ярославлем и не могли видеть во что превратился их непутевый сыночек…

Господи ты Боже мой, во что я превратился! Как-то я стал в обнаженном виде перед зеркалом, и слезы жалости к себе покатились по моим щекам. Передо мной стоял донельзя высохший, казалось, вырезанный из дерева, красный человечек. Член его, казавшийся хвостом, самостийно перебравшимся с заднего плана на передний план, касался пола, покрытого ворсистым ковром. Эти касания причиняли ему боль, и потому при ходьбе он  вынужден придерживать свой пенис, чтобы он не протерся.

Скоро Эльза обрадовала меня, сказав, что мучения мои близятся к концу, так как послезавтра мне будет введена сыворотка, которая обездвижит меня, и я стану как дерево, то есть стану похожим на деревянный африканский божок, весьма популярный на Эрне.

– И долго я буду деревянным? – пропищал я как Буратино, потому что голос мой к тому времени сильно истончился.

– Дня два, – успокоила меня Лиза. – Еще несколько дней уйдут на восстановление твоих параметров, так что эрнянином ты станешь примерно через недельку.

– А документы? Ты сделаешь мне документы?

– Это невозможно при нашей полиции. Ты станешь эрнянином без документов, так что жить тебе придется в подвале нашего дома.

– Ну зачем ты его пугаешь? – возмутилась Эльза. – Мы же быстренько выправим ему документы, в которых будет сказано, что данное техническое устройство экспортировано с Земли и предназначено для ручной мойки посуды и стирки белья?

От ужаса охватившего все мое тело, я чуть было не окочурился. Но Лиза не смогла сохранить серьезность, рассмеялась и сказала, что Эльза шутит. И что единственной трудностью для меня станет освоение нового своего тела, которое, как она говорила раньше, испытает ряд преобразований, прежде чем станет телом эрнянина-мужчины.

Я взял себя в руки – а что мне оставалось делать? – и поклялся, что ни одна женщина с тортиком или без него никогда более не переступит порога моей квартиры. Если, конечно, я когда-нибудь вернусь на Землю

10.

Через два дня Лиза принесла продолговатый ящичек красного дерева. Раскрыв его посереди гостиной, она предложила мне в нем расположиться и поерзать, чтобы можно было удалить возможные неровности, которые могут помешать мне лежать в нем комфортно. Я лег в ящик, поерзал и сказал девушке что все ОК. Вечером у нас был праздничный ужин, мы довольно весело отметили расставание с Землей. Все было хорошо, вот только Эльза, недовольная счастливыми глазами Лизы, почему-то спросила у меня:

– Витя, а почему ты холост? Почему у тебя до появления Лизы, не было женщины?

– Почему не было? Были три…

– И почему у тебя с ними ничего не получилось?

– Как тебе сказать… Понимаешь, все они хотели, чтобы я был… был таким же как вы…

– Как мы?!

– Да. Они хотели, чтобы я менял по их желанию прическу, форму носа, цвет глаз, зарплату, машину, квартиру, дачу. В общем, они хотели, чтобы я был машиной по выполнению их желаний. Чтобы был, когда надо, исчезал, когда надо. А мне хотелось оставаться самим собой.

– Это глупо, – безапелляционно заявила Лиза. – Нельзя оставаться самим собой женившись и нарожав детей.

– Да я знаю, надо быть никем, чтобы быть счастливым… Надо быть пластилиновым и глупым.

– Хватит о грустном, давайте веселиться, – махнула ручкой Эльза. – В жизни нельзя просто жить, в жизни надо идти от одного к другому, а это нельзя делать, не изменяясь…

Поговорив так, мы улеглись спать. Ночь прошла просто замечательно, потому что девушки продемонстрировали мне  кое-какие сексуальные штучки с планеты Марии, естественно, ранее мне неведомые. Не стану рассказывать о них, потому что любой землянин при наличии фантазии сможет эти штучки повторить, то есть изобрести их самостоятельно, если станет, конечно, коротким, как я тогда.

Утром меня, уже совсем одеревеневшего, хорошенько вымыли, то есть обтерли губкой, смоченной в политуре, и чистеньким положили в ящик. Эльза сделала мне инъекцию, с большим трудом вогнав иголку в мой деревянный зад. Затем, попрощавшись со мной, положили в футляр и закрыли крышку. Постепенно, практически ничего не чувствуя, я стал деревянной куклой, летевшей в черном пространстве космоса. Я думал о Земле-красавице с короткими зимами и вовсе без них, думал о доме и речке своего детства, о черешне, росшей за оградой. Какие крупные были у нее плоды! Дед спилил ее, потому что они из года в год доставались окрестным оглоедам. Последняя мысль моя была обращена к мужчинам:  – Никогда не доверяйтесь женщинам, пацаны! Особенно красивым! – такова была соль этой мысли.

11.

Не знаю сколько прошло времени до того, как я начал оживать, Но это не важно, ведь после укола Эльзы я растворился в океане времени, не имевшим ни начала, ни конца. Важно то, что я, живым и здоровым, очнулся в своем ящике, изготовленном для моего перемещения на Эрну. Ящик был закрыт снаружи, и вовне было тихо. Я стал орать во весь голос, но это мало что изменило, однако я продолжал орать, потому что в темноте было страшно, а с собственным ором было не так одиноко. Со временем, силы стали меня покидать и кричать я мог лишь периодически. И вот, на какой-то, уже не помню, день  (засечек, как Робинзон Крузо, я конечно, не делать не мог, ведь было темно и тесно), снизу, видимо из такого же ящика, раздался недовольный голос:

– Кончай базлать, надоело уже!

– Вы кто? – помолчав, спросил я.

– Да такой же как ты бедолага.

– Не понял?

– Думаю, таможенники перестали пускать на Эрну маленьких красных человечков с большими х-ями. Вот, складированные, и лежим мы в своих ящиках в хранилище недозволенных вещей. Ха! Знаешь я лет пять назад видел в аэропорту Буэнос-Айреса, на контроле, большой стеклянный ящик типа аквариума с вещами, отнятыми у пассажиров. Чего только там не было, но больше всего меня удивила большая подкова, видимо, кто-то хотел ее провезти в качестве сувенира, но отняли, как потенциальное оружие.

– Смешно, – сказал кто-то сверху.

– А вы кто? – спросил я. – Небось, тоже контрабандный мужичок?

– Он самый! Будем знакомы, меня зовут Николай Павлович Астрофанов.

– Интересная у вас фамилия, – хохотнул я. – С ней вам трудно пенять на судьбу.

– Вы правы, – засмеялся Астрофанов. Я над ней ржу, как только узнал, что девушка с тортиком, самумом ворвавшаяся в мою квартиру – инопланетянка. А как вас величать?

– Я – Виктор Евгеньевич Смирнов, – бодро ответил я. –  Коли мы смеемся, жизнь, значит, налаживается.

– А я Пахомов, Алексей Сергеевич, – раздался снизу простуженный голос, видимо, ящик с представившемся человеком лежал на холодном бетонном полу. – Думаю, нас тут много, что-нибудь придумаем насчет освобождения…

– Что придумывать? – зевнул я протяжно. – Через некоторое время мы расти начнем и сломаем свои гробики, как трава ломает асфальт, вот тебе и воля.

– Не факт, – сказал Николай Павлович. – Они прочные, и станем мы манкуртами.

– А давайте, станем раскачивать наш штабель, а? – предложил я. Раскачаем, он упадет, смотришь, какой ящик и развалится. Один освободится, будет и другим свобода.

Мы стали раскачиваться, но ничего не вышло. Штабель качался, но падать не хотел.

– Надо ждать, пока остальные проснутся. Тогда и покачаемся, – сказал Алексей Сергеевич. – А покуда давайте расскажем друг другу, как дошли до жизни такой.

Первым я поведал свою историю, затем другие. Они были примерно одинаковыми. Девушка, являвшаяся с тортиком и менявшая лицо и фигуру в угоду одинокому  хозяину квартиры, так или иначе покоряла его сердце, и тот, как остроумно сказал Николай Павлович, в конечном счете «играл в ящик».

Через три дня проснулись еще четверо, и нас стало семеро. Мы не спешили и, играя в «города», загадывая загадки, наперебой рассказывая интересные истории из жизни, дождались воскресения – у эрнян таможенной конторы выходные дни были как у людей. Утром мы сговорились и  на раз-два-три раскачали стопку наших гробиков, – так, с подачи Алексея Сергеевича, самого старшего из нас, мы стали называть наши футляры. Та, к великой нашей радости, не устояла  и рухнула на бетонный пол Хранилища Вещей, Не Допущенных к Перемещению. Гробик Николая Павловича, лежавший в стопке сверху, треснул от удара. Треснулся и сам Николай Павлович, потому что пришел он в себя лишь через полчаса. Тело его к этому времени подросло, давление на стенки гробика было критическим, и тот распался на составлявшие его дощечки.

Очувствовавшись, Николай Павлович тут же принялся нас освобождать, в этом ему помогали тусклая двадцати-ваттная лампочка, горевшая над входом в наше хранилище и, по мере освобождения, другие наши товарищи по несчастью.

Общим числом набралось нас четырнадцать, причем трое продолжали спать не поменяв даже позы. В общем, народа стало много, иной раз, из-за несоразмерности длин и роста, некоторым из нас казалось, что членов и мошонок в комнате гораздо больше людей. Перезнакомившись и устаканившись, наш кагал узрел насущную проблему нашего освобождения – мы все были наги и просто так бежать по людному городу не могли. Рассевшись кто где, стали соображать, что делать и тут выяснилось, что все одиннадцать членов совещания не хотели  бы, чтобы наша история раскрылась обществу, попав в органы массовой информации или, хотя бы в сплетни. И потому, если мы появимся нагишом в воскресное утро Москвы, то толпа обозрения нам будет обеспечена вместе со стражами порядка, которые, несомненно, захотят провести немедленное дознание.

– У меня есть идея, – сказал Иван Алексеевич Боровиковский, по образованию ботаник, проснувшийся одним из последних. – Во-первых, нам надо открыть дверь, ведущую наружу. Что-то мне подсказывает, что все мы живем недалеко от места, где сейчас находимся…

– Почему вы так решили? – спросил его Владимир Васильевич Шитников, водитель такси, прекрасно знавший Москву.

– А вы представьте, что вы есть эрнянка, истосковавшаяся до мужчин. Далеко вы уйдете, вынырнув из кротовой норы Эрна-Земля.

– Вы правы, недалеко, – покивал Николай Павлович. – Я бы метров триста пятьдесят прошел.

– Значит, мы можем составить карту данного участка Москвы, – сказал я и пошел к конторскому столику, в ящике которого нашелся и карандаш, и лист бумаги.

Отодвинув стол от стены, мы расположились вокруг него.

– Вы на какой улице  живете, милейший? – взяв карандаш, – спросил я у Владимира Васильевича.

– На Ставропольской, 12.

– Так, рисуем Ставропольскую улицу  и дом, – стал я рисовать схему. – А вы Николай Павлович где обитаете?

– На 40 лет Октября…

…Через 15 минут мы все вместе изучали схему  северной части Люблино с улицами и точками, обозначавшими места проживания жертв эрнянского нашествия женщин.

– Кажется, я знаю, где мы находимся. Вот здесь строение11, дробь 2 или 3, – ткнул Шитников пальцем в центр геометрического места точек нашего проживания. А как зовут самую истосковавшуюся эрнянку, скажет нам досточтимый Иван Алексеевич Боровиковский. Его дом в нескольких десятках метрах от нас.

– Ее зовут Алиса, – томно вздохнул Иван Алексеевич. – Хорошая была женщина, я бы за нее в черную дыру пошел…

– Это все хорошо, – сказал я. – Но эта схема говорит нам еще о том, что нагишом бежать или ползти домой за одеждой придется вам. Сможете вы попасть в свою квартиру?

– Почему нет? Ключ под половиком, у меня красть после Алисы нечего…

Вот так, не интересно, даже скучно, закончились наши мытарства. Что делать? Правда всегда неинтересна, и более того наказуема, потому доносить на себя и друзей я не буду. Но скажу, что новая жизнь началась у нас дай бог каждому, потому что через несколько часов после побега из Хранилища Вещей, Не Допущенных к Перемещению мы все спали в своих холостяцких квартирах, в своих сладких постелях, которые не нужно было ни с кем делить.

ЭПИЛОГ

Прошло больше года. Было многообещающее в погодном отношении воскресение, я увлеченно читал в постели свой любимый журнал ЭКО, который беру в библиотеке неподалеку. На самом интересном месте статьи о Канаде раздался звонок. Как был в трусах, я подошел к двери, открыл и увидел…  радостно улыбавшуюся Лизу. В руке у нее была картонка, перевязанная голубой ленточкой. Как вы думаете, впустил я ее в квартиру или нет?

Вы угадали, впустил. Видимо, потому что ко мне так и не привилась полезная привычка смотреть в глазок, прежде чем открывать дверь  инопланетянкам…