Текст книги "Тайны завещания Ленина"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Такое мнение было обусловлено в значительной мере тем, что новый вождь коммунистической партии не относился к числу «пламенных ораторов», возбуждающих эмоции толпы бурным темпераментом и броскими фразами. Не был он и автором ярких публицистических статей.

Тем не менее Алданов предугадал в нем крупного государственного деятеля (как, между прочим, и в Гитлере, – почти во всем антипод Сталина, а уж тем более по национальному вопросу).

«Мне крайне трудно, – признавался Алданов, – «объективно» писать о большевиках. Скажу, однако, тут же: это человек выдающийся, бесспорно самый выдающийся из всей ленинской гвардии. Сталин залит кровью так густо, как никто другой из ныне живущих людей, за исключением Троцкого и Зиновьева. Но свойств редкой силы воли и бесстрашия, по совести, отрицать в нем не могу. Для Сталина не только чужая жизнь копейка, но и его собственная, – этим он резко отличается от многих других большевиков».

* * *

Вновь обращаю внимание на распространенные в «демократических» кругах современные высказывания о Сталине политиков, писателей, журналистов, значительно уступающих ему не только в уме и жизненном опыте, но и в образовании. Утверждают, будто он приписал себе заслуги в подпольной деятельности и во время революции, Гражданской войны. Откуда такое мнение? От Троцкого. Сошлюсь опять на Алданова, не скрывавшего свои антисоветские взгляды.

«В своих книгах, посвященных октябрю 1917 года, – пишет он, – Троцкий отечески расхваливал самых серых революционеров… Но о Сталине Троцкий совершенно забыл упомянуть, Сталину не малейшего букетика не досталось. Двухтомный труд Троцкого о 1917 годе украшен портретами Свердлова, Иоффе, Антонова-Овсеенко, Подвойского, Крыленко, – портрет Сталина так и не попал в книгу. Между тем роль нынешнего диктатора в Октябрьской революции была чрезвычайно велика: он входил и в «пятерку», ведавшую политической стороной восстания, и в «семерку», ведавшую стороной организационной».

Случайно ли Сталину доверили столь ответственные посты? Нет, конечно. Ведь он, помимо всего прочего, как отметил Алданов, «был верховным вождем так называемых боевиков Закавказья». Они устраивали налеты на банки и почты. Наиболее знаменитым и успешным оказалось «изъятие» в центре Тифлиса огромной суммы денег (около 300 тысяч золотых рублей) местного отделения государственного банка. Деньги везли в фаэтоне, сопровождаемом полицейскими и казачьим конвоем. С помощью гранат и стрельбы террористы устроили панику, разогнали конвой (было убито и ранено полсотни человек) и скрылись. Следствие виновных и денег не нашло.

«Сталин занимал уже тогда, – отметил Алданов, – слишком высокое положение в партии для того, чтобы исполнять роль рядового террориста. По-видимому, ему принадлежало высшее руководство этим делом. Бомбы же для экспроприации были присланы из Финляндии самим Лениным. Ленину для нужд партии и были позднее отвезены похищенные деньги. Ни Сталин, ни Камо (Тер-Петросян, активный участник акции. – Р. Б.), в отличие от многих других экспроприаторов, не пользовались «эксами» для личного обогащения».

Приехав в Петербург после Февральской революции, Сталин «сразу оказался ближайшим помощником Ленина. Роль Сталина была, однако, не показной. Показную роль играли вначале Зиновьев, а потом Троцкий».

Для Сталина партийная работа была главным делом жизни. Его избрали в состав ЦК РСДРП, возглавляемый Лениным, в 1912 году. Через пять лет он стал членом Политбюро (в мае 1917-го). Его, в отличие от Троцкого, с полным основанием можно было считать одним из наиболее старых и последовательных большевиков-ленинцев.

Правда, за последние 20 лет упорно навязывается мнение, будто своими победами в октябрьском перевороте и в Гражданской войне большевики во многом обязаны Троцкому, а Сталин в этих событиях играл второстепенные роли, непомерно раздутые в период его культа. Определенный резон в последнем утверждении есть. Преувеличения сталинских деяний порой действительно были большими. Однако недооценивать их было бы еще более несправедливо.

На первый взгляд может показаться, что во время Гражданской войны Сталину поручались не слишком ответственные дела. Это не так. Он очень много сделал для разгрома белых на Южном и Юго-Западном фронтах. Успешная оборона Царицына – его заслуга. А то, что он организовал доставку огромного количества зерна в Центральную Россию, скорее всего, позволило большевикам выстоять. По странной прихоти судьбы в ходе Великой Отечественной войны оборона Сталинграда оказалась таким же ключевым эпизодом, что и оборона Царицына в Гражданскую.

…В заключение своего очерка Алданов, отметив, что «диктаторское ремесло» Сталин «знает недурно», выразил сомнения в успехе его дела: «Роль Сталина в большевистской революции в последнем счете почти наверняка окажется не слишком выигрышной… Что сделает Сталин в этом трудном экзамене на трудную историческую роль?»

Как мы знаем, Сталин со временем взял в свои руки все бразды правления страной и расправился с оппозицией: сначала использовал мягкие меры партийных взысканий, а в 1930-е годы перешел к репрессиям, нередко завершавшимся смертными приговорами…

Может показаться странным, что именно Троцкий стал одним из наиболее почитаемых деятелей советского периода в ту пору, когда началась так называемая «демократизация» СССР, а затем и его расчленение. Казалось бы, такой рьяный революционный глобалист, жесточайший каратель времен Гражданской войны, вносивший смуту и в действия Красной Армии, и в ряды большевиков, ничего не сделавший для укрепления и восстановления России, зато самым активным образом участвовал в Октябрьской революции (которую новоявленные демократы из партократов стали дружно проклинать)… Что привлекло современных идеологов антисоветского пути России в образе Троцкого? Главное, пожалуй, стремление противопоставить его Сталину. (Как тут не вспомнить сопоставление Сталина и Троцкого, данное М. Алдановым!)

* * *

Итак, почему же в начале 1920-х годов преемником Ленина оказался Сталин? Разве не рекомендовал Ленин поставить во главе партии кого-нибудь другого? Как получилось, что это ленинское «завещание» не было выполнено?

Стиль и личность

«Стиль – это человек», – сказал знаменитый французский естествоиспытатель XVIII века Бюффон, отличавшийся изящным стилем. Правда, он при этом не претендовал на психологическую премудрость, а просто отметил, что в стиле проявляются личные качества, тогда как идеи являются достоянием многих.

Тем не менее по стилю есть возможность судить о некоторых чертах характера человека и даже, отчасти, его эпохи.

Вот, к примеру, высказывание талантливого писателя, получившего европейское признание и считавшегося мастером художественного слова:

«Стиль большевистской эпохи – в мужестве, в сдержанности, он полон огня, страсти, силы, веселья. На чем можно учиться? Посмотрите, как Сталин кует свою речь, как кованы его немногочисленные слова, какой полны мускулатуры. Я не говорю, что всем нужно писать, как Сталин, но работать, как Сталин, со словом нам надо».

Так утверждал Исаак Бабель на I съезде советских писателей в 1934 году.

Можно ли согласиться с Исааком Эммануиловичем, или он просто был то ли запуган (хотя не был трусом), то ли поддался гипнозу культа личности Сталина (хотя обладал ясным умом)? Мне кажется, с ним нужно, хотя бы отчасти, согласиться. В то время как в революционном угаре некоторые партийные ораторы выражались многословно и с мишурным блеском, Сталин предпочитал деловой тон. Хотя при случае? как мы могли убедиться по заметке «Ленин на отдыхе», умел писать и в другом стиле.

Французский писатель Анри Барбюс так высказался о выступлениях Сталина: «Он никогда не старался превратить трибуну в пьедестал, не стремился стать «громовой глоткой» на манер Муссолини или Гитлера или вести адвокатскую игру по типу Керенского, так хорошо умевшего действовать на хрусталики, барабанные перепонки и слезные железы слушателей; ему чуждо гипнотизирующее завывание Ганди».

Немецкий писатель Лион Фейхтвангер пояснял причины особенностей сталинского стиля: «Так говорит Сталин со своим народом… Его речи очень обстоятельны и несколько примитивны; но в Москве нужно говорить очень громко и отчетливо, если хотят, чтобы это было понятно даже во Владивостоке. Поэтому Сталин говорит громко и отчетливо, и каждый понимает его слова, каждый радуется им, и его речи создают чувство близости между народом, который их слушает, и человеком, который их произносит».

Интересно, что тут стиль писателя подобен сталинскому (хороший литературный прием). Важно подмечено доверительное отношение Сталина к слушателям и читателям. Его стиль не был нарочитым. Он определялся особенностями личности. Ведь Сталин всегда меньше всего думал о собственных интересах. Он был не столько «прирожденным атаманом», как считал Алданов, сколько борцом за идею, можно даже сказать, народным вождем. Именно народным, а не возвышающимся на трибуне над толпой, как «большой начальник».

* * *

Лев Давидович в этом отношении вел себя иначе. Он порой упивался собственным красноречием и стремился зажечь толпу пламенными лозунгами – как теперь говорят, «завести».

О литературном даровании Троцкого Алданов отозвался так: «Троцкий вдобавок «блестящий писатель» – по твердому убеждению людей, но ничего общего с литературой». Он привел несколько «перлов» этого писателя: «Если буржуазия хочет взять для себя все место под солнцем, мы потушим солнце!» или образец сарказма: «империалистическое копыто г. Милюкова».

«Клише большевистской типографии, – пишет о Троцком Марк Алданов, – он умеет разнообразить стопудовой иронией: «В тех горних сферах, где ведутся приходно-расходные книги божественного промысла, решено было в известный момент перевести Николая на ответственный пост отставной козы барабанщика, а бразды правления вручить Родзянко, Милюкову и Керенскому». (С такими ужимками политик описывает весьма непростое и чрезвычайно важное историческое событие – отречение царя и переход власти к Временному правительству!)

Можно добавить несколько из многих возможных подобных примеров. «Ленин безошибочно подслушал нарастающий напор истории на буржуазию», и в результате «ей неизбежно придется «лопаться по всем швам». «На фронте политические отделы рука об руку с заградительными отрядами и трибуналами вправляли костяк в рыхлое тело молодой армии».

Безусловно, далеко не всегда Троцкий допускал такие стилистические ляпы. Писал он, в общем-то, неплохо. Оценка его литературного таланта зависит от принятого критерия качества. Кому-то могут понравиться и приведенные выше высказывания Троцкого.

Дело, конечно, не в «отдельных недостатках». Сравнение стилей Сталина и Троцкого помогает понять, почему основная масса членов партии, не искушенная в стилистических изысках и красотах, предпочитала видеть своим вождем после Ленина не Троцкого, а Сталина. А на партийных съездах присутствовали в основном такие люди.

Правда, остаются еще вопросы, на которые желательно ответить.

Почему на съездах партии Генеральным секретарем избирали Сталина?

Можно предположить, что это связано главным образом с тем, что основную массу делегатов представляли кадры, за подбор которых отвечал Сталин. Они могли быть ему благодарны или даже преданы. Им вдобавок нравился стиль выступлений его, а не Троцкого.

Однако Сталина поддержало и большинство членов ЦК партии, а также Политбюро. Среди них преобладали старые большевики-ленинцы. Чем объяснить их выбор? Ведь они должны были постараться выполнить завет Ленина о замене Генерального секретаря. Как можно было ослушаться прославляемого, пусть даже в данное время тяжело больного вождя?!

Кого же предпочел Ленин?

Ильич предложил сместить Сталина с поста генсека. И ничего не сказал о том, кого же он рекомендует взамен. Можно возразить: ничего особенного, он был подлинным демократом, а потому не мог навязывать съезду своего мнения. Он назвал возможные кандидатуры, но не счел возможным настаивать и предпочел положиться на волю большинства.

В такое объяснение трудно поверить. Подобных демократических замашек, едва ли не всегда рассчитанных на публику, лицемерных и достаточно характерных для буржуазных политиков, у него не было. Во многом его можно обвинять, но не в показной демагогии. Тем более в такой ситуации, когда она не имела никакого смысла.

Вообще-то имеются «аналитики», сумевшие довести до идиотизма версию о Сталине как злодее всех времен и народов. Они высказали мнение, будто он так запугал своих коллег, что они с перепугу проголосовали за него. И тогда получается, что почти все партийные деятели и делегаты съездов того времени были параноиками, одержимыми манией преследования и страдающими от безотчетных страхов, а их генсек-параноик упивался властью. Нечто подобное счастливому сочетанию мазохистов с садистом.

Проще, конечно, предположить, что сторонники такой версии утратили либо разум, либо совесть. Ибо в те времена у Сталина не было никакой возможности заставить партийных деятелей голосовать за себя. Они делали выбор самостоятельно, по своему разумению. Как показали последующие три десятилетия, их выбор был совершенно верным с позиций укрепления государства и партии, хотя для некоторых из них он оказался роковым.

Итак, не предложив ни одну, ни несколько (что было бы вполне «демократично») кандидатур вместо Сталина, Владимир Ильич определенно показал, что у него на примете нет никого. И все-таки на первом месте среди всех кандидатов стоял Сталин.

Это была наиболее вероятная, хотя не бесспорная кандидатура преемника (о конфликте между Лениным и Сталиным мы уже писали). Для партии и народа кандидатура Сталина стала единственной. В этом редком случае интуиция масс оказалась ближе к истине, чем незаурядный разум вождя.

Глава 4
ПОСЛЕДНИЕ ЗАВЕТЫ

Юноша бледный со взором горящим,

Ныне даю я тебе три завета:

Первый прими: не живи настоящим,

Только грядущее – область поэта.

Помни второй: никому не сочувствуй,

Сам же себя полюби беспредельно.

Третий храни: поклоняйся искусству,

Только ему, безраздумно, бесцельно.

Валерий Брюсов

Политика как искусство

Позволим себе небольшое отступление от темы.

Существует политология. Как ясно из названия, это наука о политике.

Как всякая наука, она основана на фактах и логике. В ее изложении политическое пространство уподобляется шахматной доске, где действуют фигуры разного достоинства. Такое понимание стало преобладающим во второй половине XX века. Недаром свирепый, до затмения разума, антисоветчик и русофоб Збигнев Бжезинский, советник правителей США, назвал одну из своих книг «Большая шахматная доска».

Показательно, что популярность политологии совпала с прискорбным обмельчанием ведущих политических деятелей почти всех ведущих мировых держав. И не только нескольких конкретных личностей, но и целого сонма их помощников и советников. В приведенной выше цитате Брюсова речь идет о поэзии. Но заветы его в значительной степени относятся и к искусству политики. Надо лишь уточнить второй его завет.

Сочувствие действительно может сильно повредить политическому деятелю. Слишком часто ему приходится быть беспощадным. Но вот любовь к самому себе характерна лишь для некоторой части политиков – почти исключительно буржуазного толка или соответствующей идеологии. Они, обуреваемые честолюбием, порой способны на грандиозные авантюры, подобно Наполеону Бонапарту.

Другую часть представляют политики, беззаветно преданные идее. Это служение для них сродни религиозному подвигу. Так религиозные средневековые фанатики Западной Европы могли сжигать на кострах сотни тысяч людей, да и сами готовы были отдать свои жизни во имя веры.

Политика, рассматриваемая как проявление научной мысли, имеет в виду только одну сторону дела. Не случайно ни один выдающийся политик ею не занимался в таком аспекте. Ведь для него первостепенное значение имеет не анализ предыдущих политических событий, а выработка стратегии и тактики в данный конкретный период времени.

Можно возразить: разве не следует тщательно анализировать уроки прошлого? Профессиональный шахматист, в отличие от любителя, запоминает огромное количество дебютов, миттельшпилей и эндшпилей, выбирая наилучшее продолжение той позиции, которая сложилась на доске. Во многом этим и определяется его успех. Разве не так?

Да, в игре подобный анализ может играть решающую роль. А вот в жизни все происходит иначе.

Политическая ситуация в мире и в какой-либо стране может повторяться, в отличие от шахматной партии, только в самых общих чертах. Для философского осмысления исторического процесса такие черты сходства имеют существенное значение. Но для принятия конкретных решений такие сопоставления могут оказаться не только бесполезными, но и вредными.

Политический деятель должен оценивать ту или иную ситуацию не только в общих чертах, но и во многих деталях, да еще с учетом конкретных «игроков» – союзников и соперников. Это больше всего напоминает динамичные спортивные командные состязания типа футбола или более интеллектуального баскетбола, где сложные решения приходится принимать при острейшем дефиците времени.

Недостаточно искушенный или не слишком сообразительный политик склонен действовать по шаблону, полагаясь на мнения советников. При этом оцениваются только ближайшие последствия данных решений. Стремление достичь ближайших результатов – особенность политиков стран буржуазной демократии.

Великий государственный деятель порой вынужден пренебрегать ближними целями, допуская порой тактические промахи. Он озабочен не только решением текущих проблем, но и стремится реализовать стратегические планы, рассчитанные на годы и десятилетия вперед. В этом отношении монархическое правление при феодальном или социалистическом (народно-демократическом) строе имеет явные преимущества.

Первый поэтический завет Брюсова принципиально важен и для искусства политики. Не имея твердых дальних ориентиров, политические лидеры постоянно заводят свои народы в тупики, болота или смертельно опасные провалы. И когда любители ближайших выгод восторгаются крушением «коммунистической утопии», это не только подло, но и глупо. Ведь и Полярная звезда недостижима, однако она остается надежным ориентиром. Вот и для нас коммунизм должен стать не проклятием, а ориентиром.

А теперь вернемся к теме нашего повествования.

динство

В продолжение письма к съезду Ленин изложил подтекст своих рекомендаций: «Я разумею меры против раскола». И пояснил, что враги советской власти делают ставку на раскол ВКП(б), вызванный серьезнейшими внутрипартийными разногласиями.

Мы уже упоминали об этом. Остановимся на предложениях Ленина подробнее. Вот о чем сразу же говорит Ильич: «В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни». В чем смысл подобного предложения? Сложилось так, что в Советской России власть фактически была в руках партии, а не Советов. Не будем вдаваться в причины этого, примем как свершившийся факт. ЦК партии, таким образом, стал, по сути, главным руководящим органом страны. Но его работа проводилась, что называется, келейно. По уставу партии он отчитывался в своих действиях перед партийным съездом, но на деле это была формальность. Следовательно, чтобы сделать его работу, как сейчас любят говорить, более «прозрачной», надо было увеличить число его членов. Причем новые цекисты должны были быть выбраны из числа передовых рабочих, хорошо разбирающихся в политике и имеющих достаточный уровень образования.

Можно ли было найти таких среди рабочего класса России? Ленин уверен, что можно: «Мне думается, что 50—100 членов ЦК наша партия вправе требовать от рабочего класса и может получить от него без чрезмерного напряжения его сил».

Думается, Ильич был абсолютно прав. Вспомним, сколько замечательных директоров заводов, полководцев, академиков и т. д. вышли из числа рабочих в годы советской власти. Да и в самой партии сколько выдающихся ее деятелей были в прошлом рабочими! И, уж конечно, можно было найти 50—100 рабочих, способных участвовать в работе руководящего органа власти.

По мнению Ленина, предложенная мера поднимет авторитет ЦК, улучшит партаппарат и предотвратит опасность распространения конфликтов внутри этого органа на всю партию.

* * *

Перемену в политическом строе при условии насыщения рабочими ЦК партии можно понимать так: у Ленина возникло ощущение необходимости переходить от жестоких казарменных мер управления страной, характерных для революционного периода, включающего Гражданскую войну, к спокойному деловому восстановлению и укреплению державы. Следовало резко ограничить влияние профессиональных революционеров, выведя на первый план трудящихся.

В третьем дополнении к письму Ленин дополнительно пояснил: «Привлечение многих рабочих в ЦК будет помогать улучшить наш аппарат, который из рук вон плох». И «несколько десятков рабочих, входя в состав ЦК, могут лучше, чем кто бы то ни было другой, заняться проверкой, улучшением и пересозданием нашего аппарата».

Помимо требования улучшить работу партийного и советского аппарата у Ленина здесь можно уловить намек на то, что высшие партийные деятели за годы пребывания у власти «обюрократились» или «обуржуазились». Впрочем, об улучшении качества руководителей более пространно сказано у Ленина в последней статье. О ней мы чуть позже поговорим подробнее. А пока постараемся обобщить сказанное выше.

Надо сразу же отметить: вопреки мнению некоторых опровергателей и критиков Ленина, он не выказал желания укреплять свою личную власть. Напротив, предлагал упрочить коллегиальное руководство партией и страной.

Таким образом, еще раз подтверждается вывод о том, что власть была для Ленина всего лишь средством для достижения цели всей жизни – свержения государственного строя, основанного на эксплуатации трудящихся, и установления социалистического, а в перспективе коммунистического общества.

«Лучше меньше, да лучше»

Статью «Лучше меньше, да лучше» тоже принято относить к работам, составляющим «завещание» вождя. Как мы уже говорили, одна из основных идей статьи – улучшение качества партийного и советского руководящего аппарата – логически связано с высказанным прежде пожеланием увеличить ЦК. Следовательно, можно предположить, что статью Ленин послал «вдогонку» за письмом не случайно, а как бы для уточнения своей позиции и предостережения от увеличения количества руководящих товарищей при общем снижении их деловых качеств.

«Надо вовремя взяться за ум, – пишет (верней, диктует) Ленин. – Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и т. д. Надо задуматься над проверкой тех шагов вперед, которые мы ежечасно провозглашаем, ежеминутно делаем и потом ежесекундно доказываем их непрочность, несолидность и непонятность. Вреднее всего здесь было бы спешить. Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы хоть что-нибудь знаем, или на то, что у нас есть сколько-нибудь значительное количество элементов для построения действительно нового аппарата, действительно заслуживающего названия социалистического, советского и т. д.

Нет такого аппарата и даже элементов его у нас до смешного мало, и мы должны помнить, что для создания его не надо жалеть времени и надо затратить много, много, много лет».

Он старается не только вскрыть недостатки, но и перечислить имеющиеся предпосылки для реализации своего предложения:

«Во-первых, рабочие, увлеченные борьбой за социализм. Эти элементы недостаточно просвещены. Они хотели бы дать нам лучший аппарат. Но они не знают, как это сделать. Они не выработали в себе до сих пор такого развития, той культуры, которая необходима для этого. Тут ничего нельзя поделать нахрапом, натиском, бойкостью или энергией, или каким бы то ни было лучшим человеческим качеством вообще.

Во-вторых, – продолжает он, – элементы знания, просвещения, обучения, которых у нас до смешного мало по сравнению со всеми другими государствами. И тут нельзя забывать, что эти знания мы слишком еще склонны возмещать (или мнить, что их можно возместить) усердием, скоропалительностью и т. д.»

Может показаться, что он преувеличивал. Ведь сам-то он или, скажем, Троцкий получили неплохое образование. Однако в действительности практически все так называемые профессиональные революционеры не имели ни знаний, ни опыта государственного строительства. А именно это теперь им требовалось больше всего. Вся их предыдущая деятельность была ориентирована прежде всего на подпольную работу и разрушение существующего строя. Они имели весьма смутные представления о новом общественном укладе.

Ленин прекрасно сознавал, убедился на опыте, что новое руководство страны, представленное революционерами и партийными работниками, плохо справляется с возложенными на него обязанностями. Он объяснял причины такой ситуации следующим образом:

«Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны, что мы должны сначала подумать вплотную, каким образом бороться с недостатками его, памятуя, что эти недостатки коренятся в прошлом, которое хотя перевернуто, но не изжито, не отошло в стадию ушедшей уже в далекое прошлое культуры. Именно о культуре ставлю я здесь вопрос, потому что в этих делах достигнутым надо считать только то, что вошло в культуру, в быт, в привычки. А у нас, можно сказать, хорошее в социальном устройстве до последней степени не продумано, не понято, не прочувствовано, схвачено наспех, не проверено, не испытано, не подтверждено опытом, не закреплено и т. д. Иначе и не могло быть, конечно, в революционную эпоху и при такой головокружительной быстроте развития, которая привела нас в пять лет от царизма к советскому строю».

Что же предлагал сделать Ильич для обновления и улучшения государственного аппарата? Совет его чрезвычайно прост и полезен для самых разных ситуаций. Это знаменитое:

«Во-первых – учиться, во-вторых – учиться и, в-третьих, – учиться и затем проверять то, чтобы наука у нас не оставалась мертвой буквой или мертвой фразой (а это, нечего греха таить, у нас особенно часто бывает), чтобы наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в составной элемент быта вполне и настоящим образом».

Помимо обучения работников, Ленин считал необходимым организовать строгий контроль за действиями государственного аппарата. Для этой цели в свое время была создана Рабоче-крестьянская инспекция (РКИ, или Рабкрин), но Ленин недоволен ее работой. Он пишет: «Мы должны сделать Рабкрин, как орудие улучшения нашего аппарата, действительно образцовым учреждением».

Несколько раньше, в конце января 1923 года он уже писал о том, как следовало бы реорганизовать Рабкрин. Он предлагал объединить Центральную контрольную комиссию (ЦКК) партии с госучреждением РКИ. (По сути, это должно было означать превращение партийного органа в государственный.) По мнению Ленина, надо было выбрать 75—100 новых членов ЦКК из рабочих и крестьян, которые будут пользоваться всеми правами членов ЦК партии. Всего в Рабкрине должно быть не более 400 служащих «особо проверенных по части добросовестности и по части знания нашего госаппарата, а также выдержавших особое испытание относительно знакомства их с основами научной организации труда вообще и, в частности, труда управленческого, канцелярского и т. д.».

По мысли Ильича, придание дополнительных важных организационных и контрольных функций Рабкрину (вплоть до участия его представителей на заседаниях высших партийных органов) приведет к тому, «что в нашем ЦК уменьшится влияние чисто личных и случайных обстоятельств и тем самым понизится опасность раскола». Нетрудно заметить, как упорно возвращается он к раздирающим Политбюро противоречиям, которые в первую очередь были связаны с расхождениями взглядов Сталина и Троцкого.

Опасения Ленина были связаны еще и с провозглашенной новой экономической политикой (нэп). «…Судьба нашей республики, – писал он, – будет зависеть от того, пойдет ли крестьянская масса с рабочим классом, сохраняя верность союзу с ним, или она даст «нэпманам», т. е. новой буржуазии, разъединить себя с рабочими… Чем яснее мы будем видеть перед собою этот двоякий исход, чем яснее будут понимать его все наши рабочие и крестьяне, тем больше шансов на то, что нам удастся избегнуть раскола, который был бы губителен для Советской республики».

Так завершается статья «Как нам реорганизовать Рабкрин».

* * *

В статье «Лучше меньше, да лучше» Владимир Ильич, как мы уже сказали, вновь пишет о Рабкрине. По мысли Ленина, обновленный и реорганизованный Рабкрин призван стать образцовым наркоматом. Именно он должен «определять собой весь наш госаппарат в целом».

Ленин предложил, по примеру обновленного Рабкрина, «соединить учреждения партийные с советскими», так же как «деятельность учебную с деятельностью должностной». Справедливо отметил: «У нас уживается рядом теоретическая смелость в общих построениях и поразительная робость по отношению к какой-нибудь самой незначительной канцелярской реформе. Какая-нибудь величайшая всемирная земельная революция разрабатывается с неслыханной в иных государствах смелостью, а рядом не хватает фантазии на какую-нибудь десятистепенную канцелярскую реформу…»

Надо заметить, что увлечение «всемирной революцией» действительно было еще очень распространенным в эти годы. Революционное брожение, которое охватило после Первой мировой войны едва ли не полсвета, в начале 20-х в целом успокаивается, но международное рабочее движение по-прежнему остается мощной силой. Это способствовало сохранению веры в скорую победу социализма в мировом масштабе. Ленин и сам продолжал надеяться на всемирное торжество социалистической идеи. «На нашей стороне тот плюс, – пишет он, – что весь мир уже переходит теперь к такому движению, которое должно породить всемирную революцию». «Окончательная победа социализма вполне и безусловно обеспечена».

Собственно, в 1917 году российская социалистическая революция и совершалась большевиками в надежде на то, что непременно произойдет революция мировая и тогда победивший пролетариат Европы поможет русскому рабочему классу построить социализм в России. Поскольку мировая революция не свершилась, большевикам пришлось строить социализм самостоятельно, да еще в стране, где практически не было экономических предпосылок для его строительства.

Ленин прекрасно понимал, за какую «архитруднейшую» работу взялись русские коммунисты. Он открыто признавал, что российскому обществу «не хватает цивилизации для того, чтобы перейти непосредственно к социализму, хотя мы и имеем для этого политические предпосылки».