Текст книги "Чисто компьютерное убийство"

Автор книги: Рудольф Вчерашний

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Юрий смущенно взглянул на Гаврилова, не зная, подниматься ему со своего места или нет. Никаким контрагентом он не был, и зачем было развешивать столько лапши на уши сослуживцев, сразу не сообразил. Скорее всего, Гаврилову нужно было оправдать то, что он привел сюда постороннего человека. Но зачем он его привел – Юрий понял далеко не сразу. Досадуя на своего нового непредсказуемого знакомого, он слегка приподнялся, кивнул головой и попытался отшутиться, сказав, что на самом деле он ни чей не агент, и тем более – не контра. На минутку, но не более, глаза всех собравшихся сверкнули интересом в его сторону, а затем все пошло по обычному, накатанному сценарию.

– Юнга Сизов, – сказал командирским голосом Леонид Викентьевич, – прошу доставить спецприбор в кают-компанию.

Полуседой юнга Сизов не стал ждать повтора команды и проворно переставил с широкого подоконника на стол два больших, накрытых чистыми салфетками подноса. На одном громоздились не блиставшие разнообразием этикеток стеклянные бутылки с водкой и пластиковые с газированной водой, а на другом – бутерброды. Тут разнообразия было больше: с колбасой, с сыром, с селедкой и еще с какой-то красноватой рыбой. Кроме того, стояла уже распечатанная баночка с маринованными грибами. Стаканы извлекли из тумбочки одного из столов командирского кабинета и быстро наполнили их примерно до половины.

Первая, по-видимому, традиционная и очень оригинальная команда «За общий успех!» была выполнена мгновенно. Чувствовалось, что тут собрались люди дела. Секунд двадцать-тридцать слышался нестройный шорох работы челюстей, затем бульканье наполняемых стаканов по команде «Заряжай!», очередной залп под лозунгом «Ну, будем все!», после чего тишина стала нарушаться отдельными фразами типа: «Костя, кинь-ка мне вот ту, с рыбкой». «Валентин Валентинович! Не трудно накапать мне полстакашка боржоми?» «Да конечно не трудно, если ты думаешь, что там действительно боржоми. А тебе не кажется, что это начерпано прямо из нашей Карповки?» В такой обстановке нарастающей всеобщей раскрепощенности проходила подготовка к третьему залпу, который и последовал через несколько минут под командой хмурого серьезного субъекта с совсем бритой в верхней части, и совсем не бритой в нижней своей части головой. «За Россию!» – сурово произнес он и опрокинул стакан в какую-то невидимую щель в сросшейся в одно целое волосяной структуре из усов и бороды.

Первый акт на этом заканчивался, и далее все повели себя как по команде «Вольно! Можно оправиться!» Кто-то ел, кто-то курил, кто-то, сбившись в небольшие группки, обсуждал насущные проблемы от футбольных до чисто научных, а кто-то собирался домой, виновато объясняя бегство из товарищеской среды тем, что «обещал жене железно сходить сегодня в театр». Несколько человек во главе с Сизовым притащили шахматы с часами и организовали блиц на вылет.

Наконец Александрову удалось уединиться с Гавриловым. Они сели на два свободных стула у стены, неподалеку от подоконника, на котором еще осталось достаточно много запасенного спиртного и съестного. Заметив скользнувший по этим залежам взгляд Александрова, Гаврилов успокоил его:

– Не пугайся, мы еще максимум с полчасика здесь порасслабляемся, и баста. Все останется до следующего раза. Мы иногда в конце недели так собираемся, чтобы разогнать стрессы. Начальство у нас мировое. Знает, как нужно спаивать коллектив. У нас склок действительно почти не бывает. Все гасится на корню, в такой вот обстановке.

Юрий воспользовался моментом, пока Гаврилов на полсекунды замолк, набирая в легкие воздух для очередной тирады, и заговорил:

– Сергей Ильич, вот вы сказали, что давно занимаетесь инфразвуком. И, наверное, вас интересовала не только физика этого явления, а и прикладные вопросы его применения. В военной-то практике уж наверняка. Так вот, если говорить о биологическом аспекте таких приложений, то…

– Дорогой мой! – покровительственным тоном перебил его Гаврилов. – Да я все аспекты, и биологические, и информационные, и чисто технические, исполосовал вдоль и поперек. Я так понял, ты мне в чем-то хочешь помочь. Так вот, голуба моя, даже не знаю, что тебе сказать. И дело не только в том, что все это закрыто и перезакрыто, и не в том, что принадлежит, как ты видел, не только мне одному. Главное в том, что я дошел до шлагбаума. До предела технических возможностей, понял?

Юрий был ошеломлен тем, что этот Гаврилов, оказывается, давно и плотно работает по инфразвуку, и появление у него Александрова воспринял лишь как попытку в чем-то помочь ему, доктору наук и капитану почти первого ранга, уже забившему за собой приоритетное право. Поэтому вместо возражений он лишь затравленно промолчал. А тонкий психолог Гаврилов, видя, что без боя добил своего так и не состоявшегося оппонента, великодушно предложил:

– Впрочем, уважаемый Юрий Борисович, у меня есть к вам деловое предложение. Давайте сотрудничать. На условиях соавторства. Только чур, уж, извините, моя фамилия в нашем дуэте будет стоять на первом месте. Хотя, конечно, по алфавиту вы – «А», а я – «Г». Но сотрудничество будет распространяться не на то, что уже сделано и опубликовано, а только на то, что мы сделаем в будущем. Ну, как, идет? Тогда предлагаю, не дожидаясь, пока все остальные вернутся к столу, выпить за это. Закрепим наш творческий союз!

Многие чувства Александрова были смяты кавалерийским наскоком маститого ученого. Многие, но не все. «Неужели этот нахрапистый военный так меня сразу и съел, без перца и соли – без всякой дискуссии?» – подсказал вдруг внутренний голос, и Юрий словно очнулся от гипнотической спячки.

– Извините, Сергей Ильич, но где вы публиковали ваши работы? Я вроде бы отслеживаю все, что выходит в открытой, да и закрытой печати по этому вопросу.

– Ах, даже так? Ну, я смотрю, вы – гигант мысли. – Невольно, почувствовав, что соперник держит дистанцию и не собирается ее сокращать, Гаврилов тоже обратился к собеседнику на «вы». – Но ведь вы же знаете, что есть такая форма публикаций закрытых материалов, как научно-технические отчеты. И многие материалы, особенно, если по ним поданы в Комитет заявки на изобретение, по другому публиковаться не могут. До принятия по ним решения.

– Значит, у вас поданы заявки по инфразвуку? И сколько, если не секрет?

– Разумеется, это секрет. Но вам, коллега, я скажу – более пяти!

– На способ или устройства? – последнее, что спросил Юрий, понимая, что нужного конкретного разговора по его собственной заявке не только не получилось, но вообще ему как собачке указали на его место в своей конуре, и чтобы не высовывался, пока не пригласят.

– Есть и способы, есть и устройства. – Этим очевидным и ни к чему не обязывающим ответом Сергей Ильич ушел от объяснения, а вместо этого предложил: – Ну, так что, выпьем за наш успех! – тем самым как бы ставя точку в их разговоре.

Они выпили и закусили за этот «общий успех», но что тут могло быть общего – Юрию не было ясно. О формах сотрудничества они не договорились, и при расставании, которое наступило незамедлительно, капитан Гаврилов не дал старшему лейтенанту запаса Александрову ни рабочего, ни домашнего телефона для связи.

«Ну-с, и какие мы сделаем выводы, „поллитрук“ Александров?» – спросил сам себя изобретатель, выйдя на улицу и вдыхая полный прохлады и влаги питерский воздух. Ответа не было. Было ощущение, что тебя обводят вокруг пальца. Как в цирке. Видишь, как из рукава фокусника один за другим вылетают голуби, понимаешь, что тебя дурят, пытаешься догадаться, в чем тут секрет, и в результате остаешься в приятном неведении. Но если в цирке от всего этого действия на душе остается веселье и легкость, то в данном случае на душе Александрова остались тоска и непомерная тяжесть. Почему?

Вместо поиска ответов Юрий направился в небольшую фотомастерскую в подвальном помещении в середине Невского, где часто по вечерам, а по пятницам – всегда, со времен прекрасной юности собирались его друзья детства посидеть, потрындеть за рюмкой о женщинах, литературе, искусстве и политике.

Нынче все было, как и раньше, только сейчас один из их компании был хозяином этой мастерской, а в предметном ряду обсуждаемых тем политика и женщины поменялись местами. Политика стала первой.

На следующее утро, виновато отводя глаза в сторону, Юрий попросил собирающуюся в магазин жену прихватить там пару бутылочек пива.

– Тебе темного или светлого? – участливо спросила все понимающая жена. – Может, рыбки вяленой или сыру?

– «Балтику», второй или третий номер, – благодарно посмотрев на жену, сделал заказ Юрий Борисович. – А больше пока ничего не надо.

Уже к вечеру в голове прояснилось, и Александров мог сделать осмысленные выводы из всего происшедшего. Итак, в его идее с инфразвуком наметился странный параллелизм. Нет, сам по себе тот факт, что кто-то еще мог додуматься до того же, что придумал и он, Юрий, еще ни о чем не говорил. Бывают такие маловероятные совпадения. Но странное поведение этого Гаврилова, как он ловко и вместе с тем внаглую ушел от объяснения, да еще и выставил его, Юрия, этаким мальчиком на побегушках, наталкивало на определенные мысли. А именно – напрашивался вывод, что инсценированное Гавриловым приглашение на военно-научный мальчишник имело целью убедить его, да и присутствующих там сотрудников тоже, в том, что Гаврилов не только причастен, но даже находится в авангарде разработки инфразвуковой идеи. Проанализировав еще раз поведение всех присутствующих, да и самого Гаврилова на той пирушке, он в этом своем выводе окончательно утвердился. А вот что теперь делать, пока не придумал.

Александрову было очень неприятно, но еще не смертельно. А вот смертельная обида пришла к нему позднее. Спустя несколько месяцев после бесполезной эпопеи с заявкой на изобретение, ему позвонил приятель, бывший сокурсник Игорь Галактионов. Сейчас он работал в морском ведомстве, занимался гидроакустикой, и был в курсе дел Александрова.

– Привет, Кулибин! Хау ду ю ду? – на английский манер приветствовал он Юрия.

– А как твои дела? – ответил на приветствие Александров.

– Работаем, – коротко проговорил Галактионов.

– А мы с колокольни, ну, этим машем, разгоняем облака, – в пику приятелю съязвил Юрий.

– Чувствуется медицинский уклон в твоих новых увлечениях, – хохотнул в трубку Игорь, – даже твой солдатский юмор стал с медицинским оттенком.

После непродолжительного обмена «любезностями» они, по предложению Галактионова, пообещавшего сообщить какую-то нетелефонную новость, договорились встретиться после работы в «Шхере». Вообще-то шхерами называют небольшие островки вблизи изрезанных всякими фиордами и извилинами берегов, но в данном случае такой островок имитировала баржа, прикрепленная ко дну Невы якорями и соединенная с берегом хлипкими качающимися мостками. Здесь можно было спокойно и недорого провести время за деловой беседой или в веселой компании. Сложилось так, что постоянной клиентурой заведения стали «морские волки», как бывшие, так и настоящие и даже будущие. То есть как действительные моряки или люди, имеющие к флоту самое непосредственное отношение, так и курсанты различных и многочисленных в Питере морских и речных учебных заведений.

За нехитро сервированным столом, где доминирующее положение занимали «Смирновская водка» и «Корабельный салат» из кальмаров, Игорь поведал приятелю вот о чем.

– Вчера я просматривал по своей служебной надобности закрытую, с грифом «Совершенно секретно», литературу, выпускаемую Морским ведомством. И вот в «Морском вестнике» серии «К», номер шестой, наткнулся на засевшее в подсознании ключевое слово «Инфразвук». Понимаешь, Юрка, глаз как-то сам зацепился за заголовок: «Новые функции инфразвука». Ну, я по твоим рассказам помню, что ты там что-то накопал. Вчитался. Очень похоже на то, о чем ты мне рассказывал про охранные применения. Как ты сам понимаешь, ничего записать в нашей спецчасти было нельзя, так я вот накропал тебе потом по памяти, но близко к тексту то, что мне показалось самым для тебя важным. – И он вырвал из блокнота мелко и аккуратно исписанную страничку.

Александров внимательно, даже не один раз перечитал текст и преувеличенно спокойным тоном произнес:

– Д-да-а! Вот это д-да-а! Я много слышал, что такое бывает, но когда это касается не тебя, воспринимается совсем по-другому. А вот теперь коснулось и меня. Понимаешь, Игорь, это же мой материал! Отвергнутый экспертами!

– Я так и догадался, помня рассказанную тобой историю. Значит, я не зря ухватился за эту статью? – спросил Игорь. – Все выходные данные и автор этой публикации у меня на промокашке, – добавил он, словно предвидел, что это обязательно понадобится. – И что ты намерен предпринять?

– Да уж предприму что-нибудь, – медленно, растягивая в несвойственной ему манере слова, сказал побледневший Александров. – Но если кто-нибудь когда-то и узнает, что я предпринял, то первым из них будешь ты, Игорек. А сейчас – прости. Давай по чуть-чуть на дорожку, и упрячь язык за зубами понадежнее.

Игорь понял, что его другу нанесена смертельная обида.

Глава 3
ЛЮБИМЫЕ ЖЕНЩИНЫ МЕХАНИКА ГАВРИЛОВА

Сережа Гаврилов приехал в Ленинград из Алма-Аты восемнадцатилетним юношей и поступил на учебу в Кораблестроительный институт. Особых талантов за ним не наблюдалось, но за счет хорошей самоорганизации учился он легко, без надрыва. Надо отдать ему должное, в борьбе за существование он был последователен и проявил достаточно воли, упорства и расчета. Уже к середине второго курса женился на сокурснице Оле Марщевской, внешне очень уж невыразительной и неинтересной, но умной и всесторонне развитой дочке одного из деканов. Переехав в профессорскую квартиру на Кировском проспекте, он отдалился от всех прежних не то чтобы друзей – таковых у него и не было, – а даже и от знакомых, с кем раньше поддерживал похожие на приятельские отношения.

После окончания института его неожиданно призвали на службу в армию, вернее – во флот, и отправился он в Североморск. Прослужил Сергей на подводной лодке ровно два месяца и четыре дня, так и не успев побывать в походе. Затем его отозвали в Ленинград и, по причине каких-то отклонений в составе крови, определили служить в некой «вэ че» – военном научно-исследовательском институте. Служил он в этой «вэ че», несмотря на ухудшенный состав крови, исправно и результативно, за десять лет защитив сначала кандидатскую, а затем и докторскую диссертации. Короткая служба на подводной лодке, хотя она и проходила на базе, в последующем позволяла ему изредка, в необходимых случаях, вставлять в свою речь фразы типа: «А вот, помню, у нас на лодке был случай…» Помогло ему это или нет, но по ступеням воинской лестницы он поднимался быстро и уверенно.

Надо сказать, что основной после вузовской специальностью Сергея Ильича Гаврилова была теплотехника, но близкое знакомство с атомными энергетическими установками в натуральных условиях, попортившее-таки ему состав крови, заставило его поменять ориентацию. Он переориентировался в своей научной специализации, и кандидатскую диссертацию уже защищал по механической специальности – прочность корабельных металлоконструкций. Поэтому сослуживцы иногда стали называть его «механик Гаврилов».

Был ли Сергей Ильич талантлив? Безусловно. Но талант его был своеобразным. Обычно о талантливых людях говорят, что если человек талантлив – то он талантлив во всем. К Гаврилову такое определение не подходило. Он обладал и цепкостью ума, и остротой, и хваткой. Но главное, что его отличало от остальных талантов – это изобретательность его таланта, выборочный характер его любознательности. Он никогда не тратил время и силы на занятия, которые другим людям просто интересны, то есть интересны сами по себе. Например, не любил никаких игр, ни спортивных, ни развлекательных: будь то шахматы, карты, или даже игра на музыкальном инструменте. О всяких там футболах, волейболах и прочих городках и речи не шло. Вряд ли он смог бы пробежать сто метров хоть за сколько-нибудь секунд. Вообще из спорта он признавал только плавание, и активно с его помощью поддерживал свою форму. Два раза по полтора часа еженедельно в бассейне спортивного клуба армии.

И второе, на что он не жалел потратить время – кроме своей карьеры, разумеется, – так это женщины. Даже выпивку он любил только лишь потому, что она у него заканчивалась связью с женщиной. Хотя, впрочем, была у него и особая любовь. Странно это или нет – но к живописи. Сам-то рисовать он не умел, но живопись любил и, кажется, понимал. Регулярно, раз в месяц-то уж точно, бывал у знакомых художников, снимавших студию на Литейном проспекте, и там удачно совмещал любовь к живописи, хорошему алкоголю и к пропахшим насквозь какими-то акварелями и олифами женщинам. Ну и, конечно, Русский музей посещал тоже не только ради приличного тамошнего буфета. Дома у него все стены были увешаны рисунками, подаренными подпитыми художниками и художницами во время разгульных вернисажей в студии на Литейном.

Все пока что сказанное делает естественным тот факт его биографии, что сразу после того, как Сергей получил степень кандидата наук, он развелся с женой. Нет, дело здесь ни в какой-то там любви, которая пришла – ушла и тому подобное. О любви как о чувстве говорить вообще не приходится, поскольку его никогда и не было, этого чувства. Была первая ступень многоступенчатого запуска. Когда эта ступень вырабатывает свой ресурс, она тут же отбрасывается, как ставший ненужным и тормозящим дальнейшее продвижение балласт. Так вот, профессор Марщевский стал Сергею Ильичу больше не нужен. Все необходимые связи с его помощью были завязаны, и дальнейший полет Гаврилов мог осуществлять самостоятельно, так сказать, в автономном режиме. К тому же Ольга Марщевская за это время тоже не похорошела. Такая мелочь как пятилетний сын, которого, надо ради справедливости отметить, Сергей по-своему очень любил, не имела того веса, который на чаше весов судьбы способен перевесить стремление Сергея «к свободе, свету». К расставанию с квартирой на Кировском проспекте молодой кандидат наук тоже предусмотрительно подготовился – купил себе загодя уютную однокомнатную квартирку в приличном районе недалеко от метро.

Большинство своих нужных для карьеры связей Сергей Ильич заводил с помощью женщин. Чем же и где он брал их? Умом, внешностью или еще чем? Трудно сказать. Раньше говаривали, что всех женщин можно разделить на две категории: на «дам» и «не дам». Так вот, Сергей Ильич проводил такое разделение в натуре. А потом уже из общества «дам» выбирал и оставлял для дальнейшего пользования нужных.

В мировой практике восхождения «наверх в мансарду» такая тактика далеко не новинка. Да и чего тут изобретать, справедливо полагал Гаврилов, надо пользоваться хорошо себя зарекомендовавшим вековым опытом предков. И в результате такой тактики отряд различных правителей в военных, научных, политических кругах и даже в рядах «жрецов Мельпомены», казалось, только тем и занимался, чтобы обеспечить тотальное продвижение Сергея Ильича Гаврилова к вершинам мировой славы по всем фронтам.

Итак, Гаврилову везло всегда и во всем. Как говорили его знакомые, его жизнь сопровождала сплошная «пруха». Однако, как веревочка ни вьется, а… и на старуху бывает проруха. А появилась она в судьбе Гаврилова вот каким образом. Однажды в конце лета он сидел в затрапезной кафешке на Пяти Углах с очередной девушкой. Они ели салат из крабов, кабачковую икру и чахохбили на косточках. Характер этого меню определял уровень знакомства, а наличие на их столе бутылки с красным столовым вином и маленького графинчика с коньяком предполагало однозначное развитие дальнейшего хода событий. На фоне затененных светильников отчетливый и, говоря по правде, породистый профиль Гаврилова невольно привлекал взгляды немногочисленных в этот ранний предвечерний час посетителей.

Сергей привык к таким посторонним взглядам и обычно реагировал на них вяло. Но тут его вдруг как будто обожгло. Он столкнулся с влажным и всепроникающим блеском темных глаз, стреляющих в него прямой наводкой из-за букета садовых ромашек, установленных в стеклянной вазочке на расположенном от них через один столике. Боже! С ним что-то случилось. Он чувствовал себя необстрелянным новичком, впервые попавшим под обстрел тяжелой артиллерии. Хуже! По нему били испепеляющим лазерным лучом. Блеск этих глаз затмил все кругом и помутил разум. Он даже не рассмотрел всего того, с чем эти глаза были в комплекте, он не видел и не представлял всего облика обладательницы этих глаз, а его рациональный ум не сделал даже попытки поставить перед хозяином вопрос, что могут делать эти глаза в таком дешевеньком заведении. Он ловил этот секундный кайф, благодарил судьбу за то, что она еще не окончательно лишила его способности реагировать на подобные мгновения.

Оправившись от первого шока и продолжая оптическую перестрелку с этими глазами-лазерами, Сергей на минуту отошел к угловому столику, за которым сидели свободные официанты, и, поговорив о чем-то с одним из них, черкнул несколько цифр на бумажной салфетке.

Столик со стреляющими глазами, а там кроме них еще были две пары женских и пара мужских глаз, вскоре освободился. Находящийся все еще во власти призрачного очарования, Гаврилов все-таки довел обед со своей спутницей до логического завершения в своей однокомнатной квартирке возле метро, иначе он не был бы самим собой. Но делал он все механически, без эмоций и, прощаясь с подругой на пороге своей квартиры уже в девять вечера, виновато развел руками. О дальнейших встречах разговора не заводил.

Телефонный звонок в его квартире каждый вечер звонил почти беспрерывно. Сегодня, как и обычно, звонков было много, мужских и женских, нужных и не нужных. Но самый нужный раздался после двадцати трех часов. Низкий, слегка поскрипывающий голос произнес:

– Здравствуйте! Это вы?

В обычных условиях Гаврилов бы посчитал этот тембр голоса неприятным, но сейчас он видел за этим голосом только глаза его обладательницы. Он безошибочно догадался, что это именно она. Он был уверен, что она воспользуется телефонным номером, который ей при выходе из кафе приватно передал официант.

– Да, это я. Зовут меня Сергей Ильич… Сергей, – поправился он. – Я очень рад вас слышать. А вы так и желаете остаться приятной незнакомкой?

– Ну, нет, отчего же. Познакомиться мы можем. Но только, вероятно, по телефону. Отзываюсь я на имя Зинаида Петровна.

«Банальная оригинальность», – отметил про себя Гаврилов, но посчитав, что женщине, да еще с такими глазами, это простительно, ответил:

– Очень приятно! Но кто вы и откуда, и почему считаете, что знакомство должно остаться только телефонным?

– Я звоню из гостиницы, это на Московском проспекте. Судя по номеру вашего телефона, на другом от вас конце города. И через час уезжаю домой, в Москву. Такси внизу уже, наверное, ждет. Я с трудом до вас дозвонилась – все время занято. Вы такой занятой и интересный молодой человек. Но Бог, видимо, есть, и в последний момент он все-таки соединил меня с вами. Я имею в виду – по телефону!

– Ну, почему я такой не везучий? – почти не притворяясь, заныл Сергей. – Только встретил женщину, которую видел лишь в мечтах, и на тебе…

– Да уж не скажите, – проворковала незнакомка, – а та красавица, что с вами в кафе пальцем на хлеб намазывала кабачковую икру? Не будете же утверждать, что это ваша жена?

Гаврилов утверждать этого не стал. Он посмотрел на часы. До отхода «Стрелы» оставалось ровно столько времени, сколько нужно, чтобы заказать такси и, если повезет, и заказ сразу примут, доехать до Московского вокзала.

– Какой у вас номер? – спросил он, уже переодевая брюки и натягивая ботинки.

– Номер чего? – спросила Зинаида Петровна.

– Да вагона, вашего вагона, поезд я знаю, часто на нем езжу.

– Кажется, десятый. Да, точно, десятый. Какой вы сумасше…

– Пока, до встречи!

С такси повезло, и уже через три-четыре минуты он сидел в машине. Назвав водителю время на пять минут меньшее времени отхода «Стрелы», Сергей спросил, доставит ли тот его к указанному времени на Московский вокзал. Таксист с сомнением покачал головой, мгновение колебался, затем назвал цену.

– Вперед! – скомандовал Сергей и попросил еще проехаться мимо чего-нибудь такого, где можно купить цветы.

Когда он, запыхавшись, добрался до десятого вагона, объект его страсти уже попрощалась с провожавшими ее все теми же двумя женщинами и мужчиной и вошла в вагон. Сергей успел вскочить в тамбур, оттеснив проводницу, и, протянув крайне удивленной Зинаиде Петровне цветы, неожиданно прикоснулся губами к ее щеке:

– Телефон! Ваш московский телефон?

До нее, наконец, дошло. Она сунула руку в сумочку и протянула, по-видимому, заранее приготовленную визитку. Он сжал ее руку, поднес ее к своим губам и, утонув на миг в этих бездонных блестящих глазах, спрыгнул на перрон. Поезд набирал ход. Так красиво начиналась одна из многочисленных, порой не менее красивых поначалу любовных историй.

Вернувшись уже последним поездом метро к себе домой, он только там, заварив чайку и отхлебывая его в одиночку на кухне с коньячком, позволил себе посмотреть на визитку. На белом прямоугольничке плотной бумаги стандартным красивым шрифтом вытиснено: «Торлин Клавдий Николаевич», и ниже телефоны, служебные и домашний. Ни места работы, ни должности, ни домашнего адреса. «Ну, и что? – подумал Сергей. – А ты что хотел увидеть, фотографию будуара Зинаиды Петровны?» – издевался он над собой. Но не успел выпитый глоток коньяка достичь конца пищевода, как Гаврилов догадался, что у него в руках визитка ее мужа. Значит, номер домашнего телефона – это ее номер. Теперь все понятно. Таким манером эта Зинаида Петровна сообщила и номер своего телефона, и то, что она замужем. Он стал вновь перебирать застрявшие в памяти детали образа этой женщины. Попытавшись откреститься от прекрасных темных глаз, представил ее рот с отчетливо вычерченными в его уголках возрастными складками, заметную паутину морщинок в устье век и выше переносицы. Ну, конечно, она как минимум лет на десять, а то и на все пятнадцать старше его. Хотя, что это доказывает? У него бывали варианты и похлеще – он вспомнил преподавательницу общественных наук в институте, с ее поздними, до полуночи, зачетами, и улыбнулся.

Гаврилов уже засыпал, когда мозг продырявила внезапная догадка. Торлин! Какая знакомая фамилия. Стоп! Да ведь это же начальник управления по кадрам их военного ведомства! Неужели такое совпадение? Как его инициалы-то? К. Н. Ты смотри, и это сходится! Вот повезло, так повезло! Кажется, привалило по-настоящему. Все-таки «пруха» ему действительно была. Воспаленное сознание рисовало ему картины прекрасного будущего, и сон не сразу одолел его.

А утром по пути на работу он спокойно обдумывал сложившуюся ситуацию и решал, самому ли ему позвонить первому в Москву, или дождаться, пока созреет для этого Зинаида Петровна. К этому времени на его погонах, которые он почему-то носил не всегда, и даже очень редко, было три маленьких звездочки старшего лейтенанта.

Гаврилов позвонил в середине дня, в обед, со служебного телефона. Московский номер долго отзывался длинными, часто повторяющимися междугородными гудками, пока, наконец, в трубке не раздался еще не забытый им за ночь низкий скрипучий со сна тембр ее голоса:

– Да, я слушаю. Кто это, говорите. Это же вы, Сергей Ильич! Я же вижу, что это вы!

– Конечно, это я, – взбодренный ее проницательностью, отозвался Сергей. – Как вы доехали?

– Ах, спасибо! Нормально доехала, только спала плохо. Вы не чувствуете в этом своей вины?

– Не чувствую, но виноват. Я со службы, Зинаида Петровна, – уловив в голосе собеседницы удовлетворение оттого, что он ей позвонил, Сергей справедливо решил до предела укоротить разговор. – Рад, что у вас все в порядке. Не забывайте нас. Ну, до звонка! – и положил трубку.

В этот день он был в приподнятом настроении, в обед в буфете много шутил, смеялся, рассказывал коллегам-сослуживцам всякие веселые истории и часто поглядывал на сновавшую за буфетной стойкой Аллу, которая отнесла повышенный тонус Гаврилова на свой счет. Однако с этим она сегодня ошиблась – старший лейтенант после рабочего дня ее не пригласил.

– Какой вы самоуверенный молодой человек, – сказала вечером телефонная трубка на письменном столе в однокомнатной квартире у метро. – Не начав разговор, кладете трубку. А вдруг я бы обиделась и не позвонила?

– Ну, что вы, что вы, Зинаида Петровна! – Сергей ликовал. Его тактика работала как эталонные атомные часы, точно и надежно. – Просто днем вынудили обстоятельства прервать разговор. Служба. А я человек подчиненный.

– И где вы, интересно, служите? Если не секрет, конечно.

– Конечно, секрет, прекрасная Зинаида Петровна, – решил подкинуть пороху в разгорающийся костер их отношений Сергей, – но если мы с вами когда-нибудь увидимся, то я вам смогу все доложить.

– Ну, увидимся мы или нет, зависит от вас. – Она была явно польщена эпитетом «прекрасная» и дала это понять, поощрив его дальнейшим: – Хотя было бы действительно интересно взглянуть на вас при нормальном освещении…

Так продолжалось в течение почти месяца, пока Гаврилов не выбрался вроде бы по служебным делам в Москву. Там, наконец, их отношения были закреплены теми действиями, которые принято называть занятиями любовью. Затем либо она приезжала в Петербург, и Сергей выкраивал для нее часы, отодвигая все запланированные встречи своего любовного ряда, либо наведывался в столицу. Все эти их встречи начинались и заканчивались одним – постелью. Она получала от этого утоление страсти и огромное физическое наслаждение, а он – очередные звания и звездочки. К ее глазам он уже присмотрелся, попривык и уже не тонул в них при взгляде в упор, а так, слегка купался. Но даже при таком неглубоком погружении добрел до звания капитана первого ранга и должности заместителя командира серьезного военно-научного подразделения. И при этом поразительно легко прошагал лестничный пролет научной лестницы от кандидата до доктора наук. В соответствующих высоких кругах о нем уже всерьез поговаривали как о реальном претенденте на вакансию члена-корреспондента Академии наук.

Остановка на достигнутых рубежах произошла из-за нелепой случайности. Однажды, во время его очередного наезда в Москву, они встречались у нее дома, а утром Сергей собирался уже уходить. Зинаида Петровна повернула ключ в входной двери, взялась за ручку, чтобы ее распахнуть, и вдруг… на пороге возник адмирал Торлин, неожиданно вернувшийся домой. Так «пруха» совершенно случайно превратилась в «проруху».