Текст книги "Царь Ифритов"

Автор книги: Руднева Моргана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Базар, – сказал Лабар и снова показал рукой направление. – Ты уверен, царевич?

– Я тверд в намерениях, – хмыкнул Эшиа. – Иди вперед, Лабар, и забудь на время называть меня царевичем. Для тебя я Эшиа. Или «Эй, ты!».

Лабар закрыл лицо руками, но Эшиа успел заметить мелькнувшую на смуглом лице улыбку.

Что за чудо восточный базар! Неописуемое полотно человеческой жизни. И в каждой стране, в каждом городе полотно это написано особыми красками, выткано в своей самобытной манере на гобелене жизни царства. Воистину, если хочешь узнать, чем живет народ, загляни сперва на базарную площадь, вот там и увидишь все как на ладони. Так и в стране Ямайн базар был сердцем города, раскинувшись на огромной площади между царским дворцом и белым храмом Ар-Лахада, как огромное озеро, в которое стекались шумные реки-улицы со всех сторон. У узких арочных пролетов, соединяющих дома по окраинам улиц, сидели нищие с протянутыми руками и музыканты, перебирающие струны сифара. Прохожие давали им деньги, или угощали фруктами, или громогласно проклинали, и шли дальше по своим делам. Огромной змеей заворачивалась по площади спираль торговых рядов. В самом начале стояли лавки гончаров, и ткачей, и ковровых дел мастеров, и кожевников, и портных, и всякий, кому нужны были ткани, ковры или добротная одежда, останавливались около их лавок, и заводили с торговцами длинный разговор о ценах, о товаре, да о погоде и здоровье дочерей и жен, поскольку все всех знали здесь, а чужаки появлялись все реже и реже. За этими рядами же начинались торговцы фруктами, сластями, сушеным мясом и душистыми специями, и радушно предлагали каждому попробовать свой товар, и никто не мог уйти от них без покупки. В самом же сердце спирали базара стояли торговцы сокровищами: золото, серебро и знаменитый белый ямайнский камень, из которого делали браслеты и серьги, украшали прилавки, а владельцы заманивали женщин и молодых девушек примерить красивые вещи, а мужья потом платили дорогую цену, поскольку не принято было здесь торговаться за украшения. Так базар богател и процветал, лавки ломились от товара, и каждый день именно здесь жители города встречались друг с другом, чтобы обменяться новостями, сплетнями и различными своими радостями и горестями.

Царевич Эшиа и Лабар ходили вдвоем промеж рядов, и смотрели по сторонам, и восхищались вслух всему, что видели. Эшиа достал мешочек с деньгами и сунул его в руки Лабару, и наказал тому покупать все подряд, на что упадет глаз.

– Когда приходишь на базар за удовольствием, не стремись к бережливости! – со смехом наставлял он. – Трать без сожаления, и этим приумножишь удовольствие. Купцы будут в восторге оттого, что торговля идет бойко, и товар разлетается с прилавков, ты же будешь рад самой возможности обретения и трат. Только не забывай – и не мне тебя учить! – что нельзя соглашаться на первую цену, а стоит торговаться до хрипа, ибо это наносит бальзам на сердце любого купца и любого прохожего!

Сказав так, царевич Эшиа пропустил Лабара вперед и последовал за ним на базар. Все в Лабаре восхищало его – то, как быстро юноша забыл смущение и включился в игру, и то, как чудесно он играл свою роль. В стране Эшиа не было таких людей, кто не узнал бы царевича в лицо, оттого трюк с переодеванием на базаре он никак не мог исполнить, хотя придумал его еще пару лет назад. А в чужой для него стране Ямайн легко было переодеться слугой и с наслаждением прогуляться по базару в шкуре простолюдина, оставив все сложности на плечи Лабара. Но сложностей тех почти и не было, а восторг от возможности тратить деньги и обрести все, что только пожелает душа, заставили глаза слуги загореться мягким огнем.

Что еще поразило Эшиа спустя некоторое время их прогулки по нагретым камням площади – Лабар совсем не злоупотреблял выпавшими ему возможностями. Он щедро раздавал монеты и торговался до хрипа, но взгляд его был рассудителен. Первое время он робел, но Эшиа тихо успокоил его, сказав, что все, что Лабар захочет, он может оставить потом себе. Тогда он осмелел и заинтересовался и тканями, и украшениями, и сладостями, рассыпанными по прилавкам.

– Зачем тебе такое развлечение, Эй, Ты? – спросил Лабар, когда они вышли из лабиринта лавок и присели на нагретый солнцем широкий парапет, чтобы отдохнуть и перекусить только что купленными фруктами и сладостями.

– Мне весело и хорошо, – беспечно откликнулся Эшиа, опуская на землю корзины и свертки, которые нес, как и подобало слуге господина. – У себя на родине я часто переодеваюсь в простые одежды и хожу на базар, но меня все равно узнают в лицо и относятся как к царевичу, пусть и переодетому, и без свиты. А мне давно хотелось узнать, как это, когда можно переодеться простолюдином, и все будут думать: вот, идет простолюдин. Тогда люди открываются совсем с другой стороны.

– Странный ты, ца… Эшиа, – улыбнулся Лабар.

– А что ты, царевич Лабар? – подмигнув, спросил Эшиа в ответ. – Каково тебе быть царевичем?

– Быть царевичем, который пошел со слугой на базар, это приятно очень. Тратишь деньги, покупаешь то, на что падает взгляд, и совсем не думаешь о том, что будешь есть завтра, и не вызовешь ли гнев могущественного человека, – покачал головой Лабар. – Но знаю я, есть у царевичей много других дел, и не все они так приятны, и жизнь слуги порой намного проще и веселее. Разве я не прав?

– Мудры твои слова, царевич, – кивнул Эшиа. – Мало я знаю слуг, которые умели бы так рассуждать. Но те, кто обладал схожим с твоим умом, добивались невероятных высот при своих господах.

– Спасибо за слова твои, Эшиа. – Лабар с задумчивой улыбкой посмотрел на суету базара. – И за безумную идею твою спасибо. Этот день в своем сердце я сохраню как самый солнечный и беззаботный за всю мою жизнь.

– А не хочет ли мой царевич винограда? – весело спросил Эшиа и, не дожидаясь даже кивка, полез в корзину за сочной и свежей кистью, наполненной ярким солнцем.

Лабар с удовольствием согласился на виноград, и некоторое время Эшиа развлекался тем, что кормил Лабара виноградом, а тот принимал это как должное.

После чего они выпили сладкого чая и прошли еще по базару, и, к тому времени как солнечный диск преодолел середину дневного пути, Эшиа едва не сгибался под тяжестью свертков и сумок.

– Что ж, царевич, пришло время нам возвращаться во дворец, – кряхтя, сказал он. – А то ты не поспеешь к ужину. А царь Ямайн ждать не любит.

– Это верно, – с достоинством кивнул Лабар, и Эшиа вновь восхитился его манерой держаться, – тогда вернемся во дворец.

И Лабар уверенно направился в сторону дворца и повел Эшиа за собой, иногда оборачиваясь, чтобы убедиться, что царевич не потерял дорогу. Эшиа же нес корзинки и свертки и довольно улыбался, и думал о том, что надо записать про базар царства Ямайн в свиток, и вообще стоит начать записывать о пережитых происшествиях, горестях и радостях. Наверное, приятно будет старой Несаим прочитать о его приключениях потом.

Но раньше ночи до пера и бумаги он не доберется, и он знал об этом. Сначала им с Лабаром надо было дойти до дворца и поменяться обратно одеждой, а потом самому Эшиа стоило привести себя в порядок к ужину, и отдохнуть, и смахнуть с себя пыль дневных приключений.

– Теперь царевич хочет, чтобы я рассказал ему о царе? – спросил Лабар, и в голосе его уже не было прежнего страха.

Эшиа обрадовался этому, потому что не нравилось ему, как держался с ним Лабар, и таким – осмелевшим и более уверенным – он нравился ему больше.

– Да, Лабар. Конечно, мне интересно, что он за человек. Сегодня мне снова предстоит отужинать с ним, и вести разговор о делах, раз мне уж выпала возможность навестить старого союзника моей страны. Но я совсем не знаю его, потому и интересуюсь.

– Ты не прост, царевич Эшиа, – тихо сказал Лабар. – У царя Ямайна есть причины опасаться тебя.

Сказав так, он открыл белые двери, ведущие в купальню, и проводил туда царевича. После дня, проведенного в городе, и веселья на базаре, царевич хотел снова принять горячую ванну и насладиться ей в полной мере.

Лабар помог царевичу Эшиа раздеться и спуститься в купальню, залил в воду душистые масла и удалился в комнату, чтобы принести фруктов и сладостей, из тех, что щедрою рукой набрал на базаре. Налив также сладкого чая, он вернулся с подносом в купальню и поставил сладости и чай в специальную нишу рядом с купальней. После чего присел на мраморный пол и, подхватив за хвостик горсть винограда, протянул ее царевичу.

– Теперь ты будешь угощать меня виноградом? – рассмеялся Эшиа и прихватил сочную ягоду зубами. – Хорош виноград в вашей стране, нигде больше не доводилось мне пробовать настолько сладких ягод!

– Радостно мне, что наш виноград пришелся тебе по душе, – сказал Лабар, и видно было по нему, что в самом деле это вселяло в него радость.

– Наша страна больше славится апельсинами, налитыми солнцем и удивительно сладкими, а такого винограда нам достать сложно. Оттого, о добрый Лабар, будь щедр ко мне и дай вкусить еще ягод.

– Как прикажет мой царевич. – Лабар развернул кисть так, чтобы Эшиа удобно было дотянуться до винограда, не меняя положения. – Так что поведать тебе о царе, мой господин?

– Что за человек он и как с ним ведут дела, вот что мне интересно. Вид он производит один, а на деле явно вижу, что он совсем другой. Где истина?

– Как говорят мудрецы, истина всегда посередине, – Лабар опустил глаза. – Царь Ямайн правит мудро и ум его велик. Многие годы царство наше избегало и войны, и голода, и засухи, хоть и находимся мы не в самом благополучном для жизни месте.

– Стало быть, столица процветает?

– Именно это я и хочу сказать, – ответил Лабар, все так же не глядя в глаза царевичу. – Столица процветает много лет. Царь Ямайн всегда имеет на своем столе все самое лучшее, а слуги его и наложники ни в чем не нуждаются. Торговля всегда идет бойко, и никому не отказывает царь Ямайн, если видит выгоду в союзе.

– А я же ехал сюда через отдаленные деревни и видел иную картину. Видел и голод, и засуху, и бедность. Видел также людей, которые говорят, что царь забыл о них.

Голос Лабара стал сухим и ровным.

– Я так тебе скажу, мой царевич… Царь Ямайн очень стар. И родился в те времена, когда столица и считалась целым царством. Мало что изменилось с тех пор. Вот только людей стало больше.

– Вот так, стало быть… – Эшиа помолчал, а потом задал вопрос: – Скажи, Лабар, а сам ты откуда родом?

– Я родом из деревни на окраине, – коротко ответил слуга и отвернулся, чтобы налить царевичу чай.

Эшиа замолчал. Ответ Лабара был достаточно красноречив. Теперь он убедился в том, что должен попробовать обратить внимание царя Ямайна на происходящее. Он вспомнил Тамиллу и ее отца, и бедность, в которой они жили, и простоту их еды, и красоту их сердец. Ему хотелось исправить это. Благополучие и процветание столицы, которое он мог сегодня наблюдать во время прогулки, ужасающе не сочеталось с бедностью родной деревни Тамиллы.

Ему хотелось сделать что-то для них в благодарность за душевную теплоту.

Кажется, Лабар разгадал его мысли, а может статься, что все они отразились на лице царевича, только тень упала на лицо слуги.

– Зря ты задумал это, царевич, – сказал он. – Но не мне давать тебе советы. Вот что скажу тебе: пей чай и ешь сладости, и наслаждайся моментами отдыха, а о горьком не думай. Горькие мысли отравят тебя.

– Спасибо за заботу твою, добрый Лабар. – Эшиа потянулся под водой и откинул с лица намокшие волосы. – Оставим этот грустный разговор. Вот что я скажу тебе: сбрось свою одежду и присоединяйся ко мне в купальне. Ты провел со мной этот день и тебе тоже надо отдохнуть и сбросить с плеч усталость.

Лабар с сомнением взглянул на синие воды купальни, благоухающие лотосом и жасмином, но Эшиа смотрел на него прямо и уверенно, и намерения его были ясны. И Лабар скинул с себя одежды слуги, и решительно шагнул в горячую воду, в тот же миг оказавшись в руках царевича.

В горячей воде, среди белого мрамора и синих мозаик, провели они много времени, отгоняя усталость, наслаждаясь сладким чаем и фруктами, и Лабар снова кормил Эшиа виноградом из своих рук, и больше в тот вечер не думали они горьких мыслей.

В тот вечер предстоял царевичу Эшиа ужин с царем Ямайном. Царевич Эшиа вышел в самой нарядной своей одежде, волосы кудрявыми завитками свободно опускались ему на плечи. В одежде, даже будучи в путешествии, предпочитал он синие цвета, оттого просто находясь в белых стенах дворца Ямайн, выглядел необыкновенно привлекательным. Всякий, кто посмотрел бы сейчас на царевича Эшиа, решил бы, что юношеская свежесть и красота еще не оставили его, но долгая дорога через пустыню отметила его лицо мужеством и решимостью, что присущи уже взрослым мужьям. Одним словом, царевич Эшиа находился на том рубеже, когда юноша окончательно взрослеет, и взросление это было ему к лицу.

Вот и царь Ямайн пришел к таким же мыслям, увидев его вновь, и принялся нахваливать перед гостем каждое блюдо на столе. Редкие виды мяса, напитков, сладостей и закусок превращались в его устах в еще более редкие, и он не жалел щедрых слов, чтобы украсить ими и без того нарядно выглядящие блюда.

– Ты, мой царь, расскажи мне вот что, – спросил царевич Эшиа, когда поток красноречия царя Ямайна слегка иссяк. – Блюда на твоем столе поставляют торговцы с базара?

– Исключительно они, – склонил голову старый царь. – Но по моему особому заказу. Ты не найдешь на моем столе чего-то, что видел сегодня днем на базаре.

От царевича Эшиа не укрылась его оговорка. Значит, прекрасно было известно царю Ямайну, как провел день его гость. Это не удивило его: именно такой исход он предвидел заранее.

– Видать, талантливые в твоей стране купцы, – спокойно ответил он. – Находят такие редкости! Ты хорошо платишь им?

– За свою еду и одежду я не жалею никаких денег, – с достоинством ответил царь Ямайн. – Ибо процветает лишь та страна, царь которой не знает лишений.

– И ты говоришь, что процветает твоя страна? – тихо спросил царевич Эшиа, и голос его был недобрым.

– А ты имеешь в этом сомнения, юный царевич? Разве не достаточно тебе было прогулки по моему городу, разве ты не видел прекрасный мой базар?

– Видел, да только приехал я к тебе со стороны разоренной деревни. И видел, что ты совсем забросил своих подданных, и никак им не помогаешь.

– Если деревни те существуют лишь в убыток – уместно ли царю думать о них?

– Ты же царь, светлейший Ямайн! – Брови царевича Эшиа сошлись на переносице. – Разве пристало тебе говорить подобные слова о своих подданных?

– А ты, стало быть, дерзкий царевич, считаешь, что тебе позволительно решать за меня, что мне пристало делать, а что нет? – Слова царя Ямайна звучали добродушно, однако нельзя было по нему сказать, что добродушию этому вот-вот не настал бы конец. – С чего ты начал вести такие речи, царевич?

Тут пришло время царевичу Эшиа прикусить губу, ибо законы гостеприимства твердили, что не следует грубить сиятельному царю. Но помнил он Тамиллу, и строптивого Зариба, и разоренную деревню тоже помнил, и не могло его сердце оставить подобную несправедливость без вмешательства. Но как не старался он, все время его разговоры с Ямайном сводились к забытой царем деревне Осмарит. И царь Ямайн с трудом сохранял благодушный вид, ибо видно было, что разговоры эти изрядно ему досаждают. Однако продолжил он угощать царевича Эшиа своими уникальными кушаньями, и расспрашивал изрядно про жизнь в стране Эшиа при нынешнем правителе – царе Аймире.

– Как нынче устроена твоя страна, царевич? – спрашивал он. – Много ли изменилось с тех пор, как сидел на троне твой дед, царь-путешественник?

С удовольствием отвечал ему царевич:

– Не многое изменилось, великий царь. Все так же мою страну с одной стороны омывает море, с другой возносятся неприступные горы. Мой отец, царь Аймир, унаследовал от царя Эшиа мудрость и дальновидность, и прислушивается к советам своих визирей, и правит вдумчиво и осмотрительно. Оттого процветает торговля, и оттого народ нашего царства не знает бедности и войны.

– А что же славная царевна Несаим, чье упрямство не смогли сломить даже годы? Все так же изучает мудрые книги и помогает правителю достойно управлять страной?

– И это так, великий царь. И мудрость царевны Несаим с годами не поубавилась.

– Когда я еще был молод, и едва воссел на этот трон, а случилось это тогда, когда твой дед еще даже не взял себе жену, – царь Ямайн огладил свою белоснежную бороду и пустился в воспоминания, – в те времена многие боролись за право стать мужем царевны Несаим. Много было наглецов и упрямцев, надеющихся сломить ее решимость и укротить ее нрав. А ведь царевна Несаим отличалась всегда не только умом, но и красотой. И так никому и не случилось одержать над ней победу. Отрадно слышать, что она еще жива.

– И мой дед жив, – упрямо сказал царевич Эшиа. – Я уверен, что он достиг своей цели, но не остановлюсь, пока не разыщу его и собственными глазами не увижу подтверждения тому.

– Ну, а если не случится этого, царевич? – Глаза царя Ямайна, посветлевшие от старости, стали колкими и пристальными. – Что от этого будешь делать?

– Коли так случится, решу на месте, – незамедлительно отозвался царевич Эшиа, – и буду действовать так, как велят мне обстоятельства. А до того момента вера моя в то, что царь Эшиа достиг успеха, будет непоколебима.

Царь Ямайн смерил его странным взглядом, о выражении которого сложно было что-то сказать. После рассмеялся громко и отчего-то довольно, и сказал такие слова:

– Вижу я в тебе в самом деле кровь царя-путешественника! Да, именно таким всегда был Эшиа: упрямым, верным себе и полным решимости. Так поднимем чарку за то, чтобы сердце твое не изменяло тебе, юный царевич!

И царевичу Эшиа ничего не оставалось, как поддержать тост и выпить вина, и угоститься сладостями, которые внесли слуги на серебряных подносах, и продолжить пить и есть для того, что прогнать прочь тревогу, навеянную странным их разговором.

К счастью для него, царь Ямайн был стар и оттого быстро устал под вечер, и сказал, что должен покинуть гостя.

– Сердце мое разрывается оттого, что приходится мне оставить тебя сейчас, юный царевич, – покачивая головой, сказал он. – Но годы приобрели надо мной сильную власть, оттого стал я теперь похож более на песочные часы, чем на человека: по утрам я бодр и весел, и многое мне под силу, но под вечер песок времени словно пересыпается мне в ноги, делая их грузными, а меня самого – неповоротливым, и потому вынужден я рано удаляться в свою опочивальню. Но не приходи оттого в уныние, царевич. Ибо в твоем распоряжении весь дворец, и волен ты идти, куда хочешь!

– Благодарю тебя, мой царь, – учтиво кивнул царевич Эшиа. – Я воспользуюсь твоим щедрым разрешением, и погуляю по твоим прекрасным садам, равных которым нет во всех царствах, и после того отойду ко сну следом за тобой, чтобы ранним утром разделить с тобой завтрак.

Для Эшиа было уже ясно, что жизнь в этой стране начинается рано и заканчивается рано – но только в столице, ибо помнил он, что уклад жизни деревенских жителей совсем отличался от того, что наблюдал он во дворце.

Так что дождался он, пока исчезнет со столов вино и сладости, и попрощался с царем Ямайном, и пожелал ему благих сновидений под присмотром блаженного Ар-Лахада, занявшего нынче Серебряный Трон, и следом за ним сам покинул пиршественную залу.

Из большой залы он свернул в сторону галереи резных колонн и с удовольствием прогулялся по коридору, пол которого устилал драгоценный ковер ручной работы, а на стенах повсюду были развешаны прекрасные мозаики. Эшиа залюбовался ими и долго рассматривал подробности сюжетов, изображенных на них. Были то истории из далекого прошлого, и даже один сюжет из жизни Кастара-Путешественника был в них увековечен. С огромной морской змеей сражался Кастар-Путешественник и вышел победителем из этой схватки.

В глубине души царевич Эшиа не отказался бы стать героем подобного подвига. Возможно, это и толкнуло его на путь путешественника, это и заставило его трястись в седле долгие дни и ночи напролет, и мечтать о великой цели. Если с ним в путешествии произойдет что-то чудесное, это изменит его жизнь на все отмеренное ему время. Царевич сначала улыбнулся своим мыслям, а после погрустнел. К его молодым годам уже достаточно узнал он, чтобы понимать, что не всегда чудесные истории приводят к хорошему концу. Ведь случилась же чудесная история в жизни его деда! Чудесная птица, запертая в клетке, которую он так мечтал выпустить на свободу, прекрасный царевич-посол Ардлет, о чьей невообразимой красоте прознали ифриты и похитили, сделав навеки пленником в своей стране. Царевич, чья страна оказалась поглощена песками Белой Пустыни и предана забвению, как и его имя, и сохранились они только лишь в сердце царя Эшиа, который поклялся сердцем и жизнью своею отыскать и освободить Ардлета.

А до этого прожил столько лет в печали, и единственной его отрадой были игры с внуком, с царевичем Эшиа, который так любил слушать волшебную сказку о похищенном царевиче, когда был ребенком… Эшиа сжал кулаки и нахмурил брови, глядя прямо перед собой на мозаичное изображение Кастара-Путешественника. Даже если злые слова царя Ямайна и несут в себе зерно жестокой истины, даже если царь Эшиа в поисках своих потерпел поражение, то он ни за что не отступит от цели, пока не узнает все до конца! Он сможет дознаться до правды, будь она даже сто лет как погребена в песках Белой Пустыни!

– Что-то произошло, что расстроило царевича? – прошелестел мягкий голос Лабара, и слуга незаметно возник рядом с ним, выступив из теней.

Царевич Эшиа не удивился его присутствию.

– Меня одолели мрачные мысли. – Он поднял голову и улыбнулся. – Но, возможно, прогулка по прекрасным садам способна прогнать их прочь? Не составишь ли ты мне компанию, любезный Лабар?

– Моя первейшая обязанность – следовать за царевичем и исполнять его прихоти, – склонил голову Лабар.

Царевич Эшиа двинулся вперед по коридору.

Прогулка и в самом деле позволила ему на время забыть о мрачных думах, занимающих его сердце. Лабар вывел его спиральными коридорами дворца во внутренний двор и показал, как красиво мерцают в темноте ночи почти уснувшие фонтаны, и как цветут белым цветом в тишине высокие деревья. Царевич Эшиа бродил между деревьев и цветов в сопровождении Лабара, и тот тихим голосом разъяснял ему, что это за деревья и цветы, и чем они хороши, и почему именно их выбрал когда-то царь Ямайн для своего чудесного сада. Царевич Эшиа слушал его вполуха, не особенно вдумываясь в слова, поскольку изучал между делом двор. По всему выходило, что был дворец царя Ямайна похож сам по себе на огромную раковину, и закручивался по спирали, как торговые ряды базара, что видел он тем же днем. И что сад и двор для прогулок находился в самом сердце дворца, и не было возможности выбраться отсюда к внешним воротам.

Впрочем, Лабар, разгадав, кажется, мысли царевича, провел его по всему двору, и дал увидеть кованую дверь, что вела из сада за пределы дворца. И хотя прошли они только мимо нее, успел царевич Эшиа увидеть, что была та дверь на замке, и охранял ее мрачный стражник с острой саблей наизготовку. Ни о чем не спросил Лабар, и ничего не сказал ему царевич Эшиа, и продолжили они свою странную прогулку, и только и говорил Лабар что о цветах и деревьях. И, наконец, когда утомился царевич Эшиа слушать о деревьях и цветах, сказал он, что не против отправиться уже в постель. Лабар немедленно показал ему проход на галерею и отвел в его покои. Царевич Эшиа пропустил Лабара вперед и закрыл дверь, и подумал только, что, как бы не тревожил его царь Ямайн и странный его дворец, должен он хорошенько сегодня отдохнуть и набраться сил.

На следующий день царь Ямайн решил их досуг таким образом: объявил царевичу Эшиа, что намерен вместе с ним отправиться в бани. Царевич Эшиа был удивлен таким предложениям, но из вежливости согласился, потому что понимал, что невежливо было бы отказать.

Про бани царства Ямайн он был наслышан с детства – от деда. Царь Эшиа бесконечно удивлялся и восхищался любовью жителей страны Ямайн к публичному мытью. По его словам, это было одним из самых важных актов взаимодействия между людьми Ямайна.

В стране Эшиа же бань никогда не было и не могло быть. Многие века в ней культивировалось одиночество и неприкосновенность во всех вопросах, включая гигиену, поэтому во дворце было бесчисленное множество купален, равно как и в богатых домах. Бедняки же предпочитали банные дни в водах горных рек и соленого моря, и всегда в одиночестве. Поэтому с детства слушал с удивлением истории о стране, в которой есть целые огромные помещения, где мужчины собираются вместе, и моются вместе, и дышат горячим влажным воздухом – как будто это спасало их от множества хворей, что приносил сухой ветер пустыни. Конечно, вино лилось рекой, и красивые наложники приносили сладости – без этого удовольствие не могло считаться полным.

Царь Эшиа рассказывал также, что подобные места есть и для женщин, и что только женщины имеют право входить туда, и что прислуживают им тоже женщины. А еще в его воспоминаниях часто всплывали красивейшие мозаики, устилавшие стены и пол.

Вот мозаики-то и привлекали внимание царевича Эшиа, который совершенно не рад был необходимости снимать одежду в публичном месте, но отказать царю Ямайну не мог. Но он уже успел вдохновиться красотой мозаик во дворце и надеялся, что в банях сможет найти красоту не меньшую.

Между тем от царя Ямайна не укрылось смущение гостя, и тот поспешил заверить его, что в банях не будет никого постороннего, кроме них, и что царевичу Эшиа некого будет стесняться с непривычки. Царевичу ничего не оставалось, как ответить согласием, и про себя вознести мольбу Ар-Лахаду, чтобы не пришлось провести в банях дольше нескольких часов.

Царевич, конечно, предпочел бы светлым днем прогуляться по городу или изучить дворец, но вместо этого проследовал за царем Ямайном в царский паланкин.

Паланкин был огромен. Сшитый из тяжелого белого бархата, он был украшен золотом и держался на золотых перекладинах. Его несли на плечах четыре мускулистых наложника, на которых почти не было одежды, еще двое вышагивали перед палантином и расчищали дорогу от зевак. Казалось, половина города собиралась у дворцовых ворот, чтобы пронаблюдать за каждым выездом царя.

Царь Ямайн был стар и покидал дворец редко, и тяжело ему было ходить своими ногами. Поэтому и сделали для него восхитительный этот паланкин, в котором прекрасно хватало места для двоих. Поэтому царевич Эшиа, чуть помедлив, ступил на золотую ступеньку и шагнул внутрь паланкина, где уже возлежал на мягчайших подушках царь Ямайн.

В нос Эшиа ударил запах благовоний, он опустился на подушки и увидел блюдо со сладостями и вино, уже разлитое по кубкам.

Палантин едва ощутимо тряхнуло, когда наложники подняли его на плечи и плавно понесли, и царевич поежился. Никогда прежде не приходилось ему еще передвигаться на чем-то подобном, тем более, когда использовался труд подневольных людей.

Он слегка приоткрыл занавес палантина и выглянул на улицу. Палантин медленно проносили между резными створками кованых ворот, и на улице уже поджидала толпа, одетая в простые белые ткани. При виде палантина толпа разразилась криками восторга, приветствуя своего царя.

Царевич Эшиа подумал, что их радость от вида Ямайна, собравшегося в баню, было бы более трогательна, если бы не плотный ряд стражи с длинными копьями, выстроившийся перед ними живым ограждением. Время от времени копье опускалось и поднималось вновь, и выкрики из толпы становились более активными и веселыми.

Эшиа закусил губу и вернулся вглубь палантина. Царь Ямайн же как будто не заметил его реакции, поглощенный сладкими пирожными, которые цеплял с блюда серебристой вилочкой.

– И тебе следует угоститься, царевич Эшиа, – сказал царь Ямайн, рукой с вилочкой указывая на роскошное блюдо. – Этим сладостям нет никакого сравнения во всех Царствах. Мои повара используют тайный ингредиент, благодаря чему имеют эти пирожные такой вкус и такую сладость.

Царевич Эшиа подцепил пирожное и отдал должное его вкусу, подтвердив, что ничего подобного ему еще пробовать не доводилось.

– И ты, мой царь, конечно же, не расскажешь мне тайну этих сладостей? – с улыбкой спросил он, вознамерившись сдерживать при царе свой нрав и не говорить ему больше грубостей.

– Безусловно, не скажу, – усмехнулся царь Ямайн и отпил вина из украшенного камнями кубка. – Тогда это перестанет быть такой сокровенной тайной.

– Неудивительно желание сохранить эту тайну, – ответил царевич Эшиа. – Но отчего, мой царь, эти сладости можно попробовать только в твоей стране? Отчего не отсылаешь ты их с караванами в страны, что расположены по эту сторону Белой Пустыни? Отчего в царстве Эшиа ни разу не доводилось мне испробовать их, хотя приходишься ты нам любимым соседом?

Царь Ямайн, сощурившись, посмотрел на царевича поверх кубка.

– Торговлей с другими странами занимаются только те, у кого есть излишек, – вымолвил он.

– Но ведь ты занимаешься торговлей, мой царь! Ямайн – не закрытое царство! Я был на базаре и видел торговцев, и многие из них привозят товар из других стран. Чего стоят драгоценные ткани из Самаканда? Выходит, царь, что у тебя есть желание покупать, но ты не продаешь?

– То, что другие царства производят и считают нужным вывозить из страны, – что за расточительство! – я и могу купить. Раз уж добро все равно идет мне в руки с торговыми караванами, ты же понимаешь… А распылять на ветер сокровища моей страны я себе не позволю.

Сказав так, царь Ямайн огладил бороду широкой ладонью и вновь потянулся за вином, чтобы наполнить кубки. Царевич Эшиа задумчиво наблюдал за ним.

– Выходит, царь, ты любишь лишь скупать чужие блага, а своими делиться не любишь? – наконец, спросил он.

– Да отчего же не люблю, царевич? – удивленно поднялись белоснежные брови царя. – Только пусть сначала гости в мою страну пожалуют. Тут уж каждый оценит мое гостеприимство в той же мере, в которой сейчас наслаждаешься им ты.

По лицу царевича Эшиа в этот момент сложно было бы решить, что он чем-либо наслаждается, но он снова сумел усмирить нрав и лишь спросил:

– А деньги на это где ты берешь, царь?

– Из казны, конечно, – ответил царь Ямайн и подцепил вилкой новое пирожное. – Ведь сказано было уже тебе, царевич: столица и царь ее должны процветать.

Царевич открыл было рот, чтобы задать вопрос о бедных жителях окраины, которым не доводится процветать под рукой царя, но в этот момент палантин едва ощутимо тряхнуло и потянуло вниз. Это наложники опустились на колени, а расторопный слуга подставил золотую скамеечку, чтобы царственные особы могли покинуть палантин. Царь Ямайн вышел первым, и работники бань, собравшиеся у ворот, приветствовали его и кланялись в ноги. Следом за ним ступил на землю царевич Эшиа, и на мгновение тревоги и хлопоты оставили его, поскольку он увидел здание ямайнских бань. И красота этого белоснежного сооружения, больше похожего на храм, чем на купальню, поразила его. На фоне ярко-голубого неба завивался спиралью высокий купол, и полумесяц Ар-Лахада венчал его, как указание на то, что царство Ямайн однажды возникло среди пустыни под чутким взглядом ночного лица божества. Высокие стены украшали мозаичные птицы, взлетавшие с глади озера, а высокие двери были покрыты изысканной резьбой.