Текст книги "Царь Ифритов"

Автор книги: Руднева Моргана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Едва Зариб понял, что сделал царевич Эшиа, он пришел в ужас, стал махать руками и растерянно кривить рот уголками губ вниз. Царевич Эшиа растерялся и обратился к Тамилле, пытаясь понять, что же он сделал не так.

– Отец говорит, что не может принять этот дар, – развела руками Тамилла. – Говорит, что это слишком щедро для таких, как мы.

Царевич Эшиа рассмеялся.

– У тебя такое благородное сердце, Зариб! Но не бойся. Возьми это мясо, и этот мед, и эти сладости в знак того, что я, царевич Эшиа, испытываю к тебе и твоей дочери Тамилле сердечную привязанность и искреннюю благодарность.

– Конечно, мы примем это, щедрый царевич, – твердо ответила Тамилла и забрала у него из рук корзину. – Я уже забыла вкус меда и не помню, когда мой отец в последний раз пробовал горячее сочное мясо. Мы благодарны тебе, и за это я сделаю самый вкусный обед в твоей жизни, потому что, клянусь Ар-Лахадом, я готовлю лучше любой королевской поварихи!

– Это серьезный вызов, храбрая Тамилла! – улыбнулся царевич Эшиа. – На твое счастье, в моем дворце и правда лучшие повара, поэтому я предстану судьей и смогу подтвердить твои слова!

Немой Зариб, слушая их разговор, только махнул рукой и удалился на сундук, обтянутый ковром. Сундук служил ему постелью, по всей видимости, и Зариб забрался туда с ногами, притянул к себе юрру и снова заиграл старый печальный мотив. Царевич Эшиа, чтобы не мешать Тамилле возиться у печи, сел прямо на пол у ног Зариба, чтобы вновь услышать чудесные переборы струн, которые заставляли его сердце сжиматься от неизведанной до этого дня волнующей тоски.

Зариб играл, Эшиа слушал и наблюдал, как ловко справлялась Тамилла со стряпней. Ему показалось, что пролетело несколько мгновений перед тем, как девушка поставила на стол горячие лепешки, и истекающее соком мясо, и сыр, и мед, и сладости, и, громко хлопнув в ладоши, позвала всех к столу. Зариб отложил юрру и ловко спрыгнул с сундука. Эшиа поднялся на ноги и тоже подошел к столу, на котором Тамилла раскладывала еду в грубые глиняные плошки.

Некоторое время они втроем молчали, и ели, и сталкивались руками над столом, потянувшись за еще одним куском мяса или лепешки. Пища была простая и грубая, но Эшиа, после долгих дней в пустыне со скудными припасами, показалось, что не пробовал он раньше настолько вкусной еды.

– Воистину, ты готовишь лучше любого дворцового повара, прекрасная Тамилла! – с чувством сказал он, обмакнув последний кусок лепешки в мед.

Тамилла отвела взгляд и зарделась, и не ответила колкостью на его речь, вопреки своей привычке. Зариб же улыбался довольно и безмолвно благодарил обоих – дочь за вкусную еду, и Эшиа за гостинцы.

– Отец! – вспомнила вдруг Тамилла. – Когда мы с царевичем ходили к колодцу, он проговорился мне, что пустился в дальний путь не просто так. И я попросила его рассказать эту историю тебе. И ты порадуешься, и я послушаю, и, быть может, мы поможем царевичу советом или добрым словом. Много лет никто не рассказывал нам историй…

Тамилла разлила по глиняным чашкам горячий чай, и царь Эшиа начал повествование.

– Имя мое, как вам известно, Эшиа, и имя это самое древнее в моей стране. Когда-то оно принадлежало тому, кто основал государство, и дал ему свое имя, и с тех пор царей часто называют таким именем. Моего деда звали Эшиа, а прозвали его царем-путешественником за то, что половину своей долгой жизни он предпочитал проводить не на диване, обсуждая дела с советниками, а на коне в долгих странствиях. Царь Эшиа побывал во всех странах, был лично знаком с Кастаром-Путешественником, пересекал Белую Пустыню, ходил по морю и бродил в горах.

Немой Зариб жестами обратился к Тамилле. Тамилла повернулась к Эшиа и повторила вопрос отца:

– И теперь ты, царевич, решил пуститься в путь и увидеть то, что видел твой царственный дед?

– Не совсем так. – Покачал головой царевич Эшиа, и в глазах его на мгновение плеснулась грусть. – Дело в том, что я отправился на поиски деда. Много лет назад он… знал одного человека. И человек этот был дорог царю Эшиа, но с ним случилась беда, и никто ничего не ведал о его судьбе. Мой царственный дед потратил несколько лет в бесплодных поисках, но в конце концов вернулся во дворец, взял себе жену, и у него появился сын, а у того сына, моего отца, появился я. И все свое детство я провел, слушая рассказы деда о прекрасном царевиче Ардлете, чья красота затмевала восходящее солнце, и был очарован этими историями. Но мне казалось, что это всего лишь сказка. Казалось – потому что однажды на рассвете мой дед исчез из дворца, взяв с собой лишь припасов и воды на долгое путешествие, да верного коня, способного вынести переход через пустыню. И вот несколько лет спустя я решился последовать за ним, поскольку он пропал, и некому было рассказать нам о его судьбе. Я поклялся найти его во что бы то ни стало. Но я уже давно в пути, а его след успел остыть. Кажется, я брожу, как слепой, и не знаю, куда мне идти.

– Известно ли тебе, царевич, куда мог отправиться твой дед? – тихим голосом спросила Тамилла.

Эшиа кивнул, все еще погруженный в собственные раздумья.

– Он искал путь в Царство Ифритов. Все твердил, что того царевича из его сказок похитили ифриты, что это его вина, и он должен искупить ее, спасти Ардлета из заточения. Только никому неизвестно, где находится Царство Ифритов, да и существует ли оно вообще, или это только старый миф. Я двигаюсь от царства к царству, от дворца ко дворцу, разговариваю с мудрейшими людьми… Но никто еще не смог дать мне подсказки.

Старый Зариб печально покачал головой, и Тамилла вздохнула с той же печалью и проговорила негромко:

– Мне жаль, что и нам нечем помочь тебе, царевич. Разве что накормить и дать выспаться, напоить твоего коня колодезной водой и показать путь от нашей деревни до дворца Ямайна. Я слышала, у царя много слуг. Может быть, кто-то из них и обладает нужной тебе ученостью…

Царевич Эшиа сердечно поблагодарил Тамиллу и ее отца и поклялся Ар-Лахадом, что они сделали для него уже более чем достаточно. Такая роскошь для усталого путника: теплый очаг, горячая еда и вдосталь холодной воды. Однако он заметил, что при упоминании Тамиллой царя Ямайна она помрачнела, и по изувеченному лицу Зариба пробежала тень. Эшиа задумался о том, что это может означать, но не решился спрашивать. Он подумал, что нехорошо будет говорить о царе Ямайне, если его упоминание вызывает горечь. Девушка сказала раньше, что царь Ямайн забыл об этой деревне, оттого все были бедны, и жили в нищете, и потому лучшее, что он сможет сделать, – это встретиться с самим царем и рассказать ему, какие люди живут в его стране. Царевичу было известно, что царь Ямайн водил близкую дружбу с его дедом, царем Эшиа. Сейчас Ямайн должен был быть очень стар, но, как поговаривают, он до сих пор правит своим умом, что не утратил былой ясности и остроты.

Вскоре на деревню опустилась ночь, и царевич Эшиа вновь заснул на старых простынях, и свет луны падал через забранное решеткой окно ему на лицо, тревожа сон. Ресницы его трепетали, и сон его был прерывист и странен. В то время как Ар-Лахад наблюдал за ним через окно, царевич Эшиа обнаружил себя не в удобной деревянной постели, но посреди пустыни в середине ночи в то время суток, когда песок становится серым и холодным, а низкий пронзительный ветер норовит забраться в рукава и заморозить насмерть. Ночи в пустыне бывают не менее опасными, чем дни под палящим солнцем, и царевич поежился, оглядываясь по сторонам, и только тогда понял, что стоит перед высокими воротами, вздымающимися перед ним. Ворота были высоки и прекрасны: витые узоры вздымались намного выше человеческого роста, темное дерево благородно сияло в свете луны, темно-синие и алые камни, которыми была украшена деревянная вязь, тускло мерцали, подобно звездам на небесах. На самом верху ворот были высокие и острые шипы, служащие для того, чтобы птицы не садились на них, и чтобы ни один человек со злым умыслом не посмел перебраться через запертые ворота и остаться в живых. Прямо перед лицом царевича Эшиа оказалось тяжелое кольцо, выполненное не то из меди, не то из бронзы, не то и вовсе из темного, давно не чищенного золота, что сложно было ему понять в окружающей тишине. Он накрыл ладонью кольцо и несколько раз с силой ударил в ворота. Деревянное эхо отозвалось в его руках и в теле легкой дрожью, а после задрожала, казалось, сама земля вокруг, и медленно, словно бы нехотя, с тяжелым протяжным скрипом, похожим на человеческий стон, ворота начали открываться ему навстречу, и царевич увидел перед собой большие синие камни мостовой, уходящей куда-то вверх, и синие стены, и синие фонари, висящие над запертыми дверями.

Сон оборвался так же неожиданно, как и начался. Царевич Эшиа резко сел на кровати, прижимая руку к груди. Сердце его колотилось как сумасшедшее, и не мог он припомнить ни разу, когда такое волнение охватывало его ранее. Сон смутил его не тем, что этих ворот и улиц он никогда не встречал наяву, а тем, насколько знакомыми они ему показались. Как будто ему уже доводилось бывать там, и эти ворота, и этот странный город, и эти сны повергли его в трепет и ужас.

Он тихо, осторожно встал, стараясь не разбудить Тамиллу и Зариба, которые спали в той же комнате, потому что других помещений для сна у них в доме не было, и вышел на улицу. Там он умылся водой из медного таза, заготовленной на утро, после чего долго еще сидел на ступенях и смотрел в круглое, темноглазое лицо Ар-Лахада, сидящего на серебряном троне – полную таинственную луну.

Едва только коснулось утро крыш маленькой деревни, как уже вывел за ворота дома своего верного коня Агата царевич Эшиа. Тамилла и немой Зариб вышли его проводить, и благодарили за то, что он оказал им честь, и воспользовался их гостеприимством, а царевич Эшиа горячо благодарил их в ответ. Напоследок он с чистосердечной искренностью пообещал, что по пути назад обязательно навестит их снова.

– Из столицы царства Ямайн нет иного пути, кроме как через вашу деревню, – улыбнулся он, уже взобравшись верхом на коня. – Так что будьте уверены, я вернусь, и принесу вам еще немало неприятностей.

Зариб заулыбался, услышав эти слова, а Тамилла звонко рассмеялась и тряхнула блестящими неубранными волосами, отчего они рассыпались по ее плечам:

– Не надейся даже, царевич, что смог причинить нам хоть сколько-нибудь хлопот! Для этого тебе следовало бы остаться погостить на долгое время!

– Значит, мне придется исправить это и в самом деле загоститься, – Эшиа крепко сжал поводья в руках. – Ждите моего возвращение, ибо надолго я не намерен задержаться у царя, пусть он и старый друг моего деда.

Царевич Эшиа уже решил про себя, что царь Ямайн не вызывает в нем любви и симпатии. Но так же он понял, что хочет отплатить добром беднякам, у которых были такие благородные сердца. И он во что бы то ни стало намеревался добиться от царя Ямайна перемен в отношении к его народу. Но об этом он пока умолчал, ибо не любил давать обещаний, которые сложно было выполнить, как и не любил ни о чем заранее говорить, если спланировал. Все скрывал у сердца царевич Эшиа, предпочитая дело пусть и самым красивым словам. Так что попрощался он с Тамиллой и Зарибом, пришпорил Агата и направил его прочь из деревни, в сторону царского дворца.

Путь царевича до высоких стен дворца царя Ямайна был легок и не отнял много времени. Он отправился в путь на рассвете, а на закате уже стучал в тяжелые медные кольца на дубовых дверях и велел стражникам нести царю Ямайну радостную весть: высокий гость царских кровей прибыл к его порогу, и не простой, а внук его давнего и близкого друга. Долго ходил стражник, и долго пришлось стоять перед воротами уставшему царевичу, но вот, наконец, железные двери заскрипели, открываясь, и двое слуг с закрытыми лицами забрали Агата и повели на конюшню, где напоили и накормили его вдосталь, а самого царевича повел во дворец человек в богатых одеждах придворного. О себе он сказал только, что зовут его Гаюс, и на том замолчал, и не стремился вступить в разговор. Царевич Эшиа спрятал улыбку под головным платком: в его стране Гаюс была частая кличка для охотничьих царских гончих, и придворный чем-то напомнил ему такую гончую, не то длинными конечностями, не то высоко поднятым носом. Придворный Гаюс провел его по белым улицам, мощенным большими камнями, и привел в высокий стрельчатый вход во дворец. Здесь, во дворце царя Ямайна, царствовал белый цвет. В белый были выкрашены стены и крыши, и ковры были белые и голубые, и мозаики на стенах в голубых оттенках, переплетаясь с белым узором. Все, на что только падал взгляд царевича Эшиа, кричало о том, что царь Ямайн очень богат. Но вот что удивляло его: страна Ямайн не была похожа на богатую. По крайней мере, со стороны притока Кортияр царевичу довелось видеть только упадок и нищету: убогие деревеньки и пострадавшие от засухи деревья. Оттого резала ему глаза роскошь, бросавшаяся в глаза внутри дворцовых стен. И сам царь Ямайн ему оттого не понравился. Хотя внешне он, наверное, вызвал бы симпатию, если бы царевич Эшиа не составил бы о нем впечатление заранее.

Царь Ямайн был очень стар, но состарился красиво, иссохнув как деревянная резная скульптура, истончившись, но не утратив ни благородной осанки, ни ясного взгляда. Лицо его было исчерчено морщинами, а волосы, заплетенные в длинную косу, белыми, как ночное лицо Ар-Лахада. На голове у него изумрудный тюрбан с кистями, а тонкое тело закутано в одежду из бархата и шелка того же изумрудного цвета, и перехвачено янтарного цвета кушаком, а оторочка из драгоценного черного меха. Такой мех, царевич Эшиа хорошо знал это, стоил баснословные суммы и был одним из ходовых товаров горных контрабандистов. Ибо был это мех черной лисы, которая считалась очень редким зверем, оттого охоту на нее не одобряли во всех странах, поэтому и торговля была запрещена. Значит, царь Ямайн закрывал глаза на подобные запреты, ради своего удовольствия позволяя спускать охоту с рук, и это заставило Эшиа еще сильнее проникнуться к нему нелюбовью. Но он заставил себя не щурить глаза с тихой злобой, улыбнуться приветливо и поклониться, обратившись к царю Ямайну с доброй речью:

– Приветствую тебя, царь Ямайн! – сказал он. – Мое имя – царевич Эшиа, я сын Аймира, внук Эшиа, великого царя-путешественника, который был твоим другом. Прошу тебя, во имя этой старой дружбы, не откажи мне в гостеприимстве и угости вином да хлебом, ибо я устал с дороги во время долгого своего пути!

Царь Ямайн сердечно поприветствовал царевича Эшиа и приказал слугам нести самые сладкие лакомства и самое дорогое вино, которое только нашлось бы в его подвалах.

Во многих дворцах доводилось гостить царевичу Эшиа, со многими людьми общаться, в том числе и с теми, кто хорошо знал его царственного деда, но никто из них не произвел на него столь отталкивающего и дурного впечатления, как царь Ямайн. Во всех своих действиях, едва лишь услышав о том, кто перед ним, царь Ямайн принялся стараться угодить царевичу Эшиа. Не то чтобы Эшиа был чужд тщеславию и не любил, когда ему пытались понравиться, вовсе нет, он ценил такое внимание и хорошо понимал, кто он и чего стоит. Однако царь Ямайн делал все так, что, оказывая почтение вроде как гостю, навязчиво переводил все внимание на себя, пытаясь подчеркнуть свое богатство и влияние.

– Эта рыба водится только в одной далекой горной реке, и много сил требуется, чтобы довезти ее в бочках с водой и оставить живой, потому что только свежеубитая и поданная на стол, она сохраняет уникальный вкус, – говорил царь Ямайн и обводил рукой стол, на котором стояли блюда с этой рыбой, которую не больше двух человек могли бы съесть за один присест.

Царевич Эшиа увидел, какими голодным глазами оглядывают стол слуги-разносчики в белых одеждах и подумал сначала, что они в нетерпении перед минутой, когда обед подойдет к концу, и смогут доесть то, что останется нетронутым на расписных тарелках. Позже он узнал, что царь Ямайн никому не позволяет доедать со своего стола и приказывает выбрасывать оставшуюся еду в выгребную яму, и слугам не достается ни кусочка, а если кто будет пойман за преступление, того выпорят плетьми и бросят на весь день под палящим солнцем. Но в ту минуту Эшиа еще всего этого не знал, и только заметил, что под широкими одеждами слуги очень худые, и лица у них изможденные. И от этого зрелища ему кусок в горло не лез, ибо не привык он к такому отношению к слугам. Ко всему прочему, понял он, что это была за рыба, и из какой горной реки вылавливали ее для царя Ямайна. То тоже была запрещенная охота: рыба ап-турифа, как назвали ее, белоперая речная королева, она правда встречалась редко, и требовались усилия, чтобы выловить ее честным путем, только вот контрабандисты ставили сети и губили рыбу в моменты, когда шла она на нерест. Оттого сокращалось ее поголовье, и рыба становилась реже и дороже, а ее все так же продолжали ловить. Но царевич Эшиа заставил себя съесть несколько кусочков и отдать должное ее нежному вкусу, потому что он был голоден, рыба уже мертва, а вызвать раздражение царя Ямайна раньше времени было ему совсем не на руку.

Царь Ямайн между тем продолжал рассыпаться в похвалах самому себе, богатству своего стола и своим охотникам. К великой радости и облегчению царевича Эшиа, кроме рыбы ап-турифа не было больше на столе еды, добытой в обход законов, и к сладостям и фруктам он прикасался без опасения. Но и тут царь Ямайн не преминул рассказать, что только в стране Ямайн растет такой виноград, и такие персики, и делают такие сладости.

– Попробуй персик, внук моего друга, – со сладкой улыбкой уговаривал царь Ямайн, и Эшиа уже не знал, какие пути отступления следует искать. – Сочный персик, удивительный персик, посмотри, как налит солнцем его золотистый бок. Только на моих персиковых деревьях могут вырасти такие плоды. Только в моей стране столько солнца забирают себе свежие персики!

Царевич Эшиа, подчиняясь законам гостеприимства и собственным нуждам, надкусил один персик и вынужден был признать, что был он в самом деле сладок и сочен, но кусок едва не встал ему поперек горла от того, как смотрел на него царь Ямайн. Царь явно ожидал немедленно подтверждения совершенства вкуса персиковых плодов, и царевич Эшиа был рад хотя бы тому, что ему не придется кривить душой для похвал. Он доел персик и тщательно вытер пальцы, и только потом сказал с улыбкой:

– Персики твои и в самом деле потрясают мое воображение, царь Ямайн. Много мне довелось путешествовать и много фруктов отведать, но плоды твоих садов затмевают все.

Царь Ямайн остался доволен его речами и приказал немедленно подать чай. Царевич Эшиа вздрогнул, ожидая, что и чай у царя Ямайна неизбежно самый лучший и крепкий, но, на его счастье, чай оказался вполне обыкновенным, и обед завершился для Эшиа самым лучшим образом.

И только когда слуги убрали тарелки и оставили царя с гостем со сладостями на расписных блюдах и свежим чаем, царевич Эшиа решил, что пора начинать разговор о серьезных своих делах.

– Как известно тебе, царь мой Ямайн, страна Эшиа отделена от твоей страны безжалостной Белой пустыней. Много дней потратил я, чтобы ее преодолеть, много лишений претерпел, чтобы добраться до тебя, и вот я здесь.

Царь Ямайн улыбнулся в ответ:

– Что же подвинуло тебя, юный царевич, на столь опасный путь? Немногие осмеливаются пересечь Белую пустыню без слуг и сопровождения. И еще меньшее количество смельчаков выходят оттуда живыми…

– У меня, мой царь, есть дело, которое только я могу решить, – прохладно улыбнулся в ответ царевич Эшиа. – Все дело в моем царственном деде, царе-путешественнике, чье имя мне выпала честь носить под взглядом Ар-Лахада. С самых моих ранних лет дед, царь Эшиа, воспитывал меня так, как считал правильным. Именно я унаследовал его страсть к путешествию. Мой отец, царь Аймир, вырос правильным царем, и подданные любят его, и правит он мудро и вдумчиво. Но царь Эшиа часто, бывало, печалился о том, что сын совсем не похож на него. И много занимался со мной, многому меня научил. И вот теперь пришла моя очередь странствовать, тем более что я еще не царь, и долгое время царем не стану, а потому не лежит сейчас на моих плечах ответственность перед целой страной.

– Речи твои мудры и рассудительны, – заметил царь Ямайн. – Мне приятно слышать их. Признаюсь честно, порой я находил твоего деда чересчур легкомысленным. Ведь он бросал царство на своих советников и надолго покидал страну!

– Он остепенился со временем, – сказал царевич Эшиа.

Царь Ямайн кивнул.

– Да, я помню это. Однажды он приехал ко мне, усталый и изможденный, и все спрашивал, как ему добраться до царства Ифритов. Увы, мне нечем было ему помочь, так как царство Ифритов – это выдумка для запугивания непослушных детей. После этого, я слышал, он вернулся в свою страну и правил мирно и мудро до тех пор, пока не уступил трон своему сыну. Как он теперь поживает?

– Все дело в том, что я не знаю, – ответил с жесткой улыбкой царевич Эшиа. – Я отправился в путь, чтобы разыскать его. На закате своих лет царь Эшиа снова отправился в путь, чтобы найти царство Ифритов. И теперь я иду по его следу в надежде, что смогу найти его живым и невредимым.

Царь Ямайн всплеснул руками.

– Неужели? Так я и знал, что его нрав так просто не упрятать в клетку! И успешны ли твои поиски?

– Пока нет, мой царь. Я надеялся, что он мог по старой дружбе навестить тебя.

– Если бы это только произошло, каким счастливым я бы тогда был! Но не было его здесь! И не навещал он меня!

Царевич Эшиа горько вздохнул. Его надежды снова рассыпались в прах. Как будто царь Эшиа растворился призраком среди пустыни! Никого из своих прежних друзей он не навестил, нигде не был, и никто не видел его.

– Как жаль мне слышать это, мой царь, – горько сказал он. – По правде сказать, ты оставался моей последней надеждой. Я верил, что хоть в царство Ямайн мой дед обязательно заехал бы по пути, ибо знал он, что всегда тут желанный гость…

Царь Ямайн перегнулся через стол и накрыл своей широкой морщинистой ладонью руку царевича Эшиа. Тот дернулся было убрать руку, но вовремя вспомнил о приличиях и стерпел. Царь Ямайн приблизил лицо к его лицу и проговорил с елейной доверительностью:

– Мой милый царевич… Мое сердце готово разбиться вдребезги от тех слов, что я должен произнести перед тобой, но долг велит мне сделать это. Послушай меня и постарайся понять всю жестокую правду. Когда твой дед, царь Эшиа, стал моим другом и союзником, он был уже немолод. Уже никто не назвал бы его юношей в тот момент. Я же, по воле судьбы и священного Ар-Лахада, взошел на престол в очень юном возрасте. Я был даже младше тебя, царевич, ты только вообрази себе! Но не обо мне речь, а об Эшиа, который, как я понимаю, покинул дворец, уже взрастив сына и внука. А женился он поздно, много позже, чем принято вступать в брак царю. И если юность его, и сила, и навыки, и умения, позволяли ему выжить в Белой Пустыне, то, что может противопоставить ей старик? Прими это, царевич: твой дед не пережил дороги…

Царевич Эшиа не выдержал и выдернул руку из цепкой хватки царя Ямайна.

– Ты лжешь, мой царь, – одеревенев, прошептал он. – Эшиа жив. Мой дед жив. Я клянусь Ар-Лахадом, я знаю это, и я докажу это. Я найду его и приведу его домой.

– Наивная юность, – усмехнулся царь Ямайн и хлопнул в ладони. – Слуги! Несите больше сладкого вина и сладостей: царевичу Эшиа надо подсластить горечь его жизни!

Царевичу Эшиа пришлось выдержать еще несколько часов беседы с царем Ямайном и слушать его похвальбы и хвастовство, ибо, казалось, ни к чему другому царь Ямайн не был расположен. И только когда подошли к концу и сладости, и фрукты, и вино, царевич Эшиа сказал, что желает прогуляться, пока солнце еще высоко, и осмотреть красоты страны Ямайн. Ему было интересно, как выглядит царская столица, как живут в ней простые люди. Он помнил про желание свое обсудить с царем позабытые им деревни, но сначала он хотел дать себе полное представление об этой стране.

Царь Ямайн отпустил царевича Эшиа, но сначала многословно пригласил поужинать с ним, и тот согласился. После чего отправился в отведенные ему покои, и молчаливые слуги сопровождали его, показывая дорогу среди белых коридоров.

Слишком много белого цвета окружало царевича Эшиа со всех сторон так, что у него заболели глаза. Белыми были и стены в его покоях, но покрывала и ковры пестрели синими и зелеными узорами. Слуги нагрели для Эшиа воду в купальне и принесли чистую одежду из синего шелка, и царевич с большим удовольствием воспользовался тем и другим. После многих дней, проведенных в пустыне, волосы его стали еще более жесткими и завивались теперь в тугие кудри, едва опускавшиеся ниже плеч. Царевич помнил еще, как длинные, вьющиеся свободной волной волосы, опускались ему на спину. Его отец, царь Аймир, говорил ему, что царям стоит брить лицо и носить длинные волосы. Эшиа брил лицо, хоть и успел зарасти щетиной, от которой счастлив был избавиться теперь, но считал, что длинные волосы это пережиток прошлого, и что в путешествии и сражении они могут стать лишь помехой, поэтому без сожаления обрезал их. Однако теперь, глядя на свое отражение в высоком зеркале, он начал сомневаться в правильности поступка: волосы падали на шею и лицо, не убирались в узел, выбивались из-под любого платка и лезли в глаза. Эшиа старательно высушил их и убрал под головной платок, надел чистую одежду и покинул отведенные ему покои.

В длинном коридоре уже поджидал слуга, безукоризненно вежливый и тихий, но явно намеревающийся сопровождать царевича следом, куда бы он ни направился.

– Как тебя зовут? – обратился к нему царевич Эшиа, недовольный таким поворотом событий.

– Лабар, – прошептал слуга, не поднимая глаз. – Если мое простое имя будет угодно господину.

– Что ты здесь делаешь?

– Царь Ямайн, да будет его лик всегда ясно прозреваться с небес священным Ар-Лахадом ночью и днем, велел мне сопровождать вас повсюду, дабы сделать ваше пребывание у него в гостях легким и безопасным, – прошелестел Лабар, почувствовав недовольство в голосе царевича.

Эшиа нахмурился.

– Я не нуждаюсь в сопровождении, можешь так и передать своему царю. Или он считает меня беспомощным ребенком? Напомни ему, что я пересек Белую пустыню в полном одиночестве, чтобы оказаться здесь. И не смей за мной ходить.

Лабар съежился и бросил быстрый взгляд на царевича. Хоть жест этот, полный страха, был очень быстрым, от Эшиа не укрылся затравленный черный взгляд.

– Я сделаю, как ты велишь, царевич, – ответил слуга. – Но царь Ямайн будет очень недоволен.

Что-то в его голосе заставило царевича Эшиа смягчить сердце.

– Царь Ямайн наказывает вас, если вы не исполняете его приказы? Даже если эти приказы неугодны, к примеру, его гостям?

Лабар обернулся по сторонам, прежде чем нерешительно кивнуть. Эшиа поднял его лицо за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо.

– Расскажи мне, Лабар. Я знаю такой страх: его сложно вызвать на ровном месте.

– Я не могу, царевич, я…

– Пойдем на сделку? – Царевич Эшиа приблизил свое лицо к его лицу и понизил голос до едва уловимого шепота. – Я позволю тебе стать моей тенью и следить за мной столько, сколько ты посчитаешь нужным, и доложить царю Ямайну то, что ты сочтешь нужным. Но ты расскажешь мне о царе. Ответишь честно на мои вопросы. Ты согласен?

Лабар затравленно кивнул. Эшиа отпустил его и улыбнулся.

– В таком случае я хотел бы посмотреть на дворец и дворцовую площадь в первую очередь. А раз уж ты пойдешь со мной, то будешь мне рассказывать, как все устроено, и как здесь живут люди.

Он повернулся на каблуках высоких своих сапог и первый пошел вниз по белоснежным анфиладам дворца. Лабар поспешил за ним следом.

– Ну, Лабар, раз уж ты навязался мне в спутники, покажи мне, где здесь главная площадь? – улыбнулся царевич Эшиа. – Далеко ли?

– Совсем близко, добрый царевич, – прошептал Лабар и показал рукой в сторону слепящего солнца и белых крыш. – Так вышло, что дворец царя Ямайна стоит не в центре столицы, как принято было раньше строить, а в стороне от реки Кортияр и от центра города, где есть храм священного Ар-Лахада, самый красивый храм в мире, чудо света! И там живут торговцы и простой люд, и там же есть большой базар, если царевичу интересны такие подробности.

– Очень интересны, – рассмеялся Эшиа. – Во имя Ар-Лахада, Лабар, перестань смотреть на меня как на хрупкий цветок, никогда в жизни не покидавший стен дворца. Мой отец славился тем, что переодевался в простую одежду и бродил среди простого люда, разговаривал с ними, узнавал, чем живет народ. Вот и меня он научил делать так же. Хочешь узнать царя – посмотри, как живет его страна. Хочешь узнать страну – поговори с теми, кто живет не в богатых дворцах, а в бедных лачугах. Веди меня на базар, Лабар! Такой хороший день, жаль будет упустить его.

– Я проведу тебя на базар, царевич, – поклонился Лабар, – но не сочти за грубость, если я решусь возразить тебе сейчас. Никто на базаре не примет тебя за простого человека! Посмотри, как дорого ты одет, и посмотри на меня, простого слугу.

Эшиа поглядел на Лабара и рассмеялся.

– Но почему же? Ты одет в белое, и я одет в белое. Из цветных шелков на мне только накидка и шарф. Вот что мы сделаем: ты надень мой шарф, и мою накидку, и те драгоценности, которыми я себя украсил. А я возьму твой белый полотняный платок и прикрою им лицо.

– Я не могу, царевич!..

– А вот я еще интереснее придумал! – совсем развеселился Эшиа. – Ты будешь в этот день – царевич. А я слуга, сопровождающий гостя. Так ведь будет намного веселее и интереснее.

– Если царь Ямайн узнает…

Эшиа прижал палец к его губам.

– Не узнает, мой милый Лабар.

Лабар так удивился его словам и действиям, что забылся и, отбросив всякие приличия, посмотрел Эшиа в лицо. Глаза у него были небесно-синие и такие большие, что Эшиа на миг засмотрелся в них.

– Решено? Идем, – сказал он и стащил с головы платок.

Синий головной шарф удивительно сочетался с глазами Лабара, и Эшиа залюбовался юношей. Может быть, день не будет настолько испорчен навязанным сопровождением. По крайней мере, Лабар был красив, знал голод и был достаточно дерзок, чтобы царю Эшиа понравилось и дальше провоцировать его.

Так они и вышли из дворца: Лабар, расправивший плечи под чужими одеждами, гордый, как служанка на маскараде, и усмехающийся царевич Эшиа в белых одеждах, семенящий за ним как подобает слуге. Лабар поспешил скорее вывести царевича с царского двора, подальше от посторонних глаз, и узкими переулками вывел к большой площади, бурлящей людьми, как бескрайнее море.